Текст книги "Обещанная демону (СИ)"

Автор книги: Константин Фрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Там, – срывающимся от волнения голосом произнес Эрвин, – начертано то, что пожелала написать сама судьба. Так решила магия. Ты моя, Элиза. Ты рождения для меня, ты мне предназначена. И этого не изменит ничто и никто.

Эрвин осторожно обнял девушку за плечи и заставил ее обернуться к нему. Глаза их встретились, и в ее взгляде он увидел величайшее изумление и страх.

В ночном скудном свете в старом, покосившемся доме старой ведьмы, Элиза рассматривала склонившееся над ней лицо Эрвина. Огонь, танцующий в очаге, освещал его, и  отсветах пламени  Эрвин казался Элизе то невероятно юным и невинным, то пугающе-темным, порочным и страшным, как маска древнейшего зла. И на этом лице стылым льдом светились глаза опасного и безжалостного человека, для которого человеческая жизнь не стоила так уж много.

Об этом же говорил и тот факт, что рядом не было ведьмы, а остроухий пес, сидящий подле Эрвина, облизывался, весь перепачканный кровью.

И тем трогательнее была ласка от него; Эрвин чуть склонился над Элизой и носом коснулся ее носа, так странно беззащитно, словно выпрашивая внимания и нежности у перепуганной девушки.

– А где же Ветта?! – в ужасе произнесла Элиза.

– Ветта? – удивился Эрвин. – С тобой была лишь старуха. Но если хочешь, я пошлю Ночных Охотников разыскать ее. Эта мерзавка тоже заслужила наказания.

– Нет! – в ужасе вскричала Элиза, бросившись ему на шею и прижавшись крепко. – Не надо! Я не перенесу, если стану причиной ее гибели! Не надо!

– Некоторых людей, – резонно заметил Эрвин, чуть поглаживая плечи девушки, – нужно уничтожать сразу. Ты просто не знаешь, какая она. Не видишь, на какую подлость способна. Но хорошо; если ты не позволяешь мне ее трогать, я прослежу за тем, чтобы она не приближалась к тебе.

Прозвучало это очень зловеще.

«Как могла я не заметить этого, – почти в панике подумала Элиза, – как могла не понять, что Эрвин не просто человек?! Он величайший маг, если так просто может следить за мной и видеть, что я попала в беду…»

– Кто ты? – выдохнула Элиза, обнимая Эрвина, прижимаясь к нему, словно боясь, что его ответ оттолкнет ее.

– Не все ли тебе равно?– мягко произнес он. – Или ты хочешь попробовать сказать «нет» магии?

– Нет! – с силой выдохнула Элиза, увидев его глаза близко-близко, ощутив себя в его руках и поняв, что Эрвин идет куда-то, подхватив ее на руки, идет в кромешной темноте, в чернильной пустоте, тайной магической тропой.

– Отчего нет? Сейчас или потом, мы все равно будем вместе и будем принадлежать друг другу. Это зависит не от нас.

Только верные Ночные Охотники сопровождают его, охраняя его путь в ночи, ведут его, отпугивая зло лаем, до тех пор, пока впереди не забрезжил огонек, второй. Свечи и разожженный  камин разгоняли мрак, огромная кровать в спальне Эрвина белела свежим бельем, и Элиза испуганно и стыдливо спрятала лицо на груди мужчины, мгновенно поняв, зачем он перенес ее сюда, в свой дом, в свою спальню.

– Эрвин, – выдохнула Элиза, – отец придет в ярость, если узнает…

– Отец твой сильнее судьбы? – отозвался Эрвин насмешливо, укладывая девушку в постель и неспешно распуская уцелевшую шнуровку на ее платье. – Не думаю.

Его руки нетерпеливо терзают платье, и Элиза извивается, словно он спускает с нее заживо кожу. Быть без платья, абсолютно обнаженной, перед мужчиной – это невероятно  стыдно, а Эрвин, кажется, твердо решил оставить ее совершенно беззащитной. Он стаскивает даже чулки с ее ног, по очереди сжимая ладонями ее бедра, и рывком раздирает белье. Трусики на миг до боли впиваются в кожу Элизы, но тут же тонкая ткань лопается и соскальзывает с ее тела. А широкие ладони Эрвина любовно разглаживают обнаженные стройные бедра Элизы, мягкие ягодицы.

Элиза стыдливо застонала, лишившись всего своего одеяния, даже тонкой нижней рубашки, которую Эрвин растерзал как варвар, разорвал на спине Элизы. Лежа ничком, стыдливо стиснув ноги, оставшись голенькой и беззащитной в руках мужчины, она обмирала, ощущая его осторожные поцелуи на своей спине и его горячие ладони, которыми он повторял каждый изгиб ее тела, словно стараясь запомнить руками ее формы.

Эрвин припал губами к ее спине и исцеловал, обласкал мягким языком ее метку, трепетно поклоняясь и магии и своей предназначенной. Он лишь на миг отстранился – и снова вернулся к Элизе, обняв ее, обдав ее жаром своего обнаженного тела, прижался крепко, позволяя девушке ощутить его силу, его тяжесть, его нетерпеливое желание. Элиза беспомощно вскрикнула и застонала – долго, удовлетворённо, развратно и жадно, когда ладонь Эрвина, цапнув ее мягкую ягодицу, скользнула меж ног девушки и заставила подняться, встать на колени, придерживая Элизу за животик, за самый его низ.

– Эрвин! – выкрикнула Элиза, утопая в стыде, чувствуя, как ладонь мужчины поглаживает ее между ног, в тот самом месте, которое пылает желанием. Руки Элизы запутались в простынях, которые девушка комкала, сжимала, обмирая от стыда и чувственной ласки, и ей показалось, что они связаны у нее над головой, и ее беззащитное обнаженное трепещущее тело отдано беспощадному палачу, который может делать с ним все, что ему вздумается.

И поглаживание – неспешное, слишком неспешное, вкрадчивое и чувствительное, – это пытка, самая жестокая из всех, что только можно себе вообразить. Элиза зарыдала, извиваясь. Она готова была уже молить, чтобы ласкающая рука двигалась быстрее, чтобы чуткие пальцы поглаживали горящую от откровенного желания точку, до дрожи, до разливающейся по телу сладкой судороги.

– Моя…

Это слово он произнес ей на ушко,  выдохнул, наполнил им ее сознание, растворил в ее крови, перемешал с  поцелуями и горячими ласками. Оно впечаталось в ее разум, вошло в нее вместе с болью, внезапно обжегшей ее меж ног, и Элиза вскрикнула, ощутив в себе мужчину, его жесткий член, толкнувшийся в ее узкое лоно, и кровь у себя меж ног.

Эта первая невинная кровь была ее жертва ему, то, что придало сил и подпитало магию, то, что проросло могуществом. Осторожно толкаясь в распростертое под ним тело, вжимаясь в раскрытые перед ним бедра, Эрвин со стоном целовал всхлипывающую девушку, ее дрожащую спинку, ее горячее ушко и пылающую щеку, стирая слезы и успокаивая после первого пережитого неприятного чувства.

– Моя невинная девочка… моя чистая девочка…

Его ласки, его глубокие, сильные проникновения разбудили в ней страсть и бессовестное желание. Элиза зарычала, разводя колени, позволяя ему проникать в ее тело глубже, сильнее, не осторожничая. Толчки эти стирали затихающую боль и наполняли девушку новым желанием – желанием отдаваться. Желанием принадлежать мужчине всецело, желание покориться ему и довериться. Желание изведать все грани удовольствия…

– Эрвин… Эрвин…

Он прижал к себе ее дрожащее тело, поднял девушку. Ее голова была бессильно откинута ему на плечо, он целовал ее горячие губы и пил ее нежные стоны, толкаясь в ее узкое лоно еще и еще. Его руки ласкали ее грудь, теребя острые соски и сжимая нежную округлую мягкость, поглаживали ее живот и коварно спускались туда, меж широко разведенных ног, касаясь влажных лепестков. Его пальцы начинали ласкать Элизу там, на самых чувствительных внутренних поверхностях бедер, массировать упругий клитор, и Элиза вздрагивала, будто пыталась вырваться из его объятий. Ее мелко дрожащие бедра начинали двигаться, быстро, сильно, бесстыдно, девушка насаживалась на член мужчины, заходясь в беспомощных стонах, и его поцелуи заглушали ее изнемогающий голос.

– Эрвин!..

Элиза чувствовала, что тело ее воспламеняется. Наслаждение – болезненное, горячее, слишком сильное, – разрасталось в ней, и, взорвавшись ослепительной вспышкой, заставило кричать ее голосом, полным откровенного животного удовлетворения и биться в сильных руках мужчины.

– Эрвин!..

Два тела, сплетенных в жарких объятьях, медленно и томно двигались, переживая самые последние, самые сладкие моменты любовной игры.

Эрвин вылизал каждый стон, каждый вскрик с ее горячих губ, уловил даже малейшую дрожь и почувствовал каждую сладкую судорогу, овладевшую ее телом. Ее оглушительное наслаждение было для него слаще, чем свое собственное, и он прижимал девушку к себе, лаская ее и вслушиваясь в последние, самые нежные, стоны.

****

Ветта спаслась самым неожиданным для нее способом. Она слышала, как с громом в дом ведьмы явился страшный незнакомец в летящих, развевающихся одеждах, в черном долгом плаще. В сверкании молний она видела и псов, окружающих дом и ждущих приказа от хозяина.  В ужасе подвывая, она отползала от страшного дома подальше, за дубы, понимая, что не успеет удрать, если страшный незнакомец велит своим жутким собакам ее схватить.

Но попробовать было нужно; просто так сдаваться Ветта не собиралась! Поскальзываясь на мокрых листьях, по которым бил холодный ливень, она, не разбирая дороги, ринулась прочь, все больше погружаясь во мрак, опустившийся на Старую Дубовую улицу. Каблучки ее туфель выбивали звонкую дробь о старую мостовую, подол ее длинного мокрого платья заметал мусор.

От страшной грызни за спиной Ветта закричала, тонко и обреченно. Ей казалось, что сама смерть дышит ей вслед. Она готова была уже раскаяться во всем, что натворила, попросить защиты у Ангелов и уйти в монастырь, как вдруг чьи-то сильные руки ухватили ее и весьма бесцеремонно закинули на плечо. Ветта взвыла, но тут же сообразила, что схватил ее человек, мужчина – это она определила по сюртучку из хорошего, добротного сукна и по брюкам самого наимоднейшего кроя. Естественно, что свисая вниз головой с плеча неизвестного, Ветта не могла увидеть его лицо и сказать слов благодарности – тоже.

Нет, слова-то она сказать могла. Но вряд ли та часть тела внезапного спасителя, которая была близка к лицу Ветты, могла их услышать и оценить. Эта самая часть тела дрыгалась что есть сил, ноги в модных светлых брюках мелькали так быстро, что в глазах пестрело, и Ветта с изумлением увидела, как удаляется прочь темная улица, редеют дубы, и свет вечернего солнца окрашивает все вокруг, близлежащие дома и опушку леса.

Спаситель, однако, не спешил сворачивать в город. Перебежав через мост, он спустился по насыпи к ручью и у самой воды скинул Ветту в чахлую сухую траву.

– Ай! – взвизгнула Ветта, встретившись задом с камнем.

– Цыц! – прохрипел, задыхаясь от быстрого бега, спаситель, стащив с головы модный черный котелок  и отирая платком взмокшую от быстрого бега шею и раскрасневшийся лоб. В изумлении Ветта замолкла, сообразив, что перед нею не кто иной, как ее несостоявшийся свёкр, отец Артура, и выглядит он престранно.

Одна нога его была обута в высокий узкий золотой сапог, а вторая – в обычный ботинок. Сам он почему-то облачен в костюм, который больше походил на охотничий. И вместо обычной трости в его руках отчего-то был маленький клинок.

– Добро пожаловать в Гильдию Ротозеев! – весьма неласково произнес почтенный джентльмен.

– Гильдия Ротозеев? – сморщилась Ветта весьма непочтительно. – Что это?

– Самая могущественная магическая организация в этом мире! – важно ответил почтенный джентльмен, переведя дух.

– А если я не захочу?! – так же капризно произнесла Ветта.

– Тогда я просто убью тебя и скажу, что это сделали демоны, – окрысился почтенный джентльмен, усевшись на камешек и стаскивая с ноги странный золотой сапог. – Ну, давай, помоги мне! А пока будешь снимать сапог, поблагодари за то, что я спас тебя от Ночных Охотников и Тринадцатого. Черт, до чего ж везучий… Просто невероятно! Как он умудрился пролезть в наш мир снова?!

Глава 11. Гильдия Ротозеев

– Какая-то сомнительная Гильдия, – заметила Ветта, пыхтя, стаскивая сапог с ноги пожилого джентльмена. – Ротозеи… сомнительная честь называться ротозеем.

– А как надо называться? – буравя ее недобрым взглядом, поинтересовался Ротозей. – Рождённые королями мира? Принцами Вселенной? Как? Что важнее – красивое название или спрятанная под ним суть?

– И какая же суть у Ротозеев? – кое-как справившись с сапогом и свалившись с ним в траву, просопела Ветта, красная от натуги. – Прозевали что-то?

Тут пожилой джентльмен как будто немного взгрустнул, закряхтел виновато и расстроенно и промокнул платком свои светлые, тщательно уложенные волнами волосы.

– Истинная правда, – сказал он немного печально и торжественно. – Прозевали. В погоне за славой, богатством, роскошью и влиянием кое-что все же упустили.

– Что? – с интересом спросила Ветта.

– Души, – ответил почтенный джентльмен зловеще, сверкнув блеклыми голубыми глазами из-под косматых нахмуренных бровей. – Свои души, дитя мое.

– Что?! – воскликнула пораженная Ветта, вытаращив на своего собеседника глаза. – Как!?

Отец Артура, хоть и говорил такие странные вещи, а на безумного вовсе не походил. Ветта видела только что Элизу, которая лишилась не всей, но части своей души. Разница была превеликая.

– Что-то не похоже, – скептически заметила она, недоверчиво поджимая губы. – Все знают, что без души человек просто кукла безмозглая!

– Больно ты понимаешь, – огрызнулся пожилой джентльмен. – Насмотрелась страхов у ведьмы? Ведьма своими заклятьями изымает часть души у человека, – старик кровожадно цапнул длинными костлявыми пальцами нечто невидимое в воздухе, словно ястреб свою добычу. – И делает это наугад, неровно, грубо, неаккуратно. Наши же души остаются при нас до конца. Но зло прорастает в них так густо, что оплетает все, до мельчайшей частицы, и тому, кто охотится за этой грешной душой, стоит только ухватиться половчее, чтоб вытряхнуть ее одним лишь рывком!

– Да уж, – скептически заметила Ветта, издеваясь.  – А вы умеете уговаривать! Конечно, с такими условиями я ваша. Как можно отказаться.

– Дура! – снова окрысился почтенный джентльмен совсем уж непочтительно. – Если б было все так безнадежно, разве б я занимался этим? И если б это того не стоило, – его голос интимно понизился, – то разве вообще кто-нибудь рискнул бы стать Ротозеем?

– Я не понимаю, в чем суть, – грубо ответила Ветта, игнорируя таинственность, которую джентльмен пытался на себя напустить, – и зачем вам я?

– Никакой романтики в молодежи, – сварливо заметит тот, разочарованный деловой хваткой Ветты. – Впрочем, наверное, так даже лучше. Хорошо, к делу. Ты шить умеешь?

– Шить? – сбитая с толку, переспросила Ветта.

– Ну да, шить. Штопать, сшивать, строчить?

– Умею, – подтвердила Ветта. – Но зачем…

– А затем! – сварливо ответил Ротозей. – Ведьма – это была наша умелица, Душевная Белошвейка, эх... Люди любят грешить. За свои прегрешения они расплачиваются частичками своих душ. Ведьма собирала их в бутыль, а затем сшивала куски друг с другом – вот тебе и новая душа! И, считай, если враг тебя настигнет и ухватит эту душу, то и не жаль. Я как раз шел к ней за очередным лоскутом души. Неспокойно как-то стало, – он тоскливо поскреб ногтями грудь под кружевной манишкой, словно его прогнившей души уже коснулся тот, кого он так боялся. – Но ее не стало…

– Жульничество, – презрительно фыркнула Ветта. – Ротозеи мелкие жулики, получается!

– Не такие уж мелкие, – сладеньким голоском ответил пожилой джентльмен. – Я ведь еще не сказал о выгоде!

– Да уж скажите, сделайте милость, – язвительно произнесла Ветта.

– А выгода в том, – таинственно протянул Ротозей, – что любое богатство мира может стать твоим! Абсолютно любое! Какое пожелаешь! Нужно только уметь его взять!

– Например, выиграть в карты, – подвела итог Ветта. Для нее давно не было секретом то, каким образом семейство ее жениха раздобыло свое богатство. Ее почтенный папаша не раз и не два за скудным ужином рассказывал о всех прелестях золотого наперстка, мечтая, чтоб в его тарелке было что-то кроме запечённого картофеля.

– Или выкрасть, – таинственно продолжил свою мысль папаша Артура. Видимо, его первая, такая любимая профессия не давала ему покоя. – Убежать с добычей. Или разведать чьи-то тайны и продать их подороже, – он щелкнул по своему моноклю, намекая на то, что с помощью этой вещицы он видит гораздо больше, чем остальные люди. – Словом, можно разбогатеть и сделать себе самую невероятную карьеру, какую только пожелаешь! Ходить в самых дорогих платьях, надевать самые красивые драгоценности и есть то, что подают на стол самому королю! Стоит ли это все опасности? Я думаю, что да. Мне много лет удавалось все, и в том числе – сбегать от тех, кто хочет призвать меня к ответу и  покарать мою душу. Ну, так что? Согласишься ли ты на это? Я смотрю, в тебе есть задатки, – тут Ветта покраснела, сообразив, что папаша Артура, кажется, видел, как она пыталась обокрасть кузину. – Ты уже пару раз была так близка от них, и все равно осталась жива – это знак!

– Но душа это не кусок ткани, – разумно заметила Ветта. – Я не умею сшивать куски душ!

– Делов-то, – небрежно заметил пожилой Ротозей. – Всего-то надо надеть наперсток на руку. Конечно, когда касаешься этой вещи, зло прорастает  в тебе, и Они начинаю видеть тебя. Они находят тебя взглядом в толпе. Они чувствуют тебя и твою порочность… Но тут уж не зевай. Носи с собой череп и выучи заклятье!

Пока Ветта молча переваривала услышанное, пожилой джентльмен обеспокоенно захлопал по карманам, явно что-то отыскивая.

– Да где же это, – бормотал он, обшаривая свои карманы на второй раз. – Вот же дьявол, шел сюда за куском души и забыл наперсток дома?! Старый болван… а впрочем, – он строго посмотрел на Ветту. – Как я мог забыть. Наперсток-то у Артура. Я же ему его отдал… Ну, ничего. Это ничего не меняет. Потом заберем. Никуда он не денется!

– А был кто-то, – спросила Ветта осторожно, – кто сшил себе душу полностью? Тот, кто себе точно уж защиту сделал?

– Конечно, – сварливо ответил старик. – А как же иначе! Король Ротозеев! Это он и придумал, и исполнил с таким изяществом, что не отличить от настоящей души.

– И как это ему помогло?

– Глупая девчонка! – сварливо проворчал старик. – Он же бессмертен! Он долгие, долгие годы живет бессмертным, и ни один демон не сможет отличить его душу от фальшивой.

Элиза проснулась с утра, когда сквозь щелку меж темных плотных штор пробивались солнечные лучи. Все тело ее горело, наполненное ласками; оно все еще помнило прикосновения рук Эрвина. Элиза смущенно зарылась лицом в постельное белье, вспоминая вече и все то, что делал с ней Эрвин. Его поцелуи, его откровенное желание, его прикосновения и ласки, от которых она  кричала и билась на пике наслаждения, беспомощная и откровенная, как никогда.

В этих ласках, криках и наслаждении она принадлежала только ему. Не себе, не семье, которая наверняка беспокоилась о ее отсутствии, а ему. Только ему.

Эрвина рядом не было. Не было его одежды, хотя ее одежда была на месте. Платье с изорванным корсажем. Торопливо одеваясь и  краснея от воспоминаний о том, как именно было испорчено платье, Элиза спешно орудовала палочкой, чтобы вернуть своей одежде приличный вид. И разорванные шнурки сами собой срастались, платье становилось выглаженным, как новое.

Сама спальня тоже изменилась. Элизе казалось, что вчера стены и свечи выглядели как-то призрачно. Сегодня же, проведя ладонью по стене, Элиза убедилась в полной ее реальности.

– Странное место, не так ли? – раздался ехидный голос позади девушки, и Элиза, вскрикнув, оглянулась. Но никого не увидела – разве что собаку, лежащую на полу и внимательно глядящую на девушку.

– О нет, я не хотел бы пугать вас, – меж тем продолжил невидимый собеседник. – Эрвину это вряд ли понравится. А он очень скор на расправу.

В голосе собеседника послышались неприятные скрежещущие ноты, он усмехнулся – плотоядно, страшно, – и Элиза совсем перепугалась.

– Кто вы?! – выкрикнула она, отыскивая взглядом неизвестного. – И где Эрвин?!

– Я прямо перед вами, – сказал неизвестный собеседник, и остроухий пес поднялся, встал на лапы. – А Эрвин… полагаю, его переполняет сила после вашей… жертвы. Это очень опасное состояние… для вас. Ему нужно привыкнуть к этому и научиться контролировать себя, – пес опустил голову, будто изумляясь чему-то. – Н-да… всего лишь капля крови, всего лишь тень от былого величия…

– Тень, – повторила испуганная Элиза. – А было иначе?

– Было, – печально подтвердил пес. – Но сила утекла как вода сквозь пальцы. Признаюсь, в этом есть и моя вина. Мои опрометчивые поступки привели к тому, что мы обессилены, изгнаны прочь и преданы забвению. За это Эрвин меня очень не любит, не любит настолько, что позволил существовать в этом мире только в теле… собаки. Это весьма унизительно – принимать наказание как дар из рук того, кого еще вчера называл младшим, слабым и относится к нему снисходительно…

– Но Эрвин очень сильный маг! – выкрикнула Элиза. – Сильнее него я не видела никого! Вы лжете!

Собака зажмурилась и Элиза услышала странный  смех.

– Он не маг, – отсмеявшись, ответил пес. – А спорить с собакой – это довольно странное занятие. Не находите?

– Кто он?! – прошептала Элиза, прижимая руки к груди, словно пытаясь унять обеспокоенное сердце.

– Если б еще вспомнить, – печально вздохнул пес. – Память – странная вещь. Я могу вспомнить бой, словно это было еще вчера, услышать крики, ощутить  силу жертв, что пронизывала мое тело и делала его могучим и непобедимым, но не могу вспомнить, как назывался прежде. Эрвин – это тоже лишь осколок его имени, а настоящее, полное силы имя не помнит никто.

– Вероятно, – меж тем вкрадчиво продолжал пес, – после сегодняшней ночи что-то изменится, и Эрвин вспомнит… вспомнить хотя бы часть того, что помогло бы нам освободиться.

– Освободиться?

– Да. От обязательств и клятв, которые нас сдерживают и не позволяют вернуться в мир. Быть изгоем трудно. Вероятно, если б я не был так самонадеян, я бы сумел сохранить хотя бы часть своих прав…

– Вы говорите загадками!

– Для меня это такие же загадки, как и для вас, и мне тоже страшно от того, как они звучат… Чувствуешь себя безумцем. Или изодранной книгой, в которой отсутствует половина страниц. Есть история, но смысла нету…

– Да что ж вы натворили такое?! – вскликнула Элиза, совершенно не понимая, о чем толкует сумасшедшая собака. – И что вы от меня хотите?! Вы же не зря завели этот разговор, и пробрались в спальню Эрвина не зря!

– Конечно, не зря, – ответил пес. – Я пришел с надеждой на то, что вы будете так щедры и благородны, что и мне… мне подарите каплю свой крови. Это было бы кстати. Это сделал бы меня сильнее и я помог бы Эрвину в его поисках. Он не доверяет мне, но совершенно напрасно. Я умею признавать свои  ошибки, а теперь хотел бы научиться исправлять их. А взамен я бы вам рассказал все, что помню. Все, что вас интересует. И то, как помочь Эрвину. Вы же этого хотите? Эрвин слишком горд. Он не хочет принимать моей помощи, но от вашей не откажется. Думаю.

– Каплю крови? – в замешательстве переспросила Элиза.

– Да, всего каплю. Больше не нужно. Вы могли бы просто поранить пальчик булавкой. Это совсем не опасно и не так уж больно…

– Даете слово, что это не навредит мне и Эрвину?

– Даю. Но вы могли бы понять, что Эрвину сейчас вообще сложно навредить. Вы сделали его практически неуязвимым… на краткое время. Ну же. Решайтесь.

Элиза сама не поняла, как сделала это, завороженная неспешными, сонными, тягучими словами. Как поддалась на завораживающую речь, как наколола руку вспыхнувшей на солнце булавкой, возникшей как по волшебству, и как отчаянно протянула ее собаке, зажмурившись и отвернув лицо, словно могло произойти что-то ужасное.

Но ничего страшного не произошло. Вместо жуткого укуса, боли, она ощутила легкий поцелуй на уколотом пальце, а затем почтительный на ладони, словно неизвестный на званом ужине церемонно целовал ее руку.

– Благодарю, – выдохнул он тихим, но грозным голосом. Воздух вздрогнул, словно огромное существо в комнате расправляло крылья, потягивалось будто после долгого сна. Элиза вскрикнула, отпрянув и отняв свою руку у неизвестного, еще недавно бывшего собакой, но он не стал противиться этому и легко отпустил ее.

– Какая душистая кровь, – произнес незнакомец, отирая кроваво-красный рот длинными пальцами с острыми когтями, поблескивающими, словно многолетний лед. Эти слова в его устах прозвучали как изысканный комплимент, хотя он и усмехался, открывая в манящей, гипнотизирующей  улыбке хищные клыки.

Лица его не было видно под белоснежной массой волос, которой он, кажется, намеренно прикрывал глаза и нос. Черную одежду его перетягивали многочисленные кожаные ремни, и это выглядело так, будто они стягивают его рассыпающееся на части тело.

Его вида, каких-то странных, почти не страшных мелочей было достаточно, чтобы Элиза закричала и отпрянула прочь в ужасе.

– Первый! – вопила она, цепляясь за стену за ее спиной так истово, будто верила, что та расступится под ее телом и выпустит ее прочь из этого страшного дома.

Первый не стал спорить. Он лишь склонил  голову в почтительном поклоне и подтвердил.

– Да, Первый, к вашим услугам. А вы, стало быть, гостья Тринадцатого.

– Демоны!!!

– Но вам совершенно нечего бояться. Разве вы еще не поняли это? Вам никто не причинил вреда, а ведь это так легко, – Первый вдруг возник перед Элизой, близко, лицом к лицу, и она успела рассмотреть под белыми прядями его длинных волос черную повязку на его глазу и изуродованный нос. Однако улыбка у Первого оставалась прежней – манящей, зачаровывающей, и Элиза внезапно испытала острое желание поцеловать эти усмехающиеся губы. – Всего лишь сжать это горлышко ладонью, – его рука скользнула по коже девушки, пальцы, словно ласкаясь, легли на ее шею, – и вам конец.

Одного из пальцев, мизинца, у Первого не было. Он носил белую перчатку, чтобы скрыть несовершенство своей искалеченной руки, но пустой палец был слишком заметен.

Отчего-то это зрелище подействовало на Элизу успокаивающе. Она смело положила свою ладонь поверх руки Первого и решительно убрала ее со своей шеи.

– Вы обещали все рассказать, – холодно произнесла она, игнорируя смешок Первого. – Так начинайте ваш рассказ, не то я назову вас лжецом.

– Меня как только не называли, – отозвался Первый, с видимым наслаждением усаживаясь на стул. – О, какое это счастье – распрямиться после стольких лет, проведенных в  униженной позе!..

– Вы много лет были собакой?

– Нет. Меня похоронили, связав и надежно упаковав в узел, – все так же обаятельно улыбаясь, ответил Первый. – Люди так жестоки!..

– Как же еще прикажете людям поступать с… демонами, – горько выдохнула Элиза.

– Люди сам плодят своих демонов,– резонно заметил Первый, закидывая ногу на ногу, и Элиза поняла, что вместо ступни у него деревянный неудобный протез.

То, что ее Эрвин, прекрасный, таинственный Эрвин, оказался Тринадцатым демоном, повергло ее в шок. Ее разум метался в поисках выхода – и не находил его. Элиза не могла примириться с тем, что Эрвин тот, кого называют Проклятым, но и отказаться от него не могла. Это она понимала с ужасом, чувствуя неразрывную связь между ними, и ощущая ясно, как никогда, что слова о принадлежности – это не просто красивые речи. Нет.

– Рассказывайте! – велела Элиза, и Первый деланно пожал плечами.

– Да вы и сами, наверное, все знаете, только подано это вам наверняка с другой стороны. Вас же с детства пичкали рассказами о том, как демоны рвали и терзали людей, убивая всех и каждого.

– А это было не так? – насмешливо спросила Элиза.

– Конечно, так, – мягко согласился Первый. – Не буду ни врать, ни отрицать. Все так. Да только чтобы Демон пришел, его ведь надо позвать, не так ли? А звали нас люди. И в шкуру нечисти загнали они же… – Первый оскалился, словно все то, что он говорил, причиняло ему боль. – Эрвин…  проклятый счастливчик, ему удалось каким-то чудом запомнить свое имя и зацепиться в этом мире. Мне – нет. Поэтому я всего лишь пешка в чужих руках. Послушная кукла. Тот, кто знает мое имя, может мне приказать все, что угодно, и я вынужден буду это выполнить, – Первый снова усмехнулся, обаятельно и страшно, будто мысль о невероятных злодеяниях позабавила его.

– В чем ваш грех? – Элиза поняла, что хитрый Первый может притворно жаловаться и улыбаться целый век, а потому решила взять все в свои руки. – За что вас не любит Эрвин?

Первый поморщился.

– Нас было четырнадцать, – нехотя сообщил он. – Давно. Так давно, что я не помню даже черт лица Четырнадцатого. В те времена мы еще были свободны… и, кажется, были кеми-то другими. Четырнадцатый был Хранителем. Самый бескорыстный, самый честный… А у меня был сундук.

 – Сундук с золотыми частями тела! – выдохнула Элиза, вспоминая слова Эрвина в их первую встречу.

– Ну да. Золото, инкрустация… красивые вещицы. Но они были не просто побрякушками – это были мои части тела. С частью моей силы. С частью моей магии и мощи! Ну, и кому же было доверить их охранять, как не Четырнадцатому? Он не мог ни предать, ни потерять. Да только вот незадача: люди очень любят золото. Больше, чем самих себя. И им здорово захотелось раздобыть эти магические вещи… никакого уважения! Наверное, они думали, что я сделаю себе еще, и от меня не убудет. Словом, у Четырнадцатого был друг. Верный, хороший, надежный друг. Почти брат! Четырнадцатый любил его, доверял ему как самому себе. Вот он-то и пришел к Четырнадцатому с ножом, и просто вонзил ему лезвие чуть пониже затылка. Такая, знаете, щадящая мгновенная смерть. По-братски. И все за эти золотые штуковины.

– И? – подтолкнула Первого Элиза. Тот снова поморщился.

– И за артефакт, – нехотя признался Первый.– Артефакт, что лишил нас памяти и разума. Надо ли говорить, что месть за смерть Четырнадцатого была чудовищной?

– Могу себе представить, – сухо ответила Элиза.

– Не можете, – отрезал Первый. – Не можете. Было много жертв и много крови. Очень. Но негодяи ускользнули с моим добром, а люди прокляли нас и подвергли процедуре Забвенья. С тех пор мы видели свет  только тогда, когда нас звали. Но и этого было достаточно, чтобы держать в страхе всех. И тогда нас решено было изгнать совсем. Навсегда. Навеки в небытие и темноту. С эти миром нас связывали лишь мои вещи и хитрость Эрвина. Я не знаю, как ему удалось вписать наши настоящие имена, те осколки, что остались, в книги, да только он это сделал. И благодаря этому мы сейчас здесь.

– И чем же я могу помочь? – удивилась Элиза.

– А! Вот мы и перешли к главному. Мне нужны мои артефакты. Все то, что у меня украли. Неприятно, знаете ли, чувствовать себя ущербным калекой. А Эрвину нужен артефакт Четырнадцатого. Но Эрвина эти негодяи, что владеют моими вещами, легко вычислял, а вот вас – нет. У вас я прошу стать агентом. В ваших силах узнать все об артефакте и помочь его раздобыть. Видите, я честен с вами. И ничуть не лгу. Ну, так что?

– А чем вы грозите миру? – выпалила Элиза. – Люди ведь не просто так от вас избавились!