Текст книги "Мой самый любимый Лось (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Глава 16. Клубничное перемирие
– Я не специально.
Это были первые слова, произнесенные Анькой по возвращении из бара.
В доме темно и тихо, но тишина сейчас почему-то угнетает, вспыхивающие за окном фонарики раздражают, и Аньке хочется их погасить, потому что праздник, как ей кажется, кончился, и теперь их сияние выглядит фальшивым и совсем лишним.
Она сама была испуганной и растерянной, и Лось, мельком оглянувшись на нее, лишь кивнул головой, и снова отвернулся, стаскивая с плеч пиджак.
– Я знаю, – коротко бросил он. Вот и весь ответ.
Аньке очень хотелось подбежать, обнять его, повернуть к себе и говорить, говорить, говорить – много слов, оправдывающих ее бездумное поведение, объясняющих все и сразу, – но она боялась даже подойти к нему. Нет, Лось не ударил бы. Это она не только знала – она это чувствовала. И Анька боялась не грубости и не злости с его стороны. Она боялась, что он не позволит ей прикоснуться к себе. Боялась его холода, боялась, что он оттолкнет, станет чужим… Акула, этот пожиратель падали, на самом деле сделал больно, очень больно Лосю, Анька чувствовала, как тот буквально кипит, сдерживаясь из последних сил, чтобы не выплеснуть свое раздражение, свой гнев и не передать часть боли ей, Аньке.
«Все терпит сам, сохатый, – отчасти с раздражением подумала она, насмелившись-таки подойти к нему и осторожно положить ему руку на плечо. – Вот упрямец парнокопытный! Лучше б ругался, тряс, спрашивал, чем это упрямое молчание!»
Вот теперь ей до темноты в глазах хочется отомстить Акуле. Уже не за себя и не за обманутых девочек – за ту грязь, которой подлый хищник посмел кидать в Лося. Анька знает, что его не пронять никакими высокими чувствами, Акула не любит никого, кроме себя, и способен оценит только то, что случается с ним. И ему специально хочется сделать больнее, щипнуть в бочину чувствительно, чтоб скривился и долго помнил…
– Лось, – строго произнесла Анька, заставляя мужчину усесться на постель, чтобы глаза их были на одном уровне, – выслушай меня! Я правда не специально! Я вижу – ты мне не веришь! Но я и подумать не могла, что он решится на такое при тебе… и если б знать…
– Я мог подумать об этом, – невыразительным голосом произнес Лось, перебив ее. – Я мог подумать о том, что он так сделает. И не допустить этого. Но мне показалось…
Он внимательно глянул Аньке в лицо, и ей сделалось ужасно неуютно от его какого-то отчужденного взгляда.
– Анья, – очень мягко произнес он, но от этой мягкости у нее мороз по коже пробежал. – Ты… ты слишком остро на него реагируешь. Скажи… может, я действительно вам мешаю? Тебе мешаю, – так же мягко поправил он. – Может, действительно… ты увидела его, вспыхнули старые чувства… Я не хочу неправды. Помнишь, ты сама этого хотела – честности? Я тоже этого хочу. От тебя. И поэтому…
Анька не дала ему договорить. Изумленно, словно видела величайшее чудо в своей жизни, она взяла его лицо в свои ладони, заглянула в серые спокойные глаза, пытаясь рассмотреть в них то, что на самом деле хочет сказать Лось. Но тот слишком хорошо умел скрывать свои эмоции, слишком тщательно,
– Лось, – протянула она, – ты что, с ума сошел?! Да ты как мог подумать-то такое?! Как в голову-то тебе хоть на миг пришло, – Анька даже слов не могла подобрать некоторое время, она молча таращилась на Лося, – что он может быть лучше тебя?!! Что я могу променять тебя, – она едва не расхохоталась от этой нелепейшей мысли, – на этого скользкого хорька?! Да как его любить-то, он же…
Лось опустил глаза, упрямо качнул головой.
– Любят не за что-то, – веско заметил он, – а просто так.
– Нет! – изумленно воскликнула Анька, снова заставляя его посмотреть на себя, сжав его упрямую голову. – Нет! Кто сказал тебе эту глупость?! Ну, то есть, сначала да, когда влюбляешься и не знаешь человека, то да! В красоту, в обаяние. В слова, которые говорит этот человек. В его обещания. Но я же рассказывала тебе, как все оборачивается потом. А когда его узнаешь… да невозможно в здравом уме этого слизняка любить! Он же полон гадостей, как мусорное ведро! А ты… Знаешь, когда я полюбила тебя, знаешь?
Анька вспомнила краденую шапку, сползающую ей на глаза, теплый кокон там, в машине, в который упаковал ее Лось, и ей тотчас же захотелось вдохнуть еще того, уютного и спокойного тепла, прижаться к его груди, забраться на колени, как тогда.
– Когда? – таким же бесцветным голосом поинтересовался Лось. По всему было видно, что он настроен скептически, и Анька идет в наступление, разбивая его холодность, которой он тщательно отгораживается от нее. Она забирается к нему на колени, обвивает его шею руками, устраивается удобно и уютно, и ему ничего не остается делать, кроме как обнять ее тело, прильнувшее к нему.
– Когда ты защитил меня от банды Винни-Пухов, – ответила Анька, и голос ее дрогнул. Она мигнула, вспоминая свой ужас, – и громадное облегчение при одной только мысли о лосином спасении, о том, как он ринулся ее догонять. Она уткнулась в его шею лицом, чтобы спрятать от его взгляда свои эмоции, которыми не владела так, как он, и продолжила: – Когда ты меня укутывал. Когда прижимал к себе и успокаивал. Я почувствовала… что мне очень спокойно с тобой. Ты тот человек, который сможет меня спасти и защитить. А это важнее, чем сладенькая болтовня. Лось, верь мне. Я знаю, о чем говорю. Я правда тебя люблю. Правда. Неужели ты не чувствуешь этого?
Анька замирает, прижавшись к Лосю, блаженно закрывает глаза, чувствуя, как его напряженные плечи расслабляются, как подрагивают его ладони, которыми он гладит ее спину.
– Я чувствую, – ласково ответил он, приглаживая широкой ладонью ее волосы, которые сегодня подвели свою хозяйку. – Я вижу. Я понимаю, что ты увлечена, но…
– Никаких «но»! – возмутилась Анька. – Что значит – увлечена, Лось?! Эй, так не пойдет! Вот ты что обо мне думаешь, да? Думаешь, я глупая девчонка, у которой из серьезного – только страшный папа!? Ну, уж нет! Я докажу!
Аньку мгновенно охватывает азарт.
– До этого ты все делал для меня, – даже попискивая от распирающего ее восторга, – теперь я для тебя сделаю! Хочешь, я приготовлю тебе ужин?! По-настоящему?!
Лось чуть заметно улыбается, все еще пытаясь придать себе суровый вид, но у него уже не получается.
– Хочу, – неожиданно с вызовом отвечает он, и Анька с восторгом колотит в ладоши, повизгивая от восторга.
– Сейчас все будет!
Анька стащила джинсы и вязаный свитер, в котором было слишком жарко, под смеющимся взглядом Лося снова лихо закрутила на голове фигу из волос, вместо предавшей резинки закрепив ее стащенным у Лося карандашом.
– В первый раз готовить для своего мужчины, – важно пояснила она, – намного важнее, чем играть в бильярд. Тут тоже нужна удача! А то вдруг ты забракуешь меня как хозяйку и выгонишь.
Запахнувшись в алый шелковый халатик, на ходу завязывая поясок, она ринулась на кухню, обыскивать лосиные закрома. Что приготовить – это был тот еще вопрос. Перебирая лосиные припасы, Анька недовольно ворчала, потому что его холодильник, казалось, был нарочно набит какими-то несерьезными деликатесами, вроде ягоды не по сезону, сыра и перепелиных яиц, а не нормальной человеческой едой.
– Зажрались вы тут, в своих Альпах, – пыхтела Анька, – Лось, ты что, ничего, кроме клубники, не ешь? Икра?! Черт! Картоха, говорю, где?! Где кость на борщ и свекла?! Ты еще осиновой коры надери, в холодильник положи и потом заточи, под белое-то вино! Блин, и как откормился такой… огромный… на одной-то траве!
– Клубнику я заказал для тебя, – отозвался язвительный Лось, не желающий облегчать Аньке муки творчества. Он наблюдал за ее метаниями с живейшим любопытством, и у Аньки окончательно отлегло от сердца.
– Ладно, справлюсь, – ворчала Анька себе под нос.
Она раздобыла муку, чуть подогрела в блестящей кастрюльке молока. Лось, скептически принюхиваясь, сунул нос на кухню, натягивая шапку и застегивая куртку, но Аньку разобрал такой азарт, что она не обратила внимания на его сборы. У нее уже шкворчало масло на раскаленной сковороде, и первый блин переворачивался деревянной лопаточкой.
Когда он вернулся, чуть припорошенный снегом, с покрасневшими щеками, у Аньки на тарелке стопочкой лежало несколько блинчиков. Половину из них она украсила порезанной на пластики ягодой, половину – ложечкой красной икры. Она заметно волновалась, и сковородку, в которой пекла блины, отмыла и натерла так, что она блестела больше прежнего.
– Ну, – потирая руки, произнесла она, – попробуешь? Рискнешь?
Лось, склонившись над тарелкой, внимательно оглядел предложенное ему блюдо.
– Что это? – подозрительно поинтересовался он, словно Анька предлагала ему отведать жуткую свежевыловленную каракатицу, и та еще шевелила щупальцами.
– Блины, – ответила Анька гордо. – По семейному рецепту. Ты что, блинов никогда не пробовал?
– Пробовал, конечно, – ответил Лось, принюхиваясь. – Но в ресторане. Я не думал, что ты можешь это приготовить.
– П-ф-ф, – как можно небрежнее протянула Анька. – Да чего там мочь-то? Ну, ты будешь пробовать, или ограничишься просмотром?
– Попробую, – отважно ответил Лось.
Он выбрал тот, что с икрой, еще горячий, сочащийся маслом, свернул его в трубочку и осторожно куснул золотистое тесто. Анька, казалось, даже дышать перестала, пока он задумчиво пережевывал блин, ловил губами крупинки икры, рассыпающиеся из надкуса.
«Только бы это была соль, а не сода! – молилась Анька, сцепив руки на груди и с волнением наблюдая за выражением лица Лося. – И ведь молчит, как партизан!.. Ну, если это была сода, то у него сейчас пена изо рта полезет, и все сразу будет ясно…»
Однако, ничего такого с Лосем не происходило. Он преспокойно уплетал блины, но при этом помалкивал, как обычно, и Анька чувствовала себе хуже, чем приговоренный к казни. Время в ожидании его ответа тянулось мучительно медленно, и Анька со злости готова была уже треснуть Лося по голове надраенной сковородой, потому что в его неторопливой дегустации заподозрила очередное зловредное лосиное издевательство – в качестве наказания.
– Ну как, – не вынеся напряжения, охрипшим от волнения, совершенно преступным, исступленным голосом, каким доведенные до ручки Раскольниковы требуют выбрать кошелек или жизнь, спросила Анька. – Ну, чего ты молчишь?! Вкусно?!
Глаза Лося смеялись, он половчее ухватил блин и откусил еще.
– Очень, – пробубнил он, и Анька так откровенно и с таким облегчением выдохнула, что Лось рассмеялся, потешаясь над нею. – Ты правда готовишь вкусно. Даже лучше, чем в ресторане. Как ты это сделала?
– Говорю же, – мгновенно надуваясь от гордости, ответила Анька, – бабушкин рецепт!
– А сама почему не ешь? – вкрадчиво поинтересовался Лось, и у Аньки сердце замерло. Она уже успела выучить его повадки, и тотчас же поняла, уловив знакомую интонацию в голосе – он подманивает ее к себе поближе. – Ты же ничего не ела. Неужто не хочется?
Он взял блин, свернул его так же, как для себя, и поднес к ее губам. От него пахло маслом и ягодой – для Аньки он выбрал с клубникой, заставив ее невольно облизнуться от предвкушения.
– Лось, – подозрительно произнесла Анька, – клубника, шампанское, шоколад, кальмары… Мне кажется, или ты нарочно набрал всякой всячины, которая вроде как… афродизиаки?! Ты тут рассчитывал, что если сначала я буду против, то потом налопаюсь шоколада и на стену полезу, а ты меня, тепленькую, возьмешь, так? Кова-арный…
Лось не ответил; деловито отыскал баллончик со взбитыми сливками и украсил лакомство в своих руках белым сладким облачком.
– Попробуешь? – невинно поинтересовался он, протягивая Аньке.
– Ах ты, хитрый ты Лось, – протянула Анька, глядя в его смеющиеся глаза. Она прихватила губами блин со сливками, все так же глядя в лицо мужчине. – М-м, и правда вкусно!
Проглотив кусочек, Анька куснула еще – и нарочно прихватила губами пальцы Лося, пробуя взбитые сливки.
«О, а кто это у нас такой впечатлительный! – подумала Анька, нарочно проводя по его большому пальцу языком и все так же неотрывно глядя в его глаза. – Кто это у нас дрожит, как сердце у зайца? Кого это у нас ревность так заводит, а?»
– Сладкие, – произнесла она, нарочно медленно отирая губы от остатков сливок. – А можно… еще?
– Можно, – отвечает Лось сдержанно и спокойно, но глаза его поблескивают очень знакомо.
Он берет сливки, но поливает не блин, а оставшуюся после Анькиной готовки клубничку. Ягода очень крупная, Анька даже дыхание затаивает, глядя, как Лось аккуратно ее ухватывает за зеленый хвостик и подносит к ее, Анькиным, губам. Анька послушно раскрывает рот, берет на розовый мягкий язык ягоду, чуть прикусывает ее, словно дразнясь, и плотно сжимает губами; на языке ее сладко, с фруктовой кислинкой, и само действо больше похоже на страстный поцелуй. Анькины губы захватывают ягоду все дальше и дальше, и девушка ощущает, как подрагивает рука мужчины. Блаженно прикрыв глаза, Анька вкрадчиво кладет свои пальцы на его запястье; под ними часто-часто бьется пульс. Она ухватывает остаток ягоды губами полностью, неспешно и лениво, словно уже насытившись, снова касаясь мягким языком пальцев мужчины, и тот совершенно отчетливо вздрагивает от этого легкого прикосновения, как завороженный наблюдая за действиями девушки.
– Какая вкусная ягода, – шепчет она, проглатывая кисло-сладкий ягодный сок. – А можно… еще одну?
Вопрос невинный, но Лось реагирует мгновенно. Он ухватывает Аньку за бедра и в один взмах усаживает ее на стол, на натертую до блеска столешню.
– Еще? – хрипло повторяет он вслед за ней и берет еще одну ягоду. Он поднимает ее нарочно высоко, чтобы Аньке пришлось тянуться за ней губами, чуть откинув голову. Ягодные поцелуи, красные от сока губы Аньки будят его воображение еще больше. Капля срывается с ее губ и капает в вырез халатика, прямо в ложбинку между грудей, мужчина склоняется, осторожно, неспешно отодвигает тонкую ткань в сторону и его язык осторожно слизывает фруктовый вкус с Анькиной кожи. От его жадного, голодного поцелуя Анька вздрагивает и ахает, маска порочной соблазнительницы слетает с нее, и она ощущает себя конфеткой, которую разворачивают нетерпеливые руки. Лось стаскивает алый шелк с ее плеч, обнажает ее грудь и жадно хватает губами соски – точно так же, как она сейчас брала ягоды, – посасывая их и щекоча языком, чуть накусывая зубами, перемешивая возбуждение и боль.
Анька откидывается назад, подставляя свою грудь под ласки, хрипло дышит, нетерпеливо стискивая колени. Ладонь его скользнула по ее сжатым бедрам, но она ухватывает его руку, подбирающуюся к ее трусикам, и останавливает ее.
– Может, еще? – шепчет она соблазнительно, притягивая его к себе, зарываясь пальцами в его волосы и откидывая голову назад, подставляя шею и грудь под его жадные поцелуи. – Мне нравится есть… ягоды.
– Ягоды? – переспрашивает Лось хрипло. Отчего-то его трясет, и Анька угадывает, нет – кожей чувствует, – как бессовестная ревность до этого рисовала ему гадкие картины, от которых у него вскипал мозг, а вот теперь этих картин больше нет, а есть желание, которое распалено ревностью еще сильнее, чем прежде. – Ты дразнишь меня, – проговорил он, чувствительно прихватывая губами кожу на ее груди, и Анька тихо-тихо смеется и, склоняясь, шепчет, прикусывая его красное горячее ухо:
– Вовсе нет. Но я предпочитаю без сливок.
До спальни доносит ее он, а вот укладывает его в постель – она, утягивая за собой, обняв руками и ногами, зацеловывая до головокружения, нетерпеливо стаскивая с его плеч одежду, сталкивает с него брюки, бессовестно гладит его обнаженное тело, прижимающееся к ней. Уложив его на спину, страстно исцеловав напряженный, вздрагивающий под ее ладонями живот, Анька добирается до вставшего члена и целует горячую головку точно так же, как до этого прихватывала губами ягоду – нежно, но крепко сжимая на ней губы, с каждым движением вбирая все больше и больше.
Лось постанывает, подается бедрами вперед, и Анька посмеивается, поглаживая языком чувствительную уздечку, лаская рукой жесткую плоть. Его молчание на этот раз напряженное, но это напряжение – сладкое, как и предвкушение наслаждения, которое обещала ему Анька.
Девушка обнимает его напряженные бедра, устраиваясь удобнее, ее губы скользят все ниже и ниже, принимая член мужчины все полнее, до тех пор, пока он не ощутил мягкие сокращения ее горлышка на головке своего члена. Жадная, откровенная ласка, умелые движения ее языка заставили его хрипло стонать, а ноготки девушки, чертящие красные полосы на его теле – вздагивать. Он движется очень мягко, осторожно, проникая в рот девушки глубже, и замирает на миг после каждого толчка, наполняющего его тело острым удовольствием.
Покорность Лося, его нетерпеливая дрожь и сладостная беспомощность, его напряженная осторожность, с какой он ласкается и подчиняется ее движениям, возбуждают девушку. Вдыхая запах его желания, она чувствует, как течет сама, как между ног ее становится мокро и горячо, как возбуждение наливает ее лоно приятной теплой тяжестью. Чувствует это и мужчина; он осторожно касается плеча девушки, словно желая ее привлечь к себе и не решаясь прервать удовольствие, которое дарят ему ее губы. Девушка на миг выпускает его член изо рта, глотает воздух, и мужчина шепчет:
– Иди ко мне!
Она приближается, целует его в губы, но он не готов отказаться от ласки, которая пришлась ему очень по вкусу.
– Что ты хочешь, – шепчет Анька растерянно, но Лось по своему обыкновению молчит. Он запускает свою ладонь меж ее бедер, гладит, а затем требовательно тянет их к себе, и Анька багровеет от стыда, понимая, что он принуждает ее усесться ему на лицо, а затем – вытянуться на его теле, улечься, прижаться животом к животу. Его ладонь поглаживает ее между лопаток, вторая – оглаживает ее бедра и мягкие ягодицы, рот – нежно прихватывает возбужденные половые губы.
В этой позе есть что-то совсем бесстыдно, ненасытное, почти первобытное, девушка чувствует себя беспомощной – и одновременно почти всесильной. Ее телу, ее мельчайшим движениям покоряется большой и сильный мужчина, и ее раскрытое лоно он целует и лижет со страстью и жадностью, поглаживая сочащуюся влагой дырочку.
И Анька, чтобы скрыть свое смущение, снова склоняется над его членом, ловит губами упругую головку и слышит полный удовлетворения хриплый вздох мужчины. Он обнимает ее, шире разводит ее бедра, крепче прижимается ртом к ее мокрому возбужденному лону, гладит все ее тело, словно закутывая в кокон мягкого ласкового тепла, поощряя к дальнейшим действиям, и Анька отвечает ему такой же нежностью, снова целуя его член и принимая в рот подрагивающую от ударов пульса головку.
Мягкая нежная ласка кажется ей не опасной, но понимание того, что мужчина целует и вылизывает ее самое чувствительное и тайное местечко, заводит ее. Он наслаждается ее возбуждением и мягкостью ее сладковатого тела, ее чувствительностью – каждое его прикосновение находит отклик, он чувствует малейшую игру мышц под своими руками. Ее бедра начинают инстинктивно двигаться, девушка поглаживаться сама возбужденной точкой о ласкающий ее язык.
Она честно старается отплатить таким же удовольствием ласкающему ее мужчине, но возбуждение вкрадчиво прорастает в ее животе горячей частой пульсацией, и девушка вынуждена выпустить член из горячих губ, потому что вместе с дыханием их них уже рвутся стоны и крики.
А сильные ладони крепко удерживают ее бедра разведеными, жадно тискают, мнут мягкие ягодицы, и девушка понимает, что снова попалась и снова беспомощна, и горячий рот не перестанет целовать и ласкать ее там, снизу, где прикосновения почти невыносимы. Она заходится в жалобных стонах, закусывает губы; до дрожи, до каменной твердости напрягает бедра, чувствуя, как ее горящее огнем лоно дразнят, щекочут, поглаживая, пальцы, и почти задыхается, ощущая, как возбуждение откатывается, освобождая ее от навалившегося на плечи жара, и неудержимой волной накрывает ее вновь, так, что уже не выбраться. И она кончает, рыча, короткими рваными толчками выдыхая свое наслаждение, выгибаясь, стараясь высвободиться из удерживающих ее рук, отстраниться от ласкающих ее губ, которые безжалостно прижимались к ее горящему лону, сокращающемуся в мягких спазмах.
– Умница, девочка.
Анька лежит на животе, все еще вздрагивая, и чувствуя, как ее слабые бедра поглаживают горячие ладони. Она пытается протестующе стонать, но мужчина все равно разводит ее ноги, и жадно гладит ее там – мокрую, только что кончившую, раскрытую, – прихватывая грубовато и отчасти болезненно. Но в этом жесте много откровенного желания, и Анька млеет, позволяя овладевать собой, нетерпеливо и грубовато. Лось подается вперед, наваливаясь на нее всем телом, его напряженный жесткий член входит в нее туго, полно, жестко толкается, выбивая жалкий стон из ее губ, еще, еще и еще. Анька изнемогает; она уже не в силах шевелиться, она покорна, как жертва, но это только распаляет мужчину. Он принуждает ее подняться, встать на дрожащие колени, и продолжает толкаться в ее узкое тугое лоно, заставляя ее стонать совершенно обессиленно.
На этот раз ее возбуждение слишком быстрое и острое, настолько острое, что наполняет ее кровь огнем. Анька выгибает поясницу и вопит от жестких немилосердных толчков, крепко зажмуривается и сжимается, содрогаясь во втором оргазме, чувствуя, как жесткие пальцы до боли стискивают ее бедра, наставляют синяки на ее ягодицах, и Лось кончает, толкаясь в нее грубо, жестко, сильно, так, что у нее перехватывает дыхание и теряется голос.
– Поели блинов, – шепчет Анька, но сама себя не слышит.
