Текст книги "Цена ошибки - любовь (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Но ночь кончалась бы, за окном светлело, рассеивался бы слоистый сизый дым, и все оставалось бы как прежде – как бы ни требовал воспаленный, измученный мозг все переиграть и изменить.
Вот такой судьбы, такой муки желал Миша Яну! Чтобы тот почувствовал свои ничтожность и беспомощность и маялся от этого всю жизнь…
Следующие несколько дней они провели вместе, обсуждая детали предстоящей страшной мести. Лиля все дни где-то пропадала и приходила под вечер, уставшая, с осунувшимся лицом и неизменно пьяная. Мишина мама не смела спросить ни кто эта девушка, так внезапно и нахально поселившаяся у них, ни когда прекратятся эти ночные бдения с сигаретами и крепкой выпивкой – когда опьянение от вина перестало заливать ее обиду и боль, Лиля стала приносить с собой водку, и пила ее страшно, прямо из горлышка, не закусывая и не морщась. Сначала алкоголь вроде как помогал ей забыться, она снова красочно описывала взрыв, уже ставший для нее чем-то вроде заветной мечты, но потом, когда ей надоедали эти беспощадные картины, рисующиеся в ее воображении. Она словно вспоминала что-то – или кого-то, – и принималась плакать, выть, кричать так, словно мука раздирала ее грудь. И Мише стоило больших усилий, чтобы унять ее, успокоить, убаюкать и уложить спать, всхлипывающую, растрепанную.
Решение возникло быстро. Лилька, сверкая полубезумными пьяными глазами, твердила одно «взорвутся», – и потрошила свою сумочку, вываливая на залитый спиртным стол сережки, золотые колечки – некоторые даже с крохотными бриллиантиками.
– Все продам, – горячо повторяла она, встряхивая развившимися, потускневшими от табачного дыма кудрями. – Но взрывное раздобуду! А там хоть тюрьма, хоть что!..
Она хотела подкинуть бомбу в машину Яна и Миша, усмиряя приступы ее гнева, когда она начинала метаться и кричать, шептал – да, да, так и будет. Но сам думал уже иначе. Соображать эта пьяная курица была не способна. Планировать? Тем более. Если раздобудет взрывчатку… если…
Нет, просто так эта сладкая парочка не отделается! Миша точно знал, что в тюрьму он не хочет, а значит… значит, надо Сашку украсть. Посадить ее на старой даче, а с Яна потребовать выкуп. И когда он примчится ее спасать и уже будет близок от цели, взорвать ее. Мишка потирал руки, как будто придумал что-то хорошее, жмурился, как сытый кот. На деньги, что он планировал получить в качестве выкупа у Яна, Мишка рассчитывал скрыться. Уехать куда-нибудь подальше. Значит, и просить надо много… Интересно, Ян может дать много?! Очень много?! И станет ли Ян платить, не пошлет ли к чертям подружку и ее похитителей? Тоже вопрос…
С утра Лилька просыпалась опухшая, отекшими дрожащими пальцами хватала бутылку и похмелялась делала пару глотков прямо из горлышка. Ее лицо – серое, изможденное многодневными пьянками, – было какое-то неживое, но глаза все так же оставались дикими, внимательными и страшными.
– Делом займись, – опохмелившись, говорила она сухо. – Почему я одна стараюсь?
– Я тоже что-то делаю, – огрызался Миша.
– Что-то, – усмехалась Лиля, и Мишка вспыхивал, чувствуя себя в очередной раз униженным, а свои старания – обесцененными.
– Я слежу за ними! – в своем голосе Миша слышал оправдывающиеся нотки. Лилька снова усмехнулась, но на сей раз промолчала, потому что это было правдой. Ей Мишка говорил, что подыскивает удобный момент, когда можно будет подложить незаметно взрывное устройство, но на деле…
На деле он изучал маршруты Яна и Саши от и до, старался увидеть хоть миг, когда она останется одна и когда можно будет выскочить из-за угла, схватить, зажать ей рот и утащить…
Получалось плохо.
Парочка всюду ходила неразлучно. В кафе, в кино вечером – всюду вдвоем, взявшись за руки, как юные влюбленные. И, кажется, Ян озаботился статусностью своей подруги намного раньше, чем думала Лиля. Прячась вечером за припорошенными снегом елями, Мишка видел как Ян усаживает свою драгоценную Сашу в авто – и на девушке в свете ночных фонарей темным дорогим мехом поблескивает красивая норковая шубка. В ушках поблескивали новые сережки, снег падал на красиво уложенные волосы. Мечта, а не девушка! В ее стройности, тонкости черт был какой-то особый аристократизм. Никаких пухлых губ, никаких запредельных форм. У Саши был и вкус, и голова на плечах, и поэтому она не превратилась в пластиковую разукрашенную куклу сразу же, как только Ян позволил ей воспользоваться его финансами… Интересно, с чего такая щедрость? Впрочем, ответ нашелся сам собой; следуя за парочкой словно тень, однажды Миша обнаружил, что стоит перед свадебным салоном, за стеклом которого Саша перед зеркалом вертится в чем-то невесомом, белом, а на груди ее поблескивает тот самый голубой камешек… Так, значит. Невеста. Вот так скоро – невеста.
Тихая мышка из бухгалтерии как-то вдруг превратилась в красивую, уверенную в себе женщину, и Мишка поймал себя на мысли, что теперь вот, приведи он ее домой, мама была бы к ней благосклонна и вряд ли мешала бы их отношениям. Такая – в дорогой шубке, в золотых украшениях, изысканно одетая, уверенная в себе, она не вызвала бы ни единого неодобрительного слова, ни одного косого взгляда в свою сторону. И, вероятно, когда они с Мишей закрылись бы в комнате, мама тайком, на цыпочках, чтобы они не услышали, прокрадывалась бы в прихожую, чтобы рассмотреть как следует блестящий мех шубки, фирму-изготовителя и примерить модные сапожки.
– Мою, – с мукой в голосе цедил Миша, в ярости стискивая кулаки, – ты же мою увел! На какую попало не позарился – мою, вон какую… вон…
Порой, наблюдая нежности Саши и Яна, их поцелуи украдкой, когда они думали, что их никто не видит и они одни в целом огромном заснеженном парке, Миша ловил себя на мысли, что он невольно представляет себя самого на месте Яна. Наблюдая, как тот ухаживает за девушкой, как они что-то тихо обсуждают, смеются, Миша представлял, что это он – такой солидный, модно и дорого одетый, – идет по зимнему парку, и это на его руку опирается красивая женщина, на которую оборачиваются посмотреть редкие прохожие. Иногда он увлекался и выныривал из своих мечтаний лишь тогда, когда вслух начинал говорить с далекой и чужой девушкой, – и смех его, и веселый рассказ, который он затевал, чтобы развлечь подружку, обрывались, когда он обнаруживал, что все так же стоит в раскисших ботинках в тени опоры моста, а гуляющая парочка ушла уже так далеко, что почти скрылась из виду.
И эта игра одновременно нравилась ему и пугала его. Он словно пытался влезть в чужую шкуру, прожить чужую жизнь, потому что своей-то не было, и это пугало до истерики, до паники. Но он словно заколдованный снова и снова шел, преследовал влюбленных, все так же прячась в тени, за деревьями, и раз за разом представлял себя на месте Яна. Пытался прожить его жизнь. Пытался ухватить хоть кусочек счастья, которого не пробовал никогда, надышаться потерянной радостью, наиграться, прежде чем …
Но вся эта затея со взрывом казалась ему невероятной, нереальной, невозможной долгое время. Игра в шпионов быстро отрезвила его; холод, подглядывание, плюс подозрительные взгляды других прохожих, замечающих его, выглядывающего из-за угла, вернули его к реальности. Этак завтра с ними и вправду что-нибудь случится, а обвинят его – потому что найдутся многочисленные свидетели. Да, мечты о мести и красивой жизни хороши, но они быстро таяли – вместе с призраком богатства, огромных денег, которые можно стряхнуть с Яна. И Миша, спеша домой, продрогший и голодный, ругал Лильку за то, что она заразила его одержимостью, пока однажды она не позвонила, застав его в подъезде – когда он почти поднялся на свой этаж.
Теперь ему приходилось ходить по лестнице – в лифт с ним никто не осмеливался заходить, кроме мужчин. А те смотрели враждебно и Миша съеживался, зажимался в угол, буквально кожей ощущая похрустывающее напряжение, плавающее в воздухе. Клеймо насильника крепко привязалось к нему, соседи смотрели на него с подозрением.
– Чего надо, – буркнул Миша в трубку. Раньше Лиля не звонила никогда, и сейчас черт знает, что взбрело в ее нетрезвую голову. Может, угодила снова за решетку, будет скулить и просить ее вызволить.
Но Лиля была трезва, ее голос – спокойный и какой-то мертвый, – был глух.
– Достала, – произнесла она одно лишь слово, и Миша почувствовал, что ноги его не держат, а нервы окатило адреналином, словно кипятком. Дрожа, как осиновый лист, он опустился на ступени, ероша волосы и лихорадочно соображая, что же теперь делать. Что, правда?! Все, что они задумали – правда?!
– Это точно… точно сработает?! – ошарашенно произнес Миша и Лилька гнусно засмеялась, развеивая все его сомнения и остатки тающей надежды на то, что все же удастся миновать, отделаться от убийства.
– Точно, – ответила она, отсмеявшись. – Фирма гарантирует.
– Ну них… себе, – пробормотал потрясенный Миша.
– Ты уже придумал, где это можно положить? – по-деловому строго спрашивала Лиля, и Миша снова едва не задохнулся, понимая, что девушка ухватила его за горло и подтаскивает к самому краю, и заставляет заглянуть туда, за край, где после смерти – ничего…
Миша сообразил быстро.
На смену адреналиновой атаке и паническому ужасу вдруг пришло ледяное спокойствие и он буквально услышал в своем воображении тиканье таймера, отсчитывающего секунды.
– Так, давай ко мне на дачу, – велел он. – Дома это хранить нельзя. Не телефонный разговор. Поняла?
Услышав в голосе Миши решимость, Лиля довольно хмыкнула.
– Отлично, – произнесла она голосом, полным удовлетворения.
– Когда будешь? – строго поинтересовался Миша. Теперь ему нужно было как можно скорее провернуть свой план, который был даже толком не оформлен, и существовал лишь в общих чертах. Какая разница, чего хочет эта вечно пьяная курица? Бомбу она раздобыла – ну надо же! Значит, свою миссию выполнила. Остается только воспользоваться плодами ее трудов, и здравствуй, теплое море Бали и Тайланд!
– Завтра утром подъеду, – сухо ответила Лиля и дала отбой.
Позабыв об усталости, чувствуя непривычный азарт, Миша сорвался с места и с топотом бросился вниз, вниз, поглядывая лихорадочно на часы.
Так, сейчас Саша еще на работе. Еще там. Лильку Ян уволил, вышвырнул прочь, и безопасники изъяли у нее пропуск, но он-то, Миша, все еще свой пропуск не сдал. Расчета не получил. Трудовая его все еще там, в конторе. Значит, пройти туда он все еще может. Имеет право. Вся эта слежка дала лишь одно: утащить Сашу возможно только с рабочего места. Тогда, когда она сидит в кабинете одна. Лишь в этот момент Ян не держит ее за руку и не склоняется над ней. Лишь тогда она беззащитна. Значит, это и предстоит сделать Мише.
– Прямо сейчас, – с диким, непонятным ликованием в голосе произнес он. – Сейчас или никогда!
Напрасно Миша думал, что на него в конторе с первых же шагов набросятся, будут задавать неудобные и неприятные вопросы, заглядывать с любопытством в глаза. Всего этого не последовало. Вахтер не оторвалась от своих кроссвордов, когда Миша приложил пропуск к считывающему устройству. В коридорах было немноголюдно – немного постояв в курилке, Миша переждал, когда в коридоре стихнет цокот чьих-то каблуков, и осторожно вышел из своего укрытия. Никого.
Путь до бухгалтерии он преодолел в пять прыжков, как ненормальный, как одержимый. Открыл рывком дверь, нырнул в слепящий свет и с удовольствием услышал вскрик, полный ужаса.
Саша, обернувшись и увидев его на пороге, даже подскочила, едва не уронив стул, и Миша, зловеще посмеиваясь, осторожно прикрыл за собой дверь.
– Что, не ожидала? – произнес Миша преувеличенно весело. От возбуждения его колотило, И Саша отступила, выставив перед собой стул, словно щит.
– Что тебе нужно? – стараясь придать своему голосу твердости, произнесла она. – Давно в камере не был?
Но ее деланая суровость не возымела действия, Миша лишь снова рассмеялся, наслаждаясь произведенным на девушку впечатлением.
– Я за тобой пришел, собирайся, – беспечно ответил он. Несмотря на то, что ему хотелось еще помучить ее и полнее насладиться ее ужасом, он все же понимал, что времени у него в обрез. В любой момент мог кто-нибудь зайти и разрушить весь его план. – Давай, собирайся!
– Никуда я с тобой не пойду, – зло выдохнула Саша. – И не надейся!
– Пойдешь! – в голосе Миши проскользнула лютая злоба, он шагнул к шкафу, распахнул дверцы, сорвал с вешалки легкую шубку. – Надевай, я сказал, или я вытащу тебя голой на улицу!
На миг эта мысль показалась ему очень привлекательной – выволочь девушку на мороз в одном легком платьице, в тонких капроновых чулках и туфлях. Связать ей руки за спиной скотчем, заклеить рот, чтобы никто не слышал ее испуганных криков. Открывая машину, толкнуть Сашу в снег, чтобы мелкие холодные иглы спились в ее теплую кожу, сковали тело болью. Да, так.
– Думаешь, долго ты протянешь в таком виде на улице? – Миша, издеваясь, указал на коротенькое платье-футляр.
– Что ты задумал? – выдохнула Саша, глядя в лицо негодяя расширившимися от ужаса зрачками. В этот момент казалось, что ее разноцветные глаза одинакового – черного, – цвета, так сильно расширились ее зрачки.
Миша гнусно хихикнул.
– Ты все правильно поняла, – пропел он неприятным, подлым голоском. – Я не стану тебя обманывать, ведь врать нехорошо. Я тебя украду; отвезу к себе на дачу, а у Яна потребую выкуп. И когда он мне его привезет, я тебя убью. Прямо на его глазах. Тебе, наверное, будет больно, но недолго. Не бойся. А вот ему… он сильно тебя любит?
– Да ты ненормальный! – выкрикнула Саша, и Миша одним прыжком оказался подле нее, его пальцы вцепились в ее горло, сжимая его до хрипа. Склоненное над Сашей лицо мужчины побагровело от животной злобы и отвратительно тряслось, на губах выступила пена, словно Мишу колотил эпилептический припадок, на лбу уродливо надулись вены, словно это она его душила, а не он.
– Ненормальный! – подтвердил он, с наслаждением всматриваясь в искаженное от ужаса лицо девушки. – Я – ненормальный. И все из-за тебя. Это ты виновата. Вы унизили меня, ты и твой Ян. И за это вам придется заплатить…
– Ты не получишь никаких денег! – прохрипела Саша, стараясь разжать его руки на своем горле.
– Не-ет, – протянул Миша, посмеиваясь, оглядывая девушку. – Думаю, получу.
Он отстранил Сашу от себя, оценивающе разглядывая ее, отмечая все – и дорогое платье, и новые украшения.
– На тебе цацок болтается тысяч на сто, – хихикнул он. – Так что все я получу.
Резким рывком он сорвал голубую подвеску с шеи девушки – цепочка, не выдержав рывка, лопнула, прочертив на коже девушки алую полосу, Саша вскрикнула от боли, и Миша швырнул ее любимое украшение на ее стол.
– Это чтобы он понял, что я не шучу, – пояснил Миша. – О, скотч. Кстати!
От сильной пощечины Саша едва не потеряла сознание, пошатнулась и едва не упала, но негодяй придержал ее, и она ткнулась коленями в пол, медленно приходя в себя. Липкая лента крепко стягивала ее запястья, скотч с противным звуком разматывался и связывал ей руки, и девушка вскрикнула, когда Миша грубо ухватил ее за подбородок, заставляя поднять лицо.
– Ротик, ротик, – командовал негодяй, залепляя рот девушки липкой прозрачной лентой.
Сашу бил озноб, она выглядела беспомощной и жалкой, и Миша вдруг ощутил противоестественное возбуждение, настолько сильное, что налившийся кровью член запульсировал болью.
– А может, развлечемся? – хрипло предложил он, расстегивая ширинку. Угадав его намерения, Саша протестующе замычала, забилась, пытаясь встать с колен, но Миша бесцеремонно толкнул ее, повалив на пол, задрал повыше платье, обнажая стыдливо стиснутые ноги.
– О, чулки, – одобрительно произнес он. – Молодец. Меньше возни.
– Девушку оставь, – негромкий голос у дверей показался Мише громче и ужаснее грохота неумолимо приближающегося поезда, и он на миг застыл, оглушенный мучительным стыдом оттого, что его застали вот так – со спущенными штанами.
Наспех приводя в порядок одежду, Миша обернулся. У дверей стоял Андрей, исподлобья глядя на насильника. Старый хитрый лис, учуял опасность… На миг Мише стало очень досадно оттого, что его вычислили и раскусили так легко, он в очередной раз ощутил себя дураком и ничтожеством и заскрипел зубами от бессилия и злости на самого себя – потому что никак не мог отделаться от этих уничижительных мыслей о себе…
– Ты что опять вытворяешь?! – прорычал начальник безопасности. – Ты нас тут за дураков держишь, да? Мы его ждем в отделе кадров за документами, а его нет и нет… ты что, думал – тебя тут не найдут? Ну все, рецидивист, кранты тебе.
Андрей поднял с пола рыдающую Сашу, усадил ее в офисное кресло, подцепил краешек скотча.
– Сейчас, сейчас, – уговаривал он. – Потерпите…
Машка, трясясь, отступал назад. По лбу его катился болезненный пот, возбуждение, не нашедшее выхода, жгло тело и мутило мысли. Как-то сама собой рука его опустилась в карман пальто, нащупала удобную, затертую до идеальной гладкости рукоять складного ножа, большой палец привычно скользнул по знакомой щербинке у кнопки, выкидывающей лезвие…
…тот самый нож, которым Пахомыч нарезал невкусные огурцы в автобусе…
С ревом Миша на летел на Андрея; обхватив его огромное тело своими тощими руками, он несколько раз вонзил лезвие в спину мужчины, с удовольствием, от зверского наслаждения закусывая губу. Он бил бы еще, если б руки вдруг не начали скользить по рукояти, а мужчина не начал заваливаться вперед, на забившуюся в истерике Сашу. Она смотрела на упавшего ей на колени Андрея – и голосила, голосила, словно сошла с ума.
– Заткнись! – грубо рявкнул он, вернув на место скотч, почти оторванный Андреем. На лице девушки осталось что-то алое, Миша поднял свою дрожащую руку, приблизил ее к близоруким глазам и понял, что все его пальцы перепачканы кровью. Он только что убил человека. Сильного, умного. Хитрого даже. Начальника безопасности. Вальнул. Он.
– Ну, дела… – пробормотал он.
Тело Андрея он просто столкнул с колен Саши, об ее платье грубо отер перепачканные в крови руки. Возбуждение покинуло его; на смену ему пришла чудовищная усталость, даже адреналин, переполнивший его кровь обжигающим ядом, уже не в состоянии был заставить его шевелиться быстрее. И на смену нервозности пришел странный покой и уверенность – словно Миша смотрел на все происходящее со стороны.
«Я не ничтожество. Я могу!»
Не обращая больше внимание на ужас девушки, на ее протестующие вопли, заглушенные полоской скотча, надежно запечатавшей ее рот, он отыскал в ее сумочке телефон, накинул на ее плечи шубку, рывком поднял Сашу из кресла и, ухватив под руку, потащил вслед за собой.
В коридоре цокот ее каблучков раздавался неуместной веселой дробью, потому что Саша упиралась, сопротивлялась, делала крохотные шажки, и Мише приходилось ее тащить волоком. Беспечная вахтерша не подняла головы и тогда, когда он вновь активировал свой пропуск. «Вот с кого с первого Ян спустит шкуру, – мелькнуло в голове у Миши. – Проворонила его подружку, дура старая!»
Затолкать Сашу в машину тоже удалось очень легко, она показалась Мише какой-то ослабевшей, сломленной, и он даже не заметил удары ее острых каблучков. Которые оставили на его ногах кровавые синяки.
Вероятно, сейчас поднимется шумиха. Найдут Андрея, просмотрят камеры, увидят кто и на чем увозит девушку. Но только черта с два они догонят и найдут. План, который когда-то казался невероятной и страшной сказкой, вдруг начал реализовываться и обретать реальные черты.
– Вы все мне заплатите, – спокойно бросил Миша, вслушиваясь в сдавленные рыдания Саши и неторопливо выруливая со стоянки.
* * *
Сашин телефон разрывался от звонков, но Миша не спешил отвечать.
Так же на удивление спокойно, неторопливо доехал он до дачи, по заснеженному участку протащил похищенную девушку, немало не заботясь, что ее ноги в офисных туфельках утопают в снегу, втащил ее в дом и швырнул на кровать.
Нетопленное помещение промерзло, и Сашу колотило, она поджимала промокшие ноги. Здесь им предстояло провести ночь, и Миша с неудовольствием подумал, что придется разжечь газовый котел – а значит, привлечь внимание соседей… а, все равно. Все равно…
Когда в доме стало немного теплее, он все же решил ответить на непрекращающиеся звонки. От множества вызовов телефон нагрелся, почти села батарея. В кармане шубки, где лежала трубка, было тепло, и Миша усмехнулся, подумав, что Ян согревает Сашу даже на расстоянии – вот таким странным способом, да…
– Слушаю, – негромко произнес он, ответив на вызов.
– Ты совсем свихнулся?
Голос Яна был на удивление спокойным, таким ясным и спокойным, словно Миша не преступление совершил, а принес ему неправильный отчет. От этого спокойствия Миша на миг потерялся, хватанул губами воздух, ощущая знакомый уже приступ паники и стыда, но в следующий момент уверенность вернулась к нему, и он, проглотив все неловкие слова оправданий, ответил уверенно и спокойно – тон в тон как Ян:
– Нет, наоборот – я чувствую, что сейчас на правильном пути. А что?
– Что ты хочешь? – Ян не стал читать нотаций, выяснять отношения, орать. Сразу перешел к делу.
– Вот молодец, сообразительный, – похвалил Миша. – Денег, конечно. Много денег. Наличными, разумеется.
– Сколько? – терпеливо спросил Ян.
– Миллион, – нахально ответил Мишка. – Долларов, разумеется же.
– Ты понимаешь, какая это сумма? – спросил Ян. – Ее невозможно просто так пойти и взять. Мне нужно заказать ее.
– Так закажи, – легко ответил Миша. – А до тех пор твоя драгоценность побудет у меня.
– Я должен убедиться, что с ней все в порядке, – так же спокойно и буднично произнес Ян и Миша усмехнулся.
– Да ты прям бизнесмен! Не волнуйся, я не попортил товар.
– Я должен убедиться, – повторил Ян твердо.
– Ну хорошо, хорошо, – согласился Миша и включил громкую связь. – Воркуйте, голубки. Только без глупостей мне тут! Или я ей горло перережу от уха до уха!
Он продемонстрировал перепуганной Саше нож, и она с ужасом рассмотрела на его светлом лезвии темную засохшую кровь.
– Все поняла? Только вякни мне лишнего!
– Саша?
Голос Яна был все так же спокоен, и всхлипывающая девушка поморщилась от боли, когда Миша рывком содрал скотч с ее лица.
– Ян… со мной все в порядке, – прошептала она, глотая слезы.
– Умница, – похвалил Ян. – У тебя ничего не болит? Тебе удобно? Сможешь меня дождаться?
– Да, – шепнула Саша, стараясь, чтобы он не услышал ее слез. – Все хорошо.
– Не плачь, – сказал Ян. – Завтра все окончится.
– Да, – тихо ответила Саша.
Завтра все окончится. Завтра Ян привезет деньги, а этот ненормальный убьет ее. На глазах Яна. От этой мысли темнело в глазах, до боли хотелось выть от ужаса и отчаяния, но Саша держалась. Ей не хотелось, чтобы Ян запомнил ее такой – бьющейся в истерике, раскисшей…
– Я хочу, чтоб ты знал, – шепнула Саша, – что очень люблю тебя. И не жалею. Даже сейчас.
– Я тоже люблю тебя, – ответил Ян. Голос его дрогнул, смягчился. – И жалею только о том, что ею ему не свернул. Я сделаю все, чтобы все было хорошо. Слышишь?
– Слышу, – ответила Саша. Слезы текли по ее щекам, и она думала о том, что в последний раз слышит его голос. – Слышу…
– Ну все, все, – Миша грубо оттолкнул ее от телефона, – убедился? Все у нас тут хорошо. Завтра как соберешь деньги, позвонишь мне. И давай без глупостей – или я выпущу ей кишки. Как твоему холую. Понял?
*******
Ночь прошла быстро; Миша спал урывками, видя то ли сны, то ли бред. Лоб его горел, ладони же напротив были ледяными, Миша никак не мог согреться несмотря на то, что сидел у батареи. Озноб бил его и когда Миша закрывал глаза, ему казалось, что все вокруг раскачивается, сжимается, то ли пережевывая его, то ли стараясь выплюнуть.
«Бред, – подумал он. – Заболел. Ладно, с этим потом. Приеду домой и мама заварит мне чаю…»
Однако следующей мыслью была та, которая говорила – не будет больше никакой мамы с ее заботой, и чая ее тоже не будет. Прошлого больше нет, все ушло. Более того – он сам уничтожил его, несколькими ударами ножа, пронзившими тело безопасника, убил всех знакомых, друзей, весь свой мир. Все. Вместо привычной жизни – черная дыра и пустота.
К утру выпал снег, припорошив следы на участке. В десять часов явилась Лилька – возбужденная, радостная, раз в кои-то веки не пьяная. Ее свежее лицо чуть покраснело от мороза, глаза сверкали, и она напоминала себя прежнюю – озорную, красивую, веселую.
– Достала! – с порога завопила она, и Саша, вздрогнув, проснулась. Под утро ей удалось забыться неглубоким сном, перегруженный эмоциями мозг просто не выдержал и подарил ей несколько часов отдыха. – Кто молодец? Я молодец! Дороги перекрыты, говорят, снежные заносы, техника не справляется, но я прорвалась!
– Тихо ты, не ори! – цыкнул на нее Миша, и Лиля осеклась, заметив лежащую на кровати Сашу со связанными руками.
– Это… это что еще такое?! – ошарашенно произнесла Лиля, разглядывая бывшую подругу. – Ты зачем ее сюда притащил?!
– Планы поменялись, – жестко ответил Миша. – Я передумал.
– Что значит – передумал?! – взвилась Лиля, мгновенно окрысившись. – Я тут что, в бирюльки с тобой играю?!
– Я передумал, – повысив голос, повторил Миша. – Умрет она одна. У него на глазах. Хочешь, чтобы твой Ян страдал, мучился? Чтоб превратился в такую же жалкую пьянчугу, как ты?
– Что?! – заорала Лиля, накинувшись на подельника с кулаками, но Миша легко скрутил ее руки и отпихнул девушку от себя.
– Ничего, – сухо ответил он, – глядя, как Лиля ворочается на полу. Она упала неудобно, подвернув ногу, но боль не смогла заставить ее расплакаться, потому что ее злость была сильнее боли. – На себя посмотри, во что ты превратилась. Смотреть противно. Вот и я хочу увидеть Яна таким. Как он будет пускать сопли и пить.
– Ах ты, сволочь, – прошипела Лиля, зло сверкая глазами. – Ты меня использовал…
– Если сама не умеешь пользоваться головой, – зло ответил Миша, – то это сделает кто-нибудь другой. Ну? Давай сюда, я установлю бомбу.
Девушка стрельнула глазами в сторону своей сумочки. Та, тяжелая, распухшая, лежала на стол, и Мише и в голову не пришло, что для дамской сумки она слишком велика. Признаться, что бомба тут? Отдать ее своими руками этому аферисту? Позволить ему воспользоваться ее усилиями, провернуть все так, как он хочет? Да прямо сейчас!
– Она у меня в машине, – рыкнула Лиля. Порывшись в кармане, вытащила маленький пульт, похожий на пульт управления игрушечной машиной. – Держи, террорист…
Она с ненавистью запустила в Мишу пультом, но тот ловко поймал его, даже присев от страха – и Лиля рассмеялась, наблюдая за ним.
– С ума сошла?! Хочешь устроить взрыв раньше времени?!
– Там предохранитель есть, трусливое чмо!
Миша осторожно поднес устройство к глазам, погладил его почти с нежностью.
– Вы у меня все получите, – прошептал он мечтательно.
– Получили, как же, – не унималась Лилька, насмешливо фыркая.
Миша беспечно пожал плечами.
– Один такой заработал по полной, – хорохорясь, произнес он. – Надеюсь, на небесах ему зачтется все, и прием будет торжественным.
– Что? – не поняла Лиля. – Ты о чем?
– Безопасник вчера тоже думал, что не получит, – гнусно усмехнулся Миша. – А еще начальник охраны!..
Лиле показалось, что сердце ее остановилось, кровь отлила от мгновенно побелевшего лица.
– Что ты натворил? – хрипло произнесла она, и Миша рассмеялся, глядя в ее перепуганное, помертвевшее лицо.
– Да подрезал я твоего безопасника. Совсем. Что, жалко? Яновского холуя жалко?
«Андрей, прости!»
Лиле показалось, что пол под ней растворился, исчез, и она падает, падает в бездну, стремительно летит вниз, ожидая рвущей боли от удара о самое дно. Дно отчаяния.
– За что!? – выдохнула она, чувствуя, как закипают слезы. Единственный человек, который относился к ней по-человечески! В глубине души Лиля все еще надеялась, что когда все это кончится… когда безумие, бушующее в крови, затапливающее пламенем разум, утихнет, пройдет, затянутся раны на сердце, она все же подойдет к нему… найдет в себе смелости и силы признаться и сказать ему в глаза, что наговорила лишнего сгоряча. Два таких желанных и простых слова – «прости меня», она уже готова была сказать их, и еще – «давай попробуем все сначала?» Они уже долго вертелись у нее в мыслях, эти простые слова, и лишь отчаянное глупое упрямство заставляло ее делать то, что она вытворяла. Андрей, прости, прости!..
Теперь всебыло кончено. Лиля чувствовала, что уже ничего не изменится, легче не станет, а только больнее и больнее с каждым днем. Потому что теперь кровь Андрея на ее руках. Пусть косвенно, но она виновата. Она. Она это начала.
– Сам виноват, – хорохорясь, ответил Мишка. – Под руку подвернулся.
На постели заплакала, забилась Саша, и Лиля перевела на нее взгляд безумных глаз.
«Андрей, прости!»
Меж тем на столе завозился, завибрировал телефон, и Миша, ожидающий звонка Яна, ухватил трубку, отвернулся от девушек, словно не желая чтобы они слышали, о чем он будет говорить.
Наверное, подспудно боялся, что Ян начнет над ним насмехаться. Так и не избавился от комплекса ничтожества…
С трудом поднявшись, двигаясь как можно бесшумно, Лиля скользнула к Саше и, вытащив из волос шпильку, принялась ею тыкать в скотч, стягивающий руки Саши, натянутый меж запястьями, прорывая его.
– Сейчас я его отвлеку, – зашептала Лиля. По щекам ее текли слезы, но она словно не замечала этого. Судорожно вздрагивая как от нестерпимой боли, она зажмурилась на секунду, но в следующий миг продолжила освобождать руки Саши. – А ты быстро выбежишь и сядешь в мою машину… не бойся. Бомбы там нет. Она на столе лежит, в моей сумке. Но, кажется, этот мудень ее не заметил. Прости меня; за все прости.
Саша молчала, глядя как Лиля с остервенением терзает скотч.
– Я его задержу, – повторила Лиля. Ее серые глаза смотрели прямо, в глубине их плавала тоска. – И еще раз – прости. Я…
Она не договорила, отпрянула от Саши, зажимая рот руками, дрожа от сдерживаемых рыданий.
Мишка тем временем вел себя как-то странно, и Лиля, отерев мокрые щеки, обернулась к нему. Самоуверенный, нахальный, он вдруг превратился в забитого, испуганного, как ребенок.
– Ты же трус, – услышала Лиля уверенный голос Яна. – Если ты хоть пальцем ее тронешь, я тебя голыми руками порву, и мне ничего не сделают. Я тебе по очереди все пальцы отломлю, покрошу все зубы, а они будут стоять и смотреть. Понял? Так что выйди и посмотри мне в глаза.
– Нашли? – беспечно произнесла Лиля, глядя в перепуганные глаза Миши, закуривая сигарету. Какая сладкая сигарета! Выпуская из губ дым, Лиля подумала, что в жизни много приятных моментов, которые человек не цени лишь потому, что они обычны, они повторяются каждый день, и он точно знает, что будут еще и еще такие же точно… – А ты что, думал – хорошо спрятался? Хорошая идея с этим похищением? Мудень! Это, значит, они перекрыли дороги… тебя ловят. Все, не выберешься. Убийство у тебя уже есть, похищение… на зоне будешь уважаемым человеком, если, конечно, не придавят в СИЗО за попытку изнасилования. Миша, ты крепко вляпался!
