Текст книги "Цена ошибки - любовь (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
– Пожалуйста, – взмолилась Саша, чувствуя, как от возбуждения у нее вся промежность горит, а место, к которому прикасаются пальцы мужчины, казалось, наливается непереносимым жгучим желанием, набухает и пульсирует. Она чувствовала, как под его пальцами становится все более мокро, тонкий запах ее возбуждения, похожий на сладкий хлебный, витал в воздухе. Но Ян легко проводил по ее раскрытому, горячему лону и снова опускал пальцы на влажное колечко ее ануса, щекоча и дразня его до жжения, до невыносимых покалываний, до нетерпеливых движений – Саша, двигая бедрами, постанывая, отчаянно пыталась заставть его ввести палец ей вовнутрь, заглушить это острое невыносимое желание, эту жажду, но Ян всякий раз убирал руку, и мучительная игра продожалась.
– Теперь играем по моим правилам, – коварно шепнул он, отрываясь от ее груди и перевернув девушку на живот. Он снова развел ей ноги, раскрывая перед собой, поглаживая горячие бедра, и его рука скользнула по ее податливому мягкому телу.
Его пальцы настойчиво поглаживали Сашу между ягодиц, до нетерпеливой возни, до постанываний – девушка, лежа на животе, приподнимала бедра, следуя за его ласкающей рукой, жадно двигалась, сжимаясь, умоляя, чтобы его прикосновния были более плотными и крепкими, но его пальцы все так же невесомо скользили по ее мокрому телу, и тонкая ласка превращалась в невыносимо жгучую. Иногда пальцы Яна вкрадчиво опускались ниже, меж разведенных ног, и чуть погружалис в раскрытое горячее лоно, и тогда Саша ахала, опадала, расслабляясь, чувствуя нежные неглубокие толчки, растягивающие чувствительный вход, приносящие ей невыразимое блаженство и удовлеворение. Но Ян снова принимался поглаживать девушку меж ягодиц, и Саша со стоном сжималась, чувствуя, как наливаются возбуждением нервы, как горит и покалывает кожа.
– Пожалуйста!
Пальцы Яна довели ее до жалобного поскуливания, она шире раздвигала бедра, сама ласкаясь о поглаживающую ее руку, извиваясь и совершенно бесстыдно двигаясь. Горячее дыхание ее сбивалось, Саша извивалась и стискивала простыни пальцами, когда прикосновения его пальцев становились быстрыми и совсем легкими. Мужчина склонился над ней, и она почувствовала легкий укус на своей коже, чуть ниже поясницы, в соблазнительную мягкую округлость ягодицы.
– Какая ты красивая, когда хочешь, – прошептал он, поглаживая ее возбужденное лоно. – Какая соблазнительная… а как сладко просишь – смотрел бы и смотрел…
– Пожалуйста!..
Он поднял ее, постанывающую, поставил на колени, и Саша со вздохом, полным удовлетворения, почувствовала, как его напряженный жесткий член входит в ее мокрое раскрытое лоно. Он обнял ее за талию и начал двигаться – осторожно, неторопливо, заставляя ее принять его полностью, и девушка постанывала от этих проникновений, потушивших острое желание и наполнивших ее удовольствием.
– Иди ко мне, девочка моя…
Ян поднял, притянул ее к себе, прижал ее подрагивающую спинку к своей груди, поглаживая ее округлые, соблазнительные груди с торчащим сосками. Его первые движения были плавными и вкрадчивыми, почти нежными, его член двигался в теле девушки осторожно, неторопливо, и Саша, откинув голову на плечо Яна, блаженно закрыла глаза и подставляла свои губы под его поцелуи, покоряясь его ласке, принимая его все глубже, обмирая от ощущений где-то глубоко у себя в животе.
– Моя…
Его ладонь легла на ее животик, мужчина прижал Сашу к себе плотне и толкнулся в ее тело сильнее, еще и еще, продолжая целовать ее, заглушая ее вскрики и стоны. Его руки жадно скользили по ее телу, стискивая грудь, поглаживая трепещущий животик, спускаясь к розовому треугольничку между разведеных ног и поглаживая там – до тех пор, пока девушка не начинала извиваться, стараясь закрыться, спрятаться от ласкающей ее руки, беспомощно постанывая.
– Хочу тебя всю, – шептал он, вслушиваясь в ее хриплое дыхание и снова приникая к ее горячим губам. Его движения становились все быстрее, все жестче, он проникал в ее тело все глубже, сильнее, и Саша поскуливала, чувствуя, как его член становится жестче, чувствительно растягивает ее нежные ткани. Их горячее дыхание передавалось из губ в губы, стоны смешивались, и Саша выгибалась, извивалась, прижимаясь к любовнику ягодицами, подчиняясь его властным движениям. Бедра ее дрожали под его ладонями, и он нарочно ласкал ее клитор, дразнил чувствительный бугорок, чтобы ощутить под ладонями мелкую дрожь ее тела и почувствовать, как она крепче сожмет его плоть, как станет еще жарче и влажнее.
– Кричи, девочка моя. Мне нравится, как ты кричишь.
Как давно он мечтал об этом, как представлял, что будет покрывать это тело поцелуями, наслаждаться каждым его изгибом! Как хотел ладонями повторить линию стройных бедер, ощутить мягкость кожи! Как ждал услышать голос Саши, полный удовлетворения, когда он будет в ней! Как жаждал ощутить трепет ее тела под своим, прикосновения ее шелкового животика к своему животу, ощутить свою власть над этой девушкой, попробовать на вкус ее губы в момент наивысшего наслаждения.
– Кричи, моя хорошая…
От следующих его ласк Саша не вынесла – вскрикнула, сделав попытку вырваться, но он ударжал ее, вжался в ее мягкое тело сильнее, чувствуя, как внутри она тоже дрожит. Толчки его члена в ее теле стали сильнее, чаще, пальцы Яна крепко ухватили девушку за бедра. Теперь он проникал в ее тело жестко, быстро, выбивая крик и стоны, Саши извивалась, вцепившись в его запятстья и сжимаясь, обмирая, чувствуя приближение оргазма. Жесткая головка его члена внутри ее тела проводила полосу, наливающуюся жаром, и Саша, кажется, на миг перестала дышать, когда член Яна толкнулся в самую глубину ее тела, отчего нестерпимые спазмы наслаждения скрутили ее тело.
– Да! – выдохнула девушка, замирая в его руках и чувствуя, как он двигается в ней, быстро, сильно, продлевая ее ослепительное наслаждение и приближая свое, которое он выдохнул с рычанием, до боли стиснув ее тело, вжавшись в ее мягкие бедра, подрагивая, как натянутая струна.
Глава 11. Последнее слово
Лиля была оглушена, потрясена случившимся до немоты, до отупения. Ночь, проведенная в «обезьяннике» – вонючей комнатке с выкрашенными в грязно-зеленый цвет стенами, исцарапанными похабными надписями и прожжеными спичками, – меж проституток, вшивых бомжей и буянящих пьяниц показалась ей бесконечной и странной, невероятной, как страшный сон, хотя она глаз не сомкнула и, сгорбившись на деревянной лавке, прислушивалась к каждому шороху. Казалось, она слышала даже шорох лапок таракана, пробегающего по заплеванному полу из сваленного в углу бомжачьего узла. От ужаса, от кипящего в крови адреналина ей казалось, что кожа отслаивается от мышц, и она никак не могла уняться, успокоиться. «Что, все?!» – крутилось в ее голове, и она обмирала от осознания того, что ее заперли в тюрьме – да боже мой, меня же посадят!
Чудовищно хотелось курить, но все вещи – сигареты, зажигалку, телефон, – отобрали, и Лиля тихонько заплакала, понимая, что нет Яна, который пришел бы, выручил и решил все проблемы. У Сашки, у этой курицы разноглазой, он был. Примчался, спас. Укрыл ото всех. Унес. В тот момент, когда он прижимал к себе свой драгоценный сверток казалось, что не существует для него ничего дороже, да и вообще людей вокруг не существует только они вдвоем – он и Сашка…
К утру Лиля забылась тяжелым, зыбким сном, из которого ее вытряхнула грубая рука дежурного.
Молоденький лейтенант бесцеремонно тряс ее за плечо, и девушка нервно вздоргнула, просыпаясь. Хлопая осоловевшими глазами, она с силой потела лицо и уставилась на хмурого блюстителя порядка.
– На выход, – грубо сказал лейтенант, бесцеремонно подхватив ее под локоть, и Лиля, оказавшись на ногах, едва не упала, оступившись, неловко подвернув каблук. Колени ее затряслись и она жалобно взвыла, захлебываясь плачем.
– Не надо в тюрьму, пожалуйста, не надо, – повторяла она, захлебываясь от ужаса, пока дежурный практически силой выволакивал ее из обезьянника. Она шла нехотя, семеня ногами, делая крошечные шаги, обмирая от страха, и дежурному приходилось подталкивать ее, грубыми рывками за руку направлять к дверям.
– За тобой пришли! – не вынеся этого цирка, рявкнул лейтенант и в очередной раз грубо ее пихнул, да так, что она вывалилась из обезьянника, зацепилась носком сапога о порог и едва не упала на грудь человеку, к которому ее и тащил лейтенант. – Забирайте вашу красавицу.
Лиля подняла заспанные, вспухшие от слез глаза и встретилась взглядом с глазами Андрея, безопасника. У него были карие глаза, с удивлением подумала она. Карие, как густая чайная заварка, темные, прозрачные. И на дне их дрожало какое-то странное чувство, оно одновременно и напугало Лилю, но и принесло необычайное облегчение, она уткнулась лицом в грудь мужчины и беззвучно зарыдала, стискивая его одежду, так, словно хотела вжаться в его тело, раствориться в нем и спрятаться ото всех. От любопытных взглядов сокамерников, от хмурого полицейского, и от самого Андрея, который обнимал ее, но как-то холодно, дежурно, отстраненно.
– Должен буду, – коротко бросил Андрей хмурому блюстителю порядка и тот чуть кивнул. – Ладно, пойдем.
Он не задал ни единого вопроса; казалось, он вообще не хотел говорить с Лилей, и его рука, придерживающая ее под локоть, была жесткой. Такой же безжалостно-крепкой, как рука лейтенанта, нетерпеливо и брезгливо волочащего ее к выходу. Пальцы, сжимающие руку девушки сквозь одежду, причиняли боль.
– Меня что, отпустили? – пролепетала Лиля, покорно семеня рядом с широко шагающим Андреем.
– Да.
Это было первое и единственное слово, которое он произнес, обратившись к Лиле, и она снова ощутила приступ удушливого ужаса, словно жертва, падающая со скалы. Да, подходящее сравнение – падения и абсолютной беспомощности. Когда летишь в пропасть и уже ничто и никто не может помочь…
Андрей распахнул перед ней дверцу машины, усадил Лилю на сидение. В его движениях, – механических, отточенных, четких, – не было ни тепла, ни осторожности. Вроде как ухаживает за ней, но в то же время точно такими же движениями он мог бы и дрова пилить.
Неторопливо обойдя машину, Андрей открыл дверук и уселся на водительское сидение, положил руки на руль. Лиля почему-то взглянула на его пальцы, крепко сжимающие руль – и в следующий момент он влепил ей пощечину, хлесткую, сильную, такую, что девушка вскрикнула, голова ее мотнулась, волосы упали на лицо, и Лиля заплакала – горько, навзрыд, потирая побитое место и ощущая невероятное облегчение. Ее страх, ужас, потрясение пролились слезами и перестали душить и топить девушку в черной всепоглощающей панике.
Андрей сурово сопел; казалось, ему хотелось ударить ее еще и еще, раздражение его находило выход в каких-то нервных движениях, он возился на месте, словно не мог устроиться поудобнее, руки его нервно сжимались и разжимались на руле.
– Почему, – тяжелым и злым голосом проговорил он, глядя перед собой и избегая смотреть на рыдающую девушку, – почему я узнаю о каком-то предотвращенном изнасилованиии?
Он не вынес – все же глянул на Лилю, и тут же отвел взгляд, словно ожегшись. Руки его снова крепко обхватили руль, словно он хотел раздавить его, смять.
– Я же сказал, – задушенным голосом продолжал он. – Я же сказал – без криминала! Напоить и сфотографировать лицом в салате, черт тебя дери! И только! И все, мать твою!!! Какие раздевания?! Какие изнасилования?! Что ты натворила?! Что ты хотела сделать?!
– Андей, это не я, – поспешно выкрикнула Лиля, но мужчина обернулся и глянул на нее так, что Лиля вскрикнула, будто заработала еще одну оплеуху. – Андрей, не я! Это все Мишка, это он затеял!
– А позвал его кто?! – взревел Адрей, долбанув по рулю кулаком. – Или будешь врать, что он оказался там случайно?! Черт тебя дери, да чо ж ты не угомонишься никак?!
Он с остервенением рванул ворот куртки, сунул руку во внутренний карман.
– Подписывай, – на панель, перед Лилей, он кинул какую-то бумажку, ткнув в нее пальцем. – Сейчас же. Сию минуту.
– Что это?! – прошептала Лиля, уставившись на документ невидящими глазами. Буквы расплывались, сливались в серое пятно.
– Заявлене на увольнение, – жестко произнес Андрей. – Он уже подписал. Я был у него с утра – только в обмен на эту бумажку он согласился не давать ход делу против тебя. Мишка твой сам пусть выкручивается, за тебя я впрягся, подключил свои связи. Но ты на пушечный выстрел не должна подходить ни к Яну, ни к Сашке. Усекла? Подписывай!
Лиля помертвевшими пальцами сжала холодную авторучку. На одной из строк увидела изящную подпись – даже злясь, Ян умудрился вывести все завитушки аккуратно… подписал, значит.
– Выставил, значит, – прошептала Лиля, чувствуя, как у нее дрожат губы и глаза снова наливаются слезами.
– Да черт бы тебя подрал, – Андрей буквально зарычал от злости. – Да почему ты такая упертая?! Чего ты цепляешься за него, а?! Где гордость твоя, а?! Он с другой, понимаешь? С другой! Они спали вместе, она разгуливает по его дому в его шмотках, они там трахаются уже сутки – а ты все ждешь, что он передумает?! Да не будет этого, не будет, понимаешь?! В руки себя возьми! Подписывай давай – и больше чтобы никогда!.. Не ближе чем на сто метров!.. Дома сидеть будешь. Пока всебя не придешь. Поняла?! Да подписывай уже!
Лиля скрюченными пальцами кое-как ставила закорючку и Андрей выдернул из-под ее руки бумажку, сунул ее обратно в карман. Глубоко и медленно дыша, он как будто успокоился, помотал головой, отгоняя дурноту.
– Значит так, – сказал он ровным голосом. – Едем ко мне. Там я тебя оставлю – будешь сидеть тихо и не высовываться. Недельку посидишь, пока все уляжется…
– Что уляжется, – пробормотала машинально Лиля, и Андрей снова взорвался.
– Как – что?! – гневно выкрикнул он, яростно сверкая глазами. – А про Мишеньку своего, – он произнес эти слова высоким гундосым голосом, явно кривлляясь и передразнивая кого-то, – забыла? Его мать истерики закатывает, бегает, заламывая руки и уверяя, что он не мог такое сделать! Он не сам, его подставили! Как ты думаешь, что она тебе сделает, если найдет? Как минимум искалечит, ему же статья светит. Идиоты…
Лиля грустно усмехнулась.
– Да уж, не мог, – повторила она.
– Все, достаточно, – перебил ее Андрей. – Ты меня поняла? Поняла, что надо сидеть тихо и не высовываться?
– Поняла, – медленно повторила она.
– Никакого Яна! Никакой Сашки! Нет их! Не в этой вселенной! Поняла?! В руки себя возьми и прекрати таскаться за ним, не твой он, все!
Лиля согласно кивнула. По щекам ее снова потекли слезы.
Глядя на ее заплаканное личиуо, Адрей смягчился, голос его дрогнул, и он порывисто обнял девушку, прижал ее к себе, поглаживая по растрепавшимся, спутанным волосам.
– Ну, пожалуйста, – почти умоляющим голосом произнес он. – Давай ты будешь умной девочкой. Давай без глупостей, а?
"Увидеть, – тоскливо подумала она. – Хотя бы увидеть его, хоть издали… Просто увидеть! Ничего больше не надо, ничего не прошу".
Андрей не сказал Лиле, чего ему стоило уговорить Яна отозвать заявление. Да, уговаривать пришлось именно Яна, потому что он и слышать этого не хотел.
В своей мягкой домашей одежде, попивая кофе, босой, он был тверже и упрямее, чем в офисе.
– Ян Палыч, – Андрей привычно провел по короткому ежику волос ладонью, словно стараясь стереть все дурные мысли, стыд, который он испытывал, уговаривая и унижаясь. Его чашка с кофе стояла нетронутой, он рассеянно помешивал темную ароматную жидкость ложечкой, но не притрагивался к ней, словно опасался, что его самого могли отравить. – Не губи жизнь девчонке, не надо.
Синие глаза Яна мгновенно превратились в лед, он чуть качнул головой, изо всех сил сдерживая гнев.
– Даже не напоминай мне о ней, – зло выдохнул он. – Даже думать стыдно, что я с этой женщиной…
– А я вот люблю ее, – задумчиво произнес безопасник, прислушиваясь к своим словам и удивляясь тому, как свободно, спокойно и буднично они звучат. – Даже такую, даже если она меня нет. Знаешь же что это такое…
Ян с нехорошим прищуром вгляделся в лицо безопасника, во взгляде его промелькнуло отвращение.
– Знаю, – холодно ответил Ян. – Но не к этой женщине. Она…
– Она глупая влюбленная девочка, – перебил Яна безопасник, повышая голос. – В тебя влюбленная, Ян Палыч. До слепоты, до отчаяния. Гадости делает, да. Перед тобой выплясывает, твое внимание привлекает. Но ведь…
– То есть, я виноват, да? И я должен растять, простить, забыть?! – задушенным голосом произнес Ян. – Она чуть Сашку… ты знаешь, что она хотела сделать?!
– Знаю, – прямо ответил Андрей. – И потому прошу у тебя… у вас. Первый и последний раз. Хочешь – на колени встану. Дай последний шанс. Один. Больше не попрошу. Я за ней пригляжу.
– Да не надо передо мной на колени становиться! – зарычал Ян, долбанув по столу кулаком. – Меня, что ли, травили?! Но ты понимаешь…
– Я пригляжу за ней, – перебил Яна Андрей, понимая, что дает обещание, которого выполнить не в состоянии. Приглядеть… он не может находиться с Лилей двадцать четыре часа в сутки, не спать и не есть, а с ее одержимостью, с ее деятельной натурой она вполне могла затаиться, выждать тотго момента, когда он расслабится, отвернется, потеряет бдительность, заснет. И тогда…
И все же это обещание Андрей дал, понимая, что выторговывает, наверное, всего лишь пару-тройку дней свободы для Лили. Дальше… что дальше? За это не поручился бы никто.
– Нет!
– Ян… я заберу заявление.
Тонкий, застенчивый голос Саши заставил обоих мужчин обернуться.
Одетая в какую-то футболку Яна, слишком длинную для ее маленького тонкого тела, с полотенцем на голове, только что из ванной, она стояла в дверном проеме, стыдливо пытаясь прикрыть голые коленки. От нее пахло шампунем, горячей чистой кожей, и Андрей усмехнулся, прекрасно понимая, зачем молодые женщины среди бела дня принимают душ. Маленькая худенькая девчонка с наивными глазами, которая смогла разжечь страсть в серде Яна – непоколебимого генерального, – приручила его, подчинила себе настолько, что ходит теперь чуть ли не голышом по его дому и одевается в его одужду, потому что своей почти нет, а за сменой он не отпускает ее домой. Как будо и полдня разлуки станут невыносимы… Странно.
– Саша! – Ян повысил голос, хлопнув ладонью по столу, но Саша упрямо качнула головой.
– Ян, – в тон ему повторила она, прямо глядя на него своим разноцветными глазами. – Я заберу. Просто пусть… уходит.
Ян брезгливо поморщился, но смолчал, не стал оспаривать решание своей подруги. Андрей снова усмехнулся. Видимо, у этой тоненькой девочки с забавными разноцветными глазами, удивленно смотрящими на мир, тот еще характер, если она так крепко ухватила Яна за яйца.
– Заявление, – произнес наконец, Ян, ткнув в стол пальцем. – Об уходе. Мне на стол.
– Это можно, – слишком поспешно произнес Андрей. Впрочем, сейчас ему было не до того, чтобы сохранить лицо. Это заявление лежало у него рядом с сердцем, и он поспешно вытащил его, положил перед Яном, пригладил бумагу. – Хоть сейчас.
Ян снова поморщился – брезгливо, недовольно, – и в один взмах подписал заявление.
– Чтобы я ее никогда не видел, – произнес он, и Андрей торопливо поднялся, бережно пряча заветную бумажку.
– Договорились, – покладисто ответил он. – Накосячит – я больше не попрошу. Хочешь милуй, хочешь казни.
– Вот давай обойдемся без этих "если", – ответил Ян. – Не бай бог.
Андрей торопливо поднялся, так и не притронувшись к кофе, как-то суетливо, поспешно глянул в глаза Саше и пробормотал:
– Спасибо, Разноглазка…
* * *
Вечером Саша засобиралась домой.
На телефоне ее была чуть ли не сотня пропущенных звонков от матери и когда девушка, наконец, ответила, та разразилась бранью и слезами.
– Ну, предупредить-то можно было! – укоризненно выкрикивала та, а Саша в ответ только хихикала, прекрасно понимая, какие ужасные моменты пережила мама, и все же…
Предупредить о чем? Такого поворота событий предположить она не могла. Ни коварства Лильки, ни того, что окажется в постели Яна – и останется там настолько надолго.
Вечером, когда небо уже потемнело и пошел крупный мягкий снег, Ян вызвал такси. Но, несмотря на то, что он это сделал, несмотря на то, что он подал ей пальто и помог одеться, он всем своим видом показывал, что не хочет, чтобы она уезжала. Саша не могла припомнить, чтобы она столько смеялась, потому что путь вниз, к подъезду, они проделали в обнимку, целуясь, как школьники, у которых в крови сплошные гормоны. Точнее, Ян себя вел так.
Вызвав лифт, он прижал ее к стене, крепко стиснул, и целовал – страстно, жадно, словно не провожал ее домой, а наоборот, только что привел, заманил в свое логово. Словно не было этого ненасытного дня, а напротив – все только начинается, и впереди их ждет страстная ночь. От его напора, от сжимающих ее рук, от откровенных, долгих поцелуев у девушки голова кружилась и коленки подгибались, и чувство сказочной эйфории пьянило так, словно она выпили бутылку шампанского, не меньше.
Заслышав шаги на лестнице, Саша попыталась оттолкнуть его, но он упрямо удержал ее, поймал ее сопротивлющиеся руки и продолжия ее целовать, даже когда кто-то из его соседей прошел мимо, с интересом рассматривая обжимающуюся на площадке парочку.
– Ян, перестань, – со смехом твердила Саша, а он прижимался горячими губами к ее шее, чуть ниже ушка и тихо-тихо отвечал:
– Не уезжай… Давай завтра, а?
– И снова в этом появиться на рабочем месте? Чтобы все поняли, что я не дома ночевала? Да?
– Все итак все поймут, – Ян недовольно поморщился. – Ради бога, только не вздумай скрывать наши отношения. Только не эти шпионские игры. Мы же взрослые люди…
На миг он снова превратился в прежнего Яна – строгого, разумного, рационального, перестав дурачиться и вести себя как подросток, которому, наконец-то, разрешили все.
– Оставайся, – голосом коварного искусителя шептал Ян. – И мы продолжим то, что начали с утра… ммм? Хочешь?
Саша ахнула от приятного теплого спазма в животе, и Ян снова поцеловал ее трепещущие губы так, словно они все еще в постели, и она под ним…
– Нет, я не могу, – бормотала Саша, блаженно прикрыв глаза, подставляя под его поцелуи лицо. Остаться? Вот так просто – раз, и вместе? Это простота, это скорое сближение казались ей нереальными и пугали, она боялась поверить и обмануться. Так не бывает, не может быть, не с ней! Ян же такой… такой…
Она смотела в его улыбающееся лицо и восторг снова накрывал ее с головой, заставляя попискивать и смеяться, как юную девчонку.
Саша на миг представила себе то, как Ян входит в кабинет, в котором теперь нет Лили, как сослуживцы провожают его взглядами и как понимающе смотрят на нее, на Сашу, и залилась краской. Вот так поворот. Под Новый год не это ли она желала – завистливые взгляды коллег? Желаниям свойственно сбываться. Ян снова прижался к ней, целуя, она слышала, как он улыбается, видела озорные искры в его глазах, и сердце ее сходило с ума от абсолютнейшего, невероятного счастья.
На улице было просто волшебно. Какое-то почти весеннее тепло накрыло город, тишина стояла такая, словно все люди разом попрятались по домам, и снег кружился и падал крупными хлопьями.
– Как в сказке, – выдохнула Саша, поднимая вверх лицо и вдыхая влажный воздух. – Какое блаженство!
– Черт, бумажник забыл, – ругнулся Ян за спиной Саши. Такси еще не было, они вышли заранее – наверное, чтобы прогуляться и просто побыть вдвоем в этом сказочном мире, наполненном таинственной темнотой, снегом и почти весенним теплом. – Вернусь. Смотри, не уезжай без меня, слышишь?
Саша махнула ему, дверь за ним закрылась, и она осталась одна в этой блаженной тишине.
Глядя на кружащийся снег, улыбаясьи радуясь непонятно чему, Саша прислушивалась к далеким звукам города, еле доносящимся до не из-за высоких домов, и думала о том, что, наверное, пора переставать бояться. Да, она была невероятно счастлива, так, как, наверное, чувствуют себя Золушки во всех сказках, когда мечты их сбываются и подходит на ногу хрустальная туфелька. Что будет потом? Загадывать не стоит. Наверное, вот эти блаженные моменты, эти пылкие поцелу и стоят всех пролитых слез. Главное то, что здесь и сейчас, главное то, что оно есть, оно сбылось, происходит и греет сердце. А что потом…
– Попалась, сучка!
Ее блаженство, расслабленность и эйфорию как ветром сдуло, выбило из нее оглушительным ударом, когда жесткие пальцы стиснули ее горло и реальность навалилась на нее болью, хрипом задушенного горла, жестким сильным толчком о стену, который едва не выбил из нее сознание. Потрясение было так велико, что боль от удара затылком о стену казалась далекой и ненастоящей, в ушах стоял звон, притупляя и глуша все остальные завуки, и собственное дыхание, срывающееся на хрип, казалось ей оглушительным.
– Помогите, – пискнула перепуганная, потрясенная Саша. Краем глаза она увидела, как сбоку бликануло открывшееся окно, высунулся любопытный человек – и тотчас исчез, скрылся.
– Тварь, тварь! – голос яростно трясущего ее Мишки всплывал словно в дурном сне. – Да я убью тебя сейчас!..
Он еще несколько раз ударил Сашу о стену, ее голова болталась на шее как пустой орех, и девушка не сразу сообразила, что нужно делать, не сразу начала защищаться.
– Как ты… кто тебя выпустил, – шипела обалдевшая Саша, всматриваясь с ужасом в его перекошенное яростью лицо.
– Мир не без добрых людей, – гнусно умыльнулся Мишка, наслаждаясь ужасом, красноречиво выписанным на лице девушки. – Все в этом мире имеет цену… и вобода тоже!
У Мишки был подбит глаз, прокушенная губа вспухла еще сильнее, а зрачки своей одержимостью и маниакальной ненормальностью напоминали зрачки героинового наркомана во время ломки. В глазах мужчины не было ничего человеческого, и Саше на миг показалось, что Мишка – растрепанный, в расстегнутых ботинках и одежде, потеряв где-то свой шарф, – так и бежал сквозь ночь, чтобы настигнуть ее, как хищник настигает свою добычу. Все тело его, руки, цепко держащие ее за горло, дрожали мелкой дрожью, но не от холода, нет. Ярость, ненависть, которую он испытывал к Саше, выходила из его души этой жуткой, зловещей дрожью, и Саша сужасом поняла, что он не причиняет ей боли только потому, что не знает, как сделать больнее…
– Ты знаешь, – провыл он, встряхивая обомлевшую от шока девушку еще раз, – что со мной чуть не сделали?! Знаешь?! Знаешь?!
– То же, что и ты со мной, – прохрипела Саша, отходя от первого потрясения и вцепляясь в его пальцы, сдавливающие ее горло, стараясь из разогнуть, разжать. – И поделом тебе, мудак!
Мишка взревел и снова долбанул Сашу о стену, да так, что у нее в глазах потемнело, девушка обмякла, колени ее подкосились, она безвольно повисла в удерживающих ее руках.
– Я тебе сейчас головешку сверну, – зло шипел Мишка, тиская задыхающуюся Сашу, ловя ее руки, яростно хлещущие ее по лицу. – Все ты!..
– Кто тебя заставлял мне под юбку лезть, – яростно хрипела Саша, сопротивляясь из последних сил, – скотина!
– Да я и сейчас залезу! – взревел Миша, тряхнув свою жертву. – Залезу, мне что терять?! Что мне теперь терять, а?! Мне статья светит из-за тебя, сучка ты этакая, ты понимаешь это – статья!!! Так хоть будет за что… а то девку даже не попробовал, а на нары отправлюсь!
Он захохотал – мерзко, гнусно, словно удивляясь этому факту, – и рванул застежку джинсов Саши.
– Гад! – выкрикнула Саша, вцепляясь ногтями в его лицо, сдирая кожу со щек, со лба. Но мужчина словно обезумел. Он как будто не замечал ударов, нанесенных ему Сашей, словно не слышал задыхающихся хрипов, не понимал, что еще немного – и жертва задохнется, замолкнет навсегда и перестанет сопротивляться не оттого, что смирится со своим положением, а оттого, что просто умрет в его руках.
– Ах ты, сволочь…
Удар Яна, пришедшийся в висок, оглушил, словно удар кувалдой по голове, и отбросил Мишку от задыхающейся, бьющейся Саши, насильник отлетел в снег, потерялся на миг. Ян, в распахнутом пальто, страшный, распаленный, навис над ним, яростно сжимая кулаки, так что скрипнула кожа его перчаток, и Саша бросилась к нему, обхватила его напряженное тело, вцепилась в одежду, удерживая.
– Не трогай! – выдонула она, всматриваясь в потемневшие от бешенства глаза. – Не дай бог покалечишь… а это такой мерзавец, он же на все способен! Скажется, что ты на него напал!
– Подонок… Не угомонится никак…
Мишка с хохотом ворочался в снегу. Лицо его было изодрано в кровь, веко стремительно наливалось опухолью, из носа шла кровь. Наверное, заработал сотрясение мозга, мелькнуло в голове у Саши.
– Сладкая парочка, – выдохнул Мишка, задыхаясь от хохота. – Рыцарь приходит на помощь и спасает прекрасную даму! Где уж мне уж! Так трогательно ой, не могу!
Ян снова рванулся вперед, сжимая кулаки, но Саша повисла на нем, не давая ему возможности напасть на ворочающегося у его ног Мишку.
– Нет, не трогай! Пусть убирается!
Мишка ужом извернулся и, словно разогнувшаяся пружина, с каким-то диким кошачьим визгом кинулся на Яна пользуясь тем, что Саша удерживает его руки. Его крюченные, покрасневшие от снега пальцы метнулись в лицу Яна, словно он хотел так же, как Саша, впиться в кожу руками, оставив длинные кровавые борозды, но Ян не позволил ему прикоснуться к себе. Вмиг на снегу оказалась Саша – он оттолкнул ее, и она уселась в сугроб, – а Мишка, маниакально сверкая глазами, смачно влепился лицом в кулак Яна, выкинутый ему навстречу, и его боевой визг резко стих, Мишка мотнулся как марионетка на веревочках, и упал без звука в снег.
– Ну, – Ян тяжело дышал, пар облаком окутывал его черноволосую голову, – что? Угомонился? Недолго гулял на свободе, да? Идиот злобный…
Где-то вдалеке все яснее слышались сирены, и Саша снова подняла голову – из того самого окна торчал все тот же любопытствующий, которому нетерпелось узнать, чем закончится разыгравшаяся на истоптанном снегу драма.
– Саша, – Ян шагнул к девушке, протянул ей руку и рывком поднял из сугроба. – Саша… ты же видишь. Ты же понимаешь – завтра он снова кому-нибудь заплатит и снова нападет на тебя.
Глаза Яна смотрели с тревогой, он порывисто обнял девушку, дрожа от пережитого страха за нее и злости.
– Саша, – снова повторил он. – Если ты будешь жить у себя, я не смогу быть рядом всегда. Я не смогу тебя защитить. Саша… – он отстранил ее от себя и снова заглянул в ее глаза. – Тебе приедется переехать ко мне. Слышишь?
Слух о том, что у генерального и Карницкой закрутиля стремительный и бурный роман, облетел всю контору моментально, стоило только им появиться на работе вместе. Обоих их привез шофер, и Ян подал Саше руку, помогая вылезти из машины.
Вечером сослуживцы, пристроившиеся у главного входа перекурить и поделиться последним новостями, могли наблюдать и обратную картину: оба они – и генеральный, и Саша, – уселись в одну машину и отбыли домой.
