Текст книги "Будем как солнце. Книга символов"

Автор книги: Константин Бальмонт

ДОЖДЬ

 
В углу шуршали мыши,
Весь дом застыл во сне.
Шел дождь, и капли с крыши
Стекали по стене.
 

 
Шел дождь, ленивый, вялый,
И маятник стучал.
И я душой усталой
Себя не различал.
 

 
Я слился с этой сонной
Тяжелой тишиной.
Забытый, обделенный,
Я весь был тьмой ночной.
 

 
А бодрый, как могильщик,
Во мне тревожа мрак,
В стене жучок-точильщик
Твердил: «Тик-так. Тик-так».
 

 
Равняя звуки точкам,
Началу всех начал,
Он тонким молоточком
Стучал, стучал, стучал.
 

 
И атомы напева,
Сплетаясь в тишине,
Спокойно и без гнева
«Умри» твердили мне.
 

 
И мертвый, бездыханный,
Как труп задутых свеч,
Я слушал в скорби странной
Вещательную речь.
 

 
И тише кто-то, тише,
Шептался обо мне
И капли с темной крыши
Стекали по стене.
 

ПРЕРЫВИСТЫЙ ШЕЛЕСТ

 
Есть другие планеты, где ветры певучие тише,
Где небо бледнее, травы тоньше и выше,
Где прерывисто льются
Переменные светы,
 

 
Но своей переменою только ласкают, смеются.
Есть иные планеты,
Где мы были когда-то,
Где мы будем потом,
 

 
Не теперь, а когда, потеряв —
Себя потеряв без возврата,
Мы будем любить истомленные стебли седых шелестящих трав,
Без аромата,
 

 
Топких, высоких, как звезды – печальных,
Любящих сонный покой —мест погребальных,
Над нашей могилою спящих,
И тихо, так тихо, так сумрачно-тихо, под Луной шелестящих.
 

БЕЗВЕТРИЕ

 
Я чувствую какие-то прозрачные пространства,
Далеко в беспредельности, свободной от всего,
В них нет ни нашей радуги, ни звездного убранства,
В них все хрустально-призрачно, воздушно и мертво.
 

 
Безмерными провалами небесного Эфира
Они как бы оплотами от нас ограждены,
И, в центре мироздания, они всегда вне мира,
Светлей снегов нетающих нагорной вышины.
 

 
Нежней, чем ночью лунною дрожанье паутины,
Нежней, чем отражения перистых облаков,
Чем в замысле художника рождение картины,
Чем даль навек утраченных родимых берегов.
 

 
И только те, что в сумраке скитания земного
Об этих странах помнили, всегда лишь их любя,
Оттуда в мир пришедшие, туда вернутся снова,
Чтоб в царствии Безветрия навек забыть себя.
 

СНЕЖИНКИ

 
Если, рея, пропадая,
Цепенея, и блистая,
Вьются хлопья снежные,—
Если сонно, отдаленно,
То с упреком, то влюбленно,
Звуки плачут нежные,—
 

 
Если рдеют, и блистают,
И редеют, упадают
Листья полумертвые,—
В сердце – нежно, безнадежно,
И горят в нем так безбрежно
Дали распростертые.
 

 
Сердце хочет, упрекает,
И пророчит, отвергает
Грани дум изведанных,—
Просит странных, безымянных,
В красоте своей нежданных,
Светов заповеданных.
 

 
Но блаженство только в вечном,
Совершенство в безупречном,
Смерть не пропасть черная.
Вечно, всюду, только чуду
Я душой молиться буду,—
Есть нерукотворное!
 

 
О, мгновенье умиранья,
Упоенье и прощанье,
В море неизбежности!
Мы страдаем, пропадаем,
Но себя мы побеждаем
Нашим сном Безбрежности!
 

К ВЕТРУ

 
Что мне осталось, кроме глубокой,
Кроме бездонной печали?
     Ветер, о, Ветер, как я, одинокий,
     Все мы с тобою встречали.
 

 
Что полюбить мне, кроме безбрежной,
Вглубь ускользающей дали?
     Ветер, о, Ветер, как я, безнадежный,
     Быстро мы все увидали.
 

 
Что же мы ищем в безднах неверных,
Те же в конце, как в начале?
     Все мы постигли в пространствах безмерных,
     Только себя не узнали.
 

ВЕТЕР ГОР И МОРЕЙ

 
Ветер, вечный мой брат,
Ветер гор и морей,
Что такое есть в песне протяжной твоей,
Что волнует меня, как ненайденный клад,
И со мной говорит в полумраке ночей,
И меня увлекает куда-то назад,
К освежительным снам,
И как дух я иду по прозрачным волнам,
Надо мной в высоте сочетанья планет,
И созвучной мечте окончания нет,
Всюду сон, всюду свет,
Всюду звон мировой,
Глубина хороша красотой неживой,
Там как будто бы льды из хрустальной воды,
И чтоб тихо гореть, им не нужно звезды,—
И горят предо мной
Высота с глубиной,
В глубине высоты
Свет иной красоты,
И горит между двух
Мой блуждающий дух,
Много дышит лучей,
Много видит мой взгляд,
И незримый летит над дорогой моей,
То шепнет впереди, то умчится назад,
Ветер, вечный мой брат,
Ветер гор и морей.
 

ВЕТЕР

 
Ветер, Ветер, Ветер, Ветер,
Что ты в ветках все шумишь?
Вольный Ветер, Ветер, Ветер,
Пред тобой дрожит камыш
Ветер, Ветер, Ветер, Ветер,
Что ты душу мне томишь?
 

 
Ты вздыхаешь, полусонный,
И спешишь скорей заснуть.
Чуть уснул, и, пробужденный,
Ты готов опять вспорхнуть.
Стой! Куда, неугомонный?
Вечно – прямо, снова – в путь.
 

 
Все места тебе знакомы,
Ты воздушно шелестишь,
Рябью входишь в водоемы,
Шаткой травкою блестишь.
Носишь тучи, манишь громы,
И опять уходишь в тишь.
 

 
О, неверный! Ветер, Ветер,
Ты не помнишь ничего.
Дай и мне забвенья, Ветер,
Дай стремленья твоего
Ветер, Ветер, Ветер, Ветер,
Ты прекраснее всего!
 

ЗАВЕТ БЫТИЯ

 
Я спросил у свободного Ветра,
Что мне сделать, чтоб быть молодым.
Мне ответил играющий Ветер
«Будь воздушным, как ветер, как дым!»
 

 
Я спросил у могучего Моря,
В чем великий завет бытия.
Мне ответило звучное Море
«Будь всегда полнозвучным, как я!»
 

 
Я спросил у высокого Солнца,
Как мне вспыхнуть светлее зари
Ничего не ответило Солнце,
Но душа услыхала: «Гори!»
 

ВСКРЫТИЕ ЛЬДА

 
Как льдины взгроможденные
    Одна за другую,
Весной освобожденные,—
    Я звонко ликую.
 

 
И как вода, запевшая
    За льдиною плотной,
Дрожит душа, вскипевшая
    В тоске безотчетной.
 

 
В тоске от нетерпения,
    Я жду поцелуя.
Скорей, скорее – пения,
    Блаженствуй, ликуя.
 

 
И плотные и тонкие,
    Расторгнуты льдины.
Звучите, песни звонкие,
    Сверкайте, картины!
 

 
Живут освобожденные
    Создания мысли.
Их радуги сплетенные
    Как ткани повисли.
 

 
Весь мир – одно сверкание
    Улыбки свободной,
Блаженство набегания
    Волны полноводной.
 

 
Один поток разливистый,
    Под дымкою тонкой,
Напев мечты, прерывистый,
    Неверный, но звонкий.
 

СЕВЕР

 
Как пленительна весна
Там где снег – не сновиденье,
Где полгода – тишина,
Перед счастьем возрожденья.
 

 
Там душа, волнуясь, ждет:
Что ж, сегодня торжествуем?
Что ж, река разрушит лед
Бурным влажным поцелуем?
 

 
Там весна – как смерть врага,
Все вдвойне от Солнца пьяны.
Вас приветствую, снега,
Вас, бессмертные туманы!
 

ИСПАНСКИЙ ЦВЕТОК

 
   Я вижу Толедо,
    Я вижу Мадрид.
О, белая Леда! Твой блеск и победа
  Различным сияньем горит.
 

 
   Крылатым и смелым
    Был тот, кто влюблен.
И, белый нa белом, ликующим телом,
  Он бросил в столетья свой сон.
 

 
   Иные есть птицы,
    Иные есть сны,
Я вижу бойницы, в них гордость орлицы,
  В них пышность седой старины.
 

 
   Застыли громады
    Оконченных снов.
И сумрачно рады руины Гранады
  Губительной силе веков.
 

 
   Здесь дерзость желанья
    Не гаснет ни в чем.
Везде изваянья былого влиянья,
  Крещенья огнем и мечом.
 

 
   О, строгие лики
    Умевших любить!
Вы смутно-велики, красивы и дики,
  Вы поняли слово – убить.
 

 
   Я вас не забуду,
    Я с вами везде.
Жестокому чуду я верным пребуду,
  Я предан Испанской звезде!
 

ТОЛЕДО

 
Город-крепость на горе,
Город-храм,
        Где молились торжествующим богам,—
        Я тебя хотел бы видеть на заре!
 

 
В час, когда поет свирель,
И зовет,—
        В час, когда, как будто, ласковый апрель
        Дышит в зеркале дремотствующих вод.
 

 
В дни, когда ты был одним
Из живых,
        И разбрасывал кругом огонь и дым,
        Вместе с криками призывов боевых.
 

 
Город зримый в высоте,
Между скал,
       Безупречный в завершенной красоте,
       Ты явил свой гордый лик  и задремал.
 

 
Ты, сказав свое, затих,
Навсегда,—
       Но поют в тебе отшедшие года,
       Ты – иссеченный на камне мощный стих.
 

PASEO DE LAS DELICIAS В СЕВИЛЬЕ

 
Лиловые гроздья роскошных глициний,
И пальмы с их правильной четкостью линий,
И желто-оранжевый дремлющий хмель,—
Как красочно ласков испанский апрель!
 

 
А девственно-бледные дикие розы,
А желтые шапочки нежной мимозы,
А тень кипарисов, их темные сны,—
Как сказочны лики испанской весны!
 

 
И сад многоцветный, расцветший так пышно,
Гармонией красок поет нам неслышно
О стройном согласьи своей тишины,
О блеске цветочном испанской весны!
 

К ЦАРИЦЕ ФЕЙ

 
О, царица светлых фей,
Ты летаешь без усилий
Над кустами орхидей,
Над цветами белых лилий!
 

 
    Пролетаешь над водой,—
    Распускаются купавы,
    И росою, как звездой,
    Блещут ласковые травы.
 

 
Ты везде роняешь след,
И следы твои блистают,
И тюльпан, и златоцвет
За тобою расцветают.
 

 
    Пролети в душе людской,
    О, властительная фея.
    Пусть гвоздика и левкой
    В ней вздыхают пламенея.
 

 
О, царица светлых фей,
Мы – невольники усилий,
Мы не видим орхидей,
Мы не знаем белых лилий.
 

К ЮНОМУ СХИМНИКУ

 
Схимник юный, узник бледный,
Почему, за мглой страстей,
Мир печали заповедной
Ты отторгнул от людей?
 

 
По своей ли ты охоте,
Иль веленьем вражьих сил,
Умерщвленье грешной плоти
Выше счастья полюбил?
 

 
Кто, властительный и смелый,
Так жестоко восхотел,
Чтоб, навеки онемелый,
Перешел ты за предел?
 

 
За предел миров, где струны
Так узывчиво звенят,
И смеются: «Схимник юный!»
«Ты невольник!»– говорят.
 

 
«Ты невольник, и жестоки
Испытания твои.
Mы свободны, мы глубоки,
Как потоки и ручьи».
 

 
«И в жестокости мы кротки,
И расстались мы с тоской,
И меняемся, как четки —
Но под смелою рукой!»
 

НЕ ЛУЧШЕ ЛИ СТРАДАНИЕ

 
«Не лучше ли страдание,
Глухое, одинокое,
Как бездны мироздания,
Непонято-глубокое?»
 

 
    «Не лучше ли мучение,
    Чем ясный звонкий смех?
    Полюбим отречение,
    Разлюбим сладкий грех»
 

 
– О, нет, мой брат единственный,
Душа моя смущается,
В ней вечен клич воинственный,
Ей много обещается.
 

 
    Весь мир нам обещается,
    Когда его хотим,
    И всякий грех прощается,
    Когда простим другим.
 

СУМЕРКИ

 
Мерцают сумерки в лимонных
И апельсиновых садах,
И слышен лепет в листьях сонных,
И дремлет ветер на цветах.
 

 
Тот легкий ветер, что приносит
Благословение небес
И тайно души наши просит
Поверить мудрости чудес
 

 
Чудес ниспосланных нежданно
Для исцеления души,
Которой всюду, беспрестанно,
Был только слышен крик «Спеши».
 

 
Для исцеленья утомленных,
Нашедших чары новых снов,
Под тенью ласковой – лимонных
И апельсиновых садов.
 

УСПОКОЕНИЕ

 
Вечернее тихое море
Сливалось воздушною дымкой
С грядою слегка-лиловатых
Охваченных сном облаков,
И в этом безмерном просторе
Дышали почти невидимкой,
Как дышат мечты в ароматах,
Бесплотные образы снов
Они возникали как краски,
Как чувства, зажженные взором,
Как сладкий восторг аромата,
Как блеск и прозрачность воды,
Как светлые вымыслы сказки,
Как тучи, что встали дозором,
Чтоб вспыхнуть на миг без возврата,
Пред ликом вечерней звезды
 

СКАЗАТЬ МГНОВЕНЬЮ: СТОЙ!

 
Быть может, вся Природа – мозаика цветов?
Быть может, вся Природа – различность голосов?
Быть может, вся Природа – лишь числа и черты?
Быть может, вся Природа – желанье красоты?
 

 
У мысли нет орудья измерить глубину,
Нет сил, чтобы замедлить бегущую весну,
Лишь есть одна возможность сказать мгновенью: «Стой»!
Разбив оковы мысли, быть скованным – мечтой.
 

 
Тогда нам вдруг понятна стозвучность голосов,
Мы видим все богатство и музыку цветов,
А если и мечтою не смерить глубину,—
Мечтою в самых безднах мы создаем весну.
 

ВЕРБЫ

 
Вербы овеяны
Ветром нагретым,
Нежно взлелеяны
Утренним светом.
 

 
    Ветви пасхальные,
    Нежно-печальные,
    Смотрят веселыми,
    Шепчутся с пчелами.
 

 
Кладбище мирное
Млеет цветами,
Пение клирное
Льется волнами.
 

 
    Светло-печальные,
    Песни пасхальные,
    Сердцем взлелеяны,
    Вечным овеяны.
 

ЦВЕТОК

 
Я цветок, и счастье аромата,
Мне самой Судьбою суждено,
От восхода Солнца до заката
Мне дышать, любить и жить дано.
 

 
А с закатом, в пышной чаще сада,
Где я сказкой нежною цвету,
Задрожит высокая ограда,
И умолкнет ветер налету.
 

 
Женщина воздушная, вся в белом,
Медленно сквозь главный вход войдет,
И движеньем ласковым, но смелым,
Стебель мой цветущий оборвет.
 

 
От восхода Солнца до заката
Измененья тени и лучей.
И растет дыханье аромата…
До заката буду я – ничей!
 

ЗМЕИНЫЙ ГЛАЗ

ПРАЗДНИК СВОБОДЫ

 
Я спал как воды моря,
Как сумрак заключенья,
Я спал как мертвый камень,
И странно жил во сне,—
 

 
   С своей душой нс споря,
    Свое ожесточенье
    Любя, как любит пламень
    Таиться в тишине.
 

 
Скрываться бесконечно,
Мгновения и годы,
В земле, в деревьях, в зданьях,
И вдруг, в свой лучший миг,—
 

 
   Так быстро и беспечно,
    На празднике свободы,
    Возникнуть в трепетаньях,
    Как молния, как крик.
 

 
Я спал как зимний холод,
Змеиным сном, злорадным,
И вот мне все подвластно,
Как светлому царю,—
 

 
   О, как я нов и молод,
    В своем стремленьи жадном,
    Как пламенно и страстно
    Живу, дышу, горю!
 

«Я – изысканность русской медлительной речи…»

 
Я – изысканность русской медлительной речи,
Предо мною другие поэты – предтечи,
Я впервые открыл в этой речи уклоны,
Перепевные, гневные, нежные звоны.
 

 
      Я – внезапный излом,
       Я – играющий гром,
       Я – прозрачный ручей,
       Я – для всех и ничей.
 

 
Переплеск многопенный, разорванно-слитный,
Самоцветные камни земли самобытной,
Переклички лесные зеленого мая,
Все пойму, все возьму, у других отнимая.
 

 
      Вечно-юный, как сон,
       Сильный тем, что влюблен
       И в себя и в других,
       Я – изысканный стих.
 

«Если в душу я взгляну…»

 
Если в душу я взгляну,
В ней увижу я волну,
    Многопенную,
 

 
Неба нежную эмаль,
Убегающую даль,
И безбрежность, и печаль,
    Неизменную.
 

 
Если в душу я взгляну,
Сам себя я обману
    Скрытой мукою,
 

 
И заплачет звонкий стих,
Запоет о снах моих,
И себя я силой их
    Забаюкаю.
 

МОИ ПЕСНОПЕНЬЯ

 
В моих песнопеиьях журчанье ключей,
    Что звучат все звончей и звончей.
В них женственно-страстные шепоты струй,
    И девический в них поцелуй.
 

 
В моих песнопеньях застывшие льды,
    Беспредельность хрустальной воды.
В них белая пышность пушистых снегов,
    Золотые края облаков.
 

 
Я звучные песни не сам создавал,
    Мне забросил их горный обвал.
И ветер влюбленный, дрожа по струне,
    Трепетания передал мне.
 

 
Воздушные песни с мерцаньем страстей
    Я подслушал у звонких дождей.
Узорно-играющий тающий свет
    Подглядел в сочетаньях планет.
 

 
И я в человеческом нечеловек,
    Я захвачен разливами рек.
И, в Море стремя полногласность свою,
    Я стозвучные песни пою.
 

СЛОВА—ХАМЕЛЕОНЫ

 
Слова – хамелеоны,
Они живут спеша.
У них свои законы,
Особая душа.
 

 
   Они спешат меняться,
    Являя все цвета,
    Поблекнут, обновятся,
    И в том их красота.
 

 
Все радужные краски,
Все, что чарует взгляд,
Желая вечной сказки,
Они в себе таят.
 

 
   И сказка длится, длится,
    И нарушает плен.
    Как сладко измениться,
    Живите для измен!
 

«Все равно мне, человек плох или хорош…»

 
Все равно мне, человек плох или хорош,
Все равно мне, говорит правду или ложь.
 

 
Только б вольно он всегда да сказал на да,
Только б он, как вольный свет, нет сказал на нет.
 

 
Если в небе свет погас, значит – поздний час,
Значит – в первый мы с тобой и в последний раз.
 

 
Если в небе света нет, значит умер свет,
Значит – ночь бежит, бежит, заметая след.
 

 
Если ключ поет всегда «Да,– да, да,– да, да»,—
Значит в нем молчанья нет – больше никогда.
 

 
Но опять зажжется свет в бездне новых туч,
И, быть может, замолчит на мгновенье ключ.
 

 
Красен солнцем вольный мир, черной тьмой хорош.
Я не знаю, день и ночь—правда или ложь.
 

 
Будем солнцем, будем тьмой, бурей и судьбой,
Будем счастливы с тобой в бездне голубой.
 

 
Если ж в сердце свет погас, значит поздний час.
Значит – в первый мы с тобой и в последний раз.
 

«Что достойно, что бесчестно…»

 
Что достойно, что бесчестно,
Что умам людским известно,
Что идет из рода в род,
Все, чему в цепях не тесно,
Смертью тусклою умрет
Мне людское незнакомо,
Мне понятней голос грома,
Мне понятней звуки волн,
Одинокий темный челн,
И далекий парус белый,
Над равниной поседелой,
Над пустыней мертвых вод,
Мне понятен гордый, смелый,
Безотчетный крик:«Вперед!»
 

«Жить среди беззакония…»

 
Жить среди беззакония,
    Как дыханье ветров,
То в волнах благовония,
    То над крышкой гробов.
 

 
Быть свободным, несвязанным,
    Как движенье мечты,
Никогда не рассказанным
    До последней черты.
 

 
Что бесчестное? Честное?
    Что горит? Что темно?
Я иду в неизвестное,
    И в душе все равно.
 

 
Знаю, мелкие низости
    Не удержать меня.
Нет в них чаянья близости
    Рокового огня.
 

 
Но люблю безотчетное,
    И восторг, и позор,
И пространство болотное,
    И возвышенность гор.
 

ВОЛЯ

                          Валерию Брюсову

 
Неужели же я буду так зависеть от людей,
Что не весь отдамся чуду мысли пламенной моей?
 

 
Неужели же я буду колебаться на пути,
Если сердце мне велело в неизвестное итти?
 

 
Нет, не буду, нет, не буду я обманывать звезду,
Чей огонь мне ярко светит, и к которой я иду.
 

 
Высшим знаком я отмечен, и, не помня никого,
Буду слушаться повсюду только сердца своего.
 

 
Если Море повстречаю, в глубине я утону,
Видя воздух полный света и прозрачную волну.
 

 
Если горные вершины развернутся предо мной,
В снежном царстве я застыну под серебряной Луной.
 

 
Если к пропасти приду я, заглядевшись на звезду,
Буду падать, не жалея, что на камни упаду.
 

 
Но повсюду вечно чуду буду верить я мечтой,
Буду вольным и красивым, буду сказкой золотой.
 

 
Если ж кто-нибудь захочет изменить мою судьбу,
Он в раю со мною будет – или в замкнутом гробу.
 

 
Для себя ища свободы, я ее другому дам,
Или вместе будет тесно, слишком тесно будет нам.
 

 
Так и знайте, понимайте звонкий голос этих струн:
Влага может быть прозрачной – и возникнуть как бурун.
 

 
Солнце ландыши ласкает, их сплетает в хоровод,
А захочет – и зардеет – и пожар в степи зажжет.
 

 
Но согрею ль я другого, или я его убью,
Неизменной сохраню я душу вольную мою.
 

«Мне снятся караваны…»

 
Мне снятся караваны,
Моря и небосвод,
Подводные вулканы
С игрой горячих вод.
 

 
Воздушные пространства,
Где не было людей,
Игра непостоянства
На пиршестве страстей.
 

 
Чудовищная тина
Среди болотной тьмы,
Могильная лавина
Губительной чумы.
 

 
Мне снится, что змеится
И что бежит в простор,
Что хочет измениться —
Всему наперекор.
 

«Я полюбил свое беспутство…»

 
Я полюбил свое беспутство,
Мне сладко падать с высоты.
В глухих провалах безрассудства
Живут безумные цветы.
 

 
Я видел стройные светила,
Я был во власти всех планет.
Но сладко мне забыть, что было,
И крикнуть их призывам: «Нет!»
 

 
Исполнен радости и страха,
Я оборвался с высоты,
Как коршун падает с размаха,
Чтоб довершить свои мечты.
 

 
И я в огромности бездонной,
И убегает глубина.
Я так сильнее – исступленный,
Мне Вечность в пропасти видна!
 

ГЛАЗА

 
Когда я к другому в упор подхожу,
Я знаю: нам общее нечто дано.
И я напряженно и зорко гляжу,
Туда, на глубокое дно.
 

 
И вижу я много задавленных слов,
Убийств, совершенных в зловещей тиши,
Обрывов, провалов, огня, облаков,
Безумства несытой души.
 

 
Я вижу, я помню, я тайно дрожу,
Я знаю, откуда приходит гроза.
И если другому в глаза я гляжу,
Он вдруг закрывает глаза.
 

СКВОЗЬ СТРОЙ

 
Вы меня прогоняли сквозь строй,
Вы кричали: «Удвой, и утрой,
В десять раз, во сто раз горячей,
Пусть узнает удар палачей».
 

 
Вы меня прогоняли сквозь строй,
Вы стояли зловещей горой,
И горячею кровью облит,
Я еще, и еще, был избить.
 

 
Но, идя как игрушка меж вас,
Я горел, я сгорал, и не гас.
И сознаньем был каждый смущен,
Что я кровью своей освящен.
 

 
И сильней, все сильней каждый раз,
Вы пугались блистающих глаз.
И вы дрогнули все предо мной,
Увидав, что меж вас – я иной.
 

В ЗАСТЕНКЕ

 
Переломаны кости мои.
Я в застенке. Но чу! В забытьи,
Слышу, где-то стремятся ручьи.
 

 
Так созвучно, созвонно, в простор,
Убегают с покатостей гор,
Чтоб низлиться в безгласность озер.
 

 
Я в застенке. И пытка долга.
Но мечта мне моя дорога.
В палаче я не вижу врага.
 

 
Он ужасен, он странен, как сон,
Он упорством моим потрясен.
Я ли мученик? Может быть он?
 

 
Переломаны кости. Хрустят.
Но горит напряженный мой взгляд.
О, ручьи говорят, говорят!
 

В ДОМАХ

                    М. Горькому

 
В мучительно-тесных громадах домов
Живут некрасивые бледные люди,
Окованы памятью выцветших слов,
     Забывши о творческом чуде.
 

 
Все скучно в их жизни. Полюбят кого,
Сейчас же наложат тяжелые цепи.
«Ну, что же, ты счастлив?» – «Да что ж… Ничего…»
     О, да, ничего нет нелепей!
 

 
И чахнут, замкнувшись в гробницах своих.
А где-то по воздуху носятся птицы.
Что птицы? Мудрей привидений людских
     Жуки, пауки и мокрицы.
 

 
Все цельно в просторах безлюдных пустынь,
Желанье свободно уходит к желанью.
Там нет заподозренных чувством святынь,
     Там нет пригвождении к преданью.
 

 
Свобода, свобода! Кто понял тебя,
Тот знает, как вольны разливные реки.
И если лавина несется губя,
     Лавина прекрасна навеки.
 

 
Кто близок был к смерти и видел ее,
Тот знает, что жизнь глубока и прекрасна.
О, люди, я вслушался в сердце свое,
     И знаю, что ваше – несчастно!
 

 
Да, если бы только могли вы понять…
Но вот предо мною захлопнулись двери,
И в клеточках гномы застыли опять,
     Лепечут: «Мы люди, не звери».
 

 
Я проклял вас, люди. Живите впотьмах.
Тоскуйте в размеренной чинной боязни.
Бледнейте в мучительных ваших домах.
     Вы к казни идете от казни!
 

МСТИТЕЛЬ

 
Если б вы молились на меня,
Я стоял бы ангелом пред вами,
О приходе радостного дня
Говорил бы лучшими словами.
 

 
Был бы вам как радостный восход,
Был бы вам как свежесть аромата,
Сделал бы вам легким переход
К грусти полумертвого заката.
 

 
Я бы пел вам сладостно звеня,
Я б не ненавидел вас, как трупы,
Если б вы молились на меня,
Если бы вы не были так скупы.
 

 
А теперь, угрюмый и больной,
А теперь, как темный дух, гонимый,
Буду мстить вам с меткостью стальной,
Буду бич ваш, бич неумолимый.
 

СОПЕРНИКИ

 
Мы можем идти по широким равнинам,
Идти, не встречаясь в пути никогда.
И каждый пребудет, один, властелином,—
Пока не взойдет роковая звезда.
 

 
Мы можем бросать беспокойные тени,
Их месяц вытягивать будет в длину.
В одном восхожденьи мы будем ступени,
И равны,– пока не полюбим одну.
 

 
Тогда мы солжем, но себе не поможем,
Тогда мы забудем о Боге своем.
Мы можем, мы можем, мы многое можем,
Но только – мой равный!– пока мы вдвоем.