Текст книги "Будем как солнце. Книга символов"

Автор книги: Константин Бальмонт

Константин Бальмонт
БУДЕМ КАК СОЛНЦЕ
Книга символов
_{1902-Весна}

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце.

                            Анаксагор

ЧЕТВЕРОГЛАСИЕ СТИХИЙ

«Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце…»

 
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
    И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
    И выси гор.
 

 
Я в этот мир пришел чтоб видеть Море,
    И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре,
    Я властелин.
 

 
Я победил холодное забвенье,
    Создав мечту мою.
Я каждый миг исполнен откровенья,
    Всегда пою.
 

 
Кто равен мне в моей певучей силе?
    Никто, никто.
Мою мечту страданья пробудили,
    Но я любим за то.
 

 
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
    А если день погас,
Я буду петь… Я буду петь о Солнце
    В предсмертный час!
 

 
Будем как Солнце! Забудем о том,
Кто нас ведет по пути золотому,
Будем лишь помнить, что вечно к иному,
К новому, к сильному, к доброму, к злому,
Ярко стремимся мы в сне золотом.
Будем молиться всегда неземному,
В нашем хотеньи земном!
 

 
Будем, как Солнце всегда молодое,
Нежно ласкать огневые цветы,
Воздух прозрачный и все золотое.
Счастлив ты? Будь же счастливее вдвое,
Будь воплощеньем внезапной мечты!
Только не медлить в недвижном покое,
Дальше, еще, до заветной черты,
Дальше, нас манит число роковое
В Вечность, где новые вспыхнут цветы.
Будем как Солнце, оно – молодое.
В этом завет Красоты!
 

ВОЗДУШНЫЙ ХРАМ

 
Высоко над землею, вечерней и пленной,
    Облака затаили огни.
Сколько образов, скованных жизнью мгновенной,
    Пред очами проводят они.
 

 
Кто-то светлый там молится, молит кого-то,
    Преклоняется, падает ниц.
И горящих небесных икон позолота
    Оттеняет видения лиц.
 

 
Это храм, из воздушности светом сплетенный,
    В нем кадильницы молча горят.
И стоят богомольцы толпой преклоненной,
    Вырастает их призрачный ряд.
 

 
И одни возникают, другие уходят,
    Прошептавши молитву свою.
И ушедшие—в мире, незримые, бродят,
    Созидая покров бытию.
 

 
Из воздушного храма уносят далеко
    Золотую возможность дождей,
Безотчетную веру живого потока,
    И молитвенность кротких страстей.
 

 
А горячее Солнце, воззвавши их к жизни,
    Наклонилось к последней черте,
И уходит к своей запредельной отчизне,
    В беспредельной своей красоте.
 

 
И блаженному сладко отдавшись бессилью,
    Засмотрелось, как вечер красив,
И как будто обрызгало светлою пылью
    Желтизну созревающих нив.
 

ГОЛОС ЗАКАТА

1

 
Вот и Солнце, удаляясь на покой,
Опускается за сонною рекой.
И последний блеск по воздуху разлит,
Золотой пожар за липами горит.
 

 
А развесистые липы, все в цвету,
Затаили многоцветную мечту.
Льют пленительно медвяный аромат,
Этой пряностью приветствуют закат.
 

 
Золотой пожар за тканями ветвей
Изменяется в нарядности своей.
Он горит как пламя новых пышных чар,
Лиловато-желто-розовый пожар. 2
 

 
Я отошедший день, каких немного было
На памяти твоей, мечтающий мой брат.
    Я предвечернее светило,
    Победно-огненный закат.
 

 
Все краски, сколько их сокрыто в силе света,
Я в мысль одну вложил, которая горит,
    В огонь, рубиновый одета
    И в нежно-дымный хризолит.
 

 
Многоразличные созвучия сиянья
По небу разбросав, я все их слил в одно:
    В восторг предсмертного сознанья,
    Что мне блаженство суждено.
 

 
Так пышно я горю, так радостно-тревожно,
В воздушных облаках так пламенно сквозя,
    Что быть прекрасней – невозможно,
    И быть блаженнее – нельзя.
 

 
Гляди же на меня, о, дух мечты печальной,
Мечтатели земли, глядите на меня:
    Я блеск бездонности зеркальной
    Роскошно гаснущего дня.
 

 
Любите ваши сны безмерною любовью,
О, дайте вспыхнуть им, а не бессильно тлеть,
    Сознав, что теплой алой кровью
    Вам нужно их запечатлеть.
 

РАССВЕТ

 
Зеленая поляна,
Деревья, облака.
Под дымкою тумана
Безгласная река.
 

 
Медлительно растущий
Сомнительный рассвет.
Молчанье мысли, ждущей,
Возникнет ли ответ.
 

 
Безмолвные вопросы
Влюбленных в Солнце трав.
Когда зажгутся росы,
Бессмертье увидав?
 

 
Бессмертное Светило,
Надежда всех миров,
Изжито вес, что было,
Разбиты ковы снов.
 

 
Бессмертное Влиянье
Немеркнущего Дня!
Яви свое сиянье,
Пересоздай меня!
 

ГИМН ОГНЮ

1

 
Огонь очистительный,
Огонь роковой,
Красивый, властительный,
Блестящий, живой!
 

2

 
Бесшумный в мерцаньи церковной свечи,
Многошумный в пожаре,
Глухой для мольбы, многоликий,
Многоцветный при гибели зданий,
Проворный, веселый, и страстный,
Так победно-прекрасный,
Что когда он сжигает мое,
Не могу я не видеть его красоты,—
О, красивый Огонь, я тебе посвятил все мечты!
 

3

 
Ты меняешься вечно,
Ты повсюду – другой.
Ты красный и дымный
В клокотаньи костра.
Ты как страшный цветок с лепестками из пламени,
Ты как вставшие дыбом блестящие волосы.
Ты трепещешь, как желтое пламя свечи
С его голубым основаньем.
Ты являешься в быстром сияньи зарниц.
Ты, застывши, горишь в грозовых облаках,
Фиолетовых, аспидно-синих.
Ты средь шума громов и напева дождей
Возникаешь неверностью молний,
То изломом сверкнешь,
То сплошной полосой,
То как шар, окруженный сияющим воздухом,
Золотой, огневой,
С переменными красными пятнами.
Ты в хрустальности звезд, и в порыве комет.
Ты от Солнца идешь и, как солнечный свет,
Согревательно входишь в растенья,
И будя, и меняя в них тайную влагу,
То засветишься алой гвоздикой,
То зашепчешь как колос пушистый,
То протянешься пьяной лозой.
Ты как искра встаешь
Из глухой темноты,
Долго ждешь, стережешь.
Кто пришел? Это ты!
Через миг ты умрешь,
Но пока ты живешь,
Нет сильней, нет странней, нет светлей красоты!
 

4

 
Не устану тебя восхвалять,
О, внезапный, о, страшный, о, вкрадчивый!
На тебе расплавляют металлы.
Близь тебя создают и куют,
Много тяжких подков,
Много кос легкозвонных,
Чтоб косить, чтоб косить,
Много колец, для пальцев лилейных,
Много колец, чтоб жизни сковать,
Чтобы в них, как в цепях, годы долгие быть,
И устами остывшими слово «любить»
Повторять.
Много можешь ты странных вещей создавать,
Полносложность орудий, чтоб горы дробить,
Чтобы ценное золото в безднах добыть,
И отточенный нож, чтоб убить!
 

5

 
Вездесущий Огонь, я тебе посвятил все мечты,
Я такой же, как ты.
О, ты светишь, ты греешь, ты жжешь,
Ты живешь, ты живешь!
В старину ты, как Змей, прилетал без конца,
И невест похищал от венца.
И как огненный гость много раз, в старину,
Ты утешил чужую жену.
О, блестящий, о, жгучий, о, яростный!
В ярком пламени несколько разных слоев.
Ты горишь как багряный, как темный, как желтый,
Весь согретый изменчивым золотом, праздник осенних листов.
Ты блестишь как двенадцатицветный алмаз,
Как кошачья ласкательность женских влюбляющих глаз,
Как восторг изумрудный волны Океана,
В тот миг как она преломляется,
Как весенний листок, на котором росинка дрожит и качается,
Как дрожанье зеленой мечты светляков,
Как мерцанье бродячих огней,
Как зажженные светом вечерним края облаков,
Распростерших свой траур над ликом сожженных и гаснущих дней!
 

6

 
Я помню, Огонь,
Как сжигал ты меня,
Меж колдуний и ведьм, трепетавших от ласки
                                          Огня.
Нас терзали за то, что мы видели тайное,
Сжигали за радость полночного шабаша,
Но увидевшим то, что мы видели,
Был не страшен Огонь.
Я помню еще,
О, я помню другое, горящие здания,
Где сжигали себя добровольно, средь тьмы,
Меж неверных, невидящих, верные, мы.
И при звуках молитв, с исступленными воплями,
Мы слагали хваленья Даятелю сил.
Я помню, Огонь, я тебя полюбил!
 

7

 
Я знаю. Огонь,
И еще есть иное сиянье для нас,
Что горит перед взором навеки потухнувших глаз.
В нем внезапное знанье, в нем ужас, восторг
Пред безмерностью новых глубоких пространств.
Для чего, из чего, кто их взял, кто исторг,
Кто облек их в лучи многозвездных убранств?
Я уйду за ответом!
О, душа восходящей стихии, стремящейся в твердь,
Я хочу, чтобы белым немеркнущим светом
Засветилась мне – Смерть!
 

НОВОЛУНИЕ

 
Серп Луны молодой,
Вместе с пышной звездой,
В голубой вышине,
Ярко видится мне.
 

 
Серп Луны молодой,
Над застывшей водой,
На уснувшей волне,
Странным кажется мне.
 

 
Серп Луны молодой,
С лучезарной звездой,
В голубой тишине,
Сказкой чудится мне.
 

ЛУННОЕ БЕЗМОЛВИЕ

 
В лесу безмолвие возникло от Луны,
Но внятно чудится дрожание струны,
И свет властительный нисходит с вышины,
 

 
Какая сонная над лесом красота,
Как четко видится мельчайшая черта,
Как стынет скованно вон та сосна и та.
 

 
Воздушно-белые недвижны облака,
Зеркально-царственна холодная река,
И даль небесная во влаге глубока.
 

 
Непрерываемо дрожание струны,
Ненарушаема воздушность тишины,
Неисчерпаемо влияние Луны.
 

ВЛИЯНИЕ ЛУНЫ

 
Я шел безбрежными пустынями,
И видел бледную Луну,
Она плыла морями синими,
И опускалася ко дну.
 

 
И не ко дну, а к безызмерности,
За кругозорностью земной,
Где нет измен и нет неверности,
Где все объято тишиной.
 

 
Там нет ветров свирепо дышащих,
Там нет ни друга, ни врага,
Там нет морей, себя не слышащих
И звонко бьющих в берега.
 

 
Там все застывшее, бесстрастное,
Хотя внушающее страсть,
Затем, что это царство ясное
Свою нам передало часть.
 

 
В нас от него встают желания,
Как эхо, грянувшее вдруг,
Встает из сонного молчания,
Когда уж умер самый звук.
 

 
И бродим, бродим мы пустынями,
Средь лунатического сна,
Когда бездонностями синими
Над нами властвует Луна.
 

 
Мы подчиняемся, склоняемся
Перед царицей тишины,
И в сны свои светло влюбляемся
По мановению Луны.
 

ВОСХВАЛЕНИЕ ЛУНЫ
_ПСАЛОМ

1

 
Восхвалим, братья, царствие Луны,
Ее лучом ниспосланные сны,
Владычество великой тишины.
 

 
Восславим, сестры, бледную Луну,
Лучистую полюбим глубину,
И тайну снов, ее, се одну.
 

2

 
Мне страшно, страшно как сумею
Царицу сердца восхвалить?
Как раб влюбленный, я пред нею
Блаженно гасну, цепенею,
И мысли лучшие не смею
Соткать в серебряную нить.
 

 
Да не сочтет за дерзновенье
Царица пышная, Луна,
Что, веря в яркое мгновенье,
В безумном сне самозабвенья,
Поет ей раб свое хваленье,
И да звенит его струна.
 

 
О, души бледные, внемлите,
Я стройный гимн пою Луне,
Со мной душой своей сплетите
Непогасающие нити,
Мечты влюбленные храните,
Любовь любите в сладком сне.
 

3

 
Наша царица вечно меняется,
Будем слагать переменные строки,
        Славя ее.
Дух мой дрожащий любит, склоняется,
В лунном сияньи мы грезы, намеки,
        Счастье мое.
 

 
Наша царица, бледная, ясная,
    Светит сияньем зеленых очей.
Как же люблю я тебя, о, прекрасная,
Вечно нежданная, стройная, властная,
В самом бесстрастии пламенно-страстная,
    Тайну познавшая лунных лучей.
 

 
Как это чувство, как называется?
Только тебя я везде замечаю,
        Только одну.
Это лишь чувство не забывается,
Взорами взоры твои я встречаю,
        Славя Луну.
 

 
Наша царица, бледная, снежная,
    Гаснет, как ты, озаряется вновь,
Как называется боль безнадежная,
Сладкая пытка, мучительность нежная,
Трепетность зыбкая, радость безбрежная?
    Милая! Милая! Это любовь!
 

4

 
Луна велит слагать ей восхваленья,
Быть нежными, когда мы влюблены,
Любить, желать, ласкать до исступленья,
Итак восхвалим царствие Луны.
 

 
Она глядит из светлой глубины,
Из ласковой прохлады отдаленья,
Она велит любить нам зыбь волны,
И даже смерть, и даже преступленье
 

 
Ее лучи как змеи к нам скользят,
Объятием своим завладевают,
В них вкрадчивый неуловимый яд.
 

 
От них безумным делается взгляд,
Они, блестя, все мысли убивают,
И нам о бесконечном говорят.
 

5

 
Она меняется опять,
И нам так сладко повторять
    Созвучно-стройные напевы.
Она возникла над водой,
Как призрак сказки золотой,
    Как бледный лик неверной девы.
 

 
Она опальная мечта,
Она печальна и чиста,
    Она один намек на нежность
Но вот сейчас, но вот сейчас
Огнем своих зеленых глаз
    Она разрушит безмятежность.
 

 
Она холодный свет прольет,
И волю чарами убьет,
    Она сибилла и колдунья
В душе разъялась глубина,
Душе судьба ее видна,
    В очарованьи новолунья.
 

6

 
О, вновь родясь, она пьянит сердца,
Внушая мысль, что жизнь  одна влюбленность,
Когда же мы достигнем до конца,
Погаснув, мы находим обновленность.
 

 
Ущербная, устав лучом пленять,
Она наводит ужас на поэта,
И, сглазив душу, ей дает понять,
Что можно все, что нет ни в чем запрета.
 

 
Когда же закруглится по краям,
Она горит как чаша золотая,
В которой боги пить дают богам,
Там, где любовь бессмертно-молодая.
 

 
Еще, и вот – она, как рдяный щит,
Как полнота пылающего шара,
К болотам, к топям, вниз, спешит, спешит,
Горит за лесом заревом пожара.
 

 
Волнует жаб, меняет вид живых,
Их делает похожими на мертвых.
И в омутах двоится роковых,
В затонах, западнями распростертых.
 

 
Пугает беспредельной тишиной,
Вздымает безграничность океанов, —
И вновь горит блистательной Луной,
В одежде из серебряных туманов.
 

7

 
Итак, попавши в плен земной,
Возлюбим, братья, мир иной,
Следя за царственной – Луной.
 

 
Внемлите вкрадчивой струне,
И присягните молча мне
В повиновении – Луне.
 

 
Восславим, сестры, глубину,
Любовь к любви, любовь-волну,
Восхвалим ласки и – Луну.
 

 
Она одна, она одна
Для всех влюбленных нам дана,
Непобедимая – Луна!
 

ВЛАГА

 
С лодки скользнуло весло.
Ласково млеет прохлада.
«Милый! Мой милый!» – Светло,
Сладко от беглого взгляда.
 

 
Лебедь уплыл в полумглу,
Вдаль, под Луною белея.
Ластятся волны к веслу,
Ластится к влаге лилея.
 

 
Слухом невольно ловлю
Лепет зеркального лона.
«Милый! Мой милый! Люблю!»—
Полночь глядит с небосклона.
 

ВОЗЗВАНЬЕ К ОКЕАНУ

 
Океан, мой древний прародитель,
Ты хранишь тысячелетний сон.
Светлый сумрак, жизнедатель, мститель,
Водный, вглубь ушедший, небосклон!
 

 
Зеркало предвечных начинаний,
Видившее первую зарю,
Знающее больше наших знаний,
Я с тобой, с бессмертным, говорю!
 

 
Ты никем не скованная цельность.
Мир земли для сердца мертв и пуст,
Ты же вечно дышишь в беспредельность
Тысячами юно-жадных уст!
 

 
Тихий, бурный, нежный, стройно-важный,
Ты как жизнь: и правда, и обман.
Дай мне быть твоей пылинкой влажной,
Каплей в вечном… Вечность! Океан!
 

БЕЛЫЙ ПОЖАР

 
Я стою на прибрежьи, в пожаре прибоя,
И волна, проблистав белизной в вышине,
Точно конь, распаленный от бега и боя,
В напряженьи предсмертном домчалась ко мне.
 

 
И за нею другие, как белые кони,
Разметав свои гривы, несутся, бегут,
Замирают от ужаса дикой погони,
И себя торопливостью жадною жгут.
 

 
Опрокинулись, вспыхнули, вправо и влево,—
И, пред смертью вздохнув и блеснувши полней,
На песке умирают в дрожании гнева
Языки обессиленных белых огней.
 

ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ

 
Мы унижаемся и спорим
С своею собственной душой.
Я на год надышался Морем,
И на год я для всех чужой.
 

 
Своих я бросил в чуждых странах,
Ушел туда, где гул волны,
Тонул в серебряных туманах,
И видел царственные сны.
 

 
В прозрачном взоре отражая
Всю безграничность бледных вод,
Моя душа, для всех чужая,
Непостижимостью живет.
 

 
Поняв подвижность легкой пены,
Я создаю дрожащий стих,
И так люблю свои измены,
Как неизменность всех своих.
 

 
Недели странствий миновали,
Я к ним вернусь для тишины,
Для нерассказанной печали,
И для сверкания струны.
 

 
В тот час, когда погаснет Солнце,
Она забьется, запоет,
Светлее звонкого червонца,
И полнозвучней синих вод.
 

ЛЬДИНЫ

 
На льдине холодной
Плыву я один.
Угрюмый, свободный,
Средь царственных льдин
 

 
И ветер чуть дышит,
Как смолкнувший зов.
Но сердце не слышит
Родных голосов.
 

 
Но сердце не хочет
Отраду найти.
И ветер пророчит
О вечном пути.
 

 
Плывут властелины
Угрюмых глубин,
Свободные льдины,
Я в море – один.
 

 
Любил я когда-то,
Но смех и печаль
Ушли без возврата
В туманную даль.
 

 
Далеко, далеко
Создания сна.
Как мертвое око,
Мне светит Луна.
 

 
Над водной равниной
Лишь ветер один.
Да льдина за льдиной
Встает из – за льдин.
 

СОН

 
Я спал. Я был свободен.
Мой дух соткал мне сон.
Он с жизнью был несходен,
Но с жизнью сопряжен.
 

 
В нем странны были светы,
В нем было все – Луной.
Знакомые предметы
Манили новизной.
 

 
Так лунно было, лунно,
В моем застывшем сне,
И что-то многострунно
Звучало в вышине.
 

 
Небьющиеся воды
Мерцали неспеша.
В бескровности Природы
Везде была —душа.
 

 
И в воздухе застыли,
Захвачены Луной,
Виденья давней были,
Знакомые со мной.
 

 
Обрывы и уклоны,
И облака, и сны.
Но снова пели звоны
С воздушной вышины.
 

 
И мир был беспределен,
Пронзенный блеском льдин.
Я был свободен, целен.
Я спал. Я был один.
 

С МОРСКОГО ДНА

1

 
На темном влажном дне морском,
    Где царство бледных дев,
Неясно носится кругом
    Безжизненный напев.
В нем нет дрожания страстей,
    Ни стона прошлых лет.
Здесь нет цветов и нет людей,
    Воспоминаний нет.
На этом темном влажном дне
    Нет волн и нет лучей.
И песня дев звучит во сне,
    И тот напев ничей.
Ничей, ничей, и вместе всех,
    Они во всем равны,
Один у них беззвучный смех
    И безразличны сны.
На тихом дне, среди камней,
    И влажно-светлых рыб,
Никто, в мельканьи ровных дней,
    Из бледных не погиб.
У всех прозрачный взор красив,
    Поют они меж трав,
Души страданьем не купив,
    Души не потеряв.
Меж трав прозрачных и прямых,
    Бескровных, как они,
Тот звук поет о снах немых:
    «Усни —усни – усни».
Тот звук поет: «Прекрасно дно
    Бесстрастной глубины.
Прекрасно то, что все равно,
    Что здесь мы все равны».
 

2

 
Но тихо, так тихо, меж дев, задремавших вокруг,
Послышался новый, дотоле неведомый, звук.
И нежно, так нежно, как вздох неподводной травы,
Шепнул он «Я с вами, но я не такая, как вы,
О, бледные сестры, простите, что я не молчу,
Но я не такая, и я не такого хочу.
Я так же воздушна, я дева морской глубины,
Но странное чувство мои затуманило сны.
Я между прекрасных прекрасна, стройна, и бледна.
Но хочется знать мне, одна ли нам правда дана.
Мы дышим во влаге, среди самоцветных камней.
Но что если в мире и любят и дышат полней!
Но что если, выйдя до волн, где бегут корабли,
Увижу я дали, и жгучее Солнце вдали!»
И точно понявши, что понятым быть не должно,
Все девы умолкли, и стало в их сердце темно.
И вдруг побледневши, исчезли, дрожа и скользя,
Как будто услышав, что слышать им было нельзя.
 

3

 
А та, которая осталась,
    Бледна и холодна?
Ей стало страшно, сердце сжалось,
    Она была одна?
Она любила хороводы,
    Меж искристых камней,
Она любила эти воды,
    В мельканьи ровных дней.
Она любила этих бледных
    Исчезнувших сестер,
Мечту их сказок заповедных,
    И призрачный их взор
Куда она идет отсюда?
    Быть может, там темно?
Быть может, нет прекрасней чуда,
    Как это – это дно?
И как пробиться ей, воздушной.
    Сквозь безразличность вод?
Но мысль ее, как друг послушный,
    Уже зовет, зовет
 

4

 
Ей вдруг припомнилось так ясно,
Что место есть, где зыбко дно.
Там все так странно, страшно, красно,
И всем там быть запрещено.
Там есть заветная пещера,
И кто-то чудный там живет
Колдун? Колдунья? Зверь? Химера?
Владыка жизни? Гений вод?
Она не знала, но хотела
На запрещенье посягнуть.
И вот у тайного предела
Она уж молит: «Где мой путь?»
Из этой мглы, так странно красной
В безлично-бледной глубине,
Раздался чей-то голос властный:
«Теперь и ты пришла ко мне!
Их было много, пожелавших
Покинуть царство глубины,
И в неизвестном мире ставших,—
Чем все, кто в мире, стать должны.
Сюда оттуда нет возврата,
Вернуться может только труп,
Чтоб рассказать свое „Когда-то“—
Усмешкой горькой мертвых губ.
И что в том мире неизвестном,
Мне рассказать тебе нельзя.
Но чрез меня, путем чудесным,
Тебя ведет твоя стезя».
И вот колдун, или колдунья,
Вещает деве глубины:
«Сегодня в мире новолунье,
Сегодня царствие Луны.
Есть в Море скрытые теченья,
И ты войдешь в одно из них,
Твое свершится назначенье,
Ты прочь уйдешь от вод морских.
Ты минешь море голубое,
В моря зеленые войдешь,
И в море алое, живое,
И в вольном воздухе вздохнешь.
Но, прежде чем в безвестность глянешь,
Ты будешь в образе другом.
Не бледной девой ты предстанешь,
А торжествующим цветком.
И нежно-женственной богиней,
С душою, полной глубины,
Простишься с водною пустыней,
Достигнув уровня волны.
И после таинств лунной ночи,
На этой вкрадчивой волне,
Ты широко раскроешь очи,
Увидев Солнце в вышине!»
 

5

 
Прекрасны воздушные ночи,
    Для тех, кто любил и погас,
Кто знал, что короче, короче
    Единственный сказочный час.
Прекрасно влиянье чуть зримой,
    Едва нарожденной Луны,
Для женских сердец ощутимой
    Сильней, чем пышнейшие сны.
Но то, что всего полновластней,
    Во мгле торжества своего,—
Цветок нераскрытый,– прекрасней,
    Он лучше, нежнее всего.
Да будет бессмертно отныне
    Безумство души неземной,
Явившейся в водной пустыне,
    С едва нарожденной Луной.
Она выплывала к теченью
    Той вкрадчивой зыбкой волны.
Незримому веря влеченью,
    В безвестные веруя сны.
И ночи себя предавая,
    Расцветший цветок на волне,
Она засветилась, живая,
    Она возродилась вдвойне.
И утро на небо вступило,
    Ей было так странно-тепло
И солнце ее ослепило,
    И Солнце ей очи сожгло.
 

6

 
И целый день, бурунами носима
    По плоскости стекла,
Она была меж волн как призрак дыма,
    Бездушна и бела.
По плоскости, изломанной волненьем,
    Носилась без конца.
И не следил никто за измененьем
    Страдавшего лица.
Не видел ни один, что там живая
    Как мертвая была,—
И как она тонула, выплывая,
    И как она плыла.
А к вечеру, когда в холодной дали
    Сверкнули маяки,
Ее совсем случайно подобрали,
    Всю в пене, рыбаки.
Был мертвен свет в глазах ее застывших,
    Но сердце билось в ней.
Был долог гул приливов, отступивших
    С береговых камней.
 

7

 
Весной, в новолунье, в прозрачный тот час,
    Что двойственно вечен и нов,
И сладко волнует и радует нас,
    Колеблясь на грани миров,
Я вздрогнул от взора двух призрачных глаз,
    В одном из больших городов.
Глаза отражали застывшие сны,
    Под тенью безжизненных век,
В них не было чар уходящей весны,
    Огней убегающих рек,
Глаза были полны морской глубины,
    И были слепыми навек.
У темного дома стояла она,
    Виденье тяжелых потерь,
И я из высокого видел окна,
    Как замкнута черная дверь,
Пред бледною девой с глубокого дна,
    Что нищею ходит теперь.
В том сумрачном доме, большой вышины,
    Балладу о Море я пел,
О деве, которую мучили сны,
    Что есть неподводный предел,
Что, может быть, в мире две правды даны
    Для душ и для жаждущих тел.
И с болью я медлил и ждал у окна,
    И явственно слышал в окно
Два слова, что молвила дева со дна,
    Мне вам передать их дано:
«Я видела Солнце»,– сказала она,—
    «Что после,– не все ли равно!»