Текст книги "Будем как солнце. Книга символов"

Автор книги: Константин Бальмонт

СЕМИЦВЕТНИК

               Люси Савицкой

Нежнее, чем польская панна,

И значит нежнее всего.

Бальмонт

1

 
Лесной ручей поет, не зная почему,
Но он светло журчит и нарушает тьму.
А в трепете лучей поет еще звончей,
Как будто говоря, что он ничей, ничей.
 

 
Так ты всегда светла, не зная почему,
И быть такой должна, наперекор всему.
Твоя душа – напев звенящего ручья,
Который говорит, что ты ничья, ничья.
 

2

 
Смотри, как звезды в вышине
Светло горят тебе и мне.
Они не думают о нас,
Но светят нам в полночный час.
 

 
Прекрасен ими небосклон,
В них вечен свет, и вечен сон.
И кто их видит – жизни рад,
Чужою жизнию богат.
 

 
Моя любовь, моя звезда,
Такой как звезды будь всегда.
Горя не думай обо мне.
Но дай побыть мне в звездном сне.
 

3

 
Нет, ты не поняла, что в бездне пустоты
Я не обрыв, не тьма, а вольный сон мечты,
Такой же радостный и вкрадчивый, как ты.
 

 
Я пропасти люблю, но так же, как леса,
Молчанье, и за ним – земные голоса,
И все подземное, и свет, и небеса.
 

 
Я, бесконечное в конечном ощутив,
Люблю и высоту, влюбляюсь и в обрыв,
И я в чудовищном свободен и красив.
 

 
Свободен, потому, что только миг я в нем,
И сладко сплю в тени, сказавши тьме. «Уснем».
Но вот уж я восстал, я весь огонь с огнем.
 

 
Мы всюду встретимся, где чары красоты,
Где в самом хаосе завершены черты,
Где свет гармонии, где счастие, где ты.
 

4

 
Люси, моя весна! Люси, моя любовь!
Как сладко снова жить, и видеть солнце вновь.
Я был в глубокой тьме, моя душа спала,
Но задрожала мгла, когда весна пришла.
 

 
Восторгом стала боль, ответом стал вопрос,
От смеха губ твоих, и золота волос.
И тонкий стан ко мне прильнул в воздушном сне,
И предал я свой дух чарующей весне.
 

 
О, стройная мечта, не разлучусь я с ней!
Кто в мире может быть моей Люси нежней?
Кто лучше всех? Люси, спроси ручей, цветы:
Лучи, ручей, цветы мне говорят, что – ты!
 

5

 
Кто полюбив – не сразу полюбил?
В глубокой тьме – горят огни светил.
И кто устав – свою покинул тьму,
Его звезда – светло горит ему.
 

 
К тебе прильнув – я вижу бездну вод.
В моих зрачках—твой гордый блеск живет.
Зеркален лик—прозрачной глубины,
Там два стебля – влюбленно сплетены.
 

 
В одном цветке – как бархатная ночь,
В другом цветке – огонь, что рвется прочь.
И мы горим—прекрасней нет светил,
И в первый раз – я сразу полюбил.
 

6

 
Когда сейчас передо мною
Ты в сладострастьи замерла,
Одною схвачены волною,
Мы отдались любви и зною,
Но в наших взорах пеленою
Возникла трепетная мгла.
 

 
И мы глаза свои закрыли,
Чтоб видеть лишь себя во сне,
И в блеске сна, в цветочной пыли,
Мы жизнью слитно-разной жили,
Как два виденья той же были,
Как два луча в одной волне.
 

 
И все слова одной страницы
Соединить нас не могли,
Сверкнув друг Другу как зарницы,
Тонули мы как в небе птицы,
И ты, полуоткрыв ресницы,
Была вблизи – но как вдали!
 

7

 
«Зачем ты хочешь слов? Ужели ты не видишь,
Как сладко мне с тобой, цветок мой голубой?
Ни друга, ни врага ты взглядом не обидишь,
Цветешь, всегда цветешь, взлелеянный Судьбой.
 

 
Зачем тебе слова? Я как и ты безгласна.
Я сны истомные лелею как и ты.
Смотри, как дышим мы, тревожно, нежно, страстно…
О, милый, милый мой! Ведь мы с тобой – цветы!»
 

«Влага только на мгновенье…»

 
Влага только на мгновенье
Может к лотосу прильнуть,
Даст ему свое забвенье,
И опять стремится в путь.
 

 
Лотос только на мгновенье
Принимает поцелуй
И восторг прикосновенья
Переменно-быстрых струй.
 

 
Миг блаженства, легкость ласки,
Вольно-слитные сердца,
Прелесть призрачной завязки
И мгновенного конца.
 

 
Лотос после быстрой ласки
Весь блестит легко дрожа,
И вода в подвижной сказке
Обновленна и свежа.
 

ТРИ ЦВЕТА

 
Черный, желтый, и красный,
Три испанские цвета.
    Слиянье триады согласной
    Разгадано сердцем поэта.
 

 
Черный цвет подозренья
Страшен душам неверным,
    Обманчивый миг утоленья
    К возмездьям приводит примерным.
 

 
Желтый – дикая ревность,
Жгучесть раненой чести,
    До времени скрытая гневность,
    Злорадство рассчитанной мести.
 

 
Всех отчетливей – красный,
Полный жизни и смерти.
    Доверьтесь триаде согласной,
    Любите, но страсти не верьте!
 

СЕРЕНАДА

 
Я сомкнул глаза усталые,
    Мира больше нет.
Плачьте, плачьте, запоздалые,
Светит вам лишь поздний свет.
Дышат сумерки неясные,
Смотрят звезды с высоты.
Плачьте, страстные, подвластные
    Тайнам темноты.
 

 
Я закрыл глаза усталые,
    Стройный мир погас.
Кровь слагает сказки алые,
И обманывает нас.
Дышат шелесты неясные,
Дымно спит речная гладь.
Плачьте, страстные, безгласные,
    Вам недолго спать.
 

КРЕСТОНОСЕЦ
_СОНЕТ

 
Ни ревности, ни скуке, ни злословью,
Моей души живой я не предам.
Блуждая по несчестным городам,
Одним я услажден всегда – любовью.
 

 
Мой ум увлек меня к Средневековью,
Ко дням служенья тающим мечтам.
И, крестоносец, годы я отдам,
Чтоб розы снов зарделись алой кровью.
 

 
Моей! Моей! Неверных больше нет
В пустыне – все смешавших – долгих лет
Сравнялись все молитвы и проклятья.
 

 
И в верность дней не верю я один.
Во имя жертвы, счастья без объятья,
Я сумрачный, я гордый паладин.
 

ЗАЧАРОВАННЫЙ ГРОТ

«О, Сафо, знаешь только ты…»

 
О, Сафо, знаешь только ты
Необъяснимость откровенья
Непобежденной красоты
В лучах бессмертного мгновенья!
 

 
О, Сафо, знаешь только ты,—
Чье имя – сладость аромата,—
Неизреченные мечты,
Для нас блеснувшие когда-то!
 

 
О, Сафо, знаешь только ты,
Как ярко ширятся, без счета,
Непостижимые цветы
Из зачарованного грота!
 

«Жизнь проходит,– вечен сон…»

 
Жизнь проходит,– вечен сон.
Хорошо мне,– я влюблен.
 

 
Жизнь проходит,– сказка нет.
Хорошо мне,– я поэт.
 

 
Душен мир,– в душе свежо.
Хорошо мне, хорошо.
 

ОТПАДЕНИЯ

 
Отпадения в мире сладострастия
Нам самою Судьбой суждены.
Нам неведомо высшее счастие.
И любить, и желать – мы должны.
 

 
И не любит ли жизнь настоящее?
И не светят ли звезды за мглой?
И не хочет ли Солнце горящее
Сочетаться любовью с Землей?
 

 
И не дышит ли влага прозрачная,
В глубину принимая лучи?
И не ждет ли Земля новобрачная?
Так люби. И целуй. И молчи.
 

МОЕ ПРИКОСНОВЕНЬЕ

 
Мое прикосновенье,
Мой сладкий поцелуй —
Как светлое забвенье,
Как пенье вешних струй.
 

 
Воздушное лобзанье
До истощенья сил —
Как сладость приказанья
Того, кто сердцу мил.
 

 
Оно легко змеится
Вдоль тела и лица —
И длится, длится, длится,
Как будто без конца.
 

«Мой милый!– ты сказал мне…»

 
Мой милый!– ты сказал мне.—
Зачем в душевной глубине
Ты будишь бурные желанья?
Все, что в тебе, влечет меня.
И вот в душе моей, звеня,
Растет, растет очарованье!
 

 
Тебя люблю я столько лет,
И нежен я, и я поэт.
Так как же это, совершенство,
Что я тебя своей не звал,
Что я тебя не целовал,
Не задыхался от блаженства?
 

 
Скажи мне, счастье, почему?
Пойми: никак я не пойму,
Зачем мы стали у предела?
Зачем не хочешь ты любить,
Себя в восторге позабыть,
Отдать и душу мне и тело?
 

 
Пойми, о, нежная мечта:
Я жизнь, я солнце, красота,
Я время сказкой зачарую,
Я в страсти звезды создаю,
Я весь – весна, когда пою,
Я – светлый бог, когда целую!
 

УТРЕННИК

 
Я нарвал черемухи душистой,
Освеженной утреннею мглой.
Как в ней много пьяности росистой.
Милая, скорей окно открой!
 

 
Я тебя к тебе самой ревную,
Я тебя так тесно обовью,
И тебя цветами зачарую,
И тебя росою напою.
 

 
Предо мною тонкая преграда,
Сквозь стекло видна твоя кровать
Нет, не надо твоего, не надо,
Дай тебя мне всю поцеловать!
 

«Я тебя закутаю…»

 
Я тебя закутаю
Дремой грез пленительных,
Я тебя опутаю
Сетью тонких трав,
Нежно забаюкаю
Сказкой ласк томительных,
Замедленной мукою
Сладостных отрав.
 

 
Ты вздохнешь, влюбленная,
Побледнев от счастия,
Сладко утомленная,
Как вечерний свет.
Скована безбрежностью
Тайны сладострастия,
Ты увидишь с нежностью,
Что с тобой – поэт.
 

АРУМ

 
Тропический цветок, багряно-пышный арум!
Твои цветы грозят ликующим пожаром.
 

 
Твои листы горят, нельзя их позабыть,
Как копья, чья судьба – орудьем смерти быть.
 

 
Цветок-чудовище, надменный и злоокий,
С недобрым пламенем, с двуцветной поволокой.
 

 
Снаружи блещущей сиянием зари,
Светло – пурпуровой,– и черною внутри.
 

 
Губительный цветок, непобедимый арум,
Я предан всей душой твоим могучим чарам.
 

 
Я знаю, что они так пышно мне сулят:
С любовным праздником в них дышит жгучий яд!
 

ХОТЬ РАЗ

 
Мы боимся – мы делим – дробим
Наш восторг пред возникшей картиной.
О, хоть раз я хочу быть любим
С беззаветностью – пусть хоть звериной!
 

 
Хоть звериной, когда неземной
На земле нам постичь невозможно.
Вот, ты чувствуешь? Сладко со мной?
Мы не бледно забылись, не ложно.
 

 
Утомившись, мы снова хотим,
Орхидейным подобные чашам.
Мы с тобою весь мир победим,
Он возникнет чарующе-нашим.
 

 
Ты качаешься в сердце моем,
Как на влаге – восторг отражений.
Мы с тобою весь мир закуем
Красотою змеиных движений!
 

АНИТА

 
Я был желанен ей. Она меня влекла,
Испанка стройная с горящими глазами.
Далеким заревом жила ночная мгла,
Любовь невнятными шептала голосами.
Созвучьем слов своих она меня зажгла,
Испанка смуглая с глубокими глазами.
 

 
Альков раздвинулся воздушно-кружевной,
Она не стала мне шептать: «Пусти… Не надо…»
Не деве Севера, не нимфе ледяной,
Твердил я вкрадчиво: «Anita! Adorada!»
Тигрица жадная дрожала предо мной,—
И кроме глаз ее мне ничего не надо.
 

СЛИЯНИЕ
_СОНЕТ

 
Красивый зверь из тигровой семьи,
Жестокий облик чувственной пантеры,
С тобой я слит в истомном забытьи,
Тебя люблю, без разума, без меры.
 

 
Я знал давно, как властны все химеры,
Я предал им мечтания мои,
Но ты даешь мне сладость новой веры,
Даешь мне знать о новом бытии.
 

 
Различности в слиянии едином,
Кошачья мягкость, с женской красотой,
Лик юноши, плененного мечтой.
 

 
Влюбленный ангел, с помыслом звериным,
Возьми меня, скорей, мой нектар пей,
Ласкай меня, люби меня, убей!
 

РУСАЛКА

 
Если можешь, пойми. Если хочешь, возьми.
Ты один мне понравился между людьми.
 

 
До тебя я была холодна и бледна.
Я с глубокого, тихого, темного дна.
 

 
Нет, помедли. Сейчас загорится для нас
Молодая Луна. Вот, ты видишь? Зажглась!
 

 
Дышит мрак голубой. Ну, целуй же! Ты мой?
Здесь. И здесь. Так. И здесь… Ах, как сладко с тобой!
 

«Я ласкал ее долго, ласкал до утра…»

 
Я ласкал ее долго, ласкал до утра,
Целовал ее губы и плечи.
И она наконец прошептала: «Пора!
Мой желанный, прощай же – до встречи».
 

 
И часы пронеслись. Я стоял у волны.
В ней качалась русалка нагая.
Но не бледная дева вчерашней Луны,
Но не та, но не та, а другая.
 

 
И, ее оттолкнув, я упал на песок,
А русалка, со смехом во взоре,
Вдруг запела: «Простор полноводный глубок
Много дев, много раковин в море.
 

 
Тот, кто слышал напев первозданной волны,
Вечно полон мечтаний безбрежных
Мы – с глубокого дна, и у той глубины
Много дев, много раковин нежных».
 

КОЛДУНЬЯ ВЛЮБЛЕННАЯ

 
   Мне ведомо пламя отчаянья,
    Я знаю, что знают в аду
Но, мраку отдавшись, бегу от раскаянья,
И новых грехов задыхался жду.
 

 
   Красивую маску бесстрастия
    Лишь равный способен понять
Глаза мои могут ослепнуть от счастия,
Ослепнуть от муки, – но слез им нс знать.
 

 
   О, да, я колдунья влюбленная,
    Смеюсь, по обрыву скользя.
Я ночью безумна, а днем полусонная,
Другой я не буду – не буду – нельзя.
 

ИГРАЮЩЕЙ В ИГРЫ ЛЮБОВНЫЕ

 
Есть поцелуи – как сны свободные,
Блаженно-яркие, до исступленья.
Есть поцелуи – как снег холодные
Есть поцелуи – как оскорбление.
 

 
О, поцелуи – насильно данные,
О, поцелуи – во имя мщения!
Какие жгучие, какие странные,
С их вспышкой счастья и отвращения!
 

 
Беги же с трепетом от исступленности,
Нет меры снам моим, и нет названия
Я силен – волею моей влюбленности,
Я силен дерзостью – негодования!
 

НЕРЕИДА

 
Нет, не даром я по взморью возле пенных волн бродил,
В час, когда встают туманы, как застывший дым кадил.
 

 
Нет, не даром я в легенды мыслью жадною вникал,
Постигая духов моря, леса, воздуха и скал.
 

 
Вот и полночь Над прибоем светит полная Луна.
И упорно возникает, на мгновенье, тишина.
 

 
Между шорохом, и шумом, и шипением волны,
Недовольной этим быстрым наступленьем тишины.
 

 
Между шелестом свистящим все растущих быстрых вод
Возникают нереиды, отдаленный хоровод.
 

 
Все похожи и различны, все влекут от света в тьму,
Все подвластны без различья назначенью одному.
 

 
Чуть одну из них отметишь, между ею и тобой
Дрогнет мягко и призывно сумрак ночи голубой.
 

 
И от глаз твоих исчезнет отдаленный хоровод,—
Лишь она одна предстанет на дрожащей зыби вод.
 

 
Полудева, полурыба, из волос сплетет звено,
И, приблизив лик свой лживый, увлечет тебя на дно.
 

 
Я вас знаю, нереиды Вот и полночь Тишина
Над прерывистым прибоем светит полная Луна.
 

 
Я взглянул, и мягко дрогнул сумрак ночи голубой.
«Мой желанный! Мой любимый! Как отрадно мне с тобой!
 

 
Мой желанный! Мой любимый!» – Нет, постой меня ласкать.
И за сеть волос лучистых я рукою быстрой хвать.
 

 
Полудева! Полурыба! Не из водных духов я!
Не огнем желаний тщетных зажжена душа моя.
 

 
Если любишь, будь со мною, ласку дерзкую возьми
И, узнавши власть поэта, издевайся над людьми.
 

 
И красавицу морскую я целую в лунной мгле,
Бросив чуждую стихию, тороплюсь к родной земле.
 

 
И упрямую добычу прочь от пенных брызг влеку,
Внемля шорох, свист и шелест вод, бегущих по песку.
 

«Я больше ее не люблю…»

 
Я больше ее не люблю,
А сердце умрет без любви.
Я больше ее не люблю,
И жизнь мою смертью зови.
 

 
Я буря, я пропасть, я ночь,
Кого обнимаю, гублю.
О, счастие вольности! – Прочь!
Я больше тебя не люблю!
 

«Да, я люблю одну тебя…»

 
Да, я люблю одну тебя,
За то, что вся ты – страсть,
За то, что ты, забыв себя,
Спешишь с высот упасть.
 

 
С высот холодных и немых
Тебя я заманил
Туда, где слышен звонкий стих,
Где не любить нет сил.
 

 
И в этой пропасти глухой
Мы – утро бытия.
Смотри, желанная, я твой,
Смотри, ты вся – моя.
 

ХОЧУ

 
Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
Из сочных гроздий венки свивать.
Хочу упиться роскошным телом,
Хочу одежды с тебя сорвать!
 

 
Хочу я зноя атласной груди,
Мы два желанья в одно сольем.
Уйдите, боги! Уйдите, люди!
Мне сладко с нею побыть вдвоем!
 

 
Пусть будет завтра и мрак и холод,
Сегодня сердце отдам лучу.
Я буду счастлив! Я буду молод!
Я буду дерзок! Я так хочу!
 

«Я войду в зачарованный грот…»

 
Я войду в зачарованный грот,
Я узнаю всю сладость земную,
Там красавица милого ждет,
Я воздушно ее поцелую.
 

 
Горячо к ней прижмусь и прильну,
В опьяненьи своем закачаю.
Я люблю молодую волну,
Я желанье лобзаньем встречаю.
 

 
Безгранично-глубок небосвод,
И, как небо, мечтанья бескрайны.
Я люблю зачарованный грот:
В нем для любящих вечные тайны.
 

ПЕНЬЕ РУЧЬЯ

 
В пеньи звонкого ручья
Переменность трепетанья.
В нем отдельность бытия,
Восхваленье мирозданья.
 

 
Он сорвался с высоты,
Возжелав безвестной дали.
Многоснежные хребты
В нем стремленье воспитали.
 

 
И покинув горный склон.
И себя любя без меры,
Весь вспенен, домчался он
До заманчивой пещеры.
 

 
В лабиринт ее проник.
Что там было? Что там стало?
Чей-то вскрик в тиши возник,
Так воздушно и устало.
 

 
Где-то алые цветы
Зашептались, закачались
И виденья красоты
Поцелуем повстречались.
 

 
Поцелуй? Зачем? И чей?
Кто узнает! Это тайна…
Дальше, прочь бежит ручей,
Он в пещере был случайно.
 

«Мы с тобой сплетемся в забытьи…»

 
Мы с тобой сплетемся в забытьи:
Ты – среди подушек, на диване,
Я – прижав к тебе уста мои,
На коленях, в чувственном тумане.
 

 
Спущены тяжелые драпри,
Из угла нам светят канделябры,
Я увижу волны, блеск зари,
Рыб морских чуть дышащие жабры.
 

 
Белых ног, предавшихся мечтам,
Красоту и негу без предела,
Отданное стиснутым рукам,
Судорожно бьющееся тело.
 

 
Раковины мягкий мрак любя,
Дальних глаз твоих ища глазами,
Буду жечь, впивать, вбирать тебя
Жадными несытыми губами.
 

 
Солнце встанет, свет его умрет.
Что нам Солнце – разума угрозы?
Тот, кто любит, влажный мед сберет
С венчика раскрытой  скрытой розы.
 

ВЕСЕЛЫЙ ДОЖДЬ

 
Веселый дождь низлился с высоты,
     Когда смеялось утро Мая.
Прошел в лесах, взрастил в садах цветы,
     Весь мир улыбкой обнимая.
 

 
Веселый дождь, источник нежных снов,
     Твой зов к забвенью сердце слышит.
Как много в мир ты нам послал цветов,
     Ты праздник в жизни всех, кто дышит.
 

«У ног твоих я понял в первый раз…»

 
У ног твоих я понял в первый раз,
Что красота объятий и лобзаний
Не в ласках губ, не в поцелуе глаз,
А в страсти незабвенных трепетаний,—
 

 
Когда глаза – в далекие глаза —
Глядят, как смотрит коршун опьяненный,—
Когда в душе нависшая гроза
Излилась в буре странно-измененной,—
 

 
Когда в душе, как перепевный стих,
Услышанный от властного поэта,
Дрожит любовь ко мгле – у ног твоих,
Ко мгле и тьме, нежней чем ласки света.
 

«За то, что нет благословения…»

 
За то, что нет благословения
Для нашей сказки – от людей;
За то, что ищем мы забвения
Не в блеске принятых страстей;
 

 
За то, что в сладостной бесцельности
Мы тайной связаны с тобой;
За то, что тонем в беспредельности,
Непобежденные Судьбой,
 

 
За то, что наше упоение
Непостижимо нам самим;
За то, что силою стремления
Себя мы пыткам предадим;
 

 
За новый облик сладострастия,—
Душой безумной и слепой,—
Я проклял все,– во имя счастия,
Во имя гибели с тобой.
 

«Она отдалась без упрека…»

 
Она отдалась без упрека,
Она целовала без слов
– Как темное море глубоко,
Как дышат края облаков!
 

 
Она не твердила «Не надо»,
Обетов она не ждала.
– Как сладостно дышит прохлада,
Как тает вечерняя мгла!
 

 
Она не страшилась возмездья,
Она не боялась утрат.
– Как сказочно светят созвездья,
Как звезды бессмертно горят!
 

DANSES MACABRES

ПОЭТЫ

         Ю. Балтрушайтису

 
Тебе известны, как и мне,
Непобедимые влечения,
И мы – в небесной вышине,
И мы – подводные течения.
 

 
Пред нами дышит череда
Явлений Силы и Недужности,
И в центре круга мы всегда,
И мы мелькаем по окружности.
 

 
Мы смотрим в зеркало Судьбы,
И как на праздник наряжаемся,
Полувладыки и рабы,
Вкруг темных склепов собираемся.
 

 
И, услыхав полночный бой,
Упившись музыкой железною,
Мы мчимся в пляске круговой
Над раскрывающейся бездною.
 

 
Игра кладбищенских огней
Нас манит сказочными чарами,
Везде где смерть, мы тут же с ней,
Как тени дымные – с пожарами.
 

 
И мы незримые горим,
И сон чужой тревожим ласками,
И меж неопытных царим
Безумьем, ужасом и сказками.
 

ЗАКЛЯТИЕ

1

 
Я видел правду только раз,
Когда солгали мне.
И с той поры, и в этот час,
Я весь горю в огне.
 

 
Я был ребенком лет пяти,
И мне жилось легко.
И я не знал, что я в пути,
Что буду далеко.
 

 
Безбольный мир кругом дышал
Обманами цветов.
Я счастлив был, я крепко спал,
И каждый день был нов.
 

 
Усадьба, липы, старый сад,
Стрекозы, камыши.
Зачем нельзя уйти назад
И кончить жизнь в тиши?
 

 
Я в летний день спросил отца:
«Скажи мне: вечен свет?»
Улыбкой грустного лица
Он мне ответил: «Нет».
 

 
И мать спросил я в полусне:
«Скажи: Он добрый – Бог?»
Она кивнула молча мне,
И удержала вздох.
 

 
Но как же так, но как же так?
Один сказал мне: «Да»,
Другой сказал, что будет мрак,
Что в жизни нет «Всегда».
 

 
И стал я спрашивать себя,
Где правда, где обман,
И кто же мучает любя,
И мрак зачем нам дан.
 

2

 
Я вышел утром в старый сад
И лег среди травы.
И был расцвет растений смят
От детской головы.
 

 
В саду был черный ветхий чан
С зацветшею водой.
Он был как знак безвестных стран,
Он был моей мечтой.
 

 
Вон ряска там, под ней вода,
Лягушка там живет.
И вдруг ко мне пришла Беда,
И замер небосвод.
 

 
Жестокой грезой детский ум
Внезапно был смущен,
И злою волей, силой дум,
Он в рабство обращен
 

 
Так грязен чан, в нем грязный мох.
Я слышал мысль мою.
Что если буду я как Бог?
Что если я убью?
 

 
Лягушке тесно и темно,
Пусть в Рай она войдет.
И руку детскую на дно
Увлек водоворот.
 

 
Водоворот безумных снов,
Непоправимых дум.
Но сад кругом был ярко-нов,
И светел был мой ум.
 

 
Я помню скользкое в руках,
Я помню холод, дрожь,
Я помню Солнце в облаках,
И в детских пальцах нож.
 

 
Я темный дух, я гномный царь,
Минута не долга.
И торжествующий дикарь
Скальпировал врага.
 

 
И что-то билось без конца
В глубокой тишине.
И призрак страшного лица
Приблизился ко мне.
 

 
И кто-то близкий мне сказал,
Что проклят я теперь,
Что кто слабейшего терзал,
В том сердца нет, он зверь.
 

 
Но странно был мой ум упрям,
И молча думал я,
Что боль дана как правда нам,
Чужая и моя.
 

3

 
О, знаю, боль сильней всего,
И ярче всех огней,
Без боли тупо и мертво
Мельканье жалких дней.
 

 
И я порой терзал других,
Я мучил их. Ну, что ж!
Зато я создал звонкий стих,
И этот стих не ложь.
 

 
Кому я радость доставлял,
Тот спал, как сытый зверь.
Кого терзаться заставлял,
Пред тем открылась дверь.
 

 
И сам в безжалостной борьбе
Терзание приняв,
Благословенье шлю тебе,
Кто предо мной неправ.
 

 
Быть может, ересь я пою?
Мой дух ослеп, оглох?
О, нет, я слышу мысль мою,
Я знаю, вечен Бог!
 

КОСТРЫ

 
Да, и жгучие костры
Это только сон игры.
Мы играем в палачей.
Чей же проигрыш? Ничей.
 

 
Мы меняемся всегда.
Нынче «нет», а завтра «да».
Нынче я, а завтра ты.
Все во имя Красоты.
 

 
Каждый звук – условный крик.
Есть у каждого двойник.
Каждый там глядит как дух,
Здесь телесно грезит вслух.
 

 
И пока мы здесь дрожим,
Мир всемирный нерушим.
Но в желаньи глянуть вниз
Все верховные сошлись.
 

 
Каждый любит, тень любя,
Видеть в зеркале себя.
И сплетенье всех в одно
Глубиной повторено.
 

 
Но, во имя глубины,
Мы страдаем, видя сны.
Все мы здесь, наоборот,
Повторяем небосвод.
 

 
Свет оттуда – здесь как тень,
День – как ночь, и ночь – как день.
Вечный творческий восторг
Этот мир как крик исторг.
 

 
Мир страданьем освящен,
Жги меня, и будь сожжен.
Нынче я, а завтра ты,
Все во имя Красоты.
 

ТАЙНА ГОРБУНА

 
Ты, конечно, проходил
По обширным городам.
Много мраков и светил,
Много разных чудищ там.
 

 
Поглядишь и там и тут,
Видишь полчища людей.
Целый мир в любом замкнут,
Мир обманов и затей.
 

 
Почему у горбуна
Так насмешливо лицо?
В этом доме два окна,
Есть в нем дверь и есть крыльцо.
 

 
Что ж, войдем и поглядим.
В этом скрыто что-нибудь.
Если мы душою с ним,
Он не может дверь замкнуть.
 

 
Мы заходим в темный ход,
Видны знаки по стенам.
Опрокинут небосвод.
И немножко жутко нам!
 

 
Ум наш новостью смущен,
Искаженность манит нас.
Здесь нежданный свет зажжен,
Постоянный свет погас.
 

 
Кто вошел в такой уют,
К Сатане он бросил взгляд
В этой храмине поют,
И, как в храме, здесь кадят.
 

 
Кверху поднятым лицом
Примешь небо и весну.
Спину выгнувши кольцом,
Встретишь мрак и глубину.
 

 
И невольно душит смех,
И ликует как змея.
Оттого что тайный грех —
Оттененье бытия.
 

 
Оттого у горбуна
И насмешливо лицо.
Эта странная спина—
Сатанинское кольцо!