Текст книги "Скользкая дорога (СИ)"

Автор книги: Константин Байдичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Мужики, ездившие в лес перед пургой, сказали, что видели неподалеку стадо карибу[79]79
  Дикий северный олень.


[Закрыть]. И мне засвербило добыть свежего мяса! Ну… дерзайте, господин Трамп! Ищите и обрящете.

Неспешно бью лыжню по дороге, идущей вдоль ручья, углубляясь в лес, окружающий Ситку. Да, столица Аляски уже утратила свое русское название. Решив уязвить оставшихся жить в Америке русских и задружить с тлинкитами, генерал Дэвис[80]80
  Джефферсон Коламбус Дэвис (англ. Jefferson Columbus Davis; 2 марта 1828 – 30 ноября 1879) – офицер армии США. Участник Американо-мексиканской войны и Гражданской войны в США, первый командующий департаментом Аляска


[Закрыть] переназвал Ново-Архангельск старым тлинкитским прозвищем. Жаль, еще тырнет не придумали, да и айфона нет, я б ему дал послушать, кто такие уебаны… хотя он по русски ни в зуб ногой. Не понял бы!

Кун был весьма раздосадован, узнав что Аляска отдана под военную юрисдикцию и Дэвис назначен там верховным. Он мне такого рассказал о нем… короче, я впечатлился и был опечален. Работать под началом дурака и отморозка совсем не торт. В первый же день взял и выгнал половину жителей из домов, типа солдат негде поселить! Хотя казарму построить – плевое дело, тем паче плотники на Ново-Архангельской верфи имелись… самодур, одно слово. Походу, сапог, он и в Африке сапог! Ну его, не заслуживает, чтобы даже вспоминать о нем столько времени.

Выходной у меня. Моцион и прогулка на природе. В идеале побродить бы в одиночестве, но одиночных бледнолицых тлинкиты убивают. Потому со мной весь наш отряд – Жозеф, Ван Юн, Вэнь Юн, Сун Ли, в просторечии Ваня, Юра и Саша. Жозеф, Юра и Саша вооружены винчестерами, я и Ваня – тащим двустволки. На случай встречи с шатуном. Медведей тут много. Винчестер хорош убивать людей и оленей, а вот осадить косолапого нужна пушка помощней. Мощней двустволок 10 калибра сейчас оружия нет…

Идущий впереди Ван остановился и поднял вверх правую руку. Вопросительно киваю, Ван показывает рукой. Достаю из-за пазухи подзорную трубу, (эх, где мой "Юкон") вглядываюсь – точно олени! Вот зрение у парня! Звери стоят и смотрят куда-то вдоль ручья, в противоположную от нас сторону. Что-то, пока мне невидное, привлекло их внимание. Стрелять далековато, подойти вряд ли получится, спугнем. Жестами показываю, что нам нужно встать за деревьями и ждать, возможно, стадо пойдет в нашу сторону.

Ждем. Олени стоят неподвижно. Вдруг стадо задвигалось и тронулось с места. К нам идут! Это удача! Мальчишки взяли оленей на прицел, выжидая, когда те приблизятся на верный выстрел. Я и Ван не дергаемся – наша картечь эффективна метров на пятьдесят-семьдесят, а стрелять будет надо метров на сто пятьдесят, подпускать ближе нельзя, учуют и ломанутся в лес.

Что такое? Скашиваю глаза вбок – Ван трогает меня за плечо и показывает через ручей, почти прямо перед нами. Ого! Между нами и оленями, из леса, крадучись, вышел неслабых размеров гризли. Нюхая воздух, он, прикрываясь поваленными деревьями, прокосолапил к ручью и затаился за камнем, прямо на пути стада. Вот кто загнал оленей на побережье! А я еще удивлялся – откуда они тут взялись в январе. Теперь, когда фокус известен, все просто. Сейчас один, вернее одна в засаде караулит, а загоняет второй. Скорее всего пестун[81]81
  Пестун – молодой медведь, оставляемый самкой медведя и живущий при ней два-три года для ухода за медвежатами.


[Закрыть]. Классическая загонная охота. Я слышал про такое, но вижу впервые. Выдергиваю из стволов картечные патроны и быстро заряжаю пулевые. Ван делает то же самое. Гризли заозирался, походу почуял или услышал нас. Увидеть не мог – медведи близоруки. Я жестами показываю мальчишкам, чтобы продолжали ждать, когда олени подойдут на дистанцию эффективного огня. Получается смешно, но понятно – Жозеф заулыбался, когда я приложил кисти рук к голове, изображая рога. Тем временем олени приближаются. Мы с Ваном взяли на прицел медведя.

Гремят выстрелы. Передний карибу, самый крупный, посунулся носом в снег и завалился на бок. Рядом, в сугробе, бьется еще один, которого ловко достреливает Жозеф. Остальные порскнули в ельник. Гризли, после выстрелов, рванул прыжками в ту же сторону, откуда только что вышел. С полем, ребята!

Разделав оленей, сижу и наслаждаюсь трубкой. Мальчишки оживлены и веселы. Они азартно спорят, кто первый попал в оленя, толкаются и смеются. Какие же молодцы! Сколько жизни в их раскрасневшихся лицах, сколько задора и азарта в улыбках, жестах и шутливой перепалке. Снова вспоминаю сыновей, остро ощущаю приступ тоски, но прогоняю дурные мысли. Впереди самая неинтересная и тяжелая часть работы охотника – доставка добычи домой. Олени крупные, за сто килограмм каждый. Даже после разделки на каждого из нас приходится килограмм по сорок мяса. Тащить на себе такой груз по снегу за восемь километров (примерно столько мы отошли от Ситки) – утомительное дело. Одно утешает – путь назад идет под уклон. Вяжем мясо к лыжам, веревки к поясам. Пошли, ребята! Теперь задача – засветло добраться домой, закат рано, около четырех вечера, плюс тень от Эйчкомба[82]82
  Эджко́м – потухший вулкан на острове Крузовом в штате Аляска


[Закрыть], темно в долине настанет уже скоро.

Сидим на тюках, отдыхаем. До Ситки осталось всего ничего – километра два. Пацаны поубавили веселухи, с наслаждением сидят, вытянув ноги, одежда парит… в лесу, метрах в двухстах от нас затрещала и взлетела сорока. И еще одна. Продолжая улыбаться и не меняя выражения лица, достаю трубку, огниво и, прикрыв естественным жестом курильщика рот руками, (индейцы умеют читать по губам) говорю вполголоса:

– Всем внимание! Двести пятьдесят ярдов от нас, по направлению к морю, в лесу кто-то прячется. Думаю, тлинкиты. Не оглядывайтесь, не делайте резких движений. Пока я раскуриваю трубку, вставайте по одному и спускайтесь в ручей, типа попить воды. Вон там.

Показываю глазами на кусок берега, за которым можно скрыться от наблюдателя со стороны, где я заподозрил засаду.

– А… – начал Жозеф, но я тихо обрываю его:

– Все потом! Делай, что говорю. Давайте, по одному, первый – Ван!

До чего смышленый китаец. Встал, поглядел на ручей, вроде выбирая куда пойти, потом шагнул к краю русла, прыг и только макушка видна. Гляжу, а к его лыжам веревочка привязана и за ним тянется. Когда успел? Чиркаю огнивом, раз, другой, табак в трубке затлел, раскуриваю, пацаны смотрят на меня, ждут команды. Говорю:

– Не торопясь, по одному привяжите веревки от лыж к поясам, только не все разом, а по одному. У кого веревка короткая привяжите к лыжам товарища. Юра первый.

И этот не оплошал, встал и ушел за Ваней. Выпустив клуб дыма, напевно произношу:

– Жо-зеф!

Опп-ля! Третий пошел! Четвертый! Отлично! Встаю с тюка, выбиваю трубку о приклад, достаю подзорную трубу навожу в предполагаемое место засады и командую:

– Тащите лыжи!

Оппа, тюки уезжают вслед за мальчишками. Уже не таясь, сталкиваю свой тюк в русло ручья и спрыгиваю в общую кучу:

– Оружие зарядить, патроны дослать! Ван, заряжай картечь! Если тут засада, то индейцы поняли, что обнаружены. Может, сами уйдут. А нам нужно быстро бежать к Ситке. Снимайте груз с лыж.

Вижу недоумение на лицах, говорю:

– Мясо бросаем. С грузом можем не уйти. Не хватало еще из-за оленей поймать пулю или стрелу.

Ван возбужденно выкрикивает:

– Капитана, я схозу, подыглену! Мозет инди усли!

Мотаю головой:

– Нет! Растащат нас в разные стороны, потом по одному и перебьют! Только вместе держаться! Снимаем тюки, встаем на лыжи! У индейцев лыж нет, на таком снегу мы быстрее.

Китайцы возбужденно затрещали между собой. Смотрю, скинули тюки, разделили мясо килограмм по десять и в поняги, на спины. Ну да, в их понятиях кощунство и святотатство – бросить столько еды. Они в Америку-то от голодухи и сбежали. Жозеф глянул на них и тоже кинул в понягу пару кусков мяса. Ладно, до Ситки чуть-чуть осталось, да и полный рюкзак от стрелы и пули спину прикроет. Готовы? Перезаряжаюсь картечью, Ван тоже. Встаю на лыжи первым в колонне.

– Ван, если меня убьют – ты старший. Убьют Вана – старший Жозеф! Если на самом ручье тоже засада – уходите в сопку до гольцов и через них в город. Пошли!

Быстро идем по руслу ручья. Он не замерз, лениво бежит себе полуметровой лентой в середине двадцатиметрового русла. В самом русле снега немного и он твердущий, вперемешку с песком, а свежий пухляк выдуло отсюда, как из трубы, лыжи стучат по насту. Ручей от дороги отделяет полоска кустов, в которых и не спрятаться на первый взгляд, но я не обольщаюсь – индейцы мастера засад. Опасное место все ближе, вот-вот подойдем, оппа, есть контакт! Я выстрелил картечью по макушкам кустов и заорал:

– Ложись! Без команды не стрелять!

Мальчишки попадали в снег, выставив в сторону нападавших стволы винчестеров. Вынув стреляный патрон, заменил свежим. Сам, не отрываясь, разглядываю предполагаемую засаду. Вот они! Всего двое. Это не значит, что я вижу всех.

– Эй, вы, там, в кустах! Выходите или убью!

Звенящая тишина минут пять. Утекли? Нет. Среди кустов выпрямляются две фигуры в бело-серых оленьих куртках. У обоих луки в руках. До них метров тридцать. Если их не двое и кто-то попробует напасть – хотя бы этих одним выстрелом срежу. Подходят ближе. Так и есть – молодые тлинкиты, ровесники моих пацанов. Задиры и хулиганы, постоянный источник проблем. Впрочем, как у всех и везде.

– Руске?

– Да, русские. Зачем подкрадывались? Охотники на бледнолицых? – я наезжаю на аборигенов. Если им не нагнать холода и сразу не поставить себя, драки не избежать. Тлинкиты – настоящие отморозки, полностью безбашенные. Вступают в драку не задумываясь и ножами пыряют бестрепетно. Даже между собой. Беспредельщики наших девяностых – просто щенята перед ними. Между тем тлинкиты подошли вплотную и один из них удивленно выговаривает:

– Руске ушел за море. Осень.

– Не все. Мы остались. Мы теперь русские американцы.

– Сачем оставил тут мясо? – насмешливо спрашивает тлинкит постарше.

– Груз мешает. – я без паузы подсекаю спросившего лыжей под колено. От неожиданности тлинкит изгибается назад, гладкие подошвы мокасин проскальзывают и он падает навзничь. Я тут же упираю ему в лоб ствол ружья, щелкаю курками. Одновременно со мной мальчишки вскакивают и окружают второго, наводя на него винтовки. Тот выхватывает здоровенный тесак, но Саша пыром тыкает ему в лицо стволом винчестера, Жозеф подкатывается сзади под коленки, Юра ловко бьет винтовкой по руке с ножом, а у Вани в руках оказывается веревка, которая захлестывает шею индейца. Обезоруженный тлинкит падает навзничь, пытается вскочить, но китайцы виснут на нем, затягивают веревку на шее и он, хрипя, падает. Возможно, они ожидали даже выстрелов в лицо и совсем нас не боялись, но нападения исподтишка – не ждали.

– Вы мои пленники! – провозглашаю я. Если рядом есть еще индейцы, то сейчас они себя проявят. Но вокруг тихо и я успокаиваюсь. Похоже, двое тлинкитов из небогатого рода (огнестрела нет) решили проследить за нами, при случае ширнуть стрелой в спину. Пока опасности нет. Пока! Но нужно спешить.

– Вяжите их!

Китайцы быстро вяжут пленных по рукам и ногам. Командую вернуться за мясом. Пацаны обрадованно бегут за тюками и вскоре, пыхтя, притаскивают брошенный груз. Обращаюсь к пленным:

– Понесете мясо!

Тлинкиты отрицательно замотали головами, но тут не толерантный двадцать первый век. Я сбрасываю с ног лыжи и с ноги пробиваю обоим "корня" прямо в лица, для доходчивости. Олочи не берцы, в тех бы я им поломал носы, но и так достаточно – у обоих течет кровяная юшка, которую они судорожно сглатывают. Вид и вкус крови убедительнее слов. Они явно такого не ждали от бледнолицего, удар ошеломил, но молча терпят. Нагибаюсь над лежащими с ножом:

– Вы мои пленники. Вы просрали свое оружие, вы связаны, как рабы перед новосельем[83]83
  Один из тлинкитских обычаев, когда после постройки нового жилища убивали рабов для умиротворения духа дома человеческой жертвой.


[Закрыть], вы ничего не можете сделать, даже себя убить. Сейчас вы просто живое мясо. Пока живое. Я могу снять с вас скальпы и повесить на дереве за ноги. Вам до заката выклюют глаза сороки. Могу просто бросить тут связанными. И вас сожрут гризли. Они сейчас доедают оленью требуху совсем рядом. Стоит нам уйти, они придут сюда. Ты слышишь меня? Ты понял меня? – я тычу в ухо тлинкита ножом. Несильно, но ухо закровило, алые капли потекли ему к затылку. Он кивает. Я продолжаю:

– Но я не ищу себе врагов. Вы понесете мою добычу в Ситку, вместе с нами. Перед фортом я вас отпущу, отдам луки и ножи. Я никому не скажу, как вы попали в плен. Даю слово! Будете сопротивляться – протащу по центру Ситки на веревке, покажу всем, что вас поймали бледнолицые и отдам солдатам. За попытку нападение вас повесят за шею и вы умрете. Ваши старшие скажут, что раз вы попались бледнолицым, вы потеряли лицо. Вы станете едой для собак и сорок, а над вашим родом будет смеяться все племя.

Индеец было дернулся, да без толку, китайцы его повязали на совесть. Он минут пять молчал, я уж отчаялся, что он заговорит. Уже стал прикидывать, как их тащить в город (я не садист, чтобы их просто так убить или скормить медведям, и не повесили бы их, это я так, пурги нагнал для устрашения) но индеец, наконец, родил пару слов:

– Мы нести мяса.

– Значит договорились. У форта я вас отпущу, как и сказал.

– Ихыэй усаахэй (или что-то похожее) сказал второй.

– Ты говори, они нет – перевел первый и подбородком показал на китайцев и Жозефа.

– Я их начальник. Прикажу – и они никому не скажут, будут молчать.

Тлинкит удивленно посмотрел на меня:

– Насяльник? Руске насяльник?

Кин-дза-дза какая-то! Я не удержался и заржал. Засмеялись мальчишки. Индейцы настороженно смотрели на нас – наше поведение не вписывалось в их представления о бледнолицых, о русских… А Ван сделал серьезное лицо, вытянулся, взял ружье "на краул" и лихо отсалютовал мне:

– Капитана, командуй!

– Обыщите их, тщательно! У них могут быть спрятаны ножи в рукавах, в обуви, в поясах и шапках. Заведите им руки за спину, свяжите понадежней и привяжите к своим поясам длинную веревку от их рук. Потом поставьте на ноги, сложите груз им на плечи, потом развяжите им ноги.

Тлинкит презрительно посмотрел на меня:

– Руске трус?

– Говорить будешь, когда спросят. Русский умный, потому до сих пор живой.

Китайцы обшаривают одежду пленных, Юра находит в рукаве говоруна нож, у второго в шапке опасная бритва немецкой выделки. С мрачной усмешкой смотрю в глаза тлинкиту, он после обыска потерял кураж и понуро смотрит в сторону. Так-то, наглец. Вперед!

У первых домов командую остановку. Вокруг синие сумерки, морозец окреп, под ногами звонко хрустит утоптанный снег дороги, шея стынет, пальцы начинает стягивать холод. Надо отрастить бороду и не забывать варежки! Складываю луки и ножи индейцев в колчан от стрел, перетягиваю его куском веревки и завязываю на… надцать узлов. Снимаем с индейцев груз. Говорю им:

– Я держу свое слово. Идите отсюда.

Удивленно смотрят.

– Идите домой, черти окаянные! Гоу хоум! – машу рукой в направлении тлинкитской части Ситки. Не уходят. А, вон чего, ждут свои шмутки. Кидаю колчан на снег, мы развязываем индейцам руки. Они растирают затекшие запястья, пока мы удаляемся на безопасное расстояние. Внезапно один из тлинкитов кричит:

– Эй, насяльник, как тебя зовут?

– Бэзил Трамп! А тебе зачем? Хочешь отомстить? – я удивлен.

– Нет! Я сказу про тебя отец! Ты делать как говорить.[84]84
  Тлинкиты не выговаривали "б" "п" "ф" "в".


[Закрыть] – индеец поднимает колчан с дороги и они идут в сторону тлинкитской деревни.

Интересно, кто его учил русскому языку?

… утро не задалось! Мы едва продрали глаза, как в дверь затарабанили. Выскочивший в сени Жозеф вернулся и сказал, что меня вызывает «начальник Чукотки», тьфу, Аляски… Срочно! Пробормотав что-то вроде «комубляутранейметсянащабляиду», побренчал рукомойником и не завтракая, оделся и пошел, прихватив с собой Жозефа. Генерал – губернатор пипка важная, на хер не пошлешь.

Генерал Дэвис сидел в бывшей резиденции РАК за почти пустым столом. Перед ним стояла тарелка, с сиротливо лежащим ломтиком неприятного вида солонины и кусок сухаря.

– Угощайтесь! – рыкнул он.

– Гуд монинг, генерал, – я снял шапку. – разрешите присесть?

Отодвинув стул от стола, присел напротив. Генерал подвинул тарелку ко мне и снова сказал:

– Угощайтесь, Трамп.

– Я не голоден. Вы наверняка пригласили меня по делу. Я слушаю вас.

Жозеф добросовестно перевел.

Генерал встал. Пришлось встать мне и Жозефу – сидеть в присутствии генерал-губернатора невежливо.

– Вы ешьте, Трамп. Наверняка не завтракали. Угощайтесь!

Хм, что-то не нравится мне его настойчивость.

– Я не голоден. Что вы от меня хотели?

– Не нравится завтрак? А мне и моим офицерам, не говоря уж о солдатах, приходится питаться такой вот дрянью. И она уже на исходе.

– Я вас сочувствую, господин генерал.

– Вашим сочувствием людей не накормишь. Между тем, я знаю, что вы и ваша свита питаетесь вполне прилично.

Развожу руками:

– Мы подготовились к зимовке. Благодаря чему я могу пригласить вас на обед. Но только вас. Мои запасы не рассчитаны на весь гарнизон. И я хотел бы перейти к делу. Для чего вы меня пригласили в столь ранний час, господин генерал?

Девис грохнул кулаком по столу:

– Черт бы вас побрал, Трамп! Я говорю о деле! Мне нечем кормить подчиненных! А вы делаете вид, что мои проблемы вас не касаются!

– Проблемы вашего снабжения, действительно, не входят в мою компетенцию. Я сожалею.

– Вы издеваетесь надо мной? Я немедленно прикажу реквизировать ваш амбар! И посмотрим, как вы тогда запоете!

Пожимаю плечами:

– Я не певец. И вряд ли мой амбар решит ваши проблемы. Через неделю его содержимое кончится. И где вы возьмете еще один такой? А потом еще и еще?

Казалось, генерал сейчас взорвется от ярости.

– Вы смеете надо мной насмехаться? Да я вас… я вас…

– Застрелите как Нельсона[85]85
  В сентябре 1862 губернатор Индианы Оливер Мортон прибыл в Луисвилл к командующему Дону Карлосу Бьюэллу и потребовал принять более активные меры для обороны Индианы. Бьюэлл отправил к Мортону генерала Уильяма Нельсона, для того, чтобы тот утихомирил губернатора. Нельсон попытался уладить конфликт, но Мортон стал громко обвинять его в трусости. Услышав шум, Дэвис зашёл в номер губернатора, являвшегося его другом. Он принял сторону Мортона и также стал упрекать Нельсона, в ответ, тот дал Дэвису пощёчину и вышел из номера губернатора. Дэвис догнал его и застрелил в упор. Позже он был арестован и заключён в тюрьму, но через несколько дней был отпущен без предъявления обвинений, – за него вступился генерал Горацио Райт.


[Закрыть]? Так я еще не дал вам пощечины, хоть вы ее старательно выпрашиваете. Имейте ввиду, ваш благодетель генерал Райт отсюда далеко. А я рядом. Вы меня сами позвали.

Дэвис встал с кресла, упершись кулаками в стол, у него задергалось правое веко и в нитку сжались губы.

Обернувшись к Жозефу, я приказал ему переводить дословно:

– Генерал, слушайте внимательно. Во первых, прекратите на меня орать! Моя должность лишь на одну ступень ниже вашей, но я старше вас лет на десять. И требую вести себя корректно. Во вторых – я и мои люди не служим в армии! Мы сотрудники госдепартамента и подчиняемся только Правительству! И никто, я повторяю – НИКТО, кроме Правительства Соединенных Штатов не имеет права нам приказывать, что-либо от нас требовать и оскорблять нас при исполнении должностных обязанностей! Вы – не Правительство! В третьих, если возникла проблема, то нужно ее решать, а не показывать, кто выше на стенку писает! В четвертых – я знаю, что вы любитель сначала стрелять, потом думать, иначе бы здесь не оказались. Но револьвер тут есть у каждого.

И я рывком вынул Кольт из кобуры, взвел курок и принял такую же позу, как и Дэвис – уперся кулаками в стол и уставился ему в лицо. Но в одном из моих кулаков был зажат взведенный револьвер.

– Да это мятеж! Я прикажу вас повесить!

– Насрать и засадить ромашками! Пристрелю, как собаку! Сапог тупой, ты не понял, что мне проще сдохнуть, чем позволить вытирать о себя ноги?

Жозеф побледнел, но добросовестно перевел мой спич и теперь с опаской следил, что будет дальше.

Генерал оторопело смотрел на меня остановившимся взглядом. Я тоже смотрел на него в упор. Пауза затянулась и в нее вмешался Жозеф. Он кашлянул и произнес:

– Господа, мне кажется, разговор пошел не в нужном направлении.

Дэвис свирепо выдохнул и сел на свое кресло. Я аккуратно спустил курок и бросил револьвер на стол. Генерал зыркнул глазами в сторону оружия. Играет очко, дяинка? То-то же! Дэвис неожиданно засмеялся:

– А вы, Трамп, жесткий парень! Не ожидал от штатского. И что теперь?

Он не конченый дурак. Принял пас Жозефа, не доводя до точки взрыва, отрулил назад. И даже вроде лицо не потерял. Но при случае припомнит мне каждое слово. Мысленно перевожу дух (я уже прикидывал, как будем выходить из резиденции сквозь ружейный огонь, аж смертным морозцем дернуло вдоль хребта) и светским тоном продолжаю беседу:

– Теперь нужно вспомнить, что мы первые лица территории Аляска. Прекратить бесполезную ругань. Обдумать ситуацию. Принять несколько решений, позволяющих снять проблему. Каково положение на сегодняшний день?

Дэвис молча слушал перевод, потом выдвинул ящик из стола, из которого вынул внушительный лист бумаги:

– На сегодня имеется пять бочек солонины, пятнадцать бушелей [86]86
  Бушель – Мера ёмкости сыпучих тел в Англии (равная 36,3 л) и в США (равная 35,2 л).


[Закрыть] маиса [87]87
  Маис – кукуруза, в данном случае кукурузное зерно.


[Закрыть], триста фунтов [88]88
  1 фунт = 453.59237 грамма


[Закрыть] муки, два бушеля соли. Есть картофель, бушелей двадцать, но негодный, мороженый. Две бочки кукурузного масла, по двадцать галлонов[89]89
  Галло́н (англ. gallon) – мера объёма в американской системе мер, соответствующая около 3,785 литра


[Закрыть]. Сушеная рыба, две связки по двадцать штук, две бочки соленой капусты. И все.

Даже не знаю, удивляться тупости Дэвиса или как… Двести пятьдесят солдат, десяток офицеров и он великий палковводец! Жратвы осталось на две недели максимум, а он сидит на жопе ровно и на мой амбар смотрит. И кто он после тогда? Ну, сожрет он его содержимое, а потом? Реквизициями займется?

– Что вы планируете предпринять, генерал? – нужно выяснить его планы, пока он не устроил что-то на манер немецкой оккупации Белоруссии вкупе с продразверсткой и военным коммунизмом. Амбиций у него выше головы, но меньше трех сотен солдат против двух тысяч тлинкитов. Когда солдатня вконец оголодает, то пойдет грабить индейцев. Ни Дэвис, ни его офицеры их не остановят, потому как сюда прислали вовсе не отличников боевой и политической… И…? И все – тлинкиты нарежут из бледнолицых ремней и прочих неизящных штук. Головы в кучку у фигвамов сложут. И скажут – так и было! Потом американцы снова пригонят солдат, устроят резню и понесется… А тебе чего? Пусть несется. Аляска русской больше не станет, кого жалеть? Каждый потраченный доллар на войну здесь – убыток всей Америки. Слышь, стратег, а ничо что ты тут посредине всего этого бардака находишься? И вместе с дебильноватым генералом очень плохой смертью помрешь. От щастья-то привалит – ценой жизни ущипнул пиндосов сквозь время! Прям глобальный диверсантище! Еще движение индейцев возглавь, за независимую тлинкитскую республику! В вожди пробьешься! Прекрати пургу нести! Слушай его!

– … реквизировать часть продовольствие у торговцев в лавках и на рынке, – четко излагает Дэвис, – выдам расписки, по которым им оплатят, когда Вашингтон соизволит вспомнить о нас.

Да уж, шыдевр военной мысли – обобрать гражданское население, тем самым настроить их против себя и ждать дальнейших распоряжений от начальства. Тем более, что это население гражданское весьма условно. В одной Ситке вооруженных и способных воевать индейцев не меньше, чем американских солдат. И этот дебил воевал с индейцами? Как? Он воообще не соображает, что собирается сделать. Хотя должен был чему-нибудь научиться, если до генерала дослужился. Должен ведь знать – людей унижать и обижать по беспределу нельзя, тем более индейцев, будешь мишенью номер раз! Внезапно в памяти всплыла давняя фраза – не ищи в жопе мозга, там говно! Точно про него!

В мирной жизни сапогов вообще нужно держать за высоким забором, близко не подпуская к делам гражданской администрации. Что-то у них во время службы с мозгами происходит неведомое, нормальным людям непонятное, но опасное шописец! Та же РАК процветала и расширяла владения, пока ее возглавляли купцы. Как только, выдавив ушлый торговый люд, в правление влезло флотское офицерье, развитие закончилось. А нет развития – упадок неизбежен. После потери Аляски компании конец. Вот оно, его логическое завершение на глазах у меня происходит – раковцам только имущество до конца распродать осталось и валить отсюда. Тут их эполеты да титулы никому ни в какое место не брякали. На равных с ушлыми американскими евреями типа Гатчиссона нашим морячкам не тягаться. Не те навыки. По большому счету морячки и профукали Аляску – вместо освоения территории отчеты писали да выполняли распоряжения из Питера. От сих до сих. Из Питера-то лучше видно, как на другой стороне глобуса дела вести. Вот и…

Дэвис, хоть и американец, но примерно того же розливу. Хоть и не аристократ, но амбиций, как у… даже затрудняюсь сравнить. Много, если коротко. Да еще и на всю башку отмороженный. С такими замашками однозначно потеряет и войско и собственную голову, да и остальных подставит. Нет, нужно вмешиваться, иначе он наворотит тут делов контору, не то что не расхлебаюсь, ног унести не успею. Но править его нужно спокойно и ненавязчиво, чтобы не взбрыкнул.

– Возможно, так и придется поступить, но, надеюсь, в самом крайнем случае, – вставляю свою реплику. – Пока же считаю разумным срочно составить донесение в Вашингтон. Вернее два донесения – вы напишете своему начальству, я – своему. Сверим содержимое, немного сгустим краски, быстрее раскачаются.

Генерал встал и начал вышагивать по комнате, разминая суставы кистей рук.

– Отправить донесения – это правильно! Но пока они дойдут, пока там решат что-то, пока пришлют ответ, пройдет не один месяц.

– Нам не нужно посылать курьера в Вашингтон. От Сан-Франциско до столицы проложена телеграфная линия. Если донесение направить телеграфом, то достаточно суток.

Дэвис затряс головой:

– Армейские донесения секретные, а так их узнает каждый телеграфист, кто-нибудь проболтается журналистам. Этого нельзя допустить! Только нарочным!

Пожимаю плечами:

– У меня нет такого запрета, потому свое донесение я отправлю телеграфом.

Дэвис махнул рукой:

– Черт с ним, будь по вашему! Со дня на день должна прибыть шхуна Гатчиссона. Шкипер и отвезет. Но как быть с продовольствием?

– Для начала предлагаю собрать охотничью команду. Мы сами недавно охотились, получилось удачно. Проводника из русских я найду, а вы, генерал, подберите из своих подчиненных десяток-другой парней, которые умеют не просто стрелять в цель, а выслеживать зверя. Даже пары оленей хватит, чтобы увеличить запас продуктов на одну-две недели. Но команду и проводника нужно собрать без огласки, чтобы местные не пронюхали и не распугали дичь. С них станется, они так русским гадили – выходили на лодках рядом с ними и распугивали морского зверя. Да, охотникам нужны лыжи, без них по снегу много не пройдешь. Лыжи есть у русских, попрошу – помогут. Дадут попользоваться.

Еще нужно отобрать десяток рыбаков и наловить рыбы. Она тоже будет к месту. Тот же палтус, треска и навага разнообразит и увеличит рацион. Ловить рыбу зимой сложнее, чем летом, но проще, чем охотиться. В рыбалке тоже не обойтись без местных. Тут финны-лютеране живут, думаю, они нам помогут снастями и лодками.

Дэвис перестал вышагивать по кабинету и с интересом слушал.

– Кроме этого я предлагаю взять в долг у индейцев бушелей сто картофеля. До прибытия первого торгового корабля. Пообещать оплату товарами – той же тканью. А товары взять в Сан-Франциско под ваши расписки. Я позабочусь, чтобы их приняли. У меня есть определенные связи.

– А почему все товары не взять в Сан-Франциско? Торговаться с чумазыми дикарями – глупость! Они обязательно обманут!

– Генерал, из Сан-Франциско нужно везти компактные грузы. И только те, которые больше негде взять – муку, крупу, масло, соль, патроны, теплую одежду, обувь. За доставку ведь тоже нужно платить. А зачем везти сюда картошку, когда ее тут полно? Кроме того, мы берем у индейцев товар в долг. И рискуют, что их обманут, они. Их еще нужно убедить.

Дэвис фыркнул:

– Мы возьмем у индейцев все, что нам нужно. И сколько нужно.

Ну вот что с ним таким делать? Может, действительно пристрелить?

– Скажите, генерал, ваши солдаты умеют воевать в условиях зимы?

Он картинно выпятил грудь и отчеканил:

– Мои солдаты будут воевать в любых условиях!

– Господин генерал, а вы сами и ваши офицеры, воевали зимой? В снег, метель, мороз?

– Какая разница?

… очень хочется со всей дури врезать в нос самодовольному барану, потом добавить сапогом по яйцам, свалить на пол и долго пинать. Пока не обоссытся и не будет, лежа на полу, вздрагивать от моих шагов и голоса. С работягами так приходилось делать – попадет чмырек в бригаду и начинает борзеть, пока на место не поставишь. Но генерал не бухой сварщик, его безопасней убить, чем набить физиономию, потому приходится сдерживать себя и спокойно убеждать тупого вояку, что он не прав. Сука, не зли меня, ааааа… Спокойно, Колян.

– Разница есть. Но вы не ответили на мой вопрос. Я спросил – умеют ли. А вы ответили что будут. Прикажете – конечно, будут. Но быстро кончатся.

Дэвис с прищуром взглянул на меня:

– Вы считаете, что мы не справимся с местными дикарями?

– Да. Они задавят нас количеством. В Ситхе живет двести индейских семей. По самым скромным подсчетам они способны выставить как минимум двести бойцов, вооруженных английскими штуцерами и американскими винчестерами. С ножами, копьями и луками – около четырехсот. За оружие нужно сказать спасибо британцам и нашим китобоям. На расстоянии дневного перехода от Ситхи, в тлинкитских деревнях, умелых бойцов наберется тысячи две. У вождей в деревнях найдутся фальконеты[90]90
  Фальконе́т (итал. falconetto, англ. falconet – молодой сокол) или фалькон – название артиллерийского орудия калибра 1–3 фунтов (как правило, диаметр канала ствола = 45–65 мм), состоявшего на вооружении в армиях и флотах в XVI–XVIII веках.


[Закрыть], пушки и бойцы, умеющие с них стрелять. А так же ядра, порох и свинец для картечи в достаточном для пары десятков залпов количестве.

Лицо Дэвиса выразило явное сомнение:

– Черт вас дери, Трамп! Откуда у индейцев пушки? Я еще могу поверить, что возле шалаша какого-то вождя стоит ржавый фальконет, подобранный после кораблекрушения, но исправные пушки, канониры, тысячи бойцов… Вы наслушались пьяных россказней в местном баре, а теперь пересказываете их мне!

– Если бы! Я тут уже полгода, собрал достаточно информации. Расспрашивал русских военных и старожилов, ездил по деревням с нашими торговцами и русскими моряками вдоль побережья. Можете расспросить Жозефа, он мой секретарь и переводчик. Он ездил со мной, видел то же самое, что и я. Вы слышали, что тлинкиты несколько раз нападали на Новоархангельск и Якутат[91]91
  Крепость Якутат была построена в 1796 году под предводительством Баранова А.А., расположена на берегу залива Аляска в трехстах километрах севернее Ситки.


[Закрыть]? Уже при первом нападении у них были фальконеты. Русские индейцам оружие не продавали, у них был на это специальный запрет, зато гудзонбайские торговцы им привозили и ружья и штуцеры и фальконеты. Пушки индейцы действительно подобрали с потерпевших крушение судов, но они исправны. Американские купцы и китобои тоже поучаствовали – у тлинкитов полно свинца, пороху, винчестеров и патронов к ним. Местные индейцы сейчас вооружены лучше нас. Могу детально рассказать, сколько орудийных стволов в каждой деревне и каких, могу сообщить, сколько в каждой окрестной деревне бойцов, сколько и каких винтовок у них есть. Я записывал имена вождей и самых активных воинов в каждой индейской деревне, где побывал. И еще много чего записывал. Материалов полно, их нужно читать, изучать, просто пересказать не получится. И еще – мои сведенья касаются только окрестностей Ситки и Якутата. В глубь материка я не забирался, времени не хватило. Но православные миссионеры мне сказали, что и на материковой части Аляски индейцы многочисленны, воинственны и поддерживают связи между деревнями.

Жозеф согласно кивнул головой. Дэвис недоверчиво поразглядывал нас минуту, потом встал на ноги и заходил по кабинету. Встал и я, но он махнул рукой: