Текст книги "Табельный наган с серебряными пулями (СИ)"

Автор книги: Константин Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Табельный наган с серебряными пулями

Дело номер 1: Приворотное зелье

Это история о событиях, начавшихся в апреле 1923 года, в городе Москве, в Московском уголовном розыске. Героем этой истории стал молодой агент угрозыска Степан Кречетов, именно тридцатого апреля поступивший на службу в органы милиции и попавший по распределению в ОБН.

Отдел по борьбе с нечистью.

1

Москва 1923 года… Веселая капель с крыш,бегущие куда-то деловитые прохожие, обшарпанные дребезжащие трамваи, проползавшие изредка по рельсам, гораздо более многочисленные извозчики – «Вас возил, гражданин!» продавцы Моссельпрома первого советского треста – торгующие с лотков папиросами и спичками. Вокзалы, с которых вытекает в город людская масса со всех концов новорожденного Союза ССР. Переполненные общежития, квартиры с вечными «уплотнениями». Афиши немых фильмов и театральных премьер.

Странный город, город противоречий и контрастов. Здесь сосуществовали рядом, буквально бок о бок, лари, палатки, магазинчики Сухаревского рынка и рабфаковские аудитории, где грызли гранит науки бывшие солдаты, рабочие, матросы; клуб анархистов на Тверской и кафе «Стойло Пегаса», где обосновались поэты; комсомольские клубы, в которых учили эсперанто и горячо спорили, обсуждая проект перевода русского языка на латиницу и соборы с облупившимися стенами и золотыми куполами, под которыми пели певчие.

Появились первые иностранные концессии лесные, трикотажные, карандашные. Концессионеры – американцы, англичане – плотно обосновались в Москве, на словах поддерживая все начинания Советского правительства, а в тихих компаниях вздыхали о «бедном русском народе, обманутом этими ужасными коммунистами…», и печально скупали золотые червонцы и соболиный мех, рублевские иконы и вологодские кружева, спасая все это от «разбушевавшегося хама».

Каждое утро в Москве появлялись и каждый вечер исчезали мошеннические «акционерные общества» и «компании», успевая заключить с государственными трестами договора на поставки и подряды и получить кругленькие суммы, молниеносно исчезавшие в ворохе поддельных бумаг.

Это все кипело, бурлило и сверкало днем, а ночью всплывала на поверхность нэповская пена – картежные шулера и дорогие проститутки, разъевшиеся спекулянты и ухоженные сутенеры, бандиты с манерами аристократов и аристократы с манерами бандитов, бородатые колдуны и бледные гадалки, и просто преступники всех оттенков, масштабов и разновидностей.

Боролся с этой пеной, не давая ей выплеснуться на поверхность, МУР.

Московский уголовный розыск.

Место моей будущей службы.

2

Мой путь прошел по узким коридорам двухэтажного здания на Петровке, 38, до революции принадлежавшего управлению корпуса инквизиторов, а сейчас занятый угрозыском, и уперся в окрашенную свежей синей краской дверь с бумажной запиской, прибитой большой канцелярской кнопкой.

Надпись на бумажке гласила «Начальник ОБН И. Н. Чеглок»

Звонкая фамилия, похожая по звучанию на лязг винтовочного затвора, заставила мою фантазию представить кого-то, похожего на книжного сыщика Ван Тассела, ловко боровшегося с колдунами, упырями и вурдалаками. Этакого высокого человека, с узким бледным лицом и острыми глазами «цвета кладбищенской ночи».

– Входи! – весело выкрикнули из-за двери на мой робкий стук.

Первое, что я увидел, входя – сапожные подошвы, с яркими точками гвоздей и похожими на улыбки полукругами подковок на каблуках.

Хозяин подошв, а также и самих сапог сидел, забросив ноги на стол, и разговаривал по телефону.

– Да!… Да!… Да!

Он кивнул мне на стоявший напротив стул, одновременно переворачивая вниз лицом толстую замусоленную папку с бумагами. Я всегда читал очень быстро, даже и вверх ногами, но и то успел заметить только выведенную аккуратным почерком надпись «Двойной Нельсон».

– Да!… А теперь берите бумагу и записывайте. Взяли? Пишите. Отдел. По. Борьбе. С нечистью. Поджогами. Не. Занимается. Записали? До свидания.

Он бросил черную эбонитовую трубку и одним движением, удивительно ловким и плавным, снял ноги со стола, встал и шагнул ко мне.

– Надоели, сил нет, – пожаловался он мне, кивая на телефон, – Звонят со всякими глупостями. Ну отчего же еще мог загореться склад с хлопком, да еще перед самой ревизией? Конечно же, во всем виновата огнептица, случайно, ночью, залетевшая в город и попавшая именно в этот склад! А то, что огнептицы живут только в глухих лесах и темноты боятся – так это пустяки…

Я подумал, что начальник отдела немного неосторожен – говорит такие вещи первому встречному.

– Ну ладно, новичок, будем знакомы. Чеглок Иван Николаевич.

Я пожал сильную широкую, ладонь.

Товарищ Чеглок не походил на своего тезку-сокола: был он невысок, ростом даже пониже меня самого, да и возрастом немногим старше меня, лет двадцати пяти, зато крайне широкоплеч, так что походил на квадрат в облике человека. Большие сильные руки, короткая стрижка, круглое улыбчивое лицо с легким загаром, нос картошкой и светло-серые глаза, в которых искрилась затаенная усмешка.

Любопытно, как он догадался, что я – новичок, а не, скажем, посетитель с заявлением или вовсе вызванный на допрос свидетель?

– Красноармеец Степан Кречетов. Бывший… красноармеец.

– Ты, Степан, не удивляйся, – на мгновенье мне показалось, что начальник ОБН нахватался телепатических навыков от своих «клиентов», – и не думай, что я твои мысли читаю. Просто душа у тебя широкая, а лицо – открытое, вот не нем все твои мысли и читаются, как по книге. А что ты – пополнение, тоже догадаться нетрудно. Сказали мне, что придет новичок – красноармеец, после ранения демобилизованный. Шинель на тебе красноармейская, после ранения ты не хромаешь, но ногу все равно аккуратно держишь, а за отворотом рукава у тебя – бумага-направление.

Я смущенно вытащил бумажный листок и протянул своему будущему – вернее, уже настоящему – начальнику. Ну и глаз!

– Где тебя басмачи ранили?

– Под Асхабадом. Караван из Афганистана… – пролепетал я.

– Что ты все удивляешься? – Чеглок быстро просмотрел мою бумагу и вернул обратно, – Где еще сейчас война идет, откуда человек даже после госпиталя такой загар имеет? Почему ко мне? Опыт с нечистью есть?

– Есть, – я уже успокоился, – Оборотень…

3

Неприятные, доложу я вам, воспоминания. Лунная ночь и пленный петлюровец, с рыком рвущий веревки и поднимающийся во весь свой немалый рост, на глазах обрастая густой черной шерстью… Лохмотья одежды и только папаха повисла на острых ушах… Валерка, с криком всаживающий в нечисть пулю за пулей, безрезультатно – серебром в этих пулях и не пахло… Желтые острые клыки и вонь из разинутой пасти… Винтовка с примкнутым штыком, который я отчаянно втыкал в волосатый живот…

Винтовка меня и спасла: убить оборотня не убила, но продержала его на расстоянии, не дав вцепиться мне в горло. А там истекающий кровью Валерка сумел доползти до вещмешка и найти там заветный винтовочный патрон с серебряной пулей. Жалко парня, оборотня он тогда прикончил, но до утра не дожил…

– Ага… – задумчиво протянул Чеглок, – опыт, значит, столкновения с нечистью у тебя есть… Но в нашем деле это не пригодится. Оборотня прихлопнуть – дело нехитрое. Ты его сначала выследи, да среди людей обнаружь, да потом еще и докажи, что это именно он третьего дня в Кривоколенном переулке девчонку-школьницу порвал…

– Так, это…

Оборотня от нормального человека отличить легко: у нормального человека обычно нет волчьих клыков и шерсти, не говоря уж о хвосте и острых ушах. А оборотня в облике человека тоже можно определить, по приметам… Брови там сросшиеся или вот еще…

– Что «это»? – оборвал мои размышления Чеглок, – Оборотня найти можно, да быть оборотнем в Советской России законом не запрещено. Если ты лечишься или же себя контролируешь – так и живи на здоровье. А вот если на преступление пойдешь… Тут уж извини.

Дверь распахнулась без стука и в кабинет ввалились два человека: молодой рыжеволосый парнишка с длинным хрящеватым носом на круглом лице, удивительно похожий на упитанного лиса и мужичок в возрасте с обширной круглой лысиной, как у товарища Ленина, только лицо у мужичка было гладко бритое, да и написано на нем было, что человек этот – любитель посидеть в хорошей компании, да поболтать всласть.

– Товарищ Чеглок! – сразу же зашумел мужичок, с сильным украинским акцентом, – Опять вы на собрание опаздываете! Хорошо еще, мы сразу к вам зашли…

– Не колыхайте попусту воздух, товарищ Хороненко. Все я помню, вот, с пополнением беседую.

– Николай Балаболкин, – протянул мне руку парнишка

– Степан Кречетов, – я пожал узкую ладонь.

– Тарас Хороненко.

– Степан Кречетов.

– Так… – протянул Чеглок, – Коля… Хотя, нет. Степан, ты в партии?

– Кандидат.

– Не журись, по лету примем. Значит, сиди здесь, – Чеглок перетек к столу и, подхватив папку, спрятал ее в огромный сейф, стоявший в углу. Стукнула тяжелая железная дверь, из-за которой Чеглок извлек тонкую брошюрку.

– Вот, пока посиди здесь, почитай. Придут ко мне – говори, что скоро вернусь, придут с сообщением о преступлении…

Опять распахнулась дверь сейфа и оттуда легли на стол несколько чистых бланков.

– … все внимательно запиши. Главное – не забудь имя и адрес взять, а то…

– Иван Николевич! – возопил Коля со смешной фамилией, – да один раз такое было!

– … а то, – не обратил на его стенания никакого внимания Чеглок, – сообщение о преступлении есть, а с кем оно произошло – неизвестно. И главное: даже спросить некого.

– Иван Николаевич!

– Товарищи! – не выдержал Хороненко, – Опаздываем же!

– Степан, сиди и жди!

Троица агентов угрозыска – на мой ошарашенный взгляд, больше похожая на каких-то циркачей – скрылась, смеясь и о чем-то переговариваясь.

Я взглянул на брошюру.

«Сверхъестественное и его использование в преступной деятельности. Способы выявлении и расследования». Издательство НКВД РСФСР, 1921 год.

4

«…в июле 1919 года в Петрограде бандой Якова Сумкина по прозвищу „Неуязвимый“ был ограблен фургон, перевозивший золото в слитках общим весом три фунта, а также две с половиной тысячи царских червонцев. Во время ограбления по Сумкину охранниками фургона было сделано порядка трех десятков винтовочных и револьверных выстрелов, однако тот сумел подойти вплотную к стрелявшим и обезоружить их, после чего остальными членами банды охрана была связана и оставлена в фургоне…»

Страница на этом кончилась, я потянулся перевернуть ее.

В дверь постучали. Тихо и как-то робко.

Я откашлялся, одернул рубаху, сделал серьезное лицо:

– Войдите.

Дверь приоткрылась, совсем немного. В узенькую щелку бесшумно просочилась маленькая старушка, в черном пальто. Седые волосы скручены на макушке в пучок.

– Здравствуйте, – тихо произнесла она, комкая в руках серый пуховый платок, – Товарищ Чеглок?

– Нет. Вы к нему?

Старушка подошла к столу и несколько испуганно посмотрела на меня:

– Мне нужен товарищ Чеглок. Меня к нему направили.

Я посмотрел на нее, гадая, что же мне с ней делать. Старушка стояла и смотрела на меня.

– Присаживайтесь, – спохватился я, указывая на стул, – Вы хотите сообщить о преступлении?

– Да, – старушка села, – Мой сын женится.

– Простите?

– Это вы меня простите. Я нервничаю, поэтому непонятно объясняю. Мой сын женится и я уверена, что эта… девушка… опоила его приворотным зельем.

В этот момент я почувствовал злость.

5

Многим кажется, что приворотное зелье – это такая безобидная шутка. Мол, что страшного в том, что бедная девушка – или бедный юноша получит то, о чем мечтает: настоящую любовь того, кого любит сам? Беда даже не в том, что такие сиропные романтики даже не думают, насколько это правильно – ломать волю человека. Беда в другом.

Приворотное зелье – это колдовство. И как любое колдовство, оно питается жизненной силой людей. В данном случае – силой того, кого приворожили. Три месяца, самое большее – год, и привороженный начинает чахнуть. Ладно, если вовремя сообразить, что это – приворот и отвести к священнику (по нынешнему – пресвитеру), тот снимет. Только кто же добровольно признается: мол, люди добрые это я приворожил девчонку, от этого она чахнет, спасайте ее. Приворот – дело уголовное, никто добровольно на себя хомут одевать не станет.

У меня так до войны приятель умер… Девчонка до последнего молчала, пока уже отходить не начал, тогда прибежала в слезах… д-дура… Не успели до священника довезти, умер в дороге. Деревенька маленькая, своей церкви не было. Да и денег – тоже.

Я пододвинул к себе чистый бланк и окунул ручку в чернильницу…

В кабинет заглянул человек в кожаной кепке:

– Чеглок где? – требовательно спросил он.

– На собрании.

Человек исчез. С кончика стального пера прямо на бланк упала капля чернил и растеклась жирной кляксой.

Я тихо прошипел – те слова, что рвались с языка, позволительны в пехоте, но никак не в МУРе – и взял новый бланк:

– Рассказывайте.

6

Звали старушку Колыванова Маргарита Федоровна, до революции – мещанка, жена инженера Путиловского завода в Петрограде. Сам господин Колыванов пропал куда-то еще в семнадцатом, то ли за границу сбежал от революции, то ли пристукнул его кто-то в февральской завирухе. Остался матери только сынок, Петенька, последняя материнская надежда и отрада.

– Он у меня умный, – приговаривала старушка, отхлебывая воду из стакана, – весь в отца. Изобретатель, сейчас он на свое изобретение патент берет, когда оформит – откроет свою мастерскую, продавать трудовому народу будет…

Неплохой, судя по всему, парнишка…

Дверь в кабинет раскрылась:

– Где Иван Николаевич? – спросил солидный человек, в тяжелом бархатном пальто, в круглых очках с бородкой клинышком. Настоящий дореволюционный доктор.

– На собрании.

– Прошу прощения.

«Доктор» вежливо наклонил голову и вышел.

– И вот, месяца три назад, – начала тихонько всхлипывать Маргарита Федоровна, – изменился мой Петенька, задумчивый стал, про свое изобретение не рассказывает, все что-то думает, думает… Ну, сердце материнское не обманешь, почувствовала я тогда неладное. Говорю, Петенька, что случилось, сыночек. А он ходил, ходил, а потом признался: влюбился я, мама, говорит, люблю безумно, жить без нее не могу. Любит так любит, он у меня уже взрослый… Только что это за любовь, если свою невесту матери показывать не хочет? Я окольными путями вызнала, кто она такая. Провинциалка, из Рязани, бухгалтером в тресте служит. Сходила я в тот трест тихонечко, посмотрела на нее. Некрасивая, ни лица, ни фигуры, сидит серой мышкой. Разве же мой сынок на такую сам бы посмотрел? Он у меня красавец. Опоила она его, точно, опоила…

Я старательно записал все, что она мне сказала, записал ее имя, имя сына, имя девушки. Пообещал, что МУР непременно примет меры и накажет виновную. Кажется, старушка успокоилась…

7

В моих мечтах коварная девица – вопреки рассказу Маргариты Федоровны, черноволосая и черноокая – грустно понурив голову под грузом улик, добытых, ясное дело, мною, уходила из зала суда, Петя Колыванов горячо благодарил и знакомил со своей настоящей невестой, которую он забыл под воздействием зелья, плакала от радости старушка-мать…

Хлопнула дверь и в кабинет ввалилась все та же лихая троица муровцев.

– Кто приходил? – Чеглок одним тигрячьим прыжком уселся на столе и выхватил заявление Колывановой прямо у меня из-под пальцев, – Так-так-так…

– Приходила гражданка с заявлением, – поторопился объяснить я, – Еще два человека: в кожаной кепке и такой… в очках и пальто…

– Курьер и Иван Христофорович, – кивнул Чеглок, – они меня нашли… Ага… Приворотное зелье?

Я осторожно кивнул: что-то мне не понравилось выражение лица Чеглока.

– Мать пострадавшего приходила?

– Ну да.

Хороненко и Коля Балаболкин дружно рассмеялись.

– Если бы все хлопчики, – проговорил сквозь смех Хороненко, – по которым их матери приходят да жалуются, были приворожены, то Москва бы давно обезлюдела. Оно как бывает: решил сын жениться, а матери избранница не по нраву. Она сына клюет, чтобы тот бросал девушку, а какой же парень любимую бросит? Он с матерью ссорится, а та и в слезы: опоила разлучница сыночка! Соберется и бегом к нам, на Петровку. Редкий день проходит, чтобы хоть одна да не пришла…

– Отставить смех! – рыкнул Чеглок, внимательно изучавший заявление, – Десять пустую панику наводят, да одиннадцатая права окажется. А приворотное зелье – это вам не детские шутки…

– Статья 306, – затараторил Коля – УК РСФСР. Воздействие на волю человека колдовскими средствами. Часть прим – с корыстными или иными неправомерными целями, наказание – до шести месяцев исправработ, часть бис – с целью совершения иного преступления…

– … в случае смерти пострадавшего – до высшей меры социальной защиты, – закончил за него Чеглок, – ну что, Степан, сам взялся, сам и раскручивай… В наставники тебе, пока опыта не наберешься…

Он оглядел своих подчиненных.

– Ладно, так и быть. Сам за тебя возьмусь.

8

Выдали мне вместе с направлением на службу ордер на заселение в общежитии рабмила. Небольшая комнатка, с двумя железными кроватями и одной тумбочкой. Для бывшего рабочего, привыкшего к тесноте барака – просто райское место. А уж если вспомнить о том, в каких условиях приходилось ночевать на войне…

Сосед, огромный детина, лежал на кровати, отвернувшись к стене и оглушительно храпел. Я бросил свой сидор на подоконник и рухнул на кровать, с наслаждением вытянувшись. Эх, такую бы царскую кровать, да в девятнадцатом годике…

Протянув руку, я достал из мешка темно-синюю книгу в коленкоровом переплете. Раскрыл на первой странице с размазанным синим штампом «Библиотека МУР. Инв.№__»

«Подавление воли человека колдовскими методами. Под ред. профессора Лауди. Том III. Издательство Министерства Внутренних Дел. 1911 год»

Пожелтевшие страницы прошелестели под моими пальцами.

«Глава XXVI. Любовный приворот».

Читал я всегда очень быстро, схватывая взглядом даже не слово целиком, а полностью фразы, поэтому, в отличие от многих, с трудом складывавших буквы в слоги, получал от чтения истинное удовольствие.

Мой взгляд летел по строчкам, напечатанным в дореволюционной орфографии, с ятями и ерами.

«…признаками любовного приворота являются…».

«…внезапное, нехарактерное изменение поведения, например…»

«…привороженный выполняет любые команды суггестора…»

«…критика в адрес суггестора не воспринимается, возможна реакция агрессии…»

«…легко определить, при условии, что опытный суггестор путем различных команд не привел реакции привороженного к состоянию обычного поведения…»

«…основной целью любовного приворота является кратковременное достижение близости суггестора с привороженным, так как, в случае отсутствия нейтрализующего воздействия, приворот приводит к смерти привороженного в течение…»

«…священник может нейтрализовать приворот, однако определить его не сможет в силу…».

Легко шелестели страницы.

9

Петр Колыванов оказался не таким уж и мальчиком, каким можно было представить его. Было ему уже ближе к тридцати, что для бурных двадцатых почиталось чуть ли не старостью. Дорогой костюм, набриолиненые волосы, гладко выбритое лицо… Этакий красавчик с киноафиши. Фербенкс Дуглас местного разлива. Впечатление портил разве что длинный острый подбородок, чуть выступавший вперед.

– Мур? – улыбнулся он на представление нас с Чеглоком, – Как будто кошка мурлычет.

– МУР, – не принял шутливого тона Чеглок, – это вам не кошка мурлычет. Товарищ Колыванов?

– Совершенно верно. Колыванов Петр Трофимович, из служащих, 1895-ого года рождения…

– Расскажите-ка мне, товарищ Колыванов, что это за изобретение такое вы внедрять собираетесь.

– А вот смотрите, – Колыванов как будто загорелся изнутри, – Вот смотрите…

Он подвел нас к шкафу, стоявшему в кабинете, раскрыл дверцы и достал обычную, ничем не примечательную лампочку накаливания.

– Вот оно! – гордо заявил он.

– Вы знаете… – проговорил Чеглок, – мне отчего-то казалось, что такие лампы изобретены уже давно, инженером Лодыгиным…

– Такие, да не такие! Мои лампы, лампы Колыванова, светят месяцами! Не перегорая!

Неперегорающие лампы? Действительно, полезная штука… Одного керосина сколько можно сэкономить… Я незаметно присматривался к Колыванову, разливающемуся соловьем, пытаясь углядеть признаки любовного приворота.

– … так что, когда придут деньги, вот-вот, со дня на день, я организую производство…

– Простите, – перебил Колыванова Чеглок – вы патент взяли?

– Совершенно верно!

– Небось и прибыль хорошая ожидается?

– Ну… – Колыванов чуть сбился, – Советская власть ведь не запрещает каждому человеку организовывать свое маленькое дело? Ведь все на пользу стране. Кому станет хуже, если мои лампочки загорятся во всех учреждениях и квартирах? В подъездах станет светлее и чище! Вы же видели нынешние подъезды! Эта вечная темнота, кошачий запах…

– Побелка осыпается… – в тон ему проговорил Чеглок, коротким движением смахнув с рукава Колыванова крошечное меловое пятно, – Жена за вами не следит?

– Ну какая жена? – рассмеялся изобретатель-нэпман, – У меня только невеста…

– Значит, – заулыбался Чеглок, – невеста не следит. Вы смотрите, товарищ Колыванов, может она вас и не любит вовсе? Хочет вкрасться к вам в семью, а затем украсть серебряные ложки и убежать?

Ого! Лицо Колыванова явственно изменилось. Легкая тень какого-то чувства пробежала по нему.

– Она у меня не такая… – несколько принужденно рассмеялся он, – мы любим друг друга…

Явно! Явно такая мысль ему неприятна! Хотя Чеглок явно дает понять, что шутит.

«…критика в адрес суггестора не воспринимается…»

– Ну смотрите, товарищ Колыванов. Она как у вас выглядит?

– А вы почему интересуетесь?

– Так мы к вам зачем пришли-то… Мошенница объявилась в Москве, Верка Черный глаз. Втирается в доверие к денежным людям, и потом – хлоп! Обирает до нитки. Говорят, даже обои со стен снимает. То ли колдунья, то ли телепатка, пока не узнали. Тринадцать жертв!

– Что вы говорите? И как выглядит?

– Высокая, темноволосая, лицо бледное, глаза черные…

Колыванов рассмеялся:

– Ну нет. Моя Маруся не такая, она низенькая, толстая, разве что тоже бледная, ну так это и понятно – в помещении днями сидит, на воздухе не появляется…

– Ну что ж, – Чеглок хлопнул себя по коленям и поднялся, – Хорошо у вас тут, интересно, но нам с помощником еще десять человек надо сегодня обойти. Если женщина с похожим описанием начнет интересоваться вами – не сочтите за труд, сообщите в МУР. Начальник отдела Чеглок, меня все знают.

Чеглок надел пальто и накинул на голову черную кепку, я влез в старую шинель, и мы попрощались с изобретателем.

10

– Ты чего на него так пялился? – спросил меня Чеглок на улице.

– Хотел высмотреть признаки отличия от обычного поведения, – обиженно буркнул я. Вообще-то мне казалось, что я смотрю очень осторожно и незаметно.

– Из книжки Лауди?

– Вы сами мне посоветовали ее читать…

– Правильно. Книга толковая, по ней еще царские инквизиторы работали. Вот только какие признаки отличия от обычного поведения ты увидишь, если ты не знаешь, как он обычно себя ведет?

Мы зашагали по улице. Снежная подтаявшая каша чавкала под ногами.

– И как? – спросил я, наконец, так ничего и не придумав.

– Нужно поговорить с теми, кто его хорошо знает. Для чего мы и идем в то место, где нам расскажут про товарища Колыванова все, что нас заинтересует.

– Это куда?

– А ты угадай загадку: испачкан мелом, живет с сукна, но не портной?

11

В помещении бильярдной было сумрачно и пахло табачным дымом. Над ярко-зелеными столами склонялись люди с длинными палками, тщательно целившиеся, а потом резко ударявшие по желтым шарам. Слышался треск ударов, легкий гул катящихся шаров и непонятные слова: «кикс», «массэ», «контртуш», а также понятные, но странно звучащие: «дуплет», «зайцы» и «дурак».

– Как вы поняли, что он бильярдист, товарищ Чеглок? По мелу?

– По мелу, по мелу… – начальник водил глазами, кого-то высматривая, – По рукам, по рукаву… Ага, вот он.

Чеглок ухитрялся двигаться сквозь толпу, как капля ртути. Казалось, как только ему было нужно, среди человеческих спин тут же возникал проход.

– Алексей, – раздельно проговорил Чеглок, роняя руку на плечо наклонившегося над столом. Одетый в клетчатый костюм молодой человек вскинулся было, но тут же расплылся в непритворной улыбке.

– Иван Николаевич, какими судьбами?

– Да так, шел мимо, дай, думаю, зайду, поболтаю с крестником.

– С вами – всегда рад.

Парень всунул мне палку и отошел вместе с Чеглоком. Я покрутил дубину в руках. Игравший вместе с Алексеем старик в сером костюме, со снежно белыми усами и острой докторской бородой огорченно вздохнул и подошел ко мне:

– Бильярдом интересуетесь, молодой человек?

– Да нет, просто палку дали подержать.

– Это не палка, молодой человек, это кий. Здесь все, – он обвел рукой помещение – имеет свой особый термин… Бильярд – игра благородная, в нее даже князья и графы играли…

Тут старик взглянул на меня, понял, что такая рекомендация не сделает меня любителем бильярда и, вздохнув, отошел в сторонку. Я поскучал еще немного, но тут Чеглок пожал парню руку и вернулся ко мне.

– Кто это был? – спросил я, когда мы вышли на улицу.

– Алексей? Известная, в своих кругах, личность. Алексей Леман по прозвищу Рука. Прозвание получил за то, что шары в лузу как рукой кладет. Бильярдный мошенник.

– Это как? – «картежный мошенник» это я еще понимал, но бильярдный? Бильярдный шар в рукав не засунешь, не говоря уж об этом… кие.

– Да очень просто. Приходит в бильярдную этакий парнишка, от которого за версту пахнет дремучей провинцией, и гордо заявляет, что у себя в Крыжополе или Конотопе он самый лучший игрок среди всех десяти. Вокруг него собираются жуки, планирующие влегкую обыграть дурака, предлагают сыграть на деньги… Парнишка играет, проигрывает, горячится, повышает и повышает ставки… И вот, когда на кону уже немаленькая сумма, он р-раз! И заканчивает партию. Сгребает банк и быстренько исчезает.

– А как вы с ним познакомились? ОБН ведь поджогами не занимается. Или он колдовством выигрывал?

– Да нет, ловкость рук и никакого колдовства. Просто обвиняли его в колдовстве, мол, взглядом шары двигает, вот он к нам в отдел и попал. Я ему и помог немного. 304 статью с него сняли, так что пошел только за мошенничество, полгода исправработ. А так бы загремел на пятерик…

– Что он вам рассказал?

– Рассказал мне Леша-Рука, что Петя-Механик игрокам в бильярд прекрасно известен. Играет средне, но с большим азартом. Вернее… – Чеглок сделал паузу, – Играл. Где-то месяца четыре назад он играть почти перестал. Если раньше – через день, как на работу, то с тех пор – в неделю раз, и то много.

– Товарищ Чеглок! – вскинулся я, – Так это оно и есть! Внезапное, нехарактерное изменение поведения! Точно как в учебнике!

– Точно, точно… Знаешь, Степан, пойдем-ка мы взглянем на эту невестушку. Кто такая, чем дышит…

12

В бухгалтерии было шумно. Мне это показалось удивительным: всегда казалось, что в бухгалтерии царит тишина и сидят тихие старички в круглых очках и нарукавниках. Здесь же скрипели перья, щелкали счеты, шуршала бумага, переговаривались между собой девушки. Всего пять человек, а шуму – как от целого эскадрона.

Чеглок, лавируя между заваленными бумагой столами, прошел к высокой женщине с гимнастерке, судя по всему, начальнице этого шумного заведения. Та выслушала его, кивнула и встала:

– Тихо, девочки! – гаркнула она.

Пала тишина. Казалось, даже мухи повисли в воздухе.

– Здравствуйте, товарищи! – тут же обратился сразу ко всем Чеглок, – Мы из МУРа. Агент Чеглок, агент Кречетов.

Девочки в одинаковых мелких кудряшках, похожие на овечек, захлопали ресницами.

– Прошу минуту внимания! Ситуация в стране все еще сложная: бандитизм, терроризм и колдовство все еще процветают. Посему прошу вас сейчас, милые девушки, призадуматься и вспомнить – не знакомились ли вы в течение последней недели с людьми, отвечающими следующему описанию…

Далее Чеглок кратко описал внешность двух «опасных мошенников», в которых я неожиданно узнал Хороненко и Балаболкина. Посмеиваясь про себя, я неторопливо оглядывал девушек, стараясь понять, кто из них приворожила Колыванова.

Маруся, Маруся… Эти девушки все выглядели как типичные маруси.

Пока я гадал, Чеглок танцующим шагом прошел от столика к столику, мимоходом выясняя имя и фамилию девушки, видела ли она, когда-нибудь «мошенников» а также задавая пару-тройку незначащих вопросов.

Вот он скользнул к второй справа девушке: чуть полноватой, в серой вязаной кофте с круглыми очками, как у Надежды Константиновны Крупской на фотографиях. Разве что эта была, если честно, симпатичнее. Глаза такие, ярко-серые… Как будто глупо звучит, но они такие и есть. Брови черные, как в сказках говорят, соболиные…

– А вас как зовут? – обратился к ней Чеглок.

– Маруся, – опустила та глаза.

Маруся⁈ Маруся… Вся моя симпатия к девушке тут же испарилась. Так вот кто Колыванова опоил…

– А фамилия ваша как, простите?

Колдунья залилась краской как свекла:

– Красная, – прошептала она.

– Вам идет, – белозубо улыбнулся мой начальник.

– Она ее сама себе придумала, – прошипела, захихикав, соседняя девица, – Раньше у нее другая фамилия была…

– Какая? – Чеглок не отрываясь смотрел на Марусю.

Та уже просто побурела:

– Огрызкина…

– Тоже неплохо. Но Красная звучит лучше. Современнее. Другие-то девушки, которым смелости не хватает, замуж выскакивают, да жениха выбирают с фамилией позвучнее… У вас есть жених?

– Есть. Мы познакомились недавно, – Маруся смотрела четко в глаза Чеглоку, – Я люблю его.

Она пару раз хлопнула ресницами и опустила глаза.

– Поверьте, я в этом нимало не сомневаюсь…

Чеглок отступил на шаг от стола Красной, оказавшись на середине комнаты, и выкинул удивительную штуку.

Он положил на стол свою кепку и сделал сальто на месте, мягко приземлившись туда же, куда стоял.

Я отшатнулся. В наступившей тишине было слышно только как катится по столу карандаш, выроненный главным бухгалтером.

Только Маруся Красная даже глазом не повела. Она все так же смотрела на Чеглока, вежливо – хотя и немного натянуто – улыбаясь.

– Прошу прощения, девушки, – не смущаясь, заявил Чеглок, – но вас так много и вы такие красивые, что так и тянет выкинуть какую-нибудь глупость.

Он подошел к следующей девушке и завел с ней очередной разговор.

13

На улице уже начинало смеркаться, когда мы двинулись обратно на Петровку.

Забавно, наверное, выглядела наша пара со стороны. Невысокий широкоплечий парень, в сером пальто и черной кепке, с лицом человека, получившего весь этот огромный город в подарок. За ним – худой и хмурый – нога разболелась от долгой ходьбы – прихрамывающий красноармеец, в шинели со споротыми петлицами и старой буденовке.

– Товарищ Чеглок, а зачем вы это сделали? – задал я давно мучающий меня вопрос.