Текст книги "Знание - сила, 2005 № 04 (934)"

Автор книги: Коллектив авторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Однако не реализовался и худший постсоветский прогноз полного коллапса российского села, который мог привести к массовому голоду. Массовый спад сельскохозяйственного производства был (и во многом продолжается до сих пор), но никаких признаков надвигающегося голода не было (и в ближайшее время не появятся).

Главная причина, как нам кажется, состоит в том, что с исчезновением крестьянства автоматически не исчезла сельская ментальность российского народа. Сельский образ жизни в широком смысле этого слова во многом остался естественной и важнейшей ментальной ценностью страны. Людей выталкивала из сел в города бесперспективность их второсортного существования. Но вчерашние крестьяне в новый городской образ жизни привнесли массу сельских привычек и особенностей, от фанатичного стремления иметь хоть где– нибудь какой-нибудь кусочек земли со своей построечкой и огородиком до иерархии патримониальных отношений "старший-младший" на заводах, фабриках, в учреждениях советской и во многом постсоветской России.

Советское форсированное раскрестьянивание породило массовый эффект «выученной беспомощности».

Городские крестьяне

С начала девяностых годов россияне в массовом порядке обзавелись собственными дачными и приусадебными участками, и страна превратилась в уникальный, единственный в мире гигантский социум мелких сельских собственников (селян), которые в огромном количестве и без всякой официальной регистрации производят аграрную продукцию прежде всего для семейного потребления. По оценкам экспертов, доля такой продукции достигает 60 процентов против 38 произведенной в крупных аграрных предприятиях и 2 процентов продукции фермерских хозяйств.

Конечно, селяне нынешние отличаются от крестьян уходящих. Прежде всего, практически исчезла многодетная семейная экономика, ориентированная на собственный домохозяйственный труд. Семья современного селянина по размерам почти соответствует среднестатистической российской "малой" семье, а ее члены чаще всего – наемные работники в крупном производстве и города, и села. Доход от семейного хозяйства, забирающего много сил и времени, существенное, но все же только подспорье к основному заработку.

Традиционная культура сохранилась среди селян лишь во фрагментах, не представляя органического целого. Так, собравшись на деревенские праздники, нынешние селяне веселятся, как правило, уже не под вздохи гармошек с пением местных частушек, но под гул магнитофонов, крутящих стандартные записи поп-звезд. С другой стороны, селяне, как правило, образованней традиционных крестьян, их кругозор, благодаря радио и телевидению, а также поездкам меж городом и селом, шире, их сознание гибче. Но это все-таки сельское сознание, исключительно восприимчивое к пропагандистским манипуляциям средств массовой информации.

Лишь в одной исторически непреходящей характеристике крестьяне и селяне в основном чрезвычайно схожи: в своем подчиненно-периферийном отношении к власти. Представители сельского образа жизни чрезвычайно робки в каких-либо самостоятельных проявлениях политической воли. Предпочитая власть обходить подальше, они в большинстве своем покорно соглашаются в урочный час формальных выборов отдать свои голоса за кандидата, официально рекомендованного государством, чтобы опять поскорее исчезнуть из политической сферы до очередной формальности грядущих переизбраний.

Примерно треть современных российских жителей живут в крупных городах – около 50 миллионов, треть – в малых городах, около 55 миллионов, и чуть меньше трети – на селе, 40 миллионов. Личное подсобное хозяйство и дачные участки – это один из ключевых признаков селянина – имеют 36 миллионов семей в России; около половины жителей страны еще можно отнести к категории селян. Их много, очень много.

Какие у них проблемы? Большинство из них порождено дифференциацией во всех ее многообразных проявлениях – региональных, экономических, социальных. Искусственно поддерживавшаяся (но так и не достигнутая) однородность советского села канула в прошлое. Сельская жизнь ныне расслаивается и дробится по разным направлениям.

Расслоение раздробленности

Разделение на сельские богатые и бедные регионы подчиняется, во-первых, закономерности знаменитой модели аграрной дифференциации немецкого экономического географа Фон Тюнена, характерной для мирового сельского хозяйства еще вековой давности. Рыночное сельское хозяйство интенсивно развивается прежде всего вокруг крупных городов и на плодородных землях. По мере удаления от городов и плодородных почв рыночное хозяйство почти прямо пропорционально уменьшает свой потенциал, а в "глубинке" и вовсе сходит на нет – там выживает лишь экономика натуральных семейных хозяйств.

В экономике современных развитых западных стран эта старинная модель почти уже не работает. Возможности постиндустриального сельского хозяйства и современных средств коммуникации приводят к тому, что глубинный финский фермер среди топей и болот своего родного края вполне может конкурировать с фермерами окрестностей гигантского Парижа или американского плодородного Среднего Запада: выращивать сельскую продукцию, своевременно доставляя ее в разные регионы земного шара. Финская клубника или ветчина лежит во многих супермаркетах Европы и Америки. А в России лишь тот фермер и то предприятие, которые хозяйствуют поближе к Москве или хотя бы к областному центру, или на землях южного Черноземья – лучше всего на Кубани, уже изначально имеют порой решающее рыночное преимущество. Тут и рабочих рук хватает до переизбытка, и капиталов предпринимательских достаточно крутится.

А вся остальная сельская Россия движется от рынка вспять и вглубь – в состояние натуральной экономики и спорадической природной деятельности. Это Россия бедных почв, плохих дорог, обезлюдевших деревень, развалившихся хозяйств, где в эпидемии апатии доживают старики-пенсионеры да их дети-алкоголики. Сельхозяйственные угодья зарастают лесом, а население обращается к образу жизни доисторических охотников, собирателей, рыболовов. На нижней Волге и в Астраханской дельте бывшие колхозники в путину затотовляют рыбку и тем живут весь год. На русском Севере экс-колхозники в осенний сезон налегают на сбор грибов и ягод, а в Сибири промышляют прежде всего охотой и, конечно же, природными дарами лесов и рек.

Эта остальная сельская Россия по площади во много раз превосходит Россию сельскооколостоличноплодородную, и разница потенциалов (безусловно, имея еще свои промежуточные градации) между двумя половинками относительно все увеличивается, то есть на пике одного полюса – в Подмосковье и на Кубани – богатеют, а в Нечерноземье и Зауралье – нищают.

Растет и дифференциация классовая – вполне в марксистском смысле этого слова. Приватизация бывшей колхозно-совхозной собственности не была в целом столь скандальной, как в добывающих отраслях промышленности. Местные элиты – бывшие председатели колхозов, чиновники районных и областных управлений сельским хозяйством – исподволь, с оглядкой на местных жителей превращали в свою частную собственность землю, здания, сооружения, технику бывших советских сельхозпредприятий. В бедных регионах местные сельские элиты особо и не обогатились. Зато в Центральном Черноземье и на Северном Кавказе и земля, и сельхозпроизводство, концентрируемые в частных руках, приносят громадный доход бывшей номенклатуре, которую уже прозвали "красными помещиками". А после дефолта 1998, когда курс рубля по отношению к иностранной валюте изменился в пользу отечественного товаропроизводителя, сельским хозяйством ринулись заниматься уже крупные финансовые структуры и сырьевые кампании. В результате последние пять лет, как грибы, растут так называемые агрохолдинги – крупные капиталистические корпорации, скупающие на корню в гигантских масштабах местное сельскохозяйственное производство. Они ставят под свой экономические контроль местные сельские элиты, добиваясь банкротства их предприятий или выплачивая им отступные. Так "красные помещики" 1990-х оказались под ударом "белых олигархов" начала 2000-х. В склоках руки не доходят до разрешения насущных проблем сельского населения.

Личное подсобное хозяйство и дачные участки имеют 36 миллионов семей в России.

Около половины жителей страны еще можно отнести к селянам.

Да, безусловно, на селе в результате постсоветских переделов собственности появились эффективные хозяева крупных аграрных предприятий, производительно и прибыльно ведущих свой бизнес. Уже несколько лет анализируется рейтинг трехсот самых успешных аграрных предприятий России. И пропасть между отдельными успешными и массой безуспешных, как свидетельствует статистика, все возрастает. Например, знаменитая трехсотка самых прибыльных сельских предприятий произвела продукцию на сумму, эквивалентную производству семнадцати тысяч бедных и нищих постколхозов России (всего в стране 25 тысяч сельхозпредприятий).

Резко проявляется и специфически российский тип дифференциации "по людям". Среди массы бедных апатичных семейных хозяйств или полуразрушенных аграрных предприятий России, иногда вопреки Фон Тюненовской модели, можно обнаружить удивительные оазисы высококультурного, высокопроизводительного сельского хозяйства. То хозяйство дружной большой фермерской семьи расширяет свое подворье среди бессильных и безвольных семейных экономик. То традиционный колхоз или постсоветское АО с талантливым председателем-"хозяином" во главе процветает среди еле дышащих аграрных предприятий. Воля и талант таких отдельных семей и руководителей села проявляют порой себя теперь все ярче, и в то же время расширяется зона массовой апатии в ощущении бесперспективности социально-экономического существования.

Все типы дифференциации за прошедшие постсоветские десять лет создали и теперь воспроизводят отдельные страты сельских социумов. В центре раздробленных сельских социально-экономических структур уже сформировался локальный мирок избранных новых сельских русских элит, чьи головые семейные доходы составляют сотни тысяч и миллионы долларов. А на гигантской периферии сельских социально-экономических пространств России воспроизводится массовая хроническая бедность по типу сельских регионов стран третьего мира, отягченная специфически российским демографическим кризисом.

Пропасть между отдельными успешными и массой безуспешных сельских хозяйств все возрастает.

Хроническая бедность

В целом в России село явно беднее города. И современная сельская бедность не такая, как в городе. Доля сельского населения с доходами ниже прожиточного минимума в 1,5 – 1,3 раза превышает городской уровень, а дефицит доходов, требуемых для преодоления черты бедности, выше, чем в городах. Оплата труда в сельском хозяйстве, где заняты многие сельские жители, самая низкая по отраслям, поэтому общероссийский рост средних показателей зарплаты в большей степени сокращает бедность в городах, где сконцентрированы более высокооплачиваемые рабочие места.

Сельская бедность многообразна и многолика. Существует два основных подхода к исследованию и пониманию сельской бедности. Первый сосредоточен на низких доходах бедного населения и поиске путей их увеличить. Последователи другого подхода понимают под бедностью отсутствие возможностей для устойчивого развития бедных слоев населения. Как отмечает лауреат нобелевской премии Амартия Сен: "Именно потому, что между скудным доходом и скудными возможностями часто существуют корреляционные связи, очень важно не дать себя ими загипнотизировать, вообразив, будто изучение первого предоставит нам достаточную информацию о последних. Если мы переместим фокус нашего внимания с узкой проблемы низких доходов на более разностороннюю проблему отсутствия возможностей, мы сможем лучше понять природу бедности".

Отсутствие или затруднение для бедных сельских слоев возможности получить доступное для них здравоохранение, образование, возможности экономической деятельности, преодолевается не накачиванием села бюджетными деньгами все равно куда и с каким эффектом, а расширением местного самоуправления сельских жителей, ростом сельских подворий, развитием семейных кредита и кооперации, а также специальной государственной поддержкой сельских школ как главных очагов культуры на селе.

В постсоветской России о таком развитии возможностей села пока всерьез не думают или думают слишком мало.

ДАТСКИЙ МАТЕРИАЛ – К ДАТЕ

Валентина Гаташ

Харьковскому университету имени Каразина – 200 лет

Утвердительную грамоту на создание в Харькове первого на Украине университета император Александр I подписал 17 (5) ноября 1804 года.

И уже 29 (17) января 1805 года здесь начали читаться первые лекции. Впрочем, император лишь поставил монаршую подпись на документе, а действительными создателями университета были сами харьковчане – дворяне, помещики, купцы, разночинцы.

Именно они на много лет вперед определили вектор развития города как крупнейшего научного, вузовского и промышленного центра.

Почему без "М"?

Уже сам факт создания университета в Харькове таил некую интригу.

С одной стороны, к началу XIX века это был небольшой губернский город, где проживали всего 5363 "душ мужского пола", то есть значительно меньше, чем в Киеве или Одессе, и даже меньше, чем в соседних Валках. Харьков был известен в основном своими четырьмя ярмарками и городским неблагоустройством. Однако к этому времени здесь уже почти 70 лет как существовало знаменитое среднее "всесословное" учебное заведение – Харьковский коллегиум. Здесь жил и "мандрував" гениальный философ Григорий Сковорода, имевший среди местного дворянства и помещиков многочисленных просвещенных почитателей. И вообще здесь было сравнительно большое число начальных школ.

Другими словами, город был готов к следующему интеллектуальному скачку и поэтому сумел воспринять дерзкую идею об открытии университета, которую первым высказал известный общественный деятель, патриот, подлинно пассионарная личность Василий Назарович Каразин (1773-1842). По его призыву по подписке было собрано в итоге 658 тысяч рублей – весьма значительная по тем временам сумма. Даже Александр I отметил "поревнование Слободского– Украинского дворянства и гражданства", которые "от собственных своих стяжаний принесли государству достойное пожертвование".

Между прочим, в условиях, которые подписывал каждый студент, содержалось обязательство: "В интересах каждого студента, чтобы науки, которые он изучает, развивались... Поэтому в конспектах должно отсутствовать все то, что не может быть объяснено и доказано, и то, что уже издано в книгах, а должны быть сведения о свежих научных открытиях".

В канун 100-летнего юбилея университета академик Дмитрий Багалей писал: "Основание Харьковского университета самым тесным образом связано с личностью Василия Назаровича Каразина. Ему принадлежит первая мысль об этом; он подвинул харьковское дворянство на пожертвования; он должен был преодолеть множество затруднений, чтобы добиться высочайшего соизволения на учреждение университета в Харькове; он же, наконец, вместе с другими лицами немало поработал и в трудном деле первоначального устроения университета".

Симптоматично, что давняя проблема благоустройства города была решена как раз по инициативе университета, которому в первые годы существования приходилось устраивать так называемые грязные каникулы, когда из-за сезонной распутицы студенты не могли посещать занятия. После настойчивых обращений к властям улицы Харькова начали вымащивать камнем. При активном участии преподавателей здесь была основана первая газета "Еженедельник", созданы общественная библиотека, городской художественный музей. В университетской типографии сосредоточилось печатание научных и литературных произведений. Университетские клиники оказывали населению медицинскую помощь. Профессора принимали активное участие в изучении природных богатств края – запасов донецкого угля, минеральных источников, целебных растений, археологических ценностей.

"Университет, – писал профессор Харьковского университета Измаил Срезневский, – привлек в город просвещенное общество. Этого было довольно, чтобы привлечь и промышленность, и богатство, и все то, что возвышает город". Воздействие университета распространялось далеко за пределы Харькова и всего Слобожанского края. Согласно Уставу 1804 года, он стоял во главе учебного округа, в который вошло несколько губерний и областей.

К началу революции в Харькове уже проживали почти 400 тысяч человек, а университет стал крупнейшим научно-учебным заведением, на четырех факультетах которого – историко-филологическом, физико-математическом, юридическом и медицинском – обучались уже свыше четырех тысяч студентов. За это время были основаны научные школы в разных областях естественных и гуманитарных наук. Работали научно-исследовательские лаборатории, кабинеты, клиники, фундаментальная библиотека, астрономическая обсерватория, Ботанический сад, несколько музеев, архив и другие подразделения.

В. Н. Каразин

Познавать, учить, просвещать

Почетное право быть ректором Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина в год его 200-летнего юбилея выпало доктору социологических наук Вилю Савбановичу Бакирову.

– Виль Савбанович, что же это такое – "классический университет"?

– Основанные в XI-XII веках университеты Болоньи, Парижа, Оксфорда и Кембриджа продолжили традицию обучения студентов всем известным на то время наукам – в их состав входили юридический, медицинский, богословский факультеты и факультет искусств. Формирование университета классического типа завершилось в конце Средневековья, когда к образовательной функции добавилась задача получения нового знания.

Уже в это время церковь и государство наделили университеты такими важными привилегиями, как выборность властей, право самостоятельно определять состав преподавателей, присваивать академические степени, иметь свои судебные органы и даже собственные тюрьмы. Классические университеты ценят и хранят выработанные на протяжении веков традиции свободомыслия, автономии и академических свобод.

Им присущ интенсивный междисциплинарный диалог естествознания и социогуманитарных наук, единство учености и духовности, историческая память и инновации, атмосфера раскрепощенности и творческого поиска, в которой успешно развивается фундаментальная наука. Свободно, без оглядки на существующие предрассудки и стереотипы мышления, обсуждаются сценарии будущего. Здесь формируется дух толерантности и самоценности человека, генерируется интеллектуальная энергия нации, смягчаются социальные, имущественные, конфессиональные различия. Это и есть секрет жизнестойкости классического университета.

– Каждый из классических университетов имеет свое неповторимое лицо. Какие черты характерны именно для Харьковского национального университета?

– Сегодня он единственный на Украине осуществляет подготовку специалистов по всем направлениям, характерным для классического университета. После обретения Украиной независимости нам удалось вернуться к классической схеме образования и в дополнение к уже существующим факультетам открыть факультет фундаментальной медицины и восстановить философский и юридический факультеты.

Сам список лауреатов Нобелевских премий, чьи имена связаны с университетом, говорит о гармоничном сочетании у нас естественнонаучных и социогуманитарных дисциплин. Илья Мечников, выпускник и почетный доктор Харьковского университета, – лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине. Лев Ландау, подготовивший во время работы в Харьковском университете первый вариант знаменитого "Курса теоретической физики", – лауреат Нобелевской премии по физике. Бывший студент Харьковского университета Саймон Кузнец, автор знаменитого "Закона Кузнеца", – лауреат Нобелевской премии по экономике.

Своеобразие Харьковского университета состоит еще и в том, что он возник в регионе, где встречаются две культуры – украинская и российская. Именно взаимодействие и взаимное обогащение стало фактором бурного развития здесь различных славянских культур, в том числе украинской. Судите сами – первый ректор университета Иван Рижский успешно работал в области русской словесности, по его книгам "Введение в круг словесности" и "Опыт риторики" учились студенты всех университетов России.

– В наши дни классические университеты столкнулись с серьезными вызовами времени. Сумеют ли они найти адекватный ответ переменам в мире?

– Я думаю, что со столь серьезными проблемами, как сегодня, университеты не сталкивались за всю историю своего существования. Вопросов здесь больше, чем ответов. Смогут ли университеты по-новому осмыслить свою роль в новом мире без границ? Пока сказать трудно.

Кардинальные изменения претерпевает и рынок труда – если сегодня экономика испытывает нужду в специалистах одного профиля, то уже завтра ее сменяет потребность в совсем иных профессионалах. Причем специализация становится все более узкой.

Уже в прошлом веке главным заказчиком научных исследований стали государства, которые вкладывали гигантские ресурсы в военно-космическую сферу, в ящерную физику. Сейчас они вкладывают их в биотехнологии и генную инженерию. Классические университеты, которые привыкли вести фундаментальные исследования широким фронтом, а теперь все больше зависят от финансовых ресурсов негосударственного сектора, чувствуют себя неуютно. Они вынуждены искать новые формы сочетания фундаментальных исследований, без которых от классического университета остается одно имя, с прикладными разработками, имеющими коммерческую перспективу.

Классические университеты – не просто производители, хранители и распространители знаний. Их главная функция – готовить специалистов, которые не только решают конкретные задачи сегодняшнего дня, но и обладают способностью системно анализировать актуальные общественные проблемы, стратегически подходить к будущему. Понимание этой истины декларируется сейчас и на высшем государственном уровне. Но сегодня мало деклараций, нужна долгосрочная государственная политика поддержки классических университетов и конкретные действия самих университетов.

– О какой поддержке идет речь?

– Прежде всего, о финансовой, но не только. Один характерный пример. В последние годы абитуриенты выбирают востребованные, престижные направления подготовки – экономика, юриспруденция, психология, информатика и так далее, – и, соответственно, эти направления охотно развивают многие вузы. Но есть специальности, в том числе узкопрофильные, которые не пользуются спросом, и набор на такие специальности вузы постепенно сокращают вплоть да закрытия. Действительно, легко ли найти работу знатоку греческого языка и латыни, специалисту по истории Древнего Египта или теории функций комплексного переменного?

Но без таких специалистов тускнеет духовная среда. Сокращается само пространство интеллектуальных поисков. Государство должно быть заинтересовано также в культивировании популяции людей, развивающих культурную и научную традицию, создающих в обществе микроклимат, благоприятный для инновационных творческих поисков. И в этом классическим университетам без государственной поддержки не обойтись.

Одной из форм укрепления их статуса могло бы стать восстановление университетских учебных округов, которые существовали до октябрьской революции и объединяли на добровольной основе вузы региона.

– Не секрет, что сегодня прием в вузы стал одной из самых болевых и потому дискутируемых тем в обществе.

– Я бы перешла к другой системе, существующей во многих странах. В соответствии с ней каждый имеет право прийти на первый курс университета, внести какие-то небольшие деньги и учиться. Формирование постоянного контингента студентов происходит в этом случае по результатам первых двух сессий. Такая форма приема вкупе с системой переноса кредитов облегчит мобильность студентов, предотвратит многие жизненные драмы и уберет почву для коррупции.

Борис Соколов

Решающие сражения Второй мировой

Перл-Харбор

Сразу после завершения Второй мировой войны в англо-американской, а затем и в западногерманской историографии утвердилась концепция «решающих сражений». К ним обыкновенно относят Перл-Харбор, Мидуэй, Эль-Аламейн, Сталинград, Курскую битву (не всегда, так же как и битву за Москву), высадку в Нормандии, Арденны, «Битву за Британию», «Битву за Атлантику» и ряд других, причем в любом из этих перечней бросается в глаза явное принижение значения Восточного фронта. Это, естественно, вызывало возражения советских историков, в свою очередь выдвигавших иной перечень «решающих битв», где, естественно, преобладали сражения, развернувшиеся на советско-германском фронте.

Конечно, подбор "решающих битв" всегда будет субъективен. Поэтому, не настаивая, что рассматриваемыми мной сражениями и кампаниями их список исчерпывается, я попробую проанализировать главнейшие, на мой взгляд, события Второй мировой войны с точки зрения их влияния на ее ход и исход, а также возможные альтернативы в случае иных действий сторон.

Итак, начну с первой кампании – германского нападения на Польшу в сентябре 1939 года. Ее исход и результат хорошо известен – Германия на время избавилась от Восточного фронта и получила в свое распоряжение ресурсы западной Польши (восточная Польша была оккупирована Красной армией). Альтернативой Польскому походу являлся первый удар вермахта против Франции. Между прочим, вплоть до весны 1939 года Гитлер рассматривал этот вариант, но потом отказался от него в пользу вторжения в Польшу. Очевидно, у германского командования не было уверенности, что Францию удастся разгромить в ходе одной кампании, а насчет Польши такая уверенность была. Кроме того, не было полной ясности насчет позиции Советского Союза. Не захочет ли он все-таки, несмотря на пакт о ненападении, ударить в спину Германии в случае затягивания кампании во Франции. Быстрый разгром Польши должен был охладить воинственный пыл Сталина и отодвинуть на Восток линию будущего советско-германского фронта.

Как показали дальнейшие события, французская армия, вполне возможно, могла быть разгромлена еще осенью 39-го, еще до того, как во Франции высадились основные силы британского экспедиционного корпуса. При таком развитии событий потенциально обе возможные дальнейшие стратегические операции вермахта имели бы значительно большие шансы на успех. Высадка на Британские острова могла бы быть удачной, поскольку германский флот еще не был ослаблен потерями в Норвежской операции. К тому же в то время Америка еще не втянулась в войну и не оказывала помощь Англии, в отличие от ситуации середины 1940 года. Также и операция против Советского Союза, которую в этом случае можно было бы провести уже летом 40-го, имела бы больше шансов на успех, поскольку СССР не имел бы еще новых танков и самолетов, не завершил мобилизацию промышленности и вряд ли бы мог полагаться в скором времени на англо-американскую помощь.

Немецко– фашистские оккупанты в Париже, 1940 год

Следующая важная операция – высадка вермахта в Норвегии в апреле 1940 года. Германские войска добились впечатляющего успеха, омраченного лишь большими потерями флота. Однако, зная исход последовавшей кампании во Франции, эту операцию следует признать бесполезной, даже в случае, если бы Норвегия была оккупирована англичанами (германский десант лишь на считанные дни упредил английский). Как показывают дальнейшие события, английские войска все равно бы покинули Норвегию после краха Франции, и тогда она досталась бы Германии без каких-либо потерь, да еще в качестве искреннего союзника. А уцелевшие от гибели германские суда повысили бы шансы на успех операции «Морской лев». Но при этом стоит подчеркнуть, что в момент проведения Норвежской операции Гитлер и его командование не могли знать, что в дальнейшем сопротивление Франции удастся сломить в течение считанных недель, а возможное присутствие союзных войск в Норвегии представлялось опасным, поскольку они могли принудить Швецию отказаться от поставок в Германию жизненно необходимой железной руды. Так что решение Гитлера об оккупации Норвегии не следует считать ошибочным.

Без сомнения, важное значение для исхода войны имело германское наступление во Франции в мае – июне 1940 года. В результате победы на Западе Германия обрела господство на европейском континенте, сокрушила одного из своих главных противников и выгнала с континента британские войска. В случае, если бы германский блицкриг не удался, и на Западном фронте установилась бы позиционная война по образцу Первой мировой войны, положение Германии, в свете первоначально планировавшегося Сталиным на лето 1940 года нападения на Гитлера, могло бы оказаться весьма опасным.

Судьба операции "Морской лев" была в свою очередь тесно связана с исходом "Битвы за Британию" – схватки люфтваффе с британскими королевскими ВВС. Проигрыш "Битвы за Британию" ставил англичан на грань катастрофы и делал вполне вероятным появление германских танков на британском берегу. Но люфтваффе потерпели поражение, во многом благодаря тому, что британской авиации не приходилось летать через Ла-Манш, так что она больше времени могла провести в бою. До сих пор продолжаются споры, могли бы немцы уничтожить британский экспедиционный корпус в Дюнкерке, если бы не гитлеровский стоп-приказ, на три дня задержавший продвижение германских танковых частей к побережью. Иначе англичанам, дескать, было бы не ускользнуть. Однако мало кто знает, что, узнав об остановке германских танков, англичане тоже остановились и даже перебросили во Францию еще одну бронетанковую бригаду. Британское командование колебалось – отходить ли в Англию или попытаться удержать плацдарм во Франции. А вот когда германские танки вновь пошли в наступление, англичане наконец определились с эвакуацией, осознав, что фронт все равно не удержать. Так что задержку германского наступления они никак не использовали, но и без этой форы смогли уйти из Дюнкерка. Поэтому высадка на Британские острова для немцев осталась несбыточной мечтой. Что же касается варианта с немедленной высадкой на плечах отступающих британских войск, то она была неосуществима из-за отсутствия у немцев в тот момент минимально необходимого количества десантных средств, а также потому, что люфтваффе не имели господства в воздухе над Британскими островами. Так что реальных шансов избавиться от войны на два фронта у Германии не было.

Иногда высказывается мнение, что одной из ошибок Гитлера была Балканская кампания 1941 года. Она, мол, не только отсрочила на шесть недель нападение на СССР, что имело катастрофические последствия для исхода русской кампании, но и в дальнейшем оккупация Балкан вынудила немцев и их союзников отвлекать значительные силы – до 12 дивизий – на борьбу с партизанами и отражение возможных англо-американских десантов. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что операцию "Барбаросса" вермахт мог начать только в начале июня 41-года – лишь с окончанием затянувшейся в том году распутицы. К тому же значительную часть борьбы с партизанами на Балканах несли местные формирования – хорватские войска, формирования прогерманских правительств Сербии и Словении, а до 1943 года – также итальянцы. Главное же, если бы немцы в ходе короткой кампании не уничтожили югославскую и греческую армию, в Греции и Югославии могли бы укрепиться британские войска и оттуда угрожать Италии. Так что откладывать разбирательство на Балканах на период после войны с Россией было бы для Гитлера слишком рискованно. Другое дело, что в случае, если бы Балканская кампания затянулась еще хотя бы на месяц, германское нападение на Россию пришлось бы отложить, как минимум, до середины июля, и Сталин мог бы упредить его своим ударом. Но в силу низкой боеспособности и плохой управляемости Красной армии советское наступление и в этом случае все равно закончилось бы катастрофой.