355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Колин Маккалоу » Антоний и Клеопатра » Текст книги (страница 17)
Антоний и Клеопатра
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 02:12

Текст книги "Антоний и Клеопатра"


Автор книги: Колин Маккалоу



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Я уже смотрю.

Снаряд сделал не дырку в мягкой коже, он прорвал зияющее отверстие неправильной формы и упал на землю.

– Плохо, что в твоих чучелах нет скелета, – сказал Вентидий. – Я думаю, что эти свинцовые шарики будут вести себя по-другому, если попадут во что-то со скелетом. Поэтому мы опробуем снаряд на забракованном муле.

К тому времени, как нашли нужного мула, все пятьсот пращников собрались около них. Разнесся слух, что римский командир изобрел новый снаряд.

– Мула поставьте крестцом к летящему снаряду. В сражении вы будете стрелять по убегающим коням. Упадет лошадь – упадет и лучник. Парфяне могут поддерживать запас стрел, но лошадей? Сомневаюсь, что у них будет много свободных.

Мул был так искалечен, что его пришлось немедленно прикончить. Шкура его была разорвана, внутренности смешались. Вынутый из внутренностей шар потерял форму. Он напоминал плоскую пластинку с рваными краями – результат удара о твердую кость.

– Пращники! – громко крикнул Вентидий. – У вас появилось новое оружие!

Со всех сторон раздались возгласы одобрения.

– Ксенон, сообщи Полемону, – сказал Вентидий, – что мне нужно еще полторы тысячи пращников и тысяча талантов свинца с его серебряных рудников. Понт сейчас стал очень важным союзником.

Конечно, все было не так просто. Некоторые пращники посчитали, что меньший снаряд труднее бросать, а некоторые оказались неспособными признать его преимущество. Но постепенно даже самые упорные пращники научились бросать свинец и перешли на новый вид оружия. Пришлось также модифицировать саму пращу, ибо тренировки показали, что от свинцового шара она быстрее изнашивается, чем от камня.

Потом прибыли еще полторы тысячи пращников из Амазеи и Синопы, ожидали их и из Амиса, который находился дальше. Полемон не был дураком, он правильно рассчитал, что чем щедрее он будет и чем быстрее выполнит просьбу Вентидия, тем больше окажется его прибыль.

Пока проходила тренировка пращников, Вентидий не бездействовал. Он не всем был доволен. Новый губернатор провинции Азия Луций Мунаций Планк обосновался в Пергаме, далеко к северу от Ликии и Карии, где располагался Лабиен. Но житель Пергама, которому платил Лабиен, разыскал Планка и убедил его, что Эфес пал, а Пергам – следующая цель парфян. Не очень храбрый и склонный следовать ложным советам, Планк в панике быстро собрался и убежал на остров Хиос, послав сообщение Антонию, все еще находящемуся в Риме, что Лабиена невозможно остановить.

«И все это, – писал Вентидий Антонию, – пока я занят тем, что высаживаю пятнадцать легионов в Эфесе! Этот человек болван, трус, ему нельзя доверять войско. Я не стал ему писать, считая это напрасной тратой времени».

«Молодец, Вентидий, – писал Антоний в ответном письме, которое тот получил, когда его армия была уже готова к маршу. – Я признаю, что назначил Планка губернатором, чтобы он не путался у меня под ногами, как и Агенобарба в Вифинии, разве что Агенобарб не трус. Пусть Планк остается на Хиосе, там великолепное вино».

Прочитав письмо, Силон хихикнул:

– Отлично, Вентидий, за исключением того, что провинция Азия остается без губернатора.

– Я подумал об этом, – самодовольно ответил Вентидий. – Поскольку Пифодор из Тралл теперь зять Антония, я позвал его в Эфес. Он сможет собрать дань и налоги от имени папы-тестя Антония и послать их в казну в Рим.

– О-о-о! – протянул Силон, широко открыв свои странные глаза. – Сомневаюсь, что это понравится Антонию. Он приказывал присылать все ему.

– Я такого приказа не получал, Силон. Я верен Марку Антонию, но больше всего я верен Риму. Дань и налоги, собранные от имени Рима, должны идти в казну. То же самое с трофеями, которые мы сможем собрать. Если Антоний хочет жаловаться – пожалуйста. Но только после того, как мы побьем парфян.

Вентидий чувствовал свою силу, ибо вожди Галатии, оставшиеся без лидера, собрали всех кавалеристов, каких сумели найти, и пришли в Эфес с желанием показать этому неизвестному римскому генералу, на что способны хорошие кавалеристы. Их было десять тысяч, все слишком молодые, не принимавшие участие в сражении у Филипп, все озабоченные тем, чтобы оградить свои богатые травой равнины от налетов Квинта Лабиена, находящегося слишком близко.

– Я поеду с ними, но торопиться не стану, – сказал Силону Вентидий. – Твоя работа – быстро вести пехоту со скоростью не меньше тридцати миль в день. Я хочу, чтобы легионы шли прямо к Киликийским воротам. То есть к верховью реки Меандр и через северную часть Писидии в Иконий. Иди по караванной тропе, оттуда по югу Каппадокии, оттуда по римской дороге, которая ведет к Киликийским воротам. Это марш в пятьсот миль, и у вас двадцать дней. Понятно?

– Абсолютно, Публий Вентидий, – ответил Силон.

Римский командир обычно не ездил верхом. Большинство по ряду причин предпочитали идти пешком. Во-первых, так удобнее. У человека на коне затекают ноги, потому что для них нет опоры и они свободно свисают вниз. Во-вторых, пехоте нравилось, когда командиры шли вместе с солдатами. Так они оказывались на одном уровне с ними и буквально, и метафорически. В-третьих, это сдерживало кавалерию. Римские армии в основном состояли из пехоты, ценимой больше, чем кавалерия, которая за прошедшие столетия перестала быть римской и стала вспомогательной силой, поставляемой галлами, германцами и галетами.

Но Вентидий больше привык ездить верхом благодаря своим мулам. Его так и подмывало напомнить своим надменным коллегам, что великий Сулла всегда ездил на муле и что Сулла заставил молодого Цезаря ездить на муле. Вентидий хотел следить за кавалерией, ведомой галатом по имени Аминта, который был секретарем у старого царя Деиотара. Если Вентидий прав, Лабиен будет отступать перед такой грозной силой кавалерии, пока не найдет места, где его десять тысяч пехоты, наученной римскому ведению боя, смогут побить десять тысяч кавалеристов. Это будет не Кария и не центральная Анатолия. Он сможет найти такое место в Ликии и на юге Писидии, но если он будет отступать в том направлении, это затруднит его связь с армией парфян. Следуя интуиции, Лабиен пойдет по тому же маршруту, который Вентидий наметил для Силона, но на несколько дней раньше. Десять тысяч преследующих его лошадей заставят Лабиена убегать слишком быстро, и он окажется не в состоянии сохранить обоз, нагруженный награбленным настолько, что только быки смогли сдвинуть повозки с места. Все это достанется Силону. Работа Вентидия – заставить Лабиена быстро возвратиться в Киликию Педию, а парфянскую армию – по другую сторону Аманских гор, географического барьера между Киликией Педией и северной частью Сирии.

Существовал только один путь, по которому Лабиен мог пройти от Каппадокии в Киликию, ибо необыкновенно высокие и неровные горы Тавр отрезали центральную Анатолию везде восточнее этого участка. Снега Тавра никогда не таяли, а имевшиеся там перевалы лежали на высоте десяти и одиннадцати тысяч футов, особенно в сегменте Анти-Тавр. Кроме Киликийских ворот. И именно у Киликийских ворот Вентидий надеялся нагнать Квинта Лабиена.

Молодые галаты были именно в том возрасте, когда они становятся самыми храбрыми воинами: недостаточно взрослые, чтобы иметь жену и семью, и недостаточно зрелые, чтобы бояться сражения с неприятелем. Только Риму удавалось превратить мужчин старше двадцати лет в превосходных солдат, и это было показателем преимущества Рима. Дисциплина, тренировка, профессионализм, надежное, твердое знание, что каждый человек – это часть огромной, не знающей поражения машины. Вентидий знал, что без своих легионов он не сможет победить Лабиена. Ему нужно было только загнать отступника в определенное место, сделать так, чтобы он не смог преодолеть Киликийские ворота, и ждать, когда прибудут его легионы. Доверяя Силону, он передаст ему командование предстоящим сражением.

Лабиен сделал то, что и ожидалось. Его разведка донесла об огромных силах, засевших в Эфесе, а услышав имя их командира, он понял, что должен спешно отступить из западной части Анатолии. Трофеи у него накопились изрядные, ибо он побывал в местах, где не были ни Брут, ни Кассий. Писидия была полна храмов, посвященных Кубабе Кибеле и ее возлюбленному и жрецу Аттику. В Ликаонии было много храмовых территорий, посвященных забытым божествам тех времен, когда Агамемнон правил Грецией. В Иконии индийские и армянские боги имели собственные храмы. Лабиен отчаянно тащил за собой свой багаж – напрасный труд. Он бросил его в пятидесяти милях западнее Икония. Возчики, отчаянно боявшиеся преследующей их римской кавалерии, даже не думали о том, что можно что-то украсть из содержимого повозок. Они убежали, оставив обоз, растянувшийся на две мили, и ревущих от жажды быков. Вентидий остановился освободить животных, чтобы они могли найти воду, и двинулся дальше. Когда пробьет час и награбленное дойдет до казны, оно потянет тысяч на пять талантов серебром. Там не было бесценных произведений искусства, но очень много золота, серебра и драгоценных камней. Садясь на мула, Вентидий подумал, что это будет подходящим украшением его триумфа.

Местность вокруг Киликийских ворот не годилась для лошадей. В густых сосновых лесах трава не росла, и ни одна лошадь не стала бы есть такую ароматную «листву». Каждый пехотинец нес с собой корм, сколько мог унести, – одна из причин, почему Вентидий не торопился. Но пехотинцы были смекалистые, они подбирали все найденные побеги папоротника, похожие, по мнению Вентидия, на загнутый посох авгура с завитушкой на конце. Он рассчитал, что с кормом, который несли солдаты, и папоротником можно протянуть дней десять. Достаточно, если Силон будет строг и заставит легионы делать по тридцать миль в день. Цезарь всегда мог добиться от легионеров еще большей скорости, но Цезарь был особенным. Ох, тот марш из Плаценции ради освобождения Требония и остальных в Агединке! И какова благодарность за это? Убить человека, который тебя освободил. Вентидий харкнул и плюнул в воображаемого Гая Требония.

Лабиен прибыл на перевал на два дня раньше и успел повалить достаточно деревьев, чтобы построить лагерь в римском стиле: использовал бревна для высоких стен, вырыл траншеи по периметру и воздвиг наблюдательные вышки на стенах. Но хотя воины его были обучены римлянином, сами они римлянами не были. А это значило, что в плане лагеря имелись недочеты – срезанные углы, как назвал их Вентидий. Когда он прибыл, Лабиен не осмелился выйти из-за своих укреплений и дать бой. Но Вентидий и не ожидал этого. Лабиен ждал Пакора и его парфян из Сирии. Это была разумная, но и рискованная игра выжидания. Его разведчики найдут Силона и легионы, а разведчики Вентидия доложили ему, что парфяне пока еще на расстоянии нескольких дней пути от Киликийских ворот. Значит, дальше к востоку, чем Вентидий осмелился послать своих разведчиков. Обнадеживало то, что Силон не мог быть слишком далеко, судя по скорости, с какой Лабиен построил лагерь.

Три дня спустя Силон и пятнадцать легионов спустились со склонов Тавра. Им пришлось пройти некоторое расстояние по территории парфян и только потом подняться вверх с берега у Тарса – изнурительное занятие и для лошадей, и для людей.

– Вот, – показал Вентидий Силону при встрече, не теряя времени, – мы построили наш лагерь над Лабиеном и на подъеме. – Он пожевал губу, что-то обдумывая. – Пошли младшего Аппия Пульхра и пять легионов севернее Эзебии Мазаки – здесь будет достаточно десяти легионов. И местность такая, что мы не можем построить лагерь площадью в несколько квадратных миль. Скажи Пульхру, чтобы он занял город и был готов к маршу в любой момент. Он может также сообщить о состоянии дел в Каппадокии. Антонию не терпится знать есть ли кто-то из Ариартридов, кто способен править.

Всадников не используют для постройки лагеря. Они не римляне и не имеют понятия, что такое заниматься ручным трудом. Теперь, когда пришел Силон, он может воздвигнуть что-то, что послужит его солдатам укрытием, но он не скажет им, что они пробудут здесь долго. Лабиен укрылся в своих стенах и с тревогой смотрел наверх, где быстро рос лагерь Вентидия. Его утешало только то, что, строя лагерь над ним, Вентидий давал ему возможность отступить вниз, в Киликию, у Тарса. Вентидий знал это, но не беспокоился. Он предпочитал выгнать Лабиена из Анатолии. Такой крутой склон, усыпанный пнями, не подходил для решительного сражения. Только для хорошего боя.

Через четыре дня после прибытия Силона пришел разведчик и сказал римским командирам, что парфяне обошли Таре и пошли к Киликийским воротам.

– Сколько их? – спросил Вентидий.

– Тысяч пять, генерал.

– Все лучники?

Разведчик взглянул непонимающе.

– Никаких лучников. Все катафракты, генерал. Разве вы не знали?

Голубые глаза Вентидия встретились с зелеными глазами Силона. В глазах обоих был испуг.

– Какой провал! – вскричал Вентидий, когда разведчик ушел. – Нет, мы не знали! Такая работа с пращниками – и все напрасно! – Он собрался с силами, успокоился. – Мы используем условия местности. Я уверен, Лабиен думает, что мы дураки, раз даем ему шанс убежать. Но теперь моей главной мишенью будут катафракты, а не его наемники. Силон, завтра на рассвете собери центурионов.

План был разработан тщательно и подробно.

– Я не смог точно установить, поведет ли Пакор свою армию лично, – сказал Вентидий шестистам центурионам на совете, – но мы должны сделать так, ребята, чтобы парфяне атаковали нас наверху, без поддержки пехоты Лабиена. Это значит, мы встанем вдоль стен и будем выкрикивать оскорбления в адрес парфян на их языке. У меня есть человек, он записал несколько слов и фраз, которые пять тысяч человек должны заучить. «Свиньи, идиоты, сыновья проституток, дикари, собаки, говноеды, крестьяне». Пятьдесят центурионов с самыми громкими голосами должны выучить, как сказать «Твой отец – подлец!», «Твоя мать сосет пенис!» и «Пакор держит свиней!». Парфяне свинину не едят, они считают свинью нечистой. Вся идея – довести их до белого каления, чтобы они забыли о тактике и напали. А тем временем Квинт Силон откроет лагерные ворота и разберет боковые стены, чтобы быстро вывести девять легионов. Еще ваша работа, ребята, – сказать вашим людям, чтобы они не боялись этих огромных mentulae на их огромных лошадях. Ваши солдаты должны, как воины-убии, появиться неожиданно, окружить их лошадей, наклониться и перерезать им ноги. Когда лошадь упадет, надо тут же вонзить меч в лицо всадника или в то место, которое не защищено кольчугой. Я все еще намерен использовать пращников, хотя не уверен, что от них будет какая-то помощь. Это все, ребята. Парфяне будут здесь ранним утром, так что сегодняшний день надо посвятить запоминанию парфянских оскорблений и говорить, говорить, говорить. Расходитесь, и пусть Марс и Геркулес Непобедимый будут с нами.

Это был не просто хороший бой, это был замечательный бой. Идеальное крещение кровью для легионеров, которые раньше не видели катафракта. Всадники в кольчугах выглядели страшнее, чем были на самом деле, как показал опыт. На поток оскорблений они отвечали с яростью, лишившей их рассудка. Выкрикивая воинственные кличи, они ринулись вверх по усыпанному пнями склону, так что земля затряслась. Некоторые лошади падали, натыкаясь на пни или пытаясь перескочить через них. Противники парфян, одетые в отличие от них в тонкие кольчуги, появились из леса с обеих сторон лагеря и проворно скрылись в лесу конских ног, рубя их, превращая атаку парфян в безумие визжащих от боли коней и барахтающихся неуклюжих всадников, беспомощных против ударов в лицо и подмышки. Хороший удар меча проникал через кольчугу в живот, хотя для лезвия это было не очень хорошо.

И к своему удовольствию, Вентидий обнаружил, что свинцовые снаряды, брошенные его пращниками, пробивают дыры в кольчугах парфян и убивают их.

Пожертвовав тысячью своей пехоты, оставленной сражаться в арьергарде, Лабиен побежал по римской дороге в Киликию, радуясь тому, что жив. О парфянах этого нельзя было сказать, их рубили на куски. Вероятно, тысяча их последовала за Лабиеном, остальные были мертвы или умирали на поле боя у Киликийских ворот.

– Настоящая кровавая баня, – сказал Силон Вентидию спустя шесть часов, когда бой закончился.

– Как дела у нас, Силон?

– У нас отлично. Несколько пробитых голов, попавших под копыта лошадей, несколько солдат раздавлены упавшими лошадьми, и всего, я бы сказал, около двухсот несчастных случаев. А эти свинцовые пули! Даже кольчуги не могут их остановить.

Хмурясь, Вентидий обошел поле боя, не тронутый страданиями людей вокруг него. Они посмели оспорить мощь Рима и поняли, что это приводит к смерти. Несколько легионеров ходили среди мертвых и умирающих, убивая коней и людей, неспособных выжить. Оставшиеся были легкоранеными. Их соберут вместе, чтобы получить за них выкуп, ибо воин-катафракт был аристократом, чья семья могла заплатить за него. Если выкупа не будет, его продадут в рабство.

– А что нам делать с горой убитых? – спросил Силон и вздохнул. – Здесь нет слоя земли толще одного-двух футов, так что трудно будет копать ямы для захоронения. А деревья слишком зеленые, гореть не будут, и погребальные костры разжечь нельзя.

– Мы перетащим их в лагерь Лабиена и оставим там гнить, – ответил Вентидий. – К тому времени как мы будем возвращаться по этому же пути – если вернемся, – от них останутся только белые кости. На много миль вокруг нет селений, а санитарные условия в лагере Лабиена достаточно хороши, поэтому в реку Кидн ничего не попадет. Но сначала мы поищем трофеи. Я хочу, чтобы мой триумфальный парад был настоящим, – никакой македонской пародии триумфа для Публия Вентидия!

«И эти слова, – подумал Силон, усмехнувшись про себя, – пощечина Поллиону, который когда-то вел войну в Македонии».

В Тарсе Вентидий узнал, что Пакора на поле боя не было, – вероятно, это стало одной из причин, почему оказалось так просто привести парфян в ярость. Лабиен продолжал бежать на восток через Киликию Педию. Колонна его шла в диком беспорядке, между предоставленными самим себе катафрактами и несколькими нанятыми ворчунами, которым было поручено вызывать беспорядки среди более мирно настроенных пехотинцев.

– Мы должны быть у него на хвосте, – сказал Вентидий, – но теперь кавалерию поведешь ты, Силон. А я поведу легионы.

– Я слишком медленно шел к Киликийским воротам?

– Edepol, нет! Откровенно говоря, Силон, стар я становлюсь для верховой езды. Яйца болят, да еще у меня свищ. Тебе легче будет ехать, ты намного моложе. Человеку в пятьдесят пять лет лучше ходить пешком.

В дверях появился слуга.

– Господин, Квинт Деллий хочет видеть тебя и спрашивает, где ему остановиться.

Голубые глаза обменялись с зелеными взглядом, который возможен только между друзьями, понимающими друг друга. Этот взгляд сказал многое, хотя не было произнесено ни слова.

– Проведи его сюда, но об устройстве не беспокойся.

– Мой дорогой Публий Вентидий! А также Квинт Силон! Как приятно видеть вас! – Деллий уселся в кресло, не дожидаясь, когда ему предложат сесть, и красноречиво посмотрел на графин с вином. – Капля чего-нибудь легкого, белого и бодрящего не помешает.

Силон налил вина, передал ему кубок и обратился к Вентидию:

– Если больше ничего нет, пойду заниматься делом.

– Встретимся завтра на рассвете.

– Ой-ой, какие мы серьезные! – воскликнул Деллий, сделал глоток вина, и вдруг лицо его вытянулось. – Фу! Что за моча? Третий отжим, что ли?

– Не знаю, не пробовал, – отрывисто ответил Вентидий. – Чего тебе надо, Деллий? Сегодня ты остановишься в гостинице, потому что дворец полон. Завтра ты сможешь переселиться сюда, и весь дворец будет к твоим услугам. Мы уходим.

Возмущенный Деллий выпрямился в кресле и удивленно посмотрел на Вентидия. С того памятного обеда два года назад, когда он делил ложе с Антонием, он так привык к почтительному отношению к себе, что ожидал этого даже от грубых военных вроде Публия Вентидия. Но этого не было! Его желтовато-коричневые глаза встретились со взглядом Вентидия, и он покраснел, увидев в глазах Вентидия презрение.

– Что за дела! – крикнул Деллий. – Это уже слишком! У меня полномочия пропретора, и я настаиваю, чтобы меня немедленно поселили во дворце! Выгони Силона, если больше некого выгнать.

– Ради такого лизоблюда, как ты, я бы не выгнал даже самого последнего контубернала, Деллий. У меня полномочия проконсула. Что ты хочешь?

– У меня послание от триумвира Марка Антония, – холодно ответил Деллий, – и я ожидал вручить его в Эфесе, а не в этом крысином гнезде Тарсе.

– Тогда тебе надо было ехать быстрее, – ответил Вентидий без всякого сочувствия. – Пока ты качался на волнах, я дрался с парфянами. Ты можешь вернуться к Антонию с моим посланием. Скажи ему, что мы разбили армию парфянских катафрактов у Киликийских ворот, а Лабиена заставили бежать. О чем твое послание? Что-нибудь интересное?

– Враждовать со мной неразумно, – прошептал Деллий.

– А мне наплевать. Какое послание? У меня много работы.

– Мне велено напомнить тебе, что Марк Антоний очень заинтересован в том, чтобы как можно скорее увидеть на троне царя Ирода.

Вентидий крайне удивился.

– Ты хочешь сказать, что ради этого Антоний заставил тебя проделать такой путь? Передай ему, что я буду рад посадить жирную задницу Ирода на трон, но сначала я должен выгнать Пакора и его армию из Сирии, а на это может потребоваться некоторое время. Однако уверь триумвира Марка Антония, что я буду помнить о его инструкциях. Это все?

Раздувшись, как гадюка, Деллий оскалился.

– Ты пожалеешь о таком поведении, Вентидий! – прошипел он.

– Я жалею Рим, который поощряет таких подлиз, как ты, Деллий. Выход найдешь сам.

Вентидий ушел, оставив Деллия кипеть от злости. Как смеет этот заводчик мулов так обращаться с ним! Но пока, решил он, отставив вино и поднимаясь с кресла, нужно терпеть старого зануду. Он разбил армию парфян и выгнал Лабиена из Анатолии – эта новость понравится Антонию так же, как ему нравится Вентидий. «Твое возмездие подождет, – подумал Деллий. – Когда появится удобный случай, я ударю. Но не сейчас. Нет, не сейчас».

Умело командуя своими галетами, Квинт Поппедий Силон зажал Лабиена на полпути через перевал Аманских гор, названный Сирийскими воротами, и стал ждать Вентидия с его легионами. Стоял ноябрь, но было не холодно. Осенние дожди еще не начались, а это значило, что земля была твердая и подходила для сражения. Какой-то парфянский командир привел две тысячи катафрактов из Сирии на помощь Лабиену, но бесполезно. Конные воины в кольчугах были снова порублены. На этот раз была разбита и пехота Лабиена.

Сделав остановку, чтобы написать письмо Антонию с радостной вестью о победе, Вентидий пошел дальше в Сирию, но там парфян не оказалось. Пакора не было и в сражении у Амана. По слухам, он ушел домой в Селевкию-на-Тигре несколько месяцев назад, взяв с собой Гиркана, царя евреев. Лабиен сбежал, сев в Апамее на корабль, направлявшийся на Кипр.

– Это ему ничего не даст, – сказал Вентидий Силону. – Насколько мне известно, Антоний послал на Кипр одного из вольноотпущенников Цезаря управлять от его имени. Гай Юлий, э-э, Деметрий, так его зовут. – Он потянулся за бумагой. – Отправляйся сейчас с этим к нему, Силон. Если он такой, каким я его считаю, – память меня подводит, когда дело касается чьих-либо греков-вольноотпущенников, – он обыщет остров от Пафоса до Саламина. И сделает это усердно и эффективно.

Покончив с этим вопросом, Вентидий расселил свои легионы в нескольких зимних лагерях и стал ждать, что сулит наступающий год. Удобно устроившись в Антиохии и отправив Силона в Дамаск, он наслаждался отдыхом, мечтая о своем триумфе, перспектива которого стала еще более соблазнительной. Сражение у Аманского хребта дало две тысячи талантов серебром и несколько произведений искусства, которые могут украсить платформы на его триумфальном параде. «Подавись от зависти, Поллион! Мой триумф затмит твой на целые мили!»

Зимний отпуск продлился не так долго, как ожидал Вентидий. Пакор возвратился из Месопотамии со всеми катафрактами, каких смог собрать, но без лучников. Ирод появился в Антиохии с новостями, явно полученными от одного из приближенных Антигона, который видел в мрачном свете перспективы вечного правления парфян.

– Я установил отличные отношения с неким саддукеем по имени Ананил, который жаждет стать верховным жрецом. Поскольку я не намерен сам становиться верховным жрецом, он может претендовать на этот чин, как и любой другой человек. Я обещал ему эту должность в обмен на точную информацию о парфянах. Я велел ему нашептать его парфянским агентам, что, заняв северную часть Сирии, ты устроишь ловушку Пакору в Никефории на реке Евфрат, так как ты ожидаешь, что он перейдет реку у Зевгмы. Пакор поверит этому и не пойдет в Зевгму, а будет все время идти по восточному берегу на север до Самосаты. Я думаю, он пойдет по кратчайшему пути Красса до реки Билех. Нелепо, правда?

Хотя Вентидий не мог испытывать симпатию к Ироду, он был достаточно проницательным и понимал, что этот очень жадный человек ничего не выигрывает, солгав ему. Любая информация от Ирода будет правдивой.

– Я благодарю тебя, царь Ирод, – сказал он, не чувствуя того отвращения, какое он чувствовал к Деллию. Ирод не был подхалимом, несмотря на всю его услужливость. Он просто хотел изгнать узурпатора Антигона. – Будь уверен, что, как только исчезнет угроза со стороны парфян, я помогу тебе отделаться от Антигона.

– Надеюсь, ожидание не затянется, – вздохнув, сказал Ирод. – Женщины моей семьи и моя невеста находятся сейчас в безвыходном положении на вершине самой ужасной скалы в мире. Я слышал от моего брата Иосифа, что они там голодают. Боюсь, я не в силах им помочь.

– А деньги помогут? Я дам тебе достаточно, чтобы ты мог поехать в Египет, купить продукты и отвезти туда. Ты можешь добраться до этой ужасной скалы так, чтобы никто не заметил, что ты покидаешь Египет?

Ирод проворно выпрямился.

– Я с легкостью избегну слежки, Публий Вентидий. Скала имеет название Масада, и до нее долго добираться вдоль Асфальтового озера. Верблюжий караван, идущий из Пелузия, не привлечет внимания евреев, идумеев, набатеев и парфян.

– Страшный список, – усмехнулся Вентидий. – Что ж, пока я справляюсь с Пакором, предприми этот поход. Выше нос, Ирод! На будущий год в это же время ты будешь в Иерусалиме.

Ирод постарался выглядеть смиренным и неуверенным – нелегкая задача.

– Я, э-э-э… куда мне, э-э-э, обратиться за этими деньгами?

– Просто иди к моему квестору, царь Ирод. Я скажу ему, чтобы он дал тебе столько, сколько ты попросишь, – естественно, в пределах разумного. – В голубых глазах блеснул огонек. – Я знаю, верблюды дорого стоят, но я торгую мулами и хорошо знаю, сколько стоит любое существо на четырех ногах. Просто честно веди дела со мной и доставляй информацию.

Восемь тысяч катафрактов появились с юго-востока у Самосаты и перешли Евфрат, зимой не такой полноводный. На этот раз Пакор лично вел армию. Он отправился на запад к Халкиде по дороге, ведущей в Антиохию через безопасную зеленую местность. Он хорошо знал ее по прежним нашествиям, там было много воды и травы. Кроме низкой горы Гиндар, земля была относительно ровная. Ни о чем не беспокоясь, потому что он знал, что все второстепенные правители в этом регионе на его стороне, Пакор приближался к склону Гиндара со своими всадниками, растянувшимися позади него на несколько миль. Он шел в Антиохию, не зная, что Антиохия снова в руках римлян. Агенты Ирода хорошо проделали свою работу, а Антигон, царь евреев, от которого можно было ожидать, что он откроет путь для Пакора, был слишком занят подчинением тех евреев, которые считали, что правление римлян лучше правления парфян.

Примчавшийся разведчик доложил Пакору, что римская армия остановилась у Гиндара и хорошо окопалась. Пакор почувствовал облегчение и собрал своих катафрактов в боевой порядок. Ему не нравилось, когда он не знал, где находится римская армия.

Увы, он повторил все ошибки, которые его подданные допустили у Киликийских ворот и в Аманских горах. Он все еще считал, что презренная пехота римлян не выдержит натиска гигантов в кольчугах на конях, тоже защищенных кольчугами. Всей массой катафракты атаковали склон и наткнулись на град свинцовых пуль, которые пронзали их кольчуги с расстояния, большего, чем при стрельбе из лука. Лошади были в панике, они визжали от боли, когда шары попадали им между глаз. Авангард парфян был разбит. В этот момент легионеры бесстрашно ринулись в бой, они подступали к топчущимся лошадям, перерезали им колени, потом стаскивали всадников и ударом меча в лицо убивали их. В такой свалке длинные копья парфян были бесполезны, да и сабли большей частью оставались в ножнах. Потеряв надежду связаться со своим арьергардом в этой неразберихе и не имея возможности добраться до склона, занятого римлянами, Пакор с ужасом смотрел, как легионеры все ближе и ближе подходят к его собственной позиции на вершине небольшого холма. Но он дрался, как дрались его люди, окружив его и защищая до конца. Когда Пакор упал, те, кто еще мог, пешие собрались вокруг его тела и попытались противостоять римской пехоте. К ночи большая часть из восьми тысяч были мертвы, несколько уцелевших умчались к Евфрату и в сторону дома, взяв с собой коня Пакора как доказательство его смерти.

На самом деле, когда бой закончился, Пакор был еще жив, хотя смертельно ранен в живот. Легионер прикончил его, снял с него доспехи и передал их Вентидию.

Вентидий писал Антонию, который находился в Афинах с женой и всеми детьми:

Место было идеальное. Золотые доспехи Пакора я выставлю на триумфе. Мои люди три раза провозгласили меня императором на поле боя, и я могу это подтвердить, если ты потребуешь. Не было смысла вести политику сдерживания на любом этапе этой кампании, которая естественно перешла в серию из трех сражений. Насколько я понимаю, итог моей кампании не дает тебе оснований для недовольства. Просто ты получаешь Сирию целой и невредимой и можешь расположить там твои армии, включая и мою, которую я помещу в зимние лагеря вокруг Антиохии, Дамаска и Халкиды, – для твоей большой кампании против Месопотамии.

Однако до моего слуха дошло, что Антиох из Коммагены заключил с Пакором договор, по которому Коммагеной будут управлять парфяне. Он также снабдил Пакора провизией и фуражом, что дало тому возможность пойти в Сирию без обычных проблем, преследующих большие силы кавалерии. Поэтому в марте я поведу семь легионов на север, к Самосате, и посмотрю, что скажет царь Антиох о своем предательстве. Силон и два легиона пойдут к Иерусалиму сажать на трон царя Ирода.

Царь Ирод очень помог мне. Его агенты распространили среди парфянских шпионов неверную информацию, и это дало мне возможность найти идеальное место для сражения пока парфяне не знали, где я нахожусь. Я считаю, что в лице царя Ирода Рим получит надежного союзника. Я дал ему сто талантов, чтобы он поехал в Египет и купил провизию для своей семьи и семьи царя Гиркана, которых он поместил на какой-то неприступной горе. Моя кампания дала трофеев на десять тысяч талантов серебром, они уже направлены в казну Рима. После моего триумфа, когда казна отдаст трофеи, большую их часть получишь ты. Моя доля от продажи рабов будет невелика, поскольку парфяне бились насмерть. Я собрал около тысячи человек из армии Лабиена и продал их.

Что касается Квинта Лабиена, я только что получил письмо от Гая Юлия Деметрия с Кипра. Он сообщает мне, что захватил Лабиена и убил его. Я не одобряю этот последний факт, поскольку простой грек-вольноотпущенник, пусть даже и вольноотпущенник покойного Цезаря, не имеет достаточной власти, чтобы казнить. Но оставляю тебе судить об этом.

Будь уверен, когда я приду в Самосату, я расправлюсь с Антиохом, который лишил Коммагену статуса друга и союзника. Надеюсь, это письмо найдет тебя и твою семью в добром здравии.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю