Текст книги "Автостоп"

Автор книги: Колетт Вивье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

12 ГРОЗА

Мальчики шли по тропинке, которая все поднималась и вела через луг, поросший невысокой травой, рододендронами и мелкими желтыми цветочками.

– Это арника, – сказал Пьер Люку.

Потом цветы исчезли, тропинка, и так едва заметная, то и дело обрывалась из-за огромных завалов, которые надо было обходить. Пьер с удивительной легкостью продвигался среди камней. «Ну, пошевеливайся, лентяй!» – кричал он своему мулу, как только тот останавливался пощипать траву. А Люк с трудом поспевал за ними, пот градом катился с него. Солнце палило вовсю, а он шел с непокрытой головой и охотно бы сбавил шаг, не стесняйся он Пьера.

Пьер обернулся и приветливо помахал ему рукой.

– Что, тяжеловато? Да, жарища что надо, во рту пересохло. Давай выпьем по глотку вина. Дядя Эжен не будет в обиде, если мы отопьем немного из его бутылки.

Сидя на краю скалы, они по очереди приложились к бутылке, а Кокотт воспользовался остановкой, чтобы полакомиться душистой травой. Теперь уже весь горизонт был затянут тучами, а над снежными вершинами сгущалась свинцовая мгла.

– Дурная примета, – обеспокоился Пьер. – Грозы не миновать. Волнуюсь за отца… Расскажи-ка мне про этот театр, чтобы отвлечься.

Люк охотно стал рассказывать свою дурацкую историю во всех подробностях, так как был теперь почти уверен в ее счастливом завершении. Пьер, как и следовало ожидать, осудил его за бегство.

– Вот я защищался бы прямо когтями, – сказал он резко. – Когда не виноват, надо защищаться, черт возьми. А что касается твоего намерения продолжить свое путешествие с этими ребятами, как будто ничего не случилось, то из этого, по-моему, ничего не выйдет, – добавил он уже другим тоном. – Спустись с облаков на землю, старик.

– Сразу видно, что ты их не знаешь, это такие славные ребята! Они не могут мне не поверить, – возразил Люк несколько растерянно.

– Возможно, но это еще не значит, что они возьмут тебя с собой. Ну, передохнул? Тогда в путь. Нам не стоит задерживаться.

Тропинка становилась все круче и круче. Она вела через тесные скалистые каньоны, поросшие травой, а вскоре Пьер и Люк вышли на обширную луговину, покрытую пестрым ковром из цветов, всю изрезанную прозрачными ручьями. До них донесся звон колокольцев.

– Коровы, – объяснил Пьер. – Мы почти дошли. Держу пари, что дядя нас заждался. Дни тянутся для него долго, и его злит, что он должен с мая по сентябрь безвылазно торчать здесь, ведь когда-то и он водил туристов на самые трудные вершины. Но в шестьдесят лет проводника списывают со счета, тут уж ничего не поделаешь. Вот бедняге и пришлось идти в пастухи. Папа беспокоится за него и хотел нанять ему подпаска, чтобы тот помогал ему доить коров, но старик не пожелал… Ну, что я тебе говорил? Видишь, вон он стоит, и сейчас мне еще здорово от него достанется за то, что я слишком медленно шел.

Дядя Эжен выглядел роскошно. Густые сивые усы делили его костлявое, оливковое от загара лицо пополам, а из-под мохнатых бровей сверкали черные глаза. Выпрямившись во весь рост, он уставился на своего племянника, и взгляд этот не сулил ничего хорошего.

– Ну конечно, как всегда, опоздал! Где это ты шатался? – произнес он дрожащим от гнева голосом.

– Я нигде не задерживался, дядя Эжен, – ответил Пьер, нисколько не смущаясь. – Надо было испечь хлеб.

– Можешь оставить его себе, мне он не нужен! А где табак? Уже два часа, как у меня пустая трубка! А это что еще за птица? – спросил он, указывая палкой на Люка.

– Товарищ. Он хотел с тобой познакомиться.

– Дурацкое желание! Вытаскивай поскорей табак, вместо того чтобы болтать глупости.

Пьер поспешно исполнил его просьбу. Дядя вынул из своего кармана почерневшую от времени трубочку, торопливо набил ее и глубоко затянулся дымом. Лицо его сразу смягчилось.

– М-м… Ну-с, какие там внизу новости? Как отец?

– Он пошел на восхождение с одним клиентом, и мама, как всегда, умирает от страха. Погода…

– Да, не блестящая. Но я видал и не такую.

– Еще бы, я в этом не сомневаюсь. Вынимать продукты?

– Интересно, чего ты ждешь? Думаешь, мул сам начнет себя разгружать?.. Ну-ка поворачивайтесь, вы оба.

Пастушья хижина прижалась к большому хлеву, над которым возвышался еще чердак, а вокруг паслось, позвякивая колокольчиками, штук двадцать бело-рыжих коров. Стерегущий их мохнатый пастушечий пес с радостным лаем кинулся к Пьеру. Положив ему лапы на плечи, он все норовил лизнуть его в щеку…

«Совсем как Фламбо», – подумал Люк.

– Ну хватит, Тампетт, хватит! – приказал Пьер. – Мне надо развьючить Кокотта.

Он распряг мула, который тут же стал щипать траву. Дядя инквизиторским взглядом исследовал содержимое мешков. А где же сыр? И хватит ли ему вина на неделю? И так как придраться, оказалось, было не к чему, он стал проклинать вяленое мясо – только для того, чтобы не ударить лицом в грязь. Как они представляют себе, неужели он может жевать эту резину своими тремя оставшимися зубами?

– Дядя, я положу продукты в сундук? – спросил Пьер.

– Будто ты не знаешь, куда их надо класть. И поторапливайся, суп уже готов. Для желудка главное – суп.

Есть суп? В такой час? Люк с некоторым недоумением глядел на густую массу, налитую ему в тарелку. В этом супе было все: и макароны, и овощи, и кусочки сухого хлеба. Он попробовал, оказалось не так уж плохо.

Дядя наблюдал за ним из-под своих густых бровей. Сам он ел сыр. Он ел его медленно, как человек, у которого впереди бездна времени, и вино, которое он выпивал залпом стакан за стаканом, помогало ему проглатывать большие куски.

– Клернета и Ренета вот-вот отелятся, – сказал он Пьеру. – Скажи отцу, чтобы он отвел их вниз. – Ревейе чего-то захромала и все время пытается боднуть Бланж, ну, а та потеряла терпение… Да, кстати, Северен выздоровел?

– Нет, он еще, наверное, с недельку проболеет. Так что все впритык, времени не остается. Ведь он должен венчаться в день святой Марты, – ответил Пьер, гладя Тампетта, который улегся у его ног. – А папа на днях повел двух клиенток на Монблан, но когда они дошли до Гран-Вилье, младшая так испугалась, что отказалась идти дальше.

– Надеюсь, они ему все-таки заплатили?

– Еще бы! Старший проводник сказал им, что так положено.

Издалека донесся какой-то грохот, похожий на раскаты грома. Старик прислушался.

– По-моему, это громыхает на перевале Монтэ.

– Там же папа! – с нескрываемой тревогой воскликнул Пьер.

– Не болтай, он уже давно спустился, час-то поздний…

– Пошел дождь, – сказал Люк.

Тяжелые капли барабанили по стеклу маленького зарешеченного окна. Коровы начали мычать. Кокотт заревел, а Тампетт поднял свою мохнатую голову.

– Мы сейчас в облаке, – вздохнул дядя. – Ну что за дрянная погода! Вам, пожалуй, лучше переждать.

– Нет, нет, – возразил Пьер. – Я хочу уйти. Если мы поспешим, то успеем добраться до дому прежде, чем разразится гроза. А я хочу знать, что с папой. Собирай пустые мешки, Люк, давай поскорей.

Пьер взнуздал мула, быстро попрощался с дядей и побежал вниз по лугу. Люк, пригнувшись – лил уже проливной дождь, – старался не отставать. Из-за тумана ничего не было видно, а дождь, мелкий, но сильный, вскоре превратил тропинку в ручей, но все же мул бежал легко. Его копыта хлюпали по воде, но, видно, его это нисколько не смущало.

– Он даже отсюда чует конюшню, – сказал Пьер. – Постарайся последовать его примеру, Люк. А то заблудишься… А вот и завалы. Ух, какой гром! Видно, молния ударила где-то совсем близко. Как жаль, что мы не взяли с собой куртки.

Когда некоторое время спустя они вбежали в домик Пьера, их, как говорится, можно было выжимать. Мариэтта ждала их, но ни о чем не стала спрашивать, а быстро приготовила по стакану горячего грога и заставила выпить до дна. Потом они переоделись во все сухое. Люк натянул на себя брюки и свитер Пьера. Мариэтта развесила их мокрую одежду над плитой. Мула отвели в конюшню.

– А где мама? – спросил Пьер, ставя на стол пустой стакан.

– В ресторане Митраль, – ответила Мариэтта. – Она так волнуется, что ей лучше побыть на людях. Я обещала сбегать за ней, как только вернется папа. Но время идет. И я… я тоже начинаю беспокоиться.

– Можно сходить в контору проводников, – предложил Пьер.

– А что они могут тебе сказать? Папа придет прямо домой, это ясно. Значит, надо терпеливо ждать. Я сварила для него капустный суп. Меня это отвлекло, а ему после такого потопа суп будет в самый раз… Ну, что рассказал вам дядя Эжен?

– Все одно и то же… Ах да, он сказал, что Кларон… Ладно, об этом мы поговорим завтра, а сегодня…

Воцарилась тишина. Гроза, отгремев, уходила, и могучий порыв ветра почти разогнал тучи. Восемь часов… Десять минут девятого… Пламя гудело в плите, тикали ходики…

– Ничего не поделаешь, я схожу за мамой, – вдруг решила Мариэтта.

Она уже встала со своего места, когда постучали в дверь. Пьер побежал открывать. В проеме стояли двое. Один маленький, лысый, другой с усами.

– Жозеф Симаноз!.. Реймон!..

Застыв на месте, Пьер глядел на вошедших проводников. Он судорожно стиснул руку сестры, которая подошла к нему.

– Папа… – с трудом проговорил он. – Папа… Он… погиб?

Высокий усач положил руку ему на плечо.

– Нет, он жив, но разбился… Гроза разыгралась, когда они уже кончали спуск. Вдруг ударил гром, и покатились камни… Лавина… К счастью, там спускалась еще группа альпинистов. Они подали сигнал бедствия, прилетел вертолет и увез потерпевших в Шамони…

– Папа разбился? Как? Что с ним? – бормотал Пьер.

– Насколько я понял, у него сломана нога и пробита голова… Все это уточнят врачи в больнице. А его клиент, норвежец, сломал себе всего лишь два или три ребра.

Мариэтта зарыдала. Судорожно прижимаясь к брату, она все повторяла: «Папа, ой, папа…»

– Не плачь, – сказал ей жестко Пьер. – Пойди предупреди маму, да побыстрей.

– Она уже знает, – сказал маленький лысый человечек. – Дорогой нам повстречалась девочка Митралей, она сказала, что ваша мать у них, они сейчас приедут. Мужайтесь, ребята. Все обойдется, поверьте мне…

Перед дверью затормозила машина, и из нее вышла мадам Сандос, ее поддерживал под руку упитанный мужчина в твидовом костюме. Люк едва узнал ее: она не причитала, не стонала и держалась спокойно, как-то вся выпрямилась, в глазах появилась жесткость, а губы были сжаты, – это была другая женщина.

– Я поеду к мужу в больницу, – сказала мадам Сандос, и голос ее не дрогнул. – Месье Митраль отвезет меня туда.

– Без меня ты никуда не поедешь, – заявил Пьер, отстраняя сестру.

– Не оставляйте меня здесь одну, – проговорила, глотая слезы, Мариэтта.

Мать посмотрела на них.

– Что ж, поедем все вместе. Вы оба поедете со мной. Залей огонь, детка. Кто знает, когда мы вернемся.

Потом началась какая-то суета: проводники ушли, Мариэтта погасила огонь в плите и взяла свою куртку с вешалки, мадам Сандос вынула из шкафа темно-серое пальто, надела его и тщательно застегнулась на все пуговицы.

Пьер подошел к Люку.

– Мне неприятно бросать тебя, – сказал он вполголоса, – но сам понимаешь…

– Да-да, конечно, ты должен быть там, – ответил Люк с волнением. – Я буду думать о тебе, и завтра утром, прежде чем отправиться в Соланж, забегу узнать ваши новости. Не сомневаюсь, что все будет хорошо, просто уверен. До свидания, Пьер.

Хотя Люк и держался уверенно, он почувствовал себя очень одиноким, когда исчезли задние огни машины. Эта неожиданно разыгравшаяся на его глазах драма сильно взволновала его, и он едва удержался, чтобы не крикнуть, как Мариэтта: «Не оставляйте меня одного!»

Но он вовремя взял себя в руки. Что ему было там делать, если бы увязался за ними: ведь он им чужой человек, случайно попавший в их дом, когда семью постиг такой удар. И Люк печально поплелся в свою гостиницу. По дороге мчались машины в сторону Шамони, ярко горели огни шикарных гостиниц.

Увидев его, официантка нахмурилась.

– Вы меня не предупредили, что вернетесь! – воскликнула она. – Да, впрочем, я все равно не могла бы вас поместить в той мансарде, хозяин велел отнести туда только что полученные ящики с консервами и безопасности ради запер дверь на ключ. Ваш рюкзак я спрятала за стойкой… Мне очень жаль вас отсылать… А может быть… отправить вас в велосипедный гараж?

– Это было бы прекрасно, если это вас не затруднит…

– Ну что ж… Так или иначе, другого выхода нет. Гостиница битком набита… Да, кстати, я подобрала у колонки бумажку с адресом, я подумала, может быть, вы ее потеряли, когда умывались, и сунула ее вам в рюкзак.

– Да нет, я ее выкинул, – пробормотал Люк.

– А я думала, она вам нужна… Идите осторожно и не попадайтесь на глаза хозяйке.

Хотя Люк и свернулся в комочек, в гараже было так холодно, что уснуть он не смог. Он чувствовал себя все хуже и хуже – его знобило и болело горло. «Видимо, я простудился, когда спускался в грозу с альпийских лугов, – подумал он. – Ничего, пройдет». Но наутро ему не стало лучше. Он чувствовал себя совершенно разбитым.

Официантка подбежала к нему в холле:

– Вы уже уходите, завтракать не будете?

Еще шесть франков?.. Люк покачал головой и, попрощавшись с этой доброй женщиной, с трудом доплелся до домика Пьера. Его друг выносил из сарая корзину с морковью.

– Как отец? – крикнул Люк еще издалека.

– Порядок! С ногой вроде ничего страшного – ему наложили гипс, и все. Но вот рана на затылке тревожит доктора. Хорошо еще, что из раны шла кровь, иначе могло бы быть внутреннее кровоизлияние, гематомой называется. Ему сделали рентген, к счастью, ничего опасного нет, и у меня отлегло от сердца… Мама и Мариэтта остались в больнице, а я приготовлю овощи и буду убирать дом. Ты что, поедешь поездом в девять тридцать пять?

– Разве есть такой поезд?

– Ты не знал? Сейчас девять или около того… Если ты побежишь, то успеешь.

– Мне надо переодеться.

Он быстро переоделся на кухне. Пьер поставил туда свою корзинку и уже схватился за метлу.

– Ну, значит, я пошел, – сказал ему Люк.

– Иди. Надеюсь, у тебя все уладится в Соланже. Но вот как будет с отцом… с отцом…

Люк подавил вздох и побежал по направлению к станции. Он шел сюда еще весь под впечатлением вчерашней драмы, и теперь эти небрежно брошенные Пьером слова, это торопливое прощание… Понятно, Пьер думает сейчас только о своем отце, и все иное потеряло для него всякий интерес. «Я не должен на него обижаться, – убеждал себя Люк. – Но вчера вечером я ощущал себя так прочно связанным с их семьей… Мне сейчас до того скверно, что и думать обо всем этом нет охоты. Болит голова, саднит горло… Что это со мной?» Когда несколько минут спустя поезд уносил его из этих мест, его уже одолевал сон. За окном промелькнул кемпинг, напомнив ему, как он стукнул Фредерика. От Файе до Соланжа – десять километров. Сумеет ли он их пройти?

Но тут Люку повезло. Перед вокзалом стоял автобус. Он сел в него и оказался в Соланже прежде, чем успел опомниться. Погода разгулялась, и хотя туч было много, в их разрывах уже проглядывала голубизна и видны были снежные вершины. Теперь Люк глядел на них с какой-то неприязнью – эти горы, которые казались ему такими прекрасными, таили в себе, оказывается, грозную опасность для человека. Он стоял посреди главной площади, не зная, куда податься, и зашел в конце концов в бар, где выпил подряд три чашки чаю. Зал был полон, все громко разговаривали, курили. Хозяин, раскрасневшийся и оживленный, ходил от столика к столику, наполнял стаканы, возвращал сдачу клиентам.

Люк остановил его.

– Месье, вы не могли бы мне сказать, где здесь кукольный театр?

– Театр, – изумленно переспросил хозяин. – Нет, здесь нет театра… Мелони! – крикнул он кассирше. – Ты слышала что-нибудь про кукольный театр в наших краях?

– Небось он спрашивает о той труппе, что сняла загон «Эдельвайс», – ответила кассирша.

– Да, и представьте, это был очень забавный спектакль, – вставила какая-то худенькая женщина, которая пила маленькими глотками кофе со сливками. – Крошечные марсиане вытворяли одну шалость за другой. Дети просто заходились от смеха.

«Был…» «Заходились…» Люк изменился в лице.

– Но они ведь будут играть сегодня? – пробормотал он.

– Вы ошибаетесь, мой друг, они играли вчера, – ответила дама, – и видели бы вы, как сегодня утром ребята бежали за их грузовичком, когда они уезжали.

– Не может быть… Мариэтта мне сказала…

– Твоя Мариэтта ошиблась, это бывает.

– А куда же они уехали? Куда?

Об этом никто не имел ни малейшего представления. В Межев? В Вальдизер?.. Каждый наугад называл какой– нибудь маленький городок, и Люк в полном отчаянии глядел на свою пустую чашку.

– Может быть, дети знают? – сказала вдруг худая женщина. – Аделаида! – громко позвала она бледненькую девочку, которая стояла у игральных автоматов.

– Что? – отозвалась девочка, не оборачиваясь.

– Аделаида, ты не знаешь, куда уехала вчерашняя кукольная труппа?

– В Эвиан.

Дама поглядела на Люка.

– И все-то она знает! Ничто не может от нее ускользнуть. Вот в прошлый вторник она рассказала мне такие вещи о нашей портнихе…

Но Люк уже выскочил на улицу. Он был настолько взволнован, что забыл, как плохо он себя чувствует. Эвиан?.. Эвиан находится на берегу Женевского озера, и туда, наверно, можно добраться поездом. Скорей на вокзал!.. Но увы, едва он пробежал десять метров, как ему стало дурно. Люк прислонился спиной к стене, чтобы не упасть. «Мне надо было съесть бутерброд, когда я пил чай, – подумал он. – Наверно, меня мутит от голода. Вот я сейчас куплю хлеба в булочной…» Но на площади булочной не оказалось, и на соседней улице тоже. Потом он прошел мимо большой гостиницы, мимо ряда вилл, мимо бассейна и вышел ко второй гостинице, за которой начинался луг. Люк обошел его, хотя еле держался на ногах, в голове роились какие-то бессвязные образы, и среди всего этого хаоса почему-то японские близнецы. Наверно, он их увидит только этой зимой, когда сестра приедет на рождество в Париж. «И я буду их дядей, – сказал он себе. – Дядя Люк, звучит неплохо». При этой мысли он рассмеялся… Спать, спать… И забыть обо всем… А тут как раз этот луг. Он пересек улицу, чтобы попасть на луг, но его толкнула проезжающая машина, и он, не сумев удержаться на ногах, рухнул прямо на изгородь.

Скрип тормоза, шум торопливых шагов.

– Разиня! – услышал он взволнованный голос. – Чего это ты кидаешься под колеса? Кости хоть целы?

– Да, – ответил Люк, подымаясь с невероятным трудом. – Я просто испугался, вот и все.

И он оказался лицом к лицу с круглолицей молодой девушкой спортивного вида, которая с тревогой смотрела на него.

– Похоже, что ты себя плохо чувствуешь, – заметила она. – Это что, от испуга? Да вряд ли… Знаешь, я не могу тебя здесь бросить в таком состоянии, залезай-ка в машину, а там разберемся, что к чему.

Люк не был в состоянии что-либо решить. Он уселся на переднее сиденье и словно провалился. Машина тронулась.

– Да, кстати, куда тебе надо? – спросила девушка.

В самом деле, куда ему?..

– Не знаю, – пробормотал Люк. – Ах да, в… в… Умираю хочу спать.

И он заснул как убитый.

13 ФАЯНСОВАЯ СОБАЧКА

Кто это его так трясет? И почему они остановились? Люк приоткрыл глаза.

– Мы все еще в Соланже? – пробормотал он.

В ответ он услышал смех, и девушка снова его потрясла за плечо.

– Мы уже давным-давно уехали из Соланжа, но ты так крепко спал, что я не хотела тебя будить. Я оставлю тебя здесь, а сама поеду в спортивный лагерь.

– Да… Нет… Да…

– Ты что, еще не очнулся? Окунись в озере и сразу почувствуешь себя другим человеком.

Люк с изумлением взглянул на нее:

– Озеро?.. Озеро?.. Женевское озеро?

– Эх хватил! – воскликнула девушка. – Не Женевское, а озеро Аннеси! Ну, вылезай живей, я и так уже опаздываю.

Аннеси… Машина умчалась, а Люк не мог двинуться с места. Это никак не может быть озеро Аннеси. Зачем ему было ехать в Аннеси? В памяти всплывали обрывки фраз: «Наклоненная колокольня. Сасель… Если ты попадешь в Аннеси…» Ах, до чего же привязчивая эта Элиза! Почему она его так долго преследует? Да нет, девушка, наверное, пошутила, а может быть, он просто ее не так понял…

– Разве я в Аннеси? – спросил он у встречной женщины.

Женщина ничего не ответила, только пожала плечами, а он нетвердым шагом двинулся в сторону озера. Солнце светило вовсю, озаряя своими лучами синюю гладь озера и окружающие его веселые горы. Сады, гостиницы… И вдруг указатель: «Аннеси». Значит, так и есть. Он в Аннеси… Он с трудом спустился по узкой улице, вышел на маленькую площадь и увидел торчащую над крышами наклоненную колокольню. В самом ли деле она была наклоненной? Люк внимательно ее разглядывал, склоняя голову то вправо, то влево так быстро, что ему показалось, что колокольня закружилась как волчок. Он попытался собраться с мыслями. Это колокольня, о которой говорила Элиза, тут нет сомнений. Но где тогда каменная обезьяна и лавочка с зеленой дверью? Он искал их, разглядывая дом за домом, и при этом каждую минуту поднимал голову, чтобы убедиться, что колокольня по-прежнему наклонена. И хотя он обошел несколько улиц вокруг, он нигде не увидел ни обезьяны, ни лавки. Он чувствовал себя все хуже. Горло так распухло, что он не мог уже проглотить слюну, а перед глазами плыли какие-то черные круги. Он остановился, чтобы отдышаться, и тут на него налетел маленький светловолосый мальчик на самокате. Мальчик упал, самокат свалился в канаву, а Люк, который едва держался на ногах, упал вместе с ним.

– Жано! – услышал он чей-то голос. – Жано! Я ведь тебе запретила сюда ехать!

К ним подбежала девочка с длинными волосами, в руках у нее была большая хозяйственная сумка, из которой торчал лук-порей.

– Ой, я коленку разбил, Дизетта! Больно! – заплакал Жано.

– Твоя коленка в полном порядке, не реви, даже крови нет, – строго проговорила Дизетта. – Ну, а вы? – спросила она. наклоняясь к Люку. – Вы сами встанете на ноги или надо вызвать «скорую помощь»?

Она-то что пристает, эта долговязая дура? Люк хотел ей ответить резко, но понял, что, лежа в этой канаве, он выглядит так комично, что уж лучше промолчать. Он с трудом поднялся на ноги и сказал:

– Я упал, понятно?

Дизетта разглядывала его.

– Понятно, да не совсем. Вы шли через силу, это было видно за версту, вы все равно упали бы, и лицо у вас цвета спелого помидора. Вы не больны?

– У меня болит горло, – сухо ответил Люк. – А вам какое дело?

– Как какое дело? Ведь вас толкнул мой брат. И почему вы разгуливаете здесь, если больны? Отправляйтесь-ка поскорей домой и ложитесь в постель. Ваш дом далеко?

– Я приехал из Парижа автостопом. В Аннеси я никого не знаю…

– Автостопом? – изумленно повторила Дизетта. – Вот это да! Интересное кино! Да это счастье, просто счастье, что Жано наехал на вас, а то что бы с вами было? Пошли скорее к нам. Побудьте у нас, пока не поправитесь.

– У вас?

– Ну да, вы что же, не понимаете? Наш отец целый день на строительстве, и мама к этому привыкла. В доме у нас всегда полно народу, и она всем помогает. Ну, пошли скорее, и не валяй дурака, – добавила Дизетта, от волнения переходя на «ты».

И Дизетта поволокла Люка к окрашенному в зеленый цвет дому. Потом они прошли по длинному коридору, поднялись по винтовой лестнице, причем Люк шел с трудом, спотыкаясь на каждой ступеньке. Когда они добрались до четвертого этажа, девочка отворила дверь и вбежала в столовую, где почему-то пахло стиркой. Люк увидел квадратный стол, стулья, радиатор отопления, а возле радиатора маленькую девочку в красном платье, которая играла с плюшевым мишкой. Вошел и Жано, волоча свой самокат.

– Мама! – крикнула Дизетта. – Мама, где ты?

Занавеска в глубине комнаты отодвинулась, запах стирки усилился, и к ним вышла полная брюнетка с засученными рукавами.

– А, это ты. Что случилось? – спросила она, вытирая мокрые руки о передник. – Кто этот мальчик?

– Он приехал автостопом, я встретила его на улице, мама, Жано толкнул его, и он упал.

– Так… Час от часу не легче…

– К тому же он болен. Говорит, что болит горло…

– Чем я могу ему помочь? Здесь не больница.

– Но он же путешествует, – настаивала Дизетта. – Представляешь, сколько он прошел километров от Парижа до Аннеси? И он совсем один. И… и… и… Ну, скажи что– нибудь, – шепнула она Люку, схватив его за руку. – И сними свой рюкзак.

Люк, с усилием следивший за их разговором, послушно снял рюкзак, положил его к ногам девочки и бессильно оперся о стол, не вполне понимая, что происходит.

– Он и вправду едва стоит на ногах, – заметила полная женщина. – Надеюсь, у него хоть не заразная болезнь. Может, грипп? Температура у него не меньше тридцати девяти.

Дизетта искоса глядела на мать.

– Ну, так мы оставляем его? – спросила она.

– Ты шутишь? – воскликнула мать. – Куда я его положу?

– Да в мою постель, а я лягу с Сабиной, как в тот раз, когда ты отдала мою комнату мадам Арман. А он куда симпатичней, чем эта старуха Арман. Если бы ты только видела, мама, как он упал в канаву! Сперва я подумала, что он потерял сознание… Если у него тридцать девять или больше, то…

– Хватит, уймись, – перебила ее мать. – Сейчас не время болтать, надо что-то делать… Принеси-ка поскорей чистые простыни, а я поищу лекарство. Ты что, не видишь, что мальчик едва стоит на ногах?

Полчаса спустя Люк уже лежал, тепло укрытый. Он проглотил целую пригоршню таблеток, жадно выпил чашку какого-то травяного отвара и теперь отдыхал. От жара у него кружилась голова, но он был счастлив, что лежит на настоящем матрасе и на простынях, он ведь уже столько дней не раздевался. Люк долго лежал так, не двигаясь, с закрытыми глазами, то засыпая, то просыпаясь, то опять засыпая. Из соседней комнаты до него доносились детские голоса, смешанные со звуками транзистора. «Я все-таки заболел. Неужели у меня ангина?» – думал он, но мысль его работала как-то вяло. И стоило ему напрячься, чтобы понять, где он, как он тотчас впадал в забытье.

К вечеру, однако, Люк почувствовал себя несколько лучше. Горло уже не было таким отекшим, и ему даже показалось, что он проголодался. «Я в каком-то тумане, – сказал он себе. – И почти не помню ни Дизетту, ни ее мать. Я, пожалуй, даже и не узнаю их, если встречу на улице, а ведь я лежу в их доме». Он снова пережил за несколько секунд все, что с ним случилось в Аннеси – как он бродил по улицам и как на него налетел мальчишка на самокате… Неужели ему придется снова куда-то идти, когда здесь ему так хорошо, так спокойно… Взгляд Люка скользнул по стенам, встроенному шкафу, камину – и то, что он увидел на каминной полке, заставило его вздрогнуть. Там стояла собака. Да, фаянсовая собака, которая натягивала поводок. Люк с интересом ее разглядывал. Что напоминала ему эта собака? Он порылся в своей памяти и вдруг вспомнил все: ну, конечно же, это та собака, о которой рассказывала ему маленькая Элиза, та собака, которую она маленькой видела из своей постели. «Наверное, мне это снится, – подумал он. – Это потому что у меня температура. Мало ли на свете фаянсовых собак, да к тому же и одеяло здесь не красное, а синее…» Но в этот момент он увидел в окне наклоненную колокольню, значит, если он не ошибается, Элиза жила в этой самой комнате, где он сейчас лежит. Нет, это просто невероятно – попасть именно в эту одну-единственную комнату… Он опять откинулся на подушку, у него закружилась голова, но тут с шумом распахнулась дверь, и на пороге появился Жано.

– Позови сестру, – сказал ему Люк.

Жано послушался. Прибежала Дизетта.

– А, ты больше не спишь? Хочешь еще попить? – прошептала она, подходя к Люку на цыпочках.

– Нет, нет, мне ничего не надо, – ответил Люк. – Но скажи… нету ли здесь где-нибудь на улице каменной обезьяны и лавки с зеленой дверью?

– Лавка… обезьяна? Да что ты плетешь! – проговорила Дизетта. – Мама пошла за покупками, сейчас пойду посмотрю…

– Подожди. Выслушай меня. Как зовут твою мать?

– Мадам Бурон. Марселина Бурон.

– А… а я думал, что ее зовут Сасель… А собака, давно ли стоит здесь на камине эта собака? – настойчиво спросил Люк.

Дизетта с тревогой взглянула на него.

– Что-то я ничего не понимаю из того, что ты говоришь, ты, наверное, бредишь… Вот, я слышу, хлопнула дверь, это мама вернулась! – воскликнула она с облегчением. – Мама, иди сюда!

Вошла мама, все еще держа ключи в руке.

– Что ты орешь как сумасшедшая! – выругала она свою дочь. – Разве можно так громко разговаривать у постели больного?

– Это Люк сам меня позвал, – ответила Дизетта. – Он говорит о какой-то обезьяне, о собаке, о Сасель…

– Сасель? – повторила мама. – Где он мог услышать это имя?.. Откуда ты его знаешь? – спросила она Люка.

– Это не я, – сказал Люк. – Это одна девочка, маленькая Элиза, все повторяла это имя…

– Маленькая… Элиза?

При этом мадам Бурон горько вздохнула и тяжело опустилась на стул. Лицо ее покрылось красными пятнами.

– Ты знаешь мою Элизу? – прошептала она.

– По правде говоря, я видел ее только один раз, – признался Люк. – Но она не выходит у меня из головы. – Фаянсовая собака, наклоненная колокольня, Аннеси, Сасель… Я все это старался выкинуть из памяти. Но вот, словно нарочно, череда разных приключений прямо силой привела меня сюда, словно эта упрямица Элиза тянула меня все время за рукав. А я ведь ехал в Ним посмотреть на нимские арены… Я глазам своим не поверил, когда увидел на указателе слово «Аннеси».

– Что-то я ничего не могу понять, – сказала мадам Бурон. – У меня голова идет кругом. Элиза, моя маленькая Элиза, – повторяла она, полусмеясь, полуплача. – Ангел мой дорогой. Неужели после стольких лет это возможно?..

Она задыхалась, ее сотрясали рыдания…

– Не обращай внимания, мальчик, это от волнения, – сказала она. – Все это так неожиданно. Понятно, что меня это потрясло. Как я любила ее, эту девочку. Я любила ее как собственную дочь. Два или три раза я писала директрисе пансиона, но никто мне не ответил. А потом, после Дизетты у меня родились сперва Жано, а потом и Сабина. Жизнь идет… Но забыть мою маленькую Элизу, нет, никогда! Да я скорее умру…

– Она вас тоже не забыла, – сказал Люк. – Судя по тому, что она успела мне рассказать, пока ее кузина была в саду, она тоже… у меня путаются мысли… она мне рассказала… рассказала…

Голос у него стал снова хриплым, а щеки – пунцовыми. Мадам Бурон отодвинула стул.

– На сегодня хватит, – заявила она. – Ты и так слишком разволновался. Лучше было мне промолчать. Дизетта, посмотри, не готов ли овощной суп, и принеси мне градусник.

38,5 вместо 39,2. Уже приятно. Люк закрыл глаза и улыбнулся, хотя чувствовал себя очень усталым. Эта упрямая девчонка ввязала его в историю, в которой он в конце концов сыграл довольно-таки приятную роль. Ее Сасель казалась такой счастливой…

Месье Бурон пришел в семь часов вечера. Он был высокого роста, и волосы на висках у него уже седели. Он слегка прихрамывал, словно очень устал за день.

– Простите меня, месье, – сказал ему Люк, как только его увидел. – Я не хотел вам мешать, но…