Текст книги "О духовной жизни современной Америки"

Автор книги: Кнут Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

II. Враждебность ко всему чужеродному

Так каков же уровень народа, знающего только собственную культуру? Как складывается духовная жизнь в стране, чьи граждане исповедуют столь пылкий патриотизм?

Будь Америка старым сообществом, имеющим долгую историю, способную отметить человеческие характеры своей особой печатью, словом, наделить народ самобытной, оригинальной духовной жизнью – тогда, может быть, эта страна, по крайней мере формально, и впрямь могла бы довольствоваться своей самобытностью и отгородиться от внешнего мира. В современных условиях аналогичным примером может служить консерватизм парижской литературы, ее притязание на самодостаточность. Но в такой стране, как Америка, с ее разбродом и хаосом, в этом юном сообществе, где еще не пустила корни собственная культура, где не закрепился еще определенный духовный склад, – в такой стране самодостаточность и самоуверенность сильно препятствуют всем попыткам открыть новые пути развития. Такая психология и самодовольство порождают своего рода вето, запрет, который нельзя безнаказанно нарушать. Вот почему в стране Америке не раз случалось, что разгневанные патриоты отечества свирепо расправлялись со всеми творениями духа, отмеченными влиянием европейской культуры. Поэта Уолта Уитмена в 1868 году уволили со службы в вашингтонском ведомстве внутренних дел за его литературную дерзость в сборнике «Листья травы» – притом такую, какую мы у себя дома допускаем даже в рождественских рассказах. Правда, впоследствии Уитмена помиловали и допустили на службу в другое ведомство, но не потому, что наконец-то признали его литературные заслуги, а лишь в силу того, что неожиданно вспомнили следующий факт: во время войны против рабства Уитмен как патриот служил в войсках медицинским братом. Вот за что ему была оказана честь, а не за что-либо другое. И поныне его не жалуют американские законодатели литературы, его бойкотируют, никто больше не покупает его книг: семидесятилетний Уитмен сейчас живет исключительно на добровольные пожертвования, присылаемые из Англии.

Некий молодой американец, по фамилии Уэллс, в 1878 году выпустил в свет сборник под названием «Богема». Уэллс был человеком тонкого таланта, начинающим, но очень даровитым поэтом, однако его очень скоро заставили замолчать. Оказалось, что этот молодой человек находится под влиянием европейской литературы, что его лирика чужеродна и является своеобразным поэтическим вызовом лакировочной американской поэзии. И ему велели замолчать крупные литературные журналы. Он, видите ли, читал Шелли, чего уж никак не следовало делать, и кое-чему научился у Альфреда де Мюссе, что и того хуже; недоумевали, как это вообще могли издать стихи столь чужеродного поэта[3]3
  Могу сослаться, в частности, на январский номер журнала «Интернэшнл ревью» за 1879 г. – Прим. автора.


[Закрыть]? Молодого человека попросту выдворили из американской литературы. Имя его – Чарльз Стюарт Уэллс.

Просто удивительно, до чего же Америка тщится обнести высокой оградой свой собственный мир в этом мире. Подобно тому как она уверяет, будто ей достаточно людей, точно так же утверждает она, будто ей хватает интеллекта, и, пребывая в этом блаженном заблуждении, силой препятствует притоку в страну извне всех плодотворных течений духовной жизни: американцы убеждены, что ни в какой сфере приток свежих импульсов из чужих краев им не нужен. Это не сразу бросится в глаза, если попросту пересечь страну из конца в конец. Только в повседневности почувствуешь это, в зале суда и в церкви, знакомясь с театрами и литературой, совершая поездки на Восток и Запад Америки, бывая в свете, посещая американские школы и американские семьи, читая газеты и прислушиваясь к разговорам американцев на улице, плавая вместе с ними по их рекам и трудясь вместе с ними в прериях – только проникнув в гущу американского народа таким вот образом, сможешь составить себе сколько-нибудь полное представление о всеохватности этого американского самодовольства. Именно Америка, где смешение космополитических элементов много больше, чем в любой другой стране, сознательно отгораживается от всех современных культурных течений в мире. Американская культура несет на себе печать старости, а еще и обычаев других народов, это заимствованная культура, принесенная в страну первыми поселенцами, культура, уже отжившая в Европе и ныне умирающая в Америке, попросту говоря, английская культура. «В своем большинстве мы воспитаны в духе британского менталитета, – писал один на редкость самокритичный американский автор, – и мы еще не приспособили своей натуры к новым условиям нашей жизни. Наши философы еще не открыли нам, что же есть наивысшее благо, также и наши поэты еще не воспели высшую красоту жизни, той, какою мы живем. Поэтому мы читаем лишь книги, содержащие старинную английскую премудрость, и играем старинную музыку»[4]4
  Encyclopaedia Britannica, т. 1, с. 720. – Прим. автора.


[Закрыть].

Даже в тех областях, где и самим американцам понятно, что ведущее место принадлежит не им, а другим странам, – даже там они не удосуживаются принять новые культурные импульсы извне. Такое они полагают ниже своего, достоинства. В точности та же идея, которая появилась в запрете на иммиграцию, сказалась и на таможенной политике американских властей по отношению к ввозу в Америку иностранной литературы и предметов искусства. Только в прошлом году Европа заплатила шестьсот двадцать пять тысяч долларов за разрешение показать американцам произведения современного искусства, что составляет два с четвертью миллиона крон. Вот как встречают искусство по ту сторону океана, не говоря уже о еще более свирепом таможенном прессинге на литературу. А между тем американская казна переполнена деньгами, которые американцы не знают, куда девать, однако Соединенные Штаты сохраняют 35-процентную пошлину на ввоз произведений современного искусства других стран. И такое делается в момент, когда американская культура умирает, медленно, но верно умирает от старости. Так спрашивается, как же можно было не трогать Уитмена, коль скоро он в своей книге сказал человеческое слово о делах человеческих? И мыслимо ли было позволить Уэллсу безнаказанно сочинять стихи, отмеченные влиянием европейской литературы!

Характерно, что американские таможенные правила в области искусства допускают исключения лишь в двух случаях. Первое правило – что само по себе показательно – патриотического свойства: американские художники, живущие за границей, могут беспошлинно посылать свои работы на родину, но если их полотна обрамлены, тогда они должны платить отдельно пошлину за раму, потому что рама эта, видите ли, подлого чужеземного происхождения. Второе исключение – что тоже весьма показательно – касается антиквариата. Министр финансов (!) в 1887 году опубликовал постановление, которое впоследствии было законодательно утверждено, о том, что картины, написанные до 1700 года, на правах антиквариата могут ввозиться в Соединенные Штаты беспошлинно. Этот характерный факт свидетельствует о взгляде Америки на развитие культуры. Америка раскрывает свои двери исключительно для старинной культуры, то есть для культуры времен, предшествующих XVIII веку. А ведь дерзкое старинное искусство точно так же способно ранить души благополучных янки!

Мы привыкли к тому, что во всех наших газетах под рубрикой «Из Америки» публикуются разного рода сообщения – одно невероятнее другого – об очередных американских изобретениях как в сфере техники, так и в искусстве. И мы привыкли рассматривать эти гениальные находки как естественные проявления духовной активности и великого ума американцев. Однако с этими сообщениями, которые публикуются под шапкой «Из Америки», дело обстоит следующим образом: подавляющее их большинство фабрикуется в Европе, откуда и заимствуют их американские газеты. Например, легенду о том, что богатые нью-йоркские дамы вставляют себе в зубы миниатюрные бриллианты, чтобы сделать свою улыбку еще более ослепительной, – эту легенду нью-йоркские газетчики впервые услышали в Бельгии, где в одной из газет, также под шапкой «Из Америки», было напечатано подобное сообщение. Да я нисколько не сомневаюсь, что любой европейский журналист непременно вспомнит, как некогда, в дни своей бурной юности, исполненной полета фантазии, сидя у себя в редакции, придумывал одну за другой подобные истории про американские чудеса. Очень даже удобно рассказывать небылицы про Америку, эту далекую страну, расположенную где-то на другом конце света. Вдобавок сами американцы нисколько не обижаются на подобные россказни, а по справедливости рассматривают их как даровую рекламу, а даровая реклама им нравится. Американцы вообще очень любят рекламу. Даже тот великий шум, который они поднимают по всякому поводу, даже та вечная дикая спешка, с какой они выполняют любую работу, – все это в широком смысле слова тоже реклама; народы, менее склонные к рекламе, выполняют в точности ту же работу с меньшим шумом и меньшей суетой. А шумливость – одна из основных черт американского характера: громко хлопает крыльями сам ангел рекламы.

Было бы ошибкой рассматривать все те свершения американцев, о каких мы наслышаны, как плоды особо интенсивного развития этого народа. В духовном отношении Америка, по правде сказать, страна отнюдь не современная. Она располагает энергичными дельцами, хитроумными изобретателями, дерзкими спекулянтами, но ей недостает духовности, не хватает интеллигентности. Не нужно быть доктором наук, чтобы стать крупным скотопромышленником где-нибудь в Техасе; для того чтобы торговать в Нью-Йорке пшеницей, не требуется даже умения читать по складам, ведь даже самый невежественный человек может поручить агенту сделать от его имени то или иное деловое предложение. Самая полновесная жизнь в Америке – это деловая жизнь, ожесточенная борьба за доходы, и борьба эта отнюдь не какое-нибудь новейшее явление: оно существует ровно столько, сколько стоит мир. Американцы, в сущности, народ глубоко консервативный: во многих отношениях они придерживаются таких взглядов, от каких даже маленькая отсталая Норвегия и то отказалась давным-давно. Сказанное относится не только к литературе и искусству, но также и к другим сторонам духовной жизни американцев. Они слишком самоуверенны, чтобы захотеть поучиться у кого-нибудь, и слишком патриотично настроены, чтобы осознать отсталость своей страны в той или иной области жизни.

Американец Роберт Бьюкенен три года назад в статье, опубликованной журналом «Норт америкен ревью», таким образом охарактеризовал своих соотечественников, что за это его потом ругательски ругали целый год и не простили ему содеянного до сих пор. Обращают на себя внимание несколько строк, выведенных рукой глубоко опечаленного публициста. Его высказывание представляется тем значительней, что он сам старый человек, видимо придерживающийся традиционных взглядов на религию, а в сфере литературной – последний страстный поклонник Лонгфелло. Даже этот человек нашел, что культура в его стране пребывает в отчаянном состоянии, и поставил под удар свое доброе имя и репутацию, чтобы откровенно об этом заявить. Американцы, говорит он, «это нация, чье художественное сознание полностью омертвело, нация, практически не имеющая собственной литературы, равнодушная ко всем без исключения религиям, коррумпированная с головы до ног, начиная с верхушки официальных руководителей и кончая низшими слоями народа, нация, не терпящая никакой критики и одновременно кровожадно критикующая других; поклоняющаяся доллару и материальной силе как таковой, во всех ее ипостасях; нация, презирающая традиционные формы, но при том рабски покорная самым примитивным капризам моды, нация, в круговерти спешки разучившаяся мыслить самостоятельно и потому кормящаяся ошметками философии, полученной из вторых рук, импортированной из Европы»[5]5
  Журнал «Норт америкен ревью», 1875, № 1. – Прим. автора.


[Закрыть].

Не стану уверять, будто его выводы содержат преувеличение, напротив, я полагаю, что они в значительной мере отвечают истине. Такая жизнь выкристаллизовалась в Америке, которая ориентирована исключительно на практическую пользу, на приобретение материальных благ, состояния, денег. Американцы настолько захвачены борьбой за прибыль, что все их способности нацелены на ее добывание, все интересы их вращаются вокруг этого. Их мозг привык оперировать одними лишь курсами акций и колонками цифр, все мысли их нацелены на одно, ради чего предпринимаются разнообразные финансовые операции. Единственный предмет, которому ежедневно учат в средней школе, – это арифметика; в основу любых переговоров всегда кладутся расчеты, цифры, статистика; цифры и статистические данные проникают даже в проповеди священников. В этих проповедях сообщают в цифрах, сколько пришлось затратить средств на спасение души такого-то человека, проживающего в таком-то доме, и прихожан призывают своими взносами покрыть эту сумму. С помощью цифр доказывают вероятность того, что Роберт Ингерсол будет наказан вечным проклятьем, суммируя все грехи в его лекциях и вдобавок сравнивая его с Томасом Пейном, как известно, вечного блаженства не обретшим. Пристрастие американцев к цифрам сказывается во всем, чем бы они ни занялись. Даже сделав вам подарок, они ждут, когда же вы спросите, сколько денег они потратили. Если же человек преподносит подарок своей невесте, то, счастливый как Бог, он непременно назовет ей цену подарка: ведь ценность подарка определяется величиной затраченной суммы. В пору моего первого пребывания в Америке я был незнаком с этим обычаем, и однажды, после того как мне совершенно неожиданно и, кстати, совершенно незаслуженно преподнесли в подарок ручку с золотым пером, решили, что я просто-напросто не оценил подарка, только потому, что я не спросил дарителя, во что он ему обошелся. Впрочем, перечислять все то, что американцы оценивают с помощью цифр, можно без конца.

С другой стороны, в Америке почти отсутствуют какие бы то ни было зачатки того, что не поддается количественной оценке, так, в сущности, нет никаких зачатков нового в сфере духовной жизни. Да и как могут янки стать современной культурной нацией, если они не приемлют ничьего совета даже в тех сферах, где они сами знают, что другие народы их опередили? Их представления о любви к отечеству воспрещают им это. Патриотизм, внушенный звуками медных труб, отравлял их сознание с детских лет и превратил законное чувство национальной гордости в ничем не оправданную национальную спесь, которую никто и ничто не способно сломить. В конечном счете уровень культуры народа отождествляется с материальным подъемом, который переживает Америка, – и только. Ни в искусстве, ни в литературе, ни в правосудии, науке, политике или отправлении религиозных культов американцы не могут похвастать такими успехами, которые оправдывали бы их сопротивление влиянию чужеземной культуры. Американская республика обрела свою аристократию, несравненно более могущественную, чем родовая аристократия монархических государств, а именно – аристократию финансовую. Точнее – это аристократия больших денег, большого капитала. Если в кубышке у янки спрятана хотя бы небольшая сумма денег, он уже мнит себя аристократом в той же мере, в какой мнит себя дворянином самый что ни на есть свежеиспеченный барон в Европе. Эта американская аристократия, которую народ почитает прямо-таки с религиозной восторженностью, обладает поистине властью «настоящей» средневековой аристократии, не имея, однако, ни единой капли ее аристократизма; грубо говоря, власть эта попросту измеряется таким-то числом лошадиных сил экономической мощи. Европеец даже не может себе представить, в какой мере эта аристократия диктует Америке свой закон, он и не подозревает – даже зная силу денег по нашим отечественным порядкам, – что капитал обеспечивает такое неслыханное всевластие. Все, что мы читаем в американских газетах про «ледяные» тресты и угольные пулы, про скупку земель и железнодорожные монополии, – суть явления того же порядка, только в самом громогласном, всесокрушающем варианте, явления невиданной масштабности. Бывает, смерч опустошит целую область, но после вновь поднимаются молодые ростки. Однако во всех разговорах американцев, в их газетных статьях, в атмосфере их семейного быта, в их кошмарном образе мыслей – во всем ощущается одно и то же упорное, навязчивое стремление: они жаждут богатства, денег в кубышке, причастности к финансовой олигархии. Американцы – люди деловые, в их руках все превращается в бизнес, но это народ с малым запасом духовности, его культура прискорбно пуста. Пусть янки – мастера на технические изобретения; создание машин в конечном счете чисто экономический вопрос, и решение его зависит от того, какую сумму страна может потратить на эксперименты. Пусть у янки имеется промышленность, которая, кстати, менее замкнута в национальных рамках, чем промышленность любой другой страны. Пусть есть у них торговля, отлично развитая банковская система, великолепный транспорт. Пусть цирк Барнума – уникальный в мире и пусть чикагский свиной рынок – лучший на свете, все же это не самые убедительные доказательства первенства той или иной страны в сфере культуры. Американцы духовно ничем не заняты, ничем не увлечены, потому-то их деловая жизнь столь великолепна, столь головокружительно интенсивна: соединенные силы шестидесяти миллионов человек устремлены исключительно на осуществление материального товарообмена. Нужно ли удивляться, что во всем мире само слово «Америка» стало синонимом спешки и гонки?

Теперь кое-кто, наверное, захочет нам возразить, что, учитывая, с каким сортом людей пришлось иметь дело Америке, даже нельзя было ожидать, что она продвинется сколько-нибудь далеко по пути культуры: ведь она приняла в свое лоно и «переработала» худшие человеческие элементы из всех стран мира, сделав их тем, чем они стали теперь, вырастив людей из мирового отребья, – разве это не перворазрядный культурный подвиг? Да, именно подвиг! Именно это я хочу подчеркнуть: главное – Америка сделала из этого отребья американцев, включила их в систему государства и превратила их в граждан, а уж людьми они должны стать со временем и при благоприятных обстоятельствах. Но попробуйте подойти с таким вот разговором к американцам – тут уж такое вам ответят! Попробуйте сказать им: «Нельзя и ожидать от Америки культуры более высокой, более интеллигентной», вам так ответят, что вы уже никогда этого не забудете! Вам сразу дадут, что называется, от ворот поворот! Я сам однажды, по мере моих скромных сил, пытался это сделать, попытался высказать мое глубочайшее восхищение облагораживающим воздействием Америки на иммигрантов, но тут же умолк, вынужден был умолкнуть, потому что при этом я добавлял: и ожидать-то было нельзя, что американская культура может подняться до мирового современного уровня. Этим я навлек на себя ярость патриотов и тут же смолк, хотелось все же спасти голову, остаться в живых. Я мог бы назвать и час, и место в прериях Дакоты, где с меня грозили снять скальп за то, что я готов был оправдать недостаточно высокий – по современным нормам – уровень духовности в Америке. Для янки Америка – весь мир. Янки не признает никакого превосходства за чужестранцем. Как можно оправдывать американца в том, что он не достиг более высокого уровня интеллигентности, когда сам он убежден, что находится на высочайшем уровне культуры? Какой другой народ, какой чужестранец сравнится с ним?

Летом 1887 года я работал в одном поселке на Дальнем Западе, нас там было от силы с полсотни человек. По воскресеньям меня усаживали писать письма для этих людей, меня попросту принуждали к этому, считая, что я большой мастер писать письма. А умеешь ты стенографировать? – спрашивали меня. Нет, не умеешь? Так вот, запомни: в Америке есть люди, умеющие писать с такой же быстротой, как другие люди сыплют словами, да, да, мы сами это видели! Таким вот образом меня выбили из седла – даже в том, что касалось писанины! Я уже указывал выше, что незнание достижений других народов, например того, что и там попадаются стенографы, присуще не только обитателям прерий; полное неведение всего, что происходит во внешнем мире, можно встретить во всех кругах и во всех уголках этой страны, славящейся своими образцовыми школами. Бессмысленно пытаться оправдывать низкий духовный уровень американцев рассуждениями о том, что они вынуждены были создавать свою культуру из малопригодного материала. Янки требуют безоговорочного признания: они-де самый передовой народ решительно во всех областях и их культура самая богатая в мире. В этом они не только сами убеждены, но и хотят, чтобы этим убеждением прониклись другие, потому-то они объявляют ненужным любое чужестранное влияние на свою духовную жизнь и ставят прочнейшие препоны этому влиянию, облагая творения зарубежной культуры пошлиной в размере 35 процентов их стоимости.