Текст книги "Вечная команда (ЛП)"

Автор книги: К.М. Станич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Астер, да? – говорит Рейнджер, сузив глаза до щёлочек. Он сжимает мою руку в своей, а затем, наконец, отпускает, взглянув в мою сторону. – Ты сказала, что была уверена, что одним из нападавших была женщина?

– Более чем, – отвечаю я, позволяя своему разуму следовать за ходом его мыслей. – Ты думаешь, Астер может быть одним из убийц? Или даже Селена?

– Любая из них, что имело бы смысл, учитывая, насколько подозрителен Марк, – добавляет Спенсер, пока Черч сидит в тихом, созерцательном раздумье. Я вижу, как крутятся колёсики в его голове.

– Марк виновен; мы знали это целую вечность назад, – говорит Мика с издёвкой, садясь рядом со Спенсером и давая своему близнецу немного пространства. Именно это конкретное предложение, я думаю, должно было прозвучать в унисон. Однако, взглянув на Тобиаса, становится совершенно очевидно, что он не намерен подыгрывать. – Но серьёзно, что за парень мог вот так повесить лучшего друга на дереве?

– Марк – серьёзный кусок спермы, – указываю я, и все пятеро парней соглашаются шёпотом, кивают или пожимают плечами.

«И ещё, на заметку себе: не говори «сперма» при всех пяти своих парнях, Чак. Это приобретает менее грубый и более, гм, чувственный оттенок».

К счастью, в полумраке никто не замечает моего смущения.

– Честно говоря, узнать, что он убил лучшего друга, было бы менее удивительно, чем узнать, что у него есть… – драматическое подёргивание глазом – поклонницы. Самое время проблеваться.

– Но зачем? – говорит Черч, нарушая молчание и поднимая глаза. – Нам не хватает мотива. Верю ли я, что Марк мог быть мрачным, сломленным и настолько глупым, чтобы убить своего лучшего друга? Конечно. Но почему? Зачем Астер или Селене охотиться за нашим Чаком?

«Нашим Чаком?» – думаю я, облизывая губы, когда сажусь за стол. Оглядывая комнату, я понимаю, что мне отчасти нравится эта идея – быть их Чаком. Странно, да? Я имею в виду, что они разбивали яйца об мою рубашку и вываливали на меня банки с пауками, засунули меня в унитаз и не пускали в столовую Кулинарного клуба. А теперь эти ребята из Студенческого совета чувствуют, что могли бы стать моей вечной командой.

– Может быть, нам стоит установить что-то вроде наблюдения, посмотреть, когда Марк вернётся и с кем? – предполагает Тобиас. – Я мог бы подежурить первым.

– Я пойду с тобой, – добавляет Мика, вставая, но Тобиас натянуто улыбается ему.

– Я бы предпочёл пойти со Спенсером, но всё равно спасибо. – Тобиас направляется к двери и выходит, в то время как Спенсер стонет и ворчит себе под нос о недосыпе. Уходя, он подходит и благословляет меня поцелуем в лоб, прежде чем уйти.

С другой стороны, удручённое лицо Мики преследует меня даже в моих снах. В нём он смотрит на мёртвое тело своего брата на каменном алтаре святилища, а не на незнакомца, которого видели мы со Спенсом.

Для меня это похоже на предупреждение, и мне это не нравится.

Я не хочу терять никого из своей команды, ни сейчас, ни когда-либо ещё.

И я правда, правда, правда не хочу выбирать.

Глава 4

На следующее утро я просыпаюсь в луже слюней, с прилипшими к лицу волосами, прямо как Анна в грёбаном мультфильме «Холодное Сердце». В отличие от грёбаной Анны из «Холодного Сердца», у меня есть Мика МакКарти, который улыбается мне и фотографирует на телефон.

– Если что-нибудь из этого попадёт в социальные сети, клянусь, я уничтожу тебя.

– Уже опубликовано в Инсте, – говорит он с мрачной усмешкой, когда я протягиваю руку, чтобы шлёпнуть его.

– Мастер стояка, – бормочу я самым оскорбительным из возможных способов, принимая сидячее положение и обнаруживая, что остальная часть комнаты пуста. Мальчики свернули футоны, сложили одеяла и убрали подушки в шкаф. – Где все? Марк вообще возвращался прошлой ночью?

– Ага, – говорит он, убирая телефон и откидываясь назад. Его красно-оранжевые волосы падают ему на лицо, когда он изучает меня зелёными, как мох, глазами. От меня не ускользает, что причина, по которой он ссорится со своим братом – это я. Потому что он хотел сделать для меня что-нибудь романтичное. Я прикусываю нижнюю губу, борясь с приступом вины. – Но Спенс и Тоби сбежали, когда он и Селена начали трах…

– Ладно, ладно, хватит. Мне не нужно промывать уши отбеливателем в такую рань. – Я встаю на трясущихся ногах и зеваю, пытаясь забыть, что на самом деле трахнула обоих близнецов МакКарти на аттракционе в Диснейленде. Как будто у меня есть право быть ханжой. – Значит, Марк вернулся, и не с Астер?

– Ага. Но кто знает, чем он занимался до этого? Он сказал Селене, что тусовался с парнями, но, когда Спенсер и Тобиас ушли, они проверили все комнаты, и казалось, что все остальные крепко спали и были в таком состоянии уже некоторое время. Хотя могу и ошибаться. – Он пожимает плечами, и его юката сползает ровно настолько, чтобы я могла увидеть татуировку в виде розы у него на плече. – Все остальные на завтраке. Джейсон Ламберт пропал, и твой отец начинает сходить с ума.

– Есть какие-нибудь признаки мистера Дэйва? – спрашиваю я, и Мика качает головой. – А Мистер Мерфи?

– Он ведёт себя так, словно ничего не случилось, – отвечает он, выдыхая и протягивая руку, чтобы провести пальцами по волосам. Его глаза следят за моими движениями, пока я подхожу к сумке и поднимаю её за ручку. Я отчаянно нуждаюсь в душе, зубной пасте и новом наборе бинтов для груди.

Я также знаю, что не могу пойти в ванную без сопровождения. Чёрт возьми, никто из нас не должен никуда ходить без сопровождения. Последнее, чего я хочу – это чтобы мой ночной кошмар стал явью.

– Эй, я тут подумал… – Мика вздрагивает, достаёт из кармана покрытую воском зажигалку и рассеянно щёлкает колёсиком. Однако его глаза не отрываются от моих. – Ты заслуживаешь того, чтобы знать об Эмбер.

– Я не хочу делать ничего, что могло бы увеличить дистанцию между тобой и Тобиасом, – выпаливаю я, и Мика улыбается, встаёт и протягивает руку, чтобы открыть мне дверь. Мы оба пользуемся моментом, чтобы оглядеть коридор в поисках психов с ножами, но не видно ни души, только отдалённый смех из столовой.

– Я спросил его, могу ли я рассказать тебе, и он сказал, что всё в порядке, если я скажу тебе правду. – Мика ведёт меня по коридору в одну из ванных комнат. Это место немного похоже на хостел. Есть всего несколько общих ванных комнат, но они просторные и чистые, с замком на цепочке и засовом изнутри.

Вместо того, чтобы подождать меня снаружи, предварительно проверив, нет ли кого-нибудь, кто прячется, Мика закрывает дверь и запирает её, отчего у меня перехватывает дыхание.

– Знаешь, ты можешь подождать снаружи, – шепчу я, и он улыбается мне, заставляя моё сердце учащённо биться.

– Я бы предпочёл подождать здесь. – Он делает шаг вперёд и наклоняется, как будто собирается поцеловать меня. К несчастью для него, по утрам у меня ужасно пахнет изо рта, поэтому я отступаю и в итоге прижимаюсь к стеклянной двери душа. Мика только усмехается и садится на скамейку возле двери, сбрасывает обувь и опускает ноги на выложенный галькой пол. Он замолкает всего на мгновение и поднимает на меня взгляд. – Я имею в виду, при условии, что ты не против этого?

– Я не против – при условии, что ты сначала разденешься, – говорю я, и Мика улыбается мне. Это одна из тех его самоуверенных ухмылок, и от неё у меня по всему телу пробегают мурашки.

«Неужели я только что пригласила чувака раздеться догола в общей ванной, в окружении одноклассников, и с моим отцом, бродящим по коридорам?»

Да, да, я действительно это сделала, и я не стыжусь этого.

Он снова встаёт и тянется к завязке на халате, приподнимая бровь в моём направлении.

– Ты уверена, что не хочешь сначала поговорить об Эмбер?

– Поговорить о девушке, с которой ты встречался до меня? Не совсем. Сделай это после, или я могу вышвырнуть тебя отсюда вместо этого. – Я возвращаюсь в душ и останавливаюсь там. Я намеревалась раздеться и быть сексуальной и всё такое прочее, но теперь, когда Мика начинает снимать свою собственную юкату, я застываю от страха. Мика замолкает, заметив мой дискомфорт, и подходит, чтобы встать передо мной. Когда он кладёт руки мне на плечи, я немного расслабляюсь.

– Я не хочу давить на тебя, – говорит он, нежно убирая волосы с моего лица. – Я выйду и…

– Нет, – отвечаю я, потому что могу сказать, что он неправильно истолковывает мои эмоции. Я не боюсь его, я просто боюсь, что выставлю себя полной задницей. – Не уходи. Я просто… Я не хочу всё испортить.

– Что испортить? – спрашивает Мика. Я произвольно жестикулирую между нами.

– Ты, Тобиас, я, Студенческий совет, что угодно из этого. – Я смотрю на него снизу-вверх, и он тяжело вздыхает, обнимая меня и притягивая к себе для объятий, которых я не ожидала. Медленно я поднимаю руки и обнимаю его в ответ. Это так приятно – просто обнять кого-нибудь. Помимо того, что мы все вытерпели то дерьмо, которым нас обливали, нелегко увидеть мёртвое тело или заставлять кого-то поверить тебе, когда ты рассказываешь об этом. Я чувствую себя отдалённой от мамы, папы, но, по крайней мере, у меня есть Студенческий совет.

– Ты ничего не испортишь, Чак Карсон, – говорит Мика с лёгким смешком. В нём есть нервная трель, которой я никогда раньше не слышала. Я привыкла к тому, что он уверенный в себе, дерзкий. Медленно я отстраняюсь и смотрю ему в лицо. На нем можно прочитать признание, которое, я знаю, мне нужно услышать. Однако вместо того, чтобы настаивать на этом, я просто жду. Иногда людям нужно прийти к вам в своём темпе. – Это я всё испортил с Тобиасом. Он так и не смог забыть историю с Эмбер.

Мика делает шаг назад, и я понимаю, что мы не собираемся заниматься сексом, не прямо сейчас. Ему нужно выговориться. Я подхожу к раковине, чищу зубы, пока он посмеивается надо мной, а затем хлопаю его по груди.

– Прекрати это. Я очень стесняюсь своего дыхания, ясно? Никто не хочет целовать утренний рот, или кофейный рот, или… – Мика делает шаг вперёд и красноречиво обнимает меня одной рукой за талию, другой обхватывая мой затылок. Он обрывает меня на полуслове поцелуем, который я чувствую до кончиков пальцев ног. Они скручиваются на вымощенном галькой полу, когда я хватаюсь за передние полы его халата и сминаю ткань дрожащими пальцами. На вкус он как мята и вишня.

– Именно поэтому я попросил Черча и Рейнджера присмотреть за тобой, пока я пробирался в ванную этим утром, чтобы привести себя в порядок. – Он хихикает мне в губы, и я улыбаюсь ему в ответ. – Ты не единственная, кто беспокоится, что утреннее дыхание может всё испортить. – Мика внезапно замолкает и отстраняется, хватая меня за руку и увлекая за собой.

Он открывает дверь ванной и… там стоит мой грёбаный отец и смотрит на меня, подёргивая одной бровью.

– Чак. Карсон. – Эти два слова он выдавливает сквозь зубы, а я в шоке моргаю в ответ. Каковы шансы, люди? Нет, серьёзно, реально, каковы шансы, что он появится за дверью ванной именно в этот момент?! Автор моей жизни, должно быть, ненавидит меня. – Не могли бы вы объяснить мне, что вы двое делали в ванной вместе?

«Я собиралась соблазнить Мику, но потом занервничала, а он хочет мне кое в чём признаться, так что…»

– Чистили зубы? – выпаливаю я, но это почти вопрос и не звучит особенно убедительно. Я так нарываюсь на взбучку. Между фальшивой помолвкой, мёртвым телом, мной, прижатой голой к Черчу, и теперь этим? Но опять-таки, когда мне там исполнится восемнадцать? Христос на крекере.

– И вам нужно было сделать это вместе, потому что…? – отец продолжает, замолкает, а затем делает паузу, когда мистер Мерфи подходит к нему слева и наклоняется, чтобы что-то прошептать. Папино лицо напрягается, и он кивает, оглядывая меня и Мику с выражением недоумения на лице. – У меня быстро истекает терпение по отношению к тебе, Чак.

Я поджимаю губы, но продолжаю держать руку Мики, когда папа уходит по коридору, а мистер Мерфи спешит следом. Он выглядит испуганным, находясь рядом со мной, поэтому, когда мужчина проходит мимо, я показываю ему фак и получаю удовольствие от того, что он съёживается.

– Он ни в коем случае не может быть одним из убийц, – бормочу я, но всё равно не могу понять его мотивацию. Черч прав: это наша проблема. У нас есть много зацепок, но без мотива их невозможно собрать воедино.

Я никак не могу обвинить себя за то, что не поняла раньше, что то, с чем мы имеем дело, являлось гораздо большим, чем я когда-либо могла себе представить.

– Пойдём, – говорит Мика, ведя меня обратно в мою комнату и через неё к противоположной двери, ведущей во внутренний двор. По дороге я беру свои сандалии, и мы прогуливаемся по извилистым дорожкам возле пруда с карпами. Воздух свежий и чистый, а пейзаж вокруг нас такой мирный, что трудно вспомнить, что буквально вчера я видела в лесу людей в лисьих масках. – После того, как я расскажу тебе эту историю, ты можешь возненавидеть меня.

– Невозможно, – молвлю я, выдыхая и оглядываясь на него. Я начинаю понимать, что только потому, что люди совершают ошибки, это не делает их расходным материалом. Даже если ошибки будут большими. Если есть любовь, и вы достаточно заботитесь о другом человеке, вы справитесь с этим, и вы оба становитесь лучше. Я не имею в виду присутствие токсичных или оскорбительных людей в вашей жизни, но… Мика – человек. Что бы он ни сделал с Тобиасом, теперь он хороший человек, и это главное. Наше прошлое – это не якорь, который удерживает нас привязанными к затонувшему кораблю на дне моря; это парус, в который мы можем набирать ветер, чтобы воспарить.

– Ты знаешь, что на первом курсе мы с Тобиасом ходили в частную академию в Санта-Круз, верно? – я приподнимаю брови, когда Мика останавливается и поворачивается ко мне, ветер треплет выбившиеся пряди его красно-оранжевых волос вокруг лица. Мы остановились на настиле, с которого открывается вид на пруд с кои. Мика выходит вперёд и скрещивает руки на перилах, перегибаясь через них и оглядывая территорию.

– Вообще-то, я этого не знала, – говорю я, подходя, становлюсь рядом с ним и прислоняюсь задницей к перилам. Он улыбается, но выражение его лица напряжённое, и у меня возникает мысль, что это воспоминание ранит его так же сильно, как и Тобиаса.

– Ну, мы ходили туда. И пока там учились, мы познакомились с девушкой по имени Эмбер Мьюз. – Он ещё немного улыбается, но это печальное выражение не совсем отражается в его глазах. – Она жила с мамой в отстойном трейлере на участке своего дедушки. – Он замолкает и смотрит в мою сторону с небольшой усмешкой, дразнящей уголок его рта. – В любом случае, мы с Тобиасом оба были по-настоящему увлечены ею, но, э-э… – он снова замолкает и вздыхает, наклоняясь вперёд и упираясь лбом в предплечья. – Как обычно, она предпочла Тобиаса мне.

Одна моя бровь приподнимается, и я наклоняюсь, пытаясь оказаться на уровне глаз Мики МакКарти.

– Что значит как обычно? – спрашиваю я, и тут одна из рыбок кои шлёпает хвостом по поверхности воды и забрызгивает мои ступни, заставляя меня взвизгнуть. Мика ухмыляется и смеётся, поднимая голову.

– Так было всегда, – говорит он, пожимая плечами, как будто ему всё равно. Я могу сказать, что это не так. – С нашими родителями, нашими друзьями, девочками. Что вы делаете, когда у вас двое близнецов? Вы выбираете одного. Тобиас всегда был самым милым из нас двоих, более общительным. – Мика приподнимает бровь, а затем смотрит в мою сторону. – Даже тебя сначала привлекло к нему.

Я открываю рот, чтобы возразить, но затем резко его закрываю. Мика прав. У Тобиаса более мягкие манеры, но я должна признать, что в резкости Мики есть что-то такое, что мне нравится. Я не предпочитаю его близнеца ему. Чёрт возьми, я не отдаю предпочтения ни одному из парней из Студенческого совета Адамсона по сравнению с другими, и у меня такое чувство, что к концу года – это может стать проблемой.

– Как бы то ни было, Тобиас и Эмбер начали встречаться, и, признаюсь, я ревновал. Я… – Мика вздыхает и остаётся стоять, положив ладони на перила и глядя мимо пруда с кои в сторону ворот. Там стоит полицейская машина без включённых сирен, за ней следует простой чёрный внедорожник, и они оба подъезжают к дому.

Мы с Микой обмениваемся взглядами, но не нужно быть гением, чтобы понять, что они здесь делают.

– Ты ревновал, – повторяю я, оглядывая его и видя в нём такую уязвимую сторону, которой никак не ожидала. – И что потом? – зелёные глаза Мики скользят по полицейским в форме и детективам, вылезающим из своих машин, прежде чем вернуться ко мне.

– Мама Эмбер отправилась на реабилитацию, – говорит он, и моё сердце сжимается, когда я думаю о собственной матери и её борьбе с зависимостью и реабилитацией. – И ни один из нас не мог смириться с мыслью о том, что она будет жить одна в этом паршивом трейлере. Мы пригласили её пожить у нас – наших родителей это почти не волновало, так как их никогда не было рядом. – Мика выдаёт самоуничижительную улыбку, и мне кажется, что я вижу, как с него снимаются все слои, обнажая под ними настоящего мальчика МакКарти. – Та комната, с видом на океан и балконом, мы съехали из неё и отдали ей.

Мика отталкивается от перил, когда с одного из деревьев осыпаются лепестки. Я поднимаю руку и ловлю несколько, как розовый снег на ладони. Лепестки мягкие и изящные; я думаю, это цветы вишни.

– Она прожила там три месяца, прежде чем… – Мика замолкает и на мгновение прикусывает нижнюю губу, протягивая руку, чтобы убрать лепесток с моих волос. – Тобиас однажды вечером пропал на каком-то мероприятии по ММА, от которого я отказался. Я сказал ему, что заболел, но солгал; я просто не хотел видеть его с Эмбер. Я понятия не имел, что она тоже осталась дома в ту ночь.

– Значит, вы были с ней наедине? – уточняю я, и он кивает, протягивая руку, чтобы провести ею по лицу.

– Я стащил немного дурацкого крафтового пива у отца и зажёг несколько свечей, и мы просто тусовались и разговаривали всю ночь. Как раз перед тем, как Тобиас вернулся домой, мы… – Мика снова пожимает плечами, и я чувствую, как тёмная змея ревности поднимает свою уродливую голову внутри меня. – Это был мой первый раз, – признаётся он, прикусывая нижнюю губу и оглядывая меня с ног до головы, словно ожидая увидеть какую-то особую эмоцию. Должно быть, я немного удивляю его, потому что его брови поднимаются вверх. – Как бы то ни было, какое-то время наш роман продолжался. Почти два месяца. Однажды Тобиас зашёл к нам, и всё пошло прахом.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, представляя боль с обеих сторон. То, что сделал Мика, было неправильно, но я вижу прогресс, которого он добился. Я не думаю, что он когда-либо хотел причинить боль своему близнецу.

– Тобиас ушёл в ёбаный запой. Он пил и курил; в общей сложности он разбил три машины.

Мои брови взлетают вверх, а губы приоткрываются в шоке. Я не могу представить себе Тобиаса МакКарти, делающего что-либо из этого. Я имею в виду, он немного курит травку, выпивает в обществе, но… не так.

– Нашим родителям не нравилось то, что происходило между нами, поэтому они отправили нас в Адамсон. Наш отец ходил туда ребёнком, так что в этом был смысл.

Мика снова вздыхает, и улыбка сползает с его лица.

– Что случилось с Эмбер? – почти боюсь спрашивать, но на данный момент я должна знать, чем закончится эта история.

– Стрельба в школе, – шепчет он, на мгновение закрывая глаза. Блядь. Мне не нужно задавать никаких других вопросов по этому поводу. Взрослея, мы все привыкли бояться за свою жизнь, когда идём в школу. Это печальная, болезненная часть жизни члена поколения Z. – Её мать переехала в Санта-Клариту сразу после того, как мы уехали в Коннектикут, и Эмбер проучилась там всего полсеместра, прежде чем это случилось. – Глаза Мики наполняются слезами, и я помню, как он плакал, когда подумал, что сначала Тобиас, потом Рейнджер, а потом и Спенсер были мертвы. Он действительно очень чувствителен. – Я думаю, в какой-то мере Тобиас винит меня в её смерти. То есть, если бы я не переспал с ней, и мы бы не уехали в Адамсон, возможно, она бы не переехала к маме после реабилитации.

– Ты не можешь этого знать, – шепчу я, чувствуя, как мои собственные глаза наполняются слезами. – Но вполне объяснимо задаваться вопросом «что, если». Ты не можешь позволить этому уничтожить тебя. Каждый день мы делаем выбор, который не кажется важным. Обычно так и есть. Но время от времени случается что-то важное. Это невозможно предсказать; ты сведёшь себя с ума, если попытаешься.

Уголок губ Мики дёргается, но на его лице слишком много печали, чтобы он мог улыбнуться.

– Когда ты успел стать таким мудрым и дерьмовым, Чак Микропенис?

– Когда это ты успел стать таким меланхоличным? – возражаю я, делая шаг вперёд и снова обнимая его. Мика слегка напрягается, но через мгновение его рука опускается мне на спину, и он немного расслабляется. Я почти уверена, что он ожидал, что я буду осуждать его, ненавидеть, обвинять. Но я не чувствую ничего из этого. Единственное, что я чувствую – это сочувствие к нему и печаль по Эмбер. Маленькая искорка ревности погасла.

– Мы хорошо это скрываем, да? – спрашивает Мика, когда я вдыхаю его аромат вишни и ветивера. Мне нравится, как он говорит мы, хотя я разговариваю только с ним. – Ты уверена, что не хочешь бросить меня и встречаться только с Тобиасом? Я бы понял, если бы ты это сделала.

Я фыркаю и зарываюсь лицом в его халат.

– Ты сейчас так глупо себя ведёшь, – бормочу я, наблюдая, как лепестки цветущей вишни кружатся на ветру. Подняв голову, я смотрю на него и встречаюсь взглядом с его зелёными глазами. – Вы, ребята, теперь делитесь девушками, помните? – на этот раз настала его очередь фыркнуть мне в ответ. – Ну, не девочками. Девочкой. Единственное число. Одна. Только я, Чак Микропенис. – Мика, наконец, улыбается, когда я делаю шаг назад. Кажется, вокруг никого нет, но если они услышат, что я называю себя девушкой, тогда что с того? К чёрту их. Этот секрет всё равно устарел.

– Ты знаешь, почему мы решили делиться девочками? – спрашивает он. – Потому что мы не хотели, чтобы кто-то или что-то снова встало между нами. И всё же, мы здесь. Я снова облажался и всё испортил. – Мика делает паузу и поднимает взгляд, чтобы заглянуть мне через плечо. Когда я оглядываюсь назад, то вижу Тобиаса, стоящего и наблюдающего за нами прищуренными глазами.

– Что он тебе рассказал? – требовательно спрашивает он, подходя и становясь с другой стороны от меня, скрестив руки на груди. Его глаза темнеют от застарелого гнева, в солнечном свете они становятся тёмно-зелёного цвета с желтоватым отливом. Я не думаю, что на самом деле его разозлил тот факт, что Мика принёс свечи, чтобы поухаживать за мной; это их прошлое вернулось, чтобы преследовать обоих.

– Что облажался, он любит тебя, и ему жаль, – говорю я, и Мика стонет у меня за спиной.

– Не дословно, – бормочет он, но я уже вижу, как Тобиас слегка смягчается по отношению к близнецу. По тому, как он смотрит на меня, я могу сказать, что он ищет то же самое, что и Мика. Но какой бы гнев, ненависть или боль он ни думал увидеть, ничего этого там нет. Если я могу простить Монику за то, что она сделала, тогда я, конечно, смогу принять Мику, несмотря на его предыдущие ошибки.

– Он признал, что облажался, и сказал, что, если бы я захотела встречаться только с тобой, он бы понял. – Я прощупываю почву, чтобы увидеть реакцию Тобиаса, и он хмурится.

– Нет. – Только это одно слово, когда он поднимает лицо, чтобы свирепо посмотреть на брата. – Это не вариант. Ты так легко из этого не выпутаешься. Извинись и признай, что ты облажался, и, возможно, я тоже смогу извиниться и признать, что слишком остро отреагировал.

Я перевожу взгляд с одного на другого, а затем осторожно и тихо пытаюсь отойти, чтобы дать им немного пространства. Вместо этого они оба одаривают меня одинаковыми улыбками.

– О, нет, ты этого не сделаешь, Чак Карсон, – говорят они, хватая меня за руки и таща вперёд. В итоге я получаю поцелуй в обе щеки и такие же дикие ухмылки. – Ты так легко не отделаешься.

Они тащат меня за руки к подсобному помещению на дальней стороне двора, швыряют внутрь и затем закрывают дверь. У меня возникает безумное чувство дежавю с того дня в «Щелкунчике», когда они впервые раскрыли мой секрет. Они вдвоём стоят надо мной, упёршись предплечьями в стену у меня над головой.

– Ребята, с вами всё в порядке? – скептически спрашиваю я, и Тобиас замолкает, глядя на брата. Между ними возникает небольшое напряжение, но оно довольно быстро проходит.

– Потерять Эмбер было ужасно. Мысль о том, что Спенсер мёртв, чуть не убила меня. Жизнь слишком коротка, слишком странная и слишком отстойная, чтобы продолжать злиться на брата за то, что он хочет поухаживать за нашей девушкой. – Тобиас прижимается своим лбом к моему и закрывает глаза. Это слишком милый жест и милое заявление, чтобы я могла удержаться от того, чтобы кокетливо не прикусить нижнюю губу. – Кстати, где те свечи? – в голосе Тобиаса, когда он говорит это, слышатся дразнящие нотки, заставляющие меня думать, что он уже знает. Он прищуривает зелёные глаза и улыбается, в его взгляде мелькает озорство.

– Забавно, что ты спрашиваешь, – начинает Мика, отрывая руку от стены и доставая зажигалку из кармана. Он крутит колёсико и продолжает передвигаться по комнате, зажигая дюжину красных свечей, расставленных в разных местах: на старой тачке, на ржавой металлической полке, на голове странной бетонной статуи, немного похожей на гремлина. – Какое совпадение, тебе не кажется, Чак?

– Я думаю, в кампусе завёлся убийца, – ворчу я, но в любом случае обстановка симпатичная.

– Точно, – говорит Тобиас, отталкиваясь от стены и становясь передо мной в чёрно-красной юкате. – Как я уже сказал, жизнь коротка. – Он подходит к футону на полу в углу и плюхается на него, хватая бутылку сакэ и тарелку с рисовыми шариками, которые стоят рядом на маленьком красном столике. – Так что давай не будем тратить её впустую, хорошо?

С ухмылкой я подпрыгиваю и присоединяюсь к близнецам, хватаю рисовый шарик двумя руками и вгрызаюсь в него. Его заворачивают в морские водоросли и фаршируют солёными сливами. Да, я тоже была настроена скептически, когда впервые услышала об этом, но должна признать: это дерьмо нового уровня.

– Мой папа застукал нас с Микой, выходящими из ванной, утром, – говорю я с лёгкой гримасой, отхлёбывая немного сакэ правой рукой. Тем временем Мика потягивает сливовое вино и закусывает эдамаме, которые они, должно быть, украли из столовой. – Почти уверена, что он думает, что мы… – я замолкаю и корчу гримасу, из-за которой Моника всегда дразнит меня, из-за которой она купила мне тот зонтик с эмодзи.

– А на деле? – небрежно спрашивает Тобиас, опуская взгляд на рисовый шарик – в Японии его называют онигири – и изучая его чуть пристальнее, чем обычно смотрят на еду. – Я имею в виду, вы потрахались?

Я давлюсь едой, а Мика мягко улыбается.

– Нет, но почти, вроде как, – начинает он, выдыхая. – Это проблема?

Тобиас поднимает голову и медленно качает ею.

– Нет. Это не проблема. Я думаю… нам обоим нужно смириться с тем, что мы будем проводить время с Шарлоттой наедине. – Он смотрит в мою сторону, я утопаю в своём слишком большом халате, очки сползают с носа, волосы растрёпаны, а кончик нового рисового шарика зажат между губами. Я просто смотрю на него в ответ и не знаю, что на это сказать.

– Вы сказали, что вы делитесь. Сколькими девушками вы делились? – близнецы обмениваются взглядами, а затем в унисон пожимают плечами.

– Немногими, – отвечают они, а затем оба одновременно съёживаются.

– У нас, э-э, была только одна общая девушка. То есть, мы переспали вместе с одной девушкой… только один раз. – Тобиас выглядит чертовски смущённым, проводя рукой по своим красно-оранжевым волосам. – Просто мы решили, что будем делить девушек после того, что случилось с Эмбер. Мы лучше работаем как единое целое.

– Не лучше, – говорю я, опуская руки с онигири на колени. – Вы великолепны как единое целое, но по отдельности вы оба мне тоже нравитесь. – Я на мгновение замолкаю, а затем склоняю голову набок, наконец-то переваривая то, что они говорили. – Одну девушку. Вы имеете в виду… нас, пиратов Карибского моря…

– Только это, – бормочет Мика, запихивая в рот полный рисовый шарик, чтобы не продолжать разговор. Он смотрит в потолок, а я приподнимаю бровь.

– Твой образ плохого мальчика начинает сминаться, как папиросная бумага, – фыркаю я, бросая в его сторону немного риса. Он попадает ему прямо в грудь, когда парень поворачивает своё остренькое лицо в мою сторону и улыбается, протягивая большой палец, чтобы смахнуть немного сливового вина с уголка рта после очередного глотка.

– Фасад плохого мальчика? Ни за что, я никогда не притворялся плохим мальчиком. – Мика выхватывает рисовый шарик у меня из рук и кладёт его обратно на поднос, наклоняясь, чтобы расстегнуть ремень на своей талии.

– Одинаковые жёлтые «Ламбы»? Драг-рейсинг? Сбил моего бывшего парня на своей машине? Татуировки? Крадёшь ключи у персонала? Участвуешь в нелегальных боях ММА?

– Эй, эй, эй, во-первых, это Тобиас переехал своей машиной то пятно от спермы, которое оставил Коди. Во-вторых… э-э, во-вторых… – Мика отбрасывает ремень в сторону, а затем протягивает руку, чтобы потереть подбородок, в глазах вспыхивает веселье. – Да, ладно, отлично, ярлык «плохой парень» был справедливым.

– Мы делимся девочками, – поддразниваю я, понижая голос до комичного баса, который совсем не похож на близнецов. – Ты имел в виду, что на самом деле каждый из вас спал только с одной девушкой и, во всяком случае, не в одно и то же время. Я в значительной степени погубила вас обоих, развратила и всё такое. Ты больше никогда не будешь смотреть на Диснейленд по-прежнему.

– Мы развратили тебя, – отвечают они вместе, а затем Мика сбрасывает халат с плеч и обнажает своё длинное, худощавое, точёное тело. Под всем этим он полностью обнажён. У меня перехватывает дыхание, когда он достаёт горсть презервативов из кармана своего халата и кладёт их передо мной, не обращая внимания на мои пылающие щеки.

– И, кстати, о развращении, – продолжает Тобиас, небрежно ссутулившись с ухмылкой на лице, один локоть на колене, его голые мускулистые икры видны из-под халата. – Если ты собираешься претендовать на этот титул, тебе не кажется, что мы должны сделать это больше, чем один раз?

– Это было больше одного раза! – выпаливаю я, щёки вспыхивают, когда Тобиас протягивает одну руку, чтобы справиться с поясом своего собственного халата. Тем временем мой взгляд скользит по Мике, и я вижу, что его член уже твёрдый, и его невозможно не заметить в мерцающем свете свечей.