Текст книги "Талисман из Ла Виллетт"
Автор книги: Клод Изнер
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Виктор мысленно прикинул конфигурацию павильона, размышляя, что предпринять. Выждать? Тогда он рискует появиться на улице Сен-Пер после закрытия, что затруднит разговор с Жозефом. Тем временем пошел дождь со снегом, и он принял решение: ни к чему спорить со стихией, одному Богу известно, сколько продлится ожидание в засаде.
«Будем надеяться, что завтра погода улучшится», – постановил Виктор, вернулся на бульвар Мажента и взял фиакр.
Следом, на небольшом расстоянии, ехала двуколка «Перевозки Ламбера».
В ярко освещенном зале книжного магазина Кэндзи беседовал на философские темы с профессором Сорбонны. Виктор сделал знак Жозефу и прошел в фотолабораторию. Как только над бюстом Мольера зажглась красная лампочка, Жожо схватил стопку книг и отправился следом за шурином. Конспираторы вполголоса обменялись информацией.
– Держу пари, вы ничего не знаете о Войне Роз.
– Ошибаетесь, Жозеф, я рос в Англии. Эта война, если мне не изменяет память, началась в 1450 году. Ланкастеры – у них на гербе была красная роза, и Йорки – у тех роза была белой, боролись за корону. Победил Генрих II Тюдор – он принадлежал к роду Ланкастеров – и взял в жены Елизавету Йоркскую.
– Неувязочка, патр… Виктор! – торжествующе воскликнул Жозеф и поведал шурину о ссоре между сторонниками Станисласа де Гуайты и Сара Пеладана, а потом описал все, что увидел и услышал у барона де Лагурне.
– Он упал с лошади, но сиделка уверяет, что ему проломили башку. Там был еще один тип – странный такой, похоже, колдун. Он говорил что-то про кукол, кровь и ключ с единорогом!
Виктор с трудом сдержал раздражение. Ну что за напасть – снова оккультисты! Он уже сталкивался с одним ясновидящим, неким Нумой Виннером,[46]46
См. роман «Происшествие на кладбище Пер-Лашез».
[Закрыть] и до сих пор помнил переданное им сообщение от покойной матери: «Ее смерть освободила нас с тобой. Любовь. Я ее нашел. Ты поймешь. Нужно… Подчиняйся своему инстинкту. Ты возродишься, если разорвешь цепь. Гармония. Скоро… Скоро…».
– В любом случае, – продолжал Жожо, – дражайшей баронессе нет дела до несчастного супруга.
– Мы на этом не остановимся. Необходимо нанести еще один визит.
– Хорошо, это вы возьмете на себя, а я займусь служанкой и сиделкой – она настоящий унтер-офицер. А что с кондитершей?
– За ней тоже необходимо понаблюдать.
– Плохо, что завтра я занят: Айрис хочет, чтобы я присутствовал во время визита доктора Рейно.
– Ничего не поделаешь, как-нибудь сам разберусь.
– Но вы потом все мне подробно расскажете?
– Не беспокойтесь, дам полный отчет, как всегда, – рассмеялся Виктор.
«Точный, так я и поверил… Если он полагает, что я соглашусь на вторые роли, то сильно ошибается!» – подумал Жозеф.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Воскресенье 18 февраля
На углу бульвара Мажента и улицы Винегрие стоял фонарь, у которого поднимали лапу все окрестные собаки. Поблизости от фонаря, в мутно-серой утренней мгле, посверкивала оранжевыми проблесками жаровня, и закутанная в шаль старуха предлагала прохожим кофе. Виктор медленно отхлебывал крепкий горячий напиток, согревая замерзшие руки о фарфоровую чашку. Подкрепившись и воспрянув духом, он дошел до «Синего китайца», дабы убедиться, что хозяйка уже там. Дама в кружевном чепце сидела у печки и вязала коричневый шарф.
Виктор немедленно отправился к павильону, куда накануне «довел» эту женщину, и позвонил. Минут через пять дверь скрипнула и приоткрылась.
На пороге стояла чумазая девочка лет тринадцати-четырнадцати. Она исподлобья разглядывала незнакомца, накручивая на палец выбившийся из-под чепца локон.
– Здравствуйте, мадемуазель, мне необходимо поговорить с дамой, которая здесь живет.
– С мадам Герен? Так она в магазине.
– Нет, не с мадам Герен, а с молодой американкой.
На детском личике служанки отразилось замешательство. Виктор снял шляпу и улыбнулся – он ни в коем случае не должен был напугать девочку.
– Вы гувернантка?
Она приосанилась, исполнившись осознанием собственной значимости.
– Навроде рабочего ослика.
– Что, простите?
– Я Алина, служанка!
– Могу я войти?
– Не можете. Мадам Герен рассказывала мне историю о козе и семерых козлятах: волк показал им обсыпанную мукой лапу, они его впустили, а он их сожрал.
– Мое имя Морис Ломье, я известный художник, – успокоил девочку Виктор, пытаясь поверх ее головы разглядеть полутемную прихожую и примыкающую к ней кухню.
– Волк из сказки тоже вывалялся в муке.
Виктор вздохнул, с трудом сдерживая желание встряхнуть девчонку за плечи. В любой момент могла появиться мадам Герен.
– Я жених американки, о которой спросил вас.
– Вы, наверно, заблудились, у нас тут никакой американки нет, только мамзель Софи, но она в отсутствии.
– А как фамилия Софи?
Девчушка сильно дернула себя за волосы и попыталась заложить непокорную прядь за ухо.
– Не знаю.
– Попытайтесь вспомнить, куда отправилась мадемуазель Софи.
– Даже если вспомню, вам не скажу.
Упрямство девчонки бесило Виктора, но он справился с собой, изобразил удивление и достал из кармана монетку.
– Я восхищен вашей исполнительностью и верностью, Алина. Позвольте вас отблагодарить.
Детское личико просияло.
– Меня?
– Вас, милая.
Девочка зажала монету в кулаке и задумчиво переступила с ноги на ногу, крутя торчавшими из-под длинной холщовой блузы юбками. В конце концов чаша весов склонилась в пользу «волка».
– Мамзель Софи болела целых две недели. Приходил доктор, ставил ей горчичники – ужас как жгло. Я за ней ухаживала.
– Вы просто молодец.
– Угу. Обычно-то я только убираюсь, глажу, хожу за покупками и готовлю. А мамзель подарила мне красивую цепочку с медальоном, – похвасталась девочка, прижав кулачок к груди. Виктором овладел охотничий азарт: он с трудом сдержался, так ему хотелось схватить ее за руку и взглянуть на медальон.
– Моя невеста очень щедрая и добрая, – заметил он, – она любит делать подарки друзьям. Покажете мне цепочку?
Девочка колебалась, не зная, как поступить. Она не сводила глаз со своих раскачивающихся юбок, и выглядела отстраненной, как готовящийся к левитации йог. Ее ужимки окончательно вывели Виктора из себя.
– Все это очень серьезно, мадемуазель. Невеста и мне подарила медальон, так что, если наши медальоны похожи, все будет ясно.
Она вытащила из-под рубахи цепочку, Виктор увидел… нет, не единорога, а всего лишь доллар, и возликовал: очень скоро он поймет, что связывает Луизу Фонтан, загадочную американку и вдову Герен.
– Где сейчас мадемуазель Софи? – спросил он дрогнувшим голосом.
– Сегодня рано утром мсье Брикар запряг свою тележку и погрузил все ее вещи, только один чемодан остался в подвале.
– И куда он их повез?
– В гостиницу у вокзала.
– У Восточного вокзала?
– Да. Я слышала название то ли города, то ли страны, когда мадам Герен говорила с мсье Сильвеном.
– С Сильвеном? Кто такой Сильвен?
– Ну как же, миллионер!
– Кто миллионер?
– Да говорю же – мсье Брикар. Я его боюсь, он все время ругается, кричит: «Пошла вон, прилипала!», а когда никто не видит, зажимает меня у туалетной и щиплется. Один раз позвал на танцы в Тиволи-Воксхол,[47]47
Танцевальный зал на улице Дуан, 16. Днем там иногда проходили политические собрания.
[Закрыть] да я не пошла – там бывают плохие женщины. Больше он мне горячих булочек не приносит.
– Вы знаете, как называется гостиница?
– Одно вам скажу: как только мсье Брикар заявился, мамзель Софи прыгнула в фиакр и уехала. Мадам Герен его чмокнула, а он ее по спине похлопал и сказал, что потолстела. Потом они перетаскали чемоданы в тележку, вот тогда-то она и сказала название, да я не разобрала… Ну ладно, пойду работать, не то хозяйка задаст мне трепку!
И она скрылась за дверью.
Виктор шел по направлению к улице Ланкри и напряженно размышлял. Потом вдруг остановился у плавильни Барбедьен и, не обращая внимания на окружающих, записал в блокнот рассказ служанки.
Миновав бульвар Мажента, он свернул на бульвар Страсбур, вдоль которого стояли пестрые торговые палатки и дешевые пивнушки. Остановился напротив улицы Страсбур,[48]48
Ныне – улица 8 мая 1945 года.
[Закрыть] пропуская омнибусы, фиакры и велосипедистов. Ругань извозчиков, скрип колес, свистки и кваканье клаксонов оглушили его. Прямо перед ним, в глубине полукруглого, обнесенного решетками двора, высился треугольный фронтон Восточного вокзала. Здание напоминало одновременно тюрьму и суд. Циферблат часов с аллегорическими фигурами, символизирующими Сену и Рейн, усиливал это сходство.
Виктор с детства испытывал к вокзалам двойственное чувство: они и пугали его и манили, казались границей, отделяющей реальность от таинственного путешествия на пороге сна. Стоило войти в зал ожидания, где суетились носильщики, «бегуны»,[49]49
Так называли тех, кто бежал за фиакром, чтобы потом перенести багаж путешественников к дверям дома.
[Закрыть] отъезжающие и прибывшие пассажиры, и повседневная действительность начинала расплываться. Виктор терпеть не мог прощаний, но не раз махал платком вслед отходящему от перрона поезду. Он был очень привязан к приютившему его городу, однако часто мечтал о далеких странах. Теперь ему не было нужды ограждать себя от магии поездов. Он купил в киоске «Ревю бланш» и принялся громко жаловаться, призвав на помощь все свое актерское мастерство:
– Ну что я за дурак! Заблудился! У меня встреча с племянницей, а название гостиницы вылетело из головы. Помню только, что это город, а может, страна…
Проходящая мимо торговка провела указательным пальцем по подбородку, проверяя, не выросло ли чего лишнего, и сказала:
– Выбор тут богатый! В самом начале улицы Страсбур – «Отель де Франс и де Сюис», в двух метрах от него – «Отель де л’Ариве», чуть выше – «Отель Франсе», на улице Святого Квентина – «Отель Бельж», а на бульваре Мажента – «Отель де Бельфор».
Виктор поблагодарил и начал обходить все гостиницы подряд. Удача улыбнулась ему в «Отель де Бельфор».
Декор холла являл собой смешение старины и модерна. Над камином в средневековом стиле висело огромное полотно с изображением замка графов Бар-ле-Дюк, справа стояла уменьшенная копия патриотической скульптуры Мерсье «Вопреки всему!», слева – «Лев» Бартольди.
Виктор подошел к стойке и произнес заранее заготовленную тираду:
– Моя племянница поселилась у вас сегодня утром. Она должна была оставить записку для Мориса Ломье. Это я.
Портье, которого Виктор оторвал от пасьянса, с недовольным видом заглянул в книгу записи постояльцев.
– Ломье? Сожалею, мсье, дама с такой фамилией у нас не зарегистрирована.
– Вот как? Ну, дела! Она же сама сказала – «Отель де Бельфор», как замок! Вы уверены, что ее здесь нет?
Портье кивнул.
– Софи ужасная растяпа! Я всегда считал брата и его жену никудышными воспитателями.
– Вы назвали ее Софи? Мадемуазель Софи Клерсанж? Молодая дама предупредила, что ей должны доставить чемодан, вы не…
– Вовсе нет! Я говорю о мадам Софи Ломье! Л.О.М.Ь.Е., – возмутился Виктор. – Она замужем за старшим сержантом Ломье! Проверьте еще раз.
– Она не останавливалась в этом отеле, мсье. Среди наших постояльцев всего одна дама без спутника – мадемуазель Софи Клерсанж. В остальных номерах и апартаментах живут господа и семейные пары. Справьтесь в других местах. – «И идите к черту», – недвусмысленно говорил его взгляд.
– Спасибо за совет. Я могу отсюда позвонить?
– Телефон в том конце холла, – буркнул портье и вернулся к пасьянсу.
Корантена Журдана лихорадило и мутило. Его сердце билось как сумасшедшее. Его охватил не объяснимый страх. Что этот тип делает в гостинице? Надо успокоиться и подумать. Заметить Корантена он не мог, он вообще не подозревает о его существовании. Накануне, на Левом берегу, Корантен поостерегся покидать двуколку: хромота могла его выдать. Тот, за кем он следил, вышел из фиакра у дверей какого-то магазина и скрылся внутри. Корантен прочитал вывеску на витрине:
КНИЖНАЯ ЛАВКА «ЭЛЬЗЕВИР»
В. ЛЕГРИ – К. МОРИ
Основана в 1835 году
Корантен прождал полчаса, а потом рискнул заглянуть в лавку. Он увидел, как его потенциальный противник поговорил с кем-то в зале магазина и начал подниматься по винтовой лестнице. Видимо, он – один из хозяев «Эльзевира». Легри или Мори? Таких имен в голубой тетради не было, однако этот тип ходил по пятам за прекрасной сиреной из Ландемера. С какой целью?
Корантен устроился в кресле рядом со «Львом» Бартольди, спрятал лицо за газетой и увидел, что книготорговец спешит к телефонной будке.
– Наряженная в переливчатые крылья Кармелла порхала по сцене, как обезумевшая стрекоза…
Тик-ток-тик-ток-цзинь! – отбивали ритм клавиши пишущей машинки.
– Она готовилась танцевать страстное, чувственное фанданго…
– Слишком быстро, я не успеваю! – пожаловалась Айрис и перестала печатать.
Расхаживавший по гостиной Жозеф остановился.
– Что-то не так, дорогая? – встревожился он.
– Наряженная… не то слово, правильней будет сказать украшенная.
– И все?
– Нет. Обезумевшая стрекоза – нехорошо! Я бы предложила стремительная или неудержимая стрекоза.
Жозеф стоял под портретом своей жены в полный рост, который написала Таша.
– Твоя логика как всегда безупречна.
– И еще: как в водевиль, действие которого происходит в Италии эпохи Возрождения, попало фанданго?
– Да какая разница? Мне нравится это слово, все андалузское нынче в моде, отсюда и имя моей героини.
– Пусть твоя Кармелла танцует бранль.[50]50
Бранль – старофранцузский быстрый народный танец, напоминающий хоровод.
[Закрыть]
– Согласен на бранль. Она готовилась станцевать бранль… Кто-то звонит! – И Жозеф побежал на первый этаж.
Корантен Журдан наблюдал за человеком, безуспешно сражавшимся с телефоном. С третьего раза его наконец соединили, и теперь он разговаривал, постукивая кончиками пальцев по стеклу кабины. Черт, умей Корантен читать по губам, смог бы понять, насколько опасен этот тип!
Объект слежки повесил трубку, направился к стойке и заплатил. Может, пойти за ним? Но Корантен не решился покинуть свой пост и остался сидеть в кресле.
Айрис тихонько подошла к лестнице, но не разобрала ни одного слова из телефонного разговора Жозефа. Когда он вернулся, она уже снова смирно сидела на стульчике у журнального стола перед пишущей машинкой «Ремингтон». После того как доктор Рейно осмотрел Айрис, Жозеф успокоился, но ему не хотелось оставлять ее одну.
– Виктор требует, чтобы я сейчас же отправился в Бург-ла-Рен, к коллекционеру старинных изданий Громье и Гувенена…
– Значит, тебя не будет весь день. Странно, я думала, мой брат и Таша не любят разлучаться.
– Я тоже не хочу покидать тебя, дорогая, но это особый случай: клиент просто замучил Виктора, – невинным тоном пояснил Жозеф и сам почти поверил в эту спонтанную ложь.
– Тогда поторопись.
– Ужасное невезение – у Зульмы выходной, твой отец куда-то ушел… Может, позвать мою матушку?
– Только не это! Не волнуйся. Я перечитаю начало «Букета дьявола», выпью цикория со сливками и съем кусочек орехового пирога – Эфросинья утром все приготовила, а потом прилягу отдохнуть.
– Ты права, родная, сон пойдет тебе на пользу.
Жозеф поцеловал жену чуть более долгим, чем обычно, поцелуем, и не удержался, чтобы не забраться рукой под черное шелковое кимоно.
– Ты опоздаешь, – прошептала она.
– Да, но…
Она мягко отстранила его, он послал ей воздушный поцелуй и поспешил уйти.
Наконец-то она осталась одна! Айрис встала и с удовольствием потянулась. Как хорошо хоть ненадолго почувствовать себя хозяйкой квартиры. В какую авантюру снова ввязался Виктор? Следует ли ей предупредить Таша? Не угрожает ли опасность Жозефу? А Кэндзи заделался искателем любовных приключений, в его-то возрасте! Впрочем, почему бы и нет? Любовь – сладкий дар! Как и свобода. Пусть одни ищут-рышут, а другие соблазняют. В любом случае, возможность провести день в одиночестве – подарок небес.
Айрис достала из корзинки для рукоделия дорожку, которую собиралась подарить свекрови на день рождения: Эфросинье исполнялось сорок четыре. При мысли о том, что мать Жозефа родилась в год Дракона, Айрис фыркнула: властный характер госпожи Пиньо полностью соответствовал этому знаку. Эфросинья тоже рано стала матерью – она родила Жозефа в семнадцать лет, а Айрис сейчас двадцать. Она решила вышить дракона среди вытканных на холсте хризантем. Ребенок шевельнулся, и Айрис решила ненадолго прерваться.
Она мечтательно взглянула на заправленный в машинку лист бумаги. Писательство напоминало игру: найти нужные слова, включить воображение и сплести из них пестрый ковер повествования. Айрис схватила карандаш и набросала на листке бумаги: «Жила-была на свете стрекоза, и влюбилась она однажды в мотылька…»
Виктор проголодался и озяб. Он зашел в кухмистерскую Дюваля, подкрепился яичницей-глазуньей и жареной картошкой и теперь в ожидании Жозефа лениво наблюдал за посетителями. Мужчина апоплексической наружности с бакенбардами с вожделением взирал на рюмку московской анисовки, которую налила ему официантка в темном шерстяном платье. Наконец появился до крайности возбужденный Жозеф. Он плюхнулся в плетеное кресло и выхватил из кармана иллюстрированное приложение к «Пти журналь».
– Между Сциллой и Харибдой! – громогласно объявил он. – Вот, читайте!
Виктор нетерпеливо протянул руку за газетой.
ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ
Как только что стало известно, г-н барон де Лагурне, член клуба по улучшению лошадиной породы «Пегас», владелец нескольких чистокровок и соучредитель эзотерического общества «Черный единорог», скончался вчера вечером в результате падения с лошади. По заключению врачей, травма черепа могла быть получена в результате удара по затылку тяжелым предметом. Пока неизвестно, были ли действия преступника намеренными. Вдова барона госпожа Клотильда де Лагурне отказалась от вскрытия. Начнет ли полиция следствие по делу, которое рискует оказаться крайне непростым?..
Мужчина с пушистыми бакенбардами закурил кубинскую сигару. Ароматный дым достиг ноздрей Жозефа, и он поспешил защититься носовым платком. Виктор сложил газету.
– Что ж, если его убили, нам следует всерьез задуматься, не связана ли эта смерть с гибелью Лулу. Однако нить, связывающая обе жертвы, весьма эфемерна. Единственное, что подкрепляет наше смелое предположение, это слово «единорог».
– Меня мутит от дыма, – пробормотал Жозеф.
– Вы проголодались, вам нужно поесть.
Жозеф начал изучать меню, а Виктор достал блокнот. «Сладкое или соленое?» – думал один, пока второй обдумывал версии.
Жозеф подозвал официантку.
– Желе из айвы и чашку кофе, пожалуйста.
– Какая умеренность! Думаю, нам стоит нанести еще один визит в особняк де Лагурне, но мы отложим его на завтра, сегодня есть более срочные дела.
И Виктор описал Жозефу утренние события.
– Жившая на улице Винегрие американка маскируется под французскую гражданку Софи Клерсанж.
– Доллар на цепочке ничего не доказывает, – с полным ртом возразил Жозеф. – Держу пари, такую цацку можно достать у любого парижского антиквара-перекупщика. Если мне не изменяет память, Петронилла упомянула о приехавшей из Америки подруге, но не утверждала, что та – гражданка Соединенных Штатов.
– Петронилла?
– Ну да, одна из девиц, которых мы угостили дешевым обедом на улице Абукир!
– Ах да… Вы придираетесь к мелочам, Жозеф. Между прочим, мадам де Лагурне ведет себя подозрительно, вы не можете этого отрицать. Предлагаю следующий план: вы дежурите у «Отель де л’Ариве» и следите за каждой женщиной, которая в одиночестве покинет гостиницу. Возможно, так нам удастся вычислить Софи Клерсанж. Наблюдение, само собой, ведите скрытно.
– Мне не привыкать, патр… Виктор! Я – король сыщиков!
– И хвастунов. Я только сейчас понял, что рассказ Мартена Лорсона об убийстве Лулу дает повод к сомнениям. Он был сбит с толку тем обстоятельством, что убийца вскоре вернулся на место преступления. Но что, если мужчин было двое? Предположим, барон де Лагурне – а это вполне возможно – задушил Лулу, а его сообщник затем устранил самого барона.
– Мы блуждаем в тумане!
– Процитирую нашего дорогого Кэндзи: «Лучший способ выйти к свету – идти на ощупь сквозь мрак».
– Ну а я, как профессор Лиденброк,[51]51
Герой романа Жюля Верна «Путешествие к центру Земли».
[Закрыть] предпочитаю вооружиться лампой Румкорфа. Чем больше улик, тем яснее я вижу. Как зовут хозяина тележки?
– Брикар, Сильвен Брикар по прозвищу Миллионер.
– Почему так?
– Не знаю. Со слов малышки-горничной я понял, что он в более чем дружеских отношениях с вдовой Герен.
– А вы знаете, где живет Лорсон?
Виктор кивнул и расплатился по счету.
– Будет лучше, если я позвоню вам сегодня вечером в магазин. Надеюсь, Айрис ничего не подозревает, она ведь совершенно не способна держать язык за зубами…
– Не беспокойтесь, она думает только о будущем ребенке, – уверенно ответил Жозеф и с наслаждением вдохнул аромат лошадиного навоза, смешанный с запахом пыли.
Джина Херсон расставляла в вазе цветы из букета, доставленного посыльным. Подбор цветов был явно неслучайным, но она не была уверена, что разгадала код. Кажется, белые розы означают «Я вас достоин» – так, во всяком случае, написано в одном английском журнале. Лист папоротника – «ослепление», красные гвоздики… – «любовь»! А вот и лилии. Придется проверить. Букет был очень красив. Джина прочла приложенную к нему карточку.
«Цветок, на божественном наречии – дочь утра, очарование весны в сердце зимы, источник жизненных соков», – писал Шатобриан. Мне никогда не сравниться талантом с поэтом, но я могу быть приятным собеседником. Не согласитесь ли выпить со мной чашечку чая у Глоппа на Енисейских Полях? Буду ждать Вас у входа.
Преданный Вам
Кэндзи Мори.
Записка вынуждала Джину принять решение: отказываться глупо, она горько об этом пожалеет. Они с Пинхасом официально не разведены, но его отъезд в Нью-Йорк разрушил их союз. Свидание с Кэндзи Мори ни к чему не обязывает и не может считаться изменой супругу, отцу ее дочерей и сердечному другу. Они с Пинхасом редко ссорились, но их мнения по многим вопросам расходились. С годами политика развела их в разные стороны. Оба осуждали еврейские погромы и антисемитизм царского правительства, но Пинхас возводил в абсолют революционные идеи, а Джине всего лишь хотелось найти уголок, где можно жить достойно и в безопасности. Она надеялась, что ей, как и Таша, будет хорошо во Франции, и горевала, что ее младшая дочь Рахиль вышла замуж за врача по имени Милош Табор и поселилась в Кракове.
Возможно, они с Пинхасом и остались бы вместе, но Джина не могла не признать очевидного: в личном плане их супружеская жизнь обернулась катастрофой. Придя к этому выводу, она прямо сказала Пинхасу, что им надо расстаться.
Она осталась в мастерской, где вечно царил веселый беспорядок, Пинхас покинул конуру на Хестер-стрит и снял квартиру на Манхэттене. Дела у него шли настолько хорошо, что он время от времени переводил жене деньги, и она была ему за это благодарна, хотя и не понимала, как можно заработать на эксплуатации кинетоскопов. Виктор, зять Джины, недавно рассказал ей, что знаменитый Томас Эдисон изобрел машину, позволяющую показывать движущиеся картинки. Джина считала эти большие прямоугольные ящики непристойным развлечением, уместным разве что на ярмарке. На кинетоскопе была оборудована щель-приемник для денег и два отверстия с окуляром. Вращая ручку, зритель мог увидеть петушиные бои, боксирующих котов, бойцовских псов, танцы островов Самоа… Но наибольшей популярностью пользовались раздевающиеся потаскухи и подглядывающие за ними шалуны-любовники. К счастью, пленка кончалась до полного «разоблачения». Джина не понимала, как Пинхас мог увлечься подобной порнографией?
Она вернулась в комнату и спрятала в шкатулку последнее письмо с американскими штемпелями. Муж оставался за океаном, и она вольна была отправляться на свидание с мсье Мори.
«Нужно принарядиться».
Джина посмотрелась в зеркало, поправила золотисто-каштановые с проседью волосы.
«Ты похожа на старую ведьму, милая моя! Морщины, складки на шее… Воистину, кто-то опоил этого обольстительного азиата волшебным любовным напитком, как Тристана и Изольду. Ты сошла с ума! В твоем возрасте…»
Она умылась, накрасилась и надела классический туалет: платье из зеленовато-синей муаровой тафты с темно-розовой отделкой, которое вполне сочеталось с ее единственным манто. Рукава обтрепались, и их пришлось замаскировать кружевом. Глядя на тюлевую, украшенную примулами шляпу, Джина вдруг вспомнила, что символизирует лилия, – чистоту. Какая ирония! Она ведь почтенная мать семейства! Он что, смеется над ней? Она снова посмотрелась в зеркало: разоделась в пух и прах и готова бежать на свидание к мужчине, с которым обменялась несколькими ничего не значащими фразами и множеством волнующих взглядов! Джину мучил стыд, но она была не в силах справиться с возбуждением, словно юная девушка, взволнованная комплиментами первого в жизни воздыхателя. Много лет она в одиночку боролась, мечтала и душила свою мечту… Джина решительно повернулась к зеркалу спиной.
Поездка в фиакре оказалась бесконечно долгой. Судя по размеру зданий под номерами 110 и 112 по улице Фландр, поиски Мартена Лорсона будут ничуть не легче разгадки квадратуры круга. Но совесть Виктора была чиста – Таша пригласили к Натансонам, так что ему не пришлось вешать ей лапшу на уши – и теперь он мог полностью отдаться своему любимому занятию – расследованию.
Надпись на мемориальной доске гласила:
Ситуация осложнялась. Откуда начать? С мастерской, где изготавливают рояли, с механического цеха или оттуда, где собирают пианино? А может, с крытого склада?..
Виктор стоял в воротах огромного двора. Перед ним было несколько пяти– и шестиэтажных построек и сушилки с подогревом, где были сложены доски, багет, рейки и разнообразные емкости, видимо, с жидкостями для обработки дерева. Виктор остановил подростка, тащившего огромный кленовый брус.
– Не подскажете, где мне найти мсье Жакмена?
– В его штанах, где же еще! – воскликнул подмастерье и дал деру.
К Виктору подошел пожилой рабочий.
– Глуп, как пробка, да еще и дерзит, но вы на него не сердитесь, у нас здесь работает не меньше пятисот человек. Я вам помогу: Жакмен работает с роялями. Вы музыкант?
– Именно так. Ищу инструмент – с такими же резвыми клавишами, как… гоночный велосипед.
– Точное сравнение, мсье. Наши модели отличаются качеством, вы не пожалеете о потраченных деньгах.
Виктор ограничился общим осмотром фабрики. Благодарение Небу, здесь не воняло ни мертвечиной, ни сигарами. Он переходил из одного помещения в другое, пробирался мимо верстаков и ящиков, с удовольствием вдыхая запах свежей стружки. Все продолжали заниматься своим делом, никто не обращал на него внимания. Виктор миновал цеха, где делали каркасы, потом мастерскую, где склеивали отдельные части инструментов. Он всюду задавал вопрос о Жакмене, и ему советовали идти дальше. Наконец Виктор спустился на первый этаж, где плакировщики облицовывали каркасы кленом, красным деревом, туей и палисандром, но и тут не нашел Жакмена.
Вспотев и запыхавшись, Виктор шел мимо рабочих, натягивающих струны. Он и не представлял, сколько сложных операций нужно произвести для изготовления слоноподобного инструмента, из которого музыкант-виртуоз извлекает волшебные звуки. Он остановился посмотреть, как команда из семи лакировщиков наводит глянец на дюжину готовых инструментов, и залюбовался кабинетным роялем – шедевром Шарпантье и Беснара. Один из рабочих с удовольствием объяснил Виктору, что над инструментом трудились целых два года – это заказ богатого иностранца, заплатившего за работу кругленькую сумму в тридцать тысяч франков. Виктор присвистнул и сказал, что ищет своего друга Жакмена.
– Он на складе, на другом конце двора. Идите на звуки.
Виктор толкнул дверь, и на него обрушился водопад звуков. Гаммы. Он сразу вспомнил, как ребенком сидел на вертящемся табурете перед ненавистной клавиатурой, и отец, никогда не посещавший концертов, пытался вдолбить ему азы сольфеджио. Всякий раз, нажимая на клавишу, Виктор воображал, что обезглавливает невидимого врага. Он с сочувствием взглянул на девушек, которые опробовали пианино с только что натянутыми струнами. Как же мало эта какофония походила на «Арабеску» Шумана!
Высокий мужчина в халате со всклокоченными волосами и растрепанной бородкой надзирал за «пианистками».
– Господин Жакмен? – проорал Виктор.
Мужчина указал пальцем на себя, потом махнул рукой в сторону отгороженного закутка.
– Из-за этого шума я стал глухим, как тетерев. Чем могу быть полезен?
– Мне поручили встретиться с Мартеном Лорсоном.
Жакмен помрачнел.
– Вы найдете его у входа, он оборудовал себе конуру в одном из ангаров, где мы храним древесину. Смотрите, не проболтайтесь: если узнают, что я его приютил, мне попадет. Я не мог ему не помочь: как-никак, мы вместе учились в колледже. Бедняга совсем обнищал.
Пришлось начать поиски сначала. Виктор переходил из одного пакгауза в другой, пока не услышал, как кто-то фальшиво распевает пьяным голосом:
Друзьям плевать на воду, мы выберем вино…
На перегородке в свете керосиновой лампы колыхалась тень: в ширину она была явно больше, чем в высоту. Виктор обогнул баррикаду из мешков и досок и наконец-то увидел Мартена Лорсона: тот поджаривал над углями сосиску, прижимая к груди литровую бутыль рома, из которой периодически отхлебывал. Сделав очередной глоток, Мартен перешел к припеву:
Появление Виктора прервало эту оду алкоголю.
– Кто здесь? Жакмен? – рявкнул Мартен Лорсон.
– Легри, книготорговец. Мы с вами разговаривали на бойнях.
– Книжник-детектив?.. Вы совсем чокнутый, раз притащились сюда средь бела дня! Когда вы наконец отвяжетесь от меня?
– Я купил вам сигарет.
Мартен Лорсон смягчился, снял с огня котелок и поставил его перед собой, прежде чем взять у Виктора пачку.
– Я не отниму у вас много времени, – сказал Виктор. – Мне не дает покоя одна деталь. Вы рассказали, что убийца сбежал и почти сразу вернулся – неизвестно зачем.
Мартен Лорсон громко икнул.
– Вы достаточно трезвы, чтобы отвечать? – уточнил Виктор.
– Будь я пьян, и двух слов не связал бы.
– Тогда скажите, но сначала подумайте: это мог быть другой человек?
Мартен Лорсон потирал ладони, держа их над жаровней.
– Странно, что вы заявились с этим вопросом именно сегодня. Я чуть не рехнулся, пока перебирал в уме подробности. И теперь уверен: молодчиков было двое!
– Спиртное не повлияло на ваше мнение?
– Нет, вовсе нет. Дело в их шляпах! Они были разные. Тот, что задушил девушку, был в фетровой шляпе, а второй – в картузе.
– Убийца мог сменить головной убор.
– Но зачем? Он не знал о моем присутствии, иначе вряд ли рискнул бы вернуться.
– В подобных обстоятельствах люди часто теряют голову.
– А вы, как я погляжу, знаток… – хмыкнул Мартен Лорсон. – Коли вы заявились в эту нору, значит, мои слова чего-то стоят, пусть я сто раз пьянчужка. Доверьтесь моему чутью. Пожмем друг другу руки и разойдемся. Я не хочу, чтобы вы навлекли на мою голову неприятности, мне их и без того хватает.
Виктор удалился, очень довольный тем, что Лорсон подтвердил его догадку.
