Текст книги "Талисман из Ла Виллетт"

Автор книги: Клод Изнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Суббота 17 февраля

В то утро парижское небо было расцвечено оттенками грязно-белого, сизого и мышино-серого. Таша встала очень рано, чтобы отнести гладильщице сверток с бельем и бархатное розовое платье с коричневато-серой отделкой – свадебный подарок Виктора.

Она поднималась по бульвару Клиши, и ее душа полнилась радостью, словно многоцветный радужный пузырь, скрывающий в себе тайну жизни. Но не успела она выйти на улицу Фонтен, как пузырь лопнул и радость сменилась сомнениями. Таша вспомнила визит Ломье и смущенное лицо Виктора. Что они замышляют? Она вдруг представила Виктора раненым, убитым…

Войдя в дом, Таша кинулась в объятия мужа. Виктор едва успел положил бритву.

– Спасите, на меня напала амазонка! – Он вытер мыльную пену со щек мятым платком и поцеловал жену. – Что с тобой, моя красавица?

– Я соскучилась, – шепнула она, подталкивая мужа к кровати.

Ей хотелось сказать Виктору: «Подозреваю, что Морис втянул тебя в какую-то аферу. Ты не признаешься ни за что на свете, но я читаю тебя, как открытую книгу», но вместо этого она обняла мужа, скинула кофту и прижалась к нему. Он страстно поцеловал ее в губы и обхватил ладонями нежные груди. Она коротко вскрикнула и запрокинула голову. Он уложил ее на кровать и принялся раздевать.

Когда их дыхание успокоилось, они не разомкнули объятий. На кровать вспрыгнула Кошка, разлеглась на стеганом одеяле и принялась вылизывать себе живот.

– Пошла вон, наглая толстуха!

– Она проголодалась, – сказала Таша, – и я тоже. А ты?

– Я опоздаю, радость моя.

– Ты уже опоздал.

Она взъерошила ему волосы, вскочила с кровати и побежала на кухню. Дверцы буфета хлопнули, и Таша закричала на кошку:

– Ах ты воровка! Если бы кот сапожника не оставил тебя в интересном положении, ты сидела бы у меня на хлебе и воде! Виктор, она слопала сыр!

– Ничего, зато ты сохранишь осиную талию.

Виктор говорил с ней, как с ребенком, и Таша это нравилось.

Когда она вернулась с кофе и тостами, Виктор курил, сидя в подушках.

– Ты обещал больше не дымить в доме, – с укором напомнила она.

– Человек, способный пообещать, способен и забыть. Иди ко мне. Как ты собираешься провести день?

– Я обедаю с Таде Натансоном. Он милый, хотя и страшноватый – со своей черной блестящей бородой и горящими глазами. Но благодаря тебе я буду в форме, – шепнула она.

– Эгоистка! Мсье сама-знаешь-кто снова обзовет меня лодырем!

– Твой отец слишком снисходителен к тебе… Но он так красив…

Таша кивнула на портрет, написанный четыре года назад: Кэндзи сидел, удобно устроившись в кресле, и едва заметно улыбался.

– Он тебе нравится? – спросил Виктор.

Таша одарила мужа лукавым взглядом.

– Кто знает, начни он ухаживать за мной первым, я бы, возможно, не устояла. Мне очень хочется написать его обнаженным.

Виктор вдруг смутился: он боялся неосторожным словом выдать, какому искушению едва не поддался у Моминетты.

Таша решила, что он тревожится о выставке, и мягко сказала:

– Твои фотографии будут иметь успех у Натансона, дорогой.

– Что ты наденешь?

– То роскошное платье, твой подарок…

– Нужно было купить тебе рубище!

– Успокойся, Таде женат на прелестной молодой женщине, он ее просто обожает.[38]38
  Мари Годебска, Мися (1872–1950) – великолепная пианистка, ученица Габриеля Форе, вышла замуж за Таде Натансона в пятнадцать лет.


[Закрыть]

Виктор вспомнил Моминетту и подумал, что самая пылкая страсть к супруге не помешает мужчине изменить ей.

– Ответь-ка мне, Виктор Легри, что там вы с Ломье замышляете?

– С этим щеголем? Можешь не волноваться, с ним у меня не может быть ничего общего. Вставай, долг зовет! – воскликнул он и почесал Кошке шею, чтобы закончить разговор.

Пушистая красавица сладострастно заурчала.

Айрис приоткрыла один глаз и увидела одевавшегося у окна Жозефа. Сквозь щели в закрытых ставнях в комнату проникал сероватый свет. Одно плечо у Жозефа было намного выше другого, но Айрис всегда находила это ужасно трогательным. Отец ее будущего ребенка такой хрупкий! Она чувствовала себя более зрелой и сильной, чем ее горбатенький муженек с наивными глазами. Он много читал, успел кое-что написать и мнил себя зрелым и умудренным опытом человеком, но Айрис считала разумным началом их союза себя.

Она поудобнее устроилась на постели и обняла руками животик, где обреталось существо, бывшее для них с Жозефом одновременно и мечтой и явью. Очень скоро малыш появится на свет и займет главное место в жизни окружающих его взрослых. «Мальчик это будет или девочка? Какое у него будет лицо? А характер? А недостатки?» – размышляла Айрис.

Жозеф склонился к ней с поцелуем. Его переполняли любовь, благодарность и удивление: он, конечно, обязательно станет великим писателем, но до сих пор не может поверить, что такая красавица согласилась разделить с ним, жалким горбатым приказчиком, жизнь.

Появившаяся на пороге Эфросинья прервала его размышления. Она поставила поднос с завтраком на столик.

– Я вот что тебе скажу: нам нужно хорошенько ухаживать за нашей малышкой. Иисус-Мария-Иосиф, носить ребенка – это не шутка! Помню, как была беременна тобой, мой зайчик: ты весил целую тонну! И все время капризничал. Мне частенько хотелось кровяной колбасы с картошкой среди ночи!

– Никогда не предлагай этого Айрис!

Айрис забавляли такие разговоры. Характер у Эфросиньи был невыносимый, она привыкла всеми управлять, но Айрис уважала и почитала ее. Она потеряла мать в три года и ценила заботу зрелой женщины о своем здоровье, пусть даже временами эта забота становилась чрезмерной.

Айрис дождалась ухода Жозефа и села на постели.

– Хочу перед вами извиниться, Эфросинья. Я понимаю, что вы за меня переживаете, и предлагаю компромисс. Я буду есть ветчину раз в неделю, рыбу по пятницам и время от времени белое куриное мясо, как советует доктор Рейно.

– Вот и славно! Я просто счастлива. Надеюсь, вы ничего не имеете против яиц, я сварила два всмятку. Вы наверняка проголодались, ешьте. Вот гренки, домашний сливовый конфитюр от Мишлин Баллю, круассаны, бриоши, взбитый шоколад и апельсиновый сок.

Айрис затошнило, но она позволила свекрови взбить ей подушки и поставить поднос на кровать.

– Ешьте, пока не остыло, а я открою окна – здесь нужно проветрить.

Пока Эфросинья раздергивала шторы, Айрис успела спрятать круассаны, бриошь и хлеб в пустую коробку из-под печенья, которую специально для этого держала в ночном столике.

– Хочу попросить вас, Эфросинья, никого не лишайте мяса из-за меня. Мы ведь теперь одна семья и должны есть все вместе, за одним столом.

– Славная малышка, – пробормотала Эфросинья, прослезившись. – Хочет облегчить мне мой крест. О, вы съели весь хлеб! Сейчас я принесу еще.

Войдя в кухню, она увидела спину Кэндзи, направлявшегося к себе с чайником в руке. Он был в синем с красными горохами халате.

– Какова дочь, таков и отец, – буркнула она. – Только и делает, что пьет чай!

На первом этаже Жозеф распевал национальный гимн Савойи.[39]39
  Музыка Констерно, слова Жозефа Дессекса, впервые был исполнен в 1856 году в Шамбери.


[Закрыть]

 
Привет тебе, гостеприимная земля,
Ты, что дала защиту от несчастий;
Славлю народ, поднявший
Знамя свободы.
 

Сняв ставни, он прокричал припев:

 
Доблестные аллоброги!..
 

Зазвонил телефон, положив конец его звонким вибрато. Графиня де Салиньяк желала знать, доставлен ли ее заказ – книга о воспитании детей, которую она хотела подарить племяннице.

– Автор – доктор Лесгафт, – отчеканила она с немецким акцентом. – Я на вас рассчитываю!

– Яволь, госпожа графиня! – рявкнул Жозеф и, повесив трубку, проворчал: – И нечего на меня лаять, будет вам ваш учебник!

Он еще раз записал заказ в книгу Кэндзи, и перед его мысленным взором предстал угловатый силуэт Бони де Пон-Жубера, супруга его первой любви – Валентины.

«Этот король хлыщей, щеголь, позер… Нет уж, своего сына я буду воспитывать без всяких английских бонн, гувернанток и прочей челяди! Впрочем, дело не в национальности – вздумай я нанять любую няньку, мама разорвет меня на части!»

В магазин вошел коротышка с помятым лицом и газетой подмышкой. Он положил ее на томе Литтре[40]40
  Словарь французского языка, названный по имени составителя – Эмиля Литтре (1801–1881).


[Закрыть] и начал рыться на полках. Жозеф стянул газету.

– Вот черт! – воскликнул он, дрожащими руками вырезал одну из статей и убрал в заветный блокнот. Коротышка тем временем украдкой спрятал в карман книгу.

В магазине было полно покупателей. Это был один из тех дней – возможно, причиной тому стало неожиданно выглянувшее солнце, – когда каждый считал своим долгом пролистать или даже купить книгу.

Человечек с помятым лицом свернул газету и уже собирался шагнуть за порог, когда его остановил спешившийся с велосипеда Виктор.

– Простите, мсье, но вы случайно сунули в карман пальто книгу. Мой помощ… мой зять проводит вас к кассе, – строгим тоном произнес он, наставив указательный палец на Жозефа.

Вор послушно оплатил томик Ронсара, взял сдачу и как ни в чем не бывало покинул магазин.

– Каков наглец! – пробормотал Жозеф.

– Я видел через стекло витрины, как вы увлеченно кромсали газету, так что удивляться нечему, – съязвил Виктор.

Он раскланялся со знакомыми и вернулся к прилавку.

– Не расстраивайтесь, такое всегда случается в самый неподходящий момент, – шепнул он Жозефу и подмигнул.

– Дело того стоило, взгляните, что тут пишут, – ответил Жожо и протянул ему вырезку.

НА АЛЛЕЕ БУЛОНСКОГО ЛЕСА

ТЯЖЕЛО РАНЕН МУЖЧИНА

Маркиз Сатюрнен де Ла Пикадьер, как всегда, ехал в фаэтоне в клуб, когда вдруг заметил лежавшее на обочине аллеи тело. Это был барон Эдмон де Лагурне. Видимо, он упал со своей лошади вюртембергской породы по кличке Приам, которую позже нашли разгуливающей по Елисейским Полям. На затылке у барона зияла кровавая рана. Пострадавшего немедленно доставили домой. Его здоровье внушает серьезные опасения, хотя господа с медицинского факультета полагают, что опасность кровоизлияния устранена.

Напоминаем нашим верным читателям, что барон де Лагурне – друг Жана Лоррена, чью пьесу «Жантис» сегодня впервые сыграют в театре Одеон. Несколько лет назад барон основал известное всему Парижу оккультное общество «Черный единорог», которое ставит своей целью «проникнуть в царство невидимого и осветить сумрачный лабиринт, ведущий к философскому камню». Очень жаль, что оно не «отворило вежды» самому несчастному барону, и он не избежал падения с лошади…

– И что? – поинтересовался Виктор.

– Как это «что»?! Тот медальон с единорогом, что отдал вам толстяк на бойнях… Он подобрал его у трупа Лулу, ведь так? Может, она встречалась с бароном…

– Тсс! – шикнул на Жозефа Виктор, услышав на винтовой лестнице знакомые шаги Кэндзи.

– Как приятно вас видеть, мсье Мори! – трубным гласом воскликнула пышная дама в буклях. – Вы наконец получили «Песни крестьянина» Деруледа? Книга месяц как вышла, и вы обещали…

Укрывшегося за стеллажом Жозефа спасла трель телефона, заглушившая ответ Кэндзи.

– Алло, Легри? Это я…

Жозеф мгновенно узнал голос ненавистного Ломье и понял, что тот спутал его с Виктором.

– В магазине много народу, – тихо ответил он.

– Вы подумали? Я могу на вас рассчитывать? Мими меня совсем измучила…

– «Терпение и время дают больше, чем сила или страсть».

– Не тратьте попусту слов, Легри, выражайтесь яснее!

– Это из Жана де Лафонтена, куда уж яснее! – Жозеф бросил трубку на рычаг и пробормотал себе под нос: – И ради этого кретина мы из кожи вон лезем…

– Что вы записали в моей книге учета, Жозеф? Я не могу разобрать ваш почерк, – сказал Кэндзи.

– Всего лишь учебник по воспитанию для мадам де Салиньяк. Эта бабища заказала его повторно.

– Я, кажется, запретил вам употреблять по отношению к графине это слово.

Виктор поспешил вмешаться.

– Помните книжные лавки, о которых вы мне говорили? – сказал он, обняв зятя за плечи. – Нужно сходить туда и узнать насчет заказа барона де Лагурне.

– Какого заказа? – хором удивились Жозеф и Кэндзи.

– Того, что передал нам маркиз де Ла Пикадьер, – ответил Виктор, выразительно помахав перед носом у Жозефа газетной вырезкой.

– Ах да, – наконец сообразил тот, – конечно, уже бегу!

– Куда он бежит? Разве маркиз де Ла Пикадьер наш клиент? Вы постоянно о чем-то шушукаетесь, – посетовал Кэндзи. – Ну вот, он снова исчез. А как насчет вас – останетесь или снова скажете, что вам пора проявлять пленки?

Виктор огляделся. Большинство посетителей удалились, и лишь несколько библиофилов аккуратно перелистывали страницы книг.

– Вам не кажется, Кэндзи, что Жозефу не пристало быть приказчиком? В конце концов, он теперь ваш зять.

– Не напоминайте, не бередите мне душу.

– Значит, вы со мной согласны?

– Но Жозеф сам настаивает, чтобы все осталось как прежде! Я уже собирался найти ему замену, но он категорически воспротивился! При этом его мамаша возомнила себя гувернанткой!

– Я возьму на себя закупки, а он займется продажей и доставкой – в обмен на долю в прибыли.

– Если бы на яблонях росли золотые яблоки, человеческая жадность превратила бы все рощи в мертвый лес. Иными словами – деньги не растут на деревьях! – раздраженно бросил Кэндзи и отправился беседовать с клиенткой.

– Новый приказчик обошелся бы нам дороже, – заметил ему вслед Виктор, но решил на время отступиться. «Хуже глухого лишь тот, кто не желает слышать», – подумал он.

Жозеф сел в омнибус на улице Бержер и вскоре оказался на улице Тревиз. Виктору пришло в голову продолжить их расследование в «Либрери дю Мервейё». Магазин располагался в доме номер 29, его хозяин, уроженец Вандеи Люсьен Шамюэль был издателем и организовал в помещении за лавкой что-то вроде зала заседаний. За пятьдесят сантимов в день здесь можно было насладиться классиками герметизма.[41]41
  Учение алхимиков.


[Закрыть]

Величественный бородатый персонаж в нелепом, отделанном мехом одеянии, встряхивая темными волосами, декламировал текст собственного сочинения:

 
Слава тебе, неосязаемый Эрос!
Уранический Эрос, слава тебе!
О, исцелитель пошлых ласок,
Могущественный алхимик несовершенного желания,
Атанор великого творения в мире душ,
Слава тебе, о Андрогин!
 

Жозеф едва удержался от смеха, глядя на почтительно аплодирующих слушателей.

В магазин вошел приземистый весельчак с курчавой бородой. Оратор гордо отвесил ему поклон и удалился в сопровождении свиты обожателей. Вновь пришедший хитро прищурился, постучал в дверь и, услышав приглашение войти, вошел.

Жозеф не знал, что делать, и решил попросить помощи у молодого красавца с золотистыми локонами, читавшего тонкую книжечку стихов. Он подошел и кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.

– Извините, что отрываю, но кто этот болван?

– Как, вы не узнали Сара Пеладана?[42]42
  Жозеф, или Жозефен Пеладан (1859–1918) – автор эзотерических исследований и романов, в том числе большого цикла «Латинский закат».


[Закрыть]

– Сира?

– Да нет же, Сара, этот титул носили правители Ассирии. Он знаменитый писатель, его «Маг Меродак» меня просто потряс, а еще рекомендую прочесть «Последний порок», книга вышла десять лет назад и до сих пор актуальна.

Жозеф вспомнил, что расставлял романы этого автора по стеллажам в зале книжной лавки «Эльзевир», но сам читать их не стал, уж больно витиеватым показался ему стиль.

– А другой, тот, что прогнал… Сара?

– Доктор Анкосс, его чаще называют Папюс,[43]43
  Жерар Анакле Венсан Анкосс по прозвищу Папюс (1865–1916) – публиковал множество статей и трактатов по оккультизму и создал Орден мартинистов.


[Закрыть] патроним духа из «Никтамерона» Аполлония Тианского. Они с Пеладаном враждуют со времен Войны Роз.

– Той, что была в Англии? – невинным тоном поинтересовался Жозеф, знакомый с краткой историей дома Ланкастеров.

Его собеседник поставил книгу на полку и снисходительно посмотрел на Жозефа.

– Вовсе нет. Думаю, имя Станисласа де Гуайты[44]44
  Станислас де Гуайта (1861–1897) – оккультист, французский поэт ломбардского происхождения, автор знаменитой книги «Мистическая роза», вышедшей в 1885 г.


[Закрыть] говорит вам так же мало, как имена Пеладана и Папюса?

Жозеф уныло кивнул.

– Станислас де Гуайта, угодливый обожатель Пеладана, шесть лет назад предложил тому стать соучредителем каббалистического ордена Розы и Креста. Тот согласился, однако 14 мая 1890 года решил создать собственное братство и назвал себя «магистром и высшим иерархом третьего ордена католиков-розенкрейцеров». Папюс занял его место при Станисласе. Отсюда и вражда. В прошлом году Высший совет назвал Пеладана узурпатором, схизматиком и отступником. Это весьма досадно, потому что я считаю всех их талантливыми исследователями. Взять хотя бы детище Пеладана – салоны Розенкрейцеров. В 1892 году в галерее Дюран-Рюэля собралось более двадцати тысяч зрителей, и шестьдесят трубачей играли «Парсифаля». Да вы наверняка об этом слышали! А «Элементарный трактат оккультной науки» возводит Папюса на уровень Калиостро… Боже, если бы только исполнилось его страстное желание найти философский камень!

Жозеф сделал стойку.

– О, да этот ваш Папюс наверняка просветит меня насчет «Черного единорога»!

Модой человек оттопырил верхнюю губу и стал похож на волосатого уистити.[45]45
  Вид обезьян.


[Закрыть]

– «Черный единорог»? Да это сборище болванов!

– Но они тоже ищут философский камень!

– И еще долго будут искать. Не хотите ли выпить со мной рюмочку абсента? Или насладиться парами эфира в моем скромном жилище? – Он приблизился к Жозефу почти вплотную. Тот перепугался и, забыв о намерении встретиться с доктором Анкоссом по прозвищу Папюс, сбежал.

Взволнованный, Жозеф миновал улицу Лафайетт, вышел на шоссе д’Антенн и увидел книжный магазин «Независимое искусство». Он вырвал из блокнота листок, нацарапал на нем «Последний порок» и предъявил в качестве пароля одному из продавцов, согбенному лысому старику с белоснежными усами и растрепанной бородой. Тот посетовал – Жозефу не повезло, он разминулся со Стефаном Малларме и Клодом Дебюсси – они друзья Сара Пеладана и страстно увлечены эзотерикой. Жозеф, уже успевший оправиться от покушения на свою мужскую честь, нисколько не расстроился и спросил о «Черном единороге». И тут вдруг неожиданно выяснилось, что старик туговат на ухо.

– Говорите громче! – крикнул он.

– Е-ди-но-рог, – произнес по слогам Жозеф.

– Ах, единорог… Чудесное животное. Три тысячи лет назад китайцы почитали единорога под именем Килин. На санскрите его называли Экасринга, на Тибете – Цо-По, во Вьетнаме – Ки-Ла, а арабы – Куркаданн. В Индии это Сарабна, что пасется на заснеженных вершинах. В Палестине он звался Реэм, у ассирийцев – Риму, – проблеял старичок.

– Я интересуюсь «Черным единорогом»! – проорал Жозеф.

– Фи! Секта шарлатанов! Возомнили себя наследниками великого дела и заявляют, что откопали на Балканах кусок рога Тюссона, или Тексона.

– Что это такое – Тюссон?

– Единорог! Они утверждают, что изготовляют из этого рога порошок, берут щепотку, смешивают с серой и ртутью и используют на церемониях для посвященных. На самом же деле просто бессовестно обирают доверчивых простаков и набивают свои карманы.

– Кто эти «они»? – рявкнул Жозеф.

– Откуда мне знать? Спросите у мсье Сати. – Старичок кивнул на стоявшего у полок посетителя. – Он регент часовни Розенкрейцеров, автор звонов и вообще осведомленный человек.

На вид Сати было лет тридцать – бесформенная шляпа, длинные светлые волосы, бородка, закрученные кверху кончики усов, улыбчивый рот и темные глаза за стеклами пенсне. Он стоял, опираясь на зонт, и внимательно рассматривал Жозефа.

– Я знакомый мсье Пеладана…

– Вам нравится моя музыка?

Жозеф смущенно теребил вырванный из блокнота листок.

– Ну, я… Да, ваши звоны!

– Мои звоны? А как же три моих прелюда из «Сына звезд» и «Готические танцы»? А «Гипнопедии» и «Гносиенны»? Не лгите, я знаю, что ни Пеладан, чьи идеи я, кстати, разделяю, ни его окружение не являются ценителями моих опусов. Моя судьба трагична. «Я так юн в этом старом мире».

– По правде говоря, мсье, я… Я пытаюсь добыть адрес одного алхимика, барона Эдмона де Лагурне, мне нужно передать ему сообщение.

– Де Лагурне, – повторил Эрик Сати, поглаживая бороду. – Он из тех, к кому более чем применима острота кого-то из великих: «Чем лучше я узнаю людей, тем больше люблю собак». Этот честолюбец мнит себя алхимиком! Шарлатанский порошок и секреты Полишинеля… Я был однажды на приеме в его доме вместе с Дебюсси и Гюисмансом… чудовищная скука! Он живет на улице Варенн, 34-бис. Особняк совсем обветшал, того и гляди обрушится. Слуг в доме почти не осталось, он им не платит, вот они и разбежались. Что до мадам де Лагурне, то она лакомится отнюдь не духовной пищей. Ничего удивительного – ее благоверный «балуется» хлоралом. Их дом весь провонял эфиром и морфином.

– Но почему? Для дезинфекции после падения с лошади?

Эрик Сати весело оскалился.

– Вы либо очень наивны, либо наделены весьма своеобразным чувством юмора. Я склоняюсь ко второму предположению. Надеюсь, что помог вам, мсье. – Сати приподнял шляпу и отошел к полкам в глубине магазина.

«Что его так рассмешило?» – недоумевал Жозеф, трясясь в фиакре на Левый берег.

Экипаж остановился, немного не доехав до места: участок деревянной мостовой был выложен охапками соломы.

– Богатеи оберегают свой покой, – хрипло пробормотал кучер.

По фасаду дома на улице Варенн змеились трещины, краска на ставнях облупилась, но в целом здание не производило впечатления древних руин.

Жозеф долго звонил в колокольчик, прежде чем на пороге возникла хрупкая изящная женщина с бледным лицом в широком бархатном манто цвета фуксии и шляпе с желтой райской птицей.

– Добрый день, мадам. Я от мсье Шамюэля, он книготорговец, барон де Лагурне заказывал ему книги.

– Мой муж? Он очень плох, – равнодушным тоном сообщила баронесса, но взяла колокольчик и нетерпеливо позвонила. На зов явилась служанка с одутловатым лицом и бородавками на подбородке.

– Проводите этого господина к моему мужу, Оливия. Я ухожу, сегодня журфикс у моей подруги Бланш, потом я отправлюсь на примерку к Дусэ.

– Мадам поедет в тильбюри?

– Нет, Приам перенервничал. Я возьму фиакр.

Она коротко попрощалась с Жозефом и удалилась, а он поднялся по ступеням к двери, провожаемый хмурым взглядом служанки в черном платье, грязном фартуке и стоптанных туфлях.

– Мадам Клотильда совсем рассудок потеряла! Думает, у мсье сегодня гости. У него уже час сидит какой-то чудак! Я бы на ее месте выгнала вон всех этих типов, что надоедают бедному мсье, в его-то нынешнем состоянии!

Служанка произнесла эту тираду «в никуда», словно Жозефа и вовсе не существовало. Продолжая сердито бормотать себе под нос, она провела его через просторный, выходящий окнами во двор холл, где стояли поросшие мхом статуи. Стены холла потрескались, мебель была старомодная. Ступени массивной мраморной лестницы нуждались в ремонте. Из дальней комнаты слышались звуки фортепьяно.

Они шли через анфиладу тесных комнат: плотный слой вековой пыли покрывал угловые камины, гипсовые бюсты, кресла, гобелены и драпировки, как будто никто никогда не наводил здесь порядка. Семейные портреты над бюро в стиле Людовика XVI сурово взирали на окружающую обстановку, мерно тикали бронзовые часы.

Доведя гостя до совершенно обветшавшей передней, Оливия наконец снизошла до разговора с ним.

– Тот чудак все еще там – сидит у изголовья хозяина. Когда он уйдет, зайдете, но не задерживайтесь, врачи запретили мсье переутомляться! – надменным тоном произнесла она и удалилась, шаркая подошвами по паркету.

Оставшись один, Жозеф испустил глубокий вздох и оглядел шаткие стулья и потертые персидские ковры. Кроме двери, через которую он сюда пришел, и другой, ведущей в покои барона, была еще одна. Именно она заинтересовала Жозефа. Он открыл ее и вышел в коридор, который вел к винтовой лестнице. Обстановка напомнила ему дом Фортуната де Виньоля. Он уже собирался обследовать коридор, но услышал чей-то голос и, вернувшись, осторожно приоткрыл дверь в покои барона.

– Мне это необходимо, чтобы облегчить боль! – умолял кто-то, срываясь на визг.

– Это безумие! Снова окунуться в кошмары, разрушить душу и внутренности… Лучше последовать совету Лоррена: сульфанол и бромид вылечат тебя, – прогудел в ответ чей-то бас.

– Глоток хлорала, умоляю, я так страдаю! – отвечал первый голос.

– Опасность… Кровь! Мои куклы, они погибли! – рокотал бас. – Необходимо проверить твою… повсюду кровь.

Жозеф приоткрыл дверь еще чуть шире и увидел человека во фраке, склонившегося над кроватью, где лежал барон. Голова несчастного была забинтована.

– Глоток, всего один… Бутылка в секретере, – умолял больной.

Человек во фраке распрямился, и Жозеф тихонько прикрыл дверь, а когда решился снова заглянуть в комнату, в ноздри ему ударил запах карболки.

– Где ты спрятал ключ с единорогом? – вопрошал гость, склонившись к лицу барона. – Ключ от твоего личного кабинета, он мне нужен. Эдмон, ключ… Будет довольно одного твоего жеста…

– Прошу тебя…

– Ответь, я должен знать, залили твою коллекцию кровью или нет! Говори, черт бы тебя…

– Вы его прикончите! – произнес за спиной Жозефа пропитой голос. Он перепугался, отскочил в коридор, обернулся и увидел сиделку: женщина была такого огромного роста, что он едва доставал ей до плеча. Жозеф поспешно отступил в тень.

– Служанка правильно сделала, что предупредила меня. Эй, вы, убирайтесь оттуда, и поживее! – рявкнула она, врываясь в покои барона. – У больного травма головы, и отдых для него – первейшее дело! Мало нам легавого, так еще этот устроил тут допрос с пристрастием безо всякого разрешения… Пшел вон!

Спрятавшись за дверью, Жозеф наблюдал, как посетитель ругается с сиделкой. У него было квадратное, гладко выбритое лицо с узкой щелью рта, в руке он сжимал замшевые перчатки. Спор закончился не в его пользу, и он вынужден был уйти. После чего сиделка извлекла Жозефа из его укрытия и вытолкала взашей.

– Уносите ноги, пока целы, – напутствовала она его.

Жозеф взглянул на ее мужеподобное лицо и молча подчинился.

У подножия лестницы, уперев руки в боки, его ждала довольная Оливия.

Убаюканный тряской дорогой – из-за гололеда он предпочел велосипеду фиакр, – Виктор боролся со сном. Поскольку Таша сказала, что будет занята весь день, он принял приглашение на семейный обед – Эфросинья пообещала приготовить картофель «дофин». Жозеф сгорал от нетерпения дать Виктору отчет о своих утренних передвижениях, но в присутствии тестя вынужден был держать рот на замке. Поговорить им так и не удалось, и после десерта Виктор удалился, вызвав живейшее неудовольствие Кэндзи.

Фиакр попал в пробку, и кучер высадил его на бульваре Мажента, в начале улицы Ланкри. Виктор прошел через набережную Вальми на улицу Винегрие и заглянул в маленькое кафе под вывеской «Якорь Фортуны». В тесном зальчике, за столом напротив старого зеркала, сидел единственный посетитель.

Виктор заказал у стойки вермут с кассисом, завязал разговор с хозяином и вскользь упомянул имя мадам Герен.

Одинокий посетитель вздрогнул и посмотрел на Виктора.

– Вдова Герен? – воскликнул кабатчик. – Как же, как же, знаю! Она всегда жила в нашем квартале. У нее кондитерская чуть выше по улице, мадам Герен назвала ее «У Синего китайца» – в память о своем отце, погибшем в Паликьяо.

– Паликаьяо? Где это? – вежливо поинтересовался Виктор, не выпуская из поля зрения входную дверь.

– В Китае. Он служил под командованием генерала Кузен-Монтобана.

Корантен Журдан чуть не подпрыгнул. Он вдруг почувствовал опасность: так заяц в чистом поле инстинктивно вострит ухо, почуяв браконьера. Любитель вермута исчез. Корантен заплатил по счету и снова занял свой наблюдательный пост под козырьком булочной.

Виктор вошел в кондитерскую «У Синего китайца». Хозяйка обслуживала какую-то женщину с маленькой девочкой – серебряным совочком насыпала сладости в пакетики.

– Это не просто крестины, у мадам Эрманс будет настоящий семейный праздник, – говорила покупательница. – Мои племянники обожают ваши мятные пастилки и постный сахар. А Бастьенна без ума от миндальных коржиков.

– Хочу помадку, мамочка, – прошепелявила девочка.

Торговка взвесила покупки. Из-под ее черного кружевного чепца выбивались волнистые пряди рыжеватых с проседью волос, обрамлявших милое, простодушное лицо. Глаза у нее были ярко-голубые, как у фарфоровой куклы, но сеточка морщин на щеках выдавала почтенный возраст.

Когда покупательница вышла, она обратилась к Виктору на удивление молодым и звонким голосом:

– А вы что желаете, мсье?

– Я пришел не за конфетами, мадам. Меня зовут Морис Ломье, и я хотел осведомиться у вас о Луизе Фонтан, она кузина моей невесты Мирей Лестокар, и та поручила мне ее разыскать. Товарки Лулу по мастерской на улице Абукир рассказали, что три недели назад она переехала к вам. Но я узнал, что произошло несчастье – девушку задушили.

Виктор давно занимался расследованием трагических смертей, повидал немало подозрительных субъектов и научился различать нюансы их поведения. Мадам Герен выслушала его тираду бесстрастно, но невольно моргнула и сжала челюсти, что было равносильно признанию. Она без сомнения знала Луизу, но заявила в ответ кислым тоном:

– Это имя мне ничего не говорит.

Виктор протянул ей вырезку из «Энтрансижан». Пока она читала обведенные красным строки, у нее дрожали руки, что подтверждало подозрения Виктора: женщина ему солгала.

– Я только что из морга и вынужден – увы! – подтвердить: убитая – действительно Луиза Фонтан.

– Повторяю, мсье, я с ней незнакома. Вас либо ввели в заблуждение, либо вы что-то не так поняли. Герен – распространенная фамилия. У меня много клиентов, они покупают сласти на праздник по поводу первого причастия, свадьбы, другие церемонии и просто чтобы полакомиться. Я продаю свой товар обеспеченным людям, на Рождество и в Новый Год торговля идет особенно хорошо. Вам нужен кто-то другой. Нет, я никогда не встречалась с этой… как вы ее назвали?

– Луиза Фонтан.

– Сожалею, мсье, ничем не могу помочь. – Возвращая ему вырезку, пожилая женщина уже полностью владела собой.

Город погружался в сумерки. Виктор курил, стоя под козырьком, и наблюдал за кондитерской.

Это привлекло внимание Корантена Журдана, и он остался у булочной, пытаясь получше разглядеть лицо незнакомца. На вид тому было лет тридцать. Корантен видел, как он вошел в кондитерскую, протянул хозяйке листок, минут через десять вышел, ничего не купив, но не ушел, а остался наблюдать за лавкой. Когда вдова Герен задвинула изнутри засов и повесила табличку «Закрыто», незнакомец прижался к перилам лестницы, чтобы его не заметили.

Хозяйка кондитерской в накинутом на плечи плаще помедлила на пороге, как любой выходящий на холод и дождь из теплого уютного помещения. Оглядев окрестности, она поспешила на угол улиц Винегрие и Альбуи, толкнула калитку обнесенного решеткой садика и вошла в узкое строение с закрытыми ставнями на окнах.

Виктор выбросил окурок, надвинул шляпу на лоб и направился туда же. Когда он проходил мимо Корантена, тот мельком увидел его лицо: правильные черты, черные усики, вид по-юношески беззаботный. «Он явно следит за старухой, – подумал Корантен. – Но зачем? Остановился под фонарем, делает вид, что читает газету. Кто он? Отвергнутый поклонник? Шпик? Сумасшедший? Этот город кишмя кишит психами!»

Корантен решил размять ноги – купил круассан и поболтал с булочницей, не спуская глаз с типа в шляпе. Тот свернул газету и посмотрел на часы.

Корантен не раздумывая кинулся к сараю и запряг лошадь в двуколку с надписью «Перевозки Ламбера». Сердце у него колотилось, неожиданно, как бешеный пес из-за угла, возник полузабытый образ Клелии. Почему каждый день несет с собой новые опасности? Корантен был обречен не бездействие, и это сводило его с ума. Он едва устоял от искушения вломиться в убежище прекрасной сирены из Ландемера. Утрата Клелии много лет причиняла ему жестокие страдания. Он постарался изгнать ее образ из памяти и убедить себя, что время все лечит. Увы, оно над ним посмеялось: боль притупилась, но не ушла, и в этом было нечто устрашающее. Корантен терял аппетит и начинал опасаться за свой рассудок. Чтобы обрести свободу, нужно покончить с этим раз и навсегда.