355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Клиффорд Дональд Саймак » Отцы-основатели. Весь Саймак - 5.Исчадия разума » Текст книги (страница 11)
Отцы-основатели. Весь Саймак - 5.Исчадия разума
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:44

Текст книги "Отцы-основатели. Весь Саймак - 5.Исчадия разума"


Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 61 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Глава 17

Потребовалось немало времени, прежде чем я начал что-то соображать. Первым делом я испугался оттого, что стою посередине скоростной автострады. Что это автострада, я понял моментально – широкие бетонные полосы, между ними разделитель, поросший травой, а по бокам вьется прочный стальной забор, ограждающий движение от помех. Потом я отдал себе отчет, что машины, все до одной, замерли без движения, и это был настоящий шок. Одиночная машина, съехавшая с бетона и стоявшая на обочине с поднятым капотом, не представляет собой ничего особенного. Но когда таких машин десятки, это, согласитесь, совсем другое дело. И главное – ни в машинах, ни возле них не было людей, никого не было.

Одни машины, пустые и неподвижные, некоторые с поднятыми капотами, хотя не все, далеко не все. Словно машины в одну секунду вышли из строя и катились по инерции, пока не остановились. И не только те, что поблизости, – точно такая же картина в обе стороны, вверх и вниз по шоссе. Сколько хватает глаз, везде застывшие машины, сжимающиеся в черные точки на отдалении.

И лишь теперь, лишь когда я осознал и кое-как переварил зрелище застывших машин, до меня дошло самое очевидное, то, что следовало бы уразуметь с первого же мгновения. Я снова очутился на моей родной земле! Я больше не был пленником странного мира Дон Кихота и дьявола!

Если бы меня не отвлекли машины, я, наверное, ощутил бы себя счастливейшим из смертных. Но машины озадачили меня так, что все другие чувства на время как бы выключились.

Я подошел к машине, что была ближе всех, и присмотрелся. Дорожная карта и пачка туристских проспектов на переднем сиденье, термос и свитер в углу заднего. В пепельницу воткнута трубка. Ключей зажигания на месте нет.

Вторая машина, третья, четвертая. То тут, то там – брошенный багаж, будто хозяева отлучились за помощью в твердом намерении вернуться.

Солнце уже поднялось довольно высоко над горизонтом, утро становилось по-настоящему теплым.

Вдалеке, ближе к горизонту, над шоссе повисла эстакада – тонкая линия, затуманенная расстоянием. Надо думать, там перекресток, и я смогу сойти с автострады. Я пустился в путь в утренней тишине. За забором меж деревьями вились какие-то птицы, но и они молчали.

Итак, я снова дома, сказал я себе, и Кэти тоже, если позволительно верить дьяволу… Но где она? Скорее всего, в Геттисберге, в безопасности у родителей. Только бы добраться до телефона, пообещал я себе, сразу позвоню и выясню все доподлинно…

Я миновал изрядное число замерших машин, но больше не удостоил вниманием ни одну из них. Важно было единственное – выбраться с автострады и найти кого-нибудь, кто объяснил бы мне, что происходит. Наконец мне попался дорожный знак с обозначением «автострада 70», и я разобрался, где нахожусь, – в штате Мэриленд, где-то между городом Фредерик и Вашингтоном. Выходит, лошадка за ночь одолела солидную дистанцию – естественно, в том случае, если география того мира повторяет географию нашего.

На указателе перед перекрестком я прочел название поселка, о котором никогда и не слышал. Втащился наверх, на узкую поперечную дорогу, обнаружил станцию обслуживания, но двери оказались на запоре и вообще все вокруг вымерло. Еще немного, и я очутился на окраине поселка. У тротуаров стояли машины, однако движение замерло и здесь. Я ввалился в первое же заведение, какое мне встретилось, – маленькое кафе, сложенное из бетонных блоков и выкрашенное в болезненно-желтый цвет.

Центр зала занимал большой обеденный стол. Посетителей не было, хоть откуда-то из-за стены доносился звон кастрюль. Стойку украшал большой кофейник, под ним горел огонь, по залу плыл аромат кофе. Я опустился на стул, и в зал немедля вышла неряшливо одетая тетка.

– Доброе утро, сэр, – произнесла она. – Раненько же вы поднялись… – Достав чашку и наполнив ее из кофейника, она поставила кофе передо мной и осведомилась: – Закажете что-нибудь еще?

– Яичницу с беконом, – ответил я, – а если вы дадите мне мелочи, то, пока вы готовите, хотелось бы позвонить по телефону…

– Мелочь-то я вам дам, только толку не будет. Телефон не работает.

– Что, испортился? Может, где-нибудь поблизости есть другой телефон?

– Вы меня не поняли. Не работает ни один телефон. Вот уже два дня, с той самой минуты, как остановились машины.

– Машины-то я заметил…

– Ничего не работает, – пожаловалась она. – Просто не знаю, что с нами будет. Ни радио, ни телевидения. Ни машин, ни телефона. А что прикажете делать, когда выйдут припасы? Ну, яйца и цыплят можно купить у фермеров. Сынишке придется ездить к ним на велосипеде, да это бы ладно, в школе занятия все равно уже кончились. А когда у меня кончится кофе, сахар, мука и все остальное? Грузовиков-то нет. Остановились так же, как и легковые…

– Вы уверены? – спросил я. – То есть насчет машин. Вы уверены, что они остановились не только здесь, но повсюду?

– Ни в чем я не уверена, – отозвалась тетка, – Кроме того, что не видела ни одной машины на ходу вот уже целых два дня.

– Два дня? Это точно?

– Что уж точно, то точно. Лучше я пойду сготовлю вам завтрак…

И тут меня осенило: а что, если случившееся – именно то, что имел в виду дьявол, заявивший мне, что у него есть определенные планы? Правда, когда мы с ним сидели на Кладбищенском гребне, звучало это так, будто планы еще разрабатываются, – а на деле, выходит, он уже пустил их в ход. Вполне возможно, все началось в тот самый миг, когда машина Кэти слетела с автострады и очутилась в призрачном мире воображения. Все другие машины заглохли и катились по инерции, пока не встали, а ее машину перекинули на тот убогий проселок на взгорье. Мне вспомнилось, что когда Кэти попыталась завести мотор сызнова, он не пожелал заводиться.

Но как можно осуществить такое? Как можно разом вывести из строя все машины до единой, чтобы они прокатились ровно столько, сколько сумеют, и больше не завелись?

Заклятие, ответил я себе, более чем вероятно, это заклятие… Хотя едва я сформулировал эту мысль, сама идея представилась мне немыслимой.

Да, она была немыслимой в моем мире, в том, где я сидел и ждал завтрака, который готовила тетка на кухне. А в мире дьявола такая идея, вероятно, вовсе не была немыслимой: там заклятие могло стать прочным, укоренившимся принципом, столь же веским, как физические и химические законы моего мира. Ведь принцип заклятия множество раз утверждался в волшебных сказках, в древнем фольклоре, да и в бесчисленных фантастических повествованиях, сочиняемых вплоть до наших дней. И люди некогда верили в него всерьез, и потом в течение долгих лет многие отнюдь не сумасброды явно испытывали почтение к давним предрассудкам, никак не желали расстаться с ними, а кое-кто, пожалуй, полуверит в них и сегодня. Разве мало людей предпочтут сделать крюк, лишь бы не пройти под приставной лестницей? Разве мало тех, кто чувствует неприятный холодок, если черная кошка перебежит дорогу? Разве редки те, кто втайне ото всех и сегодня носит с собой кроличью лапку, а если не лапку, то иной амулет, например монетку или какой-нибудь дурацкий значок? Разве редки те, кто на досуге все еще ищет клевер в четыре лепестка? Может, это делается не вполне серьезно или даже с самоиронией, призванной прикрыть несовременное поведение, однако поступки таких людей сами по себе выдают живущие в них страхи, уцелевшие с пещерных времен, вечное человеческое стремление защититься от невезения, черной магии, дурного глаза – как ни называй подобные вещи, суть не меняется.

Дьявол изволил жаловаться, что простенькие, бездумные пословицы доставляют его миру много хлопот, поскольку трактуются там как законы и принципы. И уж если в мире дьявола руководством к действию стала такая бессмыслица, как «трижды испытан – заговорен», то в потенциальной силе обыкновенного заклятия даже сомневаться не приходится.

Ну хорошо, заклятия действуют там, но каким образом возможно распространить их на наш собственный мир, где физические законы вроде бы должны успешно им противостоять? Хотя, коль на то пошло, идея заклятия рождена не кем-ни-будь, а самим человеком. Человек измыслил заклятия, а затем передал их в пользование другому миру, и если теперь другой мир обернул их и использовал против нас, то мы этого по справедливости заслуживаем.

Разумеется, с точки зрения логики, общепринятой среди людей, все мои рассуждения – сущая белиберда, но машины, замершие на автострадах, неработающие телефоны, умолкшее радио и погасшие телевизоры – не белиберда, а беспощадная реальность. Можно сколько угодно отрицать действенность заклятий, но оглянись вокруг и убедишься, что они действуют, еще как действуют.

Вот уж ситуация, сказал я себе, нарочно не придумаешь… Если машины не заводятся, если поезда не движутся, если связи нет и не предвидится, страну буквально через неделю ждет катастрофа. Без транспорта и связи заскрежещет, содрогнется и замрет вся национальная экономика. В городских центрах неизбежно скажется нехватка продуктов, тем более что население примется в спешке скупать их про запас. Многим не хватит, и голодные толпы ринутся из городов в поисках пищи во всех направлениях, где есть надежда ее найти.

Не приходилось сомневаться, что уже сейчас налицо первые признаки паники. Столкнувшись с неизвестностью, при отсутствии привычного потока информации, люди пускают в ход домыслы и слухи. Через день-другой, подогретая этими слухами, паника достигнет ошеломляющих масштабов.

Похоже, что роду человеческому нанесен удар, от которого, если не принять каких-то ответных мер, он может и не оправиться. Сложное общественное здание в нынешнем его виде во многом опирается на средства быстрого передвижения и мгновенной связи. Уберите эти две опоры – и все хрупкое здание, вероятно, тут же развалится на куски. Через месяц от него, вчера еще горделивого, просто ничего не останется. Человек будет отброшен вспять, к состоянию варварства, и страну наводнят кочующие орды, отчаянно ищущие хоть каких-то средств к существованию.

В моем распоряжении был не слух, а точный ответ – я знал, что произошло, но, конечно же, понятия не имел, что теперь предпринять. Да и тот ответ, которым я располагал, если разобраться, тоже никого не устроит. Мне никто не поверит, а скорее всего, никто даже не наберется терпения, чтобы выслушать меня толком. Подобная ситуация не может не породить кучу полоумных объяснений, и мой рассказ займет место в том же ряду – еще одно полоумное объяснение.

Тетка высунула голову из кухни и спросила:

– Я вас раньше не видела. Вы, наверно, приезжий? – Я кивнул, и она продолжала: – Тут теперь много приезжих. Все с автострады. Кое-кто за тридевять земель от дома, и теперь им никак не попасть обратно.

– Железные-то дороги, должно быть, действуют…

Она покачала головой:

– Не думаю. До ближайшей миль двадцать, и люди говорят – поезда тоже не ходят.

– А где мы сейчас находимся?

Тетка смерила меня подозрительным взглядом:

– Сдается мне, вы с луны свалились, ничего ни о чем не знаете. – Я промолчал, и она в конце концов сообщила то, что мне было нужно: – Вашингтон в тридцати милях отсюда.

– Спасибо, – сказал я.

– Неблизкая прогулочка, особенно в такой денек. Ближе к вечеру будет настоящее пекло. Вы и правда собрались идти пешком до самого Вашингтона?

– Не исключено, – отозвался я, и она вернулась на кухню.

Значит, до Вашингтона тридцать миль. А до Геттисберга сколько получится – шестьдесят или больше? И нет никакой уверенности, напомнил я себе, что Кэти в Геттисберге…

Надо решать – Вашингтон или Геттисберг?

В Вашингтоне, конечно же, есть люди, которым следовало бы узнать, которые вправе узнать то, что я могу рассказать, однако крайне сомнительно, что они пожелают меня слушать. У меня в Вашингтоне есть друзья, в том числе и на высоких постах, и еще больше добрых знакомых, но найдется ли среди них хоть один, кто выслушает меня с вниманием? Я перебрал в уме десяток кандидатов и не обнаружил среди них ни одного, кто отнесся бы ко мне всерьез. Прежде всего они просто не посмеют себе этого позволить, не захотят стать мишенью вежливых насмешек, неизбежных в случае, если кто-то попытается поверить мне хоть отчасти. Приходилось прийти к выводу, что в Вашингтоне я не добьюсь ничего, сколько бы ни колотился головой о каменные стены.

С учетом такого вывода, и все мои чувства кричали об этом в голос, мне следовало со всех ног броситься туда, где Кэти. Раз уж мир готов развалиться ко всем чертям, нам лучше быть вместе, когда это случится. Она единственная знает то же, что и я, она единственная способна понять уготованные мне муки, единственная, кто отнесется ко мне с симпатией, и если будет в силах, то поможет.

Хотя нет, в душе моей было нечто большее, чем надежда на симпатию и помощь. Во мне жило воспоминание о том, как она прильнула ко мне, излучая обаяние и теплоту, каким счастьем засветилось ее лицо, когда она глянула на меня в отсветах ведьминого очага. Вот так, подумалось мне, после всех лет скитаний, после женщин дальних заморских стран оказывается, что мне нужна Кэти. Меня потянуло на землю моего детства, я не был уверен, что поступаю правильно, не знал, что я там найду, а оказывается, там была Кэти…

Тетка поставила передо мной яичницу с беконом, и я принялся за еду. И тут, во время еды, меня посетила нелогичная мыслишка, прокралась исподтишка и завладела мной не спросясь. Я старался отогнать ее – ведь она была безрассудной, ее нельзя было обосновать. Но чем настойчивее я гнал ее, тем упорнее она возвращалась и укреплялась во мне. Я все яснее подозревал, что найду Кэти не в Геттисберге, а в Вашингтоне у ограды Белого дома, что она ждет меня, подкармливая тамошних белок.

Несомненно, мы толковали с ней о белках в тот вечер, когда я провожал ее домой, но кто из нас завел этот разговор и как вообще это было? Нет, я не мог припомнить ничего, кроме того, что разговор действительно имел место, – и я положительно был уверен, что в том разговоре не было ни словечка, которое могло бы навести меня на нынешнюю мысль. Но вопреки всему я продолжал пребывать в глубоком, неподвластном мне убеждении, что найду Кэти у Белого дома. Хуже того, убеждение это постепенно смешалось с уверенностью в неотложности дела. Я чувствовал, что обязан попасть в Вашингтон как можно скорее, иначе я ее упущу.

– Мистер, – подала голос тетка из-за стойки, – где это вы расцарапали себе лицо?

– Упал, – отозвался я.

– И на голове у вас здоровая ссадина. Смотрите, как бы не воспалилась. Вам бы к врачу наведаться.

– Некогда мне, – огрызнулся я.

– Тут в двух шагах живет старый док Бейтс. Больных у него немного, очереди не будет. Он не бог весть что, старый док, но уж со ссадиной-то управится…

– Да не могу я. Мне правда надо в Вашингтон, не теряя ни минуты. Не могу я задерживаться.

– Знаете, у меня на кухне есть йод. Я могу и сама промыть ссадину и смазать йодом. Наверное, найдется и чистое полотенце для перевязки, чтоб грязь не попадала. Нельзя вам шляться с эдакой ссадиной, занесете инфекцию… – Я знай себе ел, она смотрела на меня, потом добавила: – Не думайте, мистер, мне это нетрудно. И я знаю, как это делается. Я в свое время сестрой работала. Должно быть, мозгами тронулась, когда променяла профессию на такую вот забегаловку…

– Вы говорили, у вашего сынишки есть велосипед, – перебил я, – Слушайте, а он не согласится продать его?

– Ну, не знаю. Штуковина вроде отслужила свой срок и немногого стоит, да и нужна ему, чтоб ездить за яйцами…

– Я дам за велосипед хорошую цену, – настаивал я.

– Спрошу у него, – поколебавшись, сказала она, – Но мы с вами можем ведь продолжить разговор на кухне. Я поищу йод. Ну не могу я позволить вам уйти отсюда с разодранной головой…

Глава 18

Тетка предсказывала, что день превратится в пекло, и была права. Волны жары, отражаясь от бетонного покрытия, катились мне навстречу. Небо сверкало, как латунная чаша, воздух обжигал, и не было ни ветерка, чтобы хоть шевельнуть его.

Поначалу велосипед доставил мне несколько неприятных минут, но уже две-три мили спустя тело начало припоминать навыки, запрограммированные с детства, и я стал управляться с педалями довольно уверенно. Ехать было, может, и нелегко, но, разумеется, легче, чем идти пешком, – и разве у меня оставался выбор?

Я сказал тетке, что дам за велосипед хорошую цену, и она поймала меня на слове. Сто долларов – почти все деньги, какие у меня были. Сто долларов за допотопную железяку, скрепленную на живую нитку проволочками и случайными винтиками! Красная цена ей была – десятка, но тут уж либо плати, либо отправляйся на своих двоих, а я спешил. И если нынешнее положение вещей продержится и дальше, добавил я себе в утешение, я, пожалуй, даже не переплатил. Если б у меня не отобрали лошадку, я оказался бы обладателем ценнейшей собственности. Будущее, как оно складывается, принадлежит лошадям и велосипедам…

Автострада была забита брошенными машинами и грузовиками, кое-где среди них торчали автобусы, а люди не попадались. У тех, кто застрял в отказавшем транспорте, было более чем достаточно времени убраться с дороги. Картина оставляла гнетущее впечатление, словно все эти машины были живыми существами, а теперь их убили и бросили на месте убийства, – да и сама автострада недавно была живой, полной шума и движения, и вот лежит бездыханная.

Я крутил и крутил педали, то и дело отирая рукавом рубашки пот, стекавший в глаза, и мечтая о глотке воды, – и в конце концов понял, что добрался до пригородов.

Тут, конечно, были люди, но движение замерло, как и всюду. На улицах попадалось немало велосипедистов, я встретил и смельчаков, взгромоздившихся на роликовые коньки. Самое потешное на свете зрелище – джентльмен в безупречном костюме, с деловым чемоданчиком в руке, бегущий на роликовых коньках, но старающийся не уронить своего достоинства. Выбор у людей был невелик – либо ничего не делать и молчаливо ждать, усевшись на бровке тротуара, на крылечке, на лужайке подле дома, либо пытаться с упорством отчаяния придерживаться прежнего распорядка дня.

Потом я спешился у сквера, типичного вашингтонского сквера со статуей в центре, скамейками в тени деревьев, со старушкой, пришедшей покормить голубей, и фонтанчиком для питья. Надо ли говорить, что меня привлек фонтанчик. Долгие часы я накручивал педали под палящим солнцем, и язык иссох до того, что рот казался наполненным ватой. Однако остановка не затянулась; напившись и чуть отдохнув на скамейке, я вновь уселся на велосипед и тронулся в дальнейший путь.

Приблизившись к Белому дому, я еще издали заметил собравшуюся возле него толпу. Толпа стояла полукругом, не только заполнив тротуары, но и выплеснувшись на мостовую, и все безмолвно пялились в одну точку, похоже, на кого-то, кто держался ближе к ограде.

Кэти! – подумал я. Это же было в точности то место, где я и надеялся ее увидеть. Но что они все на нее уставились? Что еще стряслось?

Нажав на педали, я добрался до края толпы и соскочил с седла. Велосипед повалился набок, а я кинулся в самую гущу, работая плечами и локтями. Люди сердито огрызались, кто-то орал на меня, кто-то толкался в ответ. Не обращая внимания на тычки и окрики, я пробивался в первые ряды и наконец пробился. И увидел.

Нет, это была не Кэти. Это был тот, кого, пораскинь я умом, я и должен был здесь увидеть, – старина Ник, его сатанинское величество, дьявол собственной персоной.

Наряд у него остался без изменений: непристойное его брюхо все так же перевешивалось через грязную тряпку, видимо отвечавшую его понятиям о минимуме приличий. Зажав хвост в правой руке, он ковырялся в грязных зубах, используя кисточку как зубочистку. Небрежно привалился к ограде, упер раздвоенные копыта в пересекшую бетон трещину – и сверлил, сверлил толпу плотоядными глазками, намеренно доводя ее до исступления. А заметив меня, немедля выпустил хвост и, сделав шаг-другой вперед, обратился ко мне как к закадычному приятелю, которого, собственно, и поджидал.

– Привет герою! – протрубил он, быстро двигаясь мне навстречу и раскрывая объятия. – С возвращением домой! С возвращением не откуда-нибудь, а из Геттисберга! Я вижу, вы ранены. Но где, хотел бы я знать, вы раздобыли прелестную повязку, которая вам столь к лицу?

Он и впрямь чуть не обнял меня, но я уклонился. Я был раздражен: как это он посмел оказаться там, где я рассчитывал встретить Кэти?

– Где Кэти? – спросил я без обиняков. – Я думал увидеть ее здесь…

– А, маленькую девицу! – весело откликнулся он, – Оставьте свои опасения. Она в безопасности. В большом белом замке на вершине. Над ведьминым постоялым двором. Вы, надо думать, помните замок?

– Значит, вы мне солгали! – задохнулся я от ярости, – Вы же заверяли меня…

– Ну и солгал, – ответил он, разведя руки в знак того, что это не имеет для него ровно никакого значения. – Лгать – один из моих самых мелких пороков. И что за невидаль маленькая ложь между добрыми друзьями! Кэти в полной безопасности, покуда вы со мной заодно…

– Это я-то с вами заодно! – возмущенно воскликнул я.

– Вы же хотите, чтобы ваши драгоценные машины покатились, как прежде? Хотите, чтобы радио бормотало, а телефоны трезвонили?

Толпа беспокойно зашевелилась и начала смыкаться вокруг нас. Может, они и не понимали, что происходит, но навострили уши, едва дьявол упомянул про машины и радио. Впрочем, он не удостоил толпу вниманием.

– Однако вы и впрямь можете стать героем. Вам посильно осуществить переговоры. Посильно вступить в контакт с важными шишками…

Мне вовсе не хотелось становиться героем. Инстинкт подсказывал, что толпа вот-вот сделается неуправляемой.

– Мы войдем внутрь, – изрек дьявол, – и проведем с ними разговор начистоту.

И, не оборачиваясь, ткнул пальцем через плечо, указывая на Белый дом.

– Не можем мы войти туда, – сказал я. – Нельзя просто так взять и войти туда с улицы…

– Но у вас же есть аккредитационная карточка!

– Конечно есть. Но она вовсе не означает, что я могу войти в Белый дом в любой момент, когда мне заблагорассудится. В особенности с таким компаньоном…

– Вы что, не можете попасть в Белый дом?

– Во всяком случае не так просто, как вы себе представляли.

– Послушайте, – почти взмолился он, – вы должны вступить с ними в переговоры. Вы способны подобрать подобающие выражения, вы владеете протоколом. Я не смогу ничего добиться без вашей помощи. Они не станут меня слушать.

Я покачал головой. От ворот Белого дома отделились двое охранников и двинулись по тротуару в нашу сторону. Дьявол проследил за моим взглядом и осведомился:

– Что, неприятности?

– Вероятно, да, – ответил я. – Охрана, должно быть, уже успела позвонить в полицию. Да нет, конечно, позвонить они не могли, но догадываюсь, что послали кого-нибудь за полицией. Чтоб упредить назревающие беспорядки…

Дьявол приблизился ко мне и произнес уголком рта:

– Только столкновения с полицией мне недоставало… – Он вытянул шею, чтоб получше разглядеть охранников, которые целеустремленно вышагивали, направляясь, несомненно, к нам. Тогда он схватил меня за руку. – Давайте уберемся отсюда…

Удар грома – и мир ушел у меня из-под ног, его скрыл мрак, заполненный ревом ураганных ветров. И вдруг мы очутились в большой комнате. Центр комнаты занимал длинный стол, а вокруг стола сидело много народу во главе с президентом Соединенных Штатов.

В ковре на полу была прожжена дыра, от нее поднимались струйки дыма. Я стоял рядом с дьяволом. Воздух загустел от запаха серы и тлевшей ткани. В комнату вели две двери, и кто-то отчаянно барабанил по ним снаружи.

– Будьте любезны сообщить им, – произнес дьявол, – что сюда все равно не попасть. Боюсь, что двери заклинило.

Человек со звездами на плечах вскочил на ноги, и комната содрогнулась от его разъяренного рыка:

– Это еще что такое?

– Генерал, – ответствовал дьявол, – пожалуйста, сядьте на место и постарайтесь вести себя, как подобает военному и джентльмену. Обещаю, что никто не пострадает.

В подтверждение своих слов он свирепо помахал хвостом.

Я быстро оглядел комнату, проверяя первое свое впечатление, и оно оказалось правильным. Мы угодили прямо на заседание кабинета, а может, и нечто большее, чем заседание кабинета, потому что тут были не только министры, а и директор ФБР, и глава ЦРУ, и несколько высших военных чинов, и еще какие-то сумрачные личности, которых я не узнал. У стены поставили ряд дополнительных кресел, и на них расположилась группа весьма серьезных, по-видимому, ученых гостей.

Кто бы мог подумать, мелькнула мысль, мы таки добились своего!..

– Хортон, – обратился ко мне госсекретарь, не повышая голоса и нисколько не волнуясь (он не умел волноваться), – что вы здесь делаете? Мне говорили совсем недавно, что вы ушли в отпуск…

– Я действительно ушел в отпуск, – ответил я, – только отпуск оказался непродолжительным.

– Вы, конечно, уже слышали про Фила?

– Да, я слышал про Фила.

Генерал опять вскочил на ноги – в отличие от госсекретаря он был взволнован до крайности.

– Тогда, – рявкнул он, – может, государственный секретарь соблаговолит объяснить мне, что происходит?

Снаружи по-прежнему барабанили, и даже громче, чем раньше. Словно ребята из секретной службы старались взломать двери, используя столы и стулья.

– Все это очень необычно, – промолвил президент спокойным тоном, – но поскольку джентльмены уже здесь, можно догадаться, что они явились сюда с определенной целью. Предлагаю выслушать их, а затем вернуться к нашему обсуждению.

Разумеется, ситуация сложилась нелепая, и мной завладело ужасное подозрение, что я так и не выбрался из Страны воображения и что все вокруг, включая президента, и членов его кабинета, и остальных, – не более чем бредовая пародия, годная разве что для комикса.

– Полагаю, – обратился президент ко мне, – что вы Хортон Смит, хотя, признаться, я бы вас не узнал.

– Я был на рыбалке, мистер президент, – ответил я, – и не успел переодеться.

– О, ничего страшного, – заверил президент. – Мы тут не склонны придерживаться формальных церемоний. Но я не знаю вашего друга.

– Не уверен, сэр, что он мой друг. По собственному его заявлению, он дьявол.

Президент глубокомысленно кивнул:

– Так я и подумал, хоть это представляется весьма театральным. Но если он в самом деле дьявол, что он здесь делает?

– Я явился, – сообщил дьявол, – обсудить взаимовыгодное соглашение.

Министр торговли оказался догадливым:

– Относительно наших проблем с машинами?

– Что за безумие! – воскликнул министр здравоохранения, просвещения и социального обеспечения. – Я вижу это собственными глазами и все-таки говорю себе, что этого не может быть! Даже если бы дьявол действительно существовал… – Он запнулся и обратился ко мне: – Мистер Смит, уж вам-то прекрасно известно, что так не делается…

– Конечно известно, – подтвердил я.

– Согласен, – заявил министр торговли, – что процедура отлична от общепринятой, но ведь и ситуация необычна. Если мистер Смит и его приятель располагают какой-то информацией, мы обязаны их выслушать. Мы уже выслушали многих, включая наших ученых гостей, – при этом он обвел широким жестом людей на дополнительных креслах у стены, – и, собственно, ничего не узнали. Нам наперебой втолковывали, что случившееся попросту невозможно. Ученые сообщили нам, что события последних дней противоречат всем физическим законам и что они поставлены в тупик. А инженеры добавили…

– Но при чем тут дьявол? – взревел все тот же человек со звездами на плечах.

– Если, – заметил министр внутренних дел, – он действительно дьявол.

– Друзья, – вмешался глава Белого дома, потеряв терпение, – эти стены видели президента, великого президента военных лет, который, когда его упрекали в сотрудничестве с одним малосимпатичным иностранным правителем, сказал, что согласен воспользоваться помощью дьявола, лишь бы перебраться через стремнину. Сейчас перед вами еще один президент, который не устыдится вступить в переговоры с дьяволом, если они обещают решение наших проблем… – Он бросил взгляд на меня, – Мистер Смит, можете вы толково объяснить нам, что значит вся эта чертовщина?

– Мистер президент, – запротестовал министр здравоохранения, просвещения и т. д., – право же, смешно терять время на подобную чепуху. Если пресса когда-нибудь пронюхает о том, что происходит в этой комнате сию минуту…

– А что им проку, – хмыкнул госсекретарь, – если они пронюхают? Как они свяжутся со своими редакциями? Их каналы связи не действуют точно так же, как и все другие. И в любом случае мистер Смит сам представляет прессу и, если захочет, разгласит все до мельчайших подробностей, что бы мы ни предпринимали.

– Напрасная трата времени, – объявил генерал.

– Мы уже потратили напрасно все утро, – напомнил министр торговли.

– Теперь вы потратите время еще и на меня, но, боюсь, с тем же результатом, – сказал я, – Да, я могу рассказать вам, в чем дело, только вы не поверите ни одному моему слову.

– Мистер Смит, – заявил президент, – не заставляйте меня упрашивать вас…

– Сэр, – огрызнулся я, – вам незачем просить…

– Тогда будьте добры сесть и вместе со своим приятелем сообщить нам то, с чем пожаловали.

Я перешел комнату, чтобы взять себе стул из тех, на которые он указал. Дьявол ступал рядом, возбужденно помахивая хвостом. Барабанный стук по дверям наконец прекратился.

Пересекая комнату, я будто физически ощущал взгляды, прожигающие мне спину. Боже правый, куда меня занесло, подумал я, в одну компанию с президентом и членами кабинета, с шишками из Пентагона, знаменитыми учеными и отборными советниками… И самое скверное, что, прежде чем я расстанусь с ними, они растерзают меня в клочья. Помнится, я недоумевал, сумею ли найти хоть кого-нибудь, кто располагал бы властью или был близок к властям и набрался бы терпения меня выслушать. И вот, пожалуйста, – не кто-то один, а целая комната власть имущих, и они, похоже, намерены меня выслушать, а я боюсь до полусмерти. Министр здравоохранения, просвещения и социального обеспечения не сдержал себя, генерал тоже, остальные пока что хранили бесстрастность, однако я не сомневался: прежде чем я доведу свою миссию до конца, к тем двоим присоединятся многие другие.

Я пододвинул стул к столу, и президент напутствовал меня:

– Не смущайтесь, просто расскажите все, что знаете. Мне доводилось раз-другой слушать вас по телевидению, и я уверен, что ваш рассказ получится живым и интересным…

С чего начать? Как, не затратив ни одной лишней минуты, поведать им обо всем, что пережито за последние несколько дней? И внезапно до меня дошло, что единственный способ сделать это – представить себя перед микрофоном и телекамерой и говорить так, как я привык годами. Хотя, конечно, нынешняя задача потруднее обычного. В студии я бы выкроил какое-то время, чтобы решить заранее, что именно я хочу сказать, и даже, может, набросал бы сценарий, который служил бы подспорьем в самых каверзных местах. Здесь я был один на один с судьбой, и мне это отнюдь не нравилось, но деваться некуда – надо было перетерпеть и довести дело до конца, надо было показать лучшее, на что я способен.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю