Текст книги "«Если», 1996 № 05"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

Соавторы: Льюис Кэрролл,Теодор Гамильтон Старджон,Брайан Майкл Стэблфорд,Всеволод Ревич,Майкл Коуни,Дэвид Зинделл,Кит Робертс,Дэвид Нордли,Наталия Сафронова,Альберт Родионов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

«Если», 1996 № 05

ЗДРАВСТВУЙТЕ,
УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!

Обычно редакция беседует с вами на последних страницах издания, но сегодня мы решили предварить вашу встречу с новым «Если». С этого номера наш журнал будет выходить в ином формате, традиционном для НФ-журналов мира и более удобном для чтения. Как вы убедитесь, выросло качество бумаги и полиграфии, что позволило редакции разнообразить оформление издания. Журнал расширил критическую рубрику и приобрел новый раздел, целиком посвященный кинофантастике, который будет печататься на цветной вкладке. И наконец, несколько увеличился объем номера, о чем нас давно просили читатели. Все это стало возможным благодаря поддержке нового издателя журнала – издательской фирме «Любимая книга». И хотя себестоимость номера в связи с новациями увеличивается почти в полтора раза, подписчики могут не беспокоиться: «Любимая книга» обещает, что стоимость подписки на второе полугодие 1996 года пересматриваться не будет в течение всего полугодия – и с августа или сентября на журнал можно будет подписаться по прежним ценам. Однако стоимость номера в розничной продаже, естественно, возрастет. В остальном же «Если» остается верен своей литературной направленности: знакомство читателя с новейшей зарубежной фантастикой и произведениями, ставшими классикой жанра. В следующем полугодии к знаменитым НФ-журналам «Asimov’s» и «Analog», чьи публикации постоянно появляются на наших страницах, прибавятся еще два. Это старейший английский фантастический журнал «Interzone» и одно из последних появившихся на свет изданий, которое освещает новейшие течения и направления в НФ, – журнал «Science Fiction Age».

Будем вместе!

Редакция

Подписка на «ЕСЛИ» ведется по каталогу ФЕДЕРАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ ПОЧТОВОЙ СВЯЗИ РОССИИ.

Индекс подписки – 73118. Подписка принимается во всех отделениях связи.

Дж. Дэвид Нордли
ПОСЛЕДНЯЯ ИНСТАНЦИЯ

Я прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как язык крохотного, захолустного островка на противоестественной, выжженной ультрафиолетом планетенке с высокой гравитацией и жиденькой атмосферкой становится родным языком существ, явившихся с нормальных планет, отстоящих на сотни световых лет. Еще мне довелось видеть, как клетианская восьмеричная арифметика вытесняет двенадцатиричную и десятичную системы Ду'утии и Земли благодаря своей рациональности. И я видел, как наши здания взмывают до ду'утианских стандартов просто в силу общественной надобности. На Тримусе в избытке уникальных, невероятных и драгоценных вещей! Но если представить, будто эволюция следует неким предначертанным образом, то я думаю лишь о том, что Тримус говорит по-английски.

_{Из заметок Го Зома по поводу Конвенции и Статута Тримуса.}

Командор-контролер Дриннил'иб кое-как пристроился, разместил свою лишь слегка избыточную массу ду'утианских мышц и жира на забронированной для него подстилке в уютной и тесной – по ду'утианским стандартам – аудитории Тримусского университета. Все в один голос утверждали, что его «Мемуары планетного контролера» – труд солидный, хотя и не слишком захватывающий, и первый претендует на премию за лучшее документальное произведение. Дрин, конечно, волновался, но не то чтобы изнемогал от нетерпения…

Обязанности церемониймейстера исполнял человек, Ричард Мун свежеиспеченный юморист с густой гривой светло-русых волос, ставший лауреатом премии за нехудожественное произведение в прошлом году. Дрину вспомнилось, что получил ее Мун за «Летающего кита» – описание гаргантюанских приключений антрополога Доглоша'идна, которого аэростат носил над внешним полюсом Тримуса, заселенным клетианами. Ричард Мун что-то говорил – должно быть, шутил, но внимание Дрина уже переключилось на Мэри.

Подруга, а зачастую и напарница командора, лейтенант-контролер Мэри Пирс игриво подтолкнула Дрина: мол, успокойся, старина. Неужто его волнение так бросается в глаза?

Дрин отстранил Мэри, которая рядом с ним выглядела совсем крохотной. Ну и ладно, зато она способна проникнуть туда, куда ему из-за размеров путь заказан, и на диво сильна для своего роста. «Сказывается наследственность, – отметил про себя Дрин. – Такая сила вполне естественна для существа, рожденного на планете с высокой гравитацией, да еще прошедшего суровую подготовку, предписываемую регламентом контролера».

Прикосновение Мэри успокоило и даже – каким-то противоестественным образом – возбудило. Оба они, любознательные от природы, старавшиеся смотреть на все вокруг непредвзято, вдобавок испытывали взаимную привязанность существ, не раз спасавших друг друга от смерти. За годы, проведенные вместе, у них обнаружилось множество точек соприкосновения, из-за чего консерваторы ду'утиане стали со временем косо поглядывать на Дрина. Однако у того имелось на сей счет собственное мнение, которое он, впрочем, открыто высказывать остерегался.

Дриннил'иб так и не завел ни жен, ни лежбища, за что прослыл в ду'утианском обществе безродным бродягой. В жизни Дрина присутствовало некто или нечто, некий эрзац семейного благополучия, посему в отношениях с соплеменниками особой напряженности все же не возникало. Правда, некоторые самки иногда намекали, что не прочь присоединиться к гарему (которого у командора не было). От спаривания Дрин уклонялся: немногочисленные попытки познакомиться с этой сферой жизни оставили на душе скверный осадок.

Битком набитая аудитория наконец стихла, и появился ведущий, прославленный критик и общественный деятель Зо Ким, уполномоченный огласить имя лауреата. Спланировав над собравшимися, он с клетианским достоинством приземлился на сцене, сделав всего пару сдержанных взмахов угольно-черными крыльями и жестко опустившись на обе ноги. Он прибыл один: этот клетианин привык балансировать на грани. По слухам, его супруга Би Тан осталась на внешнем полюсе трудиться над очередным романом. Она прославилась тем, что никогда не носила с собой интерком по причинам, вполне понятным и клетианам, и писателям.

Зо Ким устремился к церемониймейстеру.

Мун уже не смеялся. Более того, насколько мог судить Дрин, человек выглядел напуганным до полусмерти. Он что, отказывается вручить конверт ведущему? Дрин сдерживался изо всех сил, ведь это, быть может, именно его премия! В своей рецензии Зо Ким подверг обе книги – Дрина и Муна – едкой, уничижительной критике. Общество терпимо относилось к словесному недержанию этого заучившегося позера лишь потому, что Зо Ким славился умением вычленить в произведении смысл, погребенный под грудой неудачных эпитетов. И потом, в течение двух столетий терпимость мало-помалу сменилась уважением. Скорее всего, Мун решил просто поприжать хвост чрезмерно напыщенному критику.

– Ты уже знаешь – значит, буду знать и я! Сию секунду! – рявкнул Зо Ким и, яростно хлопнув крыльями, приподнялся над сценой. Его клюв оказался вровень с лицом Муна.

«Хватит ломать комедию! – мысленно возопил Дрин. – Я, между прочим, тоже хочу знать!»

– Очень хорошо, вы узнаете – едва слышно, без малейшего вызова в голосе, отозвался Мун, сгорбившись, как побежденный. Недоумение Дрина усилилось. Да что же там стряслось, в конце-то концов? – Отказать я не вправе. Я узнал о Би Тан от… того, кому полностью доверяю. Сам не видел, но у меня нет оснований сомневаться в достоверности сведений. Однако, быть может, кто-то что-то напутал, Зо Ким. Я бы советовал подождать, мало ли что…

– Пытаетесь меня успокоить лишь затем, чтобы я прожил достаточно долго для вручения премии? За вонючую цидулку какого-то посредственного контролера, склонного к похоти и садизму?!

«Садизма? Это, наверное, по поводу того места в «Мемуарах…», когда гарпун первобытника пригвоздил ногу Мэри к спине Дрина». Периодические столкновения с жестокостью и насилием являются неотъемлемым атрибутом жизни контролера, но совершенно чужды сознанию большинства граждан Тримуса. Дрин даже и в мыслях не допускал, что столкнется с подобной реакцией. Впрочем, минуточку… Ведь Зо Ким только что назвал его победителем, не так ли? Приободрившись, Дрин приподнял с подстилки кончик хвоста.

Выхватив конверт из рук Муна, Зо Ким с невероятным проворством клетианина троекратно разорвал его, разбросав клочки бумаги по сцене, словно конфетти. Дрин вскочил, оба его сердца отчаянно колотились в груди. По залу волной покатился ропот, кто-то свистнул, послышались ахи и охи.

Внезапно поведение Зо Кима обрело смысл; Дрин словно узрел айсберг, выросший прямо перед клювом на месте косяка рыбы. Би Тан? Значит, кто-то только что сообщил Зо Киму о смерти супруги. У клетиан и их ближайших родственников смерть одного из супругов означает, что второй в течение пары дней будет заботиться о молодняке – независимо от того, были у них детеныши или нет (ничего не попишешь, так заведено от природы). Клетиане вступают в брак на всю жизнь с момента вылупления на свет, и заключить новый им уже не дано – двое словно образуют единый организм. Но что касается Зо Кима…

– Чтоб ты сдох! – крикнул человеческий голос. Наверное, еще не все поняли, что происходит. Дрин взглядом отыскал кричавшего – чернобородый мужчина, низкорослый даже по человеческим меркам, но широкоплечий и крепко сбитый. Горман Штендт – Дрин знал его заочно – автор героических романов о приключениях людей в космосе. Свои произведения Штендт иллюстрировал затейливыми действующими модельками воображаемой инопланетной техники, летательных аппаратов, боевых машин, городов и космических станций, воспроизведенных в микроскопических масштабах. Во время повествования эти модельки летали и ползали вокруг слушателя. На ферме у Штендта, в квадросьми макроединицах от Тримус-сити, имелась разомкнутая кибернетическая система, с помощью которой он всякий раз повергал читателей в искреннее изумление. Видимо, оторванность от мира дурно сказывалась на его манерах.

Не так давно Зо Ким разнес в пух и прах исторический роман Штендта о первом контакте клетиан с людьми, упрекнув автора в увлечении мелкими подробностями, а заодно навесив на него ярлык шовиниста. Объем романа превышал четыре димакробайта, поэтому у Дрина пока не нашлось времени с ним ознакомиться; вовсе не исключено, что Зо Ким прав. Впрочем, теперь это уже не важно.

Дрин коснулся клювом подстилки. Какая трагедия! А вдруг сведения Зо Кима неверны? Или хуже того – фальсифицированы? Эта мысль пробудила профессиональный интерес, и командор пристально поглядел на Ричарда Муна. Быть может, тот просто мастерски разыграл всю сцену? Деликатно свесив язык из угла клюва, Дрин сунул одно ответвление в брюшную сумку и нажал на интеркоме кнопку тревоги. Мэри, Ду Тор, Го Тон и прочие присутствующие контролеры ощутят низкочастотный сигнал и поймут – если не поняли до сих пор, – что обстоятельства требуют повышенного внимания.

– Чтоб ты сдох заодно со своими шпионами и клакерами! – продолжал вопить Штендт, не сознавая, по-видимому, что с клетианином неладно.

– Прямо на месте! – подхватила какая-то ду'утианка.

– Закрой пасть! – крикнул еще один человеческий голос непонятно кому то ли Зо Киму, то ли его гонителям.

Дрин сообразил, что здесь этого произойти не должно – подобное представление никак не согласуется с положениями Конвенции о межвидовой дружбе и добрососедстве. Надо попытаться отсрочить кончину Зо Кима, чтобы она произошла вдали от любопытных глаз.

– Молчать! – взревел Дрин. – Зо Ким, все может оказаться неправдой. Ты еще не все совершил, у вас с Би Тан впереди длинный путь. Позволь контролерам проверить слух, ведь у тебя хватает врагов. Быть может, это ложь, и, поверив в нее, ты не только погибнешь сам, но и погубишь свою супругу!

Шепот стих. Сидящие на насестах и стульях, лежащие на подстилках – все вдруг осознали значение происходящего. Дрин подумал, что Штендт и остальные будут до конца своих дней сожалеть о сказанном – ведь именно сдохнуть на месте Зо Ким и собирался.

Клетианин одним махом запрыгнул на возвышение. Его уже била дрожь, заметная невооруженным глазом. Как правило, потребность клетиан не разлучаться на смертном одре оставалась делом сугубо интимным, из нее не устраивали спектакля на потеху публике. Но Зо Ким всегда и во всем шел наперекор правилам.

– Нет, мошенник ты эдакий! Я знаю, знаю, что Би Тан мертва! Воскликнул Зо Ким, трясясь, как припадочный. – Ричард Мун не способен даже на более или менее достоверную выдумку!

Несмотря на серьезность момента, кто-то из собравшихся в зале фыркнул, вновь послышался шепоток. Похоже, Зо Ким уйдет, как Дон Жуан, нераскаявшимся.

Но Зо Ким даже тут не обошелся без сюрпризов.

– Я подозревал уже несколько дней, но сохранял душевное равновесие, пока мое тело готовилось – теперь оно быстро доведет дело до конца. В общем, сейчас не важно, в чем состояли достоинства Би Тан. Она была моей и, прошу всех заметить, мой удел – идти за ней. – Крылья Зо Кима вдруг словно переломились посредине. – Хотя перу Би Тан принадлежит дваосмь один роман, из-под моего пера не вышло ни одного. Так что в историческом плане она будет парить выше, хотя я превосходил ее умственными способностями и литературным вкусом. Какая ирония!

Зо Ким потряс головой, вновь захлопал крыльями.

– Какая ирония! Мое тело готово выкормить выводок, которого у нас ни разу не было, и все из-за литературных занятий Би Тан. Мне уже поздно обсуждать целесообразность генетической реконструкции наших организмов, посему предлагаю вам просто понаблюдать. Дайте волю своему любопытству! Он издал жуткий смешок, писклявый и басовитый одновременно. – Вам просвещаться, мне – разлагаться! Считайте это представлением! Я тоже сумею добиться славы!

«Неужели самоусвоение пробуждает самоотвращение? Быть может, это не лишено эволюционного смысла, – размышлял Дрин. – Этакий категорический отказ от инстинкта самосохранения». Намеренно прибегая к излишней рассудочности, он пытался воздвигнуть эмоциональный барьер между собой и разыгрывающейся на его глазах ужасной сценой.

– Да, друзья мои, этот процесс кажется болезненным и является таковым по сути, – продолжал Зо Ким прежним тоном, словно перерождение тела никоим образом не коснулось сухого интеллекта. – Но такая боль необычайно приятна. Дриннил'иб, стерильный, холодный, как скальпель, манерный детектив-убийца – смотри, постигай и помести малую толику ощущений в свою следующую работу.

Не в силах проронить ни звука, Дрин подался вперед, впившись в подстилку когтистыми перепончатыми лапами.

Крылья Зо Кима трепетали, голова судорожно подергивалась.

– Какой замечательный спектакль! Но мне он уже наскучил. Никто не хочет помочь бедному Зо Киму? Желательно из тех, кто не лишен вкуса. Ду Тор и Го Тон, ваш достойный анафемы вклад в бездумный ужас Дриннил'иба обладает хотя бы тем ничтожным достоинством, что он интересен. Не согласитесь ли? Ну пожалуйста! – Критик вдруг перешел на клетианский диалект.

Дрин повернулся в сторону контролеров-клетиан Ду Тора и Го Тон. В жизни они сотрудничали столь же часто, как и в популярной поэме. В ней Го Тон кружила в вихре классического клетианского воздушного боя, уложенного в строфы многоярусного верлибра, и добилась кое-какого успеха – во всяком случае, судя по загрузке коммуникативной сети Тримуса. Похоже, успех был достаточно шумным, чтобы привлечь внимание Зо Кима.

Сейчас Го Тон демонстративно игнорировала срывающиеся с языка Зо Кима комментарии в ее адрес, но как-то раз в прошлом она, кипя от злости, поведала Дрину, что клетианин должен обладать прямо-таки невероятным дефектом психики, чтобы его отвергла даже собственная супруга. Для клетиан рискованно оставаться в одиночестве хотя бы на пару часов, а раздельная жизнь супругов – вызывающий, почти нигилистический акт. Теперь Дрин узрел это собственными глазами.

Ду Тор, сидевший рядом со своей ярко-желтой супругой, выслушивал оскорбления Зо Кима молча, но сейчас взлетел и сел примерно в половине конвенционной единицы от умирающего критика.

– Успокойся, Зо Ким. Вопли и метания лишь усугубят и ускорят дело. Тебе еще надо напоследок навести порядок в своем гнезде. Не скажешь ли сперва что-нибудь хорошее о «Последнем полете»?

– Нет! – взвизгнул Зо Ким, резко распрямляя гребень.

Ду Тор продолжал спокойно глядеть на него. Клетиане совершенно иначе относятся к страданию и смерти.

«Если следовать Конвенции, – думал Дрин, – то Ду Тор совершенно резонно позволяет Зо Киму страдать. Но, с другой стороны, так не подобает – он тащит критика за хвост ради мимолетной мести». Долго ли еще это протянется? Легенды повествуют о клетианине, сумевшем одной лишь силой воли продержаться целую тримусскую неделю. Дрин сунул язык в брюшную сумку, нащупал пистолет и сменил заряд на самонаводящиеся мини-дротики. Для клетиан сгодятся и короткие.

Зо Ким на сцене один; пожалуй, прицелиться можно и отсюда. Но все же лучше не делать этого в переполненной аудитории.

– Мэри, – негромко проговорил Дрин. – Доставай свой. Если это сделаю я, будет не очень хорошо.

Мэри кивнула, извлекла пистолет из висевшей на поясе кобуры, вложила в патронник нервно-паралитический заряд и бросилась к сцене.

Но Зо Ким сам нашел достойный выход.

– Я не могу сказать о нем ничего хорошего, Ду Тор, потому что не читал его! Смилуйся, я ведь не могу взлететь. Погляди, сцена перепачкана. Глядите все, разве это не комично? Я разжижаюсь! Становлюсь легкоусвояемым прямо у вас на глазах!

Кто-то засмеялся: для вящего эффекта Зо Ким частенько использовал в критических отзывах слово «трудноусвояемый». Критика явно терзала боль, но мозг сдастся последним и, вероятно, Зо Ким будет комментировать происходящее почти до конца – язвительно, с иронией, будто повинуясь какому-то условному рефлексу. Дрин содрогнулся.

Гнилостный запах уже докатился и до него.

«И долго мы будем так сидеть, взирая на происходящее? – недоумевал он. – Мы, сомнительная интеллектуальная элита трех биологических видов, странствующих бок о бок среди звезд достаточно долго, чтобы одолеть полпути к ядру Галактики?»

Наконец Ду Тор перешел к действиям; должно быть, отсутствия отрицательной рецензии оказалось достаточно. Его клюв молниеносно метнулся к подставленному горлу Зо Кима. Тот вздрогнул, еще раз инстинктивно дернул побуревшими, крапчатыми крыльями и затих.

Мэри уже добралась до сцены, когда кто-то запоздало велел закрыть занавес. Дрин услышал через интерком Мэри, как Ду Тор негромко проронил: «Очень сладко».

– Ричард Мун! – крикнула Мэри.

«Ну да, конечно, – сообразил Дрин, когда рассеялся ужас, туманом окутавший сознание. – Стандартная процедура требует допросить всякого, кто сообщил клетианину о смерти супруга, хотя и невооруженным глазом было видно, как Муну не хотелось говорить».

Тут шокированные зрители, немного опомнившись, начали в гробовом молчании покидать стулья, подстилки и насесты, чтобы выбраться на свежий воздух. Смерть на Тримусе – редкость, чаще всего она являлась в образе фатальной случайности где-нибудь вдалеке от цивилизации; бывало, что кто-нибудь, сочтя, что прошел свою стезю до конца, тихо-мирно совершал самоубийство. А нынешний случай беспрецедентен – интимнейший момент в жизни обратился в жуткое публичное зрелище. Несчастный случай? Зо Кима недолюбливали, но ведь не настолько же! Кто может пожелать другому подобной участи?

– Ричард Мун! – повторила Мэри громче.

Дрин насторожился. Церемониймейстера нигде не было. Премия Дрина (если он и в самом деле должен был ее получить) валяется на сцене – сколько потребуется времени, чтобы сложить воедино клочки бумаги? Почему? Ради Статута, ну почему?!

В качестве примера теории случайного эволюционного дрейфа может послужить то, что в конструировании техники на всех трех планетах дошли до тонкостей, выходивших далеко за рамки необходимого, причем некоторые из них казались представителям иных рас крайне нелепыми. Дабы сделать Тримус пригодным для жизни, создать основу для полного взаимопонимания и общей культуры, нам пришлось вернуться к истокам. Да и что толку в совместном проживании трех биологических видов на одной планете, если каждый вид подчиняется собственным техническим достижениям? Поэтому Тримус-сити и по замыслу, и по воплощению должен был стать простым, чуть ли не аскетичным. На роботехнику наложили строжайшие ограничения, передвигаться в пределах города разрешалось только пешком или на крыльях, а постройки стоят сами, без активных несущих элементов.

_{Из заметок Го Зома по поводу Конвенции и Статута Тримуса.}

В расположенном посреди Тримус-сити кабинете Дриннил'иба, как и положено, пахло морем – западную треть шестиугольного помещения занимал глубокий бассейн, соединенный с главным каналом. Канал, в свою очередь, петлял по городу от Северного моря до бухты Дори. Русло его спроектировали таким образом, чтобы достигающее бухты течение Зома проходило по каналу, поддерживая в нем чистоту. Чистоту, опрятность, порядок.

«А вот с порядком нелады», – подумал Дрин, поднимая корзину с образчиками продуктов загрязнения из южных регионов, ошибочно названных заповедными. Он перенес корзину из-под главного стенного экрана на стеллаж, попутно отметив, что ее надо передать Ду Тору и Го Тон. Следовало бы перепоручить им больше дел; клетиане от природы лучше подходят для того, чтобы контролировать загрязнение в людских поселениях на территории заповедников. «Да уж, заповедники, нечего сказать!» – хмыкнул Дрин. Нынче в заповедниках ступить некуда от людей-первобытников и ду'утиан, разыгрывающих из себя старинных повелителей лежбищ.

Ему на глаза попалась висящая на стене перламутровая плакетка с серебряными цифрами «144» в честь столетия безупречной службы человеческое десятичное слово, означающее юбилей ду'утианина, но в переводе на клетианскую восьмеричную систему. По сути, плакетка символизировала принципы Тримуса, являвшиеся для Дрина священными.

Кабинет находился в его распоряжении уже более века – с той самой поры, когда Дрина повысили из простого контролера в лейтенанты. Потом он стал капитаном, а когда был избран в Тримусский Совет, получил звание командор-контролера. Человек на его месте мог бы потребовать более просторный кабинет, клетианин – более высокий. Но для Дрина этот искусственный пляж, на котором он провел столько лет, являлся своеобразным психологическим вознаграждением.

Высота потолка равнялась длине тела ду'утианина и составляла без малого конвенционную единицу; благодаря сводчатым окнам в трех южных стенах днем в кабинете было светло. Но самое главное – юго-восточные окна смотрят прямо на Печку, и ее инфракрасное сияние озаряет фотоэлектрические панели на северо-западной стене (панели снабжали током и кабинет Дрина, и расположенные выше кабинеты людей – куда более тесные, хотя достаточно просторные, чтобы в них могли поместиться двое посетителей-ду'утиан).

Мягкий живой ковер устилал весь пол и спускался к воде. Пожалуй, стоило бы немного поплавать, поразмяться. Остудить мозг, записать рапорты… Дрин с вожделением взглянул на воду.

И тут же каким-то седьмым чувством угадал, что приближается посетитель. Вероятно, подсознание отметило изменение узора легкой ряби над морской дверью. Но столь малое возмущение… Кто бы это мог быть? Ребенок? Нет, вместо ду'утианского детеныша на поверхность вынырнула человеческая женщина, грациозно оттолкнувшись от пола передними лапами, чтобы сесть вертикально, как принято лишь у бесхвостых людей. Затем сняла подводную маску.

– Мэри!

Ну конечно, никому другому такое бы и в голову не пришло. Она старается как можно чаще поступать по-ду'утиански, чтобы удивить и порадовать его. Обычно люди входят через коридор, а не через морскую дверь. Но Мэри любит поступать вопреки стереотипам. Они с Мэри знакомы уже два века, а последние дваосмь лет работают в паре.

– Сюрприз! Я только что закончила проверять подлодку, – стаскивая ласты, сообщила Мэри. – Мама говорит, что смерть Зо Кима вызвала серьезную озабоченность Гори'аллолюба.

Дрин отсалютовал клювом в знак уважения к президенту Совета. Мэри принесла сразу две добрые вести: во-первых, интерес Длинного к делу означает, что все остальное следует отложить. А во-вторых, в событиях принимает активное участие мать Мэри – советник Карен Ольсен, разделяющая симпатию дочери к соплеменникам Дрина. За многие десятилетия Карен прониклась искренней привязанностью к тому из них, чья честь идет в упряжке с прочими доблестями. Торжественная смерть предыдущего Длинного заставила ее сокрушаться не год и не два. Интересно, понимает ли Мэри разницу между продуктивным партнерством и человеческим спариванием, или ду'утианским лежбищем, если уж на то пошло?

– Бессмыслица какая-то! – продолжала Мэри. – Рано или поздно преступника все равно найдут.

– Быть может, было совершено убийство, – с болью в голосе произнес Дрин, – причем на глазах у кубосьми существ, включая тебя и советника, командора контролеров, а мы лежали, будто толстопузые обжоры на пляже! Да, президент заинтересовался недаром! Кроме того, – он махнул языком в сторону ящиков с вещественными доказательствами, – я просто не смогу ничем больше заняться!

Мэри хихикнула.

– В общем, я подготовила подлодку. Похоже, от Ричарда Муна ниточка тянется к ду'утианской писательнице Гоникли'ибиде. Из чего следует, что мы направляемся на север.

Услышав имя, Дрин невольно приподнял голову. Гоникли'ибида приходилась ему родственницей, и не такой уж дальней.

– Она общая подруга Би Тан и Ричарда Муна, судя по количеству их совместных работ в базе данных. Кроме того, вместе с Би Тан она работает над вторым томом обзора оружейного производства первобытников.

Дрин кивнул. Изрядному числу скучающих людей взбрела в голову мысль пожить «первобытной» жизнью, и они подались в заповедные земли Севера и воды Юга. В одной из групп объявился диктатор, некий «Властитель Тэт» с имперскими замашками, исправно нарушавший все природоохранные установления и заново изобретавший колесо человеческой истории. Неудивительно, что консервативная ду'утианка Гоникли'ибида и радикально настроенная клетианка Би Тан нашли общий язык, описывая подвиги «Властителя Тэта».

Попытки изгнать Тэта и его приспешников на недавно биосформированную планету в системе Аурума провалились из-за саботажа биологов и консерваторов, в результате чего экосистема новой планеты стала опасной для первобытников. Дрин сыграл ведущую, наиболее трагичную роль в раскрытии заговора, но экосистема уже пострадала, а ее перестройка сдвинула сроки возобновления программы колонизации на октадолетия. Контролеры-люди с переменным успехом пытались подточить колонию изнутри. Тем временем Тэт продолжал бесконтрольно хозяйничать, его сдерживали только угрозы, которые время от времени приходилось подкреплять действиями.

– Кстати, Зо Ким всыпал им перцу за первый том, причем вполне заслуженно – дескать, сплошные сопли-вопли и скучища.

– Никак не освоюсь с тем, что клетианин может публично порицать труд собственной жены, – тряхнула головой Мэри.

– Есть такое выражение: «развод по-клетиански». Это когда двое расходятся с прискорбным для обоих итогом. Зо Ким ухитрялся отыскивать мусор в каждой работе. Так что если это убийство, а мотивом является вышедшая из-под его пера рецензия, то у нас буквально миллион подозреваемых, ведь Зо Ким не один век трудолюбиво подрезал крылья творцам.

– Ага. Впрочем, я все равно предпочла бы распутывать эту ниточку, а не пытаться отыскать Би Тан.

Дрин задумчиво кивнул. Тело супруги Зо Кима пока не найдено. Более того, может оказаться, что она еще жива – трудится где-нибудь, отгородившись от внешнего мира, и знать не знает, что ее супруг скончался. Если действительно так, о смерти Зо Кима ей надо будет сообщить как можно тактичнее и оттянуть разговор, насколько позволят приличия. Нельзя же ввалиться к оставшейся без пары клетианке и выпалить: «Мы тебя повсюду ищем! Дело в том, что… э-э…»

Дрину ничуть не улыбалась перспектива еще раз стать свидетелем устроенного Зо Кимом спектакля. Если Би Тан жива, в дело вступят клетиане. Они сумеют провести все с достоинством, вдали от посторонних глаз.

Дрину вспомнилась смерть одного из коллег-контролеров, лишившегося пары во время задания, на котором он был вместе с Ду Тором и Го Тон. Они молча предложили ему снадобье, смягчающее первоначальный шок и покинули его кабинет, чтобы вдовец мог закончить все дела. Минут пять спустя он пригласил их обратно, чтобы сказать последнее «прощай», затем кивнул Ду Тору. Клетиане чрезвычайно интеллигентны, и порой даже вылетает из головы, что они вдвое ближе к смерти, чем люди или ду'утиане.

При правильном подходе Би Тан (если она еще жива) сможет спокойно совершить нужные приготовления, сказать недосказанное, окончить дела и покинуть мир, не роняя собственного достоинства.

Но сначала – Гоникли'ибида. Внешняя покорность мягкой ду'утианки хрупкий поведенческий стереотип, основанный не только на страхе, но и на физиологии. Если ситуация потребует, ду'утианка пойдет на все, как бы это ни было ужасно, только бы добиться своего. Как говорится, самка защищает детенышей не до своей смерти, а до вашей. Детей у Гоникли нет – зато она писательница.

– Она принадлежит к старинному ду'утианскому роду, – пояснил Дрин. Они приходятся мне родственниками. Живут на южном берегу острова Дрони, близ ледника Иннил. Откровенно говоря, не так уж далеко от моего родного очага. Моя сестра жила у них, в гареме Догласка'иба.

И мысленно уточнил: лишь официально, дабы не запятнать репутацию. Его сестра Бодил'иб погибла, упав с ледника. С тех пор прошло уже почти квадраосмь лет, но воспоминания по-прежнему причиняют боль. Она скончалась от перелома позвоночника и многочисленных травм внутренних органов, прежде чем ей смогли оказать квалифицированную помощь. Дрин узнал о происшествии во время занятий. По официальной версии, Бодил'иб не хотела расставаться с жизнью и отважно боролась до самого конца.

И лишь немногие знали, что она не видела особого смысла цепляться за жизнь. Дрин не бывал на Дрони именно из-за нее. Он отрекся и ушел, словно человек. Тогда этот поступок казался ему таким рациональным, таким соответствующим духу Тримуса…

– Эй, Дрин, тебе что, нехорошо? – пробудил его от раздумий голос Мэри.

Тримус движется по орбите вокруг бурого карлика Печки, обеспечивающего половину инсоляции планеты. Вторую половину обеспечивает основная звезда пары, Аурум, относящаяся к спектральному классу К2. Печка, ее спутники, а также троянские планеты удалены на расстояние пяти с половиной тримусских световых минут. Атмосферу Тримуса изменили с таким расчетом, чтобы ее давление соответствовало ду'утианскому и клетианскому, составляя одну с четвертью единицы земного. Средняя температура на поверхности планеты варьируется от одиносмь точки замерзания воды на внутреннем полюсе и чуть выше точки замерзания на внешнем. Тримус имеет обширные полярные шапки и континентальные массы на восточном и западном полюсах. В океанах встречаются вулканические острова и гребни метеоритных кратеров.