Текст книги "Вы сотворили нас (сборник)"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц)

9

День выдался прекрасный. И не из-за улова – поймать мне удалось лишь несколько окуней; зато как хорошо было сидеть на реке, пользуясь случаем возобновить с нею знакомство, и вспоминать эпизоды полузабытого детства. Миссис Стритер завернула мне походный завтрак, расспрашивая попутно о синяке под глазом, однако мне удалось уклониться от ответа. Я сбежал на реку и оставался там весь день. Я не только рыбачил, – но и знакомился с речным миром, заводя каноэ в заросшие заводи, маленькие извилистые протоки, осматривая парочку попавшихся по дороге островов. Я уверял себя, что вынюхиваю подходящие места для рыбалки, но на самом деле занятие мое было куда более важным. Я исследовал водное пространство, о котором мечтал долгие годы, постигая его настроение и состояние, стараясь вжиться в этот странный мир бегущей воды, лесистых островков, голых перемещающихся отмелей и заросших берегов.

И вот теперь, когда уже стемнело, я направлялся к мотелю, придерживаясь берега и борясь с течением неуклюжими взмахами гребка.

До причала оставалось несколько сотен ярдов, когда я услышал, что кто-то окликает меня по имени – шепотом, отчетливо разносившимся над водой.

Я поднял гребок и принялся оглядываться в поисках источника звука. Течение сразу же стало медленно сносить каноэ.

– Сюда, – раздался шепот, и у входа в крохотную заводь мне удалось разглядеть белое пятно. Несколькими движениями гребка я загнал каноэ в заводь и увидел Кэти Адамс, стоявшую на бревне, половина которого лежала на берегу, тогда как другая была погружена в воду. Я подвел каноэ к самому бревну.

– Прыгайте! Я вас покатаю.

Она пристально рассматривала меня.

– Глаз!

– Была небольшая неприятность, – улыбнулся я.

– Я слышала, что вы побывали в переделке. И думаю, что неприятности у вас как раз теперь.

– Этого мне всегда хватает, – откликнулся я. – Причем на любой вкус.

– На этот раз я имею в виду настоящие неприятности. Они думают, что вы убили человека.

– Я легко могу доказать…

– Джастина Болларда, – перебила она. – Его тело обнаружили около часу назад. Вы дрались с ним ночью?

– Наверное, – кивнул я. – Было темно. Их было трое, но разглядеть я никого не мог. Я ударил только одного из них – он мог оказаться и парнем Болларда. Остальные двое отделали меня.

– Ночью вы дрались с Джастином Боллардом. И двумя остальными из этой троицы. Они сами болтали об этом в городе нынче утром, причем у Болларда физиономия была расквашена.

– Значит, мне нечего бояться. Я весь день пробыл на реке…

И тут слова у меня иссякли. Я ничем не мог доказать, что действительно проторчал на реке весь день. Я не заметил вокруг ни души, и меня, по всей видимости, тоже никто не видел.

– Не понимаю, – сказал я.

– Все утро они болтались по городу, хвастались, говорили, что выследили вас и доведут дело до конца. Потом кто-то нашел труп Джастина, а двое других бесследно исчезли.

– Не думают же они, будто я прикончил всех троих?

Кэти покачала головой.

– Не знаю, что они думают. Городок в шоке. Некоторые хотели отправиться сюда и разыскать вас, но Джордж Дункан их отговорил. Он убеждал, что нельзя учинять самосуд. Твердил, что нет никаких указывающих на вас улик. Однако все считают, что это ваших рук дело. Джордж позвонил в мотель, и ему сказали, что вы на рыбалке. Он уговаривал всех и каждого подождать и вызвать шерифа. Доказывал, что этим должен заниматься только шериф.

– А вы? – спросил я. – Вы пришли предостеречь меня…

– Вы купили мою корзиночку, проводили меня до дома и назначили мне свидание. Вот мне и кажется, что я должна быть на вашей стороне. Не хочу, чтобы они застали вас врасплох.

– Мне очень жаль, но свидание, боюсь, придется отложить до лучших времен.

– Что вы собираетесь предпринять?

– Не знаю, – сказал я. – Сперва надо все обдумать…

– У вас не слишком много времени.

– Знаю. Полагаю, мне остается только подгрести, сесть и дожидаться их.

– Но они могут и не дождаться шерифа, – предупредила Кэти.

– Мне нужно взять кое-что у себя в номере, – покачал я головой. – Во всем этом есть нечто странное.

Воистину странное! Сперва гремучие змеи, а теперь, меньше чем через двадцать часов, труп этого парня. И был ли этот деревенский хулиган убит? И был ли убит вообще кто-нибудь?

– Вам нельзя соваться туда сейчас, – проговорила она. – Вы должны оставаться здесь и дождаться появления шерифа. Потому я и пришла предупредить вас. Если вам необходимо забрать что-то из номера, я могу сделать это за вас.

– Нет, – сказал я.

– В мотеле есть задняя дверь, она выходит в патио, а туда можно попасть с реки. Вы не знаете, она открыта?

– Полагаю, да.

– Я могла бы проскользнуть там и…

– Кэти, я не могу…

– Вам нельзя туда. По крайней мере, сейчас.

– Вы думаете, что могли бы пробраться в номер?

– Уверена, что смогу.

– Большой манильский конверт, – сказал я, – с вашингтонским штемпелем и пачкой листков внутри. Возьмите конверт и уходите. Держитесь подальше от этого дела и не заглядывайте в конверт.

– А что там?

– Ничего преступного, – сказал я. – Ничего незаконного. Просто информация, до которой никто не должен добраться.

– Это важно?

– Думаю, что важно, но не хочу втягивать вас. Это было бы…

– Я уже втянута, – заявила Кэти. – Ведь я предупредила вас, хотя вряд ли это такой уж законопослушный поступок. Но не могла же я позволить им схватить вас. Возвращайтесь на реку и оставайтесь там…

– Кэти, – сказал я. – Я должен сказать вам кое-что, даже если это вас шокирует. Если вы уверены, что хотите попытать счастья с этим конвертом…

– Я сделаю, – пообещала она. – Если вы сами попытаетесь, вас могут заметить. На меня же никто не обратит внимания.

– Хорошо, – сказал я, презирая себя за то, что позволяю ей выполнить эту грязную работу. – Я не просто собираюсь переждать на реке. Я предполагаю удрать – и побыстрее. Не потому, что я кого-то убил, а совсем по другой причине. Честнее всего, наверное, было бы сдаться властям, однако я, к сожалению, обнаруживаю в себе задатки труса. Сдаться я могу всегда – и, может быть, со временем так и сделаю.

Кэти взглянула на меня – с испугом, за который я не взялся бы ее порицать. И, вероятно, с несколько меньшим уважением, чем вначале.

– Если вы собираетесь бежать, – сказала она, – вам лучше отправиться прямо сейчас.

– Еще одно, – проговорил я.

– Да?

– Если вам удастся забрать конверт, не заглядывайте в него. Не читайте.

– Ничего не понимаю.

– А я не понимаю, зачем вы взялись предупреждать меня.

– Я вам уже объяснила. По крайней мере, могли бы сказать спасибо.

– Разумеется, – сказал я.

Она начала взбираться на берег.

– Счастливого пути, – пожелала она. – Конверт ваш я заберу.

10

С наступлением ночи исчезла необходимость пробираться под прикрытием берега – теперь я мог выгрести на стрежень, где течение должно было мне помочь. Вниз по течению располагались два города, но оба лежали на противоположном берегу, отделенные от реки широкой полосой болотистой низины; над водой я мог видеть их огни.

Я беспокоился за Кэти. У меня не было ни малейшего права пользоваться ее помощью, и, позволив ей впутаться в эту очень грязную историю, я теперь чувствовал себя изрядным подлецом. Но она пришла предупредить меня, сделалась моей союзницей – и единственным человеком, оказавшимся под рукой. Больше того, она, похоже, оказалась единственной, кому я мог доверять. Все шансы за то, успокаивал я себя, что Кэти успешно справится с этим делом; а мне казалось важным, необычайно важным, чтобы конверт не попал в руки тех, кто мог предать его содержимое гласности.

Надо было как можно скорее связаться с Филипом и предупредить его о том, что происходит. Вдвоем мы могли сообразить, что лучше предпринять. Я хотел, чтобы между мной и Пайлот-Нобом пролегло как можно большее расстояние – достаточное, чтобы телефонный звонок не вызвал подозрений.

И я это расстояние увеличивал. Течение и само по себе было быстрым, а я еще и помогал ему, без устали орудуя гребком.

Каноэ удалялось от Пайлот-Ноба, а я тем временем продолжал размышлять о событиях прошлой ночи и обнаружении трупа Джастина Болларда. И чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что Боллард отнюдь не мертв. У меня не было сомнений в том, что ночью на меня напала та самая троица, которая подпирала стенку на школьном вечере. Они похвалялись заданной мне трепкой, а потом исчезли – но куда и как? Однако, куда бы и как они ни пропали, что может быть проще, чем, воспользовавшись их отсутствием, подбросить тело – и тем самым запутать меня в сетях закона, а может быть, и подстроить суд Линча?[10]10
  Суд Линча – акт практики самоконституированного суда, без соблюдения законной процедуры выносящего смертный приговор и на месте приводящего его в исполнение, причем за преступление лишь предполагаемое. По всей видимости, назван так по имени Чарлза Линза (умер в 1796 году), американского плантатора и мирового судьи, председательствовавшего в Вирджинии на внезаконных судилищах над тори (т. е. сторонниками англичан) во время Войны за независимость.


[Закрыть] А если версия Кэти справедлива, то именно таковы были намерения толпы, пока ее не остановил Джордж Дункан. Раз уж они способны сотворить из себя или из той энергии, что была их сутью, дом, автомобиль на козлах, поленницу, двух человек, обильный ужин и кувшин доброго кукурузного виски, значит, они могут сотворить все что угодно. А уж окоченелый труп для них и вовсе пустяк. Они могут применить свои способности и для того, чтобы оттянуть возвращение трех исчезнувших молодчиков – до тех пор, покуда возвращение этих шалопаев не перестанет препятствовать осуществлению их целей. Это был, разумеется, безумный способ действий, достижение результата косвенным, окольным путем, – но не более безумный, чем убийство при посредстве бесследно исчезающего автомобиля или тот странный и сложный план, с помощью которого они завели свою потенциальную жертву в змеиное логово.

Я надеялся вскоре добраться до какого-нибудь прибрежного городка, где можно найти телефон-автомат и позвонить. Правда, о моем бегстве уже могли известить всю округу, но вряд ли шерифу придет в голову, что я стану спускаться по реке. Если, конечно, им не удалось задержать Кэти. Я изо всех сил старался отогнать эту мысль, но она неизменно возвращалась. Впрочем, я мог надеяться привести в исполнение свой план даже в том случае, если полиция всех близлежащих городов поднята на ноги. Но что предпринять потом, после телефонного разговора? Сдаться властям? Но принять такое решение всегда успеется. Я понимал, что могу сперва сдаться, а уже потом звонить Филипу – но в этом случае разговор будут слушать и полицейские, содержание его будет, таким образом, разглашено, а предпринять после этого мне уже ничего не удастся.

События разворачивались далеко не лучшим образом, и я чувствовал себя виноватым, поскольку, при всем желании, не мог найти никакого удовлетворительного решения.

Хотя ночь и сгустилась уже окончательно, однако над рекой было все-таки чуточку светлее. С берега доносились отдаленное мычание коров и собачий лай. Вокруг меня продолжала свой вечный разговор вода, по временам всплескивала рыба, оставляя на поверхности расходящиеся концентрические круги. Я словно двигался по обширной равнине: темные, лесистые берега и отдаленные холмы казались лишь тенями, лежащими по ее краям. И каким мирным оно казалось – это королевство воды и теней! Странно, однако посреди реки я чувствовал себя в безопасности. Лучше всего это можно было бы определить как обособленность. Я находился как бы в центре крохотной вселенной, простиравшегося во все стороны ничейного мира. Разносившиеся над водой звуки – собачий лай, мычание коров – скорее подчеркивали, чем разрушали это чувство обособленности.

И тут обособленность кончилась. Поверхность реки предо мной вспучилась горбом, я принялся яростно грести, пытаясь увести каноэ в сторону, а из глубины стала стремительно возноситься чернота – ярды и ярды мрака, омываемого набегающей водой.

Колонна тьмы взвилась ввысь – гигантская, длинная, извивающаяся шея, увенчанная кошмарной головой. Взмыв вверх, эта шея изогнулась грациозной дугой, так что голова оказалась как раз надо мной; словно зачарованный, глядел я в красные, подобно драгоценным камням сверкавшие в отраженном от воды слабом свете глаза чудовища. Раздвоенный язык трепетал в воздухе, потом раскрылась пасть, и я увидел зубы.

Погрузив гребок в воду, я отчаянным усилием послал каноэ вперед, ощутив на шее горячее дыхание бестии – нацелившаяся голова промахнулась на каких-нибудь несколько дюймов.

Оглянувшись через плечо, я увидел, что чудовище вновь примеривается, готовясь к броску, и понял, что на этот раз увернуться окажется труднее. Один раз мне удалось обмануть эту тварь, но сомнительно, чтобы такое получилось дважды. Берег был слишком далек и недосягаем, и единственное, что мне оставалось, – это попытаться увернуться и удирать. На мгновение у меня мелькнула мысль оставить каноэ, однако я был неважным пловцом, и это речное чудовище легко могло схватить меня в воде.

Теперь оно выжидало. Ему не было нужды торопиться. Оно знало, что заполучило меня, и на этот раз не хотело рисковать промахнуться. Оно двинулось ко мне – складки рассекаемой воды образовали за ним аккуратное V, длинная шея была напряженно изогнута, пасть открыта, и в звездном свете сверкали клыки.

Я резко повернул каноэ, надеясь сбить его с толку и заставить приготовиться к новой попытке.

При повороте каноэ накренилось, и что-то со стуком покатилось по днищу.

Услышав этот звук, я понял, что надо делать, – пусть это будет бессмысленно, нелогично, даже чертовски глупо, однако выбора у меня не было, а время стремительно таяло. Я не питал особых надежд на то, что осуществить задуманное удастся – собственно, это был даже не замысел, а просто инстинктивная реакция, – и уж тем более не имел представления, что делать дальше, если мне повезет. Но я должен был попробовать. Скорее всего потому, что никакой другой идеи мне в голову не пришло.

Ударом гребка я развернул каноэ, чтобы оказаться с тварью лицом к лицу. Потом протянул руку, взял удочку и встал в рост. Вообще-то каноэ не относится к числу устойчивых судов, так что стоять в них не рекомендуется, но мое оказалось исключением из правила, да к тому же я немало напрактиковался в этом фокусе за день.

На удочке у меня была тяжелая окуневая снасть с тремя рядами крючков – может быть, даже излишне тяжелая для удачной рыбалки.

Тварь была совсем рядом и уже разинула пасть, когда я отвел удилище назад, прицелился и размахнулся изо всех сил.

В каком-то остолбенении я смотрел, как взметнулась снасть, сверкнув металлом в отраженном водой звездном свете, и как влетела она в эту разверстую пасть. Какую-то долю секунды я выжидал, потом рванул удочку на себя и продолжал равномерно тянуть, чтобы все крючки впились как следует. Я почувствовал, что засели они прочно, – и чудовище оказалось пойманным на крючок.

Я не думал, как поступать дальше. Представления не имел, что мне делать с пойманным на удочку монстром. Скорее всего, мне и поймать-то его удалось как раз потому, что я ни о чем подобном не задумывался.

Но теперь, когда оно висело у меня на крючке, я сделал единственно возможное – быстро присел на корточки и покрепче ухватился за удилище. Голова чудовища резко дернулась назад, возносясь в небо, и катушка запела под убегающей лесой.

Я снова дернул удочку, чтобы крючки засели еще глубже, а на воде передо мной поднялась тем временем большая волна. Могучее тело стало вздыматься из воды все выше и выше, и мне казалось, что оно не кончится никогда. Голова на длинной шее металась взад и вперед, удилище дико дергалось, а я вцепился в него, как утопающий в соломинку, сам не понимая, почему. И при этом твердо знал, что мне совершенно ни к чему та рыба, которую я выловил.

Каноэ подпрыгивало и ныряло на волнах, поднятых движениями монстра, а я, скорчившись, вжимался в него, упираясь локтями в планшир и стараясь удержать центр тяжести как можно ниже, чтобы не дать суденышку опрокинуться. И вот каноэ все быстрее и быстрее помчалось вниз по течению, увлекаемое спасающейся бегством тварью.

Все это время я продолжал вцепляться в удочку. Я мог бы выпустить ее из рук и позволить чудовищу скрыться, но вместо этого все крепче сжимал удилище, а когда каноэ пришло в движение, издал упоенный торжествующий вопль. Эта тварь преследовала меня, считая своей добычей, но сама оказалась пойманной и, обращенная мною в бегство, панически удирала теперь, страдая от невыносимой боли.

Существо продолжало нестись вниз по реке, натянутая леса дрожала, каноэ мчалось вперед, а я орал, как шутовской ковбой на спине брыкающейся лошади. На мгновение я даже забыл, что происходит и что к этому привело. Это была дикая гонка сквозь ночь по речному миру, предо мною дергалась и корчилась тварь – временами над поверхностью выступала зубчатая гряда плавника на горбатой спине и тут же вновь скрывалась во вспененной воде.

Внезапно натяжение лески ослабло, а существо исчезло. Я остался один посреди реки, скорчившись в пляшущем на волнах каноэ. Когда волнение улеглось, я сел и принялся сматывать – леску. Мне пришлось изрядно покрутить катушку, прежде чем поводок с крючками перевалился наконец через борт и устроился на своем месте у конца удилища. Я очень удивился при виде снасти – мне казалось, что леска оборвалась и чудовище удрало, унося ее с собой. Но теперь стало очевидно, что тварь попросту исчезла, – крючки должны были глубоко впиться в ее плоть и могли освободиться лишь в том единственном случае, если существо растворилось без следа.

Каноэ свободно плыло по течению; я нагнулся и подобрал гребок. Всходила луна, и река в ее сиянии превратилась в дорогу из бегущего серебра. Я спокойно сидел с гребком в руках и думал, что же теперь делать. Инстинкт требовал убраться с реки, схватиться за гребок и погнать лодку к берегу, прежде чем из глубин не вынырнет новое чудовище. Но по зрелом размышлении я пришел к убеждению, что второго монстра не будет, – вся эта история с чудовищем могла найти себе объяснение лишь в том случае, если была очередным звеном в цепи, начало которой было положено змеиным логовом и трупом Джастина Болларда. Иной мир из гипотезы моего старого друга разыграл неудачный гамбит, но повторять его заново не станет, это не соответствовало бы их образу действий, а раз так – река для меня сейчас является самым безопасным местом в мире.

Резкий, пронзительный писк нарушил ход моих мыслей, и я обернулся в поисках источника звука. Футах в восьми от меня на планшире скорчился крохотный уродец. Он гротескно напоминал человека, но при этом был покрыт густым мехом, а за планшир цеплялся двумя лапами наподобие совиных. У него была заостренная голова, причем из макушки рос пучок волос, падавших во все стороны, образуя нечто вроде конической шляпы, на манер тех, что носят жители некоторых азиатских стран. По обеим сторонам головы выдавались кувшиноподобные уши, а глаза раскаленными угольями сверкали из-под свисавших спутанных волос.

Пока я рассматривал странного уродца, писк его стал приобретать некоторый смысл.

– Три – волшебное число! – насмешливо проговорил он высоким и резким голоском. – Три – волшебное число! Три – волшебное число!

В горле у меня встал комок, и я замахнулся гребком. Лопасть плашмя хлопнула уродца, подбросила – и он высоко взвился в воздух, словно мяч от удара бейсбольной биты. Писк перешел в обиженный визг, а я неотрывно следил, как существо летело над водой, достигло наконец высшей точки своей параболической траектории и устремилось вниз. На полпути оно лопнуло, словно мыльный пузырь, – и в следующий момент исчезло.

Я снова принялся работать гребком. Глядя на огни прибрежного города, я думал, что больше обманывать себя уже нельзя. Чем скорее я доберусь до телефона и позвоню Филипу, тем лучше.

Возможно, в чем-то мой старый друг и ошибался в своей рукописи, но происходило нечто чертовски странное.

11

Город был мал, и мне не удалось найти ни одной телефонной будки. Я вообще не был уверен, что это город, хотя, если память меня не подводила, я оказался в Вудмане. Я пытался представить себе карту этих мест, но все сведения о городке и его окрестностях прятались слишком глубоко в памяти, и я ни в чем не мог быть уверен. «Неважно, как называется город, – говорил я себе, – важно только найти, откуда позвонить. Филип в Вашингтоне, и он сообразит, как лучше всего поступить, – но даже если он не будет знать, что делать, я должен сообщить ему обо всем происходящем. Я в долгу перед ним за то, что он прислал копию записок своего дяди. Хотя если бы Филип этого не сделал, я не влип бы в эту историю.»

На всем протяжении делового квартала открытым оставался лишь один бар. Сквозь его давно не мытые окна падал желтый свет, а легкий бриз со скрипом раскачивал вывеску с нарисованной кружкой пива, висевшую над тротуаром на металлическом кронштейне.

Я стоял на другой стороне улицы, набираясь храбрости, чтобы зайти в бар. Разумеется, не было ни малейшей гарантии, что там есть телефон, хотя, скорее всего, – должен быть. Я знал, что, переступая порог бара, подвергаю себя определенному риску: пайлот-нобский шериф вполне мог связаться со здешней полицией. Может, конечно, и нет, но все-таки риск существовал.

Каноэ оставалось на реке, привязанное к шаткому столбу, и у меня была полная возможность вернуться туда, сесть и оттолкнуться от берега. Никто бы ничего не знал, поскольку ни единая живая душа меня здесь не видела. За исключением этого бара весь город, положительно, вымер.

Но я должен был позвонить; сделать это было попросту необходимо. Следовало предупредить Филипа, хотя предостережение могло уже оказаться слишком запоздалым. Предупрежденный, он сумеет что-нибудь предпринять. Теперь я понимал, что всякий, ознакомившийся с заметками моего покойного старого друга, оказывается лицом к лицу с описанной в них опасностью.

Так я и стоял в нерешительности, а потом, почти не сознавая, что делаю, зашагал через улицу. Дойдя до тротуара, я остановился и уставился на поскрипывающую над головой вывеску – этот звук, казалось, вывел меня из прострации. Человеку, за которым охотились, не имело смысла заходить туда, рискуя нажить неприятности. Я прошел мимо бара, но на полпути к реке развернулся и направился обратно, понимая, насколько все это бессмысленно: так можно было всю ночь без толку маршировать взад и вперед.

Поднявшись по ступенькам, я толкнул дверь. В дальнем конце зала скрючился одинокий посетитель; бармен, облокотясь на стойку, уставился на дверь с таким видом, словно собирался всю ночь простоять так, ожидая клиентов. Больше здесь никого не было – на всех столиках красовались лишь перевернутые стулья.

Бармен не шелохнулся. Он словно бы не видел меня. Остановившись, я закрыл за собой дверь и прошел к стойке.

– Чего желаете, мистер? – поинтересовался бармен.

– Бурбон[11]11
  Бурбон – американское кукурузное виски (или виски, не менее чем 51 % сырья для производства которого было кукурузой).


[Закрыть], – ответил я, не решившись попросить льда – похоже, в этом заведении подобные изыски были не в почете. – И мелочи – если у вас есть телефон.

– Там, – неопределенно ткнул пальцем бармен.

Приглядевшись, я обнаружил вжавшуюся в угол телефонную будку.

– Ну и глаз у вас, – протянул бармен.

– Да уж, – согласился я.

Поставив стакан на стойку, он принялся отмерять бурбон.

– Поздненько путешествуете…

– Вроде того, – отозвался я.

Я бросил взгляд на часы – половина двенадцатого.

– Что-то я не слышал вашей машины, – заметил бармен.

– Оставил ее дальше по улице. Подумал было, что в городе все закрыто. А потом заметил у вас свет…

Не слишком правдоподобная история, однако новых вопросов не последовало. Бармену было все равно – он просто чесал языком.

– Я тоже собираюсь закрывать, – сообщил он. – В полночь. По вечерам здесь никого не бывает. Не считая старого Джо. Он всегда здесь. Каждый вечер, до самого закрытия, пока я его не выставлю. Совсем как проклятая кошка.

Выпивка была не ахти, но я в ней нуждался. Виски смыло застрявший в горле комок страха, а внутри стало теплее.

Я протянул бармену десятку.

– Хотите всю сдачу мелочью?

– Если можно.

– Конечно, можно. Куда вы собираетесь звонить?

– В Вашингтон, – я не видел причины, почему бы не сказать правду.

Бармен отсчитал мне мелочь, я прошел в телефонную будку и заказал разговор. Номера Филипа я не знал, и потому на соединение потребовалось какое-то время. Потом я услышал гудки, а несколько секунд спустя кто-то ответил.

– Мистера Филипа Фримена, пожалуйста, – попросила телефонистка. – Междугородный вызов.

На другом конце провода кто-то со всхлипом вздохнул, и наступила тишина. Наконец чей-то голос произнес:

– Его нет.

– Вы не знаете, когда он будет? – спросила телефонистка.

– Никогда, – ответил задыхающийся голос. – Я не понимаю, это что, шутка? Филип Фримен мертв.

– Абонент не может подойти к телефону, – компьютерным голосом сообщила мне телефонистка. – Мне сказали…

– Не имеет значения, – сказал я. – Я буду говорить с тем, кто на проводе.

– Добавьте, пожалуйста, полтора доллара, – проговорил компьютерный голос.

Я достал из кармана пригоршню мелочи. Опуская монеты в щель, я уронил несколько на пол – рука так дрожала, что трудно было попасть в прорезь.

Филип Фримен мертв!

Наконец я опустил последнюю монетку.

– Говорите, – пригласила телефонистка.

– Вы еще слушаете? – спросил я.

– Да, – откликнулся на другом конце провода дрожащий, призрачный голос.

– Простите, – сказал я. – Я ничего не знал. Меня зовут Хортон Смит, я старый друг Филипа…

– Я слышала, он говорил о вас. Я его сестра.

– Марджи? – спросил я.

– Да, Марджи.

– Когда…

– Сегодня вечером, – произнесла она. – Филлис должна была подхватить его по дороге. Он стоял на тротуаре, поджидая ее, – и вдруг рухнул…

– Сердечный приступ?

– Мы так думаем, – после долгой паузы сказала Марджи. – Так думает Филлис, но…

– Как Филлис?

– Спит. Доктор дал ей что-то…

– Не могу сказать, как мне жаль… Говорите, сегодня вечером?

– Всего несколько часов назад. И, мистер Смит, я не знаю… Возможно, мне не следует говорить этого… Но вы были другом Филипа…

– Много лет, – подтвердил я.

– Здесь что-то странное. Кое-кто из очевидцев утверждает, будто Филипа застрелили из лука – стрела попала прямо в сердце. Правда, никакой стрелы не оказалось. Но свидетели заявили об этом полиции, а теперь коронеру…[12]12
  Коронер – специальный судейский чиновник, который в Великобритании, США и некоторых других странах от имени суда присяжных выясняет причины смерти, происшедшей при необычных или подозрительных обстоятельствах, и, если его расследованием устанавливается факт насильственной смерти, передает дело суду присяжных.


[Закрыть] – Голос ее прервался, послышались всхлипывания, потом она заговорила снова: – Вы знали Филипа. И дядю тоже.

– Да, обоих.

– Это кажется невозможным. Оба – один за другим.

– Да, кажется невозможным, – подтвердил я.

– Вы спрашивали Филипа. Я не могу вам помочь?

– Нет, – сказал я. – Я возвращаюсь в Вашингтон.

– Думаю, похороны состоятся в пятницу.

– Спасибо. Извините, что я в такой час…

– Вы же не знали, – проговорила Марджи. – Я скажу Филлис, что вы звонили.

– Если сочтете нужным.

В сущности, это было безразлично. Вряд ли она меня помнит – с женой Филипа мы встречались всего несколько раз.

Мы попрощались; ошеломленный, я так и продолжал сидеть в телефонной будке. Филип мертв – сражен наповал стрелой. Чтобы избавиться от человека, стрелами в наши дни не пользуются. Так же, впрочем, как морскими змеями и змеиными логовами.

Наклонившись, я стал искать упавшие монеты.

Кто-то постучал в дверь будки, и я поднял глаза. Сквозь стекло заглядывал бармен; встретившись со мной взглядом, он перестал стучать и махнул рукой. Я выпрямился и открыл дверь.

– Что с вами? – спросил он. – Вам плохо?

– Нет. Уронил монеты.

– Если хотите еще выпить – так самый подходящий момент. Я закрываю.

– Мне нужно сделать еще один звонок.

– Тогда побыстрее, – попросил он.

На полочке я нашел телефонный справочник.

– Как тут найти номера Пайлот-Ноба? – спросил я.

– Поищите в разделе «Пайлот-Ноб – Вудман».

– Так это Вудман?

– Уверен, что так, – собеседник негодующе воззрился на меня. – Должно быть, вы пропустили указатель на въезде.

– Полагаю, что так, – согласился я.

Закрыв дверь, я отыскал в справочнике нужный раздел и перелистывал страницы до тех пор, пока не наткнулся на интересовавшее меня имя. Вот оно – миссис Дженет Форсайт. В списке значился единственный Форсайт – в противном случае я понятия бы не имел, куда звонить. Я никогда не знал или позабыл имя вдовы Старого Дока Форсайта.

Я снял трубку, но потом, поколебавшись, снова повесил на рычаг. Я зашел слишком далеко. Стоит ли дальше испытывать судьбу? Хотя, успокаивал я себя, вряд ли существует вероятность, что мой телефонный звонок засекут.

Я снова поднял трубку, опустил монету и набрал номер. Раздались гудки. Я ждал. Наконец кто-то ответил. Мне показалось, что я узнал голос, но уверенности не было.

– Мисс Адамс?

– Да. Миссис Форсайт спит, и…

– Кэти, – сказал я.

– Кто говорит?

– Хортон Смит.

– Ох! – испуганно вскрикнула она и больше не произнесла ни слова.

– Кэти…

– Я рада, что вы позвонили, – проговорила она наконец. – Все это было страшной ошибкой. Молодой Боллард вернулся. Вся троица возвратилась. Теперь все в порядке, и…

– Подождите минутку, пожалуйста, – попросил я. Она говорила так быстро, что слова наскакивали друг на друга. – Если Боллардов отпрыск вернулся, что же случилось с телом?

– С телом? О, вы имеете в виду…

– Да, труп Джастина Болларда.

– Это удивительнее всего, Хортон. Тело исчезло.

– Как это так – исчезло? – Я полагал, что знаю, но хотел удостовериться.

– Ну, они нашли тело на лесной опушке к западу от города и оставили там двоих – одним был Том Уильямс, а кто еще, я не знаю, – караулить до прибытия шерифа. Эти двое на минутку отвернулись, а когда посмотрели снова – тела уже не было. Похитить его никто не мог. Оно просто исчезло. Весь город в смятении…

– А вы? – спросил я. – Вам удалось взять конверт?

– Да. И едва я успела добраться домой, как тело исчезло.

– Значит, теперь все в порядке?

– Да, конечно, – ответила она. – Можете возвращаться.

– Скажите мне одну вещь, Кэти. Вы заглядывали в конверт?

Она начала было что-то говорить, но смолкла на полуслове.

– Это очень важно, Кэти. Вы заглядывали в конверт?

– Я только бросила взгляд и…

– Черт побери! – заорал я. – Хватит уверток! Вы читали?

– Ладно, читала, – раздраженно ответила Кэти. – По-моему, человек, писавший это…

– Оставьте этого человека в покое. Как много вы прочли? Все?

– Первые несколько страниц. Потом начались эти ноты. Вы собираетесь обсуждать это со мной, Хортон? Но это же просто болтовня. Разумеется, такого быть не может. Я ничего не знаю об эволюции, но даже мне очевидно множество слабых мест.

– Не тратьте время на слабые места, – сказал я. – Что заставило вас прочесть?

– Ну, наверное, потому что вы запретили. Когда вы мне так сказали, я уже не могла удержаться. Вы сами виноваты, что я прочитала. И что в том плохого?

Конечно, она была права – я должен был вовремя сообразить. Я предостерег ее, не желая, чтобы она ввязывалась в это дело, – и тем самым совершил единственный поступок, гарантирующий обратный результат. И хуже всего, что у меня не было никаких причин впутывать Кэти, отправлять ее за конвертом. Труп Джастина Болларда исчез, и я больше не был под подозрением. Однако если бы этого не случилось, убеждал я себя, подыскивая оправдания, шериф обыскал бы мой номер в мотеле, нашел конверт – и тогда разверзся бы ад.