Текст книги "Вы сотворили нас (сборник)"

Автор книги: Клиффорд Дональд Саймак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)

50

Перед ними был Манхаттан в своем первозданном виде, каким он был до прихода белого человека и до возведения прекрасных и чудовищных зданий. Совершенно нетронутый Манхаттан.

– И все же, – сказал Виккерс, – здесь что-то должно быть. Мутанты не могли не устроить здесь промежуточный склад для товаров, переправляемых в Нью-Йорк.

– А если склада нет? – спросила Энн.

Он с улыбкой посмотрел на нее.

– Любишь путешествовать?

– До Чикаго?

– За Чикаго, – сказал он. – Хотя мы можем построить плот, если найдем реку, текущую на Запад.

– Должны существовать и другие центры мутантов.

– Несомненно, но, может, именно здесь ничего нет.

Она кивнула.

– Все так странно.

– Ничего странного, – сказал он. – Только неожиданно для тебя. Будь у нас время, я бы все тебе рассказал, но как раз времени у нас в обрез.

– Джей, они стреляли в нас?

Виккерс подтвердил.

– Это специальные агенты.

– Но они же человеческие существа, Джей. Как мы.

– Не как мы, – сказал Виккерс. – И такое положение раздражает их. В наши дни этого достаточно.

Он подбросил несколько веток в костер и повернулся к Энн.

– Пошли, – сказал он. – Пора трогаться в путь.

– Но, Джей, наступает ночь.

– Знаю. Если на острове что-нибудь есть, мы заметим вспышки света. С холма. Если ничего не увидим, вернемся сюда. Утром снова осмотримся.

– Джей, – сказала она, – мне кажется, что мы на пикнике.

– Не вижу связи.

– Ну, костер, еда на воздухе и…

– Сударыня, забудьте об этом, – сказал ей Виккерс.

Он пошел первым, а она за ним. Ночные птицы грациозно скользили над их головами. Издали донесся лай енота. Вокруг кружили стаи светлячков.

Они забрались на невысокий, но крутой холм и, как только очутились на вершине, увидели огни в дальнем конце острова.

– Вон они, – сказал Виккерс. – Я думал найти их именно там.

– До них далеко. Неужели придется идти пешком?

– Возможно, и нет.

– А как…

– Ты же телепат, – подсказал Виккерс.

Она кивнула.

– Попробуй, поговори с кем-нибудь оттуда, – сказал Виккерс и вспомнил, как Фландерс говорил, раскачиваясь в кресле, что для телепатии расстояние не имеет значения – миля или световой год, разницы почти никакой.

– Ты думаешь, я смогу?

– Не знаю, – ответил Виккерс. – Тебе же не хочется идти пешком?

– Нет, очень далеко.

Они молча смотрели на крошечный островок света в сгущающейся темноте. Он попробовал представить себе расположение зданий. Вон там, на древней Земле стоял Рокфеллер-Сентер, а там раскинулся центральный парк, а дальше, в излучине Ист-Ривер – старое здание ООН. А здесь были только деревья и трава и ни намека на сталь с бетоном.

– Джей, – шепнула Энн дрожащим от волнения голосом.

– Да.

– Мне кажется, я нащупала кого-то.

– Мужчину или женщину?

– Нет. Вроде робота. Да, он подтверждает, что является роботом. Он обещает прислать кого-нибудь, нет, что-нибудь за нами.

– Энн…

– Он просит нас подождать тут. Они сейчас прибудут.

– Энн, спроси у них, могут ли они сделать фильм?

– Фильм?

– Конечно. Кино. У них есть камера и пленка?

– Но зачем?..

– Спроси. У меня возникла мысль, как победить Крофорда.

– Джей, ты не вернешься туда!

– Еще как! – сказал Виккерс.

– Джей Виккерс, я не пущу тебя!

– Ты не можешь задерживать меня, – сказал Виккерс. – А теперь сядем и подождем.

Они уселись рядом.

– Я расскажу тебе одну историю, – сказал Виккерс. – Об одном мальчугане. Его звали Джей Виккерс и он был очень-очень юн…

Он вдруг остановился.

– Слушаю тебя, – сказала она. – Продолжай.

– В другой раз. Расскажу попозже.

– Почему? Я хочу послушать ее сейчас.

– Только не при этом лунном свете, – произнес Виккерс. – Не время.

Прежде всего усилием воли он отгородил свои мысли и мозг от еще неумелой Энн и только тогда позволил себе подумать: «А могу ли я сказать ей, что мы ближе друг другу, чем она полагает, что мы вышли из одной жизни и вернемся в одно тело и никогда не сможем любить друг друга?»

Она прижалась к нему, положила голову ему на плечо и стала смотреть в небо.

– Все проясняется, – сказала она. – И не все столь странно выглядит. И все кажется верным. Новым, но верным. Этот другой мир и все наши способности и странные воспоминания…

Он обнял ее за плечи, она повернула голову и быстро, не раздумывая, поцеловала его.

– Мы будем счастливы, – сказала она. – Мы оба будем счастливы в этом новом мире.

– Конечно, мы будем счастливы, – согласился Виккерс.

Теперь он никогда не сможет ей сказать всей правды. Она узнает обо всем, но не от него.

51

В трубке послышался женский голос, и Виккерс попросил к телефону Крофорда.

– Мистер Крофорд на заседании, – ответила девушка.

– Скажите, что звонит Виккерс.

– Мистер Крофорд не сможет… Вы сказали Виккерс? Джей Виккерс?

– Да. Я должен кое-что ему сообщить.

Он ждал, спрашивая себя, сколько у него времени, ведь анализатор в телефонной будке должен был уже подать сигнал о его присутствии. Бригада убийц, наверное, была в пути.

Раздался голос Крофорда:

– Хэлло, Виккерс.

– Отзовите своих псов, – сказал Виккерс. – Из-за них мы с вами теряем время.

В голосе Крофорда послышалась злость:

– Я, кажется, вас предупредил…

– Успокойтесь, – сказал Виккерс. – У вас нет никаких шансов прикончить меня. У ваших людей ничего не выйдет, даже если они загонят меня в угол. А раз вы не можете убрать меня, лучше со мной побеседовать.

– Побеседовать?

– Конечно.

– Послушайте, Виккерс, я не…

– Вы можете, – возразил Виккерс. – История с другим миром пользуется широким успехом. Фантазеры создали ей отличную рекламу, дело приобретает размах, а ваша позиция становится все более и более шаткой. Пора учиться уму-разуму.

– Я заседаю со своими заместителями, – сказал Крофорд.

– Прекрасно. Именно с ними мне и хотелось бы побеседовать.

– Виккерс, не стоит, – сказал Крофорд. – Вы ничего от них не добьетесь. Что бы вы не замышляли, у вас ничего не выйдет. Вас не выпустят живым. И я ничем не смогу вам помочь, если вы будете упорствовать с вашим безумным замыслом.

– Я иду.

– Вы мне нравитесь, Виккерс. Не знаю почему. У меня нет причин…

– Я иду.

– Хорошо, – устало согласился Крофорд. – Вы сами этого пожелали.

Виккерс взял с пола коробку с фильмом и вышел из будки. Кабина лифта была внизу, и он быстро направился прямо к ней, чуть-чуть сгорбившись, словно опасаясь пули в спину.

– Четвертый этаж, – сказал он.

Лифтер не моргнул. Анализатор подал сигнал, но, по-видимому, по отношению к посетителям четвертого этажа у лифтера были специальные распоряжения.

Виккерс открыл дверь Североамериканского исследовательского бюро и увидел Крофорда, который ждал его в приемной.

– Проходите, – сказал Крофорд и двинулся вперед по длинному коридору.

Виккерс последовал за ним. Он взглянул на часы. Все шло лучше, чем он ожидал. У него в запасе оставалось две-три минуты. Разговор с Крофордом оказался недолгим.

Энн позвонит через десять минут. От того, что случится за это время, зависит успех дела.

Крофорд остановился перед дверью в конце коридора.

– Вы знаете, что делаете, Виккерс?

Виккерс утвердительно кивнул.

– Малейший ложный шаг и… – присвистнув, Крофорд провел пальцем по горлу.

– Понимаю, – сказал Виккерс.

– Это отчаявшиеся люди. Еще есть время уйти. Я не сообщил о вашем визите.

– Не надо меня подзадоривать, Крофорд.

– Что это у вас?

– Документальный фильм. С его помощью меня легче поймут. У вас есть кинопроектор?

Крофорд кивнул.

– Но нет киномеханика.

– Я все сделаю сам, – сказал Виккерс.

– Компромисс?

– Выход.

– Хорошо. Входите.

Шторы были задернуты, в мягком свете Виккерс увидел сидящих за длинным столом людей – их белые лица были повернуты в его сторону.

Утопая в мягком ковре, Виккерс прошел за Крофордом через всю комнату. Некоторые лица были ему знакомы.

Справа от Крофорда сидел крупнейший финансовый магнат, за ним – частый посетитель Белого дома, выполнявший поручения полудипломатического характера. Были там и другие известные ему лица. Многих он не знал, но их внешний вид говорил о том, что это не американцы.

Итак, здесь собрался административный совет Североамериканского исследовательского бюро – люди, ведавшие судьбами обычных людей, которые решили покончить с мутантами.

– Произошло нечто совершенно неожиданное, – сказал Крофорд. – Даже невероятное. К нам явился мутант.

В полной тишине сидевшие вокруг стола посмотрели на Виккерса и вновь повернулись к Крофорду, который продолжал:

– Мистер Виккерс нам всем знаком. Вы помните, что мы вели с ним переговоры, когда надеялись, что нам удастся преодолеть разногласия между двумя ветвями человеческой расы. Мистер Виккерс явился сюда по собственной инициативе с целью, как он сообщил мне, найти подходящее решение. Он не сказал мне, каков характер решения. Я привел его сюда. Хотите ли вы его выслушать?

– Конечно, – сказал один из присутствующих. – Пусть говорит.

– Может, это к лучшему, – добавил другой.

Остальные кивнули в знак согласия.

Крофорд обратился к Виккерсу:

– Говорите.

Виккерс подошел к столу. «Чем быстрей, тем лучше, – подумал он. – Если все пойдет хорошо. Только не оступиться. Иначе все пропало. Победа или поражение, промежуточного решения нет, запасного выхода нет».

Он поставил коробку с фильмом на стол, улыбнулся и сказал:

– Это не адская машина, господа. Это фильм, который я хочу вам показать чуть позже.

Никто не улыбнулся. Они смотрели на него, и их лица не выражали ничего, кроме холодной ненависти.

– Вы хотите начать войну, – сказал он. – Вы собрались, чтобы решить, давать ли сигнал или нет…

Побелевшие от напряжения лица наклонились вперед.

Кто-то сказал:

– Виккерс, вы – либо отважный человек, либо круглый дурак.

– Я пришел, – сказал Виккерс, – дабы предотвратить войну.

Он сунул руку в карман, затем быстро вынул и поставил на стол какой-то предмет.

– Это волчок, – пояснил он. – Детская игрушка. Дети играют, вернее, играли с ней. Я хочу остановить ваше внимание на волчке.

– Волчок? – воскликнул кто-то. – Что за абсурд?

Но банкир справа от него мечтательно проговорил:

– У меня был такой же, когда я был мальчуганом. Сейчас их нигде не делают. Я уже давно не видел волчка.

Он протянул руку, взял волчок и запустил его прямо на столе. Остальные с интересом смотрели на него.

Виккерс бросил взгляд на часы. Все шло, как он планировал. Если так пойдет и дальше…

– Вы помните волчок, Крофорд, – спросил Виккерс. – Тот, что вы видели тогда в моем номере?

– Помню, – отозвался Крофорд.

– Вы запустили его, и он исчез, – сказал Виккерс.

– А потом он вернулся.

– Крофорд, почему вы запустили волчок?

Крофорд нервно облизал губы.

– Почему? По правде говоря, не знаю. Я, наверное, хотел воскресить детство, опять превратиться в мальчишку.

– Вы спросили: «Зачем нужен волчок?»

– Вы ответили: «Чтобы отправиться в сказочную страну», и я сказал вам, что неделей раньше счел бы вас сумасшедшим, и вы то же самое сказали по поводу нашей с вами беседы.

– Но перед моим приходом вы запустили волчок. Скажите, Крофорд, почему вы это сделали?

– Скажи, – вмешался банкир. – Скажи ему.

– Но я уже сказал, – ответил Крофорд. – Я изложил причины.

Позади Виккерса открылась дверь. Он повернул голову и увидел, что секретарша зовет Крофорда.

«Вовремя, – подумал он. – Все идет как по маслу. Энн позвонила и вызвала Крофорда из комнаты». В этом заключался его план – в присутствии Крофорда его бы постигла неудача.

– Мистер Виккерс, – сказал банкир, – меня очень заинтересовала эта история с волчком. Какая связь между волчком и интересующим нас делом?

– Я хочу провести аналогию, – сообщил Виккерс. – Между обычными людьми и мутантами существуют некоторые коренные различия, которые станут понятнее после демонстрации волчка. Но прежде я хочу вам показать фильм. Затем приступлю к объяснениям, и вы лучше поймете меня. Разрешите начать?

Он снял коробку с фильмом со стола.

– Конечно, – сказал банкир. – Приступайте.

Виккерс поднялся по ступенькам в кинобудку, открыл дверь и вошел внутрь.

Надо было действовать быстро и наверняка – Энн не сможет долго удерживать Крофорда у телефона и минут через пять он вернется.

Трясущимися руками он вставил бобину с пленкой, пропустил пленку между линзами, установил нижнюю бобину. Проверил. Все, кажется, было в порядке.

Он нашел выключатели и повернул их, световой конус вспыхнул над столом, и на экране появился ярко раскрашенный волчок, он вращался, его полоски появлялись и исчезали, появлялись и исчезали…

Послышался голос:

– Перед вами волчок, простая игрушка, но он создает одну из самых удивительных иллюзий…

Слова звучали верно, Виккерс знал это. Роботы-эксперты нашли верные слова, произнесли их с верной интонацией, придав им точный семантический смысл. Слова найдут своих слушателей, заострят их внимание на волчке с самых первых секунд.

Он тихо спустился по ступеням и направился к двери. Если Крофорд вернется, он задержит его на нужное время.

Голос продолжал:

– Теперь если вы посмотрите внимательно, то увидите, что цветные полоски пересекают тело волчка и исчезают. Ребенок, наблюдающий за цветными полосками, может спросить, куда они идут, и любой другой…

Он считал секунды. Они, казалось, тянулись бесконечно.

Голос продолжал:

– Смотрите внимательно, смотрите внимательно, они появляются и исчезают, появляются и исчезают, появляются и исчезают…

За столом уже осталось только три человека, они так внимательно смотрели на экран, что не заметили исчезновения остальных. И только эти три человека, по-видимому, не были скрытыми мутантами.

Виккерс тихо открыл дверь, проскользнул в нее и закрыл за собой.

Мягкий вкрадчивый голос остался за дверью:

– Появляются и исчезают, смотрите внимательно, появляются и исчезают…

Крофорд тяжелым шагом шел по коридору.

Он увидел Виккерса и остановился.

– Что вы тут делаете? – спросил. – Почему вы ушли?

– Позвольте задать вам вопрос, – сказал Виккерс, – на который вы так и не ответили. Почему вы запустили волчок? Крофорд кивнул головой.

– Я сам не могу понять, Виккерс. Как это не бессмысленно, но я тоже однажды побывал в сказочной стране. Точно, как вы, когда был ребенком. Я вспомнил об этом после разговора с вами. Может, именно из-за него. Я вспомнил, как сидел на полу, смотрел на вращающийся волчок и спрашивал себя, куда уходят полоски. Вы знаете, они появляются и исчезают, потом появляются другие и тоже исчезают – и я спрашивал себя, куда они уходят, и так увлекся, что последовал за ними и оказался в сказочной стране, где было много цветов. Я сорвал один цветок и, когда вернулся, обнаружил его у себя в руке и понял, что действительно побывал в сказочной стране. Вы знаете, стояла зима и цветов нигде не было, но когда я показал цветок матери…

– Достаточно, – прервал его Виккерс. И в голове его было нескрываемая радость. – Я хотел знать только это.

Крофорд уставился на него.

– Вы не верите мне?

– Верю.

– Что с вами, Виккерс?

– Со мной все в порядке, – ответил Виккерс.

Третьим человеком была не Энн Картер!

Фландерс, он и Крофорд – вот, кто делил между собой жизнь, извлеченную из тела Джея Виккерса.

А Энн?

Энн несла в себе жизнь девушки, которая гуляла с ним по долине, девушки, которую он помнил под именем Кэтлин Престон, но которую звали иначе. Ведь Энн помнила и долину, и прогулку с кем-то по этой весенней долине. Быть может, их было больше, чем одна Энн. Могло быть три Энн, как было три Виккерса, но это уже не имело значения. Может, Энн на самом деле звали Энн Картер, как его звали Джей Виккерс. Может, это означало, что по возвращении трех частей единой жизни в одно тело в нем будет доминировать его собственное сознание, как сознание Энн в ее подлинном теле.

Теперь он мог любить Энн. Ведь оказалось, что она вовсе не часть его самого.

Энн, его Энн вернулась на эту Землю, чтобы позвонить и вызвать Крофорда, который мог заподозрить опасность, увидев вращающийся волчок на экране, а теперь она была уже на той Земле, вне опасности.

– Все в порядке, – повторил Виккерс. – Абсолютно все.

Теперь он тоже может возвращаться – Энн ждет его. И они будут счастливы, как сказала она, когда они сидели на Манхаттанском холме, ожидая роботов.

– Ну ладно, – сказал Крофорд. – Пошли в зал.

Виккерс остановил его.

– Нет смысла.

– Нет смысла?

– Ваших заместителей там нет, – сказал Виккерс. – Они в другом мире. В том, о котором говорят на всех перекрестках.

Крофорд глянул на него.

– Волчок!

– Верно.

– Мы начнем снова, – сказал Крофорд. – Еще один совет. Еще один…

– Поздно, – прервал его Виккерс. – С этой Землей покончено. Люди покидают ее. А кто останется, не станет слушать вас.

– Я убью вас, – сказал Крофорд. – Я убью вас, Виккерс.

– Нет, не убьете.

Напрягшись, они молча стояли друг против друга.

– Да, – выговорил Крофорд. – Не могу. Хотел бы, но не могу. Почему я не могу поднять на вас руку, Виккерс?

Виккерс взял его за локоть.

– Пошли, друг, – тихо сказал он. – Нет, не друг… брат.

СТАРЫЙ КЛИФФ

Зовусь я Йонс Йонсен,

Мой дом – штат Висконсин

Курт Воннегут

I

Я долго смотрел на вставленный в машинку листок, в который уже раз вспоминая восхитительный в язвительности своей совет Станислава Ежи Леца: «Прежде чем начать писать, посмотри, как прекрасен девственно чистый лист бумаги». Вот и смотрел. И думал – а что, собственно, можно сказать о Саймаке?

Том самом Саймаке, который знаком, кажется, как свои пять пальцев. Том Саймаке, на чьих книгах вырос. Чей рассказ «Однажды на Меркурии» прочел еще мальчишкой…

Мне было в те поры десять лет, и я еще не до конца переварил «Сокровище Громовой Луны» Эдмонда Гамильтона – первую более или менее современную американскую научно-фантастическую повесть, радением «Техника – молодежи» пришедшую к нам в 1956 году. И вот прошло лишь несколько месяцев, и в другом журнале – «Знание – Сила» – появился рассказ Саймака (понадобилось полтора десятка лет, чтобы я узнал, что на самом деле назывался он «Мятеж на Меркурии»; впрочем, такова уж судьба названий многих – и не только саймаковских – произведений…). Он настолько врезался в детскую память, что по сей день нужды нет перечитывать – так и стоят перед глазами картинки раскаленной меркурианской поверхности, видимой сквозь толстое стекло иллюминатора, а над ней – пляска разноцветных шаров, способных превращаться во все что угодно – от человека до громадной бутылки виски…

А потом был сборник его рассказов «Прелесть». За ним – роман «Все живое…», пленительный «Заповедник гоблинов»… И еще, и еще, и еще… Роман за романом, рассказ за рассказом… Вот и кажется – что можно сказать о Саймаке? Да и нужно ли что-нибудь говорить?

И тогда я принялся перебирать его книги. Почти каждая из них сопровождалась предисловием, послесловием или, на худой конец, просто кратенькой справкой об авторе. Причем статьи эти не кто попадя писал – и такие критики, как Владимир Дмитревский или Всеволод Ревич, и такие писатели, как Еремей Парнов или братья Стругацкие. Главный калибр. Но, как ни странно, о самом Саймаке не говорилось почти ничего – так, несколько названий и дат… И все. Были рассуждения – не столько даже о его творчестве, сколько о проблемах, им затрагиваемых. Интересные рассуждения – и не очень. Но ведь суждения – личное дело каждого; всяк волен иметь свою точку зрения, с которой остальные вправе соглашаться или нет.

И тогда я понял, что писать все-таки надо. Надо рассказать об этом удивительном и любимом мною писателе. Рассказать хотя бы то немногое, что знаю о нем сам.

II

«Говорят, что лучшие умирают молодыми, – такими словами заканчивал свою речь на похоронах Клиффорда Доналда Саймака его коллега и собрат по Ассоциации американских писателей-фантастов Бен Бова, известный у нас по роману «Властелины погоды». – Может быть, и так. Однако подлинно великие живут долго и плодотворно.» Удивительно емкие и точные слова.

Родился Саймак 3 августа 1904 года в Милвилле – небольшом висконсинском городке, расположенном неподалеку от места слияния рек Миссисипи и Висконсин, – том самом Милвилле, что, несомненно, знаком вам по многим написанным им впоследствии романам (ну вот хоть, Все живое…» вспомните; кстати, в оригинале этот роман называется, Вся плоть – трава»). Мать его была дочерью местного фермера, а отец – нанявшимся на эту ферму работником, богемским иммигрантом, выходцем из той части Чехии, что входила тогда в состав Австро-Венгрии. Отсюда, кстати, и фамилия, куда естественнее звучавшая бы где-нибудь в окрестностях Пльзеня или Брно. Нельзя сказать, чтобы хозяйство саймаковского деда процветало – отказывать себе приходилось очень и очень во многом. Однако семья все-таки выстояла, хотя экономически это были и не самые легкие времена. Зато характер здешних мест, красота природы американского Среднего Запада навсегда покорили юного Клиффа. Он так и не решился впоследствии уехать из этих краев куда-нибудь на другой конец страны; где бы он ни учился или ни работал в будущем – это все равно были Висконсин, Миннесота, Мичиган. Правда, он не отважился вернуться непосредственно в места своего детства, предпринять сентиментальное путешествие вроде того, в какое пустился на страницах романа, Вы сотворили нас!» Хортон Смит. По собственному признанию, он боялся, что с годами детские воспоминания слишком обогатились фантазией: «Много лет я лелеял мысль, что проведу конец жизни среди этих висконсинских холмов. Но теперь понимаю, что вернуться не могу. Я сам превратил себя в изгнанника, возведя меж собою и родными местами психологический барьер. Я сотворил в душе фантастический образ, лишь базирующийся на этой древней земле. Холмы в моем представлении выше, чем на деле, и склоны их круче падают в более глубокие и тенистые, чем в действительности, лощины; вода в ручьях и речушках, протекающих по их дну, видится мне прозрачнее, чище и говорливее, чем это возможно; а цвета осени превосходят яркостью все, что в силах дать природа. И если бы однажды я в самом деле вернулся туда – сколь бы ни были величественны и прекрасны эти места, они неизбежно показались бы убогими по сравнению со страной моих памяти и воображения».

Правда, то, что оказалось невозможным для автора, вполне посильно его героям: возвращается в родной Пайлот-Ноб Хортон Смит; оказывается на висконсинской ферме своего пращура герой романа «Снова и снова» Эшер Саттон; и даже гоблины и тролли сварятся из-за сладкого октябрьского эля именно на холмах Висконсина, а в Висконсинском университете предаются своим высокоученым занятиям профессор Максвелл, Дух и Алле-Оп из «Заповедника гоблинов». Но все это – и романы, и воспоминания – потом. А пока юный Клифф каждый день ходил по этим холмам в расположенную в полутора милях начальную сельскую школу– такое же, как в Пайлот-Нобе, однокомнатное» учебное заведение, где единственный преподаватель учит всех с первого класса до последнего, восьмого, а в углу возвышается старенькая, разбитая и расстроенная фисгармония. Причем здесь нельзя не упомянуть об одном обстоятельстве: посещая школу, Клифф не выполнял традиционно-обязательной повинности; у него была четкая цель.

Однажды, когда мальчику едва исполнилось пять, его внимание было привлечено наизауряднейшим зрелищем: сидя на террасе, мать читала газету. Полвека спустя Саймак так вспоминал этот эпизод:

,– Мама, а газета печатает все новости со всего мира?

– Да, – отвечала она.

– И газета печатает только правду?

– Да.

В этот момент я и понял, что хочу стать газетчиком. И не вздумайте смеяться над этим, черт возьми!»

Смеяться не приходится – Саймак не только стал газетчиком, причем прекрасным газетчиком, но и продолжал им оставаться почти всю жизнь.

Однако сперва предстояло еще немало учебы. После начальной школы Саймак окончил двухгодичные учительские курсы и четыре года преподавал там же, где недавно еще сидел за партой. Главным изменением его образа жизни была тогда смена способа передвижения: если учеником он ежедневно преодолевал три мили пути туда и обратно пешком, то теперь гордо восседал верхом на лошади. Тем не менее преподавание мало приближало к журналистике. Попытка окончить Висконсинский университет оказалась неудачной – времена были не самые подходящие, страна ввергалась в Великую Депрессию, денег на учебу не было. В итоге с третьего курса Саймаку пришлось уйти.

В 1929 году в его жизни произошли два равно важных события. Во-первых, он устроился репортером в газету, выходившую в небольшом мичиганском городке Айрон-Ривер, а во-вторых – в апреле женился на Агнес Каченберг; и любовь, и профессия были суждены ему одинаково на всю жизнь.

В тридцатые годы он сменил несколько газет – оставаясь, как я уже говорил, все время на Среднем Западе, – пока в конце концов не стал в 1938 году сотрудником, Миннеаполис Стар»; в ней, сотрудничая также с принадлежащей той же компании газетой, Трибьюн», он проработал почти четыре десятилетия – по 1977 год. Он был редактором отдела новостей и вел еженедельную колонку научного обозревателя. Узнав об этом последнем обстоятельстве, я перестал удивляться, почему Саймак, в отличие от таких коллег-фантастов, как Айзек Азимов или Артур Кларк, например, не занимался популяризацией науки. О том, сколь успешной была его деятельность на этом поприще, свидетельствует присуждение ему в 1967 году премии, За выдающееся служение науке», учрежденной Миннесотской Академией Наук.

Не случайно многие из его героев – журналисты, как Хортон Смит из «Вы сотворили нас!» или Паркер Грэйвс (тоже, кстати, и сотрудник отдела новостей, и научный обозреватель в одном лице) в романе «Почти как люди» (увы, оригинальное название и в этом случае звучит более выразительно: «Они пришли подобно людям»). Помните: «Теперь работа пошла легко. Одно за другим покатились слова, а в голове возникло множество идей. Потому что сейчас создалась соответствующая атмосфера, и обстановка располагала к творчеству: поднялись те самые галдеж и суматоха, без которых не может существовать ни одна газетная редакция». Саймак знал эту обстановку назубок. И умел в ней работать – как может это делать только очень спокойный человек.

Тогда же, в самом начале тридцатых, Саймак впервые пробует силы на литературном поприще – в фантастике (и этой любви он останется верен всю жизнь; выйдет, правда, из-под его пера несколько повестей, написанных в других жанрах – вестерн и триллер, но это будет лишь случайное и кратковременное отклонение от курса). Первый его рассказ – ,Мир красного солнца» – был опубликован в декабре 1931 года журналом «Уандер сториз» и, по утверждению известного критика Дэвида Прингла, остался не замеченным ни читателями, ни критикой – как и четыре последующих публикации. Насчет критики – не знаю, тут Принглу и карты в руки. Зато о читателях… Впрочем, об этом позже. Опубликовать за год пять рассказов – для автора-дебютанта результат совсем неплохой; у меня, например, в свое время ушло на это года три – правда, и издательская ситуация второй половины шестидесятых в СССР была еще менее благосклонной к начинающим писателям, чем американская тридцатых годов. Но Саймак счел первую попытку неудачной, и к концу 1932 года прекратил – не писать, нет, конечно, но рассылать рукописи по редакциям. Единственным исключением явилась написанная в 1935 году и впоследствии, в 1946-м, переработанная повесть, Создатель». Окончание этой паузы в фантастическом творчестве Саймака по времени совпало с переходом в «Миннеаполис Стар».

Примерно тогда же Саймак стал одним из основателей Миннеаполисского общества фантастики. Поначалу в его рядах состояло не больше дюжины человек – но среди них, заметьте, были Карл Якоби, впоследствии редактор и фантаст, подвизавшийся преимущественно в жанре космической оперы; Оливер Е. Саари, также ставший со временем более или менее известным прозаиком; и, наконец, Гордон Р. Диксон, нашим читателям отчасти известный. Четверо писателей, вышедших из одного небольшого клуба любителей фантастики, – согласитесь, это весьма неплохой, чтобы не сказать больше, показатель! А ведь вскоре к ним присоединились и другие, причем некоторые из них с годами также стали писателями или известными фэнами – Фил Бронсон, Мэне Брэкни, Дэйл Ростомили и Сэм Рассел…

,Сомневаюсь, – вспоминал Гордон Р. Диксон, – чтобы на собраниях этого общества присутствовало когда-нибудь больше полутора десятков человек. Когда мы встречались в доме Клиффа, его жена Агнес, которую все звали Кэй, водружала на стол подносы с горами сандвичей, исчезавших столь же молниеносно, как появлялись. Их дом являлся неиссякаемым источником всех тех повествований о собаках, которыми так богаты рассказы и романы Клиффа, особенно его великолепный «Город». У них с Кэй был прекрасный друг, черный пес по имени Скуанчфут, который являлся не только членом их семьи, но и членом нашего общества, что удостоверялось надлежащей записью в протоколах. Он даже вел собственную колонку в местных фэнзинах.

Клифф часто приносил на заседания рукописи своих новых рассказов и читал их, а последующее обсуждение превращало встречи любителей в настоящую литературную студию и было интересно и приятно всем, а не только тем из нас, кто и сам пробовал силы, на этой стезе».

Как хорошо мне знакома такая обстановка – и по встречам ленинградских фантастов, проводившимся в начале шестидесятых в гостиной журнала «Звезда», и по семинару, который вел в начале семидесятых Илья Варшавский, и по регулярным «торбормотникам» (от Кэрролова Торбормота), на которые четверть века назад собирались у меня молодые (тогда!) питерские фантасты и критики – Александр Щербаков, Ольга Ларионова, Анатолий Братиков, однофамильцы Дмитрий и Борис Романовские, Игорь Смирнов и некоторые другие. Разумеется, нашей докторской колбасе до миннесотской ветчины было далеко, однако бутерброды с нею исчезали столь же стремительно; да и рассказов читалось не меньше…

В годы Второй мировой войны Миннеаполисское общество фантастики приостановило свою деятельность – большинству его членов пришлось надеть форму, да и вообще, как известно, «когда говорят пушки»… Но в конце сороковых оно вновь начало собираться; появились и новые члены – и среди них Пол Андерсон, Марвин Ларсон, Джин Фирмэйдж и Джейн Андерсон. Саймак по-прежнему оставался в их числе.

Мало-помалу к Саймаку начал приходить и литературный успех. Как и для большинства тех американских фантастов, кто собственными руками творил «Золотой век», первые успехи оказались для него связанными с журналом «Эстаундинг сториз» и деятельностью Джона У. Кемпбелла на посту его редактора Кемпбелл – личность в мире американской НФ без малого легендарная. Писатель, критик, а главное – организатор литературного процесса, он сумел не только обеспечить успех журналу, который возглавил в сентябре 1937 года и редактором которого оставался вплоть до 1971-го, до самой своей смерти. Он еще и сумел объединить вокруг этого журнала тех писателей, которые стали потом славой и гордостью американской НФ, – это и Роберт Э. Хайнлайн, и Генри Каттнер с Кэтрин Мур, и Джек Уильямсон; Лайон Спрэг де Камп, Лестер дель Рей, Айзек Азимов, Альфред Э Ван-Вогт, Л. Рон Хаббард и многие другие; разумеется, Саймак не мог не оказаться в их числе. Именно на страницах «Эстаундинг сториз» появились в 1938 году два его первых успешных, сразу же замеченных рассказа– «Правило-18» и, Воссоединение на Ганимеде». Годом позже там был опубликован его роман «Космические инженеры», вышедший отдельным изданием много лет спустя, только в 1951 году. Собственного голоса Саймак пока еще не обрел, в «Инженерах» явственно ощущалось влияние Эдмонда Гамильтона и Эдварда Элмера Смита, более известного поклонникам НФ как Док Смит Но повести и рассказы следовали друг за другом, и постепенно в них начали проступать, проявляться интонации неповторимые, свойственные одному лишь Клиффорду Саймаку.