Текст книги "Жизнь Джейн Остин"

Автор книги: Клэр Томалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава 2
«Меритократы»[**]**
  «Меритократ» (от англ. merit – заслуга, достоинство) – одаренный и трудолюбивый человек, который всего достигает лишь благодаря собственным достоинствам, а не деньгам или общественному положению. – Примеч. пер.


[Закрыть]

В романах Джейн Остин лишь леди Кэтрин де Бур да сэр Уолтер Элиот придают особое значение происхождению других и горды своим собственным (что, впрочем, их совсем не красит). Также обращает на себя внимание то, что Остин предпочитает описывать небольшие семьи; Беннеты с их пятью дочерьми, в общем-то, исключение.

Опыт самой Джейн, как известно, был другим. У нее имелись не только сестра и шестеро братьев, но еще и огромное количество кузенов и кузин – как в различных графствах Англии, так и за ее пределами. Семейная история и семейные связи воспринимались как чрезвычайно важные. Братья, кузины, тетушки, дядюшки, повторяющиеся имена, путаные побеги семейного древа – все это способно нагнать тоску на постороннего человека; и тем не менее в этом надо, хотя бы конспективно, разобраться, если мы хотим освоиться в мире, который Джейн называла своим.

Начнем с ее матери, урожденной Ли. Несмотря на свою приземленность и практичность, миссис Остин гордилась историей своего рода и ценила его аристократические корни. Ли происходили от того самого лорд-мэра Лондона, что провозгласил Елизавету I королевой. Многим из них были пожалованы дворянские титулы, другие заключали браки с аристократами. Свое причудливое имя – Кассандра – миссис Остин получила в честь Кассандры Уиллоуби, жены ее двоюродного деда, первого герцога Чандосского; о столь примечательном факте, как родство с герцогом, разумеется, следовало с гордостью помнить и сообщать другим. Впрочем, мозгами семья также не была обделена: например, дядя миссис Остин, Теофилус Ли, полвека возглавлял Бейллиол-колледж в Оксфорде.

Она и выросла неподалеку от Оксфорда, в деревушке Харпсден; отец ее был скромным приходским священником. Кассандра Ли была умным ребенком и даже впечатлила дядю Теофилуса своими стихами; однако вовсе не она, а ее брат Джеймс унаследовал немалое состояние от другого их двоюродного деда и добавил к фамилии Ли еще одну – Перро. На долю Кассандры пришлось менее двух тысяч фунтов.

Когда их отец оставил пасторскую должность, Кассандру вместе с сестрой Джейн (обеим было уже далеко за двадцать) отправили в Бат – идеальное, как считалось, место для незамужних женщин, удачно сочетавшее пользу для здоровья со всевозможными светскими развлечениями. К сожалению, все эти удовольствия быстро закончились со смертью преподобного Ли. Вскоре Кассандра решила выйти замуж за Джорджа Остина. Выбрав для себя трудную жизнь жены деревенского священника, она привнесла в нее бодрость, уверенность, живость ума, а также и свою семейную историю…

У Остинов никаких аристократических предков не было и в помине. Зато в этом семействе любили писать и, что любопытно, относились к этому занятию всерьез. В 1708 году бабушка Джорджа Остина написала пространный труд, озаглавив его так: «Меморандум для чтения, составленный из собственных моих мыслей по поводу событий 1706, 1707 годов». Она поясняла, что делала записи «начерно, в часы досуга» для памяти и «собственного удовольствия». Но этот документ должен был также напоминать ее детям: ясность ума и речи порой значит больше, чем унаследованное состояние.

Элизабет Остин, урожденная Уэллер, была дочерью дворянина из города Танбридж, что в графстве Кент. В 1693 году она вступила в брак с Джоном Остином, единственным сыном богатого владельца текстильной мануфактуры. Его денег и ее приданого хватило на то, чтобы поселиться в большом удобном особняке в деревне Хорсмонден, и за следующие десять лет она произвела на свет семь отпрысков – дочь и шестерых сыновей. Но идиллии не вышло – год от года ухудшалось здоровье Джона, да еще накапливались долги, которые он успел понаделать до своей женитьбы. Результаты этой безалаберности в полной мере ощутила на себе его вдова: сам Джон умер, когда младший из сыновей был совсем малюткой. В своем завещании Джон вверил детей попечениям супруги, но заявил, что хотел бы, чтобы два его зятя – мужья родных сестер – стали опекунами сирот. Он просил и своего отца не оставлять внуков, что тот и обещал. Старый мистер Остин пообещал также, что никакие предметы домашнего обихода не будут проданы для уплаты долгов его сына, но, прежде чем тело несчастного Джона было предано земле, отношения между его отцом, вдовой и зятьями успели порядком испортиться. Немало комедий построено вокруг завещаний и той алчности и озлобления, что они возбуждают во вполне обычных, нормальных людях. Одна из подобных комедий (впрочем, довольно «черная») разыгралась тогда и в семействе Остин.

Старый мистер Остин «забыл» свое обещание. Элизабет пришлось напоминать о нем свекру, и под ее давлением он выделил двести фунтов, чтобы спасти имущество невестки и внуков. Но еще до того, как передать ей деньги, старик внезапно скончался. Зачитали завещание, и вот тут-то обнаружилось его недоброжелательство к жене единственного сына… Старший мальчик провозглашался наследником всего состояния, а шестеро остальных были оставлены дедушкой без гроша. Миссис Остин умоляла зятьев мужа вспомнить об их устном обещании, но они все отрицали. «Тем самым вчинили они мне немалую обиду, ведь у смертного одра моего мужа, а затем и свекра обещали быть добрыми ко мне и моим детям».

Разумеется, она ничего не могла с этим поделать. Средств, чтобы устраивать судебное разбирательство, недоставало: «Платить стряпчим мне было нечем». В течение нескольких лет вдова продала столовое серебро, постельное белье и даже собственную кровать с балдахином, занимала деньги на ведение хозяйства, но выплатила долги мужа. Затем, когда дети стали подрастать, она озаботилась их образованием, поскольку в Хорсмондене школы не было.

Здесь Элизабет проявила исключительную силу духа. Она навела справки и узнала, что при школе в городке Севеноукс сдается дом. Сдавался он даме, которая готова будет стать домоправительницей у директора, а также взять на попечение нескольких учеников. Миссис Остин удалось получить это место, причем директор не только сдал ей дом, но и обещал бесплатное обучение ее сыновьям. Это был шаг вниз по общественной лестнице, но польза для детей значительно перевешивала соображения такого рода: «И совершила я это потому, что в том была великая польза для моих детей, а я особо пеклась об их образовании… ибо человеку ученому всегда проще продвинуться на жизненной стезе». Это слова истинной меритократки, и весьма разумной.

В июне 1708-го миссис Остин приступила к работе в Севеноуксе. В течение одиннадцати лет она вела дела аккуратно и здраво, за эти годы дочь вышла замуж, а сыновья встали на ноги. Старший из них, Джон, рос отдельно, был воспитан дядюшками и тетушками, послан в Кембридж, а затем вступил в права наследования имением деда. Желания как-то помочь своим менее удачливым братьям он не проявил. Элизабет Остин умерла на шестом десятке в Севеноуксе в 1721 году, а похоронили ее в родном Танбридже. Ее жизнь не назовешь легкой; она не видела помощи ни от отца, ни от мужа, ни от свекра, ни от зятьев и вырастила детей сама благодаря собственной твердости и смекалке. Такой была прабабушка Джейн Остин.

Второй из шести ее сыновей, Фрэнсис, стал юристом, осел в Севеноуксе, упорно работал, успешно вкладывал заработанные деньги и в итоге разбогател, а два дальновидных брака еще приумножили его богатство. Четвертый сын, Уильям, стал врачом, открыл практику в Танбридже и в 1727 году женился на вдове другого врача (у которой от первого брака остался сын Уильям Уолтер). У них родилось четверо детей: первая девочка умерла, в 1730 году появилась на свет дочь Филадельфия, в 1731-м – сын Джордж, будущий отец Джейн Остин, а рождение последнего ребенка, Леоноры, стоило матери жизни[10]10
  Со своим старшим братом Уильямом Уолтером (1721–1798) Джордж и Филадельфия Остин сохранили прекрасные отношения на всю жизнь. Миссис Остин состояла в переписке с миссис Уолтер, а дочь Филадельфии Элиза – с дочерью Уолтера, еще одной Филадельфией. Благодаря семейству Уолтер многие из этих писем дошли до нас.


[Закрыть]. В 1736 году Уильям Остин женился во второй раз, на женщине много старше себя, а всего через год и сам умер. Его вдова не испытывала ни привязанности, ни чувства долга по отношению к осиротевшим детям. Они были поручены заботам своего дяди Стивена, младшего из братьев Остин (который был от этого совсем не в восторге), и переехали к нему в Лондон, а в их доме обосновалась мачеха. Для сирот, изгнанных из родного гнезда, настали нелегкие времена…

Стивен Остин торговал книгами при соборе Святого Павла, у него и его жены Элизабет имелся свой сын и не было никакого желания увеличивать семью. В конце концов они согласились приютить только малютку Леонору, а Филадельфию и Джорджа поручили заботам теток: девочку отправили к тетушке по материнской линии, а мальчика – к сестре их отца, тете Купер, в Танбридж. В 1741 году Джордж поступил в школу и в течение шести лет изучал математику, греческий и латынь. Весьма прилежный ученик, он в шестнадцать был удостоен стипендии, которая дала ему возможность поступить в оксфордский колледж Святого Иоанна. Годы, проведенные в Оксфорде, стали по-настоящему счастливыми для юного Джорджа. В 1751 году, успешно сдав экзамены и получив очередную стипендию, он решил продолжать обучение – в области богословия.

С Филадельфией жизнь обошлась более сурово. В мае 1745 года ей исполнилось пятнадцать лет, и ее отдали в ученицы модистке из Ковент-Гардена Хестер Коул. Запись в ремесленном реестре, хранящемся в Государственном архиве, свидетельствует об уплате сорока пяти фунтов миссис Коул, вдове Кристофера Коула, галантерейщика, за обучение Филадельфии изготовлению шляп на протяжении пяти лет. Так что пока Джордж учился в Оксфорде и готовился стать настоящим джентльменом, его сестра в Лондоне обучалась ремеслу, которое в те времена считалось чуть ли не предосудительным. Слова «маленькая модистка» звучали более чем двусмысленно. Джон Клеланд[11]11
  Джон Клеланд (1707–1789) – английский писатель, наиболее известный скандальной для своего времени книгой «Фанни Хилл. Мемуары женщины для утех» (1749) и романом «Мемуары сластолюбца» (1751). Ему также принадлежит фундаментальный труд «Набросок этимологического словаря, или Опыт восстановления с помощью аналитического метода древнекельтского языка». – Примеч. пер.


[Закрыть] в своем популярном тогда полупорнографическом романе «Фанни Хилл» препоручил свою героиню Фанни заботам некой миссис Коул из Ковент-Гардена, «загадочной женщины средних лет», модистки для видимости, на деле же – сводни: «Во внешнем салоне, или скорее магазине-мастерской, сидели три молодицы, по виду весьма всерьез увлеченные изготовлением шляп. На самом деле это служило прикрытием для обретения куда более ценного товара. <…> Как позже выяснилось, я попала в руки, хуже и лучше которых во всем Лондоне нельзя было сыскать». Совпадение имен и профессий поражает тем сильнее, что «Фанни Хилл» впервые была опубликована в конце 1740-х годов, в то самое время, когда Филадельфия обучалась у Хестер Коул. Скорее всего, Клеланд знал о существовании реальной миссис Коул – Ковент-Гарден ведь не такой уж большой район. Он мог упомянуть о ее «дополнительном заработке» просто в шутку – и это наверняка поставило и Филадельфию, и ее соучениц Сару и Розу в весьма неловкое положение. Но даже если он писал правду, делать какие-то выводы в отношении Филадельфии Остин, исходя из сочинения Клеланда, разумеется, не стоит. Хотя бы потому, что в Ковент-Гардене одновременно могли проживать и две миссис Коул.

Как только пять лет учения подошли к концу, Филадельфия с предприимчивостью, напоминающей бабушкину, забросила моды и шляпки и заявила, что собирается в Индию. В то время мужчины ехали туда, чтобы сколотить состояние на торговле – кто честным путем, а кто и не очень. Женщин, как все понимали, тоже манила возможность разбогатеть – найти мужа посостоятельнее среди работавших в Индии англичан. Англичанок там явно не хватало. Умненькая и хорошенькая Фила (как ее звали в семье) не дождалась в Англии ни одного предложения – ведь мужчины здесь искали в невестах не только шарм, но и деньги. Да и репутация модистки мешала сделать удачную партию. Звучит несколько цинично, но факт остается фактом: очень многие девушки отправлялись в колонии на поиски мужей, тем самым увеличивая тамошнее белое население. Возможно, в случае с Филадельфией идея принадлежала дяде Фрэнсису, юристу, один из клиентов которого работал на Ост-Индскую компанию и нуждался в жене. Так или иначе, но и сама Фила должна была выказать незаурядную силу духа, энтузиазм, а также подлинную ненависть к ремеслу модистки, чтобы пуститься в такое рискованное путешествие. Нужно было подать прошение на имя директора компании, указав имена своих друзей в Индии и спонсоров, или поручителей, в Англии.

Филадельфия получила соответствующее разрешение, и вот тут-то и началась ее настоящая история. Годы «шляпного» ученичества были позабыты и, похоже, впоследствии никогда не упоминались в семье. Путешествие вокруг Африки и через Индийский океан заняло полгода, и все это время, с того самого момента, как она ступила на борт «Бомбейского замка», Фила должна была полагаться только на себя.

А за два года до нее точно такой же путь проделал один сообразительный восемнадцатилетний паренек из Вестминстера. Директор школы, которую он окончил, очень сожалел, что его подопечный не идет в университет, а вот опекуны парня были убеждены: пусть лучше отправляется клерком в Ост-Индскую компанию – это шанс в жизни получше и повыгоднее. Его звали Уоррен Гастингс, он, как и Филадельфия, был бедным сиротой, стремившимся занять достойное положение в жизни. Так что у этих двоих уже было много общего, хотя и встретились они лишь через несколько лет. Он уехал на север, в Калькутту, она же осталась в Мадрасе – там, где сошла на берег в августе 1752 года. В Индии тогда ширились волнения и беспорядки: Ост-Индская компания с трудом балансировала между попытками взять на себя управление страной и соблюсти при этом свои торговые интересы. Кроме прочего, ее зачастую обворовывали свои же служащие, которые предпочитали сколачивать личные состояния вместо того, чтобы выполнять официальные обязанности.

Запись в ремесленном реестре, хранящемся в Государственном архиве Великобритании (Public Record Office IR 1/18f/146 – Государственный архив Великобритании IR1/1 8f146).

Четвертая строка снизу гласит, что Филадельфия Остин (вместо Austen употреблен распространенный вариант написания фамилии – Austin) отдана в ученицы Хестер Коул, модистке из Ковент-Гардена. В графе «Имя родителя» пропуск, поскольку Филадельфия была сиротой. Начало ее обучения датировано 9 мая 1745 года. Скорее всего, это день ее пятнадцатилетия: известно, что ее крестили 15 мая 1730 года.

Один из этих служащих и стал мужем Филадельфии. Полгода спустя после прибытия в Мадрас она вышла замуж за человека по имени Тайсо Сол Хэнкок. Ему было тридцать, он прожил в Индии пять лет – формально в качестве врача Ост-Индской компании, на самом же деле наживая капитал на торговле. Преуспел он в этом не слишком, да и вообще вряд ли представлял собой партию, о которой может мечтать молодая особа. Он не блистал ни особыми талантами, ни остроумием, ни обаянием, однако его лондонским поверенным был Фрэнсис Остин, так что, возможно, договоренность о браке была достигнута заранее; Хэнкок был рад обзавестись обворожительной молодой женой, и, конечно, ему хотелось обеспечить ей достойную жизнь. Новость об этом браке, скорее всего, достигла Джорджа в Оксфорде летом 1753 года.

Для их сестры Леоноры никаких брачных перспектив не существовало и в помине. Она осталась жить с дядей Стивеном Остином и его женой Элизабет в их доме в Ислингтоне, где лишняя пара рук для домашнего хозяйства была весьма кстати. Никто не хотел тратить деньги на обучение Леоноры какому-либо ремеслу, хотя, скорее всего, она помогала в книжном магазине. Можно предположить, что они с Филадельфией виделись, пока та проживала в Ковент-Гардене. Вскоре после того, как Фила отправилась в Индию, дядя Стивен умер; Леоноре неоткуда было ждать помощи или поддержки в устройстве жизни, и она осталась со своей теткой, дядиной вдовой. Та вскоре вторично вышла замуж за некоего мистера Хинтона, тоже торговца книгами, – и Леонора служила в их доме чем-то вроде малопримечательного предмета домашнего обихода.

Джордж Остин и его сестра Фила, Хэнкок по мужу, достаточно часто писали друг другу. Время шло, обоим перевалило за тридцать, но из Индии все не приходило вестей о прибавлении в семействе, а из Англии – сообщения о предстоящей женитьбе. Жизнь Филадельфии резко изменилась в 1759 году, когда они с мужем переехали на север, в Бенгалию, и там подружились с Уорреном Гастингсом. К тому времени Гастингс (самый большой, пожалуй, меритократ из них всех) уже встал на тот блистательный путь, который впоследствии приведет его к посту губернатора – вначале Бенгалии, а затем и всей Индии. Он усердно трудился, к тому же любил и понимал индийскую жизнь, как никто другой в компании. Человек он был с гонором и вел себя скорее как индийский деспот, чем как британский чиновник, – хороший хозяин, но никудышный сослуживец. Жена его умерла в 1759 году, и с тех пор он был одинок и вообще несчастлив в личной жизни. Их единственная дочь прожила всего несколько недель, а маленького сына Джорджа предстояло отправить в Англию из соображений пользы для здоровья и образования. Гастингсу принадлежал дом в Калькутте и еще один, с садом, в Алипуре. Какими же пустыми и одинокими казались теперь эти великолепные поместительные дворцы! Кстати, не исключено, что когда-то Филадельфия с его женой одновременно путешествовали на «Бомбейском замке» и знавали друг друга, что еще сильнее сблизило его с Хэнкоками.

Эти два человека, Гастингс, неполных тридцати лет от роду, поднимающийся все выше на волне успеха, и Хэнкок, ничем особо не примечательный мужчина за сорок, стали деловыми партнерами и провели множество торговых авантюр по продаже «соли, леса, ковров, опиума и риса для мадрасского рынка». Это давало обоим неплохие деньги, а Хэнкоку – еще и ощущение, что у него появился влиятельный друг и патрон. Мы не знаем, как он отреагировал, когда Фила после восьми бездетных лет заявила, что беременна, но он очень обрадовался рождению девочки в декабре 1761 года и впоследствии вел себя как любящий отец. Малютку окрестили Элизабет и в первые годы жизни называли Бетси или Бесси; позднее она, как нам уже известно, стала Элизой. Гастингс согласился стать крестным отцом. Имя ей дали то же самое, что носила его умершая дочь.

Так чьим она была ребенком – Хэнкока или Гастингса? Лорд Клайв[12]12
  Роберт Клайв (1725–1774) – барон, британский генерал и чиновник, утвердивший господство Британской Ост-Индской компании в Южной Индии и Бенгалии. – Примеч. пер.


[Закрыть] утверждал, что миссис Хэнкок «потеряла голову из-за мистера Гастингса», и предупреждал свою жену, чтобы та не водила с ней компанию. Вопрос об отцовстве резонен, даже если на него и нет определенного ответа. С одной стороны, бездетность Филы в первые восемь лет ее брака и очевидная вероятность того, что молодой, богатый и внешне привлекательный вдовец вполне мог приглянуться хорошенькой женщине одного с ним возраста, муж которой ей не слишком интересен. С другой стороны, Хэнкок всегда был нежным мужем и отцом. Вел бы он себя подобным образом, если бы подозревал, что что-то не так? На мой взгляд, это тоже вероятно. Может быть, он предпочитал не раздумывать на этот счет; ворчун и брюзга, он вместе с тем был человеком, способным любить: главным для него было то, что в семье появилась дочь. Да и хотя бы из одной гордости он мог не признавать двусмысленности ситуации.

В любом случае все внешние приличия тщательно соблюдались, и вряд ли какие-либо слухи достигали Джорджа в Оксфорде (хотя он, возможно, и испытывал определенное недоумение). В 1764 году Гастингс и Хэнкок завершали свои торговые операции, связанные с опиумом. Гастингс уже сколотил впечатляющее состояние, да и Хэнкок отложил вполне недурную сумму. Они собирались все вместе отплыть в Англию – семейство Хэнкок с четырехлетней Бетси и Гастингс. С собой везли индийских слуг; путешествие стоило Хэнкоку полторы тысячи фунтов.

Тем временем делал успехи и Джордж Остин. В двадцать четыре года он был рукоположен в священники в соборе Рочестера. Тот самый возраст, который сэр Томас Бертрам, персонаж романа «Мэнсфилд-парк», признавал наиболее подходящим для женитьбы, но для Джорджа вопрос о создании семьи пока не стоял. Как и сестры, он не имел ни состояния, ни дома. В отцовском доме в Танбридже по-прежнему обитала их мачеха, и все же Джордж предпочитал тоже оставаться в Кенте. Здесь жил дядя Фрэнсис, который все больше богател год от года, жили другие дяди и тетка; к тому же Джорджу нашлось место священника в его старой школе. Теперь он имел крышу над головой и даже мог увеличить свой доход, беря на пансион учеников (как делала его бабушка). Но для того, чтобы начать вполне независимую жизнь, этого было явно недостаточно. Ему пришло в голову во время школьных каникул отправиться в Оксфорд, чтобы возобновить прежние связи. И когда через три года он был приглашен туда, в свой прежний колледж Святого Иоанна, в качестве помощника капеллана, вернулся с радостью. Джордж получил степень магистра богословия. Он вызывал общие симпатии и вскоре был назначен инспектором, то есть отвечал за дисциплину выпускников. За яркие глаза и привлекательную внешность они прозвали его «красавцем-инспектором». К этому времени он уже, конечно, познакомился с племянницей главы оксфордского Бейллиол-колледжа мисс Кассандрой Ли и, вероятно, задумался о том, что, как ни удобна холостяцкая жизнь, она все же имеет и свои недостатки.

Однако прошло еще какое-то время, прежде чем он смог жениться. И это несмотря даже на то, что в 1761 году он получил приход в Стивентоне: одна из его кузин вышла замуж за землевладельца с имениями в Кенте и Хэмпшире и посодействовала этому назначению. Правда, отец Кассандры Ли вряд ли считал небогатый захолустный приход блестящей перспективой для своей дочери, так что прошло еще три года (за которые мистер Ли скончался), пока Джордж не убедил ее, что этот приход да еще те небольшие суммы, которые каждый из них ожидал в наследство, являют собой достаточно крепкий фундамент для начала совместной жизни. И она приняла его предложение. Составили и подписали брачный контракт, церемония бракосочетания состоялась 26 апреля 1764 года в старой церкви Святого Суитина в Бате. Жениху было тридцать два, невесте – двадцать четыре. Никто из Остинов на свадьбе не присутствовал, там были только мать Кассандры, ее брат Джеймс Ли-Перро и сестра Джейн – они стали свидетелями.

На невесте был красный дорожный костюм, подходящий для путешествия через Сомерсет, Уилтшир и Хэмпшир. Они отправились в путь сразу после церемонии, на ночь остановились в уилтширском городишке Девизес, а на следующий день приехали в дом священника в Дине – там им предстояло жить, пока приводили в порядок ветхую постройку в Стивентоне.

Лишь осенью Филадельфия получила известие о женитьбе брата, а в январе 1765 года вместе с домочадцами уехала из Индии обратно в Англию. Они добрались в Лондон через полгода, 16 июня. Семейство Хэнкок поселилось в особняке на Норфолк-стрит, а Гастингс устроился неподалеку, на Эссекс-стрит, ведущей к Стрэнду[13]13
  Стрэнд (Strand) – центральная улица Лондона, которая соединяет районы Вестминстер и Сити. Здесь селились преимущественно аристократы. – Примеч. пер.


[Закрыть]. По приезде Гастингс узнал о том, что его сын Джордж, которого он не видел с четырехлетнего возраста, прошлой осенью умер от дифтерии. Известие не только огорчило, но и смутило Филу, ведь последние полгода мальчик прожил в доме ее брата Джорджа Остина и его молодой жены. По всей видимости, Фила рекомендовала брата Гастингсу как опытного наставника, да к тому же женатого и осевшего в деревне, – просто идеальный вариант. Да и Джорджу Остину это сулило дополнительный доход. План был всем хорош, только вот ребенок, сначала потеряв мать, а затем разлучившись еще и с отцом, отправленный через полмира под опеку незнакомых людей, видимо, не смог перенести очередной перемены. Как позднее писала Бетси Хэнкок своей кузине Филе Уолтер, «душевные и телесные страдания всегда тесно связаны». Впрочем, семейное предание говорит, что молодая миссис Остин очень полюбила мальчика и они с мужем были потрясены его смертью. Они в то время ждали своего первого ребенка.

Джордж и Филадельфия были дружны по-прежнему. Летом 1766 года Фила с мужем навестила Остинов в Хэмпшире. Она помогала невестке при появлении на свет второго сына, Джорджа-младшего, а мистер Хэнкок стал крестным мальчика. В Лондоне он был также представлен сестре жены Леоноре и проявил к ней самое сердечное расположение.

В следующие два года мистер Остин время от времени занимал у Хэнкока деньги, как-то раз даже изрядную сумму в двести двадцать восемь фунтов. Однако настал момент, когда Хэнкок осознал, что не сможет достойно содержать жену и дочь, если не приумножит свое состояние, и решил вернуться в Индию. Семью он оставил в Лондоне, а сам отплыл из Англии в 1768 году.

В его отсутствие Гастингс оказывал некоторую финансовую помощь Филадельфии, за которую ее муж выражал свою признательность. Гастингс также состоял с миссис Хэнкок в переписке – и тоже с ведома супруга. Единственное из сохранившихся писем (от 31 января 1772 года) предельно корректно, это не любовное письмо, но оно полно тепла и привязанности. Гастингс называет ее «милым бесценным другом» и просит «поцеловать мою дорогую Бесси и заверить в моих нежнейших чувствах, милостивый Бог да благословит вас обеих». Спустя некоторое время Гастингс тоже отправился в Индию, и вскоре Хэнкок сообщил жене, что их друг нашел новую «фаворитку», миссис Имхофф, жизнерадостную и прелестную даму, замужем за немцем (собственно, именно она впоследствии стала второй женой Гастингса, разведясь с мужем). Услышав о миссис Имхофф, Филадельфия немедленно заявила, что она и сама вернется в Индию с Бетси, которой было уже десять лет. В ответном длинном письме от 23 сентября 1772 года муж запрещал ей даже думать об этом, перечисляя все те возможные несчастья, которые могут приключиться с Бетси, – от потери родителей в незнакомой стране до совращения каким-нибудь галантным повесой из Калькутты или просто слишком раннего замужества… «Ты хорошо знаешь, что ни одна девушка, будь она даже всего четырнадцати лет от роду, не может, появившись в Индии, не привлечь внимания всех местных бездельников, а ведь их тут множество, красавцы как на подбор, но без всяких иных достоинств». Он выразил и еще одно свое опасение: что дочь может получить «ложные понятия о счастье, скорее всего весьма романтичные». Через несколько дней он написал жене вновь, чтобы сообщить, что мистер Гастингс положил пять тысяч фунтов на имя своей крестницы.

Подтекст этих писем кажется достаточно отчетливым: Филадельфия не хотела потерять свое место в сердце Гастингса (или же боялась, что это место утеряет ее дочь) и готова была даже отправиться в Индию, лишь бы сохранить его. Хэнкок видел тщетность подобного шага и указал жене на возможные последствия. Возможно, Фила и сама писала Гастингсу и просила сделать что-либо для Бетси, чтобы убедиться, что новое увлечение не заставило его позабыть о девочке. Во всяком случае, все участники истории сохранили свое достоинство, и не в последнюю очередь – Хэнкок.

Он всегда был рассудительным и осторожным человеком. Об этом лишний раз свидетельствует все то же упомянутое выше письмо: «Тому, что мои брат и сестра Остин в добром здравии, я сердечно рад, но не могу сказать, что известия о стремительном увеличении их семейства доставляют мне такое же удовольствие… особенно учитывая, что мой крестник не имеет никаких видов на будущее и его придется обеспечивать средствами к существованию…» Да, семья Остин и вправду разрасталась очень быстро. В первые же три года родились трое сыновей, один за другим, а затем, после переезда из Дина в Стивентон, в четыре последующие года на свет появились еще четверо малышей. Замечания мистера Хэнкока были справедливы, и все же ему не следовало огорчаться на этот счет. Несмотря на смерть маленького Гастингса под их кровом, на слабоумие их второго сына и даже на их своеобразную методу обращения с малышами, Джордж Остин и Кассандра Ли вырастили своих отпрысков умными и целеустремленными.

Знали ли дети Остинов о том, что в Лондоне у них, помимо блистательной тети Филадельфии, есть еще одна тетка? В 1769 году скончалась приютившая Леонору Элизабет Хинтон. Умирая, она оставила племянницу первого мужа на попечение своего второго мужа, мистера Хинтона. Сохранилось письмо Хэнкока к жене от 17 января 1779 года, в котором упоминается «бедная Леонора», благородное поведение Хинтона и отсутствие всякого наследства после его усопшей супруги, – и вот Хэнкок предлагает взять на себя часть финансовых забот о свояченице. Ясно, что о ее переселении к брату и речи не заходило. Остается только гадать отчего – то ли «бедную Леонору» считали невежественной и дурно воспитанной, то ли за ней числились какие-то более серьезные прегрешения (ведь нравственность девицы, оставшейся в Лондоне без матери, легко могла пострадать). После упоминания в письме Хэнкока о ней больше ничего не было слышно. Даже ее смерть никак не отмечена в дошедших до нас письмах. Она скончалась в возрасте пятидесяти лет и была похоронена в Ислингтоне 4 февраля 1784 года. Ее сестра Филадельфия в то время находилась во Франции, а брат Джордж был поглощен бесчисленными семейными заботами – у него тогда уже было восемь детей. Старший племянник Леоноры Джеймс учился в Оксфорде, а ее племяннице Джейн исполнилось восемь лет. В семействе, где каждому приходилось вести свои маленькие сражения за то, чтобы получить и удержать достойное место, кто-то волей-неволей должен был проиграть. Так или иначе, Леонора – бедная, невзрачная и ничем не примечательная – была попросту забыта.