Текст книги "Жизнь Джейн Остин"

Автор книги: Клэр Томалин

Элизабет Хиткоут нашла жилье для Кассандры и Джейн в Уинчестере. Алитея в то время была в Швейцарии, «резвилась, как и половина Англии», писала Джейн. Из Чотона выехали 24 мая. Генри ехал шестнадцать миль верхом возле коляски, в которой сидели его сестры. Всю дорогу лил дождь, словно окутывая мягкой пеленой зеленые пейзажи. Вместе с Генри коляску сопровождал один из сыновей Эдварда, Уильям, и Джейн беспокоилась, что они промокнут. Затем приехали в скромный домик, принадлежавший некой миссис Дэвид, – номер 8 по уинчестерской Колледж-стрит. Дом располагался между школьными постройками и старой городской стеной, перед ним росло несколько деревьев. Он был построен прямо на заливном лугу, даже без подвалов, которые бы уберегали его от сырости. Зато Джейн и Кэсс могли располагать здесь двумя гостиными и двумя спальнями, одна из которых – с эркером. Джейн писала племяннику Джеймсу Эдварду: «Мистер Лифорд говорит, что вылечит меня, а если ему не удастся – придется подготовить петицию и представить ее настоятелю собора и преподобным отцам, не сомневаясь в моем исправлении, которое воспоследует от этого почтенного, благочестивого и ученого собрания».

Это было ее последнее письмо.

Глава 24
Колледж-стрит

Элизабет Хиткоут каждый день приходила на Колледж-стрит. Джейн вывозили на свежий воздух в портшезе, позволяли самостоятельно ходить из одной комнаты в другую, и она уверяла всех, что чувствует себя лучше. Кассандре так не казалось. Она послала за Мэри Остин, которая приехала в пятницу 6 июня. «Обедала с обеими мисс Остин, а потом оставалась с Джейн, пока Кэсс ходила в церковь», – писала Мэри в своем дневнике в воскресенье, а в понедельник: «Джейн стало хуже, я сидела с ней». Вторник: «Джейн в большой опасности». Затем записи прекращаются на несколько дней. Тем временем Генри послал письмо Фанни, чтобы предупредить ее о состоянии тетушки. В ее дневнике за 14 июня можно прочесть: «Письмо от дяди Г. О. – печальный отчет о моей бедной дорогой тете Джейн». Генри также написал Чарльзу, предполагая, что тот приедет в Уинчестер, как только сможет. А Джеймс писал сыну в Оксфорд:

Мне горько писать, а тебе будет горько читать, но я должен сообщить, что мы больше не можем тешить себя даже малейшими надеждами на исцеление твоей дорогой, бесценной тети Джейн. Симптомы болезни, которые после четырех-пяти дней в Уинчестере возобновились и не ослабевают, и мистер Лифорд сказал нам открыто, что ее состояние безнадежно. Мне нет нужды говорить, какую печаль вызвало у нас всех это известие. Твоей бабушке, разумеется, очень тяжело, но ее горе ничто в сравнении с чувствами Кассандры. Вот кого, несомненно, нужно пожалеть. Утешительно знать, что наша бедная больная до сего времени не испытывала тяжких страданий, – что необычайно при ее недуге[223]223
  Эти слова предполагают, что Лифорд диагностировал определенную болезнь. Физических страданий можно было ждать при раке, и именно его родные могли стараться не называть.


[Закрыть]. Я видел ее во вторник, она сильно переменилась, однако владеет собой и не унывает. Она вполне сознает свое положение. Твоя мать находится при ней с пятницы и останется там до тех пор, пока все не будет кончено, – как скоро это может случиться, сказать невозможно: Лифорд не видит признаков безотлагательного конца, но добавляет, что при таком пульсе болезнь не может тянуться долго, да никому этого и не пожелаешь. Легкий переход из этого в лучший мир – все, о чем мы можем молиться.

Все же, несмотря на столь неутешительные прогнозы, состояние ее улучшилось, и Чарльз, приехав, нашел, что «дорогой Джейн несколько лучше». Взяв лошади Генри, он отправился в Чотон, где был поражен состоянием миссис Остин, «очень слабой и несчастной». Затем вернулся в Уинчестер и 19 июня записал: «Джейн немного лучше. Видел ее дважды за вечер – очень боюсь, в последний раз в этом мире, поскольку доктора не надеются на выздоровление»[224]224
  Записи из дневника Чарльза Остина, который хранится в Национальном морском музее в Гринвиче.


[Закрыть]. Остаться он не мог и поехал назад в Лондон. Возвращение было грустным: Чарльз уже потерял жену и новорожденного ребенка, а теперь ему предстояло лишиться и сестры, которую он всю жизнь так любил.

Неожиданное улучшение в состоянии Джейн позволило Мэри Остин уехать домой в Стивентон. «Ты всегда была для меня доброй сестрой, Мэри», – солгала Джейн, чтобы выразить благодарность за ее уход и внимание, но, вероятнее всего, проводила невестку с облегчением. Впрочем, Кассандра с Мэри договорились, что, если понадобится, та вернется на Колледж-стрит. Что и случилось 13 июня.

Миссис Остин посылались оптимистичные отчеты, которые она передавала Анне. «Утром я получила очень утешительные известия о твоей тете Джейн, она уже может садиться… и надеется, что будет сегодня в состоянии принять миссис Портал. Твоя мама – там (приехала вчера дилижансом), чему я очень рада… Первые три романа из „Рассказов трактирщика“ сейчас у твоего дяди Фрэнка. Я читаю четвертый». Джейн понравилось бы, что ее мать подбадривает себя с помощью «Рассказов трактирщика» Скотта[225]225
  «Рассказы трактирщика» – цикл романов В. Скотта. В него входят «Черный карлик», «Легенда о Монтрозе», «Граф Роберт Парижский», «Замок Опасный» и др. – Примеч. пер.


[Закрыть]. Ведь отвлекать от тревог и скорбей – самое верное назначение романов. Как порой и самого процесса творчества.

Утром 15 июля, в День святого Суитина[226]226
  Святитель Суитин, чудотворец (ум. 862) – английский святой. С 852 по 862 г. – епископ Уинчестерский. Был советником короля Этельвульфа Уэссекского по церковным и государственным делам, воспитателем принца Альфреда (будущего короля Альфреда Великого). Святитель Суитин считается покровителем Уинчестера. Его мощи покоятся в Уинчестерском соборе. – Примеч. пер.


[Закрыть], который выдался очень дождливым и на который были назначены ежегодные уинчестерские скачки, Джейн продиктовала Кассандре юмористическое стихотворение в двадцать четыре строки. Вряд ли это был экспромт. Скорее всего, писательница обдумывала его, пока лежала в кровати, но, так или иначе, это немалое достижение для столь больного человека. В стихах она представляет, как святой Суитин призывает проклятия на уинчестерские скачки. Вента – древнее название Уинчестера, которое Джеймс уже использовал однажды в поэтических целях. Может быть, его стихи как раз и навели Джейн на мысль написать свои. У нее святой бранит горожан за то, что те устраивают скачки в день его памяти.

 
О злые людишки! О Венты порок!
Когда мы в могилах, то, значит, ушли?
О нет, я бессмертен! Вам, дурням, урок:
За ваши грехи пострадаете вы.
 
 
Пирушки и скачки, беспутные пляски,
От них так и ходит земля ходуном.
Ужель не страшитесь ужасной развязки?
Скачите! А я – нагоню вас дождем.
 

Кассандра записала «ушли» в конце второй строчки, хотя очевидно, что там должно стоять слово «мертвы», – но то ли Джейн не могла его вымолвить, то ли ее сестра не решилась записать… Вечером того же дня Кэсс заметила «отчетливую перемену» в состоянии больной: «Она спала дольше и все спокойнее… больше спала, чем бодрствовала. Ее внешность переменилась, но все же я не примечала, чтобы силы совсем оставили ее, и, хотя надежд на исцеление не было, не подозревала, как быстро приближается моя утрата».

17 июля весь день до вечера светило солнце, но ночью опять пошел дождь. В дневнике Мэри читаем: «Джейн Остин была на пороге смерти около пол-6-го вечера». Она подразумевала, что у Джейн случился некий приступ, сильно ее ослабивший. Кассандра, которая выходила по делам, вернулась без четверти шесть и нашла сестру в сознании – та сама рассказала ей о приступе. Послали за мистером Лифордом, и он подтвердил, что Джейн при смерти; по его мнению, у пациентки лопнул крупный кровеносный сосуд.

Лифорд что-то назначил, чтобы облегчить состояние пациентки. Кассандра не упоминает, что именно, возможно, настойку опия. «Еще полчаса она боролась, бедняжка! Говорила: не может объяснить, что ее мучит, хотя и жаловалась на постоянную боль. Когда я спросила, не хочет ли она чего-нибудь, она ответила: ничего, только умереть, а еще: „Господи, дай мне сил“ и „Молитесь обо мне, о, молитесь обо мне“. Голос ее был страдальческим, но говорила она разборчиво». Так Кассандра описала последние полчаса до того, как Джейн впала в бессознательное состояние.

Кэсс положила себе на колени подушку и придерживала на ней голову сестры – после припадка та наполовину сползла с постели. Кассандре не хотелось ее перемещать, но, просидев в таком положении шесть часов, в час ночи она позволила Мэри сменить ее. Однако уже через два часа она вновь заняла свой пост у изголовья сестры. А «приблизительно через час она испустила последний вздох. Я сама закрыла ей глаза, и это было большой наградой для меня – оказать ей эту последнюю услугу»[227]227
  Из письма Кассандры к Фанни Найт от 20 июля 1817 г.


[Закрыть]. Позже Кассандра нашла удивительные слова, частично процитированные прежде, в которых смогла выразить всю силу своих чувств. Они заслуживают того, чтобы привести их еще раз: «Она была солнцем моей жизни, золотым бликом на каждой радости, утешением в каждой печали. У меня не было ни одной мысли, которую бы я скрыла от нее, и теперь я словно бы лишилась части себя».

Страница из дневника Мэри Остин: «Джейн Остин была на пороге смерти…», 1817 (Hampshire Record Office 23M93/62/1/8).

Запись в дневнике Мэри Остин гораздо прозаичнее: «Джейн испустила последний вздох в полчетвертого утра. При ней были только Кэсс и я, затем пришел Генри». Безусловно, именно Генри добился разрешения похоронить сестру в соборе Уинчестера. Хотя каким бы великолепием тот ни отличался, сама писательница, должно быть, предпочла бы скромное кладбище в Стивентоне или Чотоне. Но после принятия сана Генри был вхож к епископу, а Элизабет Хиткоут через своего умершего супруга состояла в знакомстве с настоятелем собора Томасом Реннелом (который также приятельствовал с Шутами, а через них и с Джеймсом Остином) – так что никаких осложнений тут никто не видел. Похороны назначили на 24 июля, на раннее утро, чтобы не помешать богослужению в соборе. До этого времени тело Джейн лежало в открытом гробу в одной из комнат на Колледж-стрит со «светлым безмятежным выражением на лице». Кассандра отрезала несколько локонов сестры на память себе и нескольким близким.

23 июля в Уинчестер приехали Эдвард и Фрэнсис. Чарльз приехать не смог, как и разболевшийся Джеймс. В самый день похорон из Стивентона в Уинчестер примчался сын Джеймса Джеймс Эдвард, проделав четырнадцать миль верхом под ослепительным утренним солнцем.

Гроб закрыли, накрыли покровом и поставили на похоронные дроги, чтобы провезти по Колледж-стрит, затем через Королевские ворота и – в собор. Подле него шли лишь трое братьев и племянник.

Для захоронения тела писательницы в северном приделе нефа был приготовлен выложенный кирпичом склеп. Священник Томас Уоткинс совершил чин отпевания, и на могилу положили временную плиту (постоянная, с эпитафией, еще не была готова). Джейн Остин стала третьим, и последним, человеком, погребенным в соборе в том году. В приходской книге, надо сказать, дата похорон почему-то указана неверно: 16 июля.

По окончании печальной церемонии было прочитано завещание. Джейн назначила Кассандру своей душеприказчицей и оставила ей все, кроме ста фунтов. Племянникам и племянницам – ничего. Но зато пятьдесят фунтов – Генри, словно подчеркнув тем самым особое место, которое он всегда занимал в ее сердце, признательность за его помощь в публикации ее книг и его нынешнюю бедность. Другие же пятьдесят фунтов предназначались мадам Бижон, давнишней наперснице Элизы. Это наследство, оставленное старой француженке, с которой Джейн не связывало ничего, кроме дружеских чувств и воспоминаний о нелегких временах, – самое удивительное в завещании. Возможно, она хранила благодарность мадам Бижон за долгую верную службу ее кузине и двоюродному племяннику. Такова уж была Джейн – всегда помнящая о тех, о ком забывали другие.

Через несколько дней «Журнал Солсбери и Уинчестера» напечатал некролог: «В пятницу, 18 июля, в нашем городе скончалась мисс Джейн Остин, младшая дочь усопшего преп. Джорджа Остина, настоятеля Стивентонского прихода, автор „Эммы“, „Мэнсфилд-парка“, „Гордости и предубеждения“, „Чувства и чувствительности“. Ее манеры были изящны, привязанности – горячи, чистота сердца – несравненна. Она жила и умерла как подобает подлинной смиренной христианке».

Семейство разъехалось по домам. И Джеймс, и его сын Джеймс Эдвард написали стихи в память о младшей сестре и тетке. Вероятно, они же помогли Генри с надписью, которую надлежало поместить на черном мраморном надгробии, – и три этих гладких благочестивых предложения будто нарочно пренебрегают самым главным ее достоинством и ее славой.

 
                                В память
                           ДЖЕЙН ОСТИН,
                  младшей дочери покойного
                    преп. ДЖОРДЖА ОСТИНА,
    бывшего настоятеля Стивентонского прихода
                          в этом графстве.
 
 
            Она ушла из жизни 18 июля 1817 года,
в возрасте 41 года, после долгой болезни, в которой
  ее поддерживали терпение и упования христианки.
 
 
            Доброта ее сердца, кротость нрава,
            замечательные способности ее ума
     заслужили ей расположение всех, кто ее знал,
                 и горячую любовь ее близких.
 
 
          Их горе соразмерно их привязанности,
                   их утрата невосполнима,
         но и в глубочайшей скорби их утешает
  твердая вера в то, что за свою отзывчивость,
         преданность, благочестие и чистоту
      ее душа удостоится милости пред своим
                            СПАСИТЕЛЕМ.
 

Кассандра разослала письма о смерти сестры и кое-что на память о ней (среди прочих – Энн Шарп), и жизнь пошла своим чередом. Каролину отослали в пансион в Уинчестер. Эдвард повез дочерей, Фанни и Лиззи, в Париж. Генри несколько сентябрьских недель исполнял за Джеймса его обязанности по приходу в Шерборн-Сент-Джонс, как записала в своем дневнике миссис Шут. Она же описала, как в декабре в Вайне поставили «Соперников» Шеридана при участии их частого гостя Джеймса Эдварда. Тридцать четыре года миновало с тех пор, как эта пьеса была «разыграна некими молодыми Леди и Джентльменами в Стивентоне», в большом амбаре Остинов, когда Генри произносил написанный Джеймсом пролог, – и все это приводило в восторг восьмилетнюю Джейн Остин.

Глава 25
Постскриптум

Горе не помешало Кассандре весьма распорядительно заняться делами сестры. Спустя пять месяцев после смерти Джейн два законченных романа, «Кэтрин» и «Эллиоты», были изданы вместе под новыми названиями – «Нортенгерское аббатство» и «Доводы рассудка»[228]228
  Хотя на титульном листе этого издания значится 1818 г., оно было готово раньше, в декабре 1817 г. Продавалось оно по двадцать четыре шиллинга.


[Закрыть], на которых сошлись Кэсс и Генри. Генри вел все дела с Мюрреем и написал биографическую заметку (я довольно часто ссылаюсь на нее в этой книге). Он пометил ее «Лондон, дек. 13, 1817», а еще через неделю добавил к ней постскриптум с выдержками из писем Джейн. Генри описывает характер сестры как «безупречный» и «безмятежный», превозносит ее остроумие и скромность в том, что касалось ее писательских трудов. Как и подобает священнослужителю, он особо подчеркивает ее благочестие. Эта надгробная речь, полная любви, смущает своей приглаженностью. Утверждения Генри, что писательница не испытывала в своей жизни ничего тяжелее «маленьких огорчений», что все ее желания исполнялись и что с ее уст никогда не слетело злого слова, безусловно, не могут быть восприняты всерьез.

Эджертон выпустил третье издание «Гордости и предубеждения», популярность которого была гарантирована. В «Эдинбургском журнале» вышла хвалебная рецензия на «Нортенгерское аббатство» и «Доводы рассудка» с мудрым прогнозом, что однажды читатель устанет от романтических небылиц Скотта, Байрона и Эджуорт и тогда «восхитительный автор сочинений, представленных сейчас нашему вниманию, станет одним из самых популярных английских романистов». А вот «Британский критик» язвительно сетовал на «нехватку воображения» у Остин.

В течение года издание Мюррея покупали очень хорошо, и оно принесло Кассандре пятьсот фунтов, но затем продажи упали, и издатель был вынужден распродать оставшиеся 282 экземпляра по сниженной цене[229]229
  Тираж этого издания составил 1750 экземпляров.


[Закрыть]. Лишь через пятнадцать лет у Остин нашелся в Англии новый издатель. Во Франции все шесть романов появились в середине 1820-х годов – это были первые иллюстрированные (причем очень удачно) издания Остин. А заголовок, данный «Эмме», «La Nouvelle Emma, ои les Caractères Anglais du Siècle»[230]230
  «Новая Эмма, или Характеры англичан нашего времени» (фр.).


[Закрыть], свидетельствует, что французы восприняли этот роман как руководство по переменчивому нраву своих английских соседей.

Вскоре после смерти Джейн заболел Джеймс. Подобно ей, он не спешил сдаваться и был преисполнен решимости продолжать ездить верхом по дорогим его сердцу окрестностям, пока мог сам взбираться на лошадь. Затем это стало для него непосильно, но он все равно стремился проводить больше времени на свежем воздухе. В ноябре 1819 года Джеймс прекратил борьбу, перестал вставать с постели и в декабре умер. Для его вдовы Мэри и детей, Джеймса Эдварда и Каролины, это означало неизбежный отъезд из Стивентона: теперь хозяином прихода и пастората становился Генри. Он намеревался поселить здесь учеников, как когда-то их отец, и подумывал о женитьбе. По воспоминаниям Каролины, он «оказывал маме должное внимание, но не мог сдержать собственных чувств, и было не слишком приятно видеть энтузиазм того, кто приобрел все, чем прежде владел ты». Так история повторилась, и Каролина с матерью, исполненные печали, отбыли в Бат. В следующем апреле Генри женился на Элеанор Джексон. Его родные не нашлись что о ней сказать, кроме того, что она приходилась племянницей мистеру Папиллону (тому самому, насчет которого когда-то ходили шутки, что он вот-вот сделает предложение Джейн) и что Генри обрел в ней скромную и преданную жену.

Генри стал последним из Остинов, кому довелось обитать в старом стивентонском доме. Следующим настоятелем прихода сделался его племянник, сын Эдварда Уильям Найт. К тому времени Эдвард, хозяин всех этих земель, пришел к выводу, что ремонт старого дома будет неоправданно дорог. Из всех братьев он всегда был самым практичным. Пасторат мистера Остина с разбитыми перед ним грядками клубники и широкой дугой подъездной дороги он решил снести, а вместо него поблизости выстроил новехонький дом священника, простой и прочный. Уильям привел в этот дом невесту из местных, Каролину Портал, дочь давнишнего друга и соседа Остинов Джона Портала. У них за двенадцать лет родилось восемь детей, последний из которых стоил матери жизни.

Сын Джеймса Джеймс Эдвард также принял сан, через год после своего кузена Уильяма, в 1824-м. Но прихода для него не было, ему пришлось удовольствоваться местом младшего священника. Свои попытки писать романы он оставил, сделался «веселым малым, охотником, рыбаком и танцором» (согласно собственному описанию), регулярно посещавшим балы, скачки и театр. Он обладал шармом, привлекательной наружностью и легким нравом. Невесту себе, как и Уильям, он подыскал в кругу старых знакомых – ею стала племянница миссис Шут Эмма Смит, которую он впервые встретил в Вайне. В 1828 году Элиза Шут писала племяннице: «Должна признать, брак с ним – не совсем то, чего бы я тебе пожелала… Разумеется, он очень приятный кавалер, жизнерадостный, веселый, всегда готов поддержать беседу или почитать вслух, никогда не надоедает, никому не мешает и знает ровно столько стихов, чтобы мне нравиться… но это еще не повод позабыть о житейских потребностях». Впрочем, она выплачивала молодой чете ежегодное вспомоществование. Двоюродная бабушка Ли-Перро также была к молодым весьма благосклонна. Спустя восемь лет после свадьбы они унаследовали ее беркширское поместье Скарлетс, да еще и внушительную сумму денег.

Джеймс Эдвард и Эмма обладали счастливым неунывающим нравом, они вырастили и воспитали трех дочерей и семь сыновей. Всех мальчиков до тринадцати лет учили дома, а затем отправляли в Итон, Уинчестер и Харроу. Эмма благополучно пережила все свои десять родов, а ее супруг вместо романов взялся писать историю охоты в Вайне, а затем, в 1869-м, первую биографию своей тетушки – «Воспоминания о Джейн Остин». Прежде чем засесть за нее, он отправился в Стивентон, чтобы вновь взглянуть на знакомые с детства места. Большую помощь в этом его труде оказали умницы-сестры – Анна, овдовевшая и влачившая довольно скудное существование, и Каролина, так и не вышедшая замуж.

Известность Остин росла довольно медленно. Ричард Уотели, будущий архиепископ Дублинский, в 1821 году опубликовал в «Ежеквартальном обозрении» восхищенный отзыв о писательнице, подчеркнув христианские основы ее творчества. В 1837-м хвалебную статью в журнале поместил Вальтер Скотт. Маколей[231]231
  Томас Бабингтон Маколей (1800–1859) – английский историк, политический деятель, публицист, поэт и прозаик Викторианской эпохи. – Примеч. пер.


[Закрыть] в 1843 году превознес высочайшее ее мастерство изображать персонажей одновременно обыкновенных и своеобразных. Эта особенность Остин, как казалось ему, роднила ее с Шекспиром. Он написал об этом в «Эдинбургском обозрении» в статье, посвященной Фанни Бёрни. Несмотря на столь веские отзывы, известности Джейн Остин было далеко до популярности Скотта, Теккерея или Диккенса.

В 1850-е годы незнакомые люди начали приезжать в Уинчестерский собор в поисках ее могилы, и служитель не мог взять в толк, зачем она им всем понадобилась. Джордж Генри Льюис, который непрерывно восхвалял ее в те годы, особенно выделяя драматическую силу ее таланта, полагал тем не менее, что ее в состоянии оценить лишь в «маленьком кругу развитых умов». Одним из таких «развитых умов» была Джордж Элиот. Первая часть ее романа «Миддлмарч» – очевидная дань Остин. Другая романистка, Джулия Кавана[232]232
  Джулия Кавана (1824–1877) – английская романистка и биограф. – Примеч. пер.


[Закрыть], написала в 1862 году очень тонкую и глубокую работу об Остин: «Если заглянуть вглубь ее проницательных и спокойно-ироничных историй, там обнаружится больше острого разочарования, чем радости. Порой в них звучит чувство даже более горькое, чем разочарование».

Племянник-мемуарист придерживался совсем другой точки зрения. Его сдержанное повествование, создававшее образ милой, жизнерадостной домоседки, которая занималась писательством больше как любитель, нашло немедленный отклик и у викторианской публики, и у критиков, что сказалось на популярности ее романов. Начали появляться новые издания Остин, и к концу XIX – началу XX века их было в продаже уже немало, как дешевых, так и дорогих, иллюстрированных: Дента (1892), Макмиллана с иллюстрациями Хью Томсона[233]233
  Хью Томсон (1860–1920) – английский художник-иллюстратор, талантливо оформлявший и журналы мод, и серьезные книги для чтения. – Примеч. пер.


[Закрыть] (1897), Нельсона (1903), издательств «Эвримен» (1906) и «Оксфорд уорлд классике» (1907). В 1923 году вышли первые тома знаменитого собрания сочинений Остин Р. У. Чэпмена с развернутыми комментариями. В мягкой обложке все шесть романов впервые были изданы Таухницем в Лейпциге в 1864 году, в серии «Коллекция британских авторов». В самой же Англии Остин стали издавать в мягкой обложке только перед Второй мировой войной. Первой ласточкой стал роман «Гордость и предубеждение», выпущенный издательством «Пингвин классик» в мае 1938-го. В 1943-м появилось «Нортенгерское аббатство», а в сентябре того же года – «Доводы рассудка». «Эмма» и «Мэнсфилд-парк» вышли в мягкой обложке лишь в 1966-м, а «Чувство и чувствительность» – в 1969-м. В Америке издания в мягкой обложке тоже появились достаточно поздно, первой ласточкой стал роман «Гордость и предубеждение», изданный Хоутоном Миффлином в 1956-м. В наши дни вы можете купить любой роман Остин практически даром, за один фунт, на книжном развале перед станцией метро, чтобы выбросить в конце пути (если у вас, конечно, поднимется рука). Со всеми этими чуть ли не одноразовыми книгами, фильмами и телесериалами, сиквелами, приквелами, краткими учебными изложениями романов Джейн Остин стала в наши дни большим бизнесом.

Генри больше не разбогател. Передав Стивентонский приход своему племяннику Уильяму, он переехал в городок Фарнем в графстве Суррей, где сделался преподавателем местной школы и вторым священником в приходе Бентли. Дальнейшие пути его не так-то легко проследить. Старые знакомцы его лучших дней снабжали Генри работой, – в частности, для совершения треб он как-то даже ездил в Германию. Можно предполагать, что он снова побывал во Франции. Но в 1825 году его попытка получить часть наследства де Фейида окончательно провалилась: иск был отклонен судом в Ажене. Генри без особого энтузиазма занимался тем-сем: опубликовал исследование, посвященное преследуемой протестантской секте водуа, намеревался даже собрать деньги в ее поддержку, а еще начал перестройку церкви Святой Марии в Бентли на казенные деньги. Кажется вполне закономерным, что перестройка оказалась неудачной (и была прекращена после его смерти). Единственным успешным предприятием Генри стало ведение переговоров с издателем Ричардом Бентли о подготовке нового издания романов Джейн.

Дело было летом 1832 года. Генри объявил издателю, что «совместно» с Кассандрой обладает правами на произведения сестры. Это не соответствовало действительности – согласно завещанию Кэсс была единственной правообладательницей, но она согласилась с этим шагом брата, понимая, что так легче вести дела. Кассандре принадлежали права на пять романов, за которые Генри запросил двести пятьдесят фунтов: по пятьдесят за каждый. Бентли сбил цену до двухсот десяти фунтов, поскольку ему еще предстояло платить наследникам Эджертона за права на «Гордость и предубеждение», – чтобы иметь полное собрание. Опытный и прозорливый издатель запросил побольше биографического материала «об Авторессе». Генри дал совсем немного, повторив свое заключение: «Жизнь моей дорогой сестры была крайне скудна событиями». Он утверждал: «Ни сама она, ни другие не записывали подробностей ее жизни, ее дел и разговоров. И разумеется, она в любом [?] случае ни за что не пожелала бы сделаться публичной персоной». То ли Генри не сохранил письма, которые Джейн во множестве отправляла ему и Элизе, то ли, как и Кассандра, был не готов открыть их чужому взгляду – скорее последнее. Бентли также рассчитывал получить портрет писательницы. Но Генри мог предоставить лишь акварельный набросок, вероятнее всего сделанный Кассандрой в 1804 году, на котором не видно лица, а лишь спина сидящей фигуры. Понятно, что он не пригодился. Шесть романов вышли каждый своим томом в серии Бентли «Классические романы» и выдержали несколько переизданий в последующие десятилетия.

Известно, что Генри часто навещал мать в Чотоне в последние годы ее жизни. Она продолжала спокойно жить там после того, как Эдвард добился подтверждения своих прав на чотонские владения. С 1820 года уверенность миссис Остин в завтрашнем дне укрепило ежегодное содержание в сто фунтов от ее невестки Ли-Перро. Как и многие ипохондрики, миссис Остин оказалась крепче своих с виду более здоровых друзей и родных. «Ах, дорогой мой, ты видишь меня ровно там же, где и оставил, – на диване, – сказала она внуку Джеймсу Эдварду, приехавшему ее навестить. – Порой мне думается, что Всемогущий Бог позабыл обо мне, но осмелюсь сказать, Он призовет меня в Свое время». Она дожила до восьмидесяти семи; ее зрение сильно ухудшилось, а в последний год она испытывала постоянные боли и почти не вставала с постели. В январе 1827 года она умерла в окружении своих терпеливых сиделок, Кассандры и Марты Ллойд, в ясном сознании и готовая к концу. Стойкая, уверенная, замечательная женщина, она была средоточием жизненных сил семейства Остин. Пусть ей не всегда удавалось ладить с самым блестящим своим чадом, она все же помогла формированию ее таланта своими стихотворными опытами, своим читательским вкусом… Похоронили миссис Остин на церковном погосте Чотона, и ее дети, Кассандра, Чарльз, Фрэнсис, Генри и Эдвард, установили мемориальную плиту в ризнице.

Эдвард ничем не болел, спокойно и уютно жил в Годмершеме под присмотром дочери и невестки, достиг возраста восьмидесяти пяти лет и тихо умер во сне. Его дочь Фанни, получившая от своей тетушки Джейн столько ценных советов по поводу любви и брака, в двадцать семь лет вышла замуж за богатого землевладельца и баронета сэра Эдварда Нэтчбалла. Он был вдовцом с шестью детьми, так что Фанни вновь приняла на себя знакомую с пятнадцати лет роль чужой «мамы», да еще и произвела на свет девять собственных отпрысков. Судя по ее дневникам, только благодаря твердой христианской вере ей удавалось справляться с ежедневными жизненными испытаниями. Ее муж заседал в парламенте и отличался таким крайним консерватизмом, что отказался от своего места, когда дело дошло до принятия Билля о реформе[234]234
  Билль о реформе (1832) – билль о реформе парламентского представительства. Он предоставил право голоса средней и мелкой торгово-промышленной буржуазии, дал представительство новым промышленным центрам. Это была первая парламентская реформа в Англии. – Примеч. пер.


[Закрыть] (правда, потом поддался на уговоры и вернулся). Он был придирчивым, нервным человеком и до навязчивости боялся всевозможных скандальных ситуаций. Дважды отказывал от места гувернанткам, которые привлекли внимание молодых домочадцев мужского пола, а еще довел свою старшую дочь до того, что она сбежала со своим возлюбленным[235]235
  Мэри Доротея Нэтчбалл в девятнадцать лет вышла замуж за Эдварда Найта-младшего. Они были родственниками не по крови, а по свойству: Эдвард приходился братом мачехе Мэри, Фанни, что послужило одной из причин неприятия сэром Нэтчбаллом этого брака. Молодые поселились в Чотон-хаусе и жили бы очень счастливо, если бы не разрыв с отцом Мэри. В конце концов через десять лет он согласился увидеться с дочерью, а еще через год она умерла при родах. Эдвард Найт впоследствии женился на Аделе Портал и стал отцом большого семейства.


[Закрыть]. Доходы в Кенте продолжали расти, и старший сын Фанни был возведен в звание пэра, лорда Брабурна. В 1884 году он выпустил первое издание писем Джейн Остин, после чего распродал или растерял большую часть рукописных оригиналов.

Жена Фрэнка Мэри стала еще одной жертвой бесконечных родов. Как и супруга Эдварда Элизабет, она умерла, произведя на свет одиннадцатого малыша в съемном жилье в Госпорте в 1823 году. Вторую жену, спутницу и хозяйку, Фрэнсис весьма благоразумно выбрал из ближайшего окружения своей семьи: ею стала Марта Ллойд, верный друг и компаньонка его сестер, которой уже исполнилось шестьдесят три года. Марта согласилась выйти за него и взять на себя заботу о его доме и семье. Дети Фрэнка проявили недовольство таким поворотом, как и тетушка Ли-Перро, подумывавшая было оставить ему в наследство свой дом, Скарлетс. Но его она, как мы уже знаем, завещала Джеймсу Эдварду, а Фрэнсису выплатила единовременно десять тысяч фунтов, чему он был только рад, поскольку это позволило ему купить собственный дом, Портс-даун-хаус, под Портсмутом. А тут и продвижения по службе и в чинах не заставили себя долго ждать: в 1830 году он стал контр-адмиралом, одним из последних награжденных Вильгельмом IV кавалеров ордена Бани III степени, а в 1838-м – вице-адмиралом.

Чарльза, также продолжавшего службу во флоте, трудолюбивого и добросердечного, как и все Остины, преследовали невзгоды и бедность. В 1820 году он женился на сестре своей усопшей жены и обрел с ней вторую семью, ко всеобщему неодобрению. Много лет он служил в береговой охране Корнуолла, а когда в 1826 году получил наконец корабль под свое командование и возвратился на морскую базу в Вест-Индии, сильно пострадал при падении с мачты и целых восемь лет был вынужден провести на суше. На тридцать лет он застрял в капитанах. В 1838 году снова вышел в море, ходил в Средиземноморье с двумя своими сыновьями и в конце концов дослужился до контр-адмирала – чтобы в семьдесят три года умереть от холеры в Бирме, будучи командующим Ост-Индской морской базой. Его невезение настойчиво преследовало и некоторых из его потомков. Если дети и внуки его братьев оставались представителями среднего и высшего классов, то семьи наследников Чарльза скатывались все ниже по социальной лестнице[236]236
  У внука Чарльза Остина, Чарльза Джона, было четверо детей: старший сын (еще один Чарльз Джон), родившийся в 1881 г., начинал каменщиком, а затем сделался возчиком хлебного фургона, поскольку любил лошадей; он умер в 1905 г., оставив единственного сына Джеффри, ставшего представителем фирмы «Моррис моторе» и умершего бездетным. Второй сын, Фрэнсис, помощник бакалейщика, родился в 1887 г., семьи не завел и умер в 1916 г. Их сестра Эдит, родившаяся в 1884 г., сделала неплохую карьеру, преподавая в школе (в основном в западных графствах), она очень гордилась родством с Джейн Остин; умерла в 1949 г. Младший брат Герберт, родившийся в 1889 г., учился печатному делу, участвовал в обеих мировых войнах, женился в 1915 г., а в 1952 г. сделался владельцем издательства «Истгейт пресс». У него хранилось кое-что из вещей, принадлежавших его предкам, и генеалогическое древо Остинов с 1500 г. Его сын эмигрировал в Аргентину, а дочь в 1945 г. вышла замуж за Мелвилла Гринграсса из Нью-Йорка.


[Закрыть].

После того как Марта вышла замуж за Фрэнка, Кассандра еще семнадцать лет жила одна в чотонском коттедже, занимаясь вязанием, шитьем и садом. Поблизости, в Чотон-хаусе, проживал ее племянник Эдвард Найт-младший, а еще она иногда навещала Фрэнсиса с Мартой да время от времени говорила с племянницами и внучатыми племянницами о Джейн. Тогда-то она и поведала Каролине о поклоннике Джейн из Девоншира. А дочь Фрэнка Кэтрин впоследствии вспоминала слова Кэсс о том, что «некоторые из ее [Джейн] писем, исполненные торжества над замужними женщинами из их окружения и радости собственной свободе, были весьма забавны». Образ торжествующей Джейн, отпускающей шутки в адрес окружающих, разительно отличается от того, что постарались создать ее родственники, и в то же время так правдоподобен… Жаль, что эти письма не сохранились.