Текст книги "Обретение судьбы"

Автор книги: Клэр Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Ратха даже бровью не повела. Она легла на землю, подставив живот огню, и раздвинула пальцы, чтобы тепло потекло между ними. Вскоре она услышала робкие шаги и заулыбалась.

– Будь хорошим сосунком, мой маленький Красный Язык, – нежно проурчала Ратха пляшущему пламени. – Может, если она поймет, что тебя нечего бояться, то подружится с тобой.

Шаги стали быстрее, потом резко остановились. Послышался тихий шорох – это хвост обвился вокруг лап. Фессрана села за спиной Ратхи, словно та была стеной, ограждавшей ее от непредсказуемых выходок Красного Языка.

– Тебе он нравится, правда? – спросила Ратха.

Фессрана пошевелила усами. На ее морде сохранялось настороженное выражение, однако в глазах, устремленных на огонь, сейчас было больше изумления, чем страха.

Ратха приподняла голову, чтобы потереться о щеку Фессраны, и на этот раз получила ответное прикосновение.

– Я поступила, как глупый сосунок, когда не дала своему питомцу умереть?

Взгляд Фессраны стал мягче.

– Возможно, нет, Ратха.

Ратха зевнула, выгнула спину и потянулась, так что лапы и хвост задрожали.

– Такур говорит, что когда-то в племени называли старого Байра глупцом за то, что он попытался приручить трехрогих и добавить их к нашим стадам, – напомнила она.

– Да, но те, кто так считал, тоже не были глупцами. У них были причины сомневаться, – возразила Фессрана. – На моих глазах многие пастухи погибли от рогов трехрогих. За это время мы многому научились, и теперь можем содержать этих животных, однако это стоило племени потери многих жизней.

– Трехрогие полезны для племени! – упрямо отрезала Ратха. – И Байр не был глупцом, когда решил пасти их. Может, я тоже поступила не так уж глупо, приручив Красный Язык. Я уже очень много знаю о нем, и готова учиться дальше. Племени не придется погибать, чтобы научиться!

– Может, оно и так, Ратха, – осторожно сказала Фессрана. – Кстати, о Такуре. Я оставила его ждать на холоде.

Она встала, отряхнув золу с задних лап.

– Пригласи его погреться возле моего питомца, – предложила Ратха.

– Я попробую, но ты прекрасно знаешь, что он боится Красного Языка.

Фессрана повернулась спиной к огню и крикнула в темноту, где молча дожидался Такур.

Ратха увидела, как он подкрался к самому краю освещенного огнем круга, где оранжевый цвет превращался в коричневый, а тени становились длиннее и колыхались.

Такур застыл на этой границе и не двигался с места, несмотря на все уговоры Фессраны. Он не произносил ни слова, только морщил брови и отводил от огня свои испуганные слезящиеся глаза.

– Брат-пастух, питомец Ратхи не причинит нам вреда. Подойди и ложись рядом со мной. Красный Язык согреет тебя, и тебе будет тепло, как в логове.

– Мне и так не холодно, – пробурчал Такур. – Свет Красного Языка жалит мои глаза. Пусть лучше звезды смотрят на меня. – Он распушил шерсть, борясь с ветром. – Стадные животные боятся этого существа, и это благоразумно. Тот, кто не испытывает страха – просто глуп.

Он в упор посмотрел на Ратху.

– Но я приручила это животное! Я знаю его, поэтому не боюсь! – прошипела однолетка, прижимая уши.

– Я тоже знаю его, – прорычал Такур, и его губы разъехались в стороны, так что зубы заблестели в темноте. – Ты не забыла, как оно съело наш лес? Ты не забыла пестроспинку, которого я тащил? Фессрана, я пытался спасти твоего маленького жеребчика. Я тащил его прочь от Красного Языка, но он выпустил длинное змеиное жало и нанес удар. – Такур сгорбился, весь дрожа, ужас и отсветы огня плясали в его глазах. – Красный Язык лизал жеребца до тех пор, пока его шкура не почернела и не стала отваливаться клочьями. Он лизал его, пока внутренности жеребца не изорвались, и не показались белые кости. Аайоуррр !

Ратха гневно посмотрела на Такура, в этот момент она ненавидела его за напоминание о том времени, когда питомец, которого она уже считала своим домашним животным, был диким и убивал все живое на своем пути. Обугленное пепелище, на котором она стояла, и так служило этому достаточным напоминанием!

Она разозлилась еще сильнее, когда страх – тот самый страх, который она подавила, приручив Красный Язык – вернулся с новой силой.

Тем временем, Такур продолжал:

– Наверное, Меоран думает, что ты утонула во время переправы, раз до сих пор не вернулась в угодья племени. Если ты не поторопишься, он найдет молодого самца на твое место.

– Не дразни ее, Такур, – предупредила Фессрана, видя, как шерсть на загривке Ратхи встает дыбом.

– Пусть Меоран думает, что хочет, мне все равно! – фыркнула Ратха.

У нее свело живот при одном воспоминании о холодных глазах и насмешливом голосе вожака. Меоран думал, что она слабая, непригодная для пастушьей работы! Несмотря на заносчивые слова, которые она бросила в морду Такуру, мысль об этом занозой саднила у нее внутри, впиваясь глубже острых клыков.

Ратха задрожала, жалея о том, что не может вспыхнуть, как Красный Язык, чтобы пожрать Такура, Меорана и всех тех, кто сомневался в ней – сжечь их дотла, чтобы даже косточек не осталось!

Такур поднял морду.

– Тебе не было все равно, что думает Меоран, когда ты плыла через реку. Но даже если ты сейчас говоришь правду, то зачем – зачем, во имя Закона, давшего тебе имя! – ты потащила меня через эти места? – Он ударил лапой по обугленной земле. – Меня тошнит от этого запаха. Пепел разъедает лапы. А ты, Фессрана, – воскликнул Такур, поворачиваясь к пастушке, – зачем ты поддерживаешь эту глупую мелюзгу? Скажи, разве ты завела бы одну из своих пестроспинок на скалы, надеясь, что та не свалится вниз? Я всегда считал тебя благоразумной!

– Именно потому, что я благоразумна, – тихо ответила пастушка, – страх не удерживает меня от использования Красного Языка.

Такур снова посмотрел на Ратху. Зелень его глаз выцвела, побледнев. Сейчас Ратха до ослепления ненавидела его за слабость и заметила, как он содрогнулся, почувствовав всю силу ее ненависти.

Его следующие слова были взвешены и осторожны. Глядя прямо в глаза Ратхе, Такур произнес:

– Я допустил ошибку, выбрав тебя в ученицы. Мне следовало послушаться Меорана. Обучение тебя пастушеству было напрасной тратой сил и времени. В следующий раз я трижды подумаю, прежде чем брать самку в обучение.

– Тогда убирайся! – завизжала Ратха, и каждая шерстинка ее шкуры встала дыбом от бешенства. – Я устала слышать твое нытье и вдыхать вонь твоего страха! Лежи в темноте и в холоде, трус!

Фессрана разинула пасть, но прежде чем она успела сказать хотя бы слово, Ратха прыгнула к Такуру.

– Если Меоран был прав в отношении меня, то он еще больше прав, говоря о тебе! Твой отец был Безымянным костегрызом, а ты сам не достоин имени, которое дал тебе Байр!

Она стояла прямо перед Такуром. Он не отшатнулся и не отскочил. Лишь твердо смотрел на нее.

Ратха занесла лапу, чтобы оцарапать его, но вдруг поняла, что не может этого сделать, и с досадой убрала когти, злясь больше на себя, чем на Такура. А он по-прежнему смотрел на нее, и в глазах его была боль, от которой у Ратхи стыдом обожгло горло. Ей вдруг захотелось вырыть нору и похоронить в ней свои слова гораздо глубже, чем она обычно закапывала помет.

– Увидимся на землях племени, – очень спокойно сказал Такур и ушел.

Несколько мгновений Ратха молча смотрела на следы его лап, озаренные трепещущим светом огня, и вдыхала их резкий запах. Она слышала, как за ее спиной Фессрана вылизывает свою шерсть. Ратха стояла, прислушиваясь к шороху, с которым язык пастушки скользил по шерсти, и к приглушенным утробным звукам, которые издавала Фессрана, выкусывая блох и разглаживая колтуны. Затем за ее спиной раздался спокойный голос пастушки:

– Он хороший пастух. Ты поступила плохо, оскорбив его.

Ратха резко обернулась, ее терпение было на исходе.

– Тогда уходи вместе с ним! Я могу одна пасти свой Красный Язык!

– Послушай меня, Ратха. Было бы лучше, если бы ты более строго пасла свой собственный язык и почаще держала его в загоне за зубами. – Фессрана закончила вылизываться, отряхнулась и встала. – А теперь покажи мне, как кормить этого твоего питомца, чтобы я могла поддерживать его жизнь, пока ты будешь спать.

Ратха проглотила остатки гнева. Фессрана собиралась остаться, и этого было достаточно.

Она показала ей кучу хвороста и научила, как кормить им Красного Языка, подкладывая по одной веточке в его берлогу.

Когда Фессрана научилась все делать правильно, Ратха свернулась клубочком на золе, зарылась носом в хвост и уснула. Последнее, что она услышала, прежде чем провалиться в глубокий сон, было тихое мурлыканье огня.

6

Когда Ратха проснулась в своем пепельном логове, утро уже разогнало рассветную дымку и над пожарищем висело голубое небо. Брызги зелени испещряли черную землю; за ночь новые побеги выросли из преждевременно созревших от жара семян, но каждый из них был пока так нежен, что склонялся под тяжестью единственной капли росы.

Ратха села, зевнула и стряхнула пепел с шерсти. Первым делом она поискала глазами Такура, и только потом вспомнила, почему его нет. Пол ночи, проведенные в хлопотах об огне, сделали ее раздражительной, а урчащий от голода живот тоже не настраивал на миролюбивый лад.

«Вот бы сейчас поживиться задней ногой пестроспинки или хотя бы кучкой речных ползунов!» – подумала Ратха, и пасть ее наполнилась теплой слюной. Сглотнув, она попыталась выбросить из головы все мысли о еде. Здесь еды не было. Надо было ждать до возвращения на земли племени.

– В этом месте еда есть только для Красного Языка, – раздался за спиной у Ратхи голос Фессраны, и ноздри ей защекотал запах дыма. – Да и то маловато. Твой питомец очень прожорлив, я уже устала кормить его.

Ратха по очереди вытянула лапы, потом прогнула спину, чтобы разогнать утреннюю скованность и принялась вылизывать себе живот, то и дело поглядывая на Фессрану, подкладывавшую последние ветки в логово Красного Языка.

Порыв утреннего ветра погнал клубы дыма в морду Фессране, и та затрясла головой, моргая слезящимися глазами. Потом, поморщившись, отошла назад.

– Арр ,неблагодарное животное! – проворчала она. – Я без устали кормила тебя всю ночь, а ты за это кусаешь меня в глаза?

– Встань с другой стороны, – зевнула Ратха. – Ты его слишком раскормила. Его нужно держать маленьким.

– Я его больше вообще не буду кормить, потому что еды уже не осталось, – Фессрана потерлась мордой о внутреннюю сторону передней лапы так, что шерсть у нее на щеке стала влажной и растрепанной. Потом она крепко зажмурила глаза и тут же снова открыла их. – Ну вот. Теперь я снова могу видеть.

– Я найду ему еду. – Ратха указала носом на дерево. – Вон там, наверху.

– Этого не хватит, разве что ты сумеешь повалить целое дерево! – хмыкнула Фессрана, с сомнением глядя на обугленные деревца. – Возможно, ты еще какое-то время сможешь это сделать, но нам нужно уходить.

– Как же мы уйдем? А как быть с моим питомцем?

– Нам придется оставить его, Ратха.

– Нет! – Ратха твердо уперлась лапами в золу. – Прошлой ночью он согревал меня! И тебя тоже.

Он детеныш, сосунок, за ним нужно ухаживать, его надо кормить! Если мы уйдем, он умрет!

– Мы не можем остаться здесь, – твердо сказала Фессрана.

– Но почему тогда вчера ночью ты согласилась поддержать в нем жизнь? – заскулила Ратха.

– Потому что прошлой ночью мне было холодно, а сейчас нет. Я тоже не хочу, чтобы твой питомец умер, но если мы останемся здесь, то сами погибнем от голода.

Ратха возбужденно забегала вокруг костра. Внезапно ее осенило.

– Я хочу показать своего питомца пастухам племени! – воскликнула она, поворачиваясь к Фессране, которая терпеливо ждала, покачивая хвостом из стороны в сторону. – Давай я останусь здесь с Красным Языком, а ты приведешь пастухов? Ты сможешь это сделать, Фессрана? Я готова остаться!

– И стать куском мяса для первого голодного зверя, который пройдет мимо? – фыркнула Фессрана. – Если я оставлю тебя здесь одну, то когда вернусь, найду только твои обглоданные косточки. Кроме того, мне не верится, что пастухи поверят моим словам. Арр !Что ты делаешь? – вскрикнула она, когда Ратха попыталась схватить пламя и отскочила, отброшенная болью и жаром.

– Я не могу его поймать! Там нечего ловить. Я его вижу, но мои зубы проходят сквозь него!

– А ты хотела понести Красный Язык за шкирку, как котенка? – Фессрана сморщила нос. – Возможно, я мало что смыслю в этом деле, но знаю одно – это животное совсем другого рода, чем мы с тобой или наш скот.

Покосившись на Фессрану, Ратха поморщилась и облизала горящую огнем пасть. Затем снова повернулась к загадочному существу, плясавшему на своей утренней порции веток.

Фессрана положила маленькие веточки немного неряшливо, так что их сломанные концы торчали из гнезда Красного Языка.

Ратха с опаской взяла в пасть одну из этих веток и вытащила ее из огня. Ветка оказалась короче, чем она думала, и Ратха поудобнее перехватила ее зубами, борясь с желанием отбросить прочь, поскольку огонь плясал слишком близко от ее морды. Краем глаза она видела, что Фессрана невольно подняла лапу, приготовившись выбить ветку из ее пасти.

Ратха держала свою головню столько, сколько смогла, а потом все-таки бросила обратно в огонь.

– Придумала! – пропыхтела она. – Я все-таки понесу своего питомца!

Фессрана опустила глаза в землю.

– Ты не сможешь далеко унести его, рано или поздно тебе придется его бросить. Солнце уже высоко, Ратха. Нам не нужен Красный Язык.

– Нет! Ты такая же, как Такур! Ты велишь мне бросить моего питомца! А я полюбила его, я кормила его и хочу взять с собой!

Ратха в отчаянии плюхнулась на живот и уставилась в огонь.

«Должен же быть какой-то способ... должен... ага, вот!»

Она поймала пытливый взгляд Фессраны и резко выпрямилась, чуть не врезавшись макушкой в подбородок пастушки.

– Я придумала, Фессрана! Посмотри на Красный Язык. Видишь, как он ползет по ветке? Ты видела, как Красный Язык лижет дерево, оставляя его серым и пушистым? – перегнувшись через плечо Фессраны, Ратха подцепила когтем обугленную палку и вытащила ее из огня. – Когда дерево превращается в перья, Красный Язык больше не может им питаться. Значит, если я возьму ветку за этот конец, – пробормотала она, нетерпеливо похлопывая лапой по черной коре, не в силах дождаться, когда же она остынет, – то смогу нести ее!

Когда конец ветки перестал светиться и дымиться, Ратха взяла его в зубы и вытащила головню из огня. Потом подняла голову, гордо держа свой факел. Миг спустя обугленная деревяшка хрустнула между ее зубами, и горящий конец упал на землю. Огонь затрепетал и погас.

Давясь кашлем, Ратха выплюнула полную пасть пепла и принялась пускать слюну на золу, пытаясь остудить обожженное горло. Затуманенными болью глазами она гневно смотрела на Красный Язык и срыгивала, пуская слюну по подбородку.

Часто-часто дыша, Ратха высунула саднящий язык и подставила его утреннему ветру.

– Арр! Я думала, у меня получится! – прохрипела она, когда снова смогла говорить.

– В первый раз у тебя вышло лучше, – отозвалась Фессрана. – Наверное, стоит найти более длинную палку, еще не тронутую Красным Языком. Подожди. Я заберусь на дерево и сломаю подходящую ветку.

Стоя с разинутой пастью, Ратха смотрела, как Фессрана карабкается по накрененному стволу молодого деревца.

– Ты помогаешь мне?

– Думаю, это лучше, чем бросить тебя здесь одну!

Голова Фессраны показалась в развилке между двумя ветками. Крона дерева закачалась, когда она переступила лапами, пытаясь сохранить равновесие. Схватив в зубы ближайшую ветку, Фессрана отломила ее и кинула Ратхе. За первой веткой последовали другие, сухое дерево быстро и легко отламывалось от ствола.

– Мои зубы для этого не предназначены, – пробурчала Фессрана и спрыгнула на землю рядом с Ратхой, подняв целое облако пепельных хлопьев.

– Зачем ты набросала так много? – спросила Ратха. – Я могу нести только одну ветку с Красным Языком на конце!

– Это так, зато я могу понести все остальные. А когда Красный Язык доползет до конца твоей ветки, я переманю его на одну из своих и передам тебе.

– App! Ты такая умная, Фессрана! – воскликнула Ратха.

– Я не умная. Я голодная. Возьми самую большую ветку для своего питомца. – Фессрана выждала, пока Ратха подожжет ветку. – А как же твое большое животное? – прошамкала она, зажав в зубах поднятую с земли ветку.

– Мы его оставим, и оно умрет, – сказала Ратха. – Но мой питомец уже окотился, и его сосунок танцует на конце моей ветки. С Красным Языком всегда так бывает. – Она помолчала. – Ты готова, Фессрана?

Вместо ответа та пошевелила хвостом, и они пустились в путь через пепелище – Фессрана впереди, а Ратха, с зажатым в пасти факелом, сзади.

Чем глубже они заходили, тем гуще становилась трава, свежим зеленым ковром укрывавшая выжженную землю. Метелки дикой пшеницы щекотали им животы и бока, и Ратхе приходилось как можно выше держать свой факел, чтобы не поджечь юные побеги.

Море колышущейся травы покрывало то, что еще недавно было лесной подстилкой, образовывая водовороты вокруг убитых огнем остовов елей и сосен. Только исполинские хвойные деревья все еще затеняли землю, их сердцевина была жива, а волокнистая кора лишь почернела от прикосновений Красного Языка. Дикая трава плохо росла в тени огромных стволов, и даже факел стал гореть ярче в сумрачной прохладе под деревьями.

Но деревьев-великанов было мало, и трава праздновала свою победу, вырвавшись из полумглы на яркое солнце.

Ратха шагала за Фессраной, глядя на покачивающийся кончик ее хвоста и слушая, как огонь шипит и плюется на конце ветки. Кроме этих звуков слышен был лишь шелест травы под их лапами, да глухая дробь дятла, сидевшего на высокой ветке.

Солнце достигло зенита и начало опускаться.

Фессрана меняла факел Ратхи столько раз, сколько почерневших головешек осталось на их пути. Ратха слышала, как урчит в животе у Фессраны, а к тому времени, когда они добрались до земель племени, ей стало казаться, что ее собственный желудок прилип к позвоночнику.

Она не сразу поняла, что несмолкающий низкий рокот, преследующий ее по пути, на этот раз доносится не из их голодных животов. Это рычала бегущая вода. Ратха попыталась найти ручей по запаху, но едкий дым факела делал ее нос беспомощным. Она ничего не чувствовала, и всецело полагалась на Фессрану.

Вскоре они уже шагали вдоль поросшего травой берега ручья. Фессрана отыскала брод, где вода едва прикрывала речную гальку.

Они побрели на другой берег – Фессрана по-прежнему впереди, Ратха следом.

Добравшись до берега, Фессрана вскарабкалась на крутой склон и отряхнула с лап приставшую глину и мелкие камешки.

– Здесь мы с оленями уплывали от Красного Языка! – крикнула она Ратхе, все еще стоявшей посреди ручья.

Погрузив лапы в прохладную воду, Ратха предалась воспоминаниям. При свете дня ручей выглядел совсем по-другому: вместо деревьев на его берегах теперь росла трава. Но Ратха знала, что там, выше по течению, таились глубокие водовороты, которые она преодолевала вплавь, а чуть выше над ними – пороги и водопад, в который она свалилась. При одном воспоминании об этом у Ратхи разболелись бока.

– Я знаю, что у тебя устали лапы, Ратха, – вывел ее из задумчивости громкий голос Фессраны. – Но нам осталось пройти совсем немного.

У Ратхи даже челюсть отвисла от огорчения, и она едва не выронила в воду свой факел. Осталось уже немного? Внезапно ей захотелось немедленно вернуться на пожарище и оказаться в начале пути, когда конечная цель была еще настолько далека, что не нужно было ни думать, ни тревожиться. Но теперь вдруг оказалось, что они почти пришли.

Ратха посмотрела на высокий берег, где стояла ее спутница. Земли племени... Но она не готова ступить на них!

– Ты будешь до вечера полоскать свой хвост в воде? – с раздражением спросила Фессрана.

Ратха опустила глаза на свое отражение.

«Пастушка Красного Языка», – сухо подумала она про себя. Узкая печальная морда смотрела на нее из ручья, держа в зубах факел. Недавно брошенные слова эхом зазвучали у нее в ушах: «Вожак племени, пта ! Да кто он такой, по сравнению...»

– Быстрее, Ратха! – Фессрана наклонилась над водой. Ратха резко вскинула голову и, вся мокрая, прыгнула на склон. Лапы у нее разъехались на скользкой глине, но Фессрана схватила ее за шкирку и втащила наверх.

Пока Фессрана отряхивалась, Ратха беспокойно расхаживала туда-сюда по берегу. Это были ее родные земли, но как же они изменились!

Лес больше не спускался к самой воде, а луг изменил форму и стал больше. Трава под лапами казалась совсем юной и свежей. Ратха посмотрела на огромное открытое пространство и невольно вспомнила прохладный сумрак старого леса.

Луг был пуст. Не паслись животные, не несли охрану стражи.

Ратха поежилась. Где же они все?

– Фессрана, племя не могло уйти куда-нибудь в другое место? – с трудом прошамкала она, не выпуская из пасти ветку.

– Луговая трава еще не достаточно сочна для наших животных, – ответила Фессрана. – А пестроспинки любят пастись в зарослях кустов. Наверное, наши пастухи повели стада куда-то еще, но я уверена, что к закату они вернутся.

Фессрана быстро отыскала заросшую тропу, ведущую к берлогам.

– Трава примята, – заметила она, принюхиваясь. – То тут, то там видны отпечатки больших лап. Меоран и остальные прошли здесь совсем недавно.

Ратха стояла на берегу ручья, с ее мокрой шкуры капала вода. Она не могла отвести взгляд от луга. Сначала ей показалось, будто он пуст, но почему тогда вон тот кустик травы раскачивается, когда другие стоят неподвижно? Вскоре трава замерла, и сколько ни всматривалась Ратха, больше ей ничего разглядеть не удалось. Ей стало холодно от мокрой шерсти, и она снова задрожала.

– Кто-то нас выслеживает, – прошептала Ратха, поймав вопросительный взгляд Фессраны.

– Какой-нибудь молокосос охотится на кузнечиков, – насмешливо сморщила нос пастушка. – Эй, отъемыш, выходи из травы и поздоровайся с теми, кто стоит выше тебя! – крикнула она. Но на лугу все осталось тихо.

– Это не молокосос, – сказала Ратха.

– Откуда ты знаешь? Мне казалось, что ты ничего не чувствуешь, потому что Красный Язык дышит тебе в морду!

– Мой нос молчит. Я просто знаю, и все, – проворчала Ратха.

Фессрана подняла хвост и помахала белой кисточкой на его кончике. Ратха знала, что ни один сосунок племени не посмеет ослушаться такого сигнала. Однако из травы по-прежнему никто не вышел, и Фессрана опустила хвост.

– Отряхнись досуха, – раздраженно бросила она Ратхе, – а этот шутник пусть сам играет в свои игры!

Отряхнувшись, Ратха пошла по тропе за Фессраной. Дорога петляла между редкими деревьями, пощаженными Красным Языком, и лесными исполинами, рухнувшими прямо на тропу. Ратха видела, что Фессрана тоже чувствует себя неуверенно, хотя когда-то эта тропа была ей хорошо знакома.

Внезапно пастушка остановилась, подняв одну лапу.

Ратха резко встала у нее за спиной.

– Они следят, – прошипела Фессрана. – Они прячутся вдоль всей тропы и следят за нами. Эй! Если вы из племени, то выходите и поздоровайтесь! – крикнула она, но и в этот раз никто не показался, хотя Ратха почувствовала быстрое движение между деревьями и даже успела заметить светящиеся зеленые глаза.

– Это Безымянные? – спросила Ратха и снова вздрогнула хотя на этот раз шерсть ее была почти сухой.

– Нет, – бросила Фессрана, не опуская голову. – Я чувствую очень знакомые запахи.

– Тогда почему они не выйдут и не поздороваются с нами?

– Не знаю. – Фессрана сделала несколько шагов вперед, остановилась и закричала: – Я Фессрана из логова Саларфанга, пастушка племени. Я по праву хожу по этой земле. Слышите меня – вы, которые здесь? Срасс, твой мерзкий запах я не спутаю ни с каким другим! И ты, Черфан, я почуяла тебя, и тебя, Пешар, и тебя, Мондир. Выходите и покажитесь!

Ее грозный рык эхом прокатился над землей, но стоило ему смолкнуть, как вечер вновь в полной тишине продолжил свой путь к сумеркам.

Ратха припала к земле и подобрала брошенную ветку.

– Постой, Фессрана, – сказала Ратха. – Мой питомец слабеет. Ему нужна еда. Дай мне палку, которую несешь.

Фессрана поднесла ветку к факелу Ратхи и подержала, пока та не занялась. Она держала горящую ветку, пока Ратха забрасывала умирающую головню землей, а потом отдала ей свежий факел.

Огонь затрещал и загудел, обрадовавшись свежей пище.

Ратха подняла факел как можно выше и пошла по тропе следом за Фессраной.

И снова они услышали шорох в зарослях возле тропы, и опять зеленые глаза засверкали в сгущающейся темноте. Доносившиеся издалека крики говорили о том, что новость об их возращении бежала впереди них. Фессрана молча шагала вперед, опустив голову и напружинив хвост.

– Чую запах убоины, – прошипела она, оборачиваясь к Ратхе. – Племя встретит нас раньше, чем мы придем, в этом я уверена!

Ратха почувствовала, как голодная слюна увлажняет конец палки, зажатой в ее пасти. Голод уже давно превратился в тупую боль в желудке, высасывавшую силы из лап, так что они дрожали при каждом шаге. Ратха видела, что и Фессрана уже не может скрыть голод. Только Красный Язык был по-прежнему сыт и силен.

Они поднялись по поросшему травой склону холма и миновали могучий дуб, склонивший до самой земли толстые ветки, на одной из которых Ратха когда-то впервые увидела Безымянного разбойника.

Поступь Фессраны замедлилась. Ее шаги стали тише, потом и вовсе замерли. Ратха кралась рядом с ней.

– Вот. Впереди. – Усы Фессраны защекотали ей морду. – Видишь? Вот они. – Усы дрогнули и отстранились. – Стой здесь, Ратха, – шепнула Фессрана. – Я переговорю с ними.

Ратха впилась когтями в землю, чтобы удержаться на трясущихся лапах. Потом в упор посмотрела на светящиеся глаза, следящие за ней из темноты. Они перестали скрываться и с безмолвным вызовом сбились в кучу.

Ночной ветер доносил до Ратхи запахи. Она поискала среди них знакомые по воспоминаниям запахи племени, родни и братьев-пастухов, которые учили ее всему, что она знала, и бежали рядом с ней по лугу, когда Безымянные, их общие враги, совершали свои набеги. Запахи были рядом, но Ратха больше не узнавала их. Запах племени превратился в запах стаи.

Не успела Фессрана сделать несколько шагов вниз по тропе, как из толпы раздался единственный голос:

– Ни шагу дальше, если не хочешь почувствовать силу наших зубов на своей жалкой глотке!

– Ты ослеп от старости, Срасс? – донесся до Ратхи разъяренный вой Фессраны. – Ты знаешь меня и знаешь Ратху, которая стоит за моей спиной. Дай нам пройти и поесть убоины.

Ответом ей была тишина и горящие глаза.

– Племя знает тебя, Фессрана, – прозвучал глубокий низкий голос, при звуках которого у Ратхи дыбом встала шерсть на загривке, ибо она знала этот голос и ненавидела его. – Но ту, что стоит за тобой, мы не знаем. Прогони ее прочь, и тогда можешь прийти к нам и поесть.

– Вожак племени! Та, что стоит за мной, тебе знакома, и хорошо знакома, – ответила Фессрана. Она говорила очень осторожно, и Ратха понимала, что ее бывшая наставница старается не злить Меорана. – Запах, что смешивается с моим, принадлежит Ратхе, маленькой самке, которую обучали мы с Такуром.

– Маленькая самка? Мы не чуем запаха никакой маленькой самки, – взвыл Срасс, и Ратха живо представила, как Меоран стоит рядом с ним и шепчет нужные слова в облезлое ухо старого пастуха. – Мы не чувствуем самку! Мы чувствуем лишь то, что горит – то, что мы ненавидим.

– Яран! – окликнула Фессрана, и Ратха поразилась, услышав, что она обращается к ее отцу по имени. – Если ты стоишь среди этих паршивых мешков с блохами, то ответь мне! Неужели ты отвернешься от маленькой самки, рожденной от тебя и Нарир?

– Я не чувствую никакой маленькой самки, – раздался в ответ мрачный голос Ярана, и боль, страшнее голода, стиснула желудок Ратхи.

– Да неужели вам всем забило носы пометом? Ратха, выйди сюда и покажись, чтобы мы могли закончить эти детские игры!

Дрожа всем телом, Ратха поползла вперед, и зажатый в ее зубах факел озарил тропу трепещущим оранжевым сиянием. Когда свет факела упал на стаю, хищники теснее сбились в кучу.

Ратха видела, как Меоран моргнул и сузил глаза, превратившиеся в агатовые щелочки на его широкой морде.

– Мы не чувствуем никакой маленькой самки! – снова завыл Срасс. – Мы чуем только тварь, которую ненавидим! Прогони ее! Прогони ее с нашей земли! – Он оскалил свои сломанные зубы на Ратху.

Она хотела перекричать вой взбесившейся стаи, но зажатый в зубах факел вынуждал ее хранить молчание.

– Дайте ей слово! – завизжала Фессрана, хлеща себя хвостом. – Она Имеющая Имя! Позвольте ей говорить.

– Возьми мое животное, Фессрана, – прошипела Ратха, не разжимая зубов. Освободив пасть, она повернулась мордой к стае.

– Смотрите! Фессрана держит его, она его не боится, – заговорила Ратха, кивая на Фессрану, стоявшую рядом с ней с факелом в зубах. – Это мое животное. Я принесла его в племя. Я – Ратха, которая когда-то пасла трехрогих оленей. Теперь я пасу Красный Язык.

Раздался сдавленный вопль, и Меоран, оттолкнув плечом Срасса, вышел вперед.

Ратха почувствовала, как земля под ее передними лапами вдруг стала влажной от пота. Запах Меорана обступил ее со всех сторон и придавил к земле, как если бы вожак обрушился на нее своей огромной тяжестью. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы заткнуть любой протест в глотку протестующему. А если глаз оказывалось не достаточно, то тяжелые челюсти без труда довершали дело. Увидев блеск зубов, торчавших, как клыки, за губами вожака, Ратха сразу вспомнила солоноватый привкус свежепролитой крови, смешивавшийся с запахом Меорана, и то, как каждый раз после этого все племя ходило с низко опущенными головами и помутневшими от страха глазами.

– Никаких пастухов Красного Языка не будет на землях, которыми я правлю, – пророкотал Меоран, не сводя тяжелого взгляда с Ратхи.

– Я пришла не для того, чтобы требовать, вожак племени. Я принесла свое животное, чтобы оно служило тебе, согревало тебя, когда ты сторожишь стадо в ночи.

– Мы не знаем тебя, забирай свою мерзкую тварь и убирайся.

Холод охватил Ратху, ужас пробежал по ее шкуре, словно блоха, выбирающая место для укуса. Всего несколькими словам вожак лишил ее имени, рода и всего, что она знала и ценила в жизни. Теперь у Ратхи осталось только одно – то, что горело в зубах у той, что стояла у нее за спиной.

– Дай мне мое животное, – попросила она Фессрану, которая ошеломленно посмотрела на нее, потрясенная тем, как изменился голос Ратхи.

Взяв факел у спутницы, Ратха повернулась, бросив трепещущий огненный свет на стоявшую перед ней стаю. Они все зажмурились от боли и втянули головы. Даже Меоран опустил свою тяжелую морду с выступающими челюстями.

– Убей ее! – закричал кто-то, и остальные подхватили этот вопль. – Убей ее и тварь, которую она принесла!