Текст книги "Тихоокеанский водоворот"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Потом он головой ударился о низкую скалу, в сознании яркой радугой взорвался фейерверк, и все застыло.

Джордино почувствовал, что тело Питта обмякло и тонет; фонарик выпал из разжавшейся руки на дно. Джордино посветил Питту в лицо и увидел, что тот потерял сознание. Убедившись, что мундштук по-прежнему зажат у Питта в зубах, он обхватил Питта и потащил за собой.

Под ним проходила полоска песка с мелкими камешками; Джордино забил ногами, пытаясь затормозить. Оба ласта у него сорвало, подошвы и лодыжки он ободрал. Он с такой силой стиснул мундштук зубами, что прокусил резину, и зарылся окровавленными ногами в песок. Это решение было рождено отчаянием, но оно не помогло. Ноги лишь прорыли две бороздки в морском дне, потом потеряли опору и высвободились.

Неожиданно, как кошка, которой надоело играть с мышью, коварное подводное течение выбросило их из основного потока и ушло. Джордино протянул руку и ухватился за водоросли, втащив бесчувственную ношу в небольшое, похожее на кратер углубление дна. Здесь он расслабился и стал опускаться в спокойной воде, позволяя Питту медленно опускаться рядом с ним.

В оперативном бункере в Перл-Харборе царила тишина. Пишущие машинки молчали; компьютеры тоже бездействовали, колеса их магнитных лент смотрели, как круглые немигающие глаза. Половина сотрудников собралась у радиоцентра; мужчины задумчиво курили и молчали, женщины нервно разливали кофе, бледные и осунувшиеся. Все ощущали напряжение, тяжелую атмосферу, которая действовала на нервы. Денвер и Хантер сидели по обе стороны от радиста, усталыми, покрасневшими глазами глядя друг на друга.

Денвер достал из нагрудного кармана небольшой пластиковый флакон и принялся катать его по столу туда-сюда. Хантер несколько мгновений смотрел на него, потом вопросительно поднял брови.

–   Что это?

Денвер протянул флакон.

–   Питт дал для анализа. Это было в шприце.

–   Его дал вам Питт? – не успокоился Хантер. – А что в нем?

–   DG-10, – коротко ответил Денвер. – Один из самых смертоносных ядов. Чрезвычайно трудно определяемый. Дает картину смерти от инфаркта.

–   Но что Питт с ним делал?

Денвер пожал плечами.

–   Не знаю. Он был очень уклончив. Сказал, что потом мы узнаем.

В глазах Хантера было отсутствующее выражение.

–   Загадка. Этот человек – сплошная чертова загадка...

–   Адмирал, звонят!

Офицер протянул Хантеру трубку.

–   Кто это?

Офицер на мгновение отвел взгляд, потом нерешительно сказал:

–   Это Алоха Вилли, ночной диск-жокей радиостанции ПОПО.

У Хантера отвисла челюсть.

–   Что это значит? Я не желаю разговаривать с проклятым диск-жокеем! Как он попал на мою закрытую линию?

Офицеру было на редкость неловко.

–   Он сказал, что это срочно, сэр. И еще просил передать загадку: «Черная птица вернулась на гнездо». Сказал, что, если вы разгадаете, получите приз.

–   Что за вздор?! – взорвался Хантер. – Передайте этому придурку... – Неожиданно он замолчал, глаза округлились. – Господи, Кроухейвен!

Он схватил трубку и быстро заговорил с собеседником на другом конце линии. Потом отдал трубку ошеломленному офицеру и повернулся к Денверу.

–   Кроухейвен вышел в эфир на волне радиостанции Гонолулу.

Лицо Денвера выражало полное недоумение.

–   Не понимаю.

–   Он гений. Настоящий гений, – взволнованно сказал Хантер. – Дельфи никогда не додумался бы прослушивать коммерческие радиостанции, тем более рок-программу. Никто, кроме нескольких подростков, не слушает радио в такую рань. – Он повернулся к радисту. – Переключитесь на волну 1250.

Вначале на бетонные стены обрушилась громкая музыка, от которой у всех в бункере заболели уши. Потом, прежде чем собравшиеся у радиоприемника сотрудники центра преодолели начальный шок, высокий голос начал сыпать словами, словно из пулемета:

–   Привет, ранние пташки! Алоха Вилли с сорока лучшими рок-мелодиями на тропических радиоволнах для вас, музыкальные фанаты. Сейчас три тридцать. Ну, парни, готовы? Приклейтесь ушами к транзисторам и слушайте последнюю запись Папаши и его Банды. Давай, Папаша!

Радист в бункере нажал кнопку передачи и вошел в программу.

–   Папаша вызывает Банду. Мы слушаем. Прием.

–   Говорит Банда. Папаша, как слышите? Прием.

Денвер вскочил.

–   Это Кроухейвен! Он говорит со «Старбака».

–   Мы вас слышим, Банда. Прием.

–   Передаем последний счет. Гости: одна пробежка, одно попадание, три мимо. Хозяева: без пробежек, три попадания, четыре мимо.

Хантер не отрываясь смотрел на микрофон.

Шифр для потерь. Кроухейвен захватил субмарину, но это стоило ему одного убитого и трех раненых.

–   Результат получен, Банда, – произнес радист. – Поздравляем команду гостей с победой. Когда сможете покинуть стадион?

Ответ пришел без промедления:

–   Душевые работают на полную мощность, раздевалка опустеет через час. Погрузимся в автобус и покинем стадион в 4:00.

Денвер кулаком ударил по столу, и на его лице появилась ангельская улыбка.

–   Генератор подает пар на турбины, и через час носовой торпедный отсек будет осушен. Слава богу, они опережают график.

Хантер протянул руку и взял у радиста микрофон.

–   Банда, говорит Папаша. Где Малыш?

–   Малыш с приятелем отправились на поиски золотых копей. С тех пор ни слуху ни духу. Полагаем, они заблудились в пустыне и остались без воды.

Хантер молча опустил микрофон. Переводить не было необходимости. И так все было ясно.

–   Последний выпуск спортивных новостей в 5:00, – продолжал голос Кроухейвена. – Банда, конец передачи.

Не попустив ни такта, сразу вмешался Алоха Вилли:

–   Это снова я, парни. Номер двенадцать в нашем списке: «Эвери Энсон Пэте» исполняет «Последнее подражание Великому Бикини...»

Радист выключил микрофон.

–   Это все, сэр, до 5:00.

Адмирал Хантер медленно отошел и тяжело опустился в кресло. Он тупо смотрел в стену.

–   Дорого нам это обошлось, – тихо сказал он.

–   Питт должен был оставаться с Кроухейвеном, – с горечью произнес Денвер. – Ему не следовало отправляться на поиски вашей дочери...

Денвер спохватился слишком поздно.

Хантер поднял голову.

–   Я не давал Питту разрешения искать Адриану.

–   Знаю, сэр. – Денвер беспомощно пожал плечами. – Я пытался отговорить его, но он настоял на том, что должен попробовать. Он ведь делает, что хочет.

–   Делал, что хотел, – поправил Хантер. И замолчал.

–   Добро пожаловать обратно в мир ходячих мертвецов.

Питт с трудом сфокусировал взгляд и увидел улыбающегося Джордино.

–   Кто тут ходит? – пробормотал Питт. Ему хотелось бы снова потерять сознание, не чувствовать жжения в руке и тупой боли в голове. Он не шевелился; просто лежал, погрузившись в море боли.

–   Хотя совсем недавно я думал, что тебе понадобится гроб, – небрежно продолжал Джордино.

Питт протянул руку, и Джордино помог ему сесть. Питт помигал, чтобы убрать из глаз песок и соленую воду.

–   Где мы?

–   В подводной пещере, – ответил Джордино. – Я нашел ее сразу после того, как ты потерял сознание и мы ушли от этого проклятого течения.

Питт осмотрел небольшую пещеру, тускло освещенную фонарем Джордино. Примерно двадцать футов длину и тридцать в ширину, высота потолка – от пяти до десяти футов. Три четверти пола залито водой, остальное – каменный выступ, на котором устроились они с Джордино. Стены до половины залитого водой помещения гладкие, по ним, как испуганные муравьи, бегает множество маленьких крабов.

–   Интересно, глубоко мы? – сказал Питт.

–   Мой глубомер показал у входа восемьдесят футов от поверхности моря.

Пипу ужасно хотелось курить. Тело ныло. Он с трудом подвинулся к стене и прислонился к ней, глядя на кровь, покрывающую его черный резиновый гидрокостюм.

–   Жаль, у меня нет камеры, – сказал Джордино. – Был бы интересный сюжетец.

–   Выглядит хуже, чем на самом деле, – солгал Питт. Он кивком показал на ноги Джордино. – Увы, не могу сказать то же самое о твоих копытах.

–   Да, первый приз за красоту моим лапам не дадут. – Джордино откашлялся и сплюнул мокроту прямо в воду. – Что теперь?

–   Назад нельзя, – сказал Питт задумчиво. – Эта кровь привлечет всех акул за десять миль. – Он помолчал, взглянул на часы и снова посмотрел на воду. – У нас почти два часа, прежде чем с «Монитора» выпорхнут крошки.

На лице Джордино не было энтузиазма.

–   Мы не в лучшем состоянии для исследования пещер.

–   Ты знаешь, как мне скучно сидеть сложа руки.

Джордино устало покачал головой.

–   Чего не сделаешь ради друга. – Он тщательно прицелился в краба, плюнул и промахнулся. – Все что угодно лучше вечера с этими парнями.

–    В каком состоянии наше снаряжение?

–    Я надеялся, что ты не спросишь, – сказал Джордино. – Примерно в таком же, как я. Кроме воздушных баллонов, которые, извиняюсь за выражение, на последнем издыхании, у нас точно есть одна маска, сорок футов нейлонового троса, один ласт и этот фонарик, который вот-вот погаснет.

–    Забудь о баллонах. Вначале попробую просто нырнуть. – Питт натянул ласт на ногу, взял нейлоновый трос и обмотал один конец вокруг талии. – Отдыхай и держись за второй конец. Когда почувствуешь три рывка, живо убирайся отсюда. Два рывка – тяни изо всех сил. Один рывок – следуй за мной.

–    Мне будет здесь одиноко, – вздохнул Джордино. – Только я и крабы.

Питт улыбнулся.

–    Это ненадолго.

Он взял фонарик и сел на край выступа. Несколько раз вдохнул и выдохнул, проветривая бронхи и легкие, чтобы избавиться от углекислого газа. Наконец, убедившись, что легкие больше не вмещают воздух, соскользнул в темную воду и поплыл к дну пещеры.

Питт был великолепным ныряльщиком. Он почти две минуты мог оставаться под водой, сдерживая дыхание. Мышцы болели, порезы на коже жгло от соленой воды, но он плыл вниз, одной рукой придерживаясь за гладкую стену, другой держа и нацеливая фонарик. Стена на протяжении пятнадцати футов делала несколько резких поворотов, потом превратилась в конический проход. Питт наткнулся на груду упавших камней, которая едва не остановила его продвижение, но он сумел протиснуться над препятствием и обнаружил, что стены стремительно расступаются и уходят из поля его зрения. Он оказался в новом помещении и поплыл вверх, медленно шевеля ластом.

Через несколько секунд он вынырнул на воздух в галерее, залитой мягким желтым светом. Это был золотой мир, в котором все было различных оттенков желтого. Крыша по меньшей мере в двадцати футах над головой блестела множеством маленьких сталактитов, с которых на поверхность капала вода.

Питт по окрашенной в золото воде проплыл к грандиозной высеченной в скале лестнице, уходящей в длинный петляющий коридор со странными треугольными углублениями в ступеньках. По обе стороны лестницы в позе сфинкса стояли две статуи – мужчины с квадратными бородами и рыбьими хвостами вместо ног. Капающая вода проделала в статуях глубокие борозды, а сами статуи казались невероятно древними.

Питт уселся на нижней ступени, снял маску и поморгал, приспосабливаясь к необычному освещению. Плотный резиновый костюм начал раздражать рану. Осторожно, стараясь не трогать царапины, Питт снял его. Развернув нейлоновую веревку, он увидел, что ее остается едва ли три фута. Как только веревка натянулась, он резко дернул один раз и перебирал ее в руках, пока на поверхности не показалась курчавая голова.

–  Я попал в желтый ад, – отплевываясь, сказал Джордино. Он убрал волосы с глаз и протянул Питту руку.

–  Добро пожаловать в Дом Ужасов Дельфи.

Питт вытащил Джордино из воды.

Тот кивнул в сторону изваяний.

–  Местная встречающая делегация? – Он потер рукой квадратную бороду, погладил каменную поверхность. – Есть догадки, откуда такой странный свет?

–  Он словно исходит от самих скал.

–    Так и есть, – согласился Джордино. – Посмотри на мою руку. – Он показал ладонь, от которой исходило слабое свечение. – Не могу определить химический состав минералов, но я почти уверен, что они сильно фосфоресцируют.

–    Никогда не думал, что фосфоресценция может быть такой яркой, – сказал Питт.

Джордино принюхался.

–    Пахнет эвкалиптом.

–    Это эвкалиптовое масло. Его используют, чтобы уменьшить влажность воздуха и не дать ему застояться.

Джордино тоже принялся снимать костюм, особенно осторожно стянув его с раненых ног. В причудливом свете Питт разглядел, что ноги его друга разодраны почти до костей; вскоре их окружила расползающаяся лужица крови. Но, подумал Питт, Джордино еще может ходить.

–    Пойду разведаю лестницу. Может, посидишь, наслаждаясь видами?

–    Ни в коем случае, – улыбнулся Джордино. – Думаю, разумней держаться вместе. Я выдержу. Ты, главное, смотри вперед.

Питт снова поглядел на кровоточащие ступни Джордино, потом на свои. «Какая жалкая группа вторжения, – подумал он. – Мы оба серьезно ранены».

–    Ладно, крутой, только не изображай молчаливого героя.

Питт знал, что уговоры бесполезны. Джордино будет идти за ним, пока не потеряет сознание. Не ожидая ответа, он начал подниматься по ступеням.

С болезненной медлительностью они поднимались по этой фантастической лестнице в извивающемся туннеле. Слышалось только их затрудненное дыхание да плеск капель, срывающихся с потолка.

Туннель постепенно сужался и наконец достиг примерно пяти футов в высоту и трех в ширину. Ступеньки перешли в гладкий подъем.

–   В следующий раз найди пещеру с эскалатором, – тяжело дыша, велел Джордино. Чтобы процедить сквозь стиснутые зубы эти слова, ему потребовались три вдоха.

–   Небольшая разминка никому не вредит, – сказал Питт. Нужно, чтобы Джордино держался. Если они не найдут выход на поверхность над подводной вершиной, их ждет одинокая смерть под тяжестью тысяч тонн камней и воды.

Питт продолжал идти. Фонарик разрядился и еле светил, и Питт, не задумываясь, позволил ему выскользнуть из руки на каменный пол. Постоял немного, глядя, как фонарик со звоном катится по туннелю в ту сторону, откуда они пришли. Задумался, что скажет Джордино. И в этот миг Питта коснулся холодный поток воздуха, кожа покрылась мурашками. Впереди вентиляционная шахта или отверстие. Вскоре показалась мягкая голубоватая дымка. Она словно дрожала, а стены начали отбрасывать мягкие зыбкие тени. Питт придвинулся ближе. Движения этой дымки казались странно знакомыми. «Почему я не могу вспомнить?» – с трудом думал он. Мозг сковала усталость, она поднималась из сосудов и останавливала мысль. Питт остановился и стал ждать Джордино, но тот не пришел.

Питт не смог подавить чувство одиночества и угнетенности. Во второй раз за последний час он заставил себя отдернуть черный полог, закрывавший сознание. Вытянул руку и коснулся мерцающего голубого света. Его пальцы встретились с мягкой ровной поверхностью.

–   Занавес, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Просто занавес.

Он раздвинул складки и оказался в волшебном мире блестящих черных статуй и завешанных синими коврами стен. Огромное помещение украшали изящные скульптуры рыб из черного камня, тонувшие в темно-синем ковре. Такого ковра Питт никогда еще не видел. Ноги тонули в нем по щиколотку. Он поднял голову и увидел, что все фантастическое обрамление отражается в огромном зеркале, закрывающем потолок от стены до стены. В центре комнаты на четырех изваяниях, рыбах-парусниках, стояла кровать в форме раковины, а на ней на мягкой атласной простыне лежала обнаженная девушка. Ее белая кожа четко выделялась среди ярко-голубых и черных тонов обстановки.

Она лежала на спине, подняв одно колено, обхватив одной рукой маленькую белую грудь, словно ласкала ее. Лицо ее соблазнительно закрывали длинные гладкие волосы, которые сверкали и словно проходили сквозь подушку. Волнующаяся грудь подчеркивала то, какой у нее плоский и крепкий живот.

Питт неуверенно склонился к кровати и отвел волосы с лица девушки. Его прикосновение разбудило ее, и она еле слышно застонала. Глаза медленно открылись, взгляд остановился на Питте; в первое мгновение не стряхнувший еще дремоту рассудок словно не замечал окровавленный призрак над постелью. Потом красивое лицо исказилось от потрясения, пухлые соблазнительные губы разомкнулись для крика... но крик не прозвучал.

–   Привет, Саммер, – с кривой улыбкой сказал Питт. – Случайно проходил мимо и решил заглянуть.

Дверца в сознании Питта плотно захлопнулась, и он наконец упал на ковер.

Глава 16

Питт потерял счет тому, сколько раз почти приходил в себя и пытался выбраться из темного тумана, только чтобы затронуть самый верх сознания и снова погрузиться в бездонную пропасть. В его сознании в калейдоскопическом беспорядке возникали люди, голоса и картины. Он пытался замедлить их появление, но безумные видения не уходили; а когда он открыл глаза, чтобы изгнать кошмары, то увидел кошмар наяву – звериные желтые глаза Дельфи.

–   Доброе утро, мистер Питт, – сухо сказал Дельфи. Тон был вежливый, но в жестких чертах проступала ненависть. – Жаль, что вы ранены, но вы вряд ли можете кого-нибудь винить.

–   Вы забыли повесить табличку «ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

Голос Питта ему самому показался старческим.

–   Недосмотр. Но ведь никто не приглашал вас в мощный поток, исходящий из газовой турбины.

–   Газовой турбины?

–   Да. – Казалось, Дельфи наслаждается нескрываемым недоумением Питта. – В моем святилище свыше четырех миль коридоров, и, как вы заметили, бывает очень холодно. Поэтому нам нужно отопление и подача электричества; все это обеспечивают турбины.

–   Все удобства, – пробормотал Питт, стараясь, чтобы в голове прояснилось. – Вероятно, отсюда и туман на поверхности.

–   Да, при вентиляции воздух, нагретый теплом турбинных установок, сталкивается с холодной водой, происходит конденсация. И пожалуйста: мгновенно возникает туманное облако.

Питт оттолкнулся и сел. Он попробовал посмотреть на свои наручные часы, но стрелки расплывались.

–   Сколько времени я был без сознания?

–   Вас обнаружили в спальне моей дочери ровно сорок минут назад.

Дельфи задумчиво смотрел на израненное тело Питта, не выказывая ни озабоченности, ни сочувствия.

–   Есть у меня такая отвратительная привычка, – сказал Питт с улыбкой. – Всегда оказываюсь в женских спальнях в неудачное время.

Дельфи сохранил бесстрастие. Седовласый великан сидел на белом резном каменном диване, накрытом красным атласом, в то время как Питт, как он сам сухо констатировал, лежал на холодном гладком мраморном полу.

На мгновение забыв о Дельфи, он стал разглядывать обстановку, напоминавшую футуристическое оформление Всемирной выставки. Комната удобных пропорций, примерно двадцать пять квадратных футов, стены украшены живописью – подлинники творений маринистов; картины развешаны аккуратно, но небрежно. Радужное освещение давали закрепленные на потолке медные светильники.

У дальней стены широкий, обитый красной кожей стол из каштана, а на нем современный дорогой селектор. Но отличало эту комнату от любой другой огромное окно, выходящее в глубины моря. Окно в виде арки почти десять на восемь футов; сквозь толстый, прозрачный хрусталь Питт видел сад спиралевидных и грибовидных камней, озаренных подводным светом. Вдоль нижнего края окна скользнула восьмифутовая мурена, голодными глазами посмотрев на обитателей комнаты. Дельфи не обратил на нее внимания; его золотые глаза под полуприкрытыми веками все еще смотрели на Питта.

Взгляд Питта вернулся к Дельфи.

–   Этим утром вы не очень разговорчивы. – Дельфи улыбнулся. – Может, вас тревожит судьба вашего друга?

–   Друга? Не понимаю, о ком вы.

–   Человека с израненными ногами. Вы бросили его в коридоре.

–   В наши дни мусор повсюду.

–   Глупо изображать незнание. Мои люди обнаружили ваш самолет.

–   Еще одна дурная привычка. Всегда ставлю машину на парковке так, что она мешает другим.

Дельфи пропустил эту реплику.

–   У вас есть ровно тридцать секунд, чтобы объяснить, что вы здесь делаете.

–   Ладно, я все расскажу, – наобум начал Питт. – Я нанял чартерный рейс, чтобы лететь в Лас-Вегас, пошляться по казино, но мы заблудились. Клянусь. Вот все, что я знаю.

–   Очень остроумно, – устало сказал Дельфи. – Скоро вы будете просить меня сжалиться.

–   Меня всегда интересовало, выдержу ли я пытку.

–   Не вы, Питт. Я и не подумал бы причинять вам хоть малейшее неудобство. Есть несколько гораздо более утонченных способов узнать правду. – Дельфи встал с дивана и нагнулся к селектору. – Приведите второго. – Он выпрямился и наградил Питта жестокой, безжизненной улыбкой. – Устраивайтесь поудобней. Обещаю, ждать недолго.

Питт неуклюже поднялся. Он должен был бы шататься от усталости и головокружения. Но в кровь начал поступать адреналин, и в голове прояснилось.

Питт бросил взгляд на часы. 4:10. Через пятьдесят минут морские пехотинцы захватят передатчик на Мауи. Через пятьдесят минут «Монитор» превратит морскую гору в щебень. Теперь мало шансов остаться в живых. Но жертва стоит того, мрачно подумал он, если Кроухейвен сумел запустить «Старбак». Питт закрыл глаза и попытался представить «Старбак», как он идет в глубине океана обратно в Перл-Харбор, но почему-то не сумел.

Кроухейвен не мог вспомнить, когда в последний раз видел столько крови. Палуба рулевой рубки была залита ею, а среди приборных панелей несколько мест были забрызганы так, что напоминали абстрактные картины Джексона Поллока.

Вначале все шло гладко. Чересчур гладко. Они беспрепятственно проникли в спасательный отсек, успели даже снять акваланги и немного передохнуть. Но когда передовая группа «котиков» проникла в рулевую рубку «Старбака», разверзся ад.

Для Кроухейвена следующие четыре минуты оказались самыми страшными в жизни. Четыре минуты громового огня из автоматов «морских котиков», четыре минуты стонов и криков, которые отражали и усиливали стены затопленной субмарины.

Люди Дельфи отстреливались из своих необычных бесшумных пистолетов и падали, только когда получали не меньше полдюжины пуль в грудь. Кроухейвен мельком удивился, как они это терпят, не сходят с ума. Три человека умерли на месте, четвертый – уже после сообщения Хантеру. Ничто не могло их спасти. Что касается его стороны, то один «котик» погиб: пуля попала ему в висок, а еще трое были серьезно ранены. Стискивая зубы от боли, они сохраняли спокойствие: знали, что Кроухейвен, Волшебник, поднимет эту большую стальную западню и быстрее самой быстрой пули обеспечит им самое совершенное медицинское обслуживание.

Но он уже на четырнадцать минут отставал от графика. И жалел, что сам загнал себя в угол, пообещав адмиралу Хантеру запустить «Старбак» до четырех часов. Все дело в присасывании: за те шесть месяцев, что корпус пролежал на дне, оно стало слишком сильным. Все балластные цистерны освобождены, но этого мало, чтобы вырвать корабль из хватки морского дна. Кроухейвен подумал, не ждет ли их участь первого экипажа «Старбака».

Подошел его заместитель, мрачный старший офицер из вольнонаемных.

–   Больше нечего продувать, коммандер. Главные балластные цистерны пусты, опустошены все дизельные баки и баки с пресной водой. Лодка неподвижна.

Кроухейвен шлепнул по столу с картами, словно наказывал непослушного ребенка.

–   Нет, клянусь богом, она сдвинется с места, даже если мне придется вырвать все ее внутренности.

– Он бешеным взглядом посмотрел на старшего офицера. – Полный назад!

Тот выпучил глаза.

–    Сэр?

–   Я приказал полный назад, черт побери!

–   Прошу прощения, коммандер, но так мы выведем из строя винты. Сейчас они наполовину зарылись в песок. Весьма вероятно, что мы срежем вал.

–   Не все ли равно, как умирать? – ледяным тоном ответил Кроухейвен. – Мы вытолкнем эту заразу отсюда, как мула из болота. Хватит споров! Полный назад на пять секунд, а потом на пять секунд полный вперед. И продолжайте в том же духе, пока мы ее не превратим в металлолом или пока она не вырвется.

Офицер пожал плечами, признавая поражение, и ушел в машинное отделение.

Через полминуты после пуска турбин пришел первый тревожный доклад.

–   Коммандер, говорит машинное отделение – раздался в громкоговорителе голос офицера. – Она больше не выдержит. Мы уже согнули лопасти винтов, проворачивая их в песке. Сбили баланс, они вибрируют, как бешеные.

–   Продолжайте! – рявкнул в микрофон Кроухейвен. Ему не нужно было докладывать: он слышал, как сотрясается палуба под ногами, когда гигантские винты ударяют о дно.

Кроухейвен подошел к рыжеволосому и веснушчатому молодому человеку, который стоял у панелей управления, напряженно всматриваясь в освещенные шкалы приборов. Лицо молодого человека побледнело, он что-то шептал про себя; Кроухейвен догадался, что он молится. Он положил руку технику на плечо и сказал:

–   Когда в следующий раз дадим полный назад, выбрасывайте все торпедные аппараты.

–   Думаете, это поможет, сэр? – умоляюще спросил тот.

–   Немного, но я готов хвататься за любую соломинку.

Снова послышался голос офицера из машинного отделения.

–   Левый винт сорван, коммандер. Переломан у основания. Сорвал при этом два подшипника.

–   Продолжайте процедуру, – ответил Кроухейвен.

–   Но, сэр. – В голосе офицера звучало отчаяние. – Что, если и правый винт сорвет? Как мы доберемся до дома, даже если поднимемся на поверхность?

–   Будем грести, – коротко ответил Кроухейвен. – Повторяю: продолжайте процедуру!

Если срежет оба винта, так тому и быть. Но пока правый винт держится. И если есть хоть малейший шанс спасти «Старбак» и экипаж, они не сдадутся. Боже, подумал Кроухейвен, как могло так много пойти прахом в самую последнюю минуту?

Лейтенант морской пехоты США Роберт М. Бакмейстер, выпуская автоматную очередь в сторону бетонного бункера, думал о том же. Самые тщательно продуманные планы мышей и людей [10]10
   Имеется в виду стихотворение Роберта Бернса «Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом», строчка из которого стала пословицей.


[Закрыть], подумал он. Операция казалась простой. Захватить передатчик, говорилось в приказе. Группа флотских по-прежнему скрывается в тропической растительности, дожидаясь возможности воспользоваться оборудованием и послать кодированный сигнал непонятного Бакмейстеру содержания. Лейтенантам-морпехам редко сообщают закрытую информацию. То, что тебя могут убить, – в порядке вещей, и ты не должен знать, чего ради.

Старое армейское сооружение на северо-западном конце Мауи казалось мирным и брошенным, но, как только взвод лейтенанта начал пересекать периметр, они столкнулись с таким количеством сигнального и предупреждающего оборудования, каким не окружено и хранилище золота в Форт-Ноксе. Провода под напряжением, лучи света, приводящие в действие сирены, от которых лопаются барабанные перепонки, яркие прожекторы, заливающие все сооружение ослепительным обнажающим светом. Ни о чем подобном нас не предупреждали, с горечью подумал лейтенант. Плохо разработали операцию – не дали подробных сведений о возможных препятствиях. Пусть он всего лишь лейтенант, но он лично выскажет все, что думает, тем командирам, по чьей вине так вышло.

Из окон, из дверей, с крыши – из всех точек здания, которое только что казалось совершенно пустым, защитники открыли сильный автоматный огонь, сразу остановив отряд Бакмейстера. Морские пехотинцы ответили, и их огонь оказался смертельным: вокруг отверстий, похожих на входы в бункер, начали нагромождаться тела. В самый разгар боя могучий, с седыми висками сержант пробрался по тени, избегая прожекторных лучей, и бросился на землю рядом с Бакмейстером.

–   Я забрал у мертвеца автомат! – крикнул он, перекрывая грохот выстрелов. – Это русский Калашников.

–   Русский? – недоверчиво переспросил Бакмейстер.

–   Да, сэр. – Сержант показал Бакмейстеру автомат. – Новейшее оружие в арсенале советской армии. Не понимаю, как он попал к тем парням.

–   Это оставьте разведке.

Бакмейстер снова посмотрел на здание, в котором прятали передатчик: в темноте огонь только усилился.

–   Капрал Данциг и его взвод застряли у подпорной стенки. – Сержант дал несколько коротких очередей, чтобы отвлечь внимание обороняющихся. – Отдал бы всю свою пенсию за девяностомиллиметровую противотанковую пушку! – выкрикивал он между очередями.

–   Мы должны были захватить противника врасплох, помните? Нам сказали, что тяжелое вооружение не понадобится.

Неожиданно прогремел грандиозный взрыв; поднялось гигантское облако пыли, и везде градом посыпались куски бетона. От сотрясения Бакмейстер ахнул, потом медленно встал и посмотрел на обломки здания с передатчиком.

–   Радист! – закричал он. – Где радист, черт побери?

Из темноты выбежал морской пехотинец с черным лицом, в зеленом камуфляжном комбинезоне.

–   Здесь, лейтенант.

Лейтенант Бакмейстер взял протянутый микрофон, боясь того, что предстоит сказать.

–   Папаша... Папаша. Говорит Безумный Торгаш.

–   Папаша слушает, Безумный Торгаш. Говорите. Прием.

Голос звучал так, словно шел со дна колодца.

–   Банда кварталом ниже взорвалась прямо у нас перед носом. Повторяю, взорвалась прямо у нас перед носом. Сегодня у нас нет времени на ночные новости.

–   Папаша понял, Безумный Торгаш. Он шлет свои сожаления. Конец передачи.

Бакмейстер уложил микрофон в гнездо. Он кипел от ярости, и ему было все равно, если об этом узнают все вплоть до Пентагона. Что-то этой ночью пошло наперекосяк. Дело не пахло, а зловеще разило керосином. И когда вокруг начали собираться его люди, он подумал, что никогда не узнает, кто же сегодня победил.