Текст книги "Сокровище"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

– У меня слишком слабый желудок, чтобы смотреть на мертвые тела.

– Для того что вам предстоит увидеть, действительно придется взять себя в руки.

Николс пожал плечами:

– Хорошо. Давайте быстрее покончим с этим.

Герхарт открыл перед Николсом дверь и провел его по длинному коридору в комнату, стены и пол которой были выложены белой плиткой. Пол был сделан немного наклонным, со стоком в центре. Рядом находился стол из нержавеющей стали. Белая клеенка прикрывала некий продолговатый объект, возвышавшийся не больше чем на дюйм над поверхностью стола.

Николс непонимающе взглянул на Герхарта:

– Ну и что я должен опознать?

Не говоря ни слова, Герхарт сдернул со стола клеенку и отбросил ее в сторону. Она упала на пол бесформенным комком.

Николс непонимающе уставился на то, что лежало на столе. В первый момент он подумал, что видит бумажный контур человеческой фигуры. Когда же он понял, что находится перед ним, то едва успел наклониться к стоку, и его вывернуло наизнанку.

Герхарт поспешно вышел из комнаты и тут же вернулся со складным стулом и полотенцем.

Он усадил Николса на стул, протянул ему полотенце и участливо сказал:

– Возьмите это.

Почти две минуты Николс сидел, прижав полотенце к лицу и содрогаясь, от позывов к рвоте. В конце концов он пришел в себя, поднял глаза на Герхарта и потрясенно пробормотал:

– Боже милостивый, это же...

– Кожа, – закончил фразу Герхарт. – Содранная человеческая кожа.

Николс заставил себя посмотреть на то, что лежало на столе.

Это напоминало лопнувший воздушный шарик, – пожалуй, именно такое сравнение было наиболее точным. Вероятно, сначала был сделан разрез от затылка до щиколоток, а потом кожу содрали, как шкуру с животного. На груди был еще один длинный вертикальный надрез, который потом довольно неаккуратно зашили. Глаз не было, но вся кожа была в сохранности, даже на руках и на ногах.

– Не могли бы вы мне сказать, – мягко начал Герхарт, – кто, по-вашему, это может быть?

Николс сделал над собой усилие и внимательно посмотрел на то, что лежало на столе, но изуродованные черты лица ничего ему не говорили. Только волосы казались смутно знакомыми. Да, он не ошибся.

– Гай Ривас, – едва слышно прошептал он.

Герхарт ничего не сказал. Взяв Николса за руку, он вывел его в другую комнату, где была удобная мебель и пыхтела кофеварка. Он налил чашку кофе и протянул ее Николсу:

– Выпейте это, я вернусь через минуту.

Николс двигался как зомби, не в силах забыть кошмарное зрелище. Он попытался представить себе ужасную смерть Риваса, но благоразумно решил этого не делать.

Герхарт вернулся, держа в руке зловещую коробку.

– Это было доставлено с почтой. Кожа была аккуратно свернута и уложена. Сначала я решил, что все это дело рук маньяка, но, тщательно осмотрев посылку, обнаружил миниатюрный магнитофон, спрятанный под подкладкой.

– Вы прослушали запись?

– Да, но с тем же успехом мог этого не делать. Похоже на беседу между двумя мужчинами на совершенно незнакомом языке, – возможно, использовался какой-то код.

– Как вы проследили связь Риваса со мной?

– В кожу было завернуто удостоверение Риваса, из которого явствовало, что он правительственный чиновник. Кто бы ни убил его, негодяй хотел быть уверен, что мы установим его личность. Я отправился в офис Риваса и побеседовал с его секретаршей. Мне удалось узнать, что за два часа до отъезда в аэропорт он встречался с вами и президентом. После этого он улетел в неизвестном направлении. Мне показалось странным, что секретарша не знает, куда уехал ее босс, а значит, он был отправлен с какой-то особой миссией. Вот почему я обратился прежде всего к вам.

Николс пристально взглянул на Герхарта.

– Вы сказали, на пленке записана беседа?

Герхарт кивнул и отвел глаза.

– И еще крик Риваса, когда его убивали.

Николс зажмурился, пытаясь избавиться от страшного видения.

– Необходимо уведомить его ближайших родственников, – деловито сказал Герхарт. – У него была жена?

– И четверо детей.

– Вы хорошо его знали?

– Гай Ривас был отличным парнем, одним из немногих честных людей, с которыми мне приходилось сталкиваться после переезда в Вашингтон. Мы вместе работали над целым рядом дипломатических вопросов.

Лицо Герхарта утратило официальное выражение.

– Мне очень жаль.

Но Николс уже его не слышал. Его глаза стали холодными и жесткими. Кошмар больше не преследовал его. Он не чувствовал тошноты, ладони не были мокрыми от пота. Варварская жестокость, проявленная по отношению к хорошо знакомому ему человеку, вызвала волну негодования, захлестнувшую его целиком. Николс и не подозревал, что способен на столь сильные чувства.

Больше не было буквоеда-профессора, чья власть, была ограничена пределами университетской аудитории. Ему на смену пришел человек, близкий к президенту, член очень немногочисленной группы вашингтонских политиков, имеющих возможность влиять на события в самых разных частях земного шара.

Николс не знал, сможет ли он использовать средства, которые имелись теперь в его распоряжении, и будут ли его действия одобрены президентом. Так или иначе, он был намерен отомстить за страшную смерть Риваса. Топильцин должен умереть.

15

Небольшой правительственный самолет пошел на снижение при подлете к частному аэродрому, находящемуся в двадцати километрах к югу от египетского города Александрия. Прошло несколько минут, и шасси, издав в первый момент протестующий визг, покатили по взлетно-посадочной полосе. Меньше чем через минуту после того, как самолет вырулил к месту стоянки рядом с зеленым «вольво», на дверцах которого по-английски было написано слово «такси», рев двигателей смолк, и открылся пассажирский люк.

Человек, спрыгнувший на землю, был одет в белый костюм и такого же цвета галстук, выделявшийся на фоне темно-синей рубашки. Ростом около шести футов, худощавый и подтянутый, он вытер лоб белоснежным платком, затем с самодовольным видом провел указательным пальцем по пышным черным усам. Его глаза были скрыты под темными очками, а на руках надеты тонкие кожаные перчатки.

Сулейман Азиз Аммар внешне ничем не напоминал летчика, в свое время поднявшегося на борт рейса № 106 в Лондоне.

Он подошел к такси и поздоровался с мускулистым коротышкой-водителем:

– Доброе утро, Ибн-Тельмук. Были какие-нибудь проблемы после возвращения?

– Ваши дела в полном порядке, – ответил тот, открывая заднюю дверь и не делая попыток спрятать пистолет-пулемет в наплечной кобуре.

– Отвези меня к Язиду.

Ибн-Тельмук молча кивнул, и Аммар стал устраиваться на заднем сиденье. Внешний вид такси был столь же обманчив, как облик Аммара, имевшего множество личин. Тонированные стекла и боковые дверцы были пуленепробиваемыми. В салоне перед удобным кожаным креслом, в которое сел Аммар, располагалась панель со всей необходимой офисной аппаратурой, которая могла понадобиться в пути. Здесь было два телефона, компьютер, радиопередатчик и телевизор. Здесь также были бар и стойка с двумя автоматическими винтовками.

Пока машина кружила по забитой транспортом центральной части Александрии, чтобы выехать на Эль-Джейш-Бич-роуд, Аммар занимался изучением состояния своих дел с долгосрочными капиталовложениями. Его состояние, размеры которого знал только он один, было поистине огромным. Финансовых успехов он чаще всего добивался благодаря своей безжалостности, а не проницательности. Если на пути к выгодной сделке стоял кто-либо, будь то коллега по бизнесу или правительственный чиновник, Аммар попросту убирал конкурента.

Преодолев расстояние двадцать километров, такси замедлило скорость и остановилось у ворот, ведущих к небольшой вилле, которая расположилась на невысоком холме, поднимавшемся над обширным песчаным пляжем.

Аммар выключил компьютер и вышел из машины. Его тотчас окружили четверо охранников и тщательно обыскали. В конце процедуры ему предложили пройти через металлоискатель.

Только после этого его провели мимо непрезентабельных бетонных сооружений, в которых обитала небольшая армия телохранителей хозяина, к каменной лестнице, ведущей на виллу. Аммар улыбнулся, когда они, вместо того чтобы войти в изысканно украшенный сводчатый портал для почетных гостей, прошли в неприметную боковую дверь. Он решил не обращать на это внимания, зная, что недалекий Язид старается таким образом унизить тех, кто делает для него грязную работу, но не входит в круг его лизоблюдов и низкопоклонников.

Аммара проводили в пустую комнату, где из мебели был только один деревянный стул, а на стене висел огромный персидский ковер. Внутри было жарко, душно и темно. В комнате не было окон, а свет проникал сквозь единственный люк в потолке. Не говоря ни слова, охранники удалились, закрыв за собой дверь.

Аммар зевнул, взглянул на наручные часы, потом снял темные очки и потер глаза. Отработанные жесты позволили ему точно установить расположение объектива камеры, довольно удачно замаскированного узором ковра. Не показывая, что он заметил камеру, Аммар стал ждать.

Он томился почти час, прежде чем в комнате появился Язид.

Духовный лидер египетских мусульман был молод – ему было не больше тридцати пяти лет. Он был невысокого роста, и потому ему приходилось смотреть на Аммара снизу вверх. Его лицо не имело точных, явно выраженных черт, характерных для большинства египтян, скулы и подбородок были округлыми. Голова покрыта белой узорчатой тканью, свернутой наподобие тюрбана, а тощее, словно ручка от швабры, тело было облачено в белый восточный халат. Когда он вышел из тени, его глаза, казалось, изменили цвет, став из черных карими.

В качестве знака уважения Аммар слегка поклонился Язиду, но не посмотрел ему в глаза.

– А, это вы, мой друг, – сказал Язид. – Рад, что вы вернулись.

Аммар поднял глаза, улыбнулся и начал игру:

– Для меня большая честь стоять рядом с вами, Ахмед Язид.

– Садитесь, прошу вас, – сказал Язид, причем в его голосе слышалось не столько приглашение, сколько приказ.

Аммар подчинился и опустился на единственный стул. Теперь Язид мог взирать на него сверху вниз. Чтобы еще больше унизить собеседника, Язид прошелся по комнате и без промедления заговорил, вынудив собеседника повернуться на стуле.

– Каждая неделя приближает конец власти президента Хасана. От окончательного падения его уберегает только лояльность военных. Он все еще может рассчитывать на поддержку трехсотпятидесятитысячной армии. Недавно министр обороны Абу Хамид заявил, что готов перейти на нашу сторону. Он заверил меня, что поддержит наше движение за исламскую республику, но только если мы выиграем национальный референдум без кровопролития.

– Разве это плохо? – поинтересовался Аммар с невинным выражением лица.

Язид одарил его холодным, презрительным взглядом.

– Этот человек – прозападный политикан. Он слишком труслив, чтобы отказаться от помощи американцев. Для него важны только его драгоценные самолеты, вертолеты, канонерки и танки. Он боится, что Египет пойдет по пути Ирана. Этот идиот настаивает на организованной, упорядоченной смене правительства, чтобы продолжали поступать займы Всемирного банка и финансовая помощь американцев.

Он сделал паузу и несколько секунд пристально смотрел прямо в глаза Аммара, словно призывая наемного убийцу возразить ему. Аммар не проронил ни слова. Он предпочел слушать.

– Абу Хамид также требует обещания, что Гала Камиль останется Генеральным секретарем ООН, – добавил Язид.

– И тем не менее вы приказали мне ее убрать? – удивился Аммар.

Язид кивнул:

– Да, я желал, чтобы эта сучка была мертва, потому что она, будучи Генеральным секретарем ООН, находится в открытой оппозиции нашему движению и тем самым настраивает мировое общественное мнение против нас. Однако Абу Хамид, не колеблясь, захлопнул бы дверь перед моим носом, если бы она была убита наемным убийцей, именно поэтому я рассчитывал на тебя, Сулейман. Ты должен был представить все дело как несчастный случай. Но ты потерпел неудачу. Тебе удалось убить всех на борту этого проклятого самолета, кроме Галы Камиль.

Последние слова прозвучали для Аммара как удар грома. От его внешнего спокойствия не осталось и следа. Не в силах поверить своим ушам, он переспросил:

– Она жива?

Глаза Язида, и без того холодные, стали ледяными.

– Эту новость мне сообщили меньше часа назад. Самолет потерпел аварию в Гренландии. Все пассажиры, кроме Камиль и еще двоих членов экипажа, были найдены умершими от яда.

– Яда? – недоверчиво пробормотал Аммар.

– Оплачиваемые нами источники в американских средствах массовой информации подтверждают сообщение. О чем ты думал, Сулейман? Ты же заверил меня, что самолет исчезнет в море.

– Как самолет достиг Гренландии?

– Какой-то стюард случайно обнаружил тела летчиков. Он взял управление на себя и с помощью одного из членов мексиканской делегации довел самолет до побережья Гренландии, где он рухнул на лед фьорда. Камиль вполне могла умереть от переохлаждения, но, как на зло, рядом оказался американский военный корабль, уж не знаю, что он там делал. Американцы среагировали быстро и спасли ей жизнь.

Аммар был потрясен. Он не привык к неудачам. Убийца никак не мог понять, каким образом его тщательно продуманный, отработанный до мелочей план все-таки сорвался. Закрыв глаза, он представил самолет, пролетающий над вершиной ледника. Его мозг напряженно заработал – он начал сопоставлять детали, строить различные гипотезы развития событий.

Выждав немного, Язид нарушил молчание:

– Ты, конечно, понимаешь, что в катастрофе обвинят меня.

– Нет никаких улик, – твердо заявил Аммар, – связывающих меня с крушением или меня с вами.

– Возможно, но я все равно окажусь виноватым, потому что у меня есть мотив. Во всяком случае, западные средства массовой информации обвинят именно меня. А это не может не повлиять на общественное мнение. Мне следовало бы тебя казнить.

Аммар взял себя в руки и безразлично пожал плечами:

– Это была бы потеря для вас. Я все еще остаюсь самым лучшим ликвидатором на Ближнем Востоке.

– И самым высокооплачиваемым.

– Я не беру плату за незаконченную работу.

– Надеюсь, – язвительно заявил Язид. Он резко повернулся и зашагал к скрытой за ковром двери. Открыв ее, он через плечо бросил Аммару: – Мне необходимо подготовиться к молитве. Ты можешь идти, Сулейман Азиз Аммар.

– А как же Гала Камиль? Работа не выполнена!

– Я передаю ее Мохаммеду Исмаилу.

– Исмаилу? – возмутился Аммар. – Этот человек кретин!

– Ему можно доверять.

– Ну это смотря что. Чистить сортиры – возможно.

Холодные глаза Язида уставились на Аммара с неприкрытой угрозой.

– Камиль больше не твоя забота. Оставайся пока здесь, в Египте. У меня и моих преданных советников имеются на тебя виды. У тебя еще будет шанс оправдаться в глазах Аллаха.

Прежде чем Язид вышел из комнаты, Аммар поспешно спросил:

– А тот мексиканец, что помогал управлять самолетом, он тоже отравлен?

Язид остановился и отрицательно покачал головой:

– Сообщают, что он погиб во время крушения.

С этими словами он покинул комнату. Ковер упал, скрыв за собой потайную дверь.

Аммар снова опустился на стул и задумался. Очень скоро разрозненные части стали складываться в целостную картину. Странно, но он вовсе не был зол. Даже наоборот, его губы скривились в улыбке, которую можно было назвать веселой.

– Так, значит, нас было двое, – вслух проговорил он. – И второй отравил пищу, поданную пассажирам. – Он покачал головой и снова улыбнулся. – Яд в веллингтонской говядине... Как, черт возьми, оригинально!

16

В первый момент никто не обратил внимания на небольшую кляксу, которая проползла по внешнему краю распечатки, выданной самописцем бортового сканера.

За шесть часов поиска было найдено несколько предметов, созданных руками человека. Части падавшего самолета, которые предстояло достать, затонувший рыболовецкий траулер, куски канатов и прочий хлам, выброшенный с рыболовецких судов, заходивших в разное время во фьорд в поисках убежища от непогоды, – все это было точно идентифицировано видеокамерами и больше не принималось во внимание.

Последний предмет спокойно лежал на дне фьорда, ожидая, пока его заметят. Он находился в небольшой впадине, окруженной острыми камнями. Только одна его часть была видна в чистой воде, остальное было погребено под слоем льда.

Питт был первым, кто оценил важность находки. Он сидел перед самописцем в окружении Джордино, Найта и всей группы археологов. Именно Питт сказал в переговорное устройство:

– Поворачивайте «рыбку», пеленг один пять ноль градусов.

«Полярный исследователь» все еще находился в покрытом льдом фьорде. Снаружи на льду в это время находилась бригада под командованием Корка Симона. Его люди периодически бурили лед и опускали в воду сенсорный датчик. Затем они очень медленно поворачивали «рыбку», так с любовью называли датчик, сканирующий находящиеся вокруг предметы. Обследовав один участок, они отматывали кабель и делали следующий заброс несколько дальше от корабля.

Симон, услышав команду Питта, начал поворачивать прибор до тех пор, пока сонары «рыбки» не повернулись в направлении 150°.

– Так нормально? – поинтересовался он.

– Смотрите прямо на цель, – ответил Питт с корабля.

Под таким углом предмет был виден достаточно отчетливо. Питт обвел кляксу черным фломастером:

– Думаю, у нас кое-что есть.

Гронквист подвинулся ближе и кивнул:

– Да, но все же недостаточно хорошо видно, чтобы идентифицировать. Как вы считаете, что это?

– Пока точно не знаю, – ответил Питт. – Большая часть объекта покрыта льдом, придется пустить в ход воображение. Однако, судя по тому, что мы видим, это может быть деревянный корабль. По-моему, перед нами часть высокого ахтерштевня[22]22
  Специальная конструкция из дерева в деревянном судне, расположенная под углом по отношению к килю и являющаяся как бы продолжением его в кормовой части судна.


[Закрыть].

– Да, – в восторге подхватила Лили, – это высокий и очень изящный ахтерштевень, типичный для торговых судов четвертого века.

– Не увлекайтесь, – посоветовал Найт. – Это может быть вполне современное рыболовное судно.

– Возможно, – задумчиво согласился Джордино, – но, если мне не изменяет память, датчане, исландцы и норвежцы, которые традиционно рыбачили в этих водах, плавали на значительно более узких двуконечных судах.

– Ты прав, – добавил Питт. – Острый нос и корма достались им по наследству от викингов. То, что мы видим, тоже может быть двуконечным судном, но с более широкими обводами.

– Так невозможно получить более четкую картину, поскольку значительная часть корпуса покрыта льдом, – сказал Гронквист, – но мы можем опустить камеру в свободную ото льда воду со стороны кормы, тогда, может быть, удастся провести более точную идентификацию.

Джордино усомнился в целесообразности предложенного мероприятия:

– Камера поможет рассмотреть кормовую часть затонувшего судна, и ничего больше.

– На корабле полно сильных мужчин, – сказала Лили. – Мы можем пробиться сверху сквозь лед и рассмотреть все собственными глазами.

Гронквист взял бинокль и вышел из каюты исследователей на мостик. Через полминуты он вернулся.

– По моим подсчетам получается, что ледяной покров над судном имеет толщину не менее трех метров. Чтобы его преодолеть, потребуется по крайней мере двое суток.

– Боюсь, вам придется этим заниматься без нас, – сообщил Найт, – У меня приказ уходить не позднее восемнадцати ноль-ноль. У нас не осталось времени для длительных раскопок.

Гронквист был неприятно удивлен.

– Так осталось меньше пяти часов! – с детской обидой воскликнул он.

Найт развел руками, показывая, что в данном случае он бессилен.

– Мне очень жаль, – сказал он.

Питт несколько минут внимательно изучал темное пятно на бумаге, после чего обратился к Найту с вопросом:

– Если я докажу, что там внизу римское судно четвертого века, ты сумеешь убедить командование североатлантического флота, что нам необходимо здесь задержаться на сутки или двое?

Найт заметил, что у Питта загорелись глаза, и насторожился:

– Что ты задумал?

– Так да или нет? – не отставал Питт.

– Да, – твердо ответствовал Найт, – но только если не останется и тени сомнения, что подо льдом действительно римское судно, которому больше тысячи лет.

– Идет!

– И как ты собираешься это сделать?

– Очень просто, – улыбнулся Питт. – Я намерен нырнуть под лед и проникнуть на корабль.

* * *

Корк Симон и его люди довольно быстро проделали отверстие в метровом слое льда с использованием цепных пил. Сначала они прорезали несколько отверстий и в конце концов достигли нижнего слоя, который пробили кувалдой, закрепленной на длинной трубе, затем удалили крупные фрагменты льда кошками, создав условия для безопасного погружения водолаза.

Убедившись, что поверхность воды в отверстии свободна ото льда, Симон вошел в расположенную неподалеку палатку. Там было тепло и полно народу. Рядом с обогревателем пыхтел компрессор, выхлопная труба которого была выведена наружу.

Лили и остальные археологи сидели у стола, делали наброски и обсуждали их с Питтом, который готовился к погружению.

– Все готово, – доложил Симон.

– Еще пять минут, – сказал Джордино, занятый проверкой клапанов и регуляторов на маске аквалангиста.

Питт натянул специальный костюм на нижнее белье, сотканное из толстых нейлоновых нитей для обеспечения термоизоляции. Затем он надел капюшон и специальный пояс для придания снаряжению дополнительного веса. Одновременно он постигал основы строительства древних судов.

– На первых торговых судах, – вешал Гронквист, – на обшивку обычно шел кедр, кипарис, часто сосна. Для киля использовали дуб.

– Я не смогу отличить одну древесину от другой, – признался Питт.

– Тогда как следует осмотри корпус. Доски обшивки плотно соединялись между собой шипами. У многих судов к подводной части корпуса крепились свинцовые пластины. Детали такелажа могут быть железными или медными.

– А как насчет руля? – поинтересовался Питт.

– На палубе руля как такового быть не должно, – сказал Сэм Хоскинс. – Рулевые колеса появились только спустя восемь веков. На первых средиземноморских торговых судах рулем служили сдвоенные гребные весла, или правила, которые вставлялись в специальные отверстия на корме судна.

– Ты возьмешь дополнительный запас воздуха? – вмешался Джордино.

Питт мотнул головой:

– При погружении на малые глубины в этом нет необходимости. К тому же ко мне прикрепят спасательный леер.

Джордино взял маску и помог Питту ее надеть. Он проверил пломбу, поправил и подтянул все стяжки. Включили подачу воздуха, и, когда Питт дал сигнал, что поток воздуха стабильный, Джордино прикрепил к маске трос для связи.

Пока один из матросов разматывал шланг подачи воздуха и трос связи, Джордино обвязал вокруг пояса Питта спасательный леер. Он выполнил все необходимые проверочные процедуры и включил микрофон.

– Ты хорошо меня слышишь? – спросил он.

– Ясно, но слабовато, – ответил Питт. – Включи громкость на максимум.

– Так лучше?

– Намного.

– Как ты себя чувствуешь?

– Вполне уютно. Как-никак я дышу теплым воздухом.

– Готов?

Питт знаком показал, что все в порядке. В это время к его поясу прикрепили фонарь, предназначенный для работы под водой.

Лили обошла водолаза и заглянула сквозь стекло маски.

– Желаю успеха, – сказала она, – и будь осторожен.

Он подмигнул ей в ответ.

Питт повернулся и в сопровождении двоих матросов, поддерживающих шланг и тросы, вышел из палатки на холод.

Джордино двинулся следом, но Лили остановила его, схватив за руку.

– Мы сможем его слышать? – обеспокоенно поинтересовалась она.

– Да, я присоединил к маске микрофон. Вы и доктор Гронквист лучше оставайтесь здесь, в тепле, и слушайте. Если же захотите что-нибудь ему передать, скажите мне, и я это сделаю.

Питт подошел к полынье и присел. Температура воздуха упала до нуля. Был ясный ноябрьский день, мороз сопровождался ветром скоростью всего лишь десять миль в час – это была большая любезность со стороны арктического климата.

Прежде чем погрузиться в воду, Питт обвел взглядом отвесные берега фьорда. Тонны снега и льда, прильнувшие к острым скалам, выглядели так, словно готовы вот-вот обрушиться. Он посмотрел в другую сторону – там протягивал к морю свои холодные руки ледник. И только потом Питт взглянул вниз.

Вода в полынье выглядела неприветливой и очень холодной.

Подошел капитан Найт и положил руку на плечо Питта. Он не мог видеть выражение лица водолаза – только его сосредоточенные зеленые глаза. Он заговорил громко, чтобы Питт услышал:

– Остался один час двадцать три минуты. Я подумал, ты должен это знать.

Питт ничего не ответил. Он только поднял большой палец вверх и скользнул в зеленую глубину.

Он медленно проследовал мимо окружавших его белых стен. Создавалось впечатление, что он погружается в колодец. Проникнув под толщу льда, он был ослеплен сверкающим калейдоскопом красок, создаваемых солнечными лучами. Нижняя сторона ледяного покрова была неровной, покрытой небольшими висящими сталактитами. Они образовались в результате охлаждения пресной воды, стекающей с ледников океана.

Видимость под водой была хорошая – примерно восемь метров по горизонтали. Он взглянул вниз и увидел небольшую колонию водорослей на каменистом дне. Вокруг него деловито сновали небольшие существа, похожие на креветок.

Огромный трехметровый бородатый тюлень с любопытством уставился на непрошеного гостя, предпочитая при этом сохранять дистанцию. Из его морды торчали пучки жесткой щетины. Питт помахал ему рукой, и зверь величественно удалился, окинув на прощанье аквалангиста настороженным взглядом.

Питт коснулся ногами дна и остановился, чтобы организм привык к давлению. Нырять под лед в спасательном жилете компенсационного типа было опасно, поэтому Питт его не надел. Он почувствовал, что его вес несколько больше необходимого, поэтому вынул из пояса и выбросил несколько свинцовых грузил. Воздух, который нагнетался компрессором, проходил через фильтр и затем подавался в маску, был теплым и чистым.

Питт взглянул вверх, чтобы сориентироваться по светлому пятну над головой, и проверил компас. Он не брал с собой глубиномер. Зачем? Ему предстояло работать на глубине не более четырех метров.

– Поговори со мной, – раздался в наушниках голос Джордино.

– Я на дне, – сказал Питт. – Все нормально.

Питт определил нужное направление и медленно поплыл.

– Корабль примерно в десяти метрах к северу от меня. Направляюсь к нему. Ослабьте шланг и канаты.

Он двигался очень медленно, внимательно следя, чтобы канаты не задевали острые камни. Он начал чувствовать холод. Слава богу, Джордино позаботился о том, чтобы воздух, которым он дышал, был теплым и сухим.

Перед глазами Питта появилась корма судна. Борта заросли водорослями. Он очистил рукой в перчатке небольшой участок, подняв облако зеленой мути. Дождавшись, пока облачко рассеется, он с интересом уставился на открывшуюся перед ним поверхность борта.

– Скажи Лили и Гронквисту, что я вижу деревянный корпус без кормового руля, но и без каких-либо признаков рулевых весел.

– Принято, – отозвался Джордино.

Питт извлек нож, закрепленный на голени правой ноги, и слегка поскреб поверхность внизу над килем. Под слоем водорослей оказался мягкий металл.

– Подводная поверхность обшита свинцовыми пластинами, – объявил он.

– Звучит заманчиво, – сказал Джордино. – Док желает знать, есть ли какой-нибудь орнамент на ахтерштевне.

– Минуточку.

Питт аккуратно убрал растительность с небольшого участка ахтерштевня рядом с тем местом, где он уходил в лед, и стал ждать, пока рассеется очередное зеленое облако.

– В ахтерштевень вделана табличка из какой-то твердой древесины. Здесь буквы и чье-то лицо.

– Лицо?

– С волнистыми волосами и бородой.

– А что там написано?

– Извините, но я не читаю по-гречески.

– Это не латынь? – проявил скептицизм Джордино.

В тусклом свете проникающих сквозь лед солнечных лучей было очень трудно разобрать надпись. Питт придвигался ближе до тех пор, пока стекло маски не коснулось таблички.

– Греческий, – уверенно сказал Питт.

– Это точно?

– Я целый месяц встречался с девушкой, у которой прабабушка была гречанкой.

– Продолжай. Наши собиратели костей уже в экстазе.

Прошло две минуты, и в наушниках снова зазвучал голос Джордино:

– Гронквист считает, что у тебя галлюцинации. А Майк Грэхем говорит, что изучал греческий язык в колледже. Он спрашивает, можешь ли ты описать буквы.

– Первая буква напоминает S, изображенную, как удар молнии. Потом идет А без правой ноги. Далее следует Р, затем еще одна покалеченная А, после нее нечто, похожее на виселицу или перевернутую букву L. После этого идет буква I, а в конце снова S в виде молнии. Лучшего описания я дать не могу. Воображения не хватает.

Слушая Питта, Грэхем пытался изобразить надпись на листке из блокнота. У него получилось следующее:

Полюбовавшись на дело рук своих, он понял, что в чем-то ошибся. Но в чем? Ему пришлось изрядно поднапрячь память, прежде чем он сообразил, в чем дело. Буквы были из классического алфавита восточных греков.

Задумчивое выражение его лица сменилось скептическим. Он написал короткое слово, вырвал листок и передал коллегам. Там было написано: «Sarapis».

Лили вопросительно взглянула на Грэхема:

– Это что-нибудь значит?

– Думаю, это имя греко-египетского бога, – сказал Гронквист.

– Да, – согласился Хоскинс, – это весьма популярное божество на Средиземноморье. Современное написание этого имени – Serapis.

– Итак, наш корабль называется «Серапис», – прошептала Лили.

Тут вмешался Найт:

– Насколько я понял, перед нами остатки римского, греческого или египетского корабля. Какого именно?

– Это за пределами нашей компетенции, – вздохнул Гронквист. – Чтобы ответить на ваш вопрос, необходима консультация морского археолога, специалиста по судоходству на Средиземноморье в первые века нашей эры.

А в это время находившийся подо льдом Питт медленно продвигался вдоль правого борта затонувшего судна. Добравшись до места, где начиналась ледяная стена, он поплыл обратно и, обогнув ахтерштевень, приблизился к левому борту. Здесь обшивка покоробилась и вздулась. Несколько ударов кулаком – и он увидел участок борта, продавленный льдом.

Он очистил пробоину и просунул голову внутрь. Ничего не было видно – только неясные, размытые силуэты. Протянув руку, он нащупал что-то круглое и твердое. Прикинув расстояние между сломанными досками обшивки, он понял, что протиснуться в него не удастся.

Он схватил верхнюю доску, уперся ногой в корпус судна и сильно дернул. Дерево гнулось, но не поддавалось. Питт уперся обеими ногами и потянул изо всех сил. Доска стояла насмерть. Он уже совсем было собрался признать свое поражение, когда пропитанная водой доска все-таки оторвалось, отбросив Пита назад на большой острый камень.

Любой уважающий себя морской археолог (и не только морской) заработал бы сердечный приступ, глядя на такое варварское отношение к древним артефактам. Но Питт не чувствовал угрызений совести. Ему было холодно, причем с каждой минутой становилось все холоднее, у него болело плечо от удара о камень – короче, все указывало на то, что очень скоро придется подниматься на поверхность.