Текст книги "Сокровище"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

– Есть увеличение радиоактивности? – поинтересовался Найт.

– Очень небольшое, – ответил Джордино, – очевидно, из-за реактора.

– Непохоже, чтобы он расплавился, – удивился Питт.

– Да и показания это не подтверждают.

Найт, глядя на мониторы, сделал краткий обзор:

– Имеются повреждения в носовой части. Сорван руль глубины левого борта. Длинная трещина в днище – около двадцати метров.

– По-моему, трещина глубокая, – добавил Питт, – повреждены балластные танки и корпус. Она, наверное, задела край кратера, который и распорол ее, словно консервную банку. Представляю, как отчаянно боролся за жизнь корабля экипаж, но поднять ее на поверхность было уже невозможно. Она принимала воду быстрее, чем ее откачивали, и постепенно уходила на глубину, пока не ударилась о склон.

В каюте воцарилась тишина. Субмарина на экранах довольно быстро смешалась в сторону кормы. Наконец вооруженный камерами «Шерлок» прошел мимо нее – и субмарина исчезла с экранов. Исследователи продолжали смотреть на мониторы, на которых отражалась мирная картина морского дна. Они думали о том, что должны были пережить люди, нашедшие свою могилу в этих неприветливых глубинах.

Никто не решатся нарушить молчание, даже дышать старались тише. Но постепенно люди избавились от кошмарных видений и отвернулись от мониторов. Немного придя в чувство, они начали обмениваться шутками, смеяться и, в общем, вели себя словно болельщики, радующиеся выигрышу любимой команды.

Питт и Джордино могли чувствовать себя свободными весь остаток рейса. Их часть исследовательского проекта была выполнена. Они нашли иголку в стоге сена и имели все основания этим гордиться. Однако очень скоро выражение лица Питта снова стало серьезным, и он задумчиво уставился прямо перед собой.

Эти симптомы были хорошо знакомы Алу. После успешного завершения очередного проекта у Питта начиналась депрессия. Его пытливому уму срочно требовалась новая загадка.

– Отличная работа, парни, – тепло улыбнулся Найт. – Вы, ребята из НУМА, превосходно знаете свое дело. Да и техника у вас на высоте. Вы провели самую замечательную разведывательную операцию за последние двадцать лет.

– Не спеши радоваться, – сказал Питт. – Самое сложное еще впереди. Утащить субмарину из-под носа у русских будет совсем не просто. Здесь «Гломар Эксплорер»[11]11
  Научно-исследовательское судно НУМА.


[Закрыть] уже не поможет. От больших кораблей не будет никакого толку. Всю операцию придется проводить под водой.

– А это еще что? – воскликнул Джордино, изумленно уставившись на монитор. – Похоже на большой кувшин.

– Больше на урну, – сказал Найт.

Питт несколько мгновений тоже смотрел на монитор. Потом выражение его лица изменилось: задумчивость сменилась напряженным вниманием, из покрасневших глаз исчезла усталость, они снова стали зоркими и цепкими. Странный предмет стоял на дне. Две ручки располагались с двух сторон от узкого горлышка, расширяющегося в овальную емкость, которая книзу снова сужалась и тонула в песке.

– Терракотовая амфора, – объявил Питт.

– Думаю, ты прав, – задумчиво пробормотан Найт. – Такие сосуды использовались греками и римлянами для перевозки вина и оливкового масла. Их очень часто находят на дне Средиземного моря.

– Но откуда она взялась в Гренландском море? – вопросил Джордино, не обращаясь ни к кому конкретно. – Кстати, здесь, в левом углу, еще одна.

Затем в объективы камер попало три амфоры, вслед за ними еще пять, все они были расположены по ломаной линии, идущей с юго-запада на северо-восток.

Найт повернулся к Питту:

– Ты у нас эксперт по кораблекрушениям. Что ты об этом думаешь?

Прошло добрых десять секунд, прежде чем Питт ответил. Когда он все же заговорил, его голос звучат тихо и глухо, словно доносился из соседней каюты:

– Я могу только предположить, что мы наткнулись на кораблекрушение, которого, если верить известным мне источникам, здесь быть никак не могло.

6

Рабин готов был продать душу дьяволу, лишь бы только забыть о стоящей перед ним невыполнимой задаче, убрать влажные от пота ладони с рулевой колонки, закрыть усталые глаза и ждать смерти, но чувство ответственности за пассажиров и экипаж не позволило ему так поступить.

Даже в самых страшных ночных кошмарах он никогда не представлял себя в такой безумной ситуации. Одно неверное движение, одна крохотная ошибка – и пятьдесят человек обретут глубокую и никому не известную могилу в холодном море. Это несправедливо, мысленно восклицал он то и дело, это несправедливо!

Навигационные приборы не работали. Средства связи тоже. Ни одному из пассажиров никогда не приходилось вести самолет, даже легкий. Старший стюард был полностью деморализован и не знал, что можно сделать. Да еще стрелки указателей уровня топлива почему-то стояли на нуле. Как тут не запаниковать!

Куда делся командир? От чего умерли офицеры? Кто вверг оставшихся в живых в этот безумный кошмар?

Вопросы сменяли друг друга, но ответов не было.

Рабина утешало только то, что он был не один. Вместе с ним в кабине находился еще один человек.

Эдуардо Ибарра, член мексиканской делегации, когда-то служил механиком в военно-воздушных силах своей страны. С тех пор как он держал в руках гаечный ключ и устранял неисправности на старых турбовинтовых самолетах, прошло тридцать лет. Но когда он сел в кресло второго пилота, чтобы считывать для Рабина показания приборов и передвигать по его команде рычаги и тумблеры, то, к собственному изумлению, обнаружил, что кое-какие знания еще остались.

Ибарра был круглолиц, гладкая кожа отливала бронзой, волосы густые черные с проседью и широко расставленные темно-карие, лишенные какого бы то ни было выражения глаза. Одетый в дорогой костюм-тройку, он совершенно не вписывался в интерьер пилотской кабины «боинга». Странно, но его лоб не был покрыт капельками пота, он не снял пиджак и даже не ослабил узел галстука.

Он показал рукой на небо и произнес:

– Судя по звездам, я бы сказал, что мы летим в сторону Северного полюса.

– Возможно, мы направляемся на восток – в Россию... не знаю, – уныло протянул Рабин. – Я даже примерно не представляю, куда мы держим курс.

– Мы недавно пролетели какой-то остров.

– Думаете, это была Гренландия?

– Нет, – Ибарра покачал головой, – под нами уже несколько часов вода. Если бы это была Гренландия, мы бы находились над ледяной шапкой. Полагаю, мы пересекли Исландию.

– Боже мой! Сколько же мы уже летим на север?

– Сейчас невозможно определить, как давно автопилот изменил курс.

Рабин находился в полном смятении. Неприятности следовали нескончаемой чередой и грозили вот-вот привести к катастрофе. Шансы остаться в живых стремительно уменьшались. Он обязан был принять решение, – может быть, отчаянное, но верное.

– Я собираюсь повернуть самолет на девяносто градусов влево.

– Пожалуй, другого выхода у нас нет, – спокойно согласился Ибарра.

– Если мы сядем на землю, кто-то может и выжить. Выполнить аварийную посадку на воду в темноте и в условиях четырехбалльного волнения почти невозможно даже для опытного пилота. Если же каким-то чудом нам и удастся приводниться, ни один человек в повседневной одежде не протянет больше нескольких минут в ледяной воде.

– Возможно, мы уже опоздали. – Мексиканец кивнул на панель управления. Все сигнальные лампочки, указывающие на отсутствие топлива в баках, горели красным светом, – Боюсь, наше время в воздухе подошло к концу.

Рабин удивленно уставился на контрольные приборы. Он не мог понять, как «боинг», летящий со скоростью 370 км/час на высоте 1500 метров, смог израсходовать то же количество топлива, как при полете со скоростью более 500 километров в час на высоте 10 500 метров.

– Хорошо, будем держать курс на запад, пока сможем.

Рабин вытер вспотевшие ладони о штанины и крепко взялся за рулевую колонку. После того как ему удалось поднять самолет над вершиной ледника, он не дотрагивался до нее, доверив управление автопилоту. Теперь он глубоко вздохнул и нажал кнопку отключения автопилота на панели управления. Он был слишком неуверен в себе, чтобы использовать для маневра элероны, поэтому выполнил плавный поворот с помощью рулевого управления. Но лишь только самолет лег на новый курс, Рабин почувствовал что-то неладное.

– Падают обороты четвертого двигателя, – сообщил Ибарра с заметной дрожью в голосе. – Не хватает топлива.

– Что же теперь делать? Отключить его?

– Я не знаю, что делают в подобных случаях, – едва слышно прошептал Ибарра.

Господи, мысленно взмолился Рабин, помоги нам!

Слепой вел слепого. Альтиметр стал регистрировать снижение высоты. Скорость тоже снизилась. Рабин пытался помочь самолету удержаться в воздухе хотя бы силой воли.

Но как ни стремился он выиграть время, расстояние между самолетом и водной поверхностью неумолимо сокращалось. Неожиданно рулевая колонка завибрировала в его руках.

– Двигатели глохнут! – крикнул Ибарра, и на его лице промелькнуло выражение страха.

Рабин толкнул рулевую колонку вперед, ни минуты не сомневаясь, что приближает неизбежное.

– Опусти закрылки, чтобы увеличить подъемную силу, – приказал он Ибарре.

– Закрылки опушены, – процедил тот сквозь плотно сжатые губы.

– Хорошо, – вздохнул Рабин. – А теперь будь что будет.

В дверном проеме стояла стюардесса, прислушиваясь к разговору. Ее глаза были широко раскрыты, лицо побелело.

– Мы разобьемся? – шепотом спросила она.

– Да, черт возьми! – выкрикнул Рабин, не удосужившись даже обернуться. – Не стой здесь, лучше сядь и пристегнись!

Она покачнулась и почти бегом устремилась в салон, чтобы предупредить пассажиров и других членов экипажа. Все понимали: чему быть, того не миновать, поэтому на борту не было ни паники, ни истерик. Люди шепотом молились.

Ибарра, не вставая со своего места, повернулся и посмотрел в салон. Камиль успокаивала старика, которого била дрожь. Ее лицо казалось абсолютно спокойным, и даже более того – на нем отчетливо проступило странное выражение удовлетворения. Очень красивая женщина, подумал Ибарра. Жаль, что от ее красоты через несколько минут ничего не останется. Он вздохнул и снова повернулся к панели управления.

Альтиметр показывал уже менее двухсот метров. Ибарра пошел на риск и открыл дроссельные заслонки на трех оставшихся двигателях. Это был бесполезный жест, рожденный отчаянием. Так двигатели быстрее сожгут последние галлоны топлива, а значит, и смерть придет скорее. Но в тот момент Ибарра не думал о логике. Он просто не мог сидеть и ничего не делать. Он чувствовал, что напоследок должен что-то предпринять, пусть даже на несколько минут ускорив собственную гибель.

Прошло еще пять томительных минут. Черное, зловещее море приближалось, чтобы поглотить самолет.

– Вижу огни! – вдруг завопил Рабин. – Прямо по курсу!

Ибарра растерянно моргнул и прищурился, глядя вперед.

– Это корабль! – закричал он. – Я вижу корабль!

Спустя мгновение самолет с ревом пролетел над «Полярным исследователем», едва не сбив его мачту, до которой оставалось меньше десяти метров.

7

Экипаж ледокола был предупрежден о приближении самолета показаниями радара. Когда авиалайнер с леденящим душу ревом пронесся над судном на запад в сторону побережья Гренландии, люди, стоявшие на мостике, инстинктивно втянули головы в плечи.

Грохот наполнил каюту исследователей. Найт ринулся на мостик, Питт и Джордино от него не отставали. Никто из офицеров, находящихся в рубке, даже не обернулся, когда в помещение ворвался капитан. Все внимательно следили за удаляющимся самолетом.

– Что, черт возьми, это было? – спросил Найт у вахтенного офицера.

– Неизвестный самолет едва не протаранил корабль, капитан.

– Военный?

– Нет, сэр. Я успел рассмотреть крылья, когда он летел. Там не было никаких опознавательных знаков.

– Самолет-шпион?

– Сомневаюсь, сэр. Во всех иллюминаторах горел свет.

– Возможно, это коммерческий авиалайнер? – подал голос Джордино.

На лице Найта явственно проступило раздражение. «Откуда взялся этот чертов самолет, подвергший риску мой корабль? – думал он. – И что он вообще здесь делает? Отсюда до коммерческих путей много сотен миль!»

– Он теряет высоту, – сказал Питт, не спуская глаз с удаляющихся огней. – Я бы сказал, он падает.

– Да поможет Бог этим несчастным, если они собираются в кромешной тьме сесть на воду.

– Странно, но посадочные огни не включены.

– Все это действительно очень странно, – сказал вахтенный офицер. – Если бы у летчиков были серьезные проблемы, они бы уже давно передачи сигнал бедствия. А мы ничего не принимали.

– Вы пытались вызвать их по радио? – спросил Найт.

– Да, сразу как только самолет появился на экране радара. Ответа не последовало.

Найт подошел к окну и несколько секунд стоял, глядя в темноту и барабаня пальцами по стеклу. Затем он обернулся к вахтенному офицеру:

– Следуйте прежним курсом. Продолжаем выполнение программы исследований.

Питт взглянул на капитана:

– Я понимаю ваше решение, но не могу сказать, что приветствую его.

– Вы находитесь на военном корабле, мистер Питт, – сухо сказал Найт. – Мы не береговая охрана. И мы выполняем задание первостепенной важности.

– Но на борту этого самолета могут быть женщины и дети.

– Почему вы считаете, что они в опасности? Самолет в воздухе. И если «Полярный исследователь» для них единственный шанс на спасение в этой части света, почему мы не слышали сигналов бедствия? Не было даже попыток передачи сигнала посадочными огнями. В общем, у меня нет оснований считать, что на борту проблемы. Ты сам летчик. Скажи, почему, если пилот в беде, он не сделал круг над кораблем?

– Возможно, он пытается приземлиться.

– Прошу прощения, капитан, – вмешался вахтенный офицер, – забыл упомянуть, что закрылки были опущены для посадки.

– Это ничего не значит. – Найт, судя по всему, решил проявить упорство.

– К дьяволу сострадание, полный вперед! – холодно проговорил Питт. – Вы забыли, капитан, что сейчас не война. Лично я не хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь с сознанием того, что люди погибли только потому, что я сидел сложа руки. Думаю, военно-морской флот вполне может позволить себе израсходовать несколько лишних галлонов топлива, чтобы выяснить, что случилось.

Найт кивнул головой в сторону пустой штурманской рубки, приглашая Питта и Джордино следовать за ним, и, как только они вошли, закрыл дверь.

– Мы выполняем миссию чрезвычайной важности, – спокойно проговорил он. – Если изменим курс, русские заподозрят, что мы обнаружили их субмарину, и пожалуют следом за нами в этот район.

– Что ж, – не стал спорить Питт, – это весомый аргумент. Но можно и не привлекать их внимания, задействовав в игре только меня и Джордино.

– Что вы предлагаете?

– Мы возьмем вертолет НУМА, тот, что стоит на кормовой палубе, вы дадите нам медиков и пару крепких парней, и мы отправимся следом за самолетом, в то время как «Полярный исследователь» будет продолжать утюжить район поисков.

– А русские? Какие выводы сделают их аналитики?

– Они решат, что это совпадение. Но если самолет все-таки разобьется, а я, конечно, надеюсь, что этого не случится, у вас будут законные основания изменить курс, чтобы начать спасательную операцию. Потом мы возобновим поисковые работы с того же места, где их прервали, и русские ничего не заподозрят.

– А вертолет? Русские ведь будут контролировать каждое ваше движение!

– Ал и я будем использовать общедоступный канал связи и вести диалог о поисках таинственного самолета. Возможно, это усыпит их подозрения.

Найт опустил глаза и несколько секунд пристально разглядывал пол у себя под ногами. Потом он поднял голову и вздохнул:

– Не будем терять время. Прогревайте свою птичку, а я позабочусь о медицинском персонале и отряде добровольцев.

* * *

Рабин даже не пытался сделать круг над «Полярным исследователем». На то были две причины: потеря высоты и отсутствие летного опыта. Он справедливо опасался, что при таком сложном маневре двигатели заглохнут и самолет кувырнется в воду.

Но появление корабля возродило в душах обреченных совсем было угасшую надежду. Их заметили! А значит, команда спасателей будет знать, где искать уцелевших в катастрофе. Это было небольшое утешение, но все же лучше, чем никакого.

Черные морские воды сменились ледяным покровом, который теперь с бешеной скоростью проносился под ними, освещенный навигационными огнями. Неожиданно Рабин подумал, что здесь, наверное, было бы здорово прокатиться на санях. За несколько минут до аварийной посадки, которая вполне могла окончиться катастрофой, он вспомнил, что посадочные огни так и не включены, и велел Ибарре это сделать.

Мексиканец внимательно осмотрел панель управления и щелкнул нужными тумблерами. Самолет летел над безжизненной, ледяной равниной.

– Матерь божья! – воскликнул Ибарра. – Я вижу справа по курсу холмы! Мы над землей!

В последний момент удача все-таки улыбнулась Рабину. Замеченные Ибаррой холмы на самом деле были горной цепью, изобилующей острыми вершинами, которая растянулась вдоль побережья Гренландии на много сотен миль. Рабин каким-то чудом сумел их миновать. Провидение к тому же послало встречный ветер, давший самолету дополнительную подъемную силу.

Лед был уже совсем близко. Казалось, до него можно было дотронуться рукой. Его неровная поверхность отражала и преломляла посадочные огни, создавая причудливый калейдоскоп цветов и оттенков. Прямо по курсу возвышалась какая-то темная масса. Рабин мягко надавил правую рулевую педаль, и масса скользнула влево.

– Выпустить шасси! – воскликнул Рабин.

Ибарра без слов подчинился. При нормальной процедуре аварийной посадки это было худшее, что можно было сделать, но летчики поневоле инстинктивно приняли правильное решение. После того как шасси были выпущены, самолет начал быстро терять скорость из-за резко возросшего сопротивления воздуха.

Рабин так сильно сжимал рулевую колонку, что у него побелели костяшки пальцев. Он неотрывно смотрел на несущийся навстречу лед. Его сверкающие кристаллы приближались и увеличивалось, словно тянулись к самолету.

Рабин закрыл глаза и начат молиться. Он просил Господа, чтобы тот позволил самолету удариться о мягкий снег, а не о жесткий, неподатливый лед. Больше ни он, ни Ибарра ничего не могли сделать. Конец неумолимо приближался.

К несчастью, новоявленные пилоты не знали ужасной правды. Лед, над которым они летели, имел толщину не более метра, что было явно недостаточно, чтобы выдержать вес «Боинга 720-В».

Все лампочки на панели управления горели тревожным красным светом. У Рабина было ощущение, что он пытается прорваться сквозь черный занавес в белую пустоту. Он потянул рулевую колонку на себя, и скорость «боинга» стала падать, в то время как самолет в последний раз задрал нос вверх, словно прощаясь с небом.

Ибарра сидел, охваченный паникой. Оцепенев от ужаса, он даже забыл закрыть дроссельные заслонки. Полностью лишившись способности думать о чем бы то ни было, кроме неотвратимо надвигающегося конца, он не сообразил, что необходимо перекрыть подачу топлива и электричества.

И вот последовал удар.

Рабин и Ибарра непроизвольно прикрыли руками головы и зажмурились. Колеса шасси ударились о лед, заскользили и проделали глубокие траншеи во льду. Двигатель левого борта был сорван и, вращаясь, улетел в темноту. В то же самое время оба двигателя правого борта с диким скрежетом оторвались вместе с крылом. Система электроснабжения самолета вышла из строя, и все огни погасли.

«Боинг» двигался по льду фьорда, оставляя за собой куски металла. Вероятно, издалека это было похоже на комету, оставляющую за собой огненный хвост. Самолет врезался в крупный торос, образовавшийся при сжатии пакового льда. Носовое шасси оказалось вдавленным внутрь фюзеляжа, проникнув аж до «чертовой норы». Нос самолета не был рассчитан на продвижение сквозь толщу льда. Тонкие алюминиевые пластины рвались и корежились, их острые края проникали внутрь кабины. И вот настал момент, когда изуродованный самолет, обезображенный до неузнаваемости, завершил свой ужасный путь. Он замер в тридцати метрах от внушительной группы скал, за которыми начинался обледеневший берег.

Несколько секунд стояла мертвая тишина. Затем раздался громкий треск льда, сопровождаемый стоном сминаемого металла, и искалеченный лайнер начал медленно опускаться в ледяную воду.

8

Археологи тоже слышали, как «боинг» пролетел над фьордом.

Услышав грохот двигателей, они выскочили из хижины и успели заметить самолет. Они ясно видели освещенные иллюминаторы и выпущенные шасси. Почти сразу же донесся жуткий скрежет, и замерзшая земля под их ногами вздрогнула от удара. Огней больше не было видно, зато звук рвущегося фюзеляжа был слышен еще несколько долгих секунд. Потом снова наступила мертвая тишина, которую завывания ветра делали еще более жуткой.

Археологи замерли на месте, не в силах поверить в реальность произошедшего. Ошеломленные, испуганные, не замечающие холода, они молча стояли, всматриваясь в темноту ночи.

– Боже мой, – еле слышно прошептал Гронквист, – они разбились.

– Ужасно! – дрожащим голосом проговорила Лили. – Наверное, никто не выжил.

– Почти наверняка все погибли, особенно если самолет ушел под воду.

– Наверное. Именно поэтому мы не видим пожара, – добавил Грэхем.

– Кто-нибудь успел заметить, что это был за самолет? – спросил Хоскинс.

Грэхем покачал головой:

– Нет, все произошло слишком быстро. Но это был большой самолет. Может быть, ледовая разведка.

– Далеко отсюда до места падения?

– Не думаю... километр... максимум полтора.

– Мы должны пойти туда, – решительно заявила побледневшая Лили. – Может быть, кто-то уцелел и нуждается в помощи.

Гронквист бросил взгляд в направлении, в котором исчез самолет, и потер ладонями немеющие щеки:

– Давайте вернемся в помещение и выработаем какой-нибудь план, пока мы все не превратились в сосульки.

Лили мысленно уже готовилась к экспедиции.

– Надо собрать одеяла, – сказала она, – и медикаменты.

– Майк, включи рацию, – велел Гронквист. – Сообщи о случившемся на метеорологическую станцию в Дейнборге, а оттуда наши сведения передадут в Туле[12]12
  Город-порт в Гренландии.


[Закрыть], где находятся наши спасательные подразделения военно-воздушных сил.

– Понял, – сказал Грэхем и первым вошел в хижину.

– Надо взять с собой инструменты, – сказал Хоскинс – Возможно, придется откапывать уцелевших людей из-под обломков.

Гронквист утвердительно кивнул и стал быстро собираться в дорогу.

– Подумай, что нам еще может понадобиться, – сказал он. – Я привяжу к одному из снегоходов сани, и мы сможем все туда сложить.

Всего лишь пять минут назад археологи спокойно спали. Теперь они энергично одевались, попутно обдумывая, что еще может пригодиться для помощи пострадавшим, и стараясь ничего не упустить. Они позабыли о загадочной византийской монете, не думали о теплых, удобных постелях. Они стремились как можно быстрее добраться до упавшего самолета и оказать помощь людям.

Снова оказавшись на улице. Гронквист пригнулся, чтобы не быть сбитым с ног сильным порывом ветра, и побежал вокруг становища к расположенному за ним небольшому ангару, где стояли два принадлежавших экспедиции снегохода. Он сбил лед, образовавшийся в нижней части двери, и распахнул ее. Внутри работал небольшой нагреватель, от которого, честно говоря, было мало толку, но он честно старался поддерживать температуру в помещении на двадцать градусов выше, чем за его пределами. Гронквист поочередно нажал на кнопки стартеров, но батареи были истощены долгими месяцами беспощадной эксплуатации, и двигатели не спешили заводиться. Окутанный паром от своего же дыхания. Гронквист, проклиная все на свете, стащил зубами рукавицы и попробован осуществить запуск вручную. Двигатель одного снегохода сдался с пятой попытки, но другой продолжат проявлять упорство. В конце концов, после тридцать второй попытки (Гронквист их считал), двигатель, кашляя, возродился к жизни. Хайрем надежно закрепил буксирную стяжку между санями и первым снегоходом, двигатель которого успел прогреться, причем завершил эту сложную операции как раз вовремя – его пальцы уже начали неметь.

Когда он вывел снегоход из ангара, все необходимое было сложено у входа в дом. Вещи были аккуратно упакованы, поэтому археологи загрузили сани доверху меньше чем за две минуты. Грэхем вручил каждому по мощному фонарю, и спасательная экспедиция была готова к отправлению.

– Если самолет ушел под лед, – прооран Хоскинс, стараясь перекричать вой ветра, – можно никуда не спешить.

– Он прав, – ответил Грэхем. – К этому времени уцелевшие уже все равно умерли от переохлаждения.

Глаза Лили за лыжной маской потемнели.

– Пессимизм еще ни разу никому не спас жизнь. Предлагаю всем замолчать и поторопиться.

Гронквист подхватил Лили за талию и подсадил в снегоход.

– Делайте, что говорит дама, парни. Там в этот самый момент умирают люди.

Он устроился на сиденье впереди Лили и, в то время как Хоскинс и Грэхем побежали в ангар за вторым снегоходом, повернул ручку газа. Выдохнув облако сизого дыма, снегоход тронулся с места. Выполнив дугообразный поворот, он взял курс к берегу. Сани за ним болтались из стороны в сторону.

Они двигались по неровному, покрытому обледеневшими камнями берегу. Путь был нелегким. Луч единственной фары, установленной между рукоятками, не освещал дорогу, а отплясывал безумный танец на фоне черных теней, в результате чего. Гронквист не мог заранее разглядеть торосы, пока не натыкался на них. Снегоход пробирался между их гребнями, словно утлая лодчонка меж высокими волнами. И даже высокое мастерство Хайрема не могло удержать на прямом курсе сани, которые то и дело норовили опрокинуться.

Лили попыталась обхватить Гронквиста за талию, но у него был слишком большой живот, и поэтому она мертвой хваткой вцепилась в его парку по бокам, закрыла глаза и уткнула лицо в его большое, крепкое плечо. Она даже попросила его снизить скорость, но Хайрем проигнорирован это явное проявление малодушия. Время от времени Лили поворачивала голову и следила за лучом фары второго снегохода, мчащегося следом.

Второй снегоход не вез груза, следовательно, никакие сани ему не мешали, поэтому Хоскинс и Грэхем довольно быстро догнали своих товарищей и промчались мимо, оставив их позади. Очень скоро Лили могла видеть только силуэты, которые казались неясными призраками в облаке поднятого снегоходом снега и выхлопного газа.

Она почувствовала, как напрягся Гронквист, когда луч фары осветил большой металлический предмет, лежащий на льду. Гронквист резко повернул рукоятки в левую сторону. Носы передних лыж зарылись в снег, и снегоход ушел, скорее даже прыгнул влево, разминувшись всего лишь на метр с куском оторванного самолетного крыла. Гронквист сделал попытку выровнять транспортное средство, но резкое изменение центробежной силы закрутило сани с тяжелой поклажей. Их занесло, бросило на снегоход, последовал сильный толчок. Передние концы полозьев саней зарылись в снег, сани выполнили замысловатый пируэт, и груз разлетелся в разные стороны, словно осколки при взрыве.

Гронквист что-то прокричал, но Лили не расслышала, что именно, поскольку в этот самый момент полозья саней с точностью, достойной лучшего применения, ударили его в плечо и выкинули из снегохода. Археолог описал широкую дугу, причем во время полета с его головы слетел капюшон, и несчастный врезался незащищенной головой в лед.

Руки Лили оказались слишком слабыми, чтобы удержать Гронквиста. Ей показалось, что ее тоже выбросит из снегохода, но сани, очевидно решив проявить милосердие к даме, не задели ее. Однако у снегохода были свои намерения. Никем не управляемый, он, сильно накренившись, остановился.

Несколько мгновений он угрожающе балансировал в этом положении, а потом медленно повалился набок, придавив ноги Лили. Она оказалась совершенно беспомощной, словно бабочка, пришпиленная к листу бумаги.

Хоскинс и Грэхем не сразу заметили, что с их товарищами произошла авария, но неприятности не миновали и их. Преодолев еще двести метров, Грэхем обернулся, влекомый больше любопытством, нежели интуицией, чтобы посмотреть, как далеко они обогнали Лили и Гронквиста. Он с удивлением заметил свет фары их снегохода довольно далеко позади, причем свет был неподвижен.

Грэхем тронул Хоскинса за плечо и прокричал ему в ухо:

– Думаю, с нашими ребятами что-то произошло!

Первоначально Хоскинс намеревался найти углубление в ледяном покрове в том месте, где самолет коснулся льда, и ехать по следу к месту катастрофы. Он напряженно всматривался в тьму, расстилавшуюся перед ним, стараясь отыскать признаки падения. Как раз в это время его и отвлек Грэхем. Его слов, заглушаемых шумом двигателя, разобрать было невозможно. Он повернул голову к Грэхему и прокричал в свою очередь:

– Ничего не слышу!

– Поворачивай! Что-то случилось!..

Хоскинс кивнул и снова сосредоточился на дороге. Но не зря говорят, что, управляя транспортом, нельзя отвлекаться. Даже малейшее ослабление внимания может стоить очень дорого. Так и получилось. Хоскинс слишком поздно, когда ничего уже нельзя было изменить, заметил глубокую трещину во льду.

Снегоход взлетел над двухметровой трещиной, на несколько мгновений превратившись в летательный аппарат. Вес двух ездоков тянул аппарат вниз, и он с громким треском врезался в противоположную стену фьорда. Хоскинсу и Грэхему повезло. Их перебросило через край и выкинуло на ледяную поверхность, по которой их тела еще несколько мгновений скользили, словно набитые ватой куклы по навощенному паркету.

Спустя секунд тридцать оглушенный Грэхем, двигаясь с трудом, словно девяностолетний старик, заставил себя подняться на четвереньки. Он огляделся, не вполне понимая, как он очутился в столь незавидном положении. Потом его внимание привлекло странное шипение.

Хоскинс сидел на льду очень прямо, прижав руки к паху. Он раскачивался, вдыхая и выдыхая воздух сквозь стиснутые зубы и слегка подвывая.

Грэхем снял варежку и дотронулся до носа. Он вроде бы не был сломан, но кровь текла из обеих ноздрей, вынуждая его дышать ртом. Он подвигал руками и ногами и убедился, что все цело. В общем-то этому вряд ли стоило удивляться, учитывая прочность одежды. Он подполз к Хоскинсу, легкое подвывание которого уже перешло в протяжные стоны.

– Что случилось? – поинтересовался Грэхем, моментально пожалев о том, что задал такой глупый вопрос.

– Мы влетели в трещину, оставленную во льду самолетом, – сообщил Хоскинс в перерывах между стонами. – Господи, кажется, я кастрирован.

– Давай я посмотрю, – сказал Грэхем, отведя в стороны руки Хоскинса и расстегнув несколько застежек на его комбинезоне. Затем он достал фонарик и произвел тщательный осмотр. Улыбнувшись во весь рот, он заметил: – Твоей жене понадобится другая причина, чтобы тебя бросить. Не волнуйся, твое мужское достоинство в целости и сохранности.