Текст книги "Неизвестные лица. Ошибочный адрес. Недоступная тайна"

Автор книги: Клавдий Дербенев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

– Разрешите? – лейтенант приподнялся со стула.

– Сидите, сидите! – махнул рукой Орлов.

– У меня есть версия, товарищ полковник, – начал Ершов. – Но она мне кажется одновременно и слишком простой и фантастической. Это вполне закономерно. Я знаю, каждому из нас, занимающемуся розыском Пилади, в некоторые моменты кажется, что вот этот вариант и приведет к цели… Сейчас у меня как раз такое состояние…

– Я понимаю вас, – заметил Орлов, – и хочу предупредить, чтобы вы не слишком глубоко влюблялись в вашу версию, чтобы трезво отнеслись к ней, чтобы у вас хватило мужества и настойчивости вести дело и после того, если первая версия окажется несостоятельной… Вам понятно?

– Да. Если я не достигну цели, это не смутит меня, товарищ полковник! – твердо заявил Ершов. – Наоборот, во мне возрастет упорство.

– Это хорошо, товарищ Ершов. Так и надо смотреть на свою работу, – сказал Орлов, пристально глядя на лейтенанта, который оживился еще больше, поняв, что его ответ понравился полковнику. – Назовите вопросы, подлежащие проверке в связи с выдвинутой вами версией.

У Ершова все уже было продумано, и, несколько волнуясь, он сказал:

– Первое – найти неизвестного в белой курточке, установить, кто он. Второе – выяснить характер, поведение и образ жизни Марковой и Чупырина и могут ли они быть использованы в шпионских целях. Третье – запросить из Ленинграда исчерпывающую информацию о Бочкине и установить за ним тщательное наблюдение.

Пока Ершов излагал свои мысли, Орлов, всматриваясь в фотокарточки, приложенные к рапорту, старался проникнуть в характеры людей, привлекших внимание молодого оперативного работника.

– Вы все сказали? – спросил Орлов, когда прошла почти целая минута после того, как Ершов замолчал и сидел в напряженном ожидании.

– Да.

– Ваша версия, товарищ Ершов, простая и смелая, – начал Орлов, перелистывая рапорт. – Вы представили себе, какие могут быть результаты? Подумали – это очень хорошо! Как вам удастся найти гражданина в соломенной шляпе и белой курточке? Это, пожалуй, самый сложный вопрос. Допустим, после многих усилий вам это удастся: вы его увидели где-то. Начнете проверять, и оказывается, что он, например, бухгалтер артели «Прогресс», от безделья в период отпуска гуляющий по улицам города и поедающий большое количество мороженого… Причем этот бухгалтер живет в Лучанске безвыездно пять или десять лет! Вот и рушится ваша версия… Все, что вы намечаете провести в отношении Марковой и Чупырина, не представляет сложности и не потребует много времени. Вы обратили внимание на фото? Маркова – красавица. Бочкин – одинокий человек. Подумайте о возможных мотивах его повышенного интереса к этой девушке. Может быть такая ситуация? Вполне! Устанавливать сейчас за Бочкиным наблюдение нет оснований, но об этом мы все же подумаем. Что нужно сделать в первую очередь и немедленно – это запросить Ленинград о Бочкине. Запрос сделайте развернутый… Что же касается розыска неизвестного в соломенной шляпе, то разрешить вам искать его специально я не могу. Все же в целом вашу версию надо иметь в виду. Бочкин и эти молодые люди с завода уже сами собой интересны…

Ершов опустил голову. «Вот получил холодный душ для пылкого воображения», – подумал он.

Полковник отлично понимал состояние лейтенанта. А что он мог поделать? Не мог же так, сломя голову, бросить Ершова на поиски неизвестного, когда отлично знает, сколько нерешенных задач стоит перед Ершовым. И на все нужно время… Вот они сейчас сидят здесь, погруженные в свои думы, а мерзавец Пилади уже вершит свое грязное дело, и, может, через минуту-другую сообщат о диверсии…

Орлов встал. Ершов тоже моментально поднялся и, понимающе взглянув на Орлова, сказал:

– Все ясно, товарищ полковник! Я могу идти?

– Идите, – протягивая лейтенанту руку, сказал Орлов.

Ершов в этом рукопожатии почувствовал одобрение, и глаза его снова задорно заблестели.

Как только Ершов вышел из кабинета, явился Ермолин. Полковник посылал его в отдел уголовного розыска милиции выяснить, какие еще данные добыты по делу Моршанского. Но новостей не было. Убийство оставалось нераскрытым. Несомненным являлось, что совершено оно не с целью ограбления, так как при убитом нашли деньги и дорогие часы. Эксперты утверждали, что зарезал Моршанского человек, обладающий большой физической силой, преступник был в перчатках.

Выслушав Ермолина, Орлов подал ему рапорт Ершова и сказал:

– Вот прочитайте внимательно, поговорите с Ершовым, посоветуйте ему, как поступить. Два ума – хорошо, а три – еще лучше. Мое мнение он вам скажет.

Основное здание конструкторского бюро Лучанского номерного завода в те дни находилось на ремонте. Конструкторы и чертежники временно разместились в деревянной надстройке над цехом сборки. Это было огромное продолговатое помещение с большими окнами. В глубине у стен, как командирский мостик, возвышался стол главного конструктора. Вдоль стены по правую сторону работали конструкторы, по левую – чертежники. Чупырин вместе со шкафами, заполненными документацией, был отделен от общего помещения стеклянной перегородкой.

В этот солнечный день Чупырин совсем не думал о работе и, перекладывая с места на место чертежи, посматривал на склонившуюся над столом Лену. Он не мог забыть, как утром, по пути на завод, девушка отчитала его за попытку обнять ее.

Чупырин видел, как к столу Лены подошел конструктор Фазанов и о чем-то стал говорить, показывая на чертеж, над которым она работала. Потом Фазанов карандашом показал в сторону Чупырина. Тот спрятался за шкаф. Когда через минуту он выглянул из-за своего укрытия, то удивился: Лена шла к нему. Он опять метнулся за шкаф и поправил прическу. Стеклянная дверь открылась за его спиной, и Лена сказала, чтобы он дал ей чертеж 6548 на деталь «А».

Он сознательно долго не находил чертеж, мучительно обдумывая, что бы сказать ей.

– Нельзя ли побыстрее, – поторопила Лена.

Чупырин, спрятавшись за дверцу раскрытого шкафа так, чтобы его не было видно со стороны, тихо сказал:

– Милая Леночка! Вы должны меня извинить! Я не успел вам сказать – от дяди пришло письмо… Все будет в порядке. Завтра я подаю заявление об увольнении и еду в Москву. Дядя показывал в студиях мои снимки, и две студии – «Мосфильм» и имени Горького – готовы пригласить меня сниматься… Леночка, я вас потяну за собой сразу же… Гарантирую полный успех на вашем пути…

– Вы дадите мне чертеж или нет? – строго сказала Лена и взялась за дверную ручку. – Может, прийти самому Фазанову?

Чупырин швырнул ей чертеж и, скривив рот, проговорил:

– Зазналась, звезда болотная…

Лена ничего не ответила, вышла из конторки и впервые подумала о том, почему такое ничтожество, как Чупырин, имеет доступ к тому, что составляет большую государственную тайну. «Может быть, на должности технического секретаря он держится только из-за почерка? Начальник конструкторского бюро Герман Петрович Захаров любит красиво надписанный чертеж…»

Принявшись за работу, она продолжала размышлять. Вспомнился ей и Бочкин. Утром она по обыкновению подошла к киоску, и старик, улучив удобную минутку, снова позвал ее к себе в гости. Она ничего не ответила, а теперь неожиданно твердо решила: «Схожу».

Анна Александровна сидела в комнате мужа перед выдвинутыми ящиками стола. Шел двенадцатый час дня, но на обоих окнах были задернуты шторы, горела лампа. Чувство страха не покидало ее и днем. То ей слышались шаги Моршанского, то осторожное покашливание – была у него такая манера. Она понимала, что все это игра воображения, нервы, но тем не менее не могла взять себя в руки.

Никогда Анна Александровна так глубоко не задумывалась над своей жизнью. Вчера в милиции ее допрашивали. Следователь интересовался знакомыми убитого, его душевным состоянием в последнее время. На эти вопросы она ничего не могла ответить – знакомых его не знала, а последние два месяца вообще не видела Моршанского; только иногда он звонил ей по телефону на службу, справлялся о здоровье. Вышла она от следователя с большой душевной тяжестью и раскаянием за свое слепое доверие к Моршанскому.

Приезд Владимира Ивановича и все, что произошло затем, заставляло Анну Александровну по-новому смотреть на себя. Подпирая опущенную голову рукой, она не смела взглянуть на портрет мужа. Ей казалось, что ничего, кроме осуждения, не увидит в глазах Саши. И не один этот взгляд устремлен на нее с укором. От него просто избавиться: не заходить в Сашину комнату. Но куда скроешься от Владимира Ивановича, а особенно от Максима?

Пожалуй, за все годы, минувшие со дня смерти мужа, она не провела столько часов у его стола, сколько за эти три дня. С настойчивостью Анна Александровна перечитывала записки мужа, пытаясь отыскать хоть какой-то намек на то, что содержалось в пакете. Но поиски были безрезультатны.

Ее настолько захватило все происшедшее, что она даже забыла об отпуске, вспомнила только утром, когда к ней пришли с работы и спросили, будет ли она брать путевку в дом отдыха. Анна Александровна отказалась. Спокойствие ее было потеряно, и ни о каком отъезде она не могла думать. Понимала теперь, что между исчезновением пакета и убийством Моршанского существует какая-то связь. То, что пакет пропал через много лет, говорило только о его важности…

Предаваясь мучительным размышлениям, она даже не слышала, как в комнату вошел сын, и, услышав его голос, вздрогнула. Максим поднял шторы, выключил лампу и, присаживаясь на стул, сказал:

– А все же ты, мама, напрасно отказалась от дома отдыха. Что тебе здесь делать?

Анна Александровна посмотрела на сына, и хотя он сидел спиной к окну и лицо его находилось в полутени, все же увидела его озабоченное выражение. Она ничего не сказала, покачала головой и стала задвигать ящики стола.

– Мама, запри за мной дверь. Я пошел к Косте Волкову готовиться…

Анна Александровна боялась оставаться в доме одна, но не могла признаться в этом.

– Возьми ключи. Возможно, я уйду…

– Хорошо. Через полтора-два часа вернусь, – сказал Максим, вставая. – Ты делала бы что-нибудь… В саду, например…

– После, – отрывисто ответила Анна Александровна. – Мне необходимо повидать Владимира Ивановича, а он, возможно, опять не придет. Лучше сама схожу к нему в управление…

Орлов только что кончил оперативное совещание со своими сотрудниками. Были подведены первые итоги розысков Роберта Пилади. Стало очевидным одно: все проделанное с добросовестной тщательностью не дало ощутимых результатов. Но доказывало ли это, что Пилади в Лучанске нет? Никто не мог бы этого утверждать. На совещании были высказаны новые предложения, обобщить которые предстояло Орлову. Он все еще рассчитывал получить из комитета приметы Пилади, но таких данных пока не поступало. Какой он, этот диверсант? Блондин или брюнет? Под каким именем скрывается? Сразу ли будет выполнять задание? Не ради же одной диверсии предпринята засылка агента. Несомненно, есть у него и другие задачи. Какие? Иногда возникала мысль: все напрасно, Пилади не появится в Лучанске. Но Москва ежедневно запрашивает: «Как?» И вот это «как?» веско говорило: враг на свободе.

Орлов глубоко вздохнул, поднялся со стула и начал ходить по кабинету. Звонок телефона вернул его к столу.

– Да, выдайте ей пропуск!

Вскоре вошла невестка, одетая в легкое платье, косынка на голове была повязана наспех.

– Садитесь. Что случилось? – спросил Орлов.

Анна Александровна сняла косынку, поправила волосы и закашлялась. Орлов налил в стакан воды и дал ей напиться. Вытерев губы зажатым в кулак платком, она заговорила, понизив голос:

Сорок минут назад приходил ко мне один тип, назвавшийся представителем местного отделения писателей Питерским. У него на руках какой-то документ на бланке и с печатью… Он просил дать ему возможность ознакомиться с дневниками и незавершенными работами Саши… Потребовалось все якобы для статьи к сборнику Сашиных рассказов, готовящемуся к изданию… Присмотревшись, я узнала в Питерском того самого, о ком вам рассказывала в прошлый раз. Помните, которого Моршанский назвал крупным уголовником?… Он очень изменился, но я не ошиблась.

– Ну и как вы поступили? – спросил Орлов.

– Сначала я растерялась. Хотела провести его к Сашиному столу, но потом сообразила. Сказала, что должна идти в больницу… Он упрашивал остаться, но, видя, что ничего не получается, обещал прийти завтра… Я так перепугалась… Это – он!

– Можно проверить, – сказал Орлов, вспомнив, что в день его приезда Анна Александровна рассказала ему о готовом к изданию сборнике. Зачем же опять потребовалась статья? Раскрыв телефонный справочник, Орлов нашел нужный номер.

Ответственный секретарь отделения Союза советских писателей сказал Орлову, что никакого Питерского у них нет, никого он не посылал к вдове Александра Ивановича Орлова. Сборник рассказов Орлова давно сдан издательству, и вступительная статья также написана одним из местных авторов.

Орлов положил трубку и, взглянув на Анну Александровну, сказал:

– Кто-то настойчиво интересуется бумагами Саши. Писатели тут ни при чем… Ясно?

Анна Александровна побледнела и была не в силах подняться. Орлов помог ей.

– Главное – спокойствие и выдержка! Видите, как все складывается? Максим дома?

– Когда я пошла, его не было, – проговорила она и торопливо стала повязывать косынку.

Орлов вызвал машину и отправил с Анной Александровной одного из своих сотрудников. Он боялся, как бы, воспользовавшись отсутствием в доме людей, туда не проник кто-нибудь.

После ухода Анны Александровны Орлов занялся обобщением предложений, выдвинутых на совещании, но через десять минут отложил записи, убедившись, что мысли его возвращаются к краже пакета, поведению невестки, убийству Моршанского, самозванцу Питерскому…

«Очевидно, кроме пакета Саши, существует интерес и к другим его бумагам, – думал Орлов. – Но я внимательно осмотрел все в столе и ничего не нашел. Может быть, плохо смотрел? Нет!»

Орлов снова взялся за свои записи, на листке бумаги сверху написал: «План», – но отложил перо.

«Следовательно, мой приезд в Лучанск столкнул меня не с одним неизвестным лицом, скрывающимся под именем Пилади, а и еще с какими-то неизвестными лицами, – с волнением подумал Орлов. – Почему Моршанский, столько лет добивавшийся от Анны Александровны пакета, взял его только перед моим приездом? Ясно, из-за боязни, чтобы пакет не попал в мои руки. Но кто убил Моршанского? Если после его убийства набираются нахальства и идут в дом, следовательно, кражей пакета не достигли цели. Или тут что-то другое?»

Позвонил по телефону Гудков, вызывая на доклад. Просматривая в папке бумаги, которые следовало захватить с собой, Орлов решил обо всех происшествиях в доме невестки рассказать генералу.

За несколько дней до приезда полковника Орлова в Лучанск в одном небольшом испанском городке, в отдельном кабинете ресторана «Барселонская красавица» встретились двое. Тот, который был моложе, отвешивая с порога кабинета почтительный поклон, подумал: «Так вот каков Честер Родс, этот знаменитый специалист по русским вопросам».

Родс, крупный и широкоплечий, сидел в кресле за небольшим круглым столом. Упитанное лицо его с белыми бровями и седой шевелюрой было отмечено печатью высокомерия. Холодные глаза только на мгновение остановились на вошедшем.

Пока Родс медленно набивал трубку, гость смотрел на его пальцы, унизанные кольцами, и мысленно определял сумму долларов, которую можно было бы получить, сняв с рук старика дорогие украшения.

Закурив и выпустив струю пахучего дыма, Родс сосредоточил взгляд на своей трубке и коротко бросил:

– Садитесь!

Плавной скользящей походкой гость направился к одному из стульев, стоявших около стены.

– Ближе!

Подчиняясь властному окрику, пришедший сделал резкий поворот, подошел к круглому столу и опустился в кресло напротив Родса.

Теперь Родс смотрел прямо. Но гостя не смутил колючий взгляд старика. Он выдержал его спокойно, как бы давая понять, что знает себе цену.

– Вам нежелателен предстоящий рейс, Пилади?

– Почему Пилади? Я – Адамс.

– Запомните: вы были Адамс, а сейчас вы – Пилади.

Адамс усмехнулся:

– Слушаюсь.

– Вы огрызнулись, когда получили мой вызов? – тем же тоном продолжал Родс.

– Да, господин Родс, огрызнулся. Это было для меня неожиданно. Я уже отправил самолетом багаж, намерен был возвратиться домой.

– На покой захотели! – ехидно воскликнул Родс. – Рано! Время не то! Берите пример с меня! Я намного старше вас, но ношусь по миру, как метеор.

– Я вами восторгаюсь, господин Родс, – проговорил Адамс.

– Мне нужны не восторги, Пилади, а то, чтобы вы отправились в Советский Союз!

– Я слышал, что за такое турне блестяще платят. Меня это устраивает. Кроме того, когда я буду писать свои мемуары о разведывательной работе, у меня прибавится несколько ярких страниц с упоминанием имени Седого Честера! Если бы не этот случай, я не имел бы такой возможности.

Адамс встал и вежливо поклонился.

Родсу льстило, когда его называли Седым Честером. Взгляд его стал мягче, он шевельнул рукой, давая Адамсу знак садиться.

Разговор продолжался долго. Потом Родс дал Адамсу письменное изложение задания. Адамс дважды прочитал текст на немецком языке и, подумав, поставил свою подпись по-русски.

– Вам все понятно? – спросил Родс, пряча документ в карман пиджака.

– Все, господин Родс, абсолютно все!

– Повторите коротко основные положения задания, – предложил Родс, снова закуривая трубку.

Адамс слегка усмехнулся и, смело глядя в холодные глаза Родса, начал:

– Задание состоит из двух частей. Первая – «Ядро», вторая – «Взрыв». Место выполнения – город Лучанск. Обязан дать знать о себе десятого июля, после прибытия в Лучанск. Время для радиосвязи – четыре утра по московскому времени. Первую операцию выполняю исключительно через агента Дезертир, вторую – через агента Ксендз. В зависимости от обстановки могу применить разумную инициативу…

– Довольно! – махнул рукой Родс.

– Слушаю вас, господин Родс.

– У вас блестящая память, Пилади, – начал Родс. – Мне рекомендовали вас как одного из самых опытных разведчиков, и вы должны понять, почему именно на вас пал выбор. Дело предстоит трудное, но стоящее. Вы должны гордиться, что пойдете по стопам Седого Честера… Вам предстоит сделать то, что много лет назад не вышло у меня… Причем, когда я там был, обстановка выглядела во много раз проще. Контрразведка царской России в сравнении с советской – грудной ребенок. Да, да, именно так. Вам предстоит перехитрить серьезного противника. Это очень нелегко! И я вам разрешаю в своих будущих мемуарах отметить, как вы выполнили то, что не удалось Седому Честеру.

– Я польщен, господин Родс, – тихо сказал Адамс, – но мне кажется, что операция «Ядро» не столь важна… Изобретения сорокалетней давности покрыты пылью…

Родс прервал высказывание Адамса, постучав трубкой по краю стола, строго заявил:

– Вы подчиненный, Пилади, и вам не положено ревизовать приказания…

Адамс кивнул головой.

– Еще раз предупреждаю, – продолжал Родс, – будьте осторожны… Своим поведением и всем обликом создайте образ малозаметного рядового человека. Обязательно сбрейте ваши щегольские усы, забудьте на время об изысканных костюмах. Ведите себя как можно проще. Я не буду скрывать: в прошлом году два агента – Аист и Окунь – не дошли до Лучанска… Обоих погубила их неосторожность… Хорошо, что они ничего не выдали.

– Я буду третьим, – заметил Адамс и иронически усмехнулся.

– Не напрашивайтесь на комплимент, Пилади! Вы – другое дело! Моя беда, что я не знал тогда о вас… В обязательном порядке перед связью с Дезертиром и Ксендзом проверьте их надежность. Не проявляйте к Дезертиру родственных чувств, он не заслуживает сожаления… Вам это ясно?

– Вполне, господин Родс.

– Сутки в вашем распоряжении. Постарайтесь их провести с наибольшим удовольствием. Завтра ровно в двадцать три явитесь на аэродром… Увидимся с вами после выполнения задания, в Мадриде. Место вам известно. Все.

Очутившись за массивной дверью, Адамс выругался, лицо его сделалось злым. Погладив тонкие, похожие на стрелки будильника усы, он отошел от двери и направился в общий зал ресторана.

Остановившись у входа и окинув взглядом просторное помещение, залитое светом люстр, спускавшихся с разрисованного потолка, Адамс стал высматривать себе столик. Он прошел на место и, заказав ужин, продолжал ощупывать зал внимательным взглядом. Замечание Родса о наилучшем препровождении времени он уже забыл и, потягивая вино, думал о другом.

Георгия Адамса родители увезли из России восьми лет. Дальнейшие годы жизни прошли в Нью-Йорке. Там формировался его характер. С одной стороны, на него влияла улица, с другой – родные. Дом их постоянно посещали такие же озлобленные беглецы из России. Он внимательно слушал и воспринимал разглагольствования взрослых. Но все же главным для Адамса всегда были деньги. С пятнадцати лет он стремился добывать долларовые бумажки. Не брезгал ничем: шел на кражу, мошенничество и даже убийство. Вся забота заключалась в том, чтобы не понести наказания. И, надо заметить, карающая рука не касалась его. Живя в Нью-Йорке, Адамс не видел остальной Америки. В сорок шестом году, похоронив родителей, он переплыл океан. Кочуя по Западной Европе, довольствовался ролью исполнителя чужой воли. То, что он родился в России, отлично знал русский язык и интересовался жизнью Советского Союза, давало ему некоторое преимущество перед другими, такими же отщепенцами. Это преимущество способствовало увеличению его накоплений, и счет Адамса в нью-йоркском банке достиг такой солидной суммы, что дальнейший риск для него утратил всякий смысл. Но все же Адамс был не властен распоряжаться своей персоной: появился этот Честер Родс.

Вино не развеселило Адамса. Наоборот, он впал в еще более мрачное состояние. Первое его тайное посещение Советского Союза в сорок девятом году завершилось благополучно, но значило ли это, что и второе окончится так же? Адамс понимал, что досадовать на судьбу бесполезно, но все же не мог сразу побороть в себе это чувство. На него не произвело никакого впечатления обещание всяческих благ, о которых говорил Родс. Особенно не по душе Адамсу была та часть задания, которую старик окрестил «Взрыв». Диверсию Адамс относил к разряду грубой работы и считал ее уделом обреченных. Его не настраивало на оптимистический лад обещание, что для выполнения операции он будет обеспечен самой совершенной техникой, гарантирующей полный успех.

Вопрос официанта, не угодно, ли ему еще что-либо, отвлек Адамса от грустных размышлений. Он посмотрел на склоненное к нему внимательное лицо с крупным носом и отрицательно покачал головой. Щедро расплатившись, встал и направился к выходу. «Черт возьми! – подумал Адамс. – Однако я не трус и справлюсь с заданием!»

– Вас просили зайти в кабинет, в котором вы уже имели удовольствие быть…

Адамс вопросительно посмотрел на швейцара, но тот как ни в чем не бывало занимался с другим посетителем. Делать было нечего и, подойдя к знакомой двери, Адамс осторожно постучал.

– Войдите!

Адамс вошел в кабинет и прикрыл дверь.

– Вы просили зайти, господин Родс?

Родс сидел все на том же месте и смотрел на Адамса сердито. Адамс встал навытяжку.

– Покинув этот кабинет, вы изволили выругаться. Что это означает? Как понимать? – спросил Родс.

– Я выругал себя, только себя, за то, что недостаточно красноречиво поблагодарил вас за оказанное мне доверие, – соврал Адамс.

– Так, – промычал Родс. – Почему тогда в ресторане вы сидели с лицом приговоренного к повешению?

– Поднялись рези в желудке, – незамедлительно ответил Адамс.

Родс смерил его насмешливым взглядом и сказал:

– Прощаю только за вашу изворотливость, Пилади. Понятно?

– Понятно, господин Родс.

– В таком случае, отправляйтесь, а веселую вывеску, которую вы мне здесь демонстрировали, не снимайте с физиономии!

Утром задумав пойти к Бочкину, вечером того же дня Лена была у него. Стоит ли говорить о том, в какой восторг привело старика согласие девушки посетить его. Когда она ему сказала, что придет в десять часов вечера, Бочкин немедленно закрыл киоск и помчался домой, чтобы приготовиться к приему гостьи. Он не пытался даже подумать, почему девушка согласилась пойти к нему. Нет, ему было не до анализа причин. Бочкин был так рад, что, по пути домой заходя за покупками в магазины, не замечал, что за ним, словно тень, всюду следует просто и даже бедновато одетый в серый костюм и кепку черноглазый мужчина средних лет. Бочкину в эти минуты решительно ни до чего не было дела.

А черноглазый мужчина с изощренной изворотливостью следил за Бочкиным, убеждаясь, что еще много энергии таится в этом старике.

Овинная улица была тиха, мала и безлюдна. Никто из ее жителей не заметил черноглазого мужчину, который и вчера был тут, у дома Евлампия Гавриловича. Мужчине понравилось, что дом обнесен высоким забором, что сразу же за ним начинается сосновая роща. Но не понравилось, что дом слишком приметен и не похож на остальные дома улицы. Представлял он нагромождение всевозможных пристроек с маленькими окнами и длинной верандой. Стены имели слишком яркий оранжевый цвет, крыша светло-синяя, а крыльцо и двери были окрашены белой блестящей краской…

Когда на колокольне бывшего Павловского монастыря часы пробили одиннадцать, на уснувшей Овинной улице, у дома Бочкина, вновь появился черноглазый мужчина. Он открыл калитку и проскользнул во двор. Овчарка выбежала из-за угла и, скользя кольцом цепи по проволоке, стала приближаться. Черноглазый, не отделяясь от калитки, к которой он прижался спиной, тихо свистнул и швырнул собаке небольшой белый кубик. Кончиком носа собака коснулась его, мотнула мордой и без единого звука, как подкошенная, свалилась на траву. Мужчина отошел от калитки, носком ботинка пододвинул кубик к открытой пасти собаки и направился к дому.

«Что это старая скотина делает?» – подумал он, увидев в одном из окон Бочкина. Старик в новом костюме стоял на коленях перед девушкой. Он что-то говорил, поминутно дотрагиваясь крючковатыми пальцами до ее руки.

Комната, в которой происходила эта сцена, имела странный вид: стены ее были увешаны портретами женщин. Мужчина с интересом смотрел на происходящее, и улыбка не сходила с его лица.

Черноглазый отошел от окна, обогнул дом и через веранду ловко проник внутрь. Включив карманный фонарик, он увидел, что находится в узком коридоре, устланном мягкой дорожкой. Из-за двери доносился голос Бочкина.

Погасив фонарик, мужчина открыл среднюю дверь и проскользнул неслышно в комнату. Там было темно. Голоса разговаривающих за перегородкой были отчетливо слышны. Бочкин уговаривал девушку остаться, называя ее по-стариковски нежно – Ленунчик, но она настойчиво просила отпустить ее, обещая зайти в другой раз. Бочкин умолял остаться. Девушка попросила пить. Слышно было, как старик пошел из комнаты. Черноглазый вздрогнул, над его головой вспыхнула яркая электрическая лампочка. Тут же вошел в комнату Бочкин и торопливо направился к небольшому столику, на котором стояли бутылки с вином, две вазы с фруктами и коробка с шоколадными конфетами. Не успел Бочкин протянуть руку к стакану, как почувствовал присутствие постороннего. Обернувшись, он слабо вскрикнул. Его лицо перекосилось, очки сползли на кончик носа, бородка вздрагивала. Черноглазый, как кошка, прыгнул к нему и прошептал:

– Ни звука! Я от Честера Родса!

Бочкин пытался что-то пролепетать, но его толстые губы только хлюпали.

– Немедленно удалите девчонку! – прошептал черноглазый, приблизившись губами к заросшему волосами уху старика и, схватив его за плечо, с силой подтолкнул к двери.

Бочкин медленно вышел, покачиваясь из стороны в сторону.

Мужчина прислушался и, убедившись, что старик вернулся к девушке, тихо подошел к столу, налил в стакан вина и, неторопливо попивая, слушал, как говорил Бочкин, что в доме, к сожалению, не оказалось кипяченой воды, что пора Лене идти… «Немного неправильно получилось, – подумал мужчина. – Девчонка может заметить такой крутой поворот… Черт возьми, а собака? Она же увидит собаку!» Но было уже поздно что-либо предпринять – старик с девушкой выходили на крыльцо.

Лена оттолкнула руку Бочкина и быстро сошла со ступенек. Она не могла не заметить перемены, происшедшей с Бочкиным. Теперь она даже верила, что какой-то разговор, послышавшийся ей за стеной, пока она одна оставалась в комнате, действительно был. Лене стало страшно. Она поняла, что прикоснулась к какой-то тайне в жизни киоскера…

– В молодости я, Елена Петровна, тоже был подвержен различным видениям. Галлюцинации мучили меня… Это с годами пройдет, – говорил Бочкин.

Лена вскрикнула, запнувшись за распростертую на траве собаку.

– Пион! – вырвалось у Бочкина. Он нагнулся и, увидев у морды собаки белый предмет, издававший неприятный запах, выпрямился и пискливо сказал: – Не пугайтесь, он спит, он не совсем здоров…

«Тут что-то происходит», – напряженно думала Лена, открывая калитку.

Бочкин, придержав ее руку, стал говорить о том, что они обязательно снова должны встретиться.

Лена облегченно вздохнула только тогда, когда за ней закрылась калитка. «Собака была здорова, он сам перед этим хвастался ее выносливостью», – подумала она.

Бочкин запер за Леной калитку и не двигался с места, встревоженно глядя на дом. Потом посмотрел на собаку, неподвижно лежавшую на траве. Наконец поднялся на крыльцо и решительно открыл дверь.

Гость, как хозяин, встретил Бочкина на пороге комнаты, в которой еще недавно находилась девушка. На старика в упор были устремлены блестящие черные глаза. В следующее мгновение Бочкин рассмотрел, что у незнакомца продолговатое, сильно загорелое лицо с длинным носом. Бочкин не мог выдержать тяжелого взгляда и опустил голову.

– Не узнаете меня, дядя?

Этот вопрос Бочкин принял за насмешку и, не поднимая головы, пробурчал:

– Вы обознались.

– Постойте, – невозмутимо продолжал тот. – Очевидно, вы меня действительно не узнали! Всмотритесь получше. Я – Жорж. Жоржик… Адамс, ваш племянник… Узнаете?

Бочкин поднял голову, насупившись, посмотрел в лицо стоявшего перед ним человека и как будто сразу увидел большие черные глаза сестры Ольги и длинный нос владельца петербургского ювелирного магазина.

– Господи, господи, – зашептал Бочкин и шагнул к Адамсу.

– Последний раз вы видели меня семилетним ребенком. Не удивительно, если забыли! Но не в этом главное… Вы не волнуйтесь! Идемте в комнату.

Бочкин глупо улыбался. Он безмолвно последовал за племянником и сел на диван. Разнообразные мысли полезли ему в голову, хотелось спросить об Ольге, о зяте, но он только жалко и растерянно улыбался.

– Ну как тут у вас? Как ваши дела? – спросил Адамс, садясь рядом с Бочкиным.