Текст книги "Исторические повести"

Автор книги: Клара Моисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

АСПАНЗАТ ОСТАЛСЯ ОДИН

Рустам не узнал Панча. Всюду шныряли люди в белых бурнусах. По улицам носились всадники. Жители Панча со страхом и любопытством рассматривали пришельцев.

– Вот это отряд конницы ал-Мусейяба, – говорил какой-то знатный господин, – а вот пешие воины хорезмшаха. Саид ал-Хараши заставил их пойти против согдийцев. А вот важный военачальник на рыжем скакуне – это Шаукар ибн Хамук, злобный человек из бухарской знати…

Рустам внимательно слушал неизвестного ему господина.

«Хорошо бы обо всем донести афшину, – подумал он. – Ведь как вооружены! Какая сила! Если начнут рубить, так не останется ни одного человека в Панче. А что же будет, если они пойдут на крепость Абаргар? Хватит ли там воинов, чтобы отбиться от такой силы? Пойду скорее, найду учителя и потороплюсь к афшину. Если я получу коней у стражника во дворце, то мы быстро доскачем. Пожалуй, успеем сообщить о грозящей опасности».

К удивлению Рустама, у ворот дворца не было охраны. Стояли верблюды, груженные сундуками, коврами и драгоценными сосудами, которые не успели увезти люди Деваштича. Рустам бросился в распахнутые двери. Комнаты пусты. Где же учитель? Его нет. И спросить некого. Словно все вымерли. Но что случилось с росписями? Как они изуродованы! Кто-то старательно соскреб лица и руки. Уничтожены все росписи, сделанные искусными руками старого учителя. А что делается в комнате молитв! Какое злодейство совершили иноверцы! Повергнута ниц статуя богини, разбита ее прекрасная голова, и обломки статуи смешались с черепками жертвенных сосудов. Тут же валяются бусы – украшение богини. Нет жертвенника. Нет более священного огня. Обезглавленная Махзая беспомощно протянула руки к виноградной лозе.

Рустам остановился, потрясенный страшным зрелищем.

– Кто сотворил это злодейство?! – закричал он в порыве гнева и отчаяния.

Но никто не откликнулся, лишь эхо отозвалось в пустых комнатах дворца. И юноше послышалось, что эхо вторит отовсюду: «Злодейство! Злодейство! Злодейство!..»

– Так вот они какие, эти люди, пришедшие поработить нашу страну… – шептал Рустам. Ужас и отчаяние охватили его. Он понял, что случилось что-то очень страшное и непоправимое. – Они только что пришли, нас не знают. За что же они нас так ненавидят? Почему они так злобно уничтожили то прекрасное, что создал мой учитель? Разве могла им помешать картина шествия царей в храм предков? Почему они соскребли головы? Почему разбили статую богини? Зачем изуродовали изображение Махзаи? О, у них нет сердца!

Учитель говорил ему, что люди, которые не умеют видеть красоту, – черствые люди! А эти не только черствые – они жестокие, они ненавидят прекрасное, они его уничтожают!

– Учитель! Учитель! Учитель! – кричал Рустам, заглядывая во все комнаты, забираясь под пандусы, останавливаясь возле ниш. В комнате афшина он замер в удивлении. Перед ним, как живая, стояла красавица арфистка. Легко касаясь пальцами золотых струн арфы, она, казалось, играла что-то печальное. Лицо ее было строго. Рустаму оно показалось даже скорбным. Где она, эта удивительная музыкантша? Куда девался старый Хватамсач?

Рустам метался по разграбленному, разрушенному дворцу Деваштича и нигде не встретил ни одного человека. Он поднялся на крышу и попал в маленькую комнату звездочета. Сюда никто не приходил – здесь не было следов разрушения. Но в комнате не видно было ни одежды, ни деревянных ящичков с гороскопами, которые бережно хранил Зварасп. Рустам окинул взглядом опустевшую комнату. На полу он заметил голубую бумагу, свернутую трубкой и перевязанную шелковой ниткой. Он поднял и развернул ее. Это было письмо.

В первую минуту Рустаму показалось, что оно написано на чужом языке, но, вглядевшись внимательно, он понял, что письмо написано по-согдийски. От кого же? На такой дорогой китайской бумаге? Откуда?

«Мир тебе и поклон от твоего покровителя Саида ал-Хараши. Я помню твои заслуги, Зварасп, – писал он. – Ты сообщил мне много полезных сведений, да пошлет тебе Аллах здоровье и благополучие…»

– Где же он, поганый старик, проклятый колдун! – прошептал в ярости Рустам. – Где он, предатель Зварасп!

«За услугу, которую ты мне окажешь, я посылаю тебе подарок. Впереди тебя ждет большая награда. А драгоценный перстень, который тебе вручит мой гонец, послужит знаком моего высочайшего доверия. Я вывез его из Нишапура. Этому камню нет цены. Подвесь перстень на шею, и ты почувствуешь, как укрепляется твое сердце, как уходят страхи и сомнения. Эта удивительная бирюза, величиной с лесной орех, предохранит тебя от ударов молнии. Отныне ты спасен от укуса скорпиона. За все это стоит послужить, не правда ли? А когда ты прибудешь ко мне с доброй вестью, тогда я вручу тебе кошелек с золотыми, который давно уже снился тебе, как ты изволил мне писать. Ты еще писал мне о гороскопе, будто он должен послужить путеводной звездой людям Панча. Я могу дать тебе добрый совет: не трудись, не считай звезды, не трать времени на вычисления. Пусть в твоем гороскопе будет указан день Анахиты. На этот раз путеводная звезда людей Панча будет нами отмечена. Укажи же направление твоему господину…»

Рустам сжал кулаки. Ярость охватила все его существо. Теперь он понял, почему разорен дворец афшина. Еще более страшное впереди. Ведь недаром ал-Хараши сам назначил день Анахиты. Значит, он пошлет свое войско на крепость Абаргар!.. Кто же предупредит афшина? Где взять коней?

– О, горе нам!.. – простонал юноша.

Он выскочил на улицу, решив угнать верблюда, но караван, груженный добром Деваштича, был уведен.

– О, горе нам!.. – повторял Рустам.

Он побежал по опустевшим улицам города. Он заглядывал в чужие дворы. Он твердо решил, что если увидит где-либо коня, то ускачет на нем к горе Магов, чтобы предупредить афшина. Но кони были только у чужеземцев.

Рустам бежал в гору, а перед глазами его стояла картина разграбленного дворца; обезглавленная Махзая и разбитая статуя богини словно призывали его к мести. Он прижимал к груди бусины, унесенные в память о комнате молитв. Эти бусины жгли ему грудь.

Прошло всего несколько дней с того времени, как афшин покинул свой дворец в Панче, и вот что сделали с ним враги! Что же ждет людей Панча? Нет, этого не должно быть! Этого не будет!

•

Отряд Деваштича подходил к ущелью Кум, когда вдруг кто-то закричал:

– Спасайтесь! Нас окружили враги!

Страх овладел людьми.

– Мы погибнем! Нас окружили!.. – неслось со всех сторон.

Напрасно афшин призывал людей к спокойствию. Они не слышали слов благоразумия. Каждый думал о своем спасении. Одни повернули своих коней назад, другие бросились в ущелье, третьи метались в нерешительности и с проклятием бросали свою поклажу.

– Это Деваштич предал нас, он устроил нам ловушку! – закричал толстый Нареман, ломая руки.

– Не говори глупостей! Не пугай людей! – остановил его советник афшина. – Еще одно слово, и моя стрела пронзит твое сердце! Разве ты не знаешь, что день Анахиты указан нам гороскопом? В этот день мы получили покровительство небес.

Советник поспешил к Деваштичу, а в это время прискакали гонцы. Они сообщили страшную весть: тысячи воинов во главе с ал-Мусейябом окружают ущелье.

– Готовьтесь к битве! – приказал афшин. – Пусть наши мечи проткнут животы иноверцев! Мы не дадим им пощады! Гонцы, ступайте к стенам Абаргара, велите страже крепко стоять. Мы вернемся в крепость и там найдем укрытие от врагов.

Но едва только двинулся отряд афшина в сторону крепости Абаргар, как посыпался град вражеских стрел и показались всадники в белых бурнусах. Они шли отовсюду, и трудно было найти тропу, свободную от врагов. Они спускались с гор, появлялись из-за скал, преграждали путь на тропах, ведущих к ущелью. Воины афшина поскакали к ним навстречу. Но Деваштич имел при себе мало чакиров, а простолюдины, которые тащили свой скарб, не были готовы к встрече с врагом. Они растерялись и не сразу взялись за оружие. Прошло немало времени, прежде чем люди Панча дали врагу почувствовать свою силу. Постепенно все были захвачены сражением. У кого не было оружия, тот нападал с мотыгой или лопатой. Иные защищались ножами. Чакиры афшина метко стреляли из лука, они были отличными стрелками, но ал-Мусейяб имел значительно больше лучников. Они окружили людей Панча.

Отряд афшина с трудом пробивался к крепости.

– Мы должны скорее вернуться в Абаргар – там наше спасение! – говорил своему советнику Деваштич. Он старался сохранить достоинство и не показывать волнения, но ему было трудно скрыть свою ярость.

Афшин мучительно думал о том, кто же совершил предательство. То ему казалось, что виновником несчастий был звездочет, то он подозревал в измене гонцов, посланных к Саиду ал-Хараши. Но то, что совершилось, было ужасно.

– Наша беспечность принесла нам гибель!.. – Деваштич много раз повторял эту фразу. – Как могли мы так легковерно покинуть крепость? Нас предали…

– Мы озабочены вашим благополучием, – обратился к афшину его телохранитель.

И он протянул Деваштичу большой деревянный щит, обтянутый кожей. Афшин вовремя прикрылся щитом. Вражеская стрела пролетела мимо. Стрелок, снова метивший в господина Панча, был остановлен рукой самого ал-Мусейяба.

– Не усердствуйте чрезмерно! – крикнул он молодым воинам, которые обстреливали группу, охраняющую Деваштича. – Господин Панча должен быть жив. Его ждет в Мерве Саид ал-Хараши.

Воины ускакали, предоставив ал-Мусейябу самому встретиться с Деваштичем.

Но если вражеская стрела миновала господина Панча, то людей его постигла другая участь – они были застигнуты врасплох, окружены в таком месте, откуда невозможно было бежать. Единственным спасением для беззащитных была река. Люди бросались в реку, чтобы там, среди валунов, укрыться от стрел. Вслед за другими бросился в реку и Артаван. Он тащил за собой дочерей, а за ними с причитаниями бежала старая Пурзенча. Бурные воды реки понесли их вниз по течению, вместе с какими-то узлами, корзинками и деревянной посудой.

Аспанзат видел, как спасаются от стрел его соотечественники, и вместе с другими старался помочь им. Он обстреливал воинов ал-Мусейяба, которые с берега посылали стрелы в тех, кто плыл по реке. Юноша прицеливался, и каждый раз, когда ему удавалось ранить воина в белом бурнусе, он знал, что мстит за злодейство. Укрывшись за скалой, Аспанзат метко посылал свои стрелы, старался следить и за теми, кто плыл по реке. Он ждал – вдруг вместе с другими появится и его семья. И как тяжко было это ожидание!

Но вот мелькнул алый платочек. Не Кушанча ли это? Близко от нее женщина и пожилой человек, наверно Навимах! Ах, если бы это были они! Только это! Добрая богиня, сделай так! Я прошу совсем мало – сохрани их для меня!..

Они плывут всё ближе и ближе… О, это Махзая – у нее такой же алый платочек! А рядом с ней Марьяма, и Артаван оберегает их. Вот барахтается тетушка Пурзенча – ей мешает одежда… Не зевай, Аспанзат, стреляй скорее в того дьявола, который показался из-за сломанной акации! Рука у него перевязана, он целится… Ты молодец, Аспанзат, попал в перевязанную руку! Так ему и надо!.. Помаши Махзае – она оглянулась. Но бедняжка ничего не видит. Она плывет медленно, боится валунов. Плыви, плыви, милая Махзая! Если вернется Рустам, я скажу ему, чтобы искал тебя в маленьких селениях, что разбросаны вниз по реке.

Люди догадливы – многие спасут себе жизнь, бросившись в реку. Почему же нет Навимаха и Чатисы с Кушанчой? Возможно, они повернули к горе Магов? Может быть, они уже под защитой у стен Абаргара? О чем ты думаешь, Аспанзат! Поторопись к стенам крепости, пока они не стали пленниками!.. А может быть… Нет, только не это. Многие погибли, но столько же и спаслось. Люди бежали в горы, и воины ал-Мусейяба не стали их преследовать. Так иди же, Аспанзат, ищи Кушанчу, ищи родителей! Ведь сегодня самый страшный день в их жизни! Что же ты не двигаешься с места?..

Аспанзат пробирается к отряду Деваштича – ведь афшин велел своим воинам возвратиться в крепость.

Решив добраться до стен Абаргара, Аспанзат уже ни о чем другом не мог думать. Ему удалось опередить всадников афшина. Он пробирался среди раненых, молящих о помощи, среди женщин, которые голосили, как плакальщицы, среди брошенных детей и мчавшихся всадников.

Вот и Абаргар. Но здесь не видно согдийцев. Повсюду люди в белых бурнусах. Сколько их здесь! Что это они таскают в деревянных ящичках и свертках, обернутых в старые халаты? И зачем пылает костер среди двора?

Аспанзат из-за выступа скалы следит за тем, что делается во дворе. Чем это заняты воины ал-Мусейяба? Зачем они раскрывают ящики, зачем вытаскивают бумажные свитки и кожи, испещренные письменами?.. О, они тащат это к костру! Проклятье им! Они бросают в огонь свитки. Кто-то целые годы сидел над этими письменами, а сейчас в одно мгновение их поглотит огонь. Не библиотека ли это Деваштича? Махой говорил, что много лет писцы афшина переписывали из древних летописей всякие премудрости. У афшина хранилась запись священной книги Заратуштры. У него были такие переписчики, которые могли переписать на согдийский язык даже мудрые книги индусов.

Но откуда взялся этот высокий седовласый старик? Он мечется по двору, ищет кого-то. Не Махой ли это? Он в одежде простолюдина, в колпаке. Может быть, это слуга афшина? Верный слуга, он пытается вырвать свитки из рук молодого воина! Бедняга, он думает, что здесь могут кого-либо растрогать слова! Но тот не слушает и швыряет свитки в огонь. О, ужас! Старик бросается за ними в костер. Его синий халат охвачен пламенем, загорелся колпак. Беги, Аспанзат, помоги старику! Он ценой жизни спасает достояние афшина.

Расталкивая воинов, Аспанзат бросился к пылающему костру. Он схватил в объятия старика, стараясь руками погасить загоревшуюся одежду. Сорвав клочья обгоревшего халата, юноша вглядывался в его лицо…

– Махой! Учитель… – кричит он голосом, полным ужаса и отчаяния. – Мой бедный учитель, ты спасал бесценное сокровище – свою летопись. Как же я не понял этого сразу! Как мог я допустить!.. Почему я не бросился в костер! О, я ничтожный…

Махой лежал с закрытыми глазами, почти нагой, со следами страшных ожогов на теле. Он тяжело дышал, и Аспанзату казалось, что вот-вот прервется его дыхание.

– О бедный мой учитель, очнись! – умолял юноша, склонившись над беспомощным телом старика. Он брал в руки его голову, прислушивался к неровному дыханию, касался его плеча. – Это я, Аспанзат! Скажи, как вернуть тебе жизнь?

– Дай ему воды, – посоветовал пожилой воин, – да вот возьми немного масла, смажь ожоги… Зачем старик бросился в огонь? – спросил он сочувственно.

– Старик спасал свою летопись. Он долгие годы писал ее. В ней мудрость целой жизни. Разве он мог смотреть, как ее сжигают!.. Мой учитель… – Голос Аспанзата прерывался, слезы душили его. – Мой учитель был знаменит в Согде своими бесценными трудами. Кто же позволил все это сжечь! За что?

– Я попробую помочь старику, – сказал пожилой воин.

Он подбежал к костру и стал палкой разбрасывать горящие сучья, топтать ногами золу. С трудом извлекал он обрывки обгоревшей кожи.

– Что ты делаешь? – удивились молодые воины. – Ведь начальник приказал сжечь это!

– Вам приказали сжечь бумаги афшина, а вы, невежественные люди, сожгли летопись мудреца! Зачем вы это сделали?.. Сколько раз вам говорили о том, что мудрость каждого народа принимается нами как дар! Мы призваны собрать воедино крупицы мудрости разных племен. Не для того ли нас призвал к битве великий пророк Мухаммад! Вы уподобились глупым жеребцам, которых выгнали на пастбище и позволили им резвиться…

Старый воин с презрением бросал слова упрека. Тщательно собрав обрывки обгорелой кожи, он подал их Аспанзату:

– Отдай старику, пусть не печалится. Его никто не тронет – я не позволю.

Аспанзат только кивнул в знак благодарности. Он старался вдохнуть жизнь в немощное тело старика. Смазав ожоги маслом, он дал Махою немного воды. Старик приоткрыл глаза и, узнав Аспанзата, протянул к нему руки. Кисти рук были покрыты красными волдырями. Каждое движение причиняло невыносимую боль.

– Я хотел спасти свою летопись… – прошептал едва слышно Махой. – Все сгорело! Пропали мои труды!..

– Костер погашен. Кое-что спасли. Не печалься, мой учитель! Я все сделаю. Только научи меня, как залечить твои раны…

– Я слишком стар, сын мой. Меня уже не спасешь… – Махой умолк. Казалось, жизнь покинула его, только израненные руки ласково касались рук Аспанзата.

– Мой добрый учитель, не покидай меня, сжалься!.. – Юноша склонил голову на грудь старика и повторял бесконечно много раз: – Сжалься! Живи, мой добрый учитель!..

Люди в чалмах и бурнусах с любопытством смотрели на обгоревшего старика и на юношу, который содрогался от рыданий.

– Ты будешь жить, мой учитель! Мы уйдем в горы и вместе возродим твою летопись…

Аспанзат смотрел в обескровленное лицо учителя, прислушивался к его дыханию. Махой едва заметно шевелил губами. Юноша смог только уловить слова:

– Пиши, сохрани…

Это были последние слова Махоя.

Аспанзат на коленях долго читал молитвы, которыми маги провожали в последний путь согдийцев. Воины-арабы не подходили к ним. Они предоставили юноше самому распорядиться телом старика.

•

И снова Аспанзат пошел искать Кушанчу. Судьба отца, матери и любимой девушки, казалось, зависит от того, как скоро он их найдет. Вблизи горы Магов, на тропе, ведущей в Панч, он увидел группу женщин, которых вели воины ал-Мусейяба. Они медленно шли той же дорогой, которая всего несколько дней назад сулила им счастье и благополучие. Стоны и рыдания надрывали сердце. Аспанзат решил, что у этих женщин он узнает о судьбе Кушанчи и Чатисы. Он понимал, что, если подойдет к ним, его тотчас же пристрелят. Надо было перехитрить врагов, пока они так медленно плетутся по этой тропе. «Что делать?.. Осени меня, добрая Анахита!»

Аспанзат остановился в нерешительности. Если он выйдет из-за кустарника и его увидят, то участь его будет решена. Нет, он не должен им показываться. Он должен… О, придумал! Хорошая мысль пришла ему в голову. Очень хорошая! Скорее назад! Вон там, в лощинке, он видел убитого… А может быть, не убитого, только раненого. Но это не имеет значения. Надо скорее добраться туда, нужно взять у него бурнус и саблю. Стоит ему облачиться в эту одежду, как он сможет подойти к женщинам и узнать все, что ему нужно. Важно лишь обмануть охранников, нужно, чтобы они приняли его за своего.

Аспанзат как безумный бежал к той лощине, где видел распростертого бедуина. Он отлично помнил, что тот лежал, раскинув руки. Нет, нет, он не спал! Он был мертв. Скорее, скорее, Аспанзат!.. Где же лощинка? А может быть, ничего этого не было? Тебе, верно, показалось, Аспанзат! Ведь нет лощинки, нет бедуина! А женщины уйдут, и негде больше узнать… Не теряй мужества, Аспанзат, ищи – ты найдешь! Вон там за фисташковыми зарослями… Вот и лощинка. Он здесь, бедуин. Он мертв. Бери бурнус, надевай его скорее! Беги!..

Аспанзат бежал, сердце колотилось в груди. Но вот и женщины. Он остановился, чтобы перевести дух, припомнил арабское приветствие и подошел к охранникам уже без страха, зная, что те примут его за своего.

– Во имя Аллаха, с хорошей добычей! – приветствовал Аспанзат охранников, которые шли с обнаженными саблями в руках.

– Откуда ты, брат? – спросил один из охранников. – Куда идешь?

– Я догонял вас. Мне поручено увести в крепость двух рабынь. Я знаю их язык, поговорю с ними. Надо взять умелых, к работе не ленивых.

– Возьми, раз велели.

Он побежал вперед, чтобы рассмотреть толпу. И он увидел их. Они шли, взявшись за руки. Столько скорби было в их облике, что Аспанзат с трудом сдержался, чтобы не крикнуть! Он подскочил к ним, схватил за руку Кушанчу и едва уловимым движением глаз дал понять, что надо молчать. Он потащил их по тропе, посылая проклятия, которые запомнились ему в пустыне. Они бежали вместе с ним, молча, в каком-то оцепенении, не понимая, как все это случилось. За выступом скалы они остановились. И Аспанзат стал спрашивать о Навимахе. Рыдания несчастных женщин были ему ответом. Навимах погиб от вражеской стрелы. Они хотели отдать ему последние почести, но их схватили.

– Сын мой, я не могу жить, пока не воздам должное памяти твоего отца. Разве был на свете человек более благородный!..

Обняв мать, неутешно рыдала Кушанча.

– Мне ничего больше не нужно в жизни – я хочу только найти Навимаха. Я хочу проститься с ним…

Чатиса опустилась на колени и, обняв ноги Аспанзата, молила его так, как молят о спасении жизни.

– Пойдем, мать! – сурово сказал Аспанзат. – Пойдем к ущелью Кум, мы найдем отца. Мы выполним свой долг…

Они долго шли молча. Им никто не встретился на пути, и каждый из них думал лишь о судьбе Навимаха. Они забыли о грозящей опасности. Но, подходя к ущелью Кум, они услышали те же крики и стоны, ту же ненавистную речь, которая преследовала их все утро этого злосчастного дня. Были слышны крики и причитания людей, которых угоняли воины ал-Мусейяба.

Женщины остановились в нерешительности. Но Аспанзат вдруг схватил обеих за руки и потащил по крутой, отвесной скале вниз, к реке.

– Прости меня, мать, прости и ты, Кушанча, я должен сохранить вам жизнь, а потом я вернусь сюда и выполню свой долг перед отцом!

Они спускались все ниже и ниже. Вот и берег реки.

– Скорее в воду! Не бойтесь валунов. За мной!.. Мать, не отставай!.. Кушанча, я держу тебя, ты не утонешь, не бойся!.. Мать, не отставай!.. Не бойся, Кушанча… На том берегу мы будем в безопасности. Сейчас уже никого нет на реке. Они не смотрят сюда, не стреляют…

– Я не могу больше! – стонет Чатиса. – Я… – Она без сил останавливается у валуна.

– Аспанзат, помоги ей взобраться на камень, – кричит Кушанча.

– О, проклятая стрела! О, вестник смерти! Берегись, моя Кушанча! – Аспанзат склонился над девушкой, стараясь заслонить ее, но волны разъединили их.

Новая стрела впилась в спину Кушанчи. Чатиса с криком бросилась к дочери. Вода окрасилась кровью. Аспанзат подхватил беспомощную Кушанчу и поплыл. Чатиса отстала, силы изменили ей. Юноша все плыл и плыл к берегу. Берег так близок, скорее, скорее… Вдруг острая боль обожгла плечо Аспанзата.

– Кушанча!.. Мать!..

Все померкло…

•

В крепости Абаргар все было по-прежнему, словно сюда и не заглядывали чужеземцы. Подвалы были полны припасов и вина. Как и прежде, лежали в резных деревянных шкатулках письма и документы Деваштича. Комнаты были увешаны коврами и драгоценными персидскими тканями, еду подавали на серебряных блюдах, вино пили из золотых чаш. Вместе с афшином в крепость вернулась его семья; здесь же был его советник-горбун; вернулись и служители двора. И все же жизнь в Абаргаре была до крайности необычной. Крепость была похожа на тюрьму. Никто не смел выйти за кованые ворота крепости. Уже много дней никто не приходил сюда. Афшин ничего не знал о судьбе людей Панча, которые остались вблизи ущелья Кум, окруженные воинами ал-Мусейяба. Он не знал, сколько людей погибло и сколько спаслось бегством. Он пытался узнать, послал туда своих чакиров, но никто из них не вернулся. Значит, за пределами крепости царят чужие законы, и нет у афшина Панча больше ни города, ни селений, ни пастбищ, ни виноградников, есть только эта маленькая, недостроенная крепость на горе духов, где можно встретиться с дивом в облике дикого кабана.

Но пришел час, и у ворот Абаргара появились воины ал-Мусейяба.

– Впустите гонцов! – кричали они, швыряя камни в ворота и лязгая щитами.

– Мы привезли послание афшину, – сообщил охранникам один из гонцов.

– Обстреляйте их, пусть забудут дорогу в Абаргар, – велел Деваштич, приказывая чакирам взяться за луки.

Поток стрел был ответом непрошеным гостям. Вскоре прибыл другой отряд. На этот раз его возглавил согдиец Сулейман Абу-с-Сари.

– Пусти его, – посоветовал афшину горбун. – Он знаменит своей жестокостью. Я знаю, как он преследовал согдийцев. С ним не сравнится и самый лютый враг. С ним надо договориться, иначе он сожжет крепость.

Деваштич долго не соглашался открыть ворота Абаргара. Он изменил своему решению лишь тогда, когда воины Сулеймана начали осаду крепости.

– Ты плохо ценишь благосклонность ал-Хараши, – заметил Сулейман, скрывая за вежливой улыбкой свою ярость. – Ты обстреливаешь гонцов ал-Мусейяба, а между тем он оставил тебе эту крепость нетронутой. Он выполнил волю ал-Хараши. У нас одна забота – сохранить жизнь афшина и дать ему понять, как велико благородство наместника халифа.

– Теперь я знаю, кто убил моего писца Махоя! – воскликнул в негодовании афшин. – Его убили воины ал-Мусейяба. Признайся! Есть ли предел вашим злодеяниям?

– Мне известно другое, – ответил Сулейман, – старый араб своими руками спасал летопись твоего писца. Твой Махой сам бросился в костер. Его никто не тронул и пальцем.

Афшин не стал спорить с ненавистным ему предателем. Выхода не было – Деваштич принял все условия, предложенные ему военачальником. Он вынужден был согласиться открыть ворота крепости и пустить туда воинов Сулеймана. Деваштичу была обещана свобода. Крепость была открыта.

– Пусть тебя не тревожат мелкие заботы, – льстиво предупредил афшина Сулейман. – Я позабочусь о том, чтобы твой караван со всеми богатствами был доставлен в Мерв. Если ты доверил мне свою жизнь, то стоит ли думать о нескольких сундуках!

•

Не успел скрыться из виду последний всадник отряда Деваштича, как воины Сулеймана Абу-с-Сари, подобно коршунам, набросились на добычу. Они делили богатство афшина Панча. Однако Сулейман не мог потерпеть этого. Он вернулся и отобрал для себя все наиболее ценное, что составляло пятую часть добычи. Много соблазнительных подарков получил и наместник в Мерве Саид ал-Хараши. Все остальное поделили между собой воины.

Наутро, когда из ворот крепости Абаргар вышел последний верблюд, груженный награбленным добром, когда вывели всех пленников из знатных согдийских семей, которых ал-Хараши велел вести в Мерв, крепость Деваштича подожгли.

Весь день и всю ночь пылало зарево на горе Магов. Люди, убежавшие в горы, решили, что пожарище – возмездие богов за совершенные чужеземцами злодеяния. Они не знали, что горит крепость афшина.

•

Долгим и утомительным был путь Деваштича в Мерв. Медленно продвигался караван по пыльным и знойным дорогам. И хотя воины Сулеймана, сопровождавшие афшина к наместнику, были учтивы, не притесняли его, – он был пленником. Он был во власти Саида ал-Хараши, и никто не мог предсказать, что ждет его в Мерве.

Дни и ночи афшин непрестанно думал. Он должен был решить – на что соглашаться и что можно просить. Одно ему было ясно – ни за какие блага мира он не откажется от веры своих предков и от обычаев своей страны. Пусть Деваштич предстанет перед наместником в Мерве благочестивым мусульманином, но это будут только пустые слова. Все его мысли, все его деяния принадлежат Согду.

В Мерве афшина приняли с почестями. Саид-Хараши обращался с ним как с равным, ни в чем не отказывая. Ал-Хараши предложил Деваштичу вернуться к своей семье в горы, он возвращал афшину все горные селения согдийцев.

После долгих размышлений афшин решился принять предложение Саида ал-Хараши.

Он отправился в обратный путь.

Его проводили с почестями.

Когда отряд Деваштича вышел за ворота Мерва, афшин вдруг снова почувствовал себя свободным и независимым. Он стал думать о том, как, вернувшись в родные горные селения, он поднимет против воинов Саида ал-Хараши всех горных согдийцев, выгонит иноземцев из Панча, истребит их отряды. Мысленно он уже видел освобожденный Панч. На привале ночью афшин уснул спокойно, в добром настроении, какого у него давно уже не было.

Деваштич проснулся от сильных толчков. Что случилось? Люди Саида ал-Хараши были непочтительны и вели себя очень странно. Один из них, с наглым лицом, подняв светильник над головой афшина, произнес:

– Почтенный господин, тебе осталось жить не более нескольких минут, можешь сказать свою последнюю волю. – Он протянул руку в темноту и зловеще добавил: – Ты будешь распят вот на той гробнице. Так приказал Саид ал-Хараши.

…Голова Деваштича была отослана в Ирак, левая рука – в Мавераннахр[31]31
  Мавераннахр – арабское название территории междуречья Амударьи и Сырдарьи, означающее – «по ту сторону реки».


[Закрыть].

•

Одинокой и мрачной громадой высится над бурными водами реки совсем черная, лишенная растительности гора Магов. Безмолвно стоят руины сожженной крепости. Ничто не нарушает мертвой тишины. Только порывы осеннего ветра изредка обрушиваются на пепелище. Они хватают горсти золы и кружат их в воздухе. И, как символ ушедшей жизни, стоит, протянув свои обугленные ветви, старый карагач.

Вот уже много дней свирепствуют в горах ветры. Холодные осенние дожди размыли тропы. В такую погоду трудно пробраться к вершине горы. Однако кто-то взобрался сюда. Кто-то бродит среди развалин крепости Абаргар.

Худой, изможденный юноша в рваной одежде мечется среди обугленных стен, заглядывает в щели, что-то ищет у сломанных ворот. Он двигается словно в забытьи, бессмысленно глядя вокруг. Но вдруг он останавливается и, вспомнив о чем-то, бросается на землю, содрогаясь от рыданий. Это Аспанзат. Он старается представить, что же случилось в тот страшный день, когда он потерял Кушанчу. Он вспоминает о том, как они плыли к берегу, как медленно, часто останавливаясь, плыла вслед за ними Чатиса. Потом, кажется, просвистела стрела… Он отчетливо помнит, как она впилась в спину Кушанчи. Но ведь он подхватил Кушанчу и поплыл с ней. Они были уже у самого берега. Куда же девалась Кушанча?.. Зачем же он пришел сюда? Разве она могла подняться сюда оттуда, с берега реки? Ведь стрела… Зачем он здесь? Надо искать Кушанчу на берегу реки, там, где он очнулся, весь избитый и израненный камнями. А плечо и сейчас болит невыносимо. Он не может шевельнуть правой рукой. Рука висит, как плеть. Надо спуститься к реке. Там остались самые близкие и дорогие ему люди – Кушанча и Чатиса. Он должен их найти. И Навимаха надо найти там, в ущелье Кум.

В то страшное утро погибли лучшие люди Панча. Он видел, как падали его соотечественники, пронзенные стрелами врагов, как отважно сражались согдийские воины. Теперь все тихо. Никого нет. Нет больше мудрого Махоя. Нет Кушанчи!.. Зачем тогда жить? Река бурлит, она зовет его – там осталась его Кушанча. Не об этом ли говорят ее холодные, потемневшие волны? Аспанзат поднимается, хочет идти, но ноги не слушаются его… Нет сил. Ведь он давно ничего не ел. Уже много дней только одни фисташки попадались ему на пути.

Аспанзат ищет среди развалин остатки какой-либо еды… Нашел! Вот целая корзинка с лепешками. Кто-то заботливо напек их в дорогу. Аспанзат стал жадно грызть сухие лепешки. Он ел и думал о том, как бесполезно все, что он делает. Никогда ему уже не увидеть тех, кто был ему дорог! Он даже не знает, куда девались люди Панча, которые уцелели в то утро. Они ушли в горы, но куда? Где их искать? И зачем ему нужны чужие люди?