Текст книги "Исторические повести"

Автор книги: Клара Моисеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ СИН-НУРИ

В тот день, когда жена Мериона была разлучена со своей дочерью Сфрагис, в тот самый день она была увезена работорговцами в Александрию. Не ведая о том, что в этом городе останется ее дочь, она с ужасом думала о том, что будет, если ее оставят здесь, если ее купят в прислужницы для богатого дома, а дочь отправят далеко. Внешность ее была очень привлекательна, и уже на следующий день, как только она очутилась на невольничьем рынке, ее тут же купили для богатого дома римского вельможи. В том доме было множество рабов, женщин и мужчин, купленных на этом рынке. Но, по всей видимости, Син-Нури пришлась по вкусу молодой красивой хозяйке, и благородная вавилонянка стала экономкой.

– Тебе оказана большая честь, – сказала красавица Камилла своей рабыне Син-Нури. – Я не стану унижать тебя черной работой. Я вижу, ты достойна доверия и сможешь быть хорошей экономкой в моем доме. Откуда ты, женщина?

Син-Нури расплакалась и долго не могла ответить на вопрос хозяйки. Она не знала, нужно ли ей сказать правду о себе, отнесется ли та с уважением к ней как к человеку, который только вчера потерял свою свободу. И потерял не во время великого бедствия, когда покорен мирный город и свободные люди попадали в рабство. Она так случайно, так неожиданно оказалась рабыней! Лучше всего рассказать правду.

– Еще два дня назад я была женой богатого ювелира из Сидона и вместе с дочерью, семилетней Сфрагис, путешествовала на корабле, любуясь морскими далями. А сегодня я уже вещь, которая принадлежит тебе, благородная госпожа. Пираты продали меня с дочерью работорговцам. Я не знаю, куда девалась моя дочь. Не знаю, увижу ли ее когда-нибудь. Со мной случилось великое несчастье. Непоправимое несчастье…

– Почему же! – воскликнула Камилла. – Ты не права! Уже одно то, что ты оказалась в моем доме, принесет тебе счастье. Ты не будешь голодать. Тебя никто не унизит, не оскорбит. От тебя только потребуют хорошей работы. А дочь свою ты найдешь. Напиши мужу, чтобы он искал ее. Я помогу тебе найти людей, которые поедут в твой город Сидон. А ты постарайся быть внимательной к своим обязанностям. О них тебе расскажет моя старая тетка, которая ведает хозяйством в моем доме и следит за порядком.

Старая Дидона обстоятельно рассказала Син-Нури, как вести хозяйство, познакомила ее со слугами и служанками и предупредила, что за ними нужно следить и держать их в строгости, иначе они распустятся и разорят весь дом. А если разорят, отвечать будет не кто иной, как Син-Нури, экономка.

Син-Нури была польщена доверием, но столько забот и тревог свалилось на ее плечи, что она предпочла бы сама быть служанкой и чтобы кто-то другой думал обо всем, что происходит в этом большом богатом доме.

С первого же дня выяснилось, что забот так много, что до поздней ночи некогда и подумать о себе. Каждый день гости и заботы о пышном убранстве стола, о разнообразной вкусной еде. Нужно было хлопотать о том, чтобы были хорошо одеты слуги, прислуживающие за столом, чтобы комнаты были прибраны, чтобы в вазах благоухали свежие цветы. То и дело госпожа вызывала к себе Син-Нури и давала новые распоряжения, забыть которые было просто опасно. Красавица Камилла была приятной и приветливой женщиной, но, как и всякая молодая госпожа, она была капризной, вспыльчивой и беспечной. Син-Нури вскоре убедилась, что вследствие своего беспечного нрава госпожа многое забывает, у нее часто меняются желания и потому она бывает несправедливой. Она может потребовать того, о чем прежде не говорила, и удивиться чему-либо такому, о чем строго наказывала. Надо было привыкнуть ко всему этому, чтобы не потерять голову и не попасть в скверную историю. Старая Дидона нисколько не управляла домом. Она говорила о том, что управляет, а заботы предоставляла экономке. И Син-Нури завертелась в таком водовороте, что некогда было думать ни о своей судьбе, ни о судьбе дочери. Поздно ночью, укладываясь спать в своей маленькой каморке, Син-Нури мысленно сочиняла письмо домой и думала о том, что завтра она его напишет и попросит госпожу помочь ей отправить это письмо в Сидон.

Син-Нури была свободна, занимаясь хозяйством в доме, но она не имела права покинуть дом ни на один час. Заниматься своими делами она и вовсе не имела права. Тем более она не имела права где-либо работать, чтобы получить сколько-нибудь денег и, может быть, откладывать их для выкупа.

Если бы Син-Нури рассказала о своей жизни в доме римского вельможи рабыне, которая возделывает землю в долине Нила или прикована к жерновам и не имеет права разогнуться, спрятаться от знойного солнца, она бы услышала странные слова. Ей бы сказали: «Какое счастье выпало на твою долю! Ты не голодаешь. Ты живешь в тепле и чистоте. Тебя не бьют и не называют собакой. С тобой обращаются, как с порядочным человеком. Мало того, ты сама распоряжаешься служанками. Ты экономка в богатом доме и недовольна?»

Син-Нури не голодала и не страдала от побоев. Но она была несчастна. Она понимала, что если ее не выкупят, то ей уготовано рабство на всю жизнь, до последнего вздоха. Когда она была свободной и жила в своем доме, она нередко слышала о рабах-вольноотпущенниках, которые смогли накопить достаточно денег, чтобы купить себе свободу. Но здесь ей не давали денег. Она была постоянно занята заботами о доме. Ей нельзя было заработать, даже если бы она хотела трудиться постоянно, не отдыхая, не останавливаясь. Она думала об этом каждый день и каждый час. И все же прошло полгода, прежде чем Син-Нури собралась написать письмо в Сидон. У нее не было свободной минуты и не было случая, чтобы она могла сесть за письмо и подумать, как написать мужу.

Когда Син-Нури отдала свое письмо госпоже, та сказала, что непременно отошлет его в Сидон со знакомым купцом. Она положила письмо в один из своих многочисленных ларчиков и спросила:

– Ты просишь, чтобы тебя выкупили, или заботишься о дочери?

– Сейчас я прошу только о дочери. Поймите, как я несчастна. Моей маленькой Сфрагис всего семь лет. Как легко ее обидеть. Мое сердце разрывается от печали!

Камилле стало жалко рабыню, и она сказала ей, что, если станет известно, где находится ее дочь, она, пожалуй, купит эту малютку – и пусть тогда мать с дочерью живут в ее доме и благоденствуют.

В эту минуту Камилла говорила совершенно искренне. Она была очень богата, ей ничего не стоило выполнить свое обещание, Но беда в том, что она была слишком занята собой, своими нарядами и своими украшениями. Она очень заботилась о том, чтобы понравиться гостям, произвести впечатление женщины необыкновенной, не только красивой, но и умной. Она тут же забыла о письме Син-Нури и не отправила его. Прошло много дней, в этот ларец были сложены другие вещи. Письмо бедной Син-Нури оказалось на дне ларчика и никогда более не попалось на глаза госпоже. А рабыня ждала ответа, ждала каждый день и каждый час. Иногда ей удавалось выйти за ворота дома на одну минутку, тогда она смотрела по сторонам, нет ли Мер иона. Она была уверена: если он получил письмо, то должен примчаться сюда. Она ему подробно написала, где искать этот дом, назвала имя господина и сообщила, что госпожа добра к ней и не выгонит его, если он придет по такому важному делу.

Дни шли за днями, а ответа не было. Не было и Мериона. А ждать становилось все труднее и труднее. По ночам Син-Нури мучили страшные сны. Ей снилась маленькая Сфрагис, которую уносили куда-то работорговцы. Как-то Син-Нури осмелилась спросить госпожу:

– Как ты думаешь, госпожа, человек, которому дали мое письмо, доставил его? Это хороший человек? Он не мог обмануть?

– Как ты можешь сомневаться, ничтожная женщина! – ответила грубо и неприветливо Камилла и вся покрылась алой краской: она вспомнила, что не выполнила просьбу рабыни и письмо где-то у нее, но где, в каком ларце?..

Надо сказать, что госпожа хотела найти письмо. Она в тот же день принялась его искать в своих многочисленных ларчиках. Вытаскивала куски пергамента, обрывки папируса, ненужные вещи. Письмо не нашлось, а признаться в этом рабыне было унизительно.

Прошло еще полгода, прежде чем Камилла, видя печальную и нередко в слезах Син-Нури, предложила рабыне снова написать письмо, чтобы дать его одному знакомому купцу. Может быть, тот, первый, потерял послание? Бывает и так…

– Ведь муж твой не оставил бы без внимания твое письмо, если бы прочел, как ты думаешь? – обратилась она к Син-Нури.

– Он бы примчался сюда, госпожа. Мало того, он бы привез тебе прекраснейшие изделия из золота и драгоценных камней. Я вижу на тебе много дорогих украшений, но таких, какие делает Мерион, у тебя нет.

– Что ты говоришь! – загорелась Камилла. – Пиши немедленно новое письмо, я отдам его в верные руки. Напиши, что ты просишь захватить с собой кольца, браслеты и серьги. Все лучшее я куплю у него. А может быть, и отдам тебя взамен. Кто знает…

С какой надеждой писала это письмо Син-Нури! Ей казалось, что свобода вот-вот придет к ней. Ее принесет Мерион. Нужно только, чтобы он получил от нее весточку и знал, куда надо ехать.

«Приезжай скорее, благородный Мерион, – писала Син-Нури, – как только ты вызволишь меня из рабства, я вместе с тобой стану искать нашу малютку Сфрагис. Я так тоскую о ней! И тебя постоянно вижу во сне…»

Син-Нури просила мужа захватить с собой драгоценности, все лучшее, что он когда-либо сделал. И он получит взамен свою Син-Нури, а вместе они очень скоро найдут Сфрагис. «Умоляю, поспеши!»

Это письмо, залитое слезами, Камилла и в самом деле отдала одному купцу, который должен был побывать в Тире, в Сидоне и в Пальмире. Она просила его непременно отдать в руки Мериона это письмо. Сейчас она уже беспокоилась не о рабыне, а скорее о том, чтобы получить украшения, сделанные искусным ювелиром. Но случилось так, что купец побывал в Пальмире и в Тире, а в Сидон не заехал – оказалось, не нужно. И письмо осталось у него. Ему не хотелось огорчать знатную покупательницу. Он не сказал ей о том, что не передал письма. Он решил передать его в другой раз. Но поездки в Сидон у него не было в течение целого года, и мольбы бедной Син-Нури не дошли до Мериона.

А Син-Нури ждала. Она трудилась неустанно и очень старательно. Старая Дидона не имела случая побранить ее, Камилла была ею довольна. Однако она удивлялась, почему эта красивая рабыня так неутешна. И еще удивлялась тому, что Мерион не ответил на письмо жены.

•

Когда пошел третий год пребывания Син-Нури в доме римского вельможи, случилось так, что собрался в Сидон тот самый купец, который хранил у себя письмо рабыни. Он его не читал, не знал, чье это письмо. Он думал, что это письмо знатной госпожи Камиллы, которая нередко покупала у него дорогие вещи. Он был честным человеком и помнил о просьбе богатой покупательницы. Он взял с собой злосчастное письмо, привез его в Сидон и в первый же день по прибытии разыскал дом Мериона. Ювелира не было дома, а жена его была так приветлива, что сразу же внушила доверие купцу. Она попросила его прочесть письмо, чтобы скорее сообщить Мериону новости. Узнав, о чем писала Син-Нури, миловидная женщина чуть не лопнула от злости. Она тут же сообразила, что не надо называть себя женой, лучше назвать сестрой, поблагодарила купца, сказала, что немедля передаст письмо брату и все будет сделано.

– Как хорошо, что ты доставил нам это письмо, добрый человек! – сказала плутовка.

Как только незнакомец покинул дом, злодейка, не раздумывая, порвала в клочья письмо и бросила его в очаг. Она была уверена, что поступила справедливо. Смешно было бы тратить деньги на поиски девчонки и отдавать все драгоценности на выкуп Син-Нури. «Что тогда будет со мной? – подумала она. – Не отдавать же мне моего Мериона в руки неведомой Син-Нури. Должно быть, она великая грешница, если боги так наказали ее».

Покинув дом Мериона, купец из Александрии долго размышлял над письмом Син-Нури. Ему было горько от мысли, что бедная женщина напрасно ждала вестей больше года. «Но теперь все будет хорошо. Сестра Мериона так добра и заботлива, она сейчас же передаст письмо брату, и Син-Нури будет довольна».

ВСТРЕЧА В АЛЕКСАНДРИИ

Прошло двенадцать лет с тех пор, как молодая красивая рабыня вавилонянка Син-Нури попала в дом римского вельможи. Все эти годы она была экономкой. Все эти годы она усердно трудилась и угождала господам. И все эти годы она не теряла надежды встретить своих родных, снова увидеть маленькую Сфрагис и Мериона. Она не могла себе представить Сфрагис подросшей и разумной, она в мыслях видела веселую, забавную малютку. Когда мысли о ней были особенно печальны, когда ее преследовал страх, что Сфрагис голодает, что ее избивают жестокие люди, и сердце сжималось от боли, она старалась себя утешить. Она говорила себе: «Сфрагис так прелестна, так смышлена и весела, ее пожалеют и накормят. Даже работорговцы имеют сердце. Ведь у них тоже растут дети».

Годы шли, и печаль словно съедала душу Син-Нури. На глазах у хозяев рабыня так быстро старилась, что, равнодушные к судьбе невольницы, они все же удивлялись. Камилла нередко спрашивала Син-Нури, почему она так худеет?

– Ведь я не прячу от тебя еду. Ешь сколько хочешь, – говорила госпожа.

– Ты добра ко мне, – отвечала с поклоном Син-Нури, – я благодарна за все, но, видит бог, мне ничего не надо. Жизнь мне не мила. Я жду смерти. Когда я вижу в зеркале свои седые волосы и мертвые глаза, я думаю, что прожила уже долгую жизнь и мне пора на покой.

В тот день, когда Сфрагис вместе с Мерионом и Хайраном прибыли в Александрию, Син-Нури была уже так слаба и немощна, что попросила у Камиллы разрешения прилечь и несколько дней не работать. Она не призналась госпоже, что давно уже задыхается от кашля и что много раз шла горлом кровь. Госпожа догадывалась о болезни своей рабыни и разрешила ей полежать. Син-Нури осталась в своей каморке со своими печальными мыслями.

А в это время Сфрагис и Мерион искали дом богатого римского вельможи, имя которого было им неизвестно. Вместе с Хайраном они заходили в роскошные виллы, спрятавшиеся в зелени садов. Мерион, придя к господину, владеющему богатым поместьем, предлагал свои ювелирные изделия, а потом справлялся, нет ли в доме рабыни по имени Син-Нури.

В другом случае к привратнику обращался Хайран. Одарив стража монетой, купец спрашивал о рабыне Син-Нури и, получив отрицательный ответ, разочарованный, говорил, что, видимо, их усилия напрасны. Ведь прошло так много лет. Римский вельможа мог давно покинуть Александрию.

Как-то после неудачных поисков, когда Сфрагис была особенно угнетена, Хайран спросил Мериона:

– Повтори, Мерион, все, что рассказала тебе жена. Повтори все слова. Может быть, ты что-то упустил. Чтобы найти неизвестного вельможу, надо хоть что-нибудь знать о нем.

– Богатый дом на берегу моря – вот все, что было сказано о нем. Да, вот еще: после долгой перебранки, когда я в гневе чуть было не убил ее, она крикнула, что в письме было имя госпожи – Камилла. Но это нисколько не лучше, чем имя рабыни.

– Ты не прав! – закричал Хайран. – Имя госпожи должен помнить каждый привратник, а имя рабыни он может забыть или просто не знать его.

Весь следующий день они заходили в богатые дома, раскинутые вдоль берега моря. У каждого привратника спрашивали, можно ли видеть госпожу Камиллу, и неизменно получали ответ, что здешняя госпожа имеет другое имя.

Сфрагис и Мерион побывали во всех домах, где можно было искать Син-Нури. Оставался только один дом на берегу моря, куда они не успели зайти. Уже не было никаких надежд, и Сфрагис расплакалась от отчаяния и печали. Все это время она старалась не думать о мачехе, которая была виновницей их несчастий, но мысли девушки каждый раз возвращались в дом отца, и она снова вспоминала розовое лицо с ямочками на щеках и плутоватые томные глаза мачехи. Она представила себе, как эта женщина бросает в очаг залитое слезами письмо матери, и сердце ее сжималось от боли. «Как же она коварна, – думала Сфрагис, – как жестока и жадна, если совершила злодейство только для того, чтобы предотвратить траты на выкуп несчастной Син-Нури! Боги породили настоящее чудовище с обликом приятной женщины. Зачем?»

Думая об этом, Сфрагис все больше восхищалась благородством и щедростью Хайрана. Она была рада, когда Мерион, всегда молчаливый и нерешительный, высказал Хайрану свое восхищение и благодарность.

– Ты спас мою Сфрагис, Хайран, и я твой вечный должник. Распорядись мною как хочешь. Если я смогу сделать для тебя что-либо хорошее, я буду счастлив.

Слушая Мериона, Хайран думал о том, что отец Сфрагис добрый и честный человек, но так неудачлив и нерешителен, что постоянно находится в бедственном положении. И как осудить его за дурные поступки второй жены? Он не виноват. Как можно было предвидеть все козни, какие принесет в дом новая жена – приветливая, веселая и внешне очень покладистая? «Бедный Мерион!»

Они подошли к дому, скрытому в густой зелени сада, и постучались в калитку. Сонный привратник спросил, что им угодно, и, когда Мерион нерешительно назвал имя госпожи Камиллы, привратник распахнул калитку и сказал, что госпожа дома.

– Скажи, добрый человек, – попросила Сфрагис, – есть ли в вашем доме рабыня по имени Син-Нури?

– Есть у нас экономка Син-Нури, – ответил привратник и, не глядя на обомлевших и потерявших дар речи людей, позвал слугу и приказал сообщить госпоже, что к ней пришли люди издалека.

– Откуда ты знаешь, что мы издалека? – поинтересовался Хайран.

– Здешние ни о чем не спрашивают, они всё знают, – рассмеялся привратник. – Скажите же, откуда приехали, и я сообщу госпоже Камилле.

– Скажи – из Сид она, – попросил Мерион.

Он тронул плечо Сфрагис и знаком показал, что надо держаться.

– Сейчас мы увидим мать, – прошептал он.

Отойдя от Сфрагис, он смахнул слезу и сказал Хайрану:

– Вот мы и дождались!

На дороге показались две женщины. Одна из них высокая, красивая, в одежде из дорогой шелковой ткани, а другая – маленькая, худенькая и совершенно седая. В ее облике ничто не напоминало Син-Нури, и Мерион был озадачен. Может быть, ее еще не позвали? А может быть, госпожа хочет узнать, для чего они пришли…

Прежде чем госпожа обратилась к ним с вопросом, седая женщина бросилась к Мер иону и, обливаясь слезами, сказала лишь одно слово:

– Поздно!..

В это мгновение к ней бросилась Сфрагис.

– Мама, мамочка, ты не узнаешь свою Сфрагис? Я твоя Сфрагис, твоя маленькая дочка! Это меня увели работорговцы. Посмотри мне в глаза.

Она обняла мать, гладила ее седую голову и сквозь всхлипывания повторяла:

– Мама, мамочка! Красивая вавилонянка Син-Нури! Как я счастлива! Мы встретились, все будет прекрасно.

– Все будет прекрасно! – повторила Син-Нури и закашлялась. Она долго не могла остановить свой кашель, и все смотрели на нее и ждали.

– Кто из вас желает поговорить о деле? – спросила Камилла, которой надоели эти слезы и причитания.

Она решила продать рабыню, как только услышала, что пришли люди из Сидона. Син-Нури была неизлечимо больна. Камилла видела это, и ей хотелось от нее избавиться. К тому же, услышав имя Мерион, она вспомнила давний разговор о драгоценностях и подумала, что кое-что возьмет за эту несносную Син-Нури. «Если, живя в такой роскоши, распоряжаясь всеми припасами дома и слугами, эта Син-Нури умудрилась заболеть неизлечимой болезнью, то чего можно ждать от такой рабыни?» Так думала Камилла, обращаясь к Хайрану, который показался ей наиболее симпатичным. «Мерион стоит молча, тараща глаза на свою Син-Нури, а Сфрагис, эта девчонка, которой тогда было всего семь лет, потеряла голову. И как только она узнала свою мать в этой несчастной седой старушке?» – размышляла Камилла без всякого чувства жалости.

Хайран тут же начал переговоры о покупке рабыни. Мерион понял, что сию минуту можно решить этот вопрос. Он подошел к Камилле и Хайрану.

– Благородная госпожа! Письмо, посланное мне женой несколько лет назад, дошло до меня только сейчас. Я привез с собой хорошие вещи и думаю угодить тебе, госпожа. Они со мной, и, если тебе угодно, я покажу.

– Я предлагаю всем войти в дом, – сказала громко Камилла и пошла рядом с Мерионом, который очень заинтересовал ее. Ей не терпелось узнать, что он предложит ей за эту неизлечимо больную рабыню.

Син-Нури увела Сфрагис в свою каморку, а Мерион и Хайран пошли в покои госпожи. Когда Мерион вытащил из-за пояса заветный мешочек и стал извлекать содержимое, сердце Камиллы забилось от радости. Син-Нури была права. Такой тонкой, такой изысканной ювелирной работы она никогда не видела. Мерион покорил своим мастерством капризную госпожу Камиллу.

Он положил на стол отличный золотой браслет с рубинами, несколько колец с хорошими камнями и серьги, каких госпожа никогда не видела. Они были сделаны по образцу старинных изделий греческих ювелиров. На золотом лунном серпе стояла колесница в упряжке с богиней Афродитой. На тонких золотых цепях свешивались маленькие золотые амфоры, такие изящные и красивые, что хотелось смотреть на них бесконечно. Это была редкостная работа.

Камилла загребла все это, прикрыла рукой и, глядя на Мериона смеющимися глазами, сказала, что с трудом расстанется со своей любимой рабыней. Но ведь она давно знала, что Син-Нури должна вернуться к своему мужу и к своей дочери. И она отпускает Син-Нури.

– Надо тебе сказать, Мерион, – говорила Камилла, – я всегда относилась с доверием к Син-Нури. На ней был весь мой дом. Мало того, я говорила ей, что если она найдет свою дочь, то я готова купить малышку, чтобы они вместе жили в моем доме. Но это не осуществилось. Теперь вы нашли друг друга, и я не могу мешать вашему счастью.

Госпожа поднялась и дала понять гостям, что больше им здесь делать нечего. Мерион и Хайран покинули покои Камиллы и попросили служанку позвать Син-Нури и Сфрагис.

Они покинули дом римского вельможи, когда Син-Нури уже с трудом стояла на ногах. К счастью, лавка знакомого Мериону ювелира находилась неподалеку, и они смогли дойти до нее, бережно поддерживая Син-Нури с обеих сторон. Сфрагис и Мерион вели Син-Нури под руки, но им часто приходилось останавливаться, потому что Син-Нури задыхалась от кашля.

Хайран, глядя на это печальное зрелище, думал о Петехонсисе. Он решил искать его в коптском монастыре, где египетский лекарь хотел устроить лечебницу для бедных коптов.

Как только они пришли в дом ювелира и расположились там, Хайран рассказал Сфрагис о своем намерении полечить Син-Нури, прежде чем все они тронутся в обратный путь.

– Все будет так, как я обещал, – сказал Хайран Сфрагис. – Мы увезем с собой Син-Нури в Пальмиру, а Мерион будет нас навещать. К счастью, Сидон и Пальмира совсем близко расположены.

В глазах Сфрагис Хайран прочел такую благодарность, что без всяких слов понял, как нужна сейчас помощь бедной девочке. Он подумал: теперь, когда нашлись отец и мать, ничего, в сущности, не изменилось. Одни горести. Больной, умирающей матери негде голову приклонить, а отец мечется между любимой им первой семьей и нелюбимой – второй.

Син-Нури обрела дар речи лишь после того, когда хозяйка дома предложила ей выпить горячего молока. Кашель немного утих, и можно было поговорить с дочкой, полюбоваться ею.

– О боги, как ты прекрасна, моя Сфрагис! Какое счастье обнять тебя, моя девочка! Какая ты большая! Какая умная и красивая! Боги милостивы! Они подарили мне самую большую радость. Все эти годы я радовалась, когда видела тебя во сне. Но ты всегда была маленькой Сфрагис. И видела я тебя только в руках работорговца, когда он уносил тебя с корабля, плачущую. Сердце у меня сжималось от горя. Но я готова была терпеть эту боль бесконечно, только бы увидеть тебя, моя девочка.

– Мы никогда теперь не расстанемся, мы будем рядом, – утешала ее Сфрагис. – Добрый Хайран пошел искать лучшего на свете египетского лекаря Петехонсиса. Этот удивительный лекарь может вылечить от самой тяжелой болезни. Ты будешь здорова, Син-Нури.

Они снова обнимались, снова целовались, а Мерион, глядя на них, украдкой смахивал слезы, чтобы женщины не видели его страданий. Он еще не рассказал Син-Нури о своей новой семье, о том, что она не может жить в своем прежнем доме. Он не находил слов для объяснения и молчал, прислушиваясь к разговору матери с дочерью.

– А ведь мы поедем в Пальмиру, – сказала весело Сфрагис, – Хайран зовет нас в свой богатый дом, и мы не откажемся. Отец еще не устроил свои дела в Сидоне и поедет туда, а мы подождем его.

«Как умна наша Сфрагис! – подумал Мерион. – Догадалась, что нельзя говорить о моих несчастьях, чтобы окончательно не убить бедную Син-Нури. А ведь я мог рассказать о своей новой семье. Как хорошо, что не успел!..»

А Син-Нури и Сфрагис рассказывали друг другу о своих злоключениях. Больше всего они удивлялись тому, что целых десять лет прожили в одном городе, не ведая об этом и мучаясь от тоски. Сфрагис рассказала матери о своем чудесном спасении, о Хайране и Байт, которые стали для нее самыми близкими людьми на свете.

– Как я рада за тебя, Сфрагис! – говорила Син-Нури. – И как прискорбно мне, что нет уже Байт! Смерть такой доброй и благородной девушки – великое несчастье для каждого, кто ее знал. Но в память о ней люби Хайрана. Почитай его, как отца родного, и никогда не забывай то доброе, что он для тебя сделал. Благодаря ему мы встретились… Мерион, поговори с нами, почему ты так молчалив?

Мерион сидел в стороне, согбенный, печальный, подавленный своей беспомощностью. Он думал о том, как будет теперь жить вдали от своих любимых. Как примирится с коварством и лицемерием женщины, которая сделала столько зла. Он думал о своих детях. И не мог решить, как жить дальше, как их растить. Он ответил:

– Я любуюсь на вас, мои дорогие. Я слышу ваши голоса и словно уношусь к дням своей молодости, когда Син-Нури была самой красивой женщиной в Сидоне, а маленькая Сфрагис была самой веселой девочкой на свете. Сейчас мне кажется, что все это было вчера и не было долгих мучительных лет. Я отпущу вас в Пальмиру, но очень скоро приеду к вам…

Он говорил медленно, словно подыскивая слова, не спрашивая Син-Нури ни о чем. Ему было стыдно и горько. Его прервал кашель Син-Нури. На этот раз долго не удавалось остановить этот страшный кашель.

•

Хайран искал коптский монастырь в Александрии. Он был уверен, что найдет там Петехонсиса и тогда Син-Нури будет спасена. Хайран верил Петехонсису, как богу. Ему казалось, что он всемогущ, что он все может. Но не так-то легко найти этот монастырь. Жители Александрии из египтян, верные своей древней религии, ничего не знали о коптах. К тому же оказалось, что копты боятся преследований римлян, которые были теперь хозяевами страны. И все же он нашел небольшой монастырь коптов за пределами города. Когда Хайран спросил о лекаре Петехонсисе, он услышал, что Петехонсиса нет, но есть его сын Яхмос, а это все равно, что Петехонсис.

Хайран прошел за глиняную ограду. Большой квадратный двор с легким тростниковым навесом вдоль стен давал прибежище многим беднякам из коптов. Больные лежали на циновках из камыша. Мужчины – в набедренных повязках, полуголые, женщины – прикрытые тряпьем, совершенно голые дети. Одни стонали, звали на помощь, другие дремали на своем убогом ложе, третьи копошились у очага, устроенного посреди двора. На лице каждого – печать голода и лишений.

«Поистине эти несчастные нуждаются в помощи, – подумал Хайран. – Петехонсис хорошо сделал, что собрал их у стен коптского монастыря, чтобы исцелить и вернуть к жизни. Их облик напоминает мне рабов в Каписе, но ведь это не рабы. Это свободные люди, и каждый из них добывает свой хлеб посильным трудом. Недуг сделал их беспомощными».

Хайран искал глазами молодого лекаря Яхмоса, но не находил.

Молоденький служка из помощников лекаря пообещал найти Яхмоса, и, пока он искал его где-то за пределами ограды, Хайран имел возможность понаблюдать за больными.

В стороне от других он увидел молодую женщину с младенцем на руках. Младенец жалобно просил попить. Он разбросал свои маленькие пухлые ручонки, сучил ножками и задыхался от слез.

Женщина озиралась по сторонам и с мольбой обратилась к девочке, которая лежала неподалеку. Но девочка показала на распухшую ногу и сказала, что не может подняться.

Хайран подозвал мальчугана, который вел к очагу хромого старика, и попросил подать воды несчастной матери. Он побоялся, что ребенок не дождется помощи лекаря.

Истощенный, худой мальчуган выполнил просьбу Хайрана и, спрятав за пазуху монету, вернулся к хромому старику. Он с трудом дотащил старика к огню, и тот трясущейся рукой поставил на золу свой глиняный горшок с вареными бобами.

– Сегодня счастливый день, – говорил он мальчику, – добрые соседи принесли нам поесть. Как это благородно! Я и тебя накормлю, малыш. Ты не горюй, лекарь поможет тебе, и твоя рука заживет. И как это случилось, что тебя укусила твоя же собака, которой ты отдавал последнюю корочку?

– Присядь, я скажу тебе хорошую новость, – прошептал на ухо старику мальчик. – Я подошел вот к этому господину, который позвал меня и велел подать воды младенцу, а он взял и сунул мне в руку вот эту монету. Посмотри!

Мальчик показал монету и пообещал угостить старика свежей лепешкой, как только ему позволят выйти за ограду.

Был час дневной трапезы, и к очагу потянулись даже самые немощные. Каждый тащил с собой горшок, кувшин или миску. Было невероятно жарко, и вареная пища портилась, скисала и приносила вред больным. Лекарь требовал, чтобы каждый ел свежую пищу, но приготовить ее было некому. Когда больного приводили на исцеление в монастырь, ему наказывали приносить с собой еду, воду и циновку. Если больной приходил с открытой раной, то лекарь просил доставить кусочек чистого полотна для повязки. Монастырь мог дать больному только целебные травы и лекаря. Но и это было недоступно многим беднякам богатого города Александрии.

Служка привел Яхмоса, но молодой лекарь, поклонившись Хай-рану, сказал, что должен тотчас же помочь малышу. Для него он готовил сейчас целебное питье. Мальчик может задохнуться, он тяжко болен. Яхмос поспешил к женщине с младенцем на руках, присел на корточки и стал поить его какой-то душистой настойкой. Она была приготовлена из десяти целебных трав и уже много раз помогала вернуть к жизни малюток, почти обреченных.

В это время из другого конца двора раздался крик старой женщины. Она просила спасти ее, чтобы не оставить сиротами своих внуков.

– Сын умер молодым и сильным, невестка ушла вслед за ним, а дети на мне. Помоги, добрый лекарь, и господь не оставит тебя. Он вознаградит тебя за…

Дальше ничего нельзя было разобрать, старуха кричала что-то бессвязно и хваталась за живот. Даже на расстоянии было видно, что живот у нее огромный.