Текст книги "Рыцарь XX века (Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила)"

Автор книги: Клара Моисеева

Абд ар-Рахман по вечерам собирал стариков, а иногда и молодых отцов семейств и читал им газеты, полученные из аль-Мансуры. Там бывали сообщения о бунтах и забастовках. Такие сообщения очень занимали слушателей. Молодые вздыхали по поводу того, что никогда не постигнут грамоты и не смогут сами прочесть газету. В ответ аль-Хамиси нередко приводил множество исторических примеров, когда уже взрослый человек, занимающийся ничтожно малым делом, вдруг становился знаменитым, постигал грамоту и проявлял великие способности.

– Я расскажу вам об одном правителе Египта, который в молодости был неграмотен и занимался торговлей табаком. В возрасте тридцати лет он вступил в армию. В 1804 году, когда в Каире происходили народные восстания против турков-янычар и мамлюкских феодалов, он был командиром части турецкой армии и его часть способствовала победе над янычарами. Каирское духовенство прониклось доверием к этому командиру, в 1805 году оно избрало его правителем Египта.

Это был Мухаммед-Али, памятный многим тем, что уничтожил в свое время вождей восстания, а затем и мамлюкских феодалов. Он отдал своим родственникам богатые земли, что привело к рождению нового класса помещиков. Но он вошел в историю как великий реформатор, способствующий расцвету экономики Египта, культурным связям с Европой. При нем возникло книгопечатание, вышла первая египетская газета. Его высоко ценили многие современные ему правители. А он был безграмотен до 45 лет. И в этом возрасте научился читать.

Как видите, – говорил Абд ар-Рахман своим слушателям феллахам, – никогда не поздно заняться грамотой. Помните об этом. Кто может, обязан научиться читать и писать, чтобы участвовать в великой борьбе за свободу и независимость своей страны.

Эту беседу с большим вниманием слушал старый друг аль-Хамиси Абуль-Фаувад. Он дорожил своей дружбой с этим мальчиком. Он и прежде ценил его как прекрасного собеседника. Но это было три года назад. А сейчас уже видно, что мальчик становится настоящим борцом.

– Я горжусь тобой, мой друг Абд ар-Рахман, – сказал во всеуслышание старый феллах. – Я никогда не забуду твои стихи о добрых людях. Я призываю моих собратьев феллахов: постарайтесь, изо всех сил постарайтесь учить своих детей в раннем детстве. Так важно поддержать талант, данный человеку господом богом. Я думаю, что его надо взлелеять рано, как мы по весне рано начинаем лелеять драгоценные всходы на полях. На моих глазах взошли прекрасные всходы разума у нашего молодого гостя. Он еще мальчик, а ведет такую мудрую беседу со старыми феллахами. Дай ему Аллах много счастливых дней!

Встречи с феллахами, занятия с детьми украсили каникулы, которые могли бы пройти в одиночестве и печали, вследствие несчастий, выпавших на долю юного аль-Хамиси.

Вернувшись в школу, Абд ар-Рахман узнал, что многие его сверстники обучали неграмотных во время каникул. Одни пошли в кварталы ремесленников, другие – поехали в знакомые деревни. Школьники потрудились, принесли пользу людям, но и для них труд не пропал даром. Они увидели подлинную безрадостную жизнь египетских бедняков. Их много было в стране.

Настал день прощания с аль-Мансурой. Окончен курс пятилетнего обучения в школе старших классов, надо выбирать дорогу в жизнь, надо дальше учиться, но для этого следует поехать в Каир.

В аль-Мансуре Абд ар-Рахман прощался со своей юностью. Ему уже семнадцать лет, он должен самостоятельно решать, где учиться, как добыть себе деньги на пропитание, где жить. Отец не может ему помочь. Мать вышла замуж, воспитывает маленькую Бусайну. Средства ее незначительны. Она пишет, что нездорова, худа и бледна, нет сил вести хозяйство, но зовет в свой бедный дом.

«Я найду работу, я буду помогать маме, она поправится», – думал опечаленный Абд ар-Рахман.

Прощаясь с любимым учителем Ахмадом-Ага, аль-Хамиси обещал ему писать. Преподаватель литературы возлагал большие надежды на своего выдающегося ученика. Поразительно, но на протяжении всех лет учебы, подросток Абд ар-Рахман аль-Хамиси неизменно радовал учителя талантливыми стихами, которые слагались у него с необычайной легкостью и, несомненно, отражали меняющееся настроение, растущие интересы и удивительное умение выражать свой восторг перед прекрасным. Будь то уголок парка, увитый розами и благоухающий магнолиями, будь то картина знаменитого художника или скульптура древнего ваятеля. А сколько восторженных строк посвящены любви.

– Прочти мне свое новое стихотворение, – попросил Ахмад-Ага, – я уверен, твой дар принесет тебе славу и признание. Я не ошибаюсь.

– Последние дни почему-то приходят на ум четверостишия, – ответил Абд ар-Рахман и прочел:

 
Когда бы люди понимали любовь деревьев к облакам
И чутким ухом различали над морем флейту ветерка
И стон влюбленного прибоя, – они бы поняли тогда,
Что связь меж душами людскими неизмеримо глубока.
 

«Дорогая мама!

Дамит хайатак! Пусть твоя жизнь будет долгой! Я рад твоему письму. Мне было приятно получить его из Каира. Ведь я стремлюсь в Каир. Все мои надежды и мечты связаны с этим городом, где сосредоточена великая культура Египта. Я еще мало знаю Каир. Но как хорошо я помню наше путешествие десять лет назад. Я тогда еще не понимал того, что происходит в стране и в столице. Я даже не слышал таких слов: «национально-освободительное движение». А теперь я многое знаю и понимаю. Мое призвание – быть в рядах борцов. Я верю в победу добра и справедливости!

 
Заря прядет серебряные нити,
Опутывая ими шар земной.
Заря берет вселенную в объятья,
Высвечивая суть вещей, доселе
Неведомых, невиданных, сокрытых…
 

Милая мама, ты приглашаешь меня в свой бедный дом, спасибо тебе! Но дом, в котором ты живешь, не может быть бедным. Твоя душа, твои мысли, твои чувства, твоя любовь – делают его богатым. Я воспользуюсь вашим кровом, пока буду искать работу. Я очень хочу жить самостоятельно, никого не обременять. Наоборот, я надеюсь помогать тебе и отцу. Он, бедняга, живет в бедности и нуждается в помощи. Он болеет, а денег на лечение у него нет.

Я найду работу и всем вам помогу. Я не сомневаюсь в этом. Теперь, когда я думаю о Каире, меня больше всего радует возможность видеть тебя, дорогая мама. Столько лет мы были в разлуке. Столько лет я жил воспоминаниями детства. Тогда ты читала мне стихи, а теперь я буду читать тебе свои стихи. Я много пишу. У меня какая-то непонятная потребность выражать свои мысли и чувства в стихах. Все эти годы я писал без всякой мысли печатать, просто хотелось выразить себя. А в Каире я буду искать возможность напечатать, чтобы получить деньги и помочь тебе и отцу.

Твой Абд ар-Рахман».

«Я жду тебя с нетерпением, мой дорогой Абд ар-Рахман! Я буду счастлива обнять тебя и познакомить с твоей маленькой сестричкой Бусайной. Она очень мила и забавна, но на тебя не похожа. Ее мало занимает развесистая смоковница, с которой ты умел разговаривать. Может быть, потому, что она еще мала, но наше хождение в музей не привело ее в восторг. Зато она порадовалась, когда я купила ей куклу.

Сын мой любимый! Как меня радует твоя потребность писать стихи. Ты был еще маленьким, когда я обратила внимание на твою редкостную способность запоминать стихи. И вот настало счастливое время. Я читаю твои поэтические строки и наслаждаюсь.

 
Заря прядет серебряные нити,
Опутывая ими шар земной…
 

Две строки, а я вижу картину дивной красоты. У тебя редкостный талант. Удивительные краски! Я никогда не читала подобных стихов. У тебя свой стиль, совершенно особенный, настолько образный и музыкальный, что перечитывать можно бесконечно. Ты можешь сказать, что мнение матери не объективно. Возможно! Но ты знаешь мою любовь к поэзии. Поверь мне, я права.

Сынок, ты пишешь, что твоя мама может быть украшением дома. Но случилось непоправимое, я тяжело больна и потому не могу уже быть украшением дома. К тому же твой отчим – добрый человек, но неудачник. Его небольшой мебельный магазин на грани разорения. Наши средства ничтожны. Твое желание поступить на работу – очень хорошее желание. Я бы хотела, чтобы ты никогда не знал той нужды, которую я испытывала много раз в своей жизни.

Я жду тебя, сынок. Целую и жду с нетерпением.

Твоя мама».

Начало пути

от и Каир. Он в доме матери.

– Чудо красоты! – воскликнул Абд ар-Рахман, обращаясь к сестричке. – Сказочный город! Наконец-то я увидел город своей мечты во всем его великолепии.

Они стояли у цитадели Салах-аддина, воздвигнутой в двенадцатом столетии. За крепостными стенами высились куполообразные строения мечетей мамлюка Насир Мухаммеда и стройные минареты в причудливом убранстве. Мечети опоясаны дворами для молящихся, с внутренней колоннадой и резными карнизами. А вдали еще множество богато украшенных мечетей и минаретов, и самая нарядная – мечеть Мухаммеда-Али, сверкающая бронзой и позолотой.

– Посмотри, Бусайна, – говорил Абд ар-Рахман, любуясь панорамой, напоминающей сказку из «Тысяча и одной ночи», – какая красота! Недаром говорят, что Каир – один из красивейших городов мира. Большое счастье жить в таком городе.

– Мама говорила, что Каир самый красивый, но еще лучше Париж, – ответила Бусайна и зарделась от смущения. – Когда ты поедешь в Париж, ты возьмешь меня?

– Непременно возьму! – ответил Абд ар-Рахман и призадумался. Ему уже 17 лет, а он еще не знает, что ждет его впереди. Мама писала ему, что приглашает в свой бедный дом, но он и представить себе не мог, как трудно ей живется. Она писала о том, что похудела и подурнела, но в действительности – ее нельзя было узнать. Надо немедля найти работу, любую. Надо лечить маму.

Целыми днями Абд ар-Рахман бродит по улицам Каира. Он заходит в торговые фирмы, в банки и в редакции – ничего не получается. Найти работу в этом многомиллионном городе было очень трудно.

И вдруг, в парке, он увидел на скамье Бадиу.

– Какое счастье! Бадиа, ты ли это? Какая ты красивая! Ты поешь? Где?

Он узнал, что и Бадиа не устроена, ищет работу. А голос у нее окреп, она могла бы петь в театре.

Мигом созрело решение.

– Бадиа, создадим труппу бродячих актеров. Мы подготовим маленькие смешные пьесы, я напишу песенки, придумаю музыку, мы поедем по деревням. Феллахам будет развлечение, а мы заработаем себе на жизнь. Ты согласна, Бадиа?

– Прекрасная мысль, я согласна. Но ведь нужны костюмы, декорации, музыка. Где мы добудем все это? У тебя – ни гроша. У меня – два пиастра.

– Мы все добудем, милая Бадиа. Я поработаю кондуктором, грузчиком. Нам нужно немного денег. А после нескольких спектаклей мы купим все необходимое.

Расставшись с Бадией, аль-Хамиси задумался над сюжетом маленькой пьесы. Он вспомнил деревенского острослова, величавого знахаря, тетушку Фатиму. Сегодня ночью он напишет пьесу. А пока надо искать работу. Любая работа его устраивает. Но где ее найти?

Вдруг Абд ар-Рахман услышал:

– Аль-Хамиси, как я рад нашей встрече! – Школьный товарищ Али-Мухаммед бросился к Абд ар-Рахману и сжал в своих объятиях. – Где ты учишься? Где напечатаны твои стихи? Пойдем поговорим. Вспомним последний вечер в аль-Мансуре. Как ты хорошо читал свою любовную касыду!

– Ты стал еще красивей, Али-Мухаммед. Как хорошо, что ты приехал в Каир. Поступил в университет? Посидим в парке, поговорим.

Обнявшись, они пошли к фонтану и уселись на скамье. Аль-Хамиси спросил о товарищах по школе, порадовался успехам Али-Мухаммеда. Он поступил на филологический факультет. Его мечта – литературоведение.

– Я еще не устроен, – признается Абд ар-Рахман. – А стихи пишу. Они одолевают меня по ночам. Терзают мне душу. Я пишу, словно в забытьи. А потом читаю свои скорбные касыды. Я знаю: их не напечатают, но не могу не писать. Прочту тебе несколько строк стихотворения «Крик». Это заключительные строки. Начало прочтешь сам, если напечатают в журнале. Не знаю, есть ли такой журнал на свете?

– Прочти мне этот «Крик», я люблю твои стихи. Я старый твой поклонник. Помнишь, как я устраивал твои вечера?

– Хорошо.

 
…Я смеюсь!
Так смеется вулкан,
Извергающий лаву,
Так хохочут под пыткой,
Ногтями лицо разодрав.
Я кричу, проклиная
Безумцев слепую ораву:
Пейте кровь мою,
Сердце живое
Ногами поправ!
Вы вольны растоптать
Лишь мое беззащитное тело,
Все равно никогда
Я под вашей пятой не склонюсь.
Даже если мне грудь
Разорвут ваши черные стрелы,—
Я, в крови захлебнувшись,
Вам прямо в лицо
Рассмеюсь!
 

– Ты делаешь успехи, мой друг! – воскликнул Али-Мухаммед. – Это стихотворение мне очень понравилось. Поищи в своем кармане, если оно записано, подари мне.

Они условились вскоре встретиться, обменялись адресами. Али-Мухаммед унес с собой стихотворение.

* * *

С трудом собирали реквизит для бродячего театра. Пригодились старые платья мамы и брошенная одежда дедушки Бадии. Накупили пестрой бумаги, грим. Самое главное, как считал аль-Хамиси, – музыкальный инструмент. У него была флейта – единственный подарок отца, Абдель Малика. Не зная нот и законов композиции, Абд ар-Рахман успешно сопровождал придуманной им мелодией текст песни. Часто ему вспоминались народные мелодии. Некоторые стихи отлично звучали в их сопровождении. Бадиа их разучила и, когда пела своим друзьям, слышала искренние похвалы.

Абд ар-Рахману удалось получить временную работу кондуктора в трамвае. Каждый день, на рассвете, он спешил в трамвайный парк. Он начинал работу в шесть утра, а домой возвращался поздно вечером. Стихи для песен он сочинял по ночам. Аиша, видя трудолюбие сына, восхищалась, но и огорчалась.

– Бедный мальчик, – говорила она, – ты изводишь себя непосильной работой. Как мне печально, что мы бедны, что нет у нас денег платить за учение в университете. Там тебе место, мой дорогой.

– Не огорчайся, мама. Работать кондуктором очень интересно. Сколько разных людей проходит мимо меня за день! Сколько характеров! Для писателя это целый университет.

– Дай тебе бог, сынок, выйти в люди. Какой это университет?

– Мама, я уверен, чтобы сочинять, надо знать жизнь. Когда я вижу озабоченные лица, мне хочется себе представить этих людей в их доме или за работой. Но главное желание сейчас поскорее заработать деньги на доктора и лекарства. Я заработаю – ты поправишься. Все будет хорошо. Знаешь, мамочка, я задумал устроить бродячий театр. Бадиа согласна поехать. Мы пригласим еще парочку молодых неустроенных актеров и отправимся в деревню. Я сочинил несколько маленьких пьес, сочинил песни. Теперь остается купить реквизит для самой бедной постановки. Когда соберу немного денег, мы уедем на гастроли. Хорошо я придумал?

– Ты всегда был фантазером, мой дорогой. Я помню, как ты разговаривал с деревьями. Ты был уверен, что они тебя понимают. Тебе было пять или шесть лет. Каким забавным ты был, мой мальчик!

Абд ар-Рахману удалось заработать совсем немного. Через три месяца ему сказали, что он больше не нужен, сокращается какая-то линия.

Огорченный и разочарованный аль-Хамиси решается ехать в деревню со своим бродячим театром. Он знал, что у старого феллаха, его друга в аз-Зарке, есть большой сарай. «Абуль-Фаувад очень обрадуется», – подумал Абд ар-Рахман. Вскоре бродячий театр прибыл в аз-Зарку и был радушно принят феллахами всей деревни. Детишки сопровождали актеров, помогая тащить свертки с одеждой и цветной бумагой для декораций. Их предстояло сделать здесь, на месте выступления.

Абуль-Фаувад загнал своих овец в угол сарая, расчистил помещение, принес деревянные суфы и устроил всю труппу на ночлег.

Утро начиналось с репетиции. Двор оглашался звуками флейты – музыкальное вступление, потом пела Бадиа. Веселые песни молодого поэта и композитора пришлись по вкусу всем соседям. Женщины и дети бросали свои занятия и усаживались во дворе, наслаждаясь небывалым развлечением. Бадиа прерывала пение и просила угнать блеющих овец. Тогда дети Абуль-Фаувада, верные поклонники аль-Хамиси, бросались к овцам и уводили их со двора.

Когда все было готово к выступлению, стали искать помещение для театра. К счастью, нашелся брошенный дом на окраине деревни. Абуль-Фаувад со всей своей семьей взялся навести порядок. Побелили стены, подправили пол, помогли раздобыть у соседей несколько керосиновых ламп. Было много тревог и волнений. Но вот настал день первого спектакля. Феллахи, их жены и дети приоделись в праздничные одежды и пришли в назначенный час. Наспех сколоченные скамьи были заполнены зрителями. Понравится ли им представление?

Аль-Хамиси, в гриме и одежде пастуха, заиграл на флейте. На сцену вышла Бадиа в венке из живых цветов – настоящая Исида. Она отлично спела любовную песнь пастушки, а пастух вторил ей на флейте. Веселых и грустных песен было много. Успех был огромный. Потом выступили молодые актеры со смешной пьесой о глупом султане и умном слуге. Султан был толстый, с брюхом из пуховой подушки, а слуга, смазанный сажей, выглядел настоящим нубийцем с юга Судана. В аз-Зарке еще ни разу не было такого забавного представления. Обычно, когда бродячие актеры приходили со своим спектаклем, они изображали доброго и умного султана, а глупый и невежественный слуга во всем угождал господину, но при этом получал колотушки. Незадачливый слуга не смешил, а только вызывал раздражение. А в этом театре все было наоборот и очень понравилось феллахам, не избалованным веселым зрелищем. Глупый султан и умный, лукавый слуга понравились зрителям.

По вечерам шел спектакль, а днем Абд ар-Рахман сочинял новые песни, подбирал музыку, менял самодельные декорации и радовался успехам.

После аз-Зарки были и другие деревни, где так же находился пустой сарай или заброшенный дом. «Театр аль-Хамиси», как его назвали участники действия, имел успех. Они ездили из деревни в деревню, трудились день и ночь, но обнаружили, что зарабатывают только на скудное пропитание. Когда на спектакль случайно попадали господа из богатых поместий, они предрекали Бадии блестящую карьеру. А когда узнали, что драматургом, режиссером и композитором, а также актером является Абд ар-Рахман аль-Хамиси, они удивлялись, почему он тратит свой талант на безграмотных феллахов? «Эти темные феллахи ничего не смыслят в искусстве, а перед ними разыгрывается подлинная комедия, достойная городского театра».

Через полгода театр аль-Хамиси вернулся в Каир. Труппа рассыпалась. Каждый искал себе новую работу. Искал работу и аль-Хамиси. Его беспокоило здоровье матери. Она стала еще более беспомощной, очень кашляла, жаловалась на одышку. Денег не было. Муж Аиши, владелец мебельного магазина, разорился.

Среди бесконечных огорчений и печалей вдруг пришла неожиданная радость. Али-Мухаммед принес литературный журнал «Аль-Рисаля», в котором было опубликовано первое стихотворение Абд ар-Рахмана аль-Хамиси – «Крик».

– Как это случилось? Это самый популярный журнал в Египте. Да и в странах Арабского мира. Как попало к ним мое стихотворение? – Радость и удивление светились в глазах Абд ар-Рахмана.

– Я положил твое стихотворение в конверт и послал, – признался Али-Мухаммед. – Мне оно понравилось: почему, думаю, не послать? Может, и им понравится? И вот пожалуйста!

Они смеялись, читали и перечитывали, удивлялись, решили послать еще несколько стихотворений. А вдруг напечатают?

Аиша плакала над этим журналом, читала стихотворение и не верила, что оно принадлежит ее сыну.

– Какое счастье! – твердила она, прижимая к груди журнал. – Я дождалась радостного часа. Есть бог, он мне помог! Разве не удивительно? Моему Абд ар-Рахману на днях исполнится восемнадцать лет, а он уже печатается. Как печально, сынок, что твоя поездка в деревню не дала тебе достойного заработка. Лучше бы ты не ездил, а писал стихи.

– Напрасно ты так думаешь, мама. Я не заработал денег, но я увидел жизнь бедных феллахов. Когда я учился в аз-Зарке, я не мог понять того, что узнал сейчас. Я был еще мал. Труд египетского феллаха подобен труду раба при фараонах. Помещики жадны и жестоки. Горько смотреть на беспросветную жизнь людей земли.

– Тебя спрашивает молодой человек из деревни, – сообщила Бусайна, заглянув в щелку двери.

Аль-Хамиси поспешил к гостю. Оказалось, что отец прислал ему десять фунтов. Просил передать, что накопил немного денег, чтобы помочь Абд ар-Рахману приодеться.

Аль-Хамиси был растроган вниманием отца. Он знал, что эти десять фунтов – целое состояние в деревне. Их долго копил отец. Но если уж послал, то надо воспользоваться лучшим образом. Ему давно уже хотелось побывать в опере.

– Сегодня счастливый день, – сказал аль-Хамиси другу. – Я приглашаю тебя в оперу.

Вместе с Али-Мухаммедом они тут же, не откладывая, остановили извозчика и поехали в оперу за билетами. Аль-Хамиси думал о том, что сможет наконец купить нужные ему книги. Купит нарядное платьице сестричке, внесет взнос в Народный университет, где начал учиться на факультете филологии.

Вдруг аль-Хамиси обратил внимание на возницу. Хозяин этого старого, ободранного экипажа был худ, как скелет. Лицо его было желтого воскового цвета, печальные слезящиеся глаза. Кашель сотрясал его тело.

– Мне кажется, бедный возница болен туберкулезом, – прошептал аль-Хамиси, обращаясь к Али-Мухам-меду. – Он немыслимо худ, а как кашляет. Бедный человек!

Когда они подъехали к театру, аль-Хамиси протянул извозчику свои десять фунтов. Это была одна ассигнация.

– Помилуй бог! – воскликнул бедняга. – В жизни не держал в руках таких денег. Дай мне мелочь, я ведь не могу разменять эти деньги.

– Бери, не надо разменивать, – сказал аль-Хамиси, покидая экипаж.

Извозчик кинулся за ним, протянул ассигнацию и снова попросил мелочь.

Али-Мухаммед взял деньги и сказал, что разменяет у лавочника. Но аль-Хамиси не согласился. Он сунул деньги вознице и, взяв под руку друга, поспешил с ним к дверям театра.

– Ты сумасшедший! – воскликнул Али-Мухаммед. – Что ты сделал? У тебя нет и монетки на трамвай, а ты отдал первому попавшемуся целых десять фунтов. Я догоню его и заберу.

– Ты прав, у меня нет даже мелочи. Мы не пойдем в оперу и домой вернемся пешком. Но мы помогли несчастному, который так тяжко болен. Он не может больше погонять свою дохлую лошадку. Как только у меня появятся деньги, я тотчас же приглашу тебя в оперу. А пока прошу прощения!

– Если ты отдал все свое достояние в здравом уме, то ты святой! – сказал Али-Мухаммед, прощаясь с другом.

Через несколько дней многие друзья аль-Хамиси называли его святым.

– Но в отличие от святых дервишей, – говорил смеясь Али-Мухаммед, – наш святой не просит у прохожих помощи, а отдает последнее прохожему, который ничего не просил, а наоборот, умолял забрать у него деньги, свалившиеся с неба.

Работы не было. Аль-Хамиси целые дни что-то писал, закрывшись в крошечной комнате. Аиша не решалась спросить, над чем он работает. Но настал день, когда он сам обратился к матери.

– Мама, я дал клятву. Послушай мое стихотворение. Оно называется «Клятва».

 
Тобой дышу я, родина моя!
Твое дыханье было первым чудом,
Наполнившим мне грудь,
Когда оттуда,
Из пасмурной страны небытия,
Пришел я в мир живых,
И ты стояла
У изголовья матери, когда
В счастливых муках
Та меня рожала.
О родина моя!
Прошли года,
Я проникаю в тайны мирозданья,
Ты проводник мой на стезе познанья.
В тебе лежат пластами времена:
Начальный хаос,
Первый проблеск света,
Когда впервые юная луна
Всходила над безлюдною планетой.
Тобой дворцы и храмы возводились
Там, где когда-то рос чертополох,
Ты зеркало, в котором отразились
Процессии бесчисленных эпох,
Ты факелом в кромешной темноте
Путь освещала знанью и мечте.
О родина, благодаря тебе я
Все краски этой жизни различил,
Когда еще младенцем в колыбели
Я от тебя в подарок получил
Лазурь морской волны и небосвода,
И гребни дальних гор в рассветный час,
Оправленные в золото восхода,
И сад теней, когда в пучине гас
Луч солнца, погружавшегося в воду.
Ты для меня и небеса, и твердь,
Мой хлеб и воздух,
И бессильна смерть
Когда-нибудь нас разлучить с тобою,
Ты стала воплощенною мечтою,
Я вспоен молоком твоим и медом
И вскормлен хлебом твоего народа,
Крови моей бурлящее вино
Твоим горячим солнцем зажжено.
Я, как и ты, трудом крестьян рожден,
Рожден трудом египетских рабочих,
Во мне теперь навеки воплощен
Их жаркий пот,
Безрадостные ночи,
Нужда и голод,
Скорбь и нищета —
Я все с народом вместе испытал…
 

Это начало, милая мама, когда допишу, прочту тебе.

– Я все понимаю, мой друг. Ты не напрасно скитался по бедным деревушкам долины Нила. Дай тебе бог долгих и счастливых лет. И пусть расцветает твой талант!

Это были едва ли не последние слова матери.

В тот день, который остался в памяти на всю жизнь, отчим уехал в Суэц, где жили искусные мастера мебели. Они выполняли заказ для мебельного магазина. Абд ар-Рахман вернулся домой в сумерках. Он застал мать в постели. Она непрерывно кашляла, лицо пылало, ее мучил жар.

– Тебе плохо, мама, я пойду за доктором, – воскликнул испуганный Абд ар-Рахман. – Есть ли сколько-нибудь денег?

– Есть десять фунтов, – ответила Аиша, – возьми в шкатулке. Зови врача, – прошептала она едва слышно, – мне худо.

Врач жил недалеко. Вскоре он пришел, прописал лекарство и, прощаясь с Абд ар-Рахманом на пороге дома, сказал, что больная в очень плохом состоянии. Абд ар-Рахман отдал врачу пять фунтов и собрался в аптеку. У него оставалось еще пять фунтов, и он подумал, что этих денег достаточно для покупки лекарства.

Мать не сразу отпустила Абд ар-Рахмана. Она прижала к горячим губам его руки и долго не отпускала. Потом она попросила не уходить. Не пускать к ней Бусайну, которая притаилась в соседней комнате и, стоя за дверью, пыталась подслушать разговор брата с матерью. Но ей ничего не удалось услышать. Аиша молча смотрела на сына, словно прощалась. Лишь поздно ночью, когда Аиша задремала, он поспешил в аптеку. Пошел кратчайшим путем, через темные переулки, едва различая дорогу. Вокруг ни души. Тишина и темнота. Вдруг вспыхнул ручной фонарик, и грубый голос из темноты потребовал деньги. Перед ним был вор.

– Ты что молчишь! – крикнул он, протягивая руку с ножом. – Дай деньги, видишь, какой у меня нож?

Абд ар-Рахман протянул вору деньги и сказал, что эти пять фунтов нужны для покупки лекарства умирающей матери. В доме нет и пиастра, он идет в аптеку. Вор спрятал нож, протянул Абд ар-Рахману пять фунтов и предложил проводить его до аптеки, на случай, если встретится другой грабитель.

Они получили лекарство, и вор проводил Абд ар-Рахмана домой. Увидев умирающую, вор вынул из кармана десять фунтов и подал их Абд ар-Рахману.

– Я не оставлю тебя в такой беде, – сказал он и попросил разрешения остаться в доме до утра.

Аиша умерла на рассвете. Вор принял самое горячее участие в печальной церемонии. Он покинул дом Аиши после похорон. Уходя, он сказал Абд ар-Рахману, что считает себя его другом и всегда будет готов помочь в трудную минуту.

Вскоре аль-Хамиси получил извещение из деревни о смерти отца. Он так же, как и мать, долго болел, но ни разу не смог воспользоваться услугами врача. Это было недоступно бедному феллаху.

Печаль и одиночество обрушились на юношу, еще не узнавшего жизни, не постигшего радости светлых дней.

– Почему так много горя? – вопрошал он неведомое божество. Его скорбь вылилась в горестных стихах.

 
Я слышу голос матери моей.
Она ушла,
Порвав цепочку дней,
Звеном ее упав в траву забвенья.
Но эхом из-за белых облаков,
Как в детстве, очарованно-легко
Звучит напев, неся успокоенье.
Благослови!
Витай над нашим домом,
Звездою материнского тепла
Свети в пути опасном, незнакомом;
Я жизнь влачу, как тяжкие оковы,
Далеко от родимого угла.
Ненастье дни мои заволокло,
Убила боль истерзанную душу,
И звезды,
Что сияли мне в минувшем,
Осыпались, как битое стекло.
Где мать моя?
Где мой отец зарыт?
Куда исчезли дорогие лица?
Сад жизни облетел,
Но осень длится,
И даль пустыни вымершей страшит.
Доколе мне в песках ее брести?
Как ужас этот мне перенести?..
 

* * *

Отчаяние Абд ар-Рахмана было безгранично. Почему так жестока судьба? Как случилось, что он не успел помочь матери? Не заработал денег на врачей, на лекарства. Он так мечтал заботиться о маме. Она была так добра. Она была так красива. Как жить в полном одиночестве? Когда он был мальчиком, его никогда не покидала надежда вернуться к маме. Он вернулся… Поздно! Поздно! Как жестока жизнь! Каким сильным нужно быть, чтобы выжить. Отчим сказал, что на днях покидает Каир, где ему не было счастья. Он забирает с собой Бусайну, уезжает к своим братьям, они обещали ему помочь.

– Ты уже взрослый, устраивайся, Абд ар-Рахман, – сказал он через несколько дней, укладывая вещи. – Я не предупредил тебя, квартира сдана хозяину. Сегодня он займет ее. Поищи себе ночлег.

Абд ар-Рахман простился с Бусайной, которая не переставала плакать и умоляла поехать с ними. Она полюбила своего старшего брата и помнила, с какой любовью мама встретила сына. Но что делать? Жизнь жестока.

Аль-Хамиси разыскал свой старенький портфель, сложил в него несколько рубашек, бритву и зубную щетку – все его достояние. Значительное место заняли рукописи. Теперь он будет все это таскать с собой. Денег хватит на несколько завтраков. Отныне он среди многих бездомных жителей богатой египетской столицы. Он будет проводить ночь на скамье в парке. А больше негде.

Первые несколько ночей он не мог уснуть. Не мог приспособиться. Не мог улечься на узкой и короткой скамье. Надо было суметь подобрать ноги, чтобы не висели, портфель положить под голову. Лучше было сидеть. Но кто бы мог подумать, что сидеть на жесткой скамье целую ночь – настоящая пытка.

Как-то, дождавшись утра, аль-Хамиси побрел по узеньким улицам старого города и вдруг увидел Бадиу. Она радостно бросилась к нему:

– Абд ар-Рахман! Какая счастливая встреча! Я часто думала о тебе, беспокоилась. Нашел ли ты работу? Как устроился? Мне повезло. Я разучила все твои песни из нашего репертуара и постоянно выступаю в одном хорошем ресторане. Я довольна! Видишь, даже приоделась. У меня есть деньги. – Она весело щебетала и, не услышав ни одного слова, вдруг остановилась и спросила: – Что с тобой, Абд ар-Рахман? Ты так печален. Что-нибудь случилось?

– Много горя, – ответил аль-Хамиси. Он рассказал обо всем, что произошло в его семье за последнее время. Рассказал о том, что нет у него крыши над головой и надо искать работу, а если не найдешь – погибнешь.

– Это ужасно! Это невозможно допустить. Ты не должен ночевать на бульваре. Ты пойдешь со мной, мы будем жить на заработанные мною деньги. Я тебе обязана своими успехами. Твои песни помогли мне сделать карьеру.

Меня охотно слушают. Даже есть поклонники, которые приходят в ресторан, чтобы услышать Бадиу.

– Ты очень добра, Бадиа. Но я не могу воспользоваться твоей добротой. Мужчина должен сам добывать свой хлеб. Недостойно мне быть иждивенцем.

Они простились. Больше аль-Хамиси не встречал Бадии, своей первой любви, светлой и чистой.