Текст книги "Любимое блюдо (ЛП)"

Автор книги: Китти Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Топот его ног по твердой и сухой земле из-за отсутствия дождя раздавался все ближе и ближе. Прежде чем он успел меня догнать, я остановилась и обернулась, подняв вверх свои ладони. Мужчина замер в нескольких футах от меня и улыбнулся мне весьма недружелюбной улыбкой, а затем кивнул. После этого, он развернулся и направился обратно к дому.

Какое-то время, я просто стояла и таращилась на его спину. Я хотела, чтобы он накричал на меня и притащил обратно силой, но он этого не сделал. Мой похититель был уверен, что я пойду за ним добровольно. К черту это! Он издевался надо мной почти три недели. И я еще не настолько низко пала.

Я выпрямилась, демонстративно скрестив руки на груди. Мужчина обернулся, но когда не увидел меня позади себя, то перестал улыбаться и прищурился. Он целенаправленно зашагал в мою сторону, и я поняла, что ноги против моей воли понесли меня ему навстречу, по направлению к дому.

Несмотря на всю жестокость, которая заполняла мои мысли, я не хотела, чтобы он причинил мне боль. Я была законченной трусихой и прекрасно об этом знала. Во мне не было ни капельки авантюризма. Я была именно такой жертвой, о которой он мечтал. Такой, которая так сильно боялась боли, что не могла дать достойный отпор.

Я перестала бежать, потому что испугалась, что он собьет меня с ног и повалит на землю. Боялась, что если он это сделает, то почувствует вкус крови и уже не остановится. Мы были в глуши, и этот мужчина был моей единственной надеждой. Единственное, что имело значение ― это не позволить ему отвернуться от меня.

Он замедлил шаг, чтобы подстроиться под меня, когда мы направились к особняку. Если бы ситуация была другой, то наше молчание можно было бы назвать дружеским. Я даже предположить не могла, сколько ему потребовалось усилий, чтобы не устроить мне выволочку. Но у него определенно имелась невероятная сила воли, чтобы продолжать заниматься тем, что он делал. Так, почему бы и нет?

Он был самым ужасающим человеком, которого я когда-либо встречала; как дикое, но все же умеющее мыслить логически животное. Хищники такие страшные, потому что ты не можешь с ними поговорить или понять их язык. Ты не можешь их переубедить.

Когда мы приблизились к дому, я все еще думала о масштабах последствий. Предполагалось, что в такой большой дом, иногда должны приходить слуги. Он не мог делать все сам. Так что здесь появлялись люди, и если это было так, то у меня был шанс. Если я закричу, кто-нибудь меня услышит.

Когда мы приблизились к месту назначения, он снова вытащил повязку, и я позволила ему надеть ее на себя. Когда ткань была снята, и я снова смогла видеть, страх, который так отчаянно прятала, вырвался наружу. Он привел меня в ту кошмарную камеру.

– Прошу, отведи меня в другую комнату. Мне жаль. Я больше не буду ничего предпринимать и не попытаюсь сбежать.

Он легонько провел пальцами по моему лицу, а затем ухватил меня за подбородок и нежно коснулся моих губ своими губами. Я прижалась ближе, потому что знала, что это мой последний поцелуй. Я ненавидела себя за то, что хотела насладиться им. Я должна была быть счастлива, что он не будет ко мне прикасаться, что у меня наступит гребаный перерыв от постоянного услужения ему, но все, о чем я могла думать ― мне снова придется танцевать, лишь бы почувствовать хоть что-нибудь.

Не имело значения, чем я буду заниматься в той камере. Я останусь там до тех пор, пока он не решит, что я усвоила свой урок. Мужчина развернулся и оставил меня в одиночестве под громкий щелчок замка, который определил мою судьбу. Сколько это могло занять по времени? Неделю? Две? Разумеется, покушение на убийство, каким бы отстойным оно ни было, требовало больше недели для раскаяния.

Я стучала в дверь до тех пор, пока костяшки на моих пальцах не начали кровоточить, крича и умоляя его выпустить меня, чтобы он не бросал меня снова. В эту минуту, мне казалось, что я не вынесу одиночества. Сейчас, пребывание в камере ощущалось даже хуже, чем когда я очнулась здесь впервые. Особенно, если сравнить то, насколько приемлемым могло быть мое заточение с ним, и что я получала взамен.

Я подавила стыд, который испытывала от того, что расстроила своего похитителя, вынудив его наказать меня. Какая-то часть меня все еще верила, что в этом нет ничего правильного, или я хотела, чтобы в этом не было ничего правильного. Я больше не верила самой себе, но начала чувствовать, что заслужила оказаться в этой клетке.

Он дал мне все, а я попыталась убить его. Я, наконец, отползла в свой угол, покачивая травмированную руку. Наслаждаясь жгучим стыдом, я впервые за это время, почувствовала, что я ― это все еще я. А спустя некоторое время открылась дверь.

В комнате появился мой привычный набор для того, чтобы очиститься, а также поднос с бинтами и мазью для руки.

– Спасибо, ― не сдержалась я.

И почему-то, пришла к выводу, что все мои попытки спастись, были лишь для того, чтобы продолжить отрицать действительность.

Я перетащила ведро с водой, мыло и бинты к сливу, и первым делом обработала руки. Я рыдала, когда заканчивала их перевязывать. Это было из-за того, что я наконец-то поняла, что умру и уже поздно что-то менять. Я просто почувствовала это, будто вот-вот случится непоправимое.

Я знала, что это произойдет, и я не смогу остановить это. Я больше не собиралась звать на помощь, просто не могла. Уже нет. Я не собиралась кричать, ведь он так хорошо обо мне заботился. Он даже принес мне бинты.

Весь оставшийся день я сидела тихо. Делала то, что должна была. Ела свой куриный суп и спала в углу. Я нацарапала на бетоне за унитазом еще одну полоску, при помощи которых отсчитывала дни проведенные в заключении и прошлась по тем, что уже провела здесь.

Не знаю, почему я все еще оставляла эти метки. Я знала, что он наблюдал за мной, и вероятно в какой-то момент застукал меня за этим занятием. Но он это проигнорировал. Казалось, что его не заботил мой самодельный календарь. Я мысленно отсчитывала дни снова и снова, потому что для меня было важно, какой день сегодня.

Той ночью, пока я спала, мне снилась хорошая спальня ― ванная с пеной и музыка, стопки книг и компакт-дисков, розовый лак для ногтей и пушистые тапочки. И мне снился он. Его глаза, изучающие меня и видящие все мои тайны, его руки на моем теле и его голос, которым он шептал мне на ушко.

Когда я проснулась, то поняла, что у меня начались месячные.

Глава 5

В просторной ванной, комнату которой я привыкла называть хорошей камерой, в шкафчике имелись тампоны и прокладки. И то, и другое. В то время, когда я пыталась сбежать, я об этом даже не задумывалась. Если я собиралась взбунтоваться, и у меня был хоть малейший шанс на провал, я должна была об этом подумать и выбрать другой день.

Теперь же я застряла в пустой камере, истекая кровью словно поросенок. Это было отвратительно. Тем не менее, мой похититель не собирался менять свой распорядок дня. Когда он открыл дверь, я умоляла его дать мне хоть что-нибудь. Все, что от него требовалось, это спуститься по коридору и зайти в ванную, в которой он мог взять гигиенические средства, но мужчина проигнорировал мои мольбы. Вместо этого он разрешил мне мыться дважды в день.

В конечном счете, я разделась и начала разгуливать по камере голышом. Я знала, что он делал это, чтобы наказать меня. Женская гигиена в его понимании была роскошью, а не необходимостью.

Я провела в углу много времени, размышляя и пытаясь проанализировать своего похитителя. Мне было интересно, какое у него прошлое. Конечно, он должен был быть знаком с психологией, по крайней мере, с ее основами, чтобы иметь возможность реализовать свой план. Возможно, он был в буквальном смысле безумным ученым, который использовал меня как объект обусловленного поведения.

Речь об определенных условиях. Тебе известно, что может произойти что угодно, но это не изменит результат. В конце концов, ты ломаешься и уже едва ли напоминаешь человека. Я ощущала себя животным, которое металось по клетке, пока на его ногах засыхала кровь. Я чувствовала себя дикой.

Я даже реагировала как животное, пока прислушивалась к каждому звуку и следила за каждым его движением. Я считывала язык тела мужчины и, посредством прикосновений, общалась с ним больше, чем с кем бы то ни было. В основном я обращалась к нему только тогда, когда мне было страшно или что-то нужно. Но за три недели я не задала ему ни единого вопроса по существу.

Мужчина в очередной раз открыл дверь и принес мне еду. Это была первая трапеза с тех пор, как я решила отказаться от одежды. Я задавалась вопросом, оттолкнет ли его мой естественный женский цикл, если он был из тех мужчин, которых это напрягало. Но он проявил безразличие.

Так что я заговорила, ничего не вымаливая и не выпрашивая, в надежде узнать у него нечто более важное. Теперь я не хотела бороться с деградацией личности ради того, чтобы не забыть человеческую речь.

– Может ты ученый? ― мой голос прозвучал странно, когда приобрел нормальную интонацию и громкость, и был совершенно не похож на тот, в котором сквозили паника и слезы.

Мужчина уже почти вышел за дверь, но резко обернулся ко мне с удивленным выражением лица. Мне показалось, словно его расстроило то, что я завела будничный разговор в такое неудачное время.

Это придало мне смелости. За время своего плена я ни разу, даже на чуточку, не вывела его из равновесия. Он был готов ко всем моим выходкам, считая их забавными и предсказуемыми, а теперь я сделала кое-что, что его удивило. Часть меня боялась, что я лишь глубже выкапываю себе могилу, но другая, гораздо более смелая часть меня, надеялась, что я отсрочу свое наказание, если стану ему интересной. Так что я продолжила говорить.

– Ничто из того, что я делаю, не кажется для тебя неожиданным. Так что я подумала, может, ты изучаешь психологию. Я изучала ее в колледже. Изначально, я планировала стать психологом, специализирующимся именно на таких исследованиях... более гуманным способом.

Мужчина слегка вздрогнул и растянул губы в улыбке, которую я никогда прежде у него не видела. Но со мной он не заговорил. И он не оставил меня в одиночестве. А уселся в нескольких футах от меня, наблюдая и выжидая, когда я продолжу.

Я поморщилась от запаха супа и сухарей, которые мой похититель сунул мне под нос. Боже, я снова хотела получать нормальную еду. Я была готова на все ради стейка и печеной картошки. Но все же высыпала сухари в миску и принялась есть. Я хотела прикоснуться к нему, желала, чтобы он прикоснулся ко мне, но знала, что если сдвинусь хоть на дюйм, то он уйдет снова.

– Вместо этого я получила степень и начала писать книги о том, как повысить самооценку. Но ты, вероятно, уже знаешь об этом, ― пауза. ― Почему ты похитил именно меня?

Ответа нет.

– Ты ненавидишь женщин?

Ответа нет.

Я съела еще одну ложку.

– Если ты поговоришь со мной, я сделаю все, что ты захочешь. Я позволю тебе прикоснуться ко мне.

Его взгляд потемнел ― я переступила черту. Мужчина поднялся и направился к двери.

– Подожди. Пожалуйста. Мне жаль. Я больше не буду тебя шантажировать. Я знаю, что у тебя на все есть причины, ладно?

Он повернулся и кивнул мне, а затем уселся у двери. От меня не ускользнуло то, что он увеличил между нами расстояние. Я глубоко вдохнула, а потом съела еще пару ложек супа и запила их водой. Мужчина не ушел, и поэтому я ощутила себя достаточно храброй, чтобы задать те вопросы, которые уже некоторое время крутились у меня в голове. Начавшиеся месячные напомнили мне о биологических факторах, а не только о базовых навыках выживания.

– Ты убьешь меня, если я забеременею?

Ответа не последовало.

Пока я задавала этот вопрос, мой голос слегка дрогнул. Я не плакала, но была к этому близка, сдерживая вот-вот готовые прорваться шлюзы.

– ... я ведь понимаю, что ты не сможешь вот так запросто отвезти меня в больницу. И я не знаю, есть ли у тебя кто-то, кого ты сможешь пригласить сюда... или захочешь ли ты это делать. Пожалуйста, я не хочу умирать. Раньше я принимала таблетки. В моей сумочке есть рецепт. Ты мог бы воспользоваться им...

Он отрицательно покачал головой.

Я съела еще пару ложек и запила их еще большим количеством воды, чтобы попытаться успокоиться и продолжить говорить, не впадая в истерику.

– Нет? Ты хочешь, чтобы я забеременела?

Он снова покачал головой.

– Ты бесплоден?

Боже, я надеялась на это. Это были не те гены, которым хотелось давать продолжение. Мне не нужен был еще один социопат.

Мужчина одарил меня холодным взглядом. Сегодня он больше не собирался отвечать на такие важные вопросы. Но в его глазах, я увидела правдивый ответ и почувствовала облегчение. Одной проблемой меньше.

Я доедала молча, пока он продолжал на меня таращиться. У меня больше не было актуальных вопросов. Я не знала, что еще он мог отнять у меня, но догадывалась, что этот мужчина обязательно что-нибудь придумает, если я надавлю на него слишком сильно. Как бы то не было, я и так не была уверена, что наш разговор не продлит время моего прибывания в этой камере.

Когда я закончила есть, он забрал поднос и пальцами убрал с моего лица волосы. Я наклонилась к нему. Я была готова сделать все, что угодно, лишь бы он вытащил меня отсюда.

Камера была плоха, потому что в ней не было никаких развлечений, но хуже всего казалось осознание того, что плохой была я. Для меня начало иметь значение, что я расстроила своего похитителя. Я отчаянно боролась с желанием угодить ему, но ничего не могла с собой поделать. Понимание того, что он вытворял со мной, не смогло изменить моих чувств, или того, что я хотела, чтобы мужчина ко мне прикоснулся.

– Прошу, уведи меня отсюда, ― прошептал я, когда он провел пальцами по моим волосам, ― пожалуйста.

Я замолчала, и он поцеловал меня. Но когда я попыталась обнять его за шею, мужчина аккуратно сжал мои запястья и, опустив руки вниз, прижал их к моим бокам. Оборвав поцелуй, он снова направился к двери. Я запаниковала.

Я не достигла никакого прогресса. Мой отвлекающий маневр не сработал. Что если он никогда не простит меня за попытку убить его? Что если он никогда не выпустит меня из камеры?

– Нет... прошу, не оставляй меня одну. Я буду твоей шлюхой. Я буду для тебя кем угодно, пожалуйста.

Я услышала, как он ввел код, а затем двинулся к свободе, которой у меня не было. Мужчина обернулся и одарил меня победоносной улыбкой. После чего позволил двери тихо за собой закрыться.

Несколько дней спустя, кровотечение остановилось, но я все еще находилась в камере, отмечая дни. Он снова снабдил меня одеждой и принадлежностями для душа, но я решила оставаться голой. Я не была уверена, считалось ли это непослушанием, но рассчитывала, что в какой-то момент, пока он смотрит на мое голое тело, его самоконтроль даст трещину.

Но даже если это и возбудило мужчину, он взял себя в руки еще до того, как вошел в мою камеру. Он принес мне еду и банные принадлежности, осмотрел меня, но так больше ничего и не сделал.

На седьмой день я ждала того, что все закончится. Я отсидела свой срок, и, разумеется, мне казалось, что мужчина снова ко мне прикоснется. Я бы позволила ему это, после чего была бы вознаграждена и вернулась бы в хорошую комнату. В комнату для хороших девочек. Но наступил седьмой день, а он не приблизился ко мне до самого его окончания.

У меня больше не нашлось смелости заговорить с ним еще раз после того раза. Я слишком боялась нарушить привычный распорядок, ведь не была уверена, что именно для меня считалось проступком. Возможно, разговоры входили в их число.

Я жаждала прикосновений, утешения... ну хоть чего-то. Я сходила с ума, теряла связь с реальностью. Все ощущалось таким далеким, что иногда я не понимала, проснулась ли или все еще сплю. Я молилась, чтобы это оказалось дурным сном, и мечтала проснуться в хорошей комнате. Я перестала думать о побеге, потому что каждая часть меня знала, что это невозможно. Мое подсознание предпочло избавить меня от мучений дотянуться до свисающей морковки, которую я не смогу съесть.

Вместо этого, я просто мечтала о хорошей комнате, на возвращение в которую у меня все еще теплилась надежда. Но шли дни, и я начала сомневаться, что когда-нибудь смогу в нее вернуться. Возможно, то, что я сделала, было настолько ужасным, что он никогда уже не простит мне этого.

Я надеялась, что моя нагота заставит его вернуться ко мне в камеру, потому что похититель не сможет отказаться от того, что считает своим. Но само по себе мое голое тело не бросалось в глаза. В приступе полного отчаяния, я улеглась на спину по центру камеры, чтобы меня было видно с любого ракурса. А потом раздвинула ноги и прикоснулась к себе. Я не знала, были ли камеры со звуком, и не была уверена, стонала ли для него или потому, что ничего не могла с собой поделать.

Прошло больше недели с тех пор, как я последний раз кончила. За то короткое время, что я была в хорошей камере, он столько раз доводил меня до оргазма, что у меня голова шла кругом. И только сейчас, когда я начала себя ласкать, я поняла, насколько сильно скучала по удовольствию, которое он мне доставлял.

Я была на грани своего, возможно, третьего оргазма, когда дверь распахнулась. Все внутри меня буквально требовало, чтобы я остановилась. Чтобы я бежала. И хотя я понятия не имела куда, но инстинкт самосохранения приказывал мне спасаться бегством.

Вместо этого, я смело посмотрела ему в глаза, пока своими пальцами продолжила скользить по киске, вынуждая мужчину хоть как-то отреагировать. Меня не волновало, что это будет. Он мог бы трахнуть меня или избить. Подошло бы любое прикосновение, любое. Но он стоял без движения, впиваясь в меня взглядом своих черных глаз, отказывая мне даже в физическом проявлении гнева.

Мужчина захлопнул дверь с обратной стороны, после чего я остановилась и отползла в угол. Мое сердце забилось, практически выскакивая из груди, а меня окутала легкая дымка страха. Я хотела добиться от него реакции, но теперь испугалась, когда ее получила. Мне не стоило пытаться его контролировать или злить.

Отчаяние сделало меня глупой. Минуты будто перетекали в месяцы, а потом дверь, наконец-то, открылась снова. Он принес мне принадлежности для ванны и одежду. Когда мужчина ушел, это был первый раз за очень долгое время, когда я оказалась рада тому, что он не прикоснулся ко мне.

Я быстро помылась и принялась натягивать на себя шмотки. Но подняв рубашку, я заметила, как из нее выпала книга. Я попятилась, будто та была ядовитой. Было ли это уловкой? Я знала, что в этой камере не могло быть ничего хорошего. Или она была чем-то вроде бинтов? Я разрывалась между желанием прочесть ее и отбросить в сторону.

Натянув спортивные штаны и застегнув белый топ, я снова взглянула на новый предмет. Ткань, соприкасавшаяся с моей кожей, после стольких дней расхаживания голышом, ощущалась странно. Одежда заставляла меня чувствовать себя человеком, и как человек, я не могла смириться с тем, кем я стала. Если бы я продолжила оставаться голой как животное, все было бы намного, намного проще. Но он больше не собирался облегчать мне жизнь.

Посмотрев на книгу еще несколько раз, я подняла ее с пола и вернулась в свой угол. Угол был единственным местом, где мне было комфортно, потому что я знала: если я буду там, то есть шанс, что он откроет дверь и придет за мной.

Я покраснела, узнав название книги, которую когда-то уже читала, правда в другом месте и в другое время. Тогда, у меня был перелом позвоночника, и я знала, что содержание этого произведения расшевелит меня, как знала и сейчас, что если не начну читать, то никогда не смогу добиться отпущения грехов у своего похитителя.

У меня не заняло много времени, чтобы обнаружить, что над текстом поработали маркером. Желтым цветом оказалось выделено слово «Хозяин». В следующей главе оно тоже было выделено. Я пролистала книгу и обнаружила сотни ярко-желтых прямоугольников. Он, наверное, не спал всю ночь. Или работал над этим проектом днями, зачеркивая по нескольку слов за раз.

Это была самая реалистичная история, которую я когда-либо читала, и теперь она стала правдой. Правдой моей жизни. Читая которую, я снова ощутила боль, но не позволила себе показать этого. Я знала, что он, вероятно, наблюдал за мной, и не хотела, чтобы меня снова за это наказали. Я провела в плохой камере две недели. Или даже больше, так что я не собиралась держаться за какие-то свои прежние принципы.

Издание казалось настолько тонким, что его содержание можно было прочитать за пару часов, если не выделять слова и не отвлекаться на мастурбацию. Через несколько минут после ее прочтения, я услышала, что с обратной стороны двери был введен код, а потом на пороге появился он. Мой похититель пришел без еды, хотя я была голодной, и у меня на протяжении минуты зашкаливал пульс от одной лишь мысли, что он пришел, чтобы забрать меня в другую комнату.

Мужчина подошел ко мне и остановился в нескольких шагах от моего угла. Я протянула руки к пуговицам на своей белой рубашке. Он покачал головой, и я опустила руки вниз.

Он начал выходить из камеры. Какого черта ему еще было нужно?

– Пожалуйста... не оставляй меня здесь.

Обычно он поворачивался, по крайней мере, чтобы посмотреть на меня, но на этот раз мужчина меня просто проигнорировал. Вместо этого, он начал набирать комбинацию на клавиатуре. Мне никогда отсюда не выбраться.

И вот тогда я поняла, чего он от меня хотел. Это было очевидно любому разумному человеку.

Было время, когда мне было бы трудно, едва ли не невозможно произнести эти слова, но я была в отчаянии и не лгала, когда говорила, что стану тем, кем он только захочет меня видеть.

– Хозяин, пожалуйста.

Он уже открывал дверь, когда замер и позволил ей снова закрыться. А затем обернулся ко мне и лениво улыбнулся. Да. Это было именно тем, чего он хотел. Я выберусь отсюда.

Адреналин заполнил мои вены. Чего бы это ни стоило, я выберусь отсюда.

Мужчина медленно пересек помещение и расстегнул на мне рубашку.

***

...она наклонилась к нему, когда он снял с нее топ и обхватил груди, болезненно сжимая соски. Раньше она бы закричала от подобной грубости. Теперь же девушка была просто рада тому, что к ней прикоснулись, даже если это приносило ей боль. Мужчина обхватил сосок губами, успокаивая, закружив языком вокруг плоти, которой только что причинил боль, и у нее перехватило дыхание.

Девушка обхватила своего мучителя за плечи, когда он начал стягивать с ее тела спортивные штаны. Она больше никогда не захочет носить подобную одежду. Он толкнул ее на колени, и она на ощупь нашла ширинку. А затем принялась сосать, отчаянно желая ему угодить, чтобы он простил ей ее прошлые прегрешения.

Мужчина пропустил сквозь пальцы пряди ее волос, толкнулся глубже, а потом отстранился.

– Я сделала что-то не так?

В место ответа, он заставил ее встать на четвереньки на бетонный пол, после чего вынудил девушку раздвинуть ноги. Она слышала, как мужчина отбросил в сторону свою одежду, а потом опустился на колени позади нее.

Пальцами он нащупал ее клитор и помассировал его. Девушка качнулась назад, в попытке прижаться к нему сильнее. Прошло столько времени с тех пор, как он прикасался к ней вот так. Она была готова на все, чтобы убедиться, что он больше не покинет ее на такой долгий срок. Девушка захныкала, и из ее горла вырвался стон.

– Прошу... да... ― застонала она.

Он продолжал свои действия, пока она не кончила и не закричала, рыдая от облегчения, что он, наконец, снова прикоснулся к ней. А затем она обернулась и увидела, что он чем-то поливает ее из тюбика.

Смазка.

Девушка начала отползать от него обратно в свой угол.

– Нет, Хозяин, пожалуйста.

Похититель пожал плечами, а потом поднялся на ноги и просто направился к двери. Он всегда отстранялся, и никогда ничего не делал без ее согласия, даже если это выглядело, как жестокая шутка. Пленница запаниковала.

– Не оставляй меня здесь. Я этого больше не вынесу. Не смогу. Я здесь уже две недели, умоляю.

Мужчина развернулся к ней и поднял тюбик со смазкой, вопросительно глядя на нее.

Девушка кивнула и вернулась в то положение, в которое он ее поставил. Она все еще не была уверена, что это подарит ей спасительный билет из камеры, тем более что она продолжала ему сопротивляться.

Ей было тяжело расслабиться, когда мужчина подошел вплотную. Но он поглаживал ее по спине снова и снова, пока кончики его пальцев скользили по нежной коже.

– Ш-ш-ш-ш, ― уговаривал он. ― Ш-ш-ш-ш.

Она начала успокаиваться. Он неделями отказывался говорить с ней, и хотя это была не совсем речь, это было общение. Это был звук. Девушка начала плакать из-за той маленькой крошки, которую он ей дал, и расслабилась еще сильнее.

Похититель протолкнул в ее запретный проход один смазанный палец, а другой рукой продолжил поглаживать девушку по пояснице. Она не сопротивлялась, но закричала, когда он вошел в нее, из-за чего мужчина решил действовать медленнее, менее напористо.

Девушка даже за это ощущала к нему благодарность. Этого было мало, но было уже хоть что-то. Он продолжил скользить в ней одним пальцем, пока ее тело не привыкло к вторжению, и не утихла жгучая боль. А затем он повторил процесс уже двумя пальцами, в то время как ее страх поднялся на новый уровень.

– Ш-ш-ш-ш, ― снова начал успокаивать ее мужчина, когда девушка в очередной раз заплакала, свободной рукой поглаживая ее по спине.

После того, как ее тело привыкло к его пальцам, он вытащил их и медленно вошел в нее членом. Она зашипела, но вскоре боль утихла, и он побудил ее начать двигаться. Медленно, девушка насаживалась на него сама, пока мужчина хрипел позади нее. А потом он снова прижал пальцы к ее клитору, чтобы довести девушку до второго оргазма.

Она кончила, и это было похоже на разряд электричества, который прошел сквозь ее позвоночник. Мужчина вышел из нее и прижал к себе, поглаживая пальцами по волосам и целуя в макушку, пока девушка плакала. Больше от облегчения, чем от чего-либо еще...

Глава 6

Он не отвел меня в хорошую комнату. Вместо этого, он привел меня в другую камеру, в которой я никогда раньше не была. Когда мужчина снял с моих глаз повязку, то у меня отвисла челюсть.

Там оказалось слишком много вещей, на которые можно было поглазеть. Со стены свисали цепи, а с металлического стола манжеты. Повсюду лежали хлысты, трости и другие различные орудия пыток, названия которых я даже не знала. У стены располагалась гигантская круглая кровать с красным бархатным одеялом, рядом с которой висела еще одна пара цепей. В центре комнаты стоял черный кожаный диван, а рядом с ним находилась коробка, переполненная большим количеством секс-игрушек, чем я когда-либо видела за пределами секс-шопа.

Я понимала, что уже слишком поздно. Я согласилась. Назвала его Хозяином и приняла то, что теперь он несет за меня ответственность, а не я сама. Была ли до этого момента у меня свобода? Я не уверена.

Вероятно, похититель мог запереть меня в той камере навсегда. Но что было хуже? Камера? Или пытки, которые ожидали меня в новой комнате?

Осознание того, что та пустая камера была хуже, лишь доказывали то, насколько сильно он сломал меня. В этой комнате он не оставил бы меня одну. Здесь, он должен был находиться вместе со мной. Меня должно было тошнить от этой мысли. Это должно было заставить меня кричать от ужаса, но все, что я чувствовала, было облегчением.

Я не была уверена, увижу ли когда-нибудь хорошую спальню снова, но это было лучше, чем последние две недели состоящие из ничего. Я обернулась, чтобы посмотреть, как он оценил мою реакцию. Дверь в эту новую камеру, оборудованную по той же технологии, что и остальные, была открыта.

Он всегда предоставлял мне выбор. Или, возможно, то, что он давал мне, было принуждением, завернутым в красивую упаковку, которую он преподносил мне как нечто, что я делала по собственной воле. Я провела много времени, анализируя его, и хотя знала, что он, очевидно, в некотором смысле сумасшедший, в его действиях всегда была логика. Он верил в то, что предоставляя мне выбор своим извращенным способом, не был плохим парнем.

Либо он не осознавал, что это шантаж, либо ему было просто все равно. Он не применял физического насилия. До сих пор. Хотя кнуты ассоциировались у меня с чем-то очень жестоким. Но теперь я знала его лучше, чем он думал.

Он верил, что сможет скрыть от меня свою душу, если будет все время молчать, но его действия рассказали мне все, что мне нужно было знать. Он хотел, чтобы я умоляла его о хлысте. И я обязательно это сделаю. Я сделаю все, что он захочет. Распахнув дверь шире, он отошел в сторону, и мы начали наше маленькое представление.

Сбежать? Или остаться и подчиниться ему? Выбор был очевиден. Бежать было некуда. Он никогда не принудил бы меня остаться в этой комнате. Он просто вернул бы меня в ту пустую камеру, и начал бы игнорировать как запертого в клетке щенка.

В его взгляде сквозил вызов, но я постаралась задушить внутри себя отвращение, чтобы в очередной раз не столкнуться с позором и унижением, которые поджидали меня в той дерьмовой камере. Последнее заключение продлилось две недели, без перерыва за хорошее поведение, без ответа на мои требования или хитроумные уловки. В следующий раз недель будет три?

Или он устанет от моего постоянного неповиновения и закроет меня там навсегда?

Я не приблизилась к двери. Я выдержала его взгляд и произнесла:

– Я сделаю все, что ты захочешь.

Сквозь джинсы, которые были на нем, я видела признак его возбуждения. Он был настолько красив без рубашки, что я едва могла это выносить.

Тем не менее, он не сдвинулся с места. Я подошла к двери и закрыла ее, а затем запаниковала, потому что собственноручно заперла себя в садистской камере пыток со своим похитителем. Со своим похитителем, которому я доверяла, и который еще ни разу не причинил мне вреда, во всяком случае, физически.

Выбор сделан. Я повернулась и двинулась к нему все еще голая. Он не заставил меня одеться, и я была этому рада. Лучше я буду голой, чем буду носить одежду, которая ассоциируется у меня с наказанием.

Я наблюдала за ним, ожидая его следующего шага. Он изучал меня в течение нескольких минут, будто его мозг создавал каталог всех моих действий и реакций на каком-то жестком диске.

Он протянул мне руку, и я шагнула вперед, ухватившись за нее, в попытке перестать дрожать. Мужчина улыбнулся той бездушной улыбкой, от которой мне одновременно было и тепло, и казалось, будто я умираю. По моему телу распространился румянец от хищного блеска в его глазах.

***

…он усадил ее на кровать и заставил опуститься на колени спиной к себе. Мягкий теплый бархат, ласкал ее кожу. Девушка услышала его отдаляющиеся шаги по бетонному полу и закрыла глаза, не желая видеть, за чем он пошел. Она не знала, что окажется хуже: инструменты для пыток или удовольствия.