Текст книги "Западня"

Автор книги: Китти Сьюэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Правильно поняли, – ответила Марта. – Старик бросил меня ради какой-то проститутки, и я нашла себе парня помоложе и с амбициями. – Она перепрыгнула за стойку и взяла в руки золотую ручку. – Так, прежде всего я выберу вам колеса. Они все очень надежны, уверяю вас…

* * *

Он не мог сосредоточиться на том, о чем болтали дети. Марк тянул его за руку. Миранда была позади них, толкала их санками и кричала, чтобы везли быстрее. Оба громко кричали и смеялись без причины, взбираясь на крутую горку по пояс в снегу.

– Что с тобой, Давид? – закричал Марк. – У тебя что, настроение плохое?

Давид был поражен неожиданным весельем Марка. Он схватил мальчишку за пояс и толкнул на землю, но Марк оказался сильнее, чем выглядел, и поставил ему подножку. Они, кувыркаясь, катились вниз довольно долго, прежде чем им удалось остановиться.

– Посмотрите на себя! – визжала Миранда. – Вы сто лет будете взбираться сюда. Я сама съеду. – Она плюхнулась на санки головой вперед и покатилась вниз с бешеной скоростью.

– Осторожней! – закричал Давид, когда его дочь пронеслась мимо него как пуля. Могло случиться все, что угодно, – перелом ноги, повреждение шеи. Вдруг Марк навалился на него, они снова упали и покатились по склону, снег забивался за воротники и в рукава. Миранда, как сумасшедшая, хохотала у подножия горы, в сугробе.

– Ну, хватит, – крикнул Давид, сидя в снегу. – Приводите себя в порядок. Вашу маму хватит удар, если она узнает об этом.

– Это не ее собачье дело, – сурово сказал Марк. – И потом, неужели ты думаешь, ее это волнует?

– Конечно, волнует.

– Ты такой наивный, – снисходительно заметил Марк, – а ведь вроде взрослый человек!

«А ведь маленький засранец прав, – подумал Давид, вытряхивая снег из волос и снова натягивая на голову шапку. – Ей наплевать, даже если я привезу их в машине «скорой помощи» с переломанными костями и гипотермией».

Они оба посмотрели вниз, на Миранду. Она лежала на снегу без движений. Марк кинулся к ней, покатившись по снегу вниз, и попытался поднять ее. Она весила килограммов на десять больше, чем он, и оказалась для него слишком тяжелой. Она обвисла мертвым грузом и начала стонать. Давид глядел на них и понимал, насколько сильна разница в их психологической зрелости. Он слышал, что обычно бывает как раз наоборот. Но Марк был, как сварливый старик, угрюмый и склонный к самоанализу, тогда как Миранда могла в одно мгновение стать абсолютно инфантильной.

Вот она истерически хохочет, потом притворяется умирающей, затем болтает ногами, как двухлетний малыш. Девочка замерзнет, если будет лежать на снегу, но у Давида не было сил вмешаться. Он посидел на склоне какое-то время. Он ни часа не спал этой ночью, думая о том, что удалось выяснить. Спящий Медведь никак не мог оплодотворить очаровательную молодую женщину во время их поездки, это совершеннейший абсурд. Как бы он ни упрекал себя в предубеждении и предвзятости, он не мог представить их в объятиях друг друга. Медведь был настолько стар, что годился ей в деды, а то и в прадеды. Мог, конечно, быть другой мужчина, хотя она сказала, что не была ни с кем уже очень давно. Но не будет ли слишком наивным верить этому? Почему у молодой женщины не могло быть любовников? Еще одна возможность, от которой у него закружилась голова, – сам Давид мог быть отцом ребенка. О Боже, возможно ли это? Даты говорят, что возможно.

Как и много раз в течение этих лет, перед его мысленным взором всплывали мельчайшие подробности их с Уйарасук соития, каждая деталь застыла в памяти его сердца и тела. Она тогда сказала, что у нее безопасный период, но он знал, что это ненадежно, поэтому надел презерватив. Ее мягкий жемчужный смех, его собственное веселье из-за неизбежной неэлегантности натягивания резинового наряда на напряженный пенис – он все это очень ясно помнил. Но презервативы иногда рвутся. Нечасто, но такое случается. Особенно если у них истек срок годности… Она была такая тугая внутри, а он такой большой… Она сама сняла с него презерватив в темноте…

Давид откинулся назад, закрыл глаза согнутой рукой, пытаясь унять волнение. Он не хотел думать об этом прямо сейчас. Не здесь, с детьми. Он посмотрел вниз. Теперь дети бросали друг в друга снежки, Миранда визжала и смеялась, а Марк действовал тихо и сосредоточенно.

Почему она не сказала ему? И почему Спящий Медведь не сказал ему? Может, он пытался. Необходимо связаться с Джозефом и задать ему вопросы о том письме, которое просил написать Медведь. Может, именно это Медведь и хотел сказать. Но он был слишком стар и не мог писать; Джозеф так и не выполнил его просьбу, поэтому Медведь решил оставить мальчику немного денег. Он ведь чувствовал ответственность за то, что произошло, а может быть, был сильно привязан к этой семье. В конце концов, он мог просто невзлюбить своего собственного внука. О Боже, он так далеко зайдет в своих размышлениях! Ему необходимо было знать. Он должен был знать!

Он почувствовал, как на плечо легла чья-то рука.

– Почему ты сидишь здесь вот так? – Миранда заглядывала ему в лицо. – Ты иногда такой скучный. Я ведь просто шутила. Пар спускала. Ты ведь не воспринял это всерьез? – Она нещадно терла его щеки своими заиндевевшими варежками. Давид схватил ее за руку и попытался запихнуть снег за воротник ее комбинезона.

– Па-а-ап! – взвизгнула девочка. Она никогда не упускала возможности назвать его папой. Казалось, для нее много значило, что у нее наконец есть отец, хотя он был далек от заблуждения, что она любит именно его. Безусловно, они очень подружились, и она видела, что он солидный, надежный, щедрый. И со временем, возможно, она почувствует, что он настоящий отец, которого ей так хотелось иметь. Слава Богу, она достаточно хорошо приспосабливающаяся девочка, вполне нормальная, несмотря на мать. А вот Марк был этакой вещью в себе, совершенно непроницаемый и непробиваемый. Как они отреагируют, если узнают, что у них, возможно, есть брат?

– О Боже! – застонал Давид.

– Боже… Что? – Миранда попыталась вырваться из его рук.

– Мы… опаздываем.

– Опаздываем куда? У тебя же даже часов с собой нет, глупый.

– Это кого ты называешь глупым? – Давид насыпал еще одну пригоршню снега ей за воротник, а потом крикнул Марку, чтобы тот поторопился.

Они побежали на горку, чтобы согреться, забрались в большой неэкономичный «бьюик», который Марта сдала ему в аренду с «большой скидкой», и он отвез их к Тилли.

* * *

Тилли не была шокирована, когда он сказал ей, что Марк и Миранда – его дети. У нее были свои источники – он никогда так и не узнал кто, – и она знала об этом еще за несколько недель до того, как он познакомил ее с детьми.

– Ты не первый западаешь на эту женщину, – чопорно произнесла она. – Кто-нибудь должен был сказать тебе, чтобы ты поостерегся. – Она многозначительно кивнула, намекая, несомненно, на какие-то разумные меры предосторожности, но в глазах светилась надежда. – Так, значит, ты здесь останешься?

И хотя Давид в глубине души понимал, что он беззастенчиво использует Тилли, она была в восторге, исполняя роль временной мамы. У нее не было собственных детей, и ей доставляло удовольствие готовить для Давида и двойняшек, а затем составлять им компанию за обедом в столовой. Миранда сразу привязалась к ней, полюбила торчать на кухне и печь с ней печенье и булочки, которых мать никогда не готовила. Гостиная Тилли с большим телевизором тоже была открыта для всех. Даже Марк, казалось, привязался к ней; иногда смешил ее своими острыми комментариями о человеческой природе, которые произносил в своей невозмутимой манере.

Давид обдумывал разные способы, как отблагодарить эту очаровательную женщину за ее доброту, однако в эти способы не входили секс и обещания, которые он был не в состоянии выполнить.

– Давид, ты выглядишь измученным, – заметила Тилли, когда он рухнул на диван и стал смотреть какое-то глупое игровое шоу, которое нравилось детям. – Давай я сделаю тебе джин с тоником.

– Тилли, ты ангел. Сделай побольше, пожалуйста. И не забудь внести его в мой счет. Напиши… «бутылка джина» – большими буквами.

– Что, так плохо? – Тилли весело засмеялась.

– Если ты напьешься, я уйду отсюда, – предупредила его Миранда. – Терпеть не могу пьяных.

– Твой драгоценный папочка такой же отвратительный, как и любой другой, когда напьется, – монотонно заговорил Марк, внимательно слушая шумное пустословие ведущего шоу.

– Ты-то откуда знаешь? – возмущенно воскликнула Тилли. – Твой отец не напивается.

– Ты просто не видела, – апатично сказал ей Давид. – Марк прав. Я такой же отвратительный, как и все.

Через полчаса Давид резко встал. Часы на стене в комнате Тилли показывали 4.30.

– Давайте, ребята, – позвал Давид, внезапно вспоминая, что с пяти часов он на дежурстве. – Собирайтесь. Я проведу вас домой.

– Нет, отвези нас, – заныла Миранда. – У меня ноги болят после того, как ты заставлял нас бегать на горку. И к тому же снег идет.

– Тебе нужны физические упражнения, – упрекнул ее Давид. Внезапно он устал от их общества, устал поддерживать беседу, устал от необходимости общаться, когда голова все равно занята совсем другим. – Мы не будем заводить этого механического монстра, чтобы проехать четыреста ярдов. Ну, сама посуди!

Тилли заботливо закутала их всех, как курица-наседка, и они отправились по дороге к дому Шейлы. Было темно, но из-за желтоватого света уличных фонарей на свежевыпавшем снегу город выглядел весело и по-рождественски нарядно. Две сверкающие снегоуборочные машины с мощными фарами расчищали дорогу в обоих направлениях, их гигантские лопасти сгребали смерзшийся снег, как огромные пласты масла, и оставляли их аккуратными сугробами на середине дороги.

Окна в доме были темными. Марк выудил ключ, и они вошли в дом.

– С вами все будет в порядке? – спросил Давид.

Марк посмотрел на него с таким выражением, будто хотел спросить: «А как мы, по-твоему, справлялись до этого целую тысячу лет?»

– Ну, тогда пока. – Давид наклонился, чтобы подставить замерзшую щеку Миранде для поцелуя, но она уже ушла, и дверь захлопнулась перед самым его носом. Он с минуту постоял, наблюдая за тем, как одно за другим зажигаются окна в доме. Во многих отношениях им было не тринадцать, а все двадцать три. Они вполне могли сами о себе позаботиться. Нужно признать, ему повезло, что он встретился с ними так поздно. Было бы мучительным все эти годы беспокоиться о маленьких детях, зная или, скорее, не зная, что их мать делает с ними, и при этом быть так далеко.

Давид повернул в сторону к центру, загребая ногами снег и засунув руки глубоко в карманы куртки. Тилли будет ждать его, нельзя же просто скрыться в своей комнате после такого приятного дня в ее гостиной. Так не годится. Ему нужно снять дом или что-то в этом роде, где дети могли бы дать себе волю, а он мог бы остаться в одиночестве, чего ему так хотелось! Да и вообще, как долго еще может тянуться эта история и чем все это закончится? Последний телефонный разговор с начальством в Кардиффе был не очень приятным.

– Что происходит, Вудрафф? Вы что, не собираетесь возвращаться к своим обязанностям? Врач, который вас замещает, готов продолжать работу. Он хороший специалист, и мы будем не против, если он останется.

Был ли это намек, чтобы он подал в отставку, или у него развивается паранойя?

– Мне нужно задержаться здесь еще на несколько недель, по личным обстоятельствам. Я вынужден просить о продлении отпуска. Это связано с тем, что у меня есть дети, о существовании которых я не знал раньше.

– Дети? Боже, Вудрафф! Следовало сообщить об этом раньше. Мы высоко вас ценим, но вы же не можете навсегда там остаться. Какой пример вы подаете своим коллегам здесь?

Давид усмехнулся. Он завернул за угол и тут же вступил в кучку собачьего дерьма. Если бы только они знали, о каком количестве детей идет речь!

Повинуясь порыву, Давид остановился возле гостиницы «Северный отпуск». Приземистый человечек яростно скреб и скалывал лед, чтобы драгоценные постояльцы не поскользнулись на входе. Давид кивнул ему и зашел внутрь.

Где-то глубоко в мозгу засела мысль о Иене. Он не созванивался с ним около трех дней и уже начал волноваться. В роскошном холле гостиницы было несколько обитых тиковым деревом телефонных кабинок, и он закрылся в одной из них. Он достал ручку, клочок бумаги, свою кредитную карточку и набрал номер телефона Иена, который помнил наизусть. Потом уставился на ручку и бумагу, гадая, зачем он их достал. Он вдруг ощутил слабость в коленях. Он нажал пальцем на кнопку телефона, отменяя звонок. Теперь он понял, зачем он пришел сюда на самом деле. Да, он беспокоится о друге, но вовсе не поэтому сидит в этой телефонной кабинке.

В справочной ему дали номер телефона, который он записал на клочке бумаги. Он узнал эти цифры, они промелькнули у него перед глазами, когда он искал имя в списке пациентов.

У бедняги дрожали пальцы, когда он медленно, одну за другой, нажимал цифры. Во рту пересохло. Один звонок, другой…

– Чарли у телефона, – раздался ломающийся голос подростка.

– Здравствуй, Чарли. Меня зовут Давид Вудрафф. – Он с трудом сглотнул, прежде чем смог продолжить. – Твоя мама дома?

– Конечно… Мам! – голос звучал глухо и хрипло, когда он звал мать. – Тут какой-то Дэйвид Волрусс звонит.

– Слушаю? – милый голос с очаровательным акцентом. Как же хорошо он его помнил!

– Уйарасук, это я… Давид из далекого прошлого. Четырнадцать лет назад.

– Давид! – Он с трудом услышал ее, так мягко повторила она его имя. – Ты где, Давид? Откуда ты звонишь?

– Я в Лосином Ручье. Я бы хотел с тобой встретиться. Как можно скорее. Я хочу приехать к тебе. Мне нужно с тобой поговорить. – Он говорил быстро, как будто боялся не успеть, хотя он знал, что должен спросить, как она поживает, поговорить о пустяках, быть вежливым и сдержанным.

– Это… Я… А почему ты здесь?

– Послушай, Уйарасук. Извини, но я должен тебя спросить. Понимаю, я, наверное, совершенно не в себе, но я должен это знать. Твой сын, Чарли, он ведь мой сын, да? Пожалуйста, скажи правду!

Женщина молчала, и Давид съежился, испугавшись, что все испортил своей бестактностью. Он совсем не хотел, чтобы это прозвучало грубо, но потерял самообладание. Не было смысла притворяться, что он спокоен.

– Уйарасук, прошу тебя, ответь! – снова взмолился он.

– Да, Давид… Чарли… твой сын.

– О Господи, женщина! – Давид почувствовал, как запылала шея; он весь покрылся холодным липким потом. – Почему ты мне не сказала?

– Мне показалось несправедливым взваливать на тебя все это. Может, ты забыл, но ты очень старался предотвратить всякие последствия.

– Конечно, старался, – он пытался успокоиться, говорить не так возбужденно. – Но это и для твоей безопасности, а не только ради себя.

– Ну, значит, я должна попросить у тебя прощения, – холодно сказала она. – Но, невзирая на все твои меры предосторожности, я забеременела. И я не жалею. Чарли – это самое лучшее, что у меня есть в жизни.

– Подожди… пожалуйста. – Ему вдруг стало страшно, что она бросит трубку прежде, чем он сможет выразить свою заботу и искренний интерес к сыну. Ощущения при этом у него были совсем не такие, как при известии о детях Шейлы, – этот сын был зачат в некоем подобии любви.

– Послушай, все это уже не важно. Я узнал, что у Чарли была серьезная травма несколько месяцев назад. Я бы хотел…

– Как ты все это узнал? – быстро спросила Уйарасук.

– В больнице. – Давид переступал с ноги на ногу. У него как-то сразу ослабли колени. В кабинке было так жарко и свет такой яркий, что ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Как бы он ни хотел поговорить с ней, расспросить обо всем, он чувствовал, что нужно заканчивать разговор, иначе он просто упадет в обморок. – Кто-то в больнице рассказал мне о Чарли. О том, как его привезли на самолете в Лосиный Ручей. Как мужественно он себя вел…

– Ах да, медсестра. Сестра Хейли, – тихо произнесла Уйарасук. Потом, помолчав, добавила: – Я хочу, чтобы ты знал. Она – единственный человек кроме моего отца и Спящего Медведя, которому я сказала, что ты – отец Чарли. Я чувствовала, что не нужно говорить. Знала ведь, что ты когда-то работал в Лосином Ручье, но мне показалось, что она не вспомнила тебя. Думаю, это она тебе все и рассказала. Ей не следовало этого делать. Я просила ее никому не говорить.

– Нет, на самом деле это мне сказала не мисс Хейли, – усмехнувшись, признался Давид. – Я услышал о нем в связи с его ужасной травмой и увечьем. Персонал больницы все еще говорит о нем. Я имею в виду, что это ведь произошло всего несколько месяцев назад, и все вспоминают о нем с большой теплотой. Я заинтересовался, потому что сказали, что он прибыл с Черной Реки. Поэтому я посмотрел в больничных записях – и там обнаружил, что это твой сын. А когда я увидел дату его рождения, то понял, что… несмотря на все меры предосторожности, он мог быть моим сыном. Не стану отрицать, это было шоком.

Уйарасук ничего не сказала, молчал и Давид, давая ей время осмыслить сказанное.

– Но… Значит, ты не поэтому приехал в Канаду, не из-за Чарли? Ты уже был здесь, когда узнал о нем? – Она была озадачена.

– Нет… Да… Но послушай, это совсем другая история. Все, что мне нужно сейчас, – это увидеть тебя и встретиться с Чарли. Как он? Выздоравливает?

– С ним все в порядке. Мы недавно вернулись от одного специалиста в Торонто. Ему сделали искусственную ногу. Этакое сложное устройство, а ему нравятся всякие технические новинки, так что он теперь с ним не расстается, все осваивает, – она засмеялась своим похожим на колокольчик смехом. Давид тоже рассмеялся. Слава Богу, она не разучилась смеяться после всего, что с ними произошло!

– Если ты не против, я куплю билет, или найму самолет, или что там еще летает к вам, – он тут же осекся, испугавшись своей дерзости. – У тебя… кто-то есть? Я никого не расстрою своим появлением?

– Нет, не волнуйся. – Он почувствовал, что она улыбается. – Некоторое время был один человек… но он не смог справиться с тем, что произошло с Чарли, выдержать то время, что я провела…

– Мне очень жаль.

– А мне – нет.

– Я позвоню тебе, как только найду способ добраться к вам.

– Есть почтовый… самолет, который прилетает раз в неделю.

Глава 20

Давид положил трубку телефона. Рука все еще дрожала. Правда о Чарли ошеломила его. Сын! Нет, еще один сын! Он обхватил голову руками и зажмурился. Глубоко вздохнул. Он нащупал ручку двери, складывающейся гармошкой, но ее заклинило. Он дергал, стараясь открыть дверь, и чувствовал, как поднимается паника – не от страха, а от сильного внутреннего напряжения. Что-то рвалось наружу из самой глубины души. Все казалось таким непонятным, запутанным, сумасшедшим. Он перестал дергать дверь и уставился в маленькое окошко на огромную люстру в фойе. Свет множества лампочек слепил глаза. Он отрешенно смотрел на них, мозг работал на пределе. Он старался дышать медленно… Важно было успокоиться. Какая-то мысль вертелась в голове, как слово, готовое сорваться с языка; она болезненно болталась в подсознании, а прямо перед глазами как будто что-то всплывало – только бы разглядеть…

Шейла! Она знала. Что это значит? Она единственная… Не может быть?.. О нет! Не может? Он задохнулся, когда внезапно догадался. Невероятная, немыслимая идея! Но когда все элементы головоломки стали на место, он понял, что это единственно возможное объяснение. Он съежился от шока, обхватил себя руками и прижался к стене.

Он быстро нащупал бумажник, достал кредитку, сунул ее в щель и развернул клочок бумаги с номером телефона. Пот заливал глаза. Он чертыхнулся и набрал номер.

– Ашуна.

– Извини, это опять я. Уйарасук, мне нужно спросить еще кое о чем. Я знаю, что это очень странный вопрос, но ответь мне. Шейла Хейли брала образцы крови у Чарли, когда вас доставили в больницу?

Уйарасук секунду помолчала.

– Там много раз брали анализ крови. Чарли нужно было переливание крови и…

– Извини, конечно. Но мне нужно знать следующее: брала ли Шейла Хейли собственноручно анализ крови у Чарли? И брала ли она его у тебя?

– Да, когда мы прилетели, она занималась абсолютно всем. Она все делала невероятно быстро и квалифицированно. Я ей очень благодарна за все, что она для нас сделала. Как мне показалось, именно она контролировала ситуацию, а не врач. А почему ты спрашиваешь?

– Послушай, я сейчас говорю сумбурно и невнятно, как маньяк, но твой ответ кое-что прояснил для меня. Это не касается тебя, меня и Чарли. Я все расскажу, когда мы встретимся.

– Хорошо, Давид.

– Скоро увидимся. Береги себя.

Он снова повесил трубку, на этот раз колени действительно перестали его слушаться. Зачем стоять, когда можно сесть. Опершись спиной о стену, он скользнул вниз, на пол, и просто сидел там, наслаждаясь возможностью побыть одному, в этом закрытом пространстве, похожем на безопасное горячее чрево. Должно быть, Шейла украла образцы их крови! Это было слишком сложно осознать.

В дверь постучали, и взволнованное лицо уставилось на него через окошко. Дверь затарахтела, но его ноги мешали ей открыться.

– Сэр! – позвала женщина. Он узнал в ней высокомерную служащую отеля, администратора с кроваво-красными губами и высокой прической. – Сэр… С вами все в порядке? Может, вызвать врача?

– Я и есть врач, – отозвался Давид и помахал рукой. – Более того, насколько я понимаю, я еще и дежурный врач.

* * *

Выпив стакан воды и наказанный полным осуждения взором администратора, он снова вошел в телефонную кабинку.

– Пожалуйста, сэр, не закрывайте дверь, – сказала она вслед колючим голосом, глядя на него поверх очков.

Давид позвонил в больницу и попросил Джени.

– Послушай, не задавай лишних вопросов, – твердо велел он. – Я никак не могу сегодня дежурить. Я бы так не поступил, если бы не обстоятельства. Не могла бы ты позвонить Леззарду, или Хоггу, или кому-нибудь еще, кто сможет подежурить за меня?

– Хорошо… – умная женщина, она поняла, что не нужно спрашивать о причинах. – Не беспокойтесь. Здесь Этайлан. Я попрошу ее.

Следующий звонок был Иену. Прежде чем тот ответил, Давид несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться и разговаривать естественным, дружеским тоном.

– Брэннаган?

– Это я, Давид.

– Как дела?

– У меня прекрасно. А у тебя?

– Все в порядке.

– Ну а собаку ты кормишь?

– Да, – помолчав, ответил Иен.

– Почему бы тебе не приехать в город? Я в «Северном отпуске», в баре. Приезжай, составь мне компанию. Тут довольно мило и тихо. Мы можем выпить… кока-колы или еще чего-нибудь.

Иен громко рассмеялся, как когда-то.

– Какого черта, а почему бы и нет? Теперь, когда ты не приезжаешь, тут такая тоска, как в могиле. Я сейчас приеду.

Спустя полчаса Иен появился, и было заметно, что он пытался привести себя в порядок. На нем были облегающие черные джинсы со старой, хорошо знакомой серебряной пряжкой, чистая белая рубашка, он даже расчесал свои отросшие сзади волосы. Давид вдруг увидел друга именно таким, каким помнил. В тусклом свете бара Иен выглядел по-прежнему франтовато, худой и нескладный, как подросток, правда, с жестким, озабоченным лицом. Три женщины, сидевшие за соседним столиком, толкали друг дружку локтем в бок, с интересом посматривая на него.

Вблизи, однако, его болезнь была заметна: запавшие глаза, желтоватая сморщенная кожа. Вздувшаяся печень. В уголке губ торчала привычная сигарета, он дымил, не вынимая ее изо рта. Сразу заказал пива, а когда его принесли, попросил еще и двойной виски «Джек Дэниелс». Давид заказал то же самое. И ему требовалось что-то покрепче кока-колы.

В баре было довольно тихо. Иен был расслаблен, почти счастлив. Они сидели в красной бархатной кабинке и говорили о прошлом. Давид старался сдерживаться, просто ждать. Постепенно им стало казаться, что все в порядке, что они просто, как два старых друга, вместе выпивают. И тем не менее Давид чувствовал, как у него сжимает горло, когда Иен громко хохотал, и он так же смеялся, чтобы скрыть свою печаль.

– Иен, я хочу тебя кое о чем спросить, – сказал он после паузы в их воспоминаниях. – Я не могу думать ни о чем другом. Я только что выяснил, что у женщины, с которой я спал там, на Черной Реке, есть сын.

Иен уставился на него, лицо его вдруг стало хмурым.

– На этого ребенка, – продолжал Давид, – напал белый медведь, и его привозили сюда в больницу. – Давид щелкнул пальцами перед застывшим лицом друга. – Эй… ты слышишь? Брэннаган, ты понимаешь меня? Я думал, ты будешь рад… возможности повеселиться. Только представь, я, оказывается, столько детей завел в своей жизни! Может сложиться впечатление, что каждый раз, как только я прохожу мимо какой-нибудь женщины, она беременеет.

Иен не смеялся.

– Что ты хочешь знать?

– Что ты знаешь об этом мальчике? Его привезли сюда в конце марта. Ты его видел? Ты должен об этом знать!

– Да, я хорошо его помню.

– Продолжай… – пьяно засмеялся Давид, хотя был совершенно трезв, и ткнул Иена кулаком. – Расскажи мне об этом. Расскажи все, что знаешь о нем.

Глаза Иена сразу как-то потухли, он опустил голову, избегая взгляда друга.

– Я знал, что в конце концов тебе все придется рассказать, – тихо начал Иен. – Но надеялся, что это случится позже.

– О чем ты, черт подери? – снова спросил Давид.

– Тебе не понравится то, что я тебе скажу, Давид. – Он остановился и вынул сигарету изо рта. – Тот мальчик действительно твой сын. Где еще, по-твоему, Шейла могла взять кровь для анализа на ДНК?

Давид с силой сжал его руку.

– Так ты все-таки знал об этом?

Иен молча посмотрел ему в лицо.

– Как ты узнал? – спросил он чуть позже.

– Не имеет значения, – прорычал Давид. – Я хочу знать, как много ты знаешь об этом? Я искренне надеялся, что ты не принимал участия в этом заговоре.

– Я и не участвовал, – Иен еще ниже опустил голову – от стыда, или потому, что был пьян, или от того и другого вместе. – Не с самого начала.

– Как Шейле удалось это сделать? – Давид снова схватил его за руку и с силой потряс. – Говори же, черт возьми!

– Да брось ты, Давид, все очень просто. В ее обязанности входит брать образцы крови ребенка и матери при увечьях от несчастных случаев. В этом нет ничего необычного… Всегда же так поступают. Но на сей раз образцы не попали в лабораторию. Очевидно, где-то по дороге у нее созрел этот невероятный план, поэтому она забрала их себе домой, положила в холодильник или в морозильник – не помню точно.

– Но зачем она это сделала? – Давид в замешательстве покачал головой. – Она не могла знать наверняка, что мальчик – мой сын.

– Она сразу это узнала, как только они прибыли. Спросила мать, кто есть еще из ближайших родственников, но у женщины никого не было. Поэтому, весьма справедливо, Шейла попросила сообщить об отце… Ну, ты знаешь, как она умеет настаивать. Мать была в ужасном состоянии, вот и открыла тайну. У нее умирал сын, и ничто другое ее не волновало.

– Значит, Шейла узнала, что я отец мальчика. – Лицо Давида было всего в нескольких дюймах от лица Иена, в голосе его слышалась едва сдерживаемая ярость. – И она решила украсть кровь моего сына и его матери и выдать эти образцы за кровь Марка и свою собственную?

– Да.

– Черт возьми, зачем? Почему она хотела подловить именно меня? Я ведь был за тысячи миль отсюда!

– Появилась возможность свести старые счеты. Давняя обида. Деньги. Не знаю… Спроси ее сам. Может, просто хотела посмотреть, получится ли у нее.

Повисло молчание. Иен зажег новую сигарету и глубоко затянулся. Руки его дрожали, и он залпом выпил виски.

– Шейла совершенно неподражаема в этом. – В голосе Иена звучало восхищение. – Согласись, это была невероятно хитроумная схема. Я всегда считал, что эта женщина – просто ходячий учебник по психопатии. И она уж точно очень умна.

– Да, я полон восхищения, – ухмыльнулся Давид с сарказмом. – А когда ты об этом узнал? С какого момента?

– Не тогда, когда подписывал документы о том, что брал образцы крови, позже. Шейла очень переполошилась, когда ты приехал, она хотела купить мое содействие. Сказала, что собирается наконец подловить тебя. Я хотел рассказать тебе, но потом увидел, что ты поладил с детьми… И мне нравилось, что ты рядом. Ты знаешь, мы с Шейлой… давно стали сообщниками. У меня просто не было выбора.

– Дерьмо собачье! – рявкнул Давид. – Выбор есть всегда. Как ты мог так низко пасть?!

– Ну, так получилось. Я сам этому не рад.

– А как насчет Марка и Миранды? – Давид почувствовал, как что-то сдавило горло, стало трудно дышать. Было больно признавать то, что он уже осознал. – Эти несчастные дети не имеют ко мне никакого отношения. Вот что все это значит! – Давид снова потряс Иена за плечо. Голова бедняги безвольно болталась на шее.

– Похоже, что так… Мне очень жаль.

– О Боже! – Давид, пытаясь справиться с противоречивыми чувствами, глубоко и медленно дышал. Он успел привыкнуть заботиться об этих несчастных детях. Он практически поверил, что они его дети.

– Но… Бога ради, чьи же они тогда? Твои, да?

– Нет… Сомневаюсь, – Иен издал какой-то безразличный смешок. – Неужели ты не видишь? Она уже прибрала к рукам все мои деньги. Если бы это были мои дети, ей не нужно было бы снабжать меня наркотиками, можно было просто потребовать деньги на содержание детей.

Давиду не хотелось признаваться самому себе, что кроме ярости, которую у него вызывало это мошенничество, это беззастенчивое использование его доверчивости, он испытывал все же чувство облегчения. Именно поэтому еще больше его возмущало, как поступили по отношению к Марку и Миранде. Их собственная мать сыграла с ними жестокую, бессмысленную шутку, только ради какой-то ничтожной суммы, или чтобы отомстить ему за реальное или воображаемое прегрешение. А может, просто чтобы доказать свою изобретательность и находчивость. Давид так сильно стукнул кулаком по столу, что задрожали бокалы. Люди с любопытством смотрели на него. Бар постепенно заполнялся посетителями, становилось шумно и весело. Однако его порыв здесь не был чем-то необычным.

– Не может быть, чтобы для тебя известие об отцовстве стало таким уж сюрпризом, – Иен посмотрел на друга. – Ты что же, на самом деле никогда не трахался с ней?

В течение пары секунд Давид был очень близок к тому, чтобы ударить человека кулаком в лицо. Он даже предвкушал, как хрустнет сломанный нос, как осколки выбитых зубов вопьются в костяшки его кулака.

– Ты, ублюдок, – прорычал он, плотно сжав челюсти, пытаясь сдержать агрессию, – ты ведь знал, что я не могу оспорить результаты анализа на ДНК. Как же ты мог молчать и при этом смотреть мне в лицо день за днем?

Возле стойки бара возникла какая-то суматоха. Тщедушный лысеющий человек в помятом костюме пытался завязать драку с двумя индейцами. Люди отходили в стороны, громко смеясь. Оба друга посмотрели на потасовку, и напряжение между ними моментально исчезло.