Текст книги "Западня"

Автор книги: Китти Сьюэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 14

Давид провел пару дней в одиночестве, пытаясь адаптироваться к ситуации. Он старался сохранять спокойствие и благоразумие, убеждая себя, что никакой катастрофы не произошло. Он жив-здоров, Изабель жива-здорова, и пока никто не говорит о разводе. У него была работа, к которой он должен вернуться. Хотя, если вспомнить, как он ее оставил, перспектива была невеселая. Если не будет иного выхода, он достаточно молод и здоров, чтобы обеспечивать этих детей, по крайней мере финансово, еще много лет. Такое случалось с мужчинами во все времена. Его проблемы по сравнению с проблемами других людей довольно незначительны.

Он много гулял, уходя далеко за нынешние пределы городка, – гравийные дороги были проложены к будущим районам города. Большие участки леса были уже повалены, чтобы можно было готовить площадки под застройки. Давид не мог понять, кто захочет жить в таких уединенных местах, но потом представил, что все это со временем превратится в комфортабельные районы с освещенными улицами, жужжанием газонокосилок или ревом снегоходов и смехом детей. Тем более что некоторые люди готовы многое отдать за эту свободу от скопления народа и богатейшую девственную природу прямо у порога.

Давид ходил по новым барам. Как чужак, он мог сидеть где-нибудь в уголке, размышлять и в то же время смотреть и слушать. Местные жители обычно держались группами, но и они съехались из разных мест, поэтому здесь слышалась разноязыкая речь. Старики говорили на инуктитуте и славейе, были и иностранцы – немцы, итальянцы, американцы, а еще выходцы из французской Канады и ребята с юга, говорящие на английском со своеобразным акцентом. Это было уникальное место, плавильный горн человечества на краю цивилизации. Давид улыбнулся, когда в голову пришло сравнение с баром для пришельцев в фильме «Звездные войны». Его забросили на задворки родной безопасной вселенной, сослали на аванпост космических пришельцев по обвинению в преступлении, которого он не совершал. Он не знал, сколько пробудет здесь, как именно будет разбираться с тем, что произошло, и как приживется. Все было таким незнакомым, а ведь он работал тут, ему было знакомо это ощущение, этот вкус ссылки.

В четверг вечером он сидел в «Золотом самородке», пил ледяное «Лабаттс Блу», когда к нему подошел какой-то человек. Индеец среднего возраста, довольно толстый, с угрюмым выражением лица.

– Привет, – сказал он, снимая кепку. – Не помните меня?

– Нет, – признался Давид, – по правде говоря, не помню.

– Давным-давно вы были дружны с моим дедом. Однажды вы уложили его в больницу и, как я понимаю, спасли ему жизнь.

– Так вы внук Спящего Медведя? – обрадовался Давид. Он протянул руку, и индеец неохотно пожал ее. – Осмелюсь спросить…

– Он умер пять лет назад, вскоре после того, как ему исполнилось девяносто девять.

– Бог ты мой, девяносто девять! Не хотите присесть? Я угощу вас пивом.

– Нет, не надо пива, – возразил человек, но все же присел. – Дед любил спиртное, но, по-моему, это не делает чести моему народу… Народу динов.

– Подобное можно сказать о любом народе, – согласился Давид. – Это самая распространенная отрава в мире.

– Но для нас алкоголь особенно вреден. Мы не в состоянии с ним справиться. В генах этого нет. Как еще, по-вашему, белые могли так нас ограбить – отобрать и земли, и все права?

Явная враждебность по отношению к его соплеменникам коробила Давида, но в целом он был согласен с мнением этого человека. Белые грабили и обманывали повсюду.

– Расскажите мне о Медведе, – попросил он. – Я понимал, что он вряд ли жив до сих пор… Но девяносто девять… Это нечто удивительное.

– Да, – неохотно согласился собеседник, – он был крепким орешком. Просто однажды не проснулся. Собаки не позволяли к нему подойти. Мне пришлось пристрелить их, чтобы мы смогли предать тело земле.

– Так он что, жил в своей хижине до самого конца, как и обещал?

– Да.

– Потрясающе!

Они замолчали. Внуку Медведя было не по себе. Давид ломал голову, почему тот вообще решил подойти. Он никогда не выказывал своего расположения или благодарности за доброе отношение к старику.

– Я просто хотел сказать… – начал толстяк. Он оглянулся вокруг, готовый в любой момент встать. – Старик получал ваши письма. Он хранил их. Просил меня написать вам, постоянно об этом говорил, но я так и не собрался. Он уже плохо видел, к тому же плохо писал. Я даже не уверен, знал ли он грамоту.

– А вы знаете, о чем он хотел написать?

– Не знаю. Мне было не по себе, что я так и не сделал то, о чем он просил. Но теперь я вам об этом сказал.

Он посчитал, что исполнил свой долг, встал и, быстро попрощавшись, отошел.

– Как вас зовут? – спросил Давид вдогонку. – Я забыл.

– Джозеф, – ответил тот, не поворачивая головы.

Давид наблюдал, как он вперевалку, ни на кого не глядя, вышел из бара. Его позиция была совершенно понятна. Здесь было довольно много политически активных индейцев. Давид как раз сегодня утром читал в газете «Новости Лосиного Ручья», что они проводят своего рода кампанию протеста. Остальные девяносто процентов населения города считали это отличной шуткой. Да уж, надежды на успех у протестующих не было. Давид посочувствовал этому угрюмому человеку, который наблюдал, как культура его народа постепенно разрушается из-за постоянного вмешательства в их жизнь белого человека. К тому же существовала проблема саморазрушения нации: генетическая склонность приводила к тому, что мужчины и женщины его народа спивались до состояния полной апатии, ступора. А теперь еще и наркотики. Та молодежь, которая не принимала наркотики, не нюхала клей и бензин, попадала в зависимость от пустых, глупых компьютерных игр и телевидения. В то же время они разучились уважать эти бескрайние, невероятные просторы как землю своих предков.

Бредя домой по холодным улицам, освещенным веселыми желтыми фонарями, Давид думал о Спящем Медведе. Арвил… Джоунс или Дженкинс. Значит, старый ворчун все-таки пытался написать ему. Давид был рад этому запоздалому известию. Его письма доходили до старика и доставляли ему удовольствие. Давид вспоминал их путешествие, поездку, которую Медведь назвал своим последним походом. Он оказался значимым и для самого Давида. Несмотря на то что он получил огромный, очень важный опыт, Давид чувствовал острую печаль. Он несколько раз писал женщине с угольно-черными глазами и волосами, жесткими, как конский хвост, но ни разу не получил ответа. Вполне понятно почему. Нельзя жить только воспоминаниями и эмоциями, если хочешь выжить в этом жестоком мире. Это угнетало бы ее, выбивало из колеи. Там была ее земля и жизнь, которую она сама себе избрала. И все же, после того как он оставил ту женщину, он ощущал ужасную горечь и печаль. Давид тогда полагал, что его страстная влюбленность поверхностна, временна, но проходили месяцы, а он все думал только о ней. Потом постепенно боль притупилась, и воспоминание о ней превратилось в фантазию, образ, который он вызывал в воображении, а их страстное соитие… стало символом неисполнимых мечтаний.

Добравшись до гостиницы, он остановился и посмотрел на вывеску над дверью: «Счастливый старатель». Давид рассмеялся и покачал головой.

– Дело вовсе не во мне, – сказал он открывшей дверь Тилли, которая, очевидно, ждала его. Эта фраза явно сбила ее с толку. – Нет, твое заведение просто настоящий рай для заблудшей души, – добавил он быстро.

– Я перестелила твою кровать, Давид, – как всегда, заботливо сказала хозяйка. – Что-нибудь еще? Ты обедал?

– Да, все в порядке. Спасибо, Тилли. До завтра. – Но тут одна мысль заставила его остановиться и повернуться к ней. Женщина все еще смотрела ему вслед. – А вот интересно… Что стало с твоей коллегой, Брендой? Вы ведь дружили… Она все еще здесь?

На очаровательном лице промелькнула грусть.

– Да, ты ей тоже нравился, – признала она с легкой горечью в голосе. – Нет, она забеременела примерно тогда, когда ты уехал, и решила перебраться поближе к цивилизации. Она переехала к своей сестре, в Нью-Мексико, а потом вышла замуж за парня, который занимается нефтью. Он довольно богат, и, судя по ее рассказам, можно предположить, что она вполне счастлива. Трое детей вместе с тем, которого она родила до брака… Она всегда хотела иметь семью, настоящую семью, хотя об этом было трудно догадаться по тому, как она себя вела. Но сейчас она вполне респектабельна. Извини, Давид.

– Черт, нет! – смущенно воскликнул Давид. – Я ведь просто так спросил. Я и сам счастлив в браке.

– А!.. – подавленно произнесла Тилли, откровенно расстроенная.

* * *

Больница выглядела все так же. В ней совершенно ничего не изменилось. Ни единого нового мазка краски на тусклых серых цементных стенах. Давид пришел в больницу довольно рано – и просто из любопытства, и с определенной целью.

Он выяснил, что и Хогг, и Иен все еще работали; были и еще три других врача, которые обслуживали выросшее население города. Один из этих врачей был отставной армейский хирург, доктор Леззард, который мог провести любую, самую сложную операцию, выпив литр виски. Все это Давид узнал от Тилли, которая была кладезем информации.

Давид надеялся встретить Иена в одном из баров, но против обыкновения его нигде не было видно. Надо сказать, он с беспокойством ожидал встречи с другом. Иен был одного с ним возраста. Как он выглядит теперь, по прошествии четырнадцати лет? Изменения в Иене могут отразить и то, что произошло с ним самим.

Молоденькая медсестра остановила его в коридоре и спросила, не может ли она чем-нибудь помочь. Сейчас было не время посещений, а он был явно посторонним.

– Я ищу доктора Хогга или доктора Брэннагана.

– Вы пациент?

– Нет-нет. Бывший коллега.

– Доктор Брэннаган сейчас на больничном. Доктор Хогг на совещании, но скоро должен вернуться. Хотите подождать в приемной? Я скажу доктору Хоггу, что вы здесь… Мистер?..

– Доктор Вудрафф. Давид Вудрафф. – Девушка уже повернулась, чтобы уйти, но он окликнул ее: – Извините, мисс. А Джени Копка все еще работает?

Девушка повернулась и с любопытством посмотрела на него.

– Конечно. Это моя мама. – Она разглядывала Давида весьма нахально.

– Пожалуйста, передайте ей привет. Я позже постараюсь с ней встретиться.

Он сел в приемной, выкрашенной в солнечно-желтый цвет, на один из все тех же складных стульев для пациентов. Давид листал какие-то журналы для охотников и рыболовов, когда вошла Шейла.

– Что ты здесь делаешь?

– В чем дело, Шейла? – оборвал ее Давид. – Я свободный человек и могу ходить, куда захочу.

Давид не был уверен, но в выражении ее лица было нечто большее, чем просто раздражение. Она выглядела взволнованной, хотя и пыталась скрыть это за своей обычной властной манерой поведения на работе. Нет, она определенно была очень недовольна его появлением здесь.

– Ты что, опасаешься, что я скажу Хоггу о своем свежеобретенном отцовстве?

– Не смей! – запретила Шейла. – Это никого не касается. Мы с Хоггом старые друзья, но я не хочу, чтобы он знал об этом.

Шейла нервно переминалась с ноги на ногу, по обыкновению скрестив руки под грудью. Ее волосы были заплетены в тугую косу. В форменной одежде она выглядела старше и еще более жесткой, но все еще была довольно сексуальна в своей властной манере. Давид слегка улыбнулся, понимая, что ей, вероятно, не по вкусу, что он застал ее в таком виде.

– Так как ты объяснишь Хоггу, зачем приехал в Лосиный Ручей? – настаивала она.

– Возможно, я попрошу его о работе. – Ему доставляло тайное удовольствие злить ее. – Я слышал, Иен на больничном. Может, я смогу его заменить – временно, пока он не выздоровеет. Кстати, что с ним такое?

– Я бы на твоем месте с ним не связывалась, – резко произнесла Шейла. – В любом случае его не будет в городе еще несколько недель. – Она на мгновение закрыла глаза, и Давид заметил, как у нее на щеках заходили желваки от злости. – Даже не пытайся просить о работе. Я буду сопротивляться этому всеми силами. По-любому это будет нелегально. И я не колеблясь свяжусь с миграционными службами, если…

Давид поднял брови, чтобы намекнуть, что к ним приближается Хогг.

– Ба! Старый знакомый! – засмеялся Хогг, пожимая руку Давида. – Просто то, что нам нужно, правда, Шейла? Вы не представляете, как мы сейчас нуждаемся в вашей помощи… В отпуске?

Давид глянул на Шейлу.

– Да, путешествую в свое удовольствие.

– Очень хорошо, очень хорошо. – Он выглядел все также, хотя ему было уже около шестидесяти. Густые волосы, ни намека на седину… а может, он просто их красил. Его взгляд на Шейлу ясно давал понять, что он все еще без ума от своей старшей медсестры. Они поболтали о городских новостях несколько минут, потом Хогг вскочил: пора бежать. Он был по-прежнему полон энергии.

– Слушайте, старина, приходите в кафе для персонала, где-то около часа – перекусите с нами. Нам всем интересно, чего наши молодые врачи добились в жизни, что повидали. – Он замолчал и глянул на Давида. – Вы, как я понимаю, все еще занимаетесь медициной?

– Я консультирующий хирург в Кардиффе.

– Отлично, отлично! – заметил Хогг уважительно. – Кардифф – хорошее место. Я когда-то служил временным врачом в Хите. Кто бы мог подумать!

Прежде чем Хогг убежал, Давид улучил момент задать ему вопрос, из-за которого, собственно, и пришел.

– Хогг… Эндрю, вы помните, у вас был жилец в одном из трейлеров, Тед О’Рейли? Интересно, вы не знаете, где он может сейчас быть? Я понимаю, что это было очень давно…

– О’Рейли? Конечно, я знаю, где он. Он здесь.

– Где?

– Здесь, в больнице. Я сам его лечу. Ему ампутировали ногу из-за диабета… Я предупреждал его, что это произойдет, если он не будет беречься.

– Почему ты хочешь с ним повидаться? – осторожно спросила Шейла. – Он что, твой друг?

– Да. В какой он палате?

– Если он должен тебе денег или что-нибудь в этом роде, можешь не надеяться, – засмеялась Шейла, глянув на Хогга.

– Я бы хотел просто поздороваться, – настаивал Давид.

– Ты не можешь увидеть его прямо сейчас. Сейчас не время для посещений.

Хогг с обожанием смотрел на нее.

– Вы видите, кто поддерживает порядок в больнице, – сказал он Давиду, пожимая плечами и поднимая вверх пухлые ладони. – Что бы я без нее делал все эти годы?

Хогг извинился и стремительно вышел из комнаты.

– Он не изменился, – заметил Давид, обращаясь к Шейле, которая все еще стояла, скрестив руки, и следила за каждым его шагом. – Он всегда делал вид, что все держит под контролем, но это все притворство, не правда ли? Это ведь ты всем руководишь, да?

– Послушай, – Шейла шагнула ближе. – Держись подальше от места моей работы. Это совсем не твое дело. И не трудись приходить в кафе… – В ее голосе несомненно сквозила угроза.

Давиду стало интересно. У нее не было причин волноваться, куда он пошел и зачем; она никогда прежде не заботилась о том, что скажут о ней люди. Она должна была ожидать, что он приедет в Лосиный Ручей после того, как ему столь категорично сообщили, что он приходится отцом двух ее детей. Но очевидно, что его присутствие в городе сильно ее нервировало.

– Увидимся в субботу, не раньше, – выпалила она и ушла.

Спустя полчаса Давид позвонил в больницу из гостиницы Тилли и попросил к телефону Джени. Она была рада его слышать.

– Патриция сказала, что какой-то привлекательный доктор спрашивал меня. Она забыла имя или притворилась, что забыла. Я ломала голову, кто бы это мог быть.

Давид засмеялся:

– А может этот привлекательный доктор пригласить тебя куда-нибудь посидеть или его жизни будет угрожать какой-нибудь другой мужчина?

– Никакой опасности. Эдди будет рад возможности избавиться от меня на вечерок, чтобы попрактиковаться в гольфе перед телевизором. Как насчет вечера пятницы? Кафе «У расколотой скалы», в восемь? Мы с вами будем там самыми старыми, но кому какое дело?

– Отлично! – он записал это на клочке бумаги. – Джени, у тебя, случайно, нет номера телефона Иена? Шейла сказала, что его нет сейчас в городе. Это правда?

Джени помолчала какое-то время.

– Он в своей хижине. Я была там на прошлой неделе, проведывала его. Он в очень плохом состоянии, Давид. Вы будете шокированы, когда увидите. – Она дала Давиду номер телефона Иена.

– И еще одно… – продолжил Давид.

– Валяйте.

– Когда я могу навестить одного из ваших пациентов?

* * *

– Привет. Не думаю, что вы помните меня, – сказал Давид, обращаясь к сморщенному человеку, лежащему на кровати в полосатой пижаме. Единственное, что еще можно было узнать, – пышные усы, бакенбарды и длинные жирные волосы, теперь, правда, совсем седые.

– Будь я проклят! – произнес О’Рейли после того, как открыл глаза. – Я говорил вам, что у меня плохо с ногой, но вы мне не верили. – Его рот был похож на круглую дыру: ни губ, ни зубов – только глубокий «кратер» посередине.

Давид глянул на костлявую посиневшую ногу, которая заканчивалась культей со свежим шрамом.

– Да, я был не прав… Но с вашей памятью все в порядке.

– О, мисс Хейли была здесь и напомнила мне о вас. Имейте в виду, в этом городишке доктора приезжают и уезжают, как политики в бордель. Я не могу упомнить всех, но вы и вправду врезались в память. – Он ехидно подмигнул, и лицо прорезала широкая ухмылка.

Значит, чертова Шейла приходила к О’Рейли до него. Но знала ли она, зачем Давид хотел его видеть? Она никак не могла знать. Давид огляделся по сторонам и увидел только двух больных, с любопытством наблюдающих за посетителем.

– Послушайте, – Давид наклонился вперед, – через минуту я оставлю вас в покое. Я просто хочу задать вам один вопрос. Рассчитываю на вашу хорошую память. – Давид надеялся, что лесть поможет старику вспомнить. – Я понимаю, что прошла уйма времени, но помните ли вы ту ночь, когда я явился домой очень поздно и зашел в трейлер вместе с мисс Хейли? Мы были на рождественской вечеринке… Вы стояли у окна и видели, как мы… дурачились.

– К чему все эти воспоминания? – громко хохотнул О’Рейли – Мисс Хейли спрашивала меня о том же. Она строго наказала не болтать об этом. Так что извините, приятель.

Давид откинулся на стуле, понимая, что стараться бессмысленно. Конечно, прошло уже четырнадцать лет и О’Рейли наверняка не помнит ничего, с его-то пропитыми мозгами, но выбирать не приходилось – это был его единственный свидетель.

– Вы не из тех людей, которые подчиняются приказам женщины.

Старик пожал плечами.

Давид снова наклонился и сурово поглядел на него:

– Что она вам пообещала за то, что вы будете молчать? Я дам больше.

Это было ошибкой. Старик внезапно озлобился и оглянулся на своих соседей по палате:

– О чем это вы говорите? Послушайте… Она спросила меня, не видел ли я, как она заходила в ваш трейлер? Да, черт возьми, я видел. Ну и что? Все врачи, которые жили там до вас, делали то же самое.

– С Шей… С мисс Хейли? – уставился на него Давид.

– Я что, сказал это? – он холодно взглянул на Давида. – Именно поэтому я и запомнил. Я очень удивился, когда увидел ее там. Я-то думал, что она слишком хороша для того протраханного блохастого матраса, что лежал в вашем изъеденном крысами трейлере. Ну, сами на нее посмотрите!

Давид схватил его за руку:

– Вы правы, то, что вы видели в ту ночь, и впрямь не великое дело, но это происходило в машине, не так ли? Вспомните хорошенько и признайтесь честно! Она не заходила в мой трейлер, правда?

О’Рейли вырвал свою руку:

– Конечно, заходила. Я видел, как вы заходили вместе, обнимаясь так, будто не могли дождаться, когда сорвете друг с друга одежду, – сварливо огрызнулся старик. – В чем, собственно, дело? Почему бы вам не встретиться и не восстановить события? Подумайте, было бы весело! – он ехидно засмеялся. – И оставьте меня в покое. У меня своих проблем хватает, если вы еще не заметили.

Давид раздумывал, сколько денег потребуется, чтобы добиться правды, но почувствовал, что это ни к чему не приведет. Выбирая между силой убеждения Шейлы и его деньгами, О’Рейли, судя по всему, решит поставить на нее.

– От этого многое зависит, О’Рейли. Вас могут вызвать в суд как свидетеля, – попытался увещевать он, но у этого старого пропойцы не было страха перед законом. И если бы даже дело дошло до суда, О’Рейли отменный обманщик. Это тоже очень смущало Давида.

– И не вздумайте больше мне докучать, слышите! – крикнул старик вслед, когда Давид вышел из палаты.

* * *

Вместо того чтобы позвонить, Давид решил сразу поехать к Иену. У него было предчувствие, что Иен станет отговаривать его от визита, а Давид хотел увидеть, как поживает старый друг. Вокруг состояния его здоровья была какая-то тайна; никто не хотел говорить об этом. Давид поехал к хижине на такси и попросил водителя вернуться за ним через час.

Домик разваливался. Веранда почти разрушилась, на крыше местами не было кровли. Когда Давид взбирался по прогнившим ступеням, он услышал глухое рычание. Оно усилилось, когда Давид постучал. Через минуту Иен подошел к двери. Первое, на что обратил внимание Давид, – глаза друга. Там, где положено быть белкам, залегла грязно-желтая тень, а вокруг нее была розово-красная каемка. Кожа под глазами отвисла и сморщилась, на ней были жировые бляшки, как у человека с очень высоким уровнем холестерина. Лицо было изможденным и желтым. Волосы по-прежнему довольно длинные, но уже не пшеничные, а цвета гнилой соломы. Иен был похож на человека, который живет в темной пещере. От него исходил какой-то кислый запах. Они уставились друг на друга.

– Черт возьми… Ты!

– Да, я, – Давид протянул руку. Иен вяло пожал ее, задержав на мгновение.

– Заходи, ради бога. – Рычание внезапно стихло, и старый пес с трудом поднялся на искалеченные артритом задние лапы.

– Торн или один из его потомков?

– Странно, что ты об этом спрашиваешь… Он терпеть не может незнакомых людей. – Старый пес бешено колотил облезлым хвостом и облизывал руку Давида. У того запершило в горле, когда он погладил лобастую голову.

– Черт подери, а ведь он признал меня!

– И я тоже, старина, – засмеялся Иен, хлопнув его по плечу. – Заходи, выпьем.

В доме было грязно. Человеку, который здесь жил, было уже на все наплевать. Иен налил скотч по стаканам и вручил один из них Давиду. Друзья сели за кухонный стол, который был завален грязными пластиковыми тарелками с какими-то объедками и пустыми банками из-под собачьих консервов. Заметив, как Давид рассматривает стол, Иен взял мусорный пакет, сгреб в него все и запихнул пакет куда-то в угол. Торн неуклюже похромал к пакету и стал скрести его лапами.

– Он что, голоден? – не смог промолчать Давид.

Иен зажег сигарету и уставился на друга сквозь облако дыма, окутавшее лицо.

– Какого черта ты здесь делаешь? – спросил он с нажимом на каждом слове. Он был тонкий, как тростник, и лишь живот, непропорционально раздутый, как воздушный шар, выпирал из его сморщенного торса.

– А ты не догадываешься?

Иен помолчал некоторое время, лицо его ничего не выражало. Глаза уставились в одну точку в притворном отчаянии или недоумении. Потом он заулыбался:

– Ты приехал, чтобы отобрать у меня работу… Просто ждал, когда удобнее выпустить когти.

Давид рассмеялся:

– На самом деле Хогг предложил мне что-то в этом роде.

– Нет, серьезно, что ты здесь делаешь?

Давид еще не решил, стоит ли говорить об истинной причине своего приезда. Но кто-то же должен об этом знать, и Иен, несомненно, лучшая кандидатура. Он был именно тем человеком, который знал Шейлу, знал очень хорошо.

– Я скажу тебе, если ты мне скажешь, что, черт возьми, с тобой происходит. Ты выглядишь серьезно больным, и ты не работаешь.

– Ничего особенного. Я просто слишком много пью… И иногда моя печень протестует. Я сейчас в отпуске, кто бы что ни говорил. У меня впереди еще три недели.

– Так, может, не нужно?.. – начал Давид, указывая на стакан, и тут же пожалел об этом. Это не его дело, и Иен был совершенно прав, проигнорировав его вопрос. Торну удалось разорвать пакет, содержимое мешка рассыпалось, и теперь он догрызал остатки еды.

– У тебя нигде не осталось собачьих консервов? – озабоченно спросил Давид.

Иен встал и порылся в шкафу.

– Да вроде нет, – с явным раздражением признался он. – У меня закончились все запасы.

– Я тебе вот что скажу: вижу, что ты не совсем здоров, поэтому я завтра проеду по магазинам и куплю все, что тебе нужно. Только скажи, что именно. У меня уйма времени.

– Спасибо, приятель. Буду очень признателен. – Иен тяжело плюхнулся на стул, движения явно утомили его. – Я сейчас не выбираюсь в город. Мне не нравится, что там творится.

– А что там творится?

– Везде шныряют эти засранцы. Я приехал сюда, потому что хотел быть подальше от всего. А теперь этот город наводнил бесконечный поток каких-то психов. – Он резко вытянул вперед руку. – Разве ты не видел, что творится в барах? Ты видел бары?

– Да уж. – Давид взболтал виски в стакане. Торн подошел, положил голову ему на колени и уставился глазами, полными печальной мудрости.

– Ну, давай, рассказывай, – допытывался Иен. – Какого черта ты приехал в Лосиный Ручей? Это неподходящее место для отпуска.

– А почему бы и нет? Я видел в городе много туристов.

– Но не таких, как ты.

– Ну, дело вот в чем: Шейла утверждает, что я отец ее близнецов. – Он помолчал, давая Иену время осознать сказанное. – Сначала я подумал, что это шутка или что она сошла с ума, но, когда она продолжала настаивать, мы сделали тест на ДНК. Он подтвердил, что она права. А ведь с результатами теста не поспоришь!

– Черт подери! – присвистнул Иен и покачал головой, глядя на Давида в остолбенении. Потом откинул голову назад и захохотал, демонстрируя тень прежнего обаяния. – Я знал! Я знал, что ты сгораешь от страсти к ней, как бы ты ни отрицал это! Так ты с ней переспал! – Он снова засмеялся, но вдруг стал серьезным. – Чего она хочет?

– Как обычно… Денег.

– Черт! – Иен провел рукой по жидким волосам. – А что ты будешь делать с детьми?

– Не знаю. – Какой смысл пытаться объяснять Иену, что ее беременность – это результат какого-то вероломного обмана, коварного похищения его спермы? Это вызвало бы еще больший взрыв веселья. И надо признать, идея того стоит. Было приятно видеть, как к Иену возвращается его прежняя эмоциональность. Изменения, происшедшие с ним, производили угнетающее впечатление, а изможденный вид и психическая деградация друга привели Давида в глубокое уныние. Глядя на Иена, он вдруг понял, как коротка человеческая жизнь.

Иен встал, извинился и скрылся в ванной. Минут десять прошло в полной тишине, не считая прерывистого сопения Торна. Давид уже собирался позвать Иена, когда зашумела вода в унитазе и очень бледный Иен вышел из ванной.

Он сел и налил себе чуть-чуть выпить.

– Забавно, – сказал он, – я почти поверил, что это мои дети. В городе многое болтали. Ее тогдашний бойфренд вышвырнул ее за ухо. Он знал, что это не его ребенок, но она ни в чем не признавалась. Я думал, может, Хогг виновник. С тех пор как Анита его оставила, он вился вокруг нее, как возбужденный кобель… Его не волновало даже, что люди начали сплетничать об этом. Но ведь он всегда ее любил.

– Завтра встречаюсь с детьми.

– Славная девчушка… Знаешь, такой нормальный дерзкий подросток. А вот мальчишка – темная лошадка. У меня такое чувство, что он очень умный. И выглядит странно – лицо, как у привидения. – Иен смотрел на друга с искренним сочувствием. – Уж лучше ты, старик, чем я.

– Я писал тебе несколько раз. Почему ты ни разу не ответил? – спросил Давид. В свое время ему было обидно, что Иен, вероятно не считая его достаточно близким другом, не захотел поддерживать переписку. Но, видя его нынешнее состояние, он понял, что у Иена совершенно отсутствовала инициатива. И потом, Иен всегда жил одним днем и, когда речь шла о людях, придерживался принципа «С глаз долой – из сердца вон».

Звук клаксона не дал Иену ответить на этот вопрос. Торн завыл, скорее по привычке. Ему явно было тоскливо.

– Это такси за мной.

– Эй, возьми мою машину. Ближайшие недели две она мне не понадобится. А так ты сможешь привозить мне продукты.

– Ты серьезно? – Машина, в общем-то, будет очень кстати. Он сможет вывезти детей на природу. А может, и сам уедет на день-другой… куда-нибудь в глушь.

Он заплатил таксисту за вызов и поехал в город на машине Иена, пообещав ему вернуться на следующий день с запасом продуктов, спиртного и сигарет.