Текст книги "Последний кольценосец"

Автор книги: Кирилл Еськов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА 40

Все эти дни он под разными предлогами откладывал встречу с нею – «Никогда не возвращайся туда, где был счастлив». С того времени, когда она так удачно напророчила ему: «Ты уходишь на войну», утекло много воды и еще больше – крови… Ни он, ни она больше не будут прежними – так стоит ли бродить по пепелищу и затевать сеансы некромантии? Элвис (как он узнал за это время) теперь в высшей степени серьезная и положительная дама: великолепная интуиция позволила ей сколотить на биржевой игре весьма приличное состояние; вроде не замужем, но не то обручена, не то помолвлена с кем-то из столпов делового мира – на кой черт ей сдался беспокойный и опасный призрак из прошлого?.. И вот теперь вся эта замечательная эшелонированная оборона рухнула в одночасье.

– Сколько стоят твои цветы, красоточка? Я имею в виду – вся корзина?

Девушка – ей на вид было лет тринадцать – изумленно поглядела на Тангорна:

– Вы, верно, нездешний, благородный господин! Это ведь настоящие меотисы, они дорогие…

– Да-да, я знаю. – Он полез в карман и вдруг сообразил, что у него совсем не осталось серебра. – Хватит тебе дунгана?

Ее чудные глаза вмиг потухли; в них промелькнули, сменяя друг друга, недоумение и испуг, а потом осталось одно усталое отвращение.

– Золотая монета за корзину цветов – это слишком много, благородный господин… – тихо проговорила она. – Я все понимаю… Вы поведете меня к себе?

Барон никогда не страдал избытком сентиментальности, но тут сердце у него стиснуло от жалости и гнева.

– Прекрати сейчас же! Мне не нужно ничего, кроме твоих орхидей, честное слово. Ты ведь никогда прежде этим не промышляла, верно?

Она кивнула и по-детски шмыгнула носом.

– Дунган – огромные деньги для нас, благородный господин. Мы с мамой и сестренкой могли бы жить на них полгода…

– Вот и живите себе на здоровье, – проворчал он, вкладывая в ее ладошку золотой кругляш с профилем Саурона. – Помолись за мою Удачу, она мне наверняка понадобится, и очень скоро…

– Так, значит, ты вовсе не благородный господин, а рыцарь Удачи? – Теперь она являла собой чудесную смесь любопытства, детского восхищения и вполне взрослого кокетства. – Вот никогда бы не подумала!

– По типу того, – ухмыльнулся барон и, подхватив корзинку с меотисами, направился в сторону Яшмовой улицы, провожаемый ее серебристым голоском:

– Тебе обязательно повезет, рыцарь, верь мне! Я буду молиться изо всех сил, а у меня легкая рука, правда!

Тина, старая служанка Элвис, отворившая ему дверь, отшатнулась, будто увидав привидение. «Ага, – подумал он, – выходит, мое появление настоящий сюрприз и, наверное, не всем придется по вкусу». С этой мыслью он и направился к гостиной, откуда доносились звуки музыки, провожаемый горестными причитаниями старушки – та, похоже, уже почуяла: этот визит из прошлого добром не кончится… Общество, собравшееся в гостиной, было небольшим и весьма изысканным; играли Аквино – Третью сонату, причем играли превосходно; на бесшумно возникшего в дверях барона поначалу не обратили внимания, и он несколько мгновений наблюдал со спины за Элвис, одетой в облегающее темно-синее платье. Потом она обернулась к дверям, взгляды их встретились, и у Тангорна возникли одновременно две мысли, причем одна другой тупее: первая – «Есть же на свете женщины, которым все на пользу, даже годы», а вторая – «Интересно, выронит она свой бокал или нет?».

Она двинулась к нему, медленно-медленно, будто преодолевая сопротивление, но сопротивление – это почувствовалось сразу – именно внешнее; ему казалось, что дело тут в музыке – она превратила комнату в прыгающий с камня на камень горный ручей, и Элвис сейчас приходилось брести по его руслу против течения. Затем ритм начал меняться, Элвис стремилась к нему – но музыка не сдавалась, из бьющего в колени потока она стала вдруг непроходимой зарослью ежевики: Элвис приходилось теперь разрывать эти колючие плети, ей было трудно и больно, очень больно, хотя она и старалась не показать виду… А потом все кончилось: музыка смирилась, опала обессиленными спиралями к ногам Элвис, и та, будто еще не веря, осторожно провела кончиками пальцев по его лицу:

«Господи, Тан… Мальчик мой… Все-таки вернулся…» Наверное, они простояли так, обнявшись, целую вечность, а потом она тихонько взяла его за руку: «Пойдем…»

Все было так – и не так. Это была совсем другая женщина, и он открывал ее по-новому, как в самый первый раз. Не было ни вулканических страстей, ни утонченных ласк, подвешивающих тебя на дрожащей паутинке над пропастями сладостного беспамятства. Была огромная, всепоглощающая нежность, и оба они тихо растворились в ней, и не было уже для них иного ритма, кроме трепета Арды, продирающейся сослепу сквозь колючую звездную россыпь… «Мы приговорены друг к другу», – сказала она когда-то; что ж, коли так, то сегодня приговор, похоже, привели в исполнение.

– …Ты надолго к нам, в Умбар?

– Не знаю, Эли. Честное слово, не знаю… Хотелось бы навсегда, но может случиться – на считанные дни. В этот раз, похоже, решаю не я, а Высшие силы.

– Понятно… Стало быть, ты опять в деле. Тебе понадобится помощь?

– Вряд ли. Может, какие-нибудь мелочи…

– Милый, ты же знаешь: ради тебя я готова на все – хоть на любовь в миссионерской позиции!

– Ну, такой жертвы от тебя точно не потребуется, – в тон ей рассмеялся Тангорн. – Разве только какая-нибудь ерунда – разок-другой рискнуть жизнью…

– Да, это легче. Так что тебе нужно?

– Я пошутил, Эли. Понимаешь, эти игры стали теперь по-настоящему опасны – это тебе не прежние идиллические времена. Честно говоря, и заглядывать-то к тебе было совершеннейшее безумие, хоть я и хорошо проверялся… Так что сейчас глотну кофе и побреду на ватных к себе в гостиницу.

На миг воцарилось молчание, а затем она окликнула его странным, как-то разом осевшим голосом:

– Тан, мне страшно… Я – баба, я умею чувствовать вперед… Не ходи, умоляю тебя…

Да на ней и впрямь лица нет, никогда ее такой не видал… Так-таки никогда? – и в памяти его тотчас всплыла картина четырехлетней давности: «Ты уходишь воевать, Тан…» Черт, час от часу не легче, с неудовольствием подумал он… А она тем временем приникла к нему – не оторвешь, и повторяла в отчаянии:

– Останься со мной, пожалуйста! Вспомни – ведь за все эти годы я никогда ни о чем тебя не просила… Ну один раз, ради меня!

И он уступил, просто чтобы успокоить ее (ладно, какая, в сущности, разница, откуда идти поутру на связь в «Морской конек»?), – и команда Мангуста прождала его этой ночью в «Счастливом якоре» впустую.

Что ж, не явился сегодня – явится завтра. Чем устраивать беготню по всему городу, лучше подождать его у норы, нам не к спеху; да и делить группу захвата чревато: как-никак барон в свое время был «третьим мечом Гондора», не хрен собачий… Уж что-что, а ждать Мангуст умел как никто другой.

Секретная служба Умбара, надежно запрятавшаяся в пропахших бумажной пылью, сургучом и чернилами недрах Министерства иностранных дел под нарочито-невнятной вывеской ДСД – «Департамент специальной документации», была организацией-невидимкой. Государственную тайну составляет даже местоположение ее штаб-квартиры: «Зеленый дом» в Болотном переулке, который изредка поминают, должным образом понизив голос, «хорошо информированные лица» из числа сенаторов и высших чиновников, в действительности всего лишь архив, в коем хранятся рассекреченные документы, вылежавшие положенный по закону стодвадцатилетний срок. Имя директора Департамента известно лишь трем лицам: канцлеру, военному министру и генеральному прокурору республики (сотрудники Конторы имеют право убивать лишь с санкции прокуратуры – впрочем, случается, что санкцию эту им выдают задним числом), а имена четырех его вице-директоров – никому, кроме него самого.

В отличие от спецслужб, создаваемых на полицейской основе (эти, как правило, навсегда сохраняют неистребимую тягу к помпезным административным зданиям на главных столичных улицах и к запугиванию собственных сограждан байками о своем всемогуществе и вездесущности), ДСД возник скорее как служба безопасности крупной торгово-промышленной корпорации – более всего он озабочен тем, чтобы при любых обстоятельствах остаться в тени. Организационная структура Департамента скопирована с заморро – умбарских преступных синдикатов: система изолированных ячеек, соединяемых в единую сеть лишь через своих руководителей, которые в свой черед образуют ячейки второго и третьего порядков. Сотрудники Конторы живут под специально разработанной личиною не только за границей, но и дома; они никогда не носят оружия (кроме случаев, когда этого требует их легенда) и ни при каких обстоятельствах не открывают своей принадлежности к организации. Обет молчания и умберто (принцип, который Грагер некогда сформулировал для Тангорна как «За вход – дунган, а за выход – сто») объединяют ее членов в некое подобие тайного рыцарского ордена. Трудно в это поверить, зная умбарские нравы, но за три века существования ДСД (впрочем, официальное свое название Контора меняет с той же регулярностью, как змея – кожу) случаи предательства в его рядах можно перечесть на пальцах одной руки.

Задача Департамента состоит в том, чтобы «снабжать высшее руководство Республики точной, своевременной и объективной информацией о положении дел в стране и за ее пределами» (конец цитаты). Вполне очевидно, что объективен может быть только источник незаинтересованный и независимый, и потому ДСД – согласно закону – лишь собирает информацию, но не участвует в выработке политических и военных решений на ее основе и не несет ответственности за последствия таковых решений; это – измерительный прибор, которому категорически запрещено вмешиваться в изучаемый процесс. Такое разделение функций по-настоящему мудро. В противном случае разведка начинает либо угодничать перед властями (сообщая им лишь то, что те сами хотели бы услыхать), либо выходит из-под их контроля (и тогда начинаются такие прелести, как сбор компромата на собственных граждан, провокации или безответственные подрывные акции за рубежом; необходимость всего этого опять-таки обосновывают посредством тщательно отпрепарированной информации).

Так что с точки зрения закона все происходившее в тот летний вечер в одном неприметном особнячке, где встретились директор ДСД Альмандин, его первый вице-директор Джакузи, ведающий агентурной и оперативной работой внутри страны, и начальник штаба адмирала Карнеро флаг-капитан Макариони (преодолевшие ради такого случая извечную и общую для всех Миров неприязнь между «ищейками» и «солдафонами»), носило название вполне определенное, а именно: «государственная измена в форме заговора». Не то чтобы кто-то из них рвался к власти – вовсе нет: просто разведчики слишком хорошо предвидели, чем кончится для их маленькой процветающей страны поглощение ее жадным деспотичным Гондором, а потому никак не могли безропотно следовать в кильватере за жидко обделавшимся «высшим руководством»…

– Как здоровье вашего шефа, флаг-капитан?

– Вполне удовлетворительно. Стилет лишь задел легкое, а слухи о том, что адмирал едва ли не при смерти, распускаем мы сами. Его превосходительство не сомневается, что через пару недель будет на ногах и ничто не помешает ему лично возглавить операцию «Сирокко».

– А вот у нас скверные новости, флаг-капитан. Наши люди сообщают из Пеларгира, что Арагорн резко форсировал подготовку флота вторжения. По их оценкам, он будет полностью готов примерно через пять недель…

– Гром и черти!! Это же значит – одновременно с нами!..

– Именно так. Не мне вам объяснять, что в последние дни перед полным боевым развертыванием армия и флот абсолютно беспомощны – как омар во время линьки. Они готовятся в Пеларгире, мы – в Барангаре: идем фактически голова в голову, преимущество составит два-три дня, но кто из двух эти самые дни выиграет, тот и возьмет другого тепленьким в его родной гавани. Разница – что они готовятся к войне в открытую, а мы секретим все от собственного правительства и две трети сил тратим на маскировку и дезинформацию… Скажите, флаг-капитан, можете вы хоть на сколько-то ускорить подготовку в Барангаре?

– Только ценой уменьшения ее скрытности… Но теперь придется рискнуть – иного выхода нет. Значит, главное сейчас – как следует запудрить мозги Приморской, 12, но это уж, как я понимаю, по вашей части…

Когда моряк откланялся, шеф ДСД вопросительно взглянул на своего товарища. Разведчики составляли весьма забавную пару – тучный, будто бы засыпающий на ходу Альмандин, и сухой и стремительный как барракуда Джакузи; за годы совместной работы они научились понимать друг дружку не то что с полуслова – с полувзгляда.

– Ну?..

– Я тут поднял материалы по главарю гондорской резидентуры…

– Капитан тайной стражи Марандил, крыша – второй секретарь посольства.

– Он самый. Редкостная мразь, даже на их общем фоне… Интересно, они всех своих подонков сплавили на отхожий промысел к нам в Умбар?

– Не думаю. В Минас-Тирите эти ребята сейчас действуют точно так же, как здесь, – только что трупы потом кидают не в каналы, а в выгребные ямы… Ладно, не отвлекайся.

– Так вот, Марандил. Это, я вам доложу, такой букет добродетелей…

– И ты не иначе как решил его вербануть на каком-нибудь цветочке из этого букета…

– Не совсем так. На том, что относится к прошлому, его не возьмешь – Арагорн все грехи им списал. А вот настоящее… Он ведь, во-первых, вопиюще непрофессионален, а во вторых – совсем без стержня и держать удар категорически не умеет. Если он допустит крупную промашку, на которой его можно будет прижать, – дело в шляпе. И наша задача – помочь ему совершить такую промашку.

– Ну что ж, работай в этом направлении… А пока суть да дело – брось-ка им какую-нибудь кость, чтобы отвлечь внимание от Барангарской бухты. Отдай им, к примеру… да хоть все, что у нас есть по мордорской резидентуре!

– За каким чертом она им сейчас сдалась?

– Вообще-то ни за каким, но они, как ты верно заметил, вопиюще непрофессиональны. Рефлекс акулы – сперва глотают, а потом уже думают: а надо ли было?.. Так что они сейчас наверняка примутся с азартом потрошить никому уже не нужную мордорскую сеть, забыв обо всем на свете. Опять-таки – «жест доброй воли» с нашей стороны: это даст нам отсрочку, а ты тем временем готовь силок на Марандила.

…Пухлое досье ДСД на мордорскую резидентуру в Умбаре было в тот же вечер передано на Приморскую, 12, и вызвало там состояние, близкое к эйфории. А среди прочих наколок была в досье и такая: «Таверна «Морской конек», одиннадцать утра нечетного вторника: взять бутыль текилы с резаным лимоном и сесть за столик в левом заднем углу зала».

ГЛАВА 41

Умбар, таверна «Морской конек».

3 июня 3019 года

Когда Тангорн толкнул слепленную – тяп-ляп – из корабельной обшивки входную дверь и начал спускаться по осклизлым ступенькам в общий зал, пропитанный неистребимыми запахами прогорклого чада, застоявшегося пота и блевотины, было без нескольких минут одиннадцать. Народу по раннему часу было немного, но часть уже на развезях. В углу парочка халдеев вяло мутузила хнычущего оборванца: видать, пытался улизнуть не заплатив, а может, чего стянул по мелочи; на потасовку никто не обращал внимания – чувствовалось, что тут такие эстрадные номера просто входят в стоимость обслуживания. В общем, «Морской конек» был тем еще заведеньицем…

На барона никто не косился – выбранный им на сегодня прикид фартового парня был безупречен; четверо резавшихся в кости поморников с немыслимых размеров золотыми перстнями на татуированных лапах явно попытались оценить на глаз Тангорново положение в иерархии криминального мира, но, похоже, разошлись во мнениях и вернулись к прерванной игре. Тангорн меж тем небрежно облокотился о стойку и оглядел зал, шикарно перебрасывая языком из одного угла рта в другой сандаловую зубочистку размером чуть не в галерное весло. Не то чтоб он надеялся понять, кто тут осуществляет контрнаблюдение (благо достаточно для того уважал мордорских коллег), но все-таки… У стойки потягивали ром двое морячков, судя по одежде и говору – анфаласцы, один постарше, другой совсем еще пацан. «Откуда приплыли, парни?» – дружелюбно полюбопытствовал барон. Старший, естественно, глянул на сухопутную крысу как на пустое место и до ответа не снизошел; младший, однако, не удержал морского фасона и выдал-таки сакраментальное: «Плавают рыбы и дерьмо, а моряки ходят.» Эти, похоже, были настоящие…

Выполнив таким образом пункт о «разговоре», Тангорн царственным жестом швырнул на стойку золотую вендотенийскую ньянму:

– Текилы, хозяин, – но только самой лучшей!

Вислоусый, чем-то смахивающий на тюленя кабатчик хмыкнул:

– А она, парень, у нас одна: она же и лучшая – она же и худшая. Будешь?

– Хрена ли с вами поделаешь… Тогда уж, одно к одному, построгай-ка лимончика на закусь.

А когда он устроился со своею текилой за левым угловым столом, то уловил краем глаза некое движение в зале и как-то разом, не успев даже просчитать расклад, понял: все, провал. Они были здесь раньше него (голову наотруб!) – значит, это не он приволок их на хвосте; засвечена сама явка, здесь ждали мордорского связного – и дождались-таки… Вот ведь сгорел – глупее не придумаешь… Четверка поморников разделилась – двое заняли позицию по бокам входной двери, а двое уже направлялись к нему, развинченно-плавною походкой огибая столы и не вынимая правой руки из-за пазухи. Будь при бароне Снотворное, он, конечно, разделался бы с этими ребятами без проблем и даже особо их не уродуя, однако безоружный (меч явно дисгармонировал бы с избранною им маской) он был теперь их законной добычей; вот тебе и – «Истинные профессионалы не носят оружия»!.. Мелькнула на миг совсем уж дурацкая мысль: грохнуть бутыль текилы о край стола и… «Что ты несешь, – тоскливо одернул он себя, – «розочка» – не меч, ею от четверых все равно не отмахаешься; ты сейчас можешь полагаться только на голову… на голову – и на Удачу. А прежде всего надо поломать их сценарий и выгадать время…» Так что он не стал даже подниматься им навстречу; дождался, пока у него над ухом не прозвучало зловещее: «Руки на стол, и сиди как сидишь», чуть поворотился в сторону говорившего и процедил – будто сплюнув сквозь зубы:

– Идиоты!.. Такую операцию изгадить… – После чего вздохнул и устало посоветовал правому: – Закрой пасть, придурок, – назгул залетит.

– Сейчас пойдешь с нами, и без глупостей, – сообщил тот, но в голосе его отчетливо прозвучала нотка неуверенности: чеканный минас-тиритский говор был вовсе не тем, что они ожидали услыхать из уст захваченного «орка».

– Ясное дело, с вами – куда ж еще. Ставить скипидарную клизму раздолбаям, что лезут куда ни попадя, не ставя в известность Центр… Но с вашего разрешения, – с издевательской вежливостью продолжил барон, – я все-таки допью: за свой несостоявшийся капитанский жетон… Да не торчите вы надо мною, как Белые Башни, – куда я денусь! Оружия не ношу – можете меня обхлопать.

Правый из «поморников», чувствуется по всему, готов уже был брать под козырек. На левого, однако, все это не произвело впечатления; а может, и произвело – просто он лучше знал инструкции. Присел за столик барона напротив хозяина и сделал знак товарищу занять позицию у того за спиной.

– Руки держи на столе – иначе сам понимаешь. – С этими словами он и вправду нацедил Тангорну стаканчик текилы и пояснил: – Я тебя сам обслужу. Для верности.

– Прелестно, – ухмыльнулся барон (в действительности – решительно ничего прелестного: один напротив, фиксирует лицо и глаза, второй, невидимый за спиною, готов чуть что шандарахнуть по затылку, – расстановочка хуже некуда). – А палец ты мне тоже сам полижешь?

А когда глаза у того полыхнули злобой («Поговори, поговори у меня…»), примирительно рассмеялся – будто бы только сейчас сообразил:

– Извиняй, парень, я ничего обидного в виду не имел. До меня не сразу дошло: ты ведь, похоже, в этом городе без году неделя и даже не знаешь, как пьют текилу. Вы небось все думаете – а, самогон, дрянь! – так вот, ничего подобного. То есть конечно, ежели ее стаканами и без закуси, это и впрямь несъедобно; а на самом деле – замечательная штуковина, только пить ее надо умеючи. Тут главное что? – Тангорн расслабленно откинулся на спинку и мечтательно полуприкрыл глаза. – Главное – переслоить ее вкус солью и кислотой. Вот гляди: наносишь на ноготь большого пальца щепотку соли – чтоб она не ссыпалась, место это надо лизнуть, – с этими словами он потянулся к стоявшему посреди стола блюдечку с солью и перцем; «поморник» при этом его движении весь подобрался и опять сунул руку за пазуху, но орать «Руки на место!» не стал – похоже, натурально мотал на ус, – теперь касаешься соли самым-самым кончиком языка, и – оп-паньки! – Черт, черт, черт – что ж за гадостью поят в этом «Морском коньке»! – А теперь лимончиком ее, лимончиком! А-атлично…

– А вот еще хороший способ… Наливай-ка по второй, раз уж ты у меня сегодня заместо официанта!.. Это будет уже не с солью, а с перчиком. – Он вновь потянулся было к солонке, но замер на полпути и раздраженно обернулся ко второму «поморнику»: – Слышь, друг, сдал бы ты чуток назад, а? Терпеть не могу, когда дышат в ухо чесноком!

– Стою согласно инструкции, – сердито отвечал тот. «Дурашка, – отчего-то подумалось барону, – «согласно инструкции» тебе прежде всего нельзя вступать со мною в разговоры… «Г» у парня мягкое, фрикативное – уроженец Лебеннина… Впрочем, это абсолютно не важно, а важно то, что стоит он не строго позади меня, а на шаг левее, и росту в нем – шесть футов без пары дюймов… Все? Да, все: голова то, что от нее требовалось, сделала – очередь за Удачей…» Секундою спустя Тангорн, все так же небрежно развалясь на стуле, дотянулся пальцами левой руки до блюдечка с красным молотым перцем и, не глядя, легким небрежным движением перебросил его за плечо – точнехонько в лицо лебеннинцу, а одновременно прямо под столом резким тычком всадил мысок башмака в костяшку голени своего визави.

Известный факт: при неожиданности человек всегда делает вдох – так что теперь «поперченный» выбыл из строя на все обозримое будущее; тот, что напротив, придушенно вякнул: «Уй, с-с-сука!» и, скрючившись от боли, рухнул под стол – но, похоже, ненадолго: устроить ему перелом не вышло. От дверей уже мчались, опрокидывая стулья, двое остальных – один с умбарским кинжалом, второй с кистенем, а Тангорн только еще лез за пазуху к корчащемуся на полу лебеннинцу, как-то отстраненно думая про себя: если у него там какая-нибудь ерунда вроде кастета или выкидухи – конец… Но нет – хвала Тулкасу! – это был большой умбарский кинжал из тех, что носят на поясе горцы Полуострова: полуярдовый, плавно сходящийся на конус клинок, которым можно наносить не только колющие, но и рубящие удары; не бог весть что, но все-таки оружие воина, а не вора.

Однако когда он сошелся с парочкой из дверей, то быстро уразумел – прорваться малой кровью не выйдет: парни не робкого десятка, а оружием (по крайней мере коротким) владеют немногим хуже него. И когда левая рука его обвисла от удара кистенем (даром что вскользь), а с тылу нарисовался третий – хромающий, но вполне боеспособный, – барон смекнул: дело дрянь. Совсем. И принялся драться всерьез, без дураков.

…Угрюмый гондольер, получивший серебряную «кастамирку», причалил к полуразвалившейся грузовой пристани и появился несколькими минутами спустя с новым платьем для пассажира – настоящие лохмотья, если сравнивать с шикарным попугайным нарядом «фартового парня», но зато без следов крови, Тангорн, переодевшись прямо на ходу – чтобы не терять времени, сунул за пазуху трофейный кинжал и серебряный жетон, снятый с шеи одного из «поморников». «Каранир, сержант тайной стражи Его Величества Элессара Эльфинита»; сержанту жетон был уже ни к чему… «Третий меч Гондора» ушел, оставив после себя убитого и двоих раненых; впрочем, о раненых, надо полагать, уже «позаботились» в лучшем виде – тайную полицию в «Морском коньке» жаловали не больше, чем в любом портовом притоне любого из Миров…

Сам он отделался двумя ранениями – оба пустяковые, считай, царапины; с онемевшей от удара рукой дело обстояло хуже, но это было наименее серьезным из того, что сейчас заботило барона. В конце концов, у него есть на такой случай кой-какие снадобья из Халаддиновой аптечки. Итак… Четверка «поморников» канула с концами: хватятся их не раньше, чем часа через два-три, но этот люфт по времени – единственный, похоже, плюс, который наличествует в его раскладе. Вскоре за ним начнет охоту вся гондорская резидентура и, что гораздо серьезнее, местные полицейские. Они чудовищно коррумпированны, но дело свое знают – будьте-нате; то, что в «Морском коньке» отметился старый их знакомец барон Тангорн, они установят через своих осведомителей не позднее, чем через пару часов, сразу же блокируют порт, а ближе к вечеру начнут методично прочесывать город. На сленге разведчиков его положение называется «прокаженный с колокольчиком»: он не вправе ни обратиться за помощью к людям из своей старой законсервированной сети (его довоенные материалы по ней вполне могли оказаться в руках минас-тиритского Центра), ни отдаться под защиту умбарской секретной службы (те могут его прикрыть, лишь если он признает себя «человеком Фарамира» – что для него категорически невозможно). Самое же печальное – он безвозвратно потерял связь с мордорской резидентурой, теми единственными, кто мог ему помочь выйти на Эландара… Короче, он провалил задание, а сам теперь помечен для смерти; то, что в происшедшем нет его личной вины, не имеет значения – миссии Халаддина суждено остаться невыполненной.

Итак, у него больше нет ни единого агента, ни единой связи, ни единой явки; а что же у него есть? У него есть деньги – много денег, больше четырехсот дунганов в шести тайниках, – да еще надежно припрятанная мифриловая кольчуга (Халаддин дал ее ему для продажи – на тот крайний случай, если не удастся найти золото Шарья-Раны): есть пара резервных норок, из его «домашних заготовок» – их раскопают максимум через пару дней, – и есть кое-какие старые (не факт, что работающие) связи в криминальном мире. И это, пожалуй, все… Нет даже Снотворного – меч так и остался в доме у Элвис, а о возвращении на Яшмовую улицу (равно как в «Счастливый якорь») теперь нечего и думать.

А когда гондольер высадил его поблизости от портовых пакгаузов, ему уже было ясно: единственно разумная тактика при таком сверхпоганом раскладе – блефовать напропалую. Не забиваться в тараканью щель, а напасть на них самому.