Текст книги "Дом на цилиндрах"

Автор книги: Кирилл Гольцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Поэтому, сглотнув, я спросил:

– И кто же вы такой?

– Если хотите, могу назвать имя, но, возможно, и не стоит. Бывает так, что люди зацикливаются на этом и потом проводят ошибочные параллели с окружающими. Вам это абсолютно ни к чему…

– Хорошо, действительно, не имеет значения. Так это вы задумали всё случившееся со мной в последнее время?

– Да, а мой, скажем, ассистент, или помощник, как угодно, достойно справился со своей ролью. Видите ли, в моём положении это было бы весьма затруднительно… – Мне почему-то показалось, что незнакомец сейчас обязательно прибавит «молодой человек», но вместо этого он приподнял стоявшие до этого за колонной костыли-канадки и потряс ими, словно это объясняло всё без слов – Вот-вот. Как вы его прозвали? Хельман? Весьма оригинально, весьма.

– Так вы мне ответите?

– Да, разумеется. Иначе что бы вам здесь делать?

– Я хотел только одного: чтобы всё это безумие поскорее закончилось, и меня оставили в покое!

– А, запросились в отставку! – Хозяин тускло рассмеялся и закашлялся. – Рановато, вы ещё не совсем походите на меня. Будем надеяться, что и не станете, а вас впереди ждёт много лет здоровой и полноценной жизни.

– Благодаря вашим непрошеным усилиям, это как раз чудо, что мы сейчас вообще разговариваем!

Я подтянул к переносице совсем съехавшие очки и прислушался: сзади, где стояли Хельман и Виолетта, царила тишина.

– Нет-нет, Хельман был всегда неподалёку и за всем следил, даже сам сидел ночью за рулём пожарной машины на пожарище. Определённый риск, конечно, был при крушении электрички. Ещё какой риск, уж мне ли не знать, но тот человек, который выручил вас ценой своей жизни, не остался тоже в накладе. Его семья получила весьма приличную сумму, а он, между нами говоря, всё равно не был жильцом на этом свете, с его-то габаритами…

– Так всё и везде было подстроено и подразумевалось, что я не пострадаю?

– Ну, правильнее сказать, принималась вероятность возможного минимального ущерба. Совсем не как у меня, совсем нет… – мужчина крякнул и, опёршись на костыли, судя по раздающемуся стуку, начал спускаться по невидимой мне отсюда лестнице. – Давайте окажемся с вами на одном уровне, и я всё расскажу, не беспокойтесь.

Кажется, старик спускался бесконечно долго, и капающий с моего лба пот заставлял испытывать мучительное желание почесать бровь, однако я не рискнул двигаться, помня про девочку в руках Хельмана. Наконец незнакомец тяжело вышел из-за колонны и присел на что-то, до этого сливающееся для меня со стеной, – видимо, нечто вроде сиденья. Канадки он поставил рядом, положил на колени небольшую кожаную сумку, которую один мой школьный знакомый почему-то всегда называл шофёрской, а поверх – небольшую квадратную коробку с чем-то сыпучим, судя по раздавшемуся приглушённому звуку.

– Вот так. Признаюсь, мне хотелось бы в этот торжественный момент, к которому мы оба так долго шли, стоять, но, извините, для меня это давно уже весьма затруднительно. Так что, не обижайтесь и не думайте о каком-нибудь неуважении… – Мужчина неприятно пожевал губами, от чего стал выглядеть ещё старше и кашлянул. – Да, всё правильно. Вы мой дорогой гость. А начать, пожалуй, стоит именно с этих дурацких очков. Так уж получилось, что я родился с редким дефектом зрения, и мой отец, священник, конечно же, увидел в этом не просто уродство, а некий дар свыше, за который ещё и неустанно благодарил Господа. Надо ли говорить, что мать во всём ему вторила. Но, конечно, как не обманывай сам себя, от нормальных людей правду не скроешь. Конечно, мне повезло бы гораздо меньше, родись я в бедной семье, но и в богатстве с одиночеством получалось мало толку. Откуда взялись деньги? Да очень просто: мой дед тоже был священником и, когда к власти пришли Советы, припрятал всё, что только мог из церковного имущества для себя. И уж будьте покойны, набрался под завязку. Вывернулся, стал работать на коммунистов, в голод менял продовольствие на бесценные картины, драгоценности, уникальные книги, те же самые иконы, которые несли ему изморённые люди, с чекистами какие-то подобные дела имел, бандитами. Много всякого было, но насобирал столько, что, возможно, оказался одним из самых богатых людей в СССР, кроме, конечно, правящей верхушки Советов, в безраздельной власти которой оказались разом все богатства, которые нация копила веками. – Старик посмотрел на меня и, чуть наклонив голову, блеснул стёклами пенсне. – Так-то бывает. И не только ум его здесь, но и везение, конечно. Сколько таких же священников, хоть он далеко и не был рядовым, за мелкие дела поставили к стенке? Не счесть. Но здесь получилось вот так. Можно сказать, подпольный миллионер. Потом дед умер и, понятно, всё это перешло к моим родителям, но в те времена в СССР, конечно, было невозможно особенно-то разгуляться, поэтому добро всё больше лежало и ждало своего часа. Конечно, кое-какие колечки, царские монеты, камешки реализовывались по мелочи, но ничего такого крупного. Да и к священникам было особое отношение – помотало нас по стране, и в каких только передрягах не пришлось побывать. Четыре аварии, два пожара и даже захват вооружёнными бандитами. Так-то… Из-за этого у меня ещё прибавилось проблем со здоровьем, и здесь-то практически неограниченные деньги оказались весьма кстати. А вот перестройка позволила развернуться в полной мере. К той поре мои родители умерли, но при мне осталось несколько верных друзей и куча прихлебателей, которые за деньги готовы были сделать всё, что угодно. Одним из них, но появившимся позже, был и тот, кого вы зовёте Хельманом. Да, пожалуй, он стал так близок ко мне, потому что его натура требовала вседозволенности, и в то же время Хельман никогда ни на что не претендовал и буквально предугадывал мои желания, порой предлагая весьма остроумные и нетрадиционные ходы. Да, стоит отдать ему должное – не будь меня, пропал бы зря такой талант…

Я не прерывал монолога незнакомца, но с неприязнью ощущал, что начинаю даже в чём-то ему сочувствовать.

– Да, всё было. И чем же, по-вашему, я занимался? Всё ещё не догадались? Пытался очень осторожно, но противостоять этой религиозности, уж слишком хорошо зная её изнутри и посчитав это своим действительно большим делом всей жизни. Признаться, кое-каких успехов мне удалось достигнуть, но воспитание и память о родителях не давали простора для действительно решительных действий. И к тому же не забывайте про мой возраст и состояние здоровья – в любой момент я мог рассыпаться и сгинуть, а мои богатства канули бы в небытие или послужили бы какому-то другому делу. Я стал думать, искать и вот нашёл вас.

– Как это?

– Очень просто. Может, в это сложно поверить, но мы с вами очень во многом похожи. Да-да, поверьте, я досконально изучил ваше дело, а вывел на вас именно Валера, с которым у нас были кое-какие свои дела. Вам это не понравится, думаю, вы о нём были лучшего мнения, поэтому не буду углубляться в тему, тем более сейчас она вообще не существенна. Так вот, испугавшись в какой-то момент, он дал задний ход и даже хотел зачем-то предостеречь вас. Наивный. Хельман здесь настоящий дока. Когда-то он увлекался разными штуками, типа нейролингвистического программирования и даже делал фокусы: как при разговоре, путём специфичного использования фраз и жестов, настроить человека на нужный ответ или восприятие. Вот Валера и увидел кое-что такое, из-за чего в ужасе вскочил и умер, хотя на самом деле изначальный сценарий был несколько другим. Но неважно, всё получилось намного проще и быстрее. Но, как вы уже поняли, он оставил вам подсказки, с чего, собственно, и началась вся эта захватывающая история. Ваши видения. Кто предстаёт перед вами?

Я задумался, поколебался и наконец ответил:

– Ужасное лицо…

– Так-так, занятно. Думаю, это всё-таки нечто большее, чем в состоянии вызвать Хельман… Наверное, он просто приоткрыл дорогу к вашему сознанию, но туда вошли другие.

– То есть?

– Их можно назвать демонами, ангелами или как-то ещё. На самом же деле они просто с той стороны. Я тоже их иногда вижу, но большинство людей способны разглядеть только собственные приземлённые страхи. Вы не такой, и это лишний раз говорит о том, что я не ошибся. Конечно, пришлось кое-что усилить. Хельман вколол вам один препарат, когда вы потеряли сознание при первой встрече, и потом ещё в больнице. Но вы не думайте, здесь целиком ваша заслуга, вы победили. Я знаю, мне тоже пришлось побывать в подобных учреждениях, но давненько. Сожалею, но пришлось и вам через это пройти. Везде должна быть справедливость. Но ведь, согласитесь, было интересно? Хельман, дурачась, даже показал вам простенький фокус с исчезновением пальца, чтобы, так сказать, сгустить краски. И насколько я понял, вы очень даже клюнули. Но не переживайте, это простительно, простительно. Зато теперь вас вряд ли чем-то особенно поразишь. – Старик закашлялся и на несколько минут опустил голову, потом опять посмотрел на меня и вздохнул: – Да, добро пожаловать в дурдом. Но, как известно, тяжело в учении, но легко в бою. Ведь я тоже боюсь высоты, поэтому и без этого невозможно было обойтись, а Хельман придумал интересный сценарий с этой женщиной, которая, правда, второй раз решила выступить вне своей роли, за что и поплатилась жизнью. То же самое можно сказать и о ваших цилиндрических видениях, воде в холодильнике – всё это должно было навести на мысли, создать цепочки образов. Пусть вы их и не смогли до какого-то момента сами для себя осознать и озвучить, но нужные шевеления в голове, несомненно, они вызвали. Такие вот дела. Смерть дорогих людей – вот это настоящее испытание. Видеть, как Андрей сходит с ума, взрывается мама с сыном, падает с проводов человек, погибает под колёсами машины Аня, искорёженные люди в метро и электричке, их судьбы, будущее и настоящее… Даже ваша вера в выстрелы Хельмана в грудь, которые на самом деле были просто ампулами с каким-то веществом. И вот теперь осталась ещё маленькая несчастная девочка, которая стоит шокированная под дулом пистолета и ждёт своей участи. Чьё сердце сможет пережить такое, а разум выйти светлым, тот непобедим, а значит снова можно говорить о моей правоте. Возможно, я много ошибался в жизни, даже слишком, но не сейчас.

– Вы настоящий псих… – прошептал я, но почувствовал, как водоворот мыслей и образов закружился в сознании и вытесняет все чувства, оставляя лишь цель и росток понимания.

Что из этого получится, пока неясно, но теперь очень многое выглядело по-другому. Пусть мерзко, горько, но всё-таки иначе. Здесь почему-то я поймал себя на том, как долго можно мучиться, страдать, не понимать и думать, что объяснить всё за несколько минут попросту невозможно. Но вот именно это и происходило, правда, пока не полностью, но очень к тому близко.

– А про Виктора как вы узнали?

– Что же, ничего сложного… Хельман совершенно случайно выяснил этот эпизод, когда разговаривал с людьми, знавшими вас, и таким образом решил оригинально обыграть с помощником гибель этой женщины. Собственно, вам её и предоставили, чтобы помочь с девочкой и позволить – так же как с Андреем, только в противоположном смысле – открыть что-то другое в знакомом человеке. Ведь понятно, что она была не жилец и кое-что знала о наших с Валерой делах, чего не полагалось. Понятно, что за рулём грузовика был он. Но постановка мне понравилась, забавно. А вот эпизод с животом, конечно, просто непредусмотренная сценарием случайность. Травить вас, разумеется, никто не собирался. Если бы вам стало хуже, то могу сказать, что бригада скорой дежурила в подъезде и пришла бы на помощь по первому сигналу, но этого, к счастью, не потребовалось. – Подобное точно не сойдёт ему с рук! Я буквально повесил Хельману на грудь табличку «вездеход». Знаете, что это значит? Он фактически был, как и я, над законом, только много меньше и в то же время больше практически любого обычного человека. Ищут ли сейчас его и вас? Не уверен. Скажете: такие громкие события, свидетели, записи… Да-да, но слишком уж много прытких людей, кто за большие деньги готов пойти на всё, тем более разрешить такие пустяковые проблемы. Будьте уверены, они с большим энтузиазмом взялись за дело, поэтому, когда отсюда выйдете, можете быть спокойны: никаких вопросов к вам не будет, вы сейчас тоже неприкосновенны.

– Так вы нас отпустите? Её и меня?

– Могу сказать одно: вы точно переживёте всех нас. Вот так-то… – Старик открыл коробку, стоящую на сумке, и начал задумчиво пересыпать переливающиеся камешки. – Это так успокоительно и завораживающе. Знаете, я люблю иногда просто посидеть, пошуршать. Порой открываются интересные мысли, а блеск бриллиантов высвечивает что-то новое и пропущенное когда-то. Получается весьма мило, обязательно потом попробуйте. А это место, не удивляйтесь, я выбрал и купил, не торгуясь, именно из-за этих цилиндров и чудных домиков. Они казались мне своеобразным символическим отражением моего взгляда на мир, протянутого сквозь схожие конструкции, но запрятанные в глаза. Потом здесь всё переделали как раз так, чтобы я мог видеть вещи так же, как нормальные люди, – и это получились действительно чудные работы. Если захотите взглянуть, то второй этаж являет собой, несомненно, поразительное и уникальное зрелище. Здесь же больше просто приёмная, в которой ничего такого и нет. Хотя, разумеется, есть в этом что-то ужасное, ведь это получились подделки под окружающий мир, хотя и очень искусно выполненные. В этом, собственно, ещё один ваш огромный плюс передо мной – с глазами всё в порядке. А это важно, важно. Тонкие оттенки, память, всё остальное – многое мне недоступно, непонятно, но об этом уже поздно и бессмысленно говорить. Главное, вы сейчас здесь именно такой, как я и представлял: способный понять всё, что я говорю, пусть не мозгом, но душой. А те, другие, потусторонние создания, не сомневаюсь, очень скоро помогут вам понять и принять глубже, хотя часто для этого нужны ещё потрясения и настрой. Надеюсь, именно так и получится. Во всяком случае, у меня подобные номера проходили.

– Это всё, конечно, очень интересно, но какое отношение имеет ко мне?

Однако ответ, кажется, уже маячил всё ближе, но, возможно, как раз его я и не хотел слышать. Во всяком случае, раньше времени.

– Сейчас узнаете. Остался последний главный вопрос, не так ли? – хрипло рассмеялся мужчина и вытянул вперёд пальцы подрагивающей правой руки. – Посмотрите на моего помощника и эту девочку. Что вы видите?

– Невинного ребёнка и сумасшедшего, исполняющего ваши безумные приказы… – без запинки ответил я и с удовольствием убедился, что Виолетта по-прежнему в порядке, хотя, кажется, впала в какое-то оцепенение и, судя по широко открытым немигающим глазам, не осознавала, где сейчас находится и что вообще происходит.

– Да, конечно, вы абсолютно правы. Так же как и в желании отомстить. Несомненно, если вы кого и возьмёте себе в помощники, то никак не моего ассистента. Здесь всё понятно, ясно…

Где-то наверху раздалось громыхание, и на Хельмана с девочкой неожиданно полилась вода. Она бурлила, играла жужжащим эхом и, судя по приятному свежему дуновению, была холодной. Время словно замедлилось для меня – я видел большие капли, которые образовывали причудливые формы как бы парящей в воздухе влаги. Смешиваясь с туманом, они как будто являлись предвестниками несопоставимой с этим местом, но, несомненно, обязанной появиться здесь радуги. Потом Хельман дёрнулся, раздалась короткая автоматная очередь, и правую часть головы Виолетты разворотило так, что, кажется, я даже успел заметить кусок черепа, словно осколок от бутылки, улетевший куда-то вниз. Хотя, разумеется, я знал, что это невозможно, – наши головы весьма прочны, даже при встрече с пулей.

И тут всё вокруг них озарилось голубоватым фантастическим свечением. В первый момент я почему-то подумал о долгожданной радуге, но потом понял, что это электричество. Да, лёгкая, словно аккуратная оборка, полоска смерти, которая жадно набросилась на тела и в мгновение ока Хельман с ребёнком скрылись в густом дыму, от которого меня тут же вырвало. Ужасный запах палёного мяса, кожи, волос и чего-то ещё наполнили окружающий мир, но через мгновение, как по волшебству, отступили.

– Глядите! – раздался сзади старческий голос, и я вдруг понял, что произошло.

Снизу включились, судя по гулу, какие-то вентиляционные системы, которые с шипением втягивали дым сквозь решётку, и мне предстало страшное, но в чём-то и величественное зрелище. Виолетта лежала по пояс на решётках, а голова с рассыпавшимися волосами, сквозь которые пробивался дым, опиралась на пол. Тело девочки как-то однообразно конвульсивно дёргалось, но я не испытывал иллюзий – конечно, она мертва и эти движения, разумеется, вызваны рефлекторными сокращениями мышц от воздействия тока. Хельман же стоял на расставленных и чуть согнутых ногах, выпучив глаза и трясясь так мелко, словно стал большим вибровызовом в уродливом пейджере. Его кожа приобрела красно-чёрный оттенок, а скрюченные руки болтались вперёд-назад, словно он быстро куда-то шёл. Потом пропал низкий рокот, на который я обратил внимание только в наступившей шипящей тишине, и Хельман рухнул вниз, недвижимый и поверженный. Но я не мог оторвать от него взгляд: почему-то казалось, что, как во всех этих дешёвых фильмах ужасов, у монстра останется ещё одна попытка испугать публику, неожиданно вернувшись к жизни и превратившись в нечто, жаждущее смерти. Но ничего подобного не случилось – он был мёртв, точно так же, как и девочка, к которой я очень привязался за эти дни, но, видимо, ещё до конца не осознал, что Виолетта ушла навсегда.

– Вот и всё. Остались только вы и я!

Раздалось постукивание канадок, я резко обернулся и, нагнувшись, выхватил пистолет:

– Да, правильно. И это последнее, что вы сделали в своей жизни!

– Погодите, вы обязательно меня убьёте, но позвольте завладеть вашим вниманием ещё на несколько минут. Обещаю, не пожалеете. Вы же хотите узнать ответ на свой вопрос?

Старик не отступил при виде оружия в моих руках, но, кажется, осунулся и погрузился в себя, словно готовясь к чему-то, не происходящему здесь и сейчас.

– Говори! – я оставил спокойный тон и закричал, наверное, больше от ужаса и горя, чем желая сейчас узнать очередную безумную фантазию, которая могла всё объяснить только для помешанного рассудка, но осталась бы абсолютно непонятной для меня. Впрочем, можно ли после всего произошедшего называть себя нормальным?

– В этой сумке всё, что понадобится тебе после моей смерти… – быстро заговорил старик, похлопав по широкой кожаной ручке. – Твои паспорта с визами, пластиковые карточки, выписки из банков, где у тебя теперь лежит почти четверть миллиарда долларов. И самое главное, блокнот с информацией о нужных людях здесь и там, которые помогут тебе решить практически любой вопрос. Суммы проставлены там же, не будь стеснительным и смело пользуйся. Так, что ещё? Кое-какие документы на сильных мира сего и бумажки на собственность здесь… Теперь всё, что ты увидел, заглянув в ведущую сюда калитку, твоё. Сто тысяч евро пятисотками на всякий случай и ключи от твоей квартиры в Тиндо. Вроде всё. Ах, да, коробочка с камешками…

– Ты бредишь? Какие миллионы и документы?

– Нет, это ты ещё не осознал, кем теперь стал. Посмотри…

Старик расстегнул молнию, и я начал просто нажимать на курок, слыша слабые хлопки, видя, как рвётся рубаха на его груди и прорехи мгновенно заполняются тёмной кровью. Сработал рефлекс – я бы уверен, что там находится оружие, но оказался не прав. Когда пистолет несколько раз тихо щёлкнул, я понял, что патроны закончились… И не только. Всё закончилось. Конечно, здесь могли ещё остаться какие-нибудь ловушки и последние приветы, но я был уверен, что это не так, и предсмертные слова этого странного человека, пусть и прозвучавшие как безумие, показались мне правдивыми и прощальными. Последняя воля была озвучена, а приговор самому себе приведён в исполнение.

Глава XV
Последняя смерть

Я заглянул в эту небольшую кожаную сумку и увидел лежащие там пачки денег, плотный конверт и потрёпанный блокнот. В общем-то, всё именно так, как говорил этот странный человек. В конверте нашлись новенькие паспорта, россыпь пластиковых карточек, к каждой из которых аккуратно был приклеен небольшой клочок зелёной бумаги с цифрами, видимо, ПИН-коды. Про себя я невольно отметил, что именно от этого банки всегда настоятельно предостерегают клиентов. Потом шли какие-то бумаги с выписками, счетами, мелькающими названиями зарубежных банков и столбцами цифр. Немного подумав, я задёрнул молнию и, стараясь не смотреть на то, что осталось от Виолетты и Хельмана, гулко прошёл к лестнице. Сняв очки, я некоторое время раздумывал, не разбить ли их о щербатую стену, но потом просто сунул в карман, где уже лежали новые документы. Вспыхнувшее ранее желание – не возвращаться и отказаться от всего предложенного – начало таять, и вскоре я твёрдо знал, что обязательно скоро снова побываю здесь. Ведь то, что я откажусь от этого неожиданного богатства, не вернёт никого к жизни и ничего не изменит. Но деньги на счетах, и что же тогда мне может понадобиться в этом странном месте снова, пусть я и стал его хозяином? Наверное, я знал ответ, но пока не хотел произносить его вслух даже для себя самого.

Медленно спускаясь по качающейся лестнице, сейчас действующей почему-то успокаивающе, и слушая гулкое эхо своих шагов, я почувствовал себя как никогда одиноким. Странно, но теперь, когда всё закончилось, мне показалось, что я готов был бы многое отдать, чтобы всё произошедшее повторилось. Или, нет, точнее продолжилось. Каким бы дурацким не было всё, что происходило со мной в последнее время, это, несомненно, давало стимул к жизни и необходимость удовлетворить интерес. А когда никаких тайн не осталось, я видел впереди только одинокое и бесцельное будущее. К работе, после всех этих смертей, возвращаться не хотелось, да и теперь в этом не было абсолютно никакой материальной необходимости. Что же тогда? Путешествия, смена обстановки? Наверное, да – ничего другого не остаётся. Необходимо, чтобы новые яркие впечатления хотя бы немного затмили тот мрак, что зиял сейчас в душе невосполнимой брешью. Почему-то это представлялось мне как долгое кругосветное путешествие, с обязательно максимально насыщенной программой и обилием алкоголя. А потом, когда эта праздная жизнь предсказуемо приестся, я выберу себе какое-нибудь тихое место на берегу океана, где куплю дом, или даже целый остров, и буду спокойно жить, подыскав какое-нибудь увлекательное хобби. Может быть, где-то там познакомлюсь с очаровательной девушкой и, кто знает, через несколько лет, в семейных заботах, с детьми, буду всё реже вспоминать эти страшные дни аномально жаркого лета в далёкой России.

Оказавшись внизу, я вышел на середину двора и поставил там сумку. Возможно, было бы разумнее положить её в «мерс», однако внезапно мне показалось, что если пройти сквозь калитку, то будет невозможно себя заставить вернуться назад. Грустно посмотрев на мою награду, которая стоила жизни стольким людям, я обошёл конструкцию и остановился возле небольшой металлической пристройки. Дверь была не заперта и, неприязненно потянув гнутую горячую ручку, на меня дыхнуло смрадом автомобильного гаража, где когда-то я халтурил в студенческие годы. Однако никаких машин здесь не было, зато стояли канистры с бензином, какие-то баллоны и мотки промасленных верёвок. Примерно то, что мне было нужно, хотя, наверное, я всё-таки предпочёл бы нечто вроде взрывчатки.

– Вот и всё… Последний пожар, в котором принимаю участие! – выдохнул я и, схватив две канистры, побрёл в сторону лестницы наверх.

Ноша была тяжёлой, пот мгновенно начал катить с меня градом и казалось, что широкие ручки могут в любой момент выскользнуть из моих мокрых, дрожащих пальцев. Но я просто шёл вперёд, находя почему-то необычайное наслаждение от такой обременительной, но простой и понятной работы, которую нашёл себе исключительно самостоятельно. Более того, этим, казалось, я словно искупал часть вины перед всеми пострадавшими из-за меня людьми. Понятно, очень маленькую, но всё же. Ни мгновение не сомневаясь в правильности своего решения, я просто не мог допустить мысли, что к телам лежащих наверху людей прикоснутся какие-то другие, чужие руки. Вся эта суета со следственными действиями и прочим меня абсолютно не интересовала, а просто хотелось отдать дань всем только так, как считаю нужным я, – не оскорбляя их памяти, а достойно.

Опустившись и поднявшись четыре раза, я наконец почувствовал, что сил на большее у меня не хватит, но посчитал, что бензина более чем достаточно. Теперь просто предстояло немного помолчать и проститься со всеми собранными здесь телами. Кажется, бесконечно долго я, надев очки, бродил между ними, что-то шептал и чувствовал себя совершенно потерянным. Подняв коробку, выпавшую из рук зловещего хозяина, я погрузил руку в драгоценные камни. И, хотя я не был знатоком, понимал, что держу сейчас в руках значительное состояние. Впрочем, возможно, для моего нынешнего материального положения это были сущие пустяки. И, как бы там ни было на самом деле, брать их с собой я не хотел точно.

В этом было что-то завораживающее, особенно на фоне кружащегося в доме дыма. Как будто я окунаю руку в чистый ручеёк, переливающийся в лучах тёплого весеннего солнца. Неожиданно очень правильным показалось мне разделить это сказочное ощущение с Виолеттой. Я подошёл к лежащей лицом на решётке девочке, но не осмелился приподнять её голову. Зияющую рану видеть не хотелось, так как я верил: каким человека увидишь в последний раз, таким он и запомнится навсегда. А этого ребёнка мне хотелось помнить живым, красивым и участливым, но никак не мёртвым. Встав на колени рядом с распластавшимся, отвратительно пахнущим тельцем, я почему-то подумал, что Хельман вовсе здесь и не мешает, наоборот, создаёт прямо-таки символический контраст между добром и злом. Потом мои пальцы снова взялись за камни и, зачерпывая полупустыми горстями, я медленно ссыпал их на волосы Виолетты. Да, она была и остаётся достойной только самого лучшего! И быть усыпанной бриллиантами – это то малое, что я мог сейчас для неё сделать.

Не хотелось никуда спешить – просто вот так сидеть и думать, что малышка лишь уснула, заигравшись и сама не заметив этого. Смог, кажется, стал сильнее, но я знал, что это никак не побеспокоит ребёнка. Однако то, что я увидел дальше (в забытьи или временно потеряв ориентацию), запомнил на всю жизнь, хотя, к счастью, после этого навсегда был оставлен образами и кошмарами, преследующими меня со дня смерти Валеры. Передо мной снова возникло это ужасное лицо, но теперь как никогда материальное и, кажется, считающее, что сегодня последний шанс за что-то поквитаться со мной. От монстра исходила исполинская сила и в то же время чувствовалась трогательная неуверенность и даже возможность если и не стать друзьями, то прийти к какому-то взаимному соглашению. Но я подобного никак не хотел, даже напротив, считал это лицо предвестником и молчаливым наблюдателем за всеми произошедшими со мной несчастьями. И когда рот монстра открылся, оттуда (чего я ожидал меньше всего) выскользнул не осклизлый трепыхающийся язык, а раздался тихий женский голос:

– Слушай меня!

Последовала шелестящая пауза… Кажется, существо набирало в невидимые лёгкие побольше воздуха, чтобы продолжить. Мне не хотелось слушать, но были ли варианты? Вокруг из дыма формировались тысячи маленьких извивающихся ручек, которые, казалось, цепко держали моё лицо и не позволяли отвернуться или хотя бы закрыть глаза. А посмотрев на них внимательнее, я обнаружил, что все они очень напоминают гибкие крестики, а их прикосновение к коже, кажется, сейчас вызовет такие же красные разводы, как и след от выстрела на виске Андрея.

– Тебе многое открылось. Я видел! – Теперь голос напоминал мужской и звучал неправдоподобно громко, кажется, сразу же забив мои уши серой, от чего они стали нестерпимо чесаться и, кажется, увеличиваться в размерах, раздуваться. – Посмотри на них, всё в моих силах!

Я мелко задрожал, когда дым вокруг практически развеялся, словно стремительно всасываемый невидимым пылесосом, и мёртвые тела вокруг начали оживать. Точнее, нет, они оставались лежать так же, как были, только, словно душа или какой-то образ, от них начали отделяться плотные и реалистичные, но слегка размытые сине-белые образы. Они были чем-то среднем между тем, как я помнил этих людей при жизни и тем, что произошло перед смертью. Хельман был словно просто сильно загоревший, с начавшей обильно шелушиться кожей. Он приподнял руки, изумлённо на них посмотрел и начал массировать грудь, постепенно ускоряя движения, и в какой-то момент я увидел, что у него в руках начинает появляться цепочка с крестиком. Хельман словно извлекает её из себя, вешает на грудь, и его тело, сотрясаясь в конвульсиях, расслабляется, а лицо затуманивается блаженным и отрешённым выражением. Так он и замирает, только сквозь голову, как набегающая тень, начинает проявляться и исчезать образ хитрого и ужасного монстра со зловещей ухмылкой, словно дремлющего глубоко внутри, но пытающегося освободиться.

«Дядя Кирилл, я теперь такая!» – от глухого голоса Виолетты я вздрогнул и с ужасом смотрел, как её простреленная часть головы, тактично скрытая копной волос, начинает приподниматься и оттуда, в её сложенные лодочкой на животе руки, с тихим перезвоном, ссыпается такая же цепочка с крестиком, как у Хельмана. Только девочка не вешает её на шею, а закусывает уголком губ и начинает посмеиваться, дёргаясь, словно сдерживая себя от хохота. А потом её рот невнятно произнёс: «Я хохотала бы от души и радовалась детству, но сам знаешь, что происходит, когда маленькие люди с крестиками открывают рты…»

Да, я прекрасно знал: они иногда задыхаются.

«А кроме того?» – Виолетта растянула на большом и указательном пальцах цепочку и прислонила к горлу, выкатив глаза и изображая спазмы.

– Задыхаются! – произнёс я.

Девочка прекратила изображать удушье и быстро закивала головой, глядя на меня пустым глубоким взглядом, словно прикидывая, сколько я ещё выдержу.

«Я тоже с тобой, Кирилл, – раздался голос Ани, и со скрежетом проникнув себе неестественно вывернутой рукой под рёбра, она теперь тоже держала в руке крест. Только повесила его на лоб и стала забавляться, наклоняя голову. А дождавшись, пока он свесится, она резко выгибалась вперёд и как будто ловила символ веры, надежды или заблуждения. – Как думаешь, меня забрал к себе Бог или сбивший водитель?»