Текст книги "Точка Лагранжа (Сборник)"

Автор книги: Кирилл Бенедиктов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

11

БАРОН ОТТО ФОН КОРФ

Проклятая латинка отключилась только после четырех кубиков морфина. Если бы солдаты Рейха обладали такой сопротивляемостью к седативным средствам, их боеспособность повысилась бы на порядок! Разумеется, все это легко объяснялось беспримерным всплеском активности коры головного мозга и центральной нервной системы, стимулированных айяуаской. Я много слышал об этом удивительном наркотике, но ни разу не видел его в действии. И уж конечно, меньше всего я ожидал столкнуться с ним здесь, в «Холодной горе», куда прибыл по совершенно иному поводу.

Когда де Легисамо, отводя взгляд и отвратительно потея, сообщил мне о том, что Ключ Души украден, мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не пристрелить негодяя на месте. Мерзкий лжец, как и все латины! Признаюсь, сначала я заподозрил дона Луиса в том, что он специально сымитировал похищение Кристалла, чтобы набить цену. Потом одумался – поднимать, собственно, было уже некуда. Коды к номерным счетам в банках Цюриха и Женевы, которые я привез в эту глушь, стоили больше, чем целый вагон золота. Другое дело, что воспользоваться ими де Легисамо не мог – требовалось одобрение остальных членов Триумвирата, президентом которого некогда был Мануэль Гарсия Прадо по прозвищу Цезарь. Надеюсь, вы понимаете, что в таких делах нельзя работать без страховки – ведь, получи хозяин «Холодной горы» все и сразу, он легко мог поддаться соблазну оставить Кристалл себе, а меня сбросить в одно из бездонных ущелий, которыми славятся эти места. Сейчас, когда повсюду бунтуют крестьяне, такую смерть легко списать на мятежников. Поэтому мы договорились, что я отвезу Кристалл в столицу и там в лабораторных условиях проверю его подлинность. Если дон Луис окажется настолько глуп, чтобы всучить мне подделку, бесполезные коды останутся у него в руках, а наше торгпредство предпримет все меры, чтобы затруднить доступ его хлопку на европейские рынки. Ссориться с Рейхом опасно, и де Легисамо об этом хорошо знает.

В случае если Кристалл действительно окажется одним из Трех Утерянных Ключей, я сообщу об этом в Берлин, и, после того как дипкурьеры Рейха увезут из страны ее величайшее сокровище, использую все свое влияние, чтобы надавить на Триумвират. Никаких гарантий – друзья покойного Цезаря слишком много о себе мнят, чтобы послушно исполнять чужие приказы, даже если эти приказы исходят из Берлина. И все же шансы на успех предприятия есть, по той же самой причине – ссориться с Рейхом опасно.

Все это я обдумывал, разумеется, не раз и не два, но только теперь, глядя на безобразно потеющего дона Луиса, отчетливо осознал: если и есть в «Холодной горе» человек, которому невыгодно исчезновение Кристалла (кроме меня, разумеется), то это он, дон Луис.

Вторая мысль, которая мелькнула у меня в голове, пока я слушал бессвязные объяснения де Легисамо, – противник нанес упреждающий удар! Кто-то знал о моем приезде в поместье и о том, что истинной целью этого визита будет совсем не заключение договора о поставках хлопка. И что самое главное – этот кто-то хорошо представлял себе, что такое Утерянные Ключи!

Кем мог быть этот неведомый противник, я даже не смел догадываться. За долгие годы, проведенные мной в поисках артефактов исчезнувших с лица земли цивилизаций, я привык к тому, что пропитанная упадническим еврейским духом наука Запада отрицает существование Утерянных Ключей. Верить в их магическую силу мог только Посвященный. Но кто же, кто? На первый взгляд никто из собравшихся в поместье не подходил на эту роль. Я испытал настоящий страх, представив себе, что кто-то из Великих Неизвестных сейчас находится где-то рядом. Ходят слухи, будто бы сам фюрер признавался, что нервничает в присутствии Великих. Если они наводили ужас на гения германской расы, то что говорить обо мне?..

Арийская наука в лице таких авторитетов, как доктор Ганс Гюнцлер и Фридрих Штоффхаузен, неопровержимо доказала, что в период, предшествовавший гибели Северной Атлантиды, или Туле, в магических практиках гиперборейцев использовались артефакты, условно называемые Ключами. Таких Ключей было три – Ключ Тела, Ключ Души и Ключ Мертвой Материи. Каждый из них давал своему хозяину власть над одной из ипостасей человеческой натуры. Вероятно, после гибели Великой Северной цивилизации один из Утерянных Ключей был принесен в Южную Америку тем отрядом атлантов, который пятнадцать тысяч лет назад основал на берегах озера Титикака таинственный город из циклопических плит.

Разумеется, для того чтобы обнаружить Ключ, потребовались годы кропотливой работы. И даже они не дали бы результата, если бы не непростительная для военного человека – хотя и сыгравшая в данном случае положительную роль – болтливость генерала Мануэля Гарсия Прадо. Нельзя отрицать, что этот чванливый и самовлюбленный латин обладал определенными деловыми качествами, позволившими ему взять под контроль всю систему военных поставок как из Рейха, так и из других стран Европы. Разумеется, он был у нас частым гостем – например, самолично приезжал поглядеть, как на заводах Круппа куется сверхсовременное оружие для будущих великих побед арийской расы. Во время одного из таких визитов, отмечая подписание выгодного контракта в ресторане «Король Фридрих» на Альбертинштрассе, он рассказал представителю Круппа историю о таинственном амулете, принадлежащем одному из его друзей, – историю, больше похожую на сказку. Человек Круппа одновременно работал и на Главное управление имперской безопасности; иначе, впрочем, и быть не могло. На следующий же день отчет о разговоре лег на стол самого Гейдриха – он всегда старался вникать в мелочи. У меня в Берлине до сих пор хранятся несколько скрепленных листков бумаги с пометками шефа РСХА, сделанными красным карандашом. Рассказ об амулете подчеркнут трижды; надпись на полях гласит: «Отто, не та ли штука, которую вы искали в Мексике?».

У Гейдриха была великолепная память. Я действительно участвовал в мексиканской экспедиции доктора Гюнцлера – печальном примере того, как даже самые выдающиеся умы, опираясь на неверную изначально посылку, могут завести дело в тупик. После того как экспедиция, израсходовав свой немалый бюджет до последнего пфеннига, вернулась из тропических лесов Южной Мексики с неубедительной коллекцией нефритовых безделушек, даже вожди партии, покровительствовавшие Гюнцлеру, пришли в ярость. Несмотря на все свои прошлые заслуги, доктор был отстранен от дел и переведен на незначительную должность консультанта Музея Древностей в Берлине. Я сочувствовал старику, но помочь, разумеется, ничем не мог – к тому же после падения Гюнцлера пост руководителя проекта «Утерянные Ключи» доверили именно мне. Правда, это было весьма сомнительное повышение: проект балансировал на грани закрытия, финансирование неуклонно срезали, и требовалось поистине экстраординарное везение, чтобы добиться видимых результатов в этих неблагоприятных условиях.

Бумага Гейдриха все изменила. Со свойственной мне энергией я подключил к делу людей из дипломатического ведомства, военной разведки, Министерства торговли и даже нескольких репортеров. Эта сплетенная мной паутина стоила несравнимо меньше, чем самая скромная из экспедиций старины Гюнцлера, потому что каждый входивший в нее человек работал в основном за идею. Итог же оказался несравнимо более впечатляющим: через полгода я уже точно знал, что древняя реликвия рода де Легисамо – не что иное, как Ключ Души. Более того, я разработал изящный план, согласно которому генерал Прадо должен был принести нам Ключ собственными руками – в обмен на некоторые торговые преференции. Но тут – очень не вовремя – Цезаря прикончили во время мятежа. Подозреваю, что это могли сделать и свои. Латины крайне завистливы, и прочие члены Триумвирата наверняка считали, что генерал Прадо их обделяет. Так оно, конечно, и было, вот только смерть Цезаря не сделала Триумвират богаче. Предусмотрительный генерал оформил свои швейцарские вклады очень хитрым образом. Для того чтобы получить разрешение на их использование, требовалось одобрение Триумвирата, но сами коды к счетам хранились у цюрихских адвокатов и считались собственностью генерала. Чтобы выстроить новую комбинацию, потребовалось время. Решающий этап операции несколько раз откладывался, и вот теперь, когда этот потеющий идиот сообщил мне, что Кристалл украли, судя по всему, всего лишь за несколько часов до моего приезда, я чувствовал всю горькую иронию ситуации. Чувствовал – но ничего не мог исправить…

Изучение свойств айяуаски, которой отравили девицу, на некоторое время помогло мне отвлечься от горестных размышлений. По своей природе я не могу долго сидеть без дела. А поскольку заниматься изучением чудесных свойств Ключа Души я, по понятным причинам, не мог, пришлось сконцентрироваться на айяуаске. Наблюдения за впавшей в некую разновидность эпилепсии девицей позволили мне сделать несколько весьма важных выводов, которые я предпочел бы обнародовать перед более достойной аудиторией. Однако тупость некоторых присутствовавших в комнате персон в буквальном смысле вывела меня из равновесия. К сожалению, я действительно несколько более импульсивен, чем следовало бы идеальному арийцу. Возможно, виновата кровь прабабки-австриячки.

– Извольте объяснить, барон, – сухо заметил Анненков. – Что вы имеете в виду, говоря о том, что бред Лауры о мертвецах в колодце и найденный мистером Стиллуотером труп – не совпадение?

Фон Корф презрительно щелкнул пухлыми пальцами.

– Айяуаска, – проговорил он, будто пробуя слово на вкус. – Лиана духов. Она отправляет сознание человека в свободный, не скованный узами материи полет. Перемещает астральное тело, как выразились бы европейские оккультисты. Теперь вы понимаете?

– Был у меня один знакомый оккультист, – мрачно сообщил Стеллецкий. – Помер в Константинополе от сифилиса.

Барон пропустил его слова мимо ушей.

– Девушка действительно видела труп в колодце. Точнее, астральное тело девушки его видело. А вот каким образом она поддерживала связь со своим отделившимся астральным телом, находясь в состоянии припадка, – вопрос куда более интересный. Я полагаю, что айяуаска стимулирует какие-то не изученные пока центры коры головного мозга, которые отвечают за… ну, назовем это, если угодно, телепатией. Интересно, что, по мере того как я глушил ее нервные реакции морфином, радиус этой телепатической связи уменьшался. На двух кубиках она видела уже только то, что происходит в доме, на трех – стала рассказывать о разбитых зеркалах…

– А при чем здесь зеркала? – сразу же спросил Анненков. – Разве в доме есть разбитое зеркало?

– Да, кстати, – очнулся от оцепенения дон Луис. – Это очень плохая примета, поэтому слуги всегда очень быстро меняют зеркало, даже если на нем маленькая трещина…

– Ну, тогда велите слугам заменить зеркало в дальней комнате, – немец раздраженно махнул рукой. – Там стоит такое большое трюмо, за которым наша милая фройляйн, очевидно, прихорашивалась по утрам. Боюсь, правда, сейчас это невозможно. Зеркало в трюмо не просто разбито, господа. Оно – как это будет по-испански? – расплавлено.

12

– Да, – констатировал Ник, обойдя трюмо со всех сторон. – Кто-то потрудился на славу.

Почти в самом центре зеркала зияла неровная черная дыра с почти оплавившимися гладкими краями От нее к деревянной раме шла паутина трещин, мелких и побольше. А по краям почерневшего стекла виднелись отпечатки огромных ладоней – как будто кто-то уперся в зеркало раскаленными докрасна металлическими перчатками.

– Призрак из Зазеркалья, – неожиданно сказала Миранда.

Стеллецкий подозрительно посмотрел на нее.

– В детстве я очень любила слушать страшные истории, знаете, дети друг друга пугают? Так вот, там была история про привидение, которое выходило из Зазеркалья. И после него тоже оставались вот такие следы…

Она подошла и осторожно дотронулась до стекла – видно было, что прикосновение к поверхности зеркала чем-то ее разочаровало.

– Холодное, – удивленно протянула она. – А кажется, будто сейчас закипит…

Анненков смотрел на зеркало, по-птичьи склонив голову набок.

– Ладони, – проговорил он задумчиво. – Отпечатки ладоней…

– А что с ними такое? – не понял Стеллецкий. – Ну, большие, да. Так люди разные бывают… Вот у нас в полку был такой унтер-офицер, Андрюха Шмидт, так у него…

– Они одинаковые, – перебил его Анненков. – Видишь, большой палец и там и там – справа? Знаешь, что я думаю? Что это наш друг – Однорукий.

– Кто-кто?

Капитан обернулся. Дон Луис стоял перед ним неестественно прямой, как на параде. Лицо его, и без того бледное, казалось теперь фарфоровым.

– Однорукий индеец, – со вздохом ответил Анненков. – Я столкнулся с ним, когда спустился с перевала. Вам, верно, неприятно слушать о нем…

Хриплый смех, вырвавшийся из груди де Легисамо, заставил его замолчать.

– Неприятно? – с нехорошей интонацией повторил дон Луис. – Скажите, капитан, а вам неприятно было бы повстречать в кафе господина Троцкого, или кто там у вас устроил этот кошмарный переворот? Послушайте, мы с вами не дети. Я не верю в существование вечной любви или вечной ненависти, но этого ублюдка я ненавижу. И если потребуется покарать его ценой собственной жизни, я не стану раздумывать ни секунды.

– Вполне возможно, что вам предоставится шанс с ним разобраться. Судя по этим отпечаткам, он был здесь совсем недавно… Господин барон, когда вы увидели разбитое зеркало?

Фон Корф пошевелил усами.

– Часа два назад… Да, с большой степенью вероятности около десяти. Я зашел в эту комнату, поскольку здесь имелся удобный стол, на котором можно было разложить медикаменты, и…

– Кто еще сюда заходил? – перебил его Анненков. Он наклонился к самой дыре и осторожно подцепил с вывернутого наружу зеркального языка какую-то бурую нитку.

– Я, – Миранда, казалось, уже пришла в себя от пережитого потрясения, но голос ее казался ломким, словно стекло. – Помните, когда мы ночью принесли Лауру из гостиной, я выходила за подсвечниками? Так вот они стояли как раз здесь, на окне…

– И вы ничего не заметили? – гнул свою линию капитан. – Вы вообще обращали внимание на трюмо, когда искали подсвечники?

– Ну да. Знаете, даже если я на него не смотрела специально, не заметить такое просто невозможно…

Анненков снова извлек из кармана свои стальные часы.

– Это означает, что в три часа ночи с зеркалом все было в порядке. А в десять утра оно уже выглядело так, как сейчас. Вот что, Луис Иванович: ваш кровник почти наверняка прячется где-то в поместье.

Де Легисамо с ненавистью посмотрел на изуродованное зеркало.

– Зы ведь обыскали весь дом, господин Анненков! Почему же вы его не нашли?

Капитан щелкнул крышкой часов.

– Ну, во-первых, не весь. Мы не осмотрели апартаменты Лауры – а Однорукий, скорее всего, прятался именно здесь. Должен признать, это моя ошибка. Я вообразил, что раз в первой комнате находится столько народу, то преступник просто не посмеет находиться поблизости. Кроме того, мы не стали беспокоить вашу жену, Луис Иванович. Она до сих пор еще не спустилась со своей башенки, прислуга уверяет, что у нее болит голова…

– Что за бред! – прервал его де Легисамо. – Вы должны были обыскать все! Невзирая на чьи-то больные головы! Немедленно ступайте и обыщите башню…

Холеное лицо Ника Стеллецкого при этих словах словно окаменело. Анненкову показалось, что его друг едва сдерживается, чтобы не ответить какой-нибудь резкостью.

– Хорошо, – быстро сказал он, – я сейчас же поднимусь на башню. И вот что еще – кем бы ни был человек, похитивший кристалл, он не только вор, но и убийца. Труп в колодце – лучшее тому доказательство. Я настаиваю на том, чтобы и хозяева, и гости поместья носили с собой огнестрельное оружие. Возможно, это позволит нам избежать новых жертв…

– Поддерживаю господина капитана, – раздался чей-то хрипловатый голос.

Анненков круто развернулся на каблуках: в дверях стоял майор Гутьеррес. Его черные волосы блестели от бриолина, оскверненный ночью мундир был чист и отутюжен.

Я всегда ношу с собой револьвер, – продолжал майор. Он расстегнул висевшую на поясе кобуру и продемонстрировал всем присутствующим небольшой «бульдог» с красиво отделанной красным деревом рукояткой. – Прекрасная машинка, настоящее американское качество!

– Вы позволите? – сказал Анненков, протягивая руку. – Никогда не видел эту модель…

Гутьеррес чуть помедлил, однако все же вложил «бульдог» в раскрытую ладонь капитана. Тот внимательно осмотрел оружие, повертел, зачем-то заглянул в дуло, провел пальцами по рукоятке и со вздохом сожаления отдал майору.

– Согласен с вами, – кивнул он. – Выглядит как настоящее произведение искусства. А каковы боевые характеристики?

Майор довольно ухмыльнулся и убрал револьвер в кобуру.

– Великолепные! Барабан разряжается за шесть секунд, а точность боя просто поразительная. За пятьдесят ярдов попадаю в медную монетку, каково?

Анненков шагнул в сторону, и Гутьеррес увидел зеркало. Ухмылка медленно сползла с его лица.

– Святой Георгий! Что это?

– Руми Однорукий, – де Легисамо произнес эти слова с таким отвращением, как будто выплюнул жабу. – Слыхали об этом мерзавце, майор?

Гутьеррес покачал головой.

– Нет, не приходилось… Впрочем, я ведь не местный… А что с бедной девочкой? Вчера она была совсем плоха…

– А вы не знаете? – язвительно осведомилась Миранда. – Впрочем, вы так быстро исчезли с поля боя…

– Мне нужно было спасать мундир! К тому же мне показалось, что сеньорита просто выпила лишнего.

– Ей подсыпали в вино наркотик. Если бы не господин барон…

– Бросьте, бросьте, – перебил Миранду фон Корф. – Счастливое совпадение, что я специально интересовался эффектом айяуаски.

Жесткие усики Гутьерреса шевельнулись.

– И что же вам известно об айяуаске?

– Вряд ли больше, чем вам, – любезно улыбнулся фон Корф. – Разве вы не тот самый Хорхе Гутьеррес, который сопровождал экспедицию профессора Брукхаймера из Йельского университета?

Майор прищурился, глаза его стали холодными и колючими.

– Поразительная осведомленность, господин барон. Да, я имел честь помогать экспедиции профессора. Но я выполнял свои непосредственные обязанности – наносил на карту берега реки Карони. Что касается айяуаски, то ей занимался исключительно профессор.

– И он не делился с вами результатами своих изысканий? Совсем не похоже на старину Брукхаймера…

– Он говорил, что шаманы используют ее как лекарственное средство, – неохотно проговорил Гутьеррес. – Вроде бы они считают, что болезнь – это зловредный дух, который прячется или в теле человека, или где-то поблизости, а увидеть его можно только с помощью айяуаски. Есть колдуны, которые пьют отвар сами, впадают в транс и видят, где затаился злой дух… но для этого нужно иметь определенные способности. Поэтому чаще всего айяуаску дают выпить больному, чтобы он, путешествуя в мире духов, рассказывал бы обо всем увиденном шаману.

– Великолепно! – обрадовался фон Корф. – Все-таки общение с профессором Брукхаймером не прошло для вас даром. Так вот, с нашей милой фройляйн произошло примерно то, о чем вы сейчас нам рассказали. Она нанесла визит в мир духов и пыталась об этом рассказать… вот только рядом не оказалось шамана, который смог бы истолковать увиденное ею.

– И о чем же она вам поведала?

– О, ничего особенно любопытного, – отмахнулся атташе. – Впрочем, можете сами с ней поговорить, когда она проснется. Вам наверняка должно быть известно, что люди, принимающие айяуаску, помнят о своих переживаниях и после выхода из транса.

Не думаю, что это хорошая идея, – резко сказал Стеллецкий. – После тех испытаний, которые выпали на долю Лауры, было бы бесчеловечно заставлять ее вспоминать все снова. Кстати, я настаиваю на том, чтобы мы ни на минуту не оставляли ее одну. Если убийца бродит где-то рядом…

– Черт возьми! – вскинулся де Легисамо. – Хороши же мы с вами, господа! Столпились здесь, как бараны, а ведь дверь из коридора не заперта!

– Натурально не заперта, – подтвердил майор. – И у постели нашей юной сеньориты нет даже сиделки…

– Господа, – вмешался Гутьеррес, – надеюсь, вы позволите мне охранять юную сеньориту. Раз уж прекрасная Миранда обвиняет меня в том, что я бежал вчера с поля боя, то долг чести велит мне искупить эту оплошность. К тому же, как вы видели, я вооружен…

Анненков положил руку на плечо друга.

– Предлагаю согласиться. Не знаю, Луис Иванович, где Ник нужен вам, но я хотел попросить его помочь мне в одном очень важном и деликатном деле.

– Вы собирались осмотреть башню, – напомнил де Легисамо.

– Именно туда я сейчас и направляюсь. Но предварительно я хотел бы сказать пару слов Нику, и желательно – наедине.

Дон Луис развел руками.

– Вы ведете расследование, Юрий, не я. Делайте, что считаете нужным.

Анненков коротко кивнул присутствующим и вышел из комнаты. Стеллецкий, помедлив, последовал за ним.

– Ты совершенно прав, – шепнул ему капитан, когда они, пройдя мимо разметавшейся на постели Лауры, оказались в полутемном коридоре. – За девчонкой нужно приглядывать.

– Тогда какого черта!.. – начал Стеллецкий, но Анненков зашипел на него, словно рассерженный кот, и Ник замолчал.

– Я не хочу, чтобы убийца знал, что ее охраняет кто-то из нас. Пускай уж лучше Лауру стережет этот павлин Гутьеррес. А вот кто будет приглядывать за ним – это нужно продумать…

– Что, в коридоре торчать? Извини, Юрка, по-моему, глупость придумал…

– Как по-твоему, каким образом Однорукий исчез из комнаты с зеркалом? Это последняя комната анфилады, дверей там нет. Если Луис, Миранда и фон Корф неотлучно находились рядом с постелью Лауры, он должен был каким-то образом проскользнуть мимо них. Только не говори мне, что он на самом деле умеет становиться невидимым…

Стеллецкий энергично потер пальцами виски.

– Черт, после виски голова как ватная… Погоди, получается, он через окно ушел?

– А что тут удивительного? Галерея же идет вокруг всего дома. Уверен, девчонка и сама частенько через окно шастала. Так что следить нужно в первую голову за окном. Думаю, Ланс или кто-нибудь из его людей вполне для этого дела подойдет. А ты мне пока вот с чем помоги…

Капитан осторожно достал из кармана толстую бурую нить.

– У тебя в лаборатории микроскоп имеется? Вот и славно. Сдается мне, эта ниточка может привести нас к похитителю кристалла.

Ник уважительно взглянул на Анненкова.

– Ты историями о Шерлоке Холмсе в юности не увлекался? А то, знаешь, очень похоже.

– Нет, – отрезал Анненков. – Холмс – это не по моей части. Зато я читал жизнеописание американского изобретателя Томаса Эдисона.

– А при чем здесь… – начал было Стеллецкий, но капитан не дал ему договорить.

– И прошу тебя, побыстрее. Про Эдисона я тебе как-нибудь потом расскажу.