Текст книги "Начало 21 века (СИ)"

Автор книги: Кирилл Макаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Так они следовали вперёд, стесняясь друг друга, ничего не говорили. «Страх ли это? Или просто незнание?»

«Я ему нравлюсь? – думала Нина, иногда поглядывая на Рассела, – Почему он молчит? Он не хочет говорить? У него странное лицо. Может быть, случилось что? – Поправляет волосы, постоянно взъерошивались от неожиданного ветра. – Как же я ненавижу осень. Эту плохую погоду. Она портит мне настроение!»

– Как день прошёл? – Бросила Нина, сразу отвела взгляд, будто сказал другой человек.

– Да… норм. – Всё больше, смущался, более зажался, казалось, психанёт и уйдёт.

– Слушай, тебя же не было сегодня в школе.

– Да… я… помогал родителям… там… надо было.

– Сегодня Эдд был таким грустным. Он рассказал Диане, что ты его бросил.

– Нет… это он ушёл вчера. Докажут все пацаны. Он ещё прихватил с собой последнюю полторашку.

– Эдд пьёт? – Для Нины эта новость первая шокирующая.

– Да… очень много.

– А ты пьёшь?

– Нет… ну там, это самое, Garage могу только выпить… и всё…

– То есть ты не злоупотребляешь?

– Злои… злопотре… потребляю? – Рассел тихонько посмеивался, Нина смеялась. Смех сблизил. Рассел взял её за руку.

Теперь он уверенно смотрел на неё. А она наблюдала за ним, часто моргала, заглядывалась то на машины, то на людей, видевшие, как они идут за руку вместе. Одна женщина улыбнулась, любуясь на эту пару. Нине некомфортно. Звуки машин, людей смешались в голове. Ничего не понимала. Рассел сжимал её ручку, чувствуя это… вспомнила.

Руки сжимали, очень остро, специально держали, чтобы не сопротивлялась… боль… «я не хочу» – пронёсся протяжный звук. «всё нормально» – говорил другой голос, знакомый Нине. Это всё воспоминания той ночи. Ужас уколол её.

«Рассел не понимал, не мог представить, что он сделал…». Их путь не определён, тащились куда-то.

– Всё нормально? – спросил Рассел.

Пронеслось дикой ломкой по телу. Она застыла с большими глазами, посмотрела вокруг, окружение казалось отвратительным, мерзким, внутри поменялось всё, весь мир стал серым, дождливым.

Рассел улыбался, приобнял её. Шли по большому массивному мосту, находившийся над железной дорогой. Мост давал возможность переходить, когда едет поезд или просто, полюбоваться видом с высоты. Нина опиралась на железный перил моста, прищуривалась вниз. Он подошёл сзади, обнял, сильно, тесно. Трогала его руки, холодные ладони, глубоко вдыхала вечерний воздух, дрожала. Рассел чувствовал дрожь через себя, обнимал крепче.

«Мне так холодно! – думала она, – Почему так холодно? Что я вспомнила тогда? Что это было?… Та ночь, ужасная. Она теперь будет мне сниться. Эти воспоминания. Они ужасны. Ни хочу я ничего. И Рассел… я боюсь, боюсь если он начнёт… трогать, я не могу… надо было сразу же ему сказать об этом.»

Рассел наклонился, медленно наклонял голову, хотел поцеловать Нину в губы, отвернулась. Резко Нина оттолкнула от себя что-то, так сильно, что запинаясь за заступ, чуть не упал на бетонные плиты.

– Ты чего?! – Громко он сказал, злобно, как только мог.

– Прости… – Нина сама не знала, что на неё нашло. Все воспоминания свели к тому, если бы Рассел поцеловал её, Нину посетила бы волна ещё больших воспоминаний. Не знала делает ли правильно или поступает глупо, – я не хотела… я не могу… мы не можем быть вместе.

– Что?… Это, типа… шутка… да?

– Это не шутки… – быстрыми маленькими шажками спустилась с моста.

Слёзы внутри не могли скрываться, теперь не могли, хлынули шквалом. Закрыла шарфом лицо, шмыгала горько, вытирая слёзы холодными, дрожащими руками, которыми она буквально минуту назад трогала Рассела. Не могла успокоиться, всё сильнее превращалось в истерику. Ледяной ветер дул в лицо, колол глаза. Рассел говорил ей вслед: «И это всё? Так зачем тогда это всё было? Зачем?». Не отвечала, не поворачивалась, захлёбываясь, под звуки машин, под светом ярких фонарей. С охотой тащилась домой. У входа в подъезд Нина выкинула коробку конфет в кусты, росшие под балконами первого этажа.

3

На улице черно, ветер морозил. Крапал маленький дождь. Бесконечные лужи, цепью шли по дорогам, отражая свет уличных фонарей. Шлёпая по лужам, шёл Эдд, возвращался домой. Наверное, с работы приехала мама, видевшая вчера весь ужас подростковой жизни. Было стыдно… стыдно, что не выполнил обещание, что в итоге ему придётся смотреть в глаза родной матери. Она всем сердцем любит его. Кучеров видел окна своего дома, ярко светились в темноте, видел ходившие силуэты. Большими шагами Эдд оказался дома, тихо прокрался в свою комнату, молча, сидел в телефоне.

С кухонным полотенцем в руках вошла мать, бешено оглядывала сына. Он не поднял голову из-за стыда.

– Эдд… – она говорила не так громко, чтобы не привлекать внимание отца, – Что вчера было? Ты хоть понимаешь насколько это… насколько нужно было врать мне в лицо… всё это время, что я тебя воспитывала, ты хоть понимаешь! Насколько! Ты разочаровал меня! Смотри мне в глаза… Сколько ты вчера выпил?! От куда у тебя были сигареты?!… Кто это? Рассел споил тебя… это, наверное, тот… бывший преступник Хантер! Уголовник!… Я разберусь… я их посажу!

– Мам, успокойся!

– Ты меня ещё успокаиваешь?! Я не допущу, чтобы мой сын вырос таким… уголовником! Или пьяницей! – на глазах блестели слёзы, голос содрогался, – Почему ты не сказал мне об этом раньше?! Почему?! А если бы с тобой что-нибудь случилось?

– Мам, никто меня не спаивал, не надо никого сажать.

– С этого дня, не дай Бог, ты мне не позвонишь или не ответишь мне на звонки, то отец узнает. Я бы никогда не подумала такого о тебе, никогда. За что мне такое наказание?!

Нет слов в таких случаях. Эдд, всматриваясь на голубую обоину, давно отклеивавшуюся от стены, давно висела над полом, старая, гнилая обоина. Мать ещё раз посмотрела сыну в глаза, вздохнула, взявшись за полотенце обоими руками, ушла. Он встал с края кровати, со всей силы срывал дряхлую обоину, с большим, обдирающим шумом. Выкинул в мусорное ведро под столом.

Это протест, протест своим чувствам и желаниям. Обоина означала, что всё гнилое, что всё мерзкое теперь навсегда покинет Эдда, хотя бы на время, хотя бы на момент, для того, чтобы уйти подальше от них. Так их учила психолог. «Для того, чтобы прийти к новому, к чему-то лучшему, сперва избавьтесь от старых вещей, не вспоминайте много прошлого, а думайте о настоящем и конечно о будущем». Но как поступить с белым пятном, оставшееся от обоины? Неожиданно позвенел звонок в дверях.

– Эдд! – большим басом сказал отец.

Спешил выйти в коридор. Облокотившись одной рукой к краю двери, стоял Рассел. Лицо его не такое весёлое, как обычно. Доля грусти, доля страдания, доля безразличия виднелось в глазах. Эдд стоял такой же обиженный, не хотел подходить. Отец грозным взглядом посмотрел на сына, оставил дверь открытой, мотая головой – удалился.

– Так и будешь дуться? – пробубнил себе под нос Рассел.

– А тебе то что? Зачем пришёл?

– Да… типа… не знаю. Может попросить прощения.

– Зачем? Зачем ты всё это делал, зачем общался с ними? Зачем оскорбил меня, тогда, ты же знал, что я… пьяный. – Последнее Эдвард добавил шепотом, прикрыв рот рукой.

– Вот именно, типа, зачем было столько пить?

– Я не знаю! – Воскликнул Эдд, он знал зачем пьёт, зачем пошёл с ними, «Рассел не должен знать, пока что» – задумался Эдд на секунду. – Что делает друг? Лучший друг? – долгая тишина, – лучший друг никогда бы не дал напиться своему другу, никогда. Никогда не оскорбит, никогда не бросит.

Рассел лениво хлопал глазами, точно весь мир упал перед ним. Эдд заметил странное поведение друга.

– Что случилось? – продолжил он.

– Да так, знаешь, такое чувство, когда тебе хочется чего-то. Вот оно уже у тебя очень близко, но ты протягиваешься чтобы забрать, а оно уходит, бесследно уходит.

– Я не понимаю, – Эдд долго думал, что же могло случиться, – Это, это ты про Нину сейчас?

– Да так, уже, типа, не важно, особенно она, – Рассел легко выдохнул. Присгорбившись зашёл в коридор. – Ты же простишь меня?

– Да, да, конечно, но не забывай, кто такой друг. Иии я теперь… завязал с алкоголем, – Эдд смеялся долго своей белоснежной улыбкой, что так нравиться Диане.

– Да? – Рассел хохотал, – И, типа, это говорит мне сам Эдвард Кучеров? Который всё лето не покладая рук… бухал? – схватил за шею Эдда, а он ниже Рассела. – Ты ещё такой, это самое, маленький!

– На себя погляди!

Долго смеялись, вспоминая вчерашний день и лето, самое яркое лето, застрявшее в головах у парней. Эдд провёл Рассела в комнату, спонтанно находили тему для длительного разговора. Эдд показывал новую игру, скачавшую на компьютер, буквально на днях. Всё, как и раньше. Даже лучше. «Это всё, что мне было нужно, – думал Эдд, – только поддержка, банальная поддержка, надеюсь, что это мне поможет»

В окна стучались капли дождя, хотели ворваться внутрь. Ветер сдавливал стёкла на пластиковых окнах. Плохая погода, в такое тёмное время суток. Диана боялась грозы, или чего-то похожего на неё, например, она бы никогда не вышла гулять в такую погоду, уж тем более в темень. Сидя на подоконнике окна в своей комнате, Диана переписывалась с Ниной, там лучше ловил интернет.

Нина рассказала, что бросила Рассела, быстро ушла, вытирая слёзы. Не ясно одно: кто виноват? Очевидно, Нина ушла и тем самым обидела Рассела, но почему Рассел постоянно молчал? Не мог высказаться или заранее предупредить? Не могла понять такого поведения, ей это незнакомо. На всех свиданиях, на которых была Диана, всегда начинала первым разговор она, потому знала, парням сложнее говорить на откровенные темы. Всегда находила общий язык с незнакомыми людьми, неважно это парень или девушка.

– Диан, иди, помоги на кухне! – сказала строго мать, пытаясь разглядеть в тёмной комнате дочь.

– Сейчас, секунду… – быстро дописывала своё сообщение, вскоре оказалось очень много лексических ошибок, – ненавижу Т9, дурацкая замена слов.

По тёмному ковру коридора, ведущий прямо на кухню шла Диана. Мама готовила, разбираясь с продуктами и тарелками. Мельком оглядела Диана, но Виктории не было. «Опять бездельничает! Сколько можно! Почему мама так к ней относиться? Как к маленькому ребёнку, а ей ведь 24 года!» – возмущалась она, протирая скатерть на столе.

– А где Вика? Просто, она всегда так, – спокойно, тихо говорила Диана, перебирая в голове фразы, не говоря ничего лишнего.

– Как? – мать, как всегда, посмотрела не поворачивая головы.

– Просто, она ничего не делает, никогда не делала.

– Она устала! Она долго ехала. И у ней много проблем.

– Каких? – перебила Диана, сильнее протирая тряпкой одно и то же место, – У неё всегда что-то было, вечно проблемы, – говорила тише, – но почему-то всегда права Вика, всегда Диана всё делала за ней.

– Прекрати! Это что такое? Ты что говоришь?!

Дела продолжались в тишине. Дочь подавала тарелки, то резала овощи. Стук ножа об деревянную доску громкий, возможно Диана представляла там своего врага.

Виктория пришла на кухню, сидя за столом, водя пальцами по экрану своего нового iPhone «Который наверняка новый ухажёр подарил!» – считала завистливая сестра. Вика смотрела на всё высоким взглядом, делая вид: для неё всё вокруг сделано. Посмотрела на Диану, сделав недоуменное лицо ровно выщипанными бровями. Легко вздыхая, облокотилась на грубый деревянный стул, положа ногу на ногу – внимательно осматривала дом. Это бесило Диану, крутясь вокруг своей сестры, как служанка, клала ей под руки тарелку, вилку, ложку.

«Наконец-то уселись за стол, казалось бы «как настоящая семья»».

– Викулечка, – сказала мать, – тебе салатик наложить?

– Да, мам, только немного, – сказала протяженным голосом Вика, смотря, сколько ей накладывают, – всё! Достаточно.

– Мам, наложи мне тоже! – сказала грубо Диана, мама странно посмотрела, всё же наложила. – Или Диана будет сама накладывать, а Вика нет.

– Сестрёнка, – смеясь говорила Вика, – ты что?! В телефон свой переиграла?

– Нет. – Диана стала демонстративно доставать, рассматривать свой телефон. – А-а-а ты про этот? Ну, уж прости, просто, айфоны мне пока не дарят, – Диана фальшиво улыбнулась, пробуя повторить улыбку Кайлы.

– Опять начинается? – Спросила спокойно мать.

– Нет, мам, – сказала Вика, вглядываясь в Дианины глаза, – это переходный возраст, наверное.

– Хорошая отмазка «сестрёнка», если Диана ругается, то это «переходный возраст», если Диану что-то не устраивает, это «переходный возраст». Если Диане плохо, то это «переходный возраст»… Хорошо устроилась. Тебе не кажется?

– Так, успокойся! – Воскликнула мама. – Вика, как там в Москве?

– Хорошо! – Вика продолжала смеяться над последними словами Дианы.

– А как там Саша, всё хорошо у вас?

– Да, вот, планируем на следующий год свадьбу!

– Это круто, – вмешалась Диана, ковыряясь в еде. – А почему он не приехал с тобой?

– Вот когда у тебя будет свой парень, вот тогда поймешь! – Голос немного похрипывающий, на что она выпила стакан чая, стоявшего рядом с ней.

– А, ну, да, просто у Дианы ещё никогда не было парней. – Иронично возмущалась Диана.

Виктория уставилась на Диану так, словно: «Ну вот сейчас мы и узнаем!». Немножко поперхнулась мама, услышав слово «парень». Эта тема никогда ещё не поднималась у Дианы и мамы.

Диана осознавала – тема самая личная и говорить, как минимум при троих будет стыдно. Стала крутить в руках свои голубые кончики волос (от нервов).

– Ну и кто же был у тебя? – сказала Вика съедая медленно с вилки кусочек мяса.

– А кто может быть у меня? Просто, Диана у нас ещё маленький ребёнок, – Диана посмотрела на маму. – Который ещё не может ничего, в этой жизни.

Речь Дианы тронула мать, она понимала, но не хотела принимать.

– Давай без всего этого! – сказала мама скрябая железной вилкой по тарелке. – Хорошо?!

– Что ты, мама! – заговорила Виктория. – У нас Диана уже взрослая, всё знает, небось уже видела голых мальчиков!

Диана сорвалась с места и кинула в сестру кухонную тряпку, которой протирала стол.

– Так! Хватит! – возгласила мама.

– Мам, она первая начала… – проговаривала Диана, злобно глядя на Вику, а та с более злой ухмылкой смотрела на неё. – Она всегда, всегда начнёт первая… ты слышала, что она сказала?

– А что такого? – спросила Вика, – Ведь у нас Диана взрослая! – Диана опять сорвалась, кинув салфетку ей в лицо.

– Мне надоело! Это! – ругалась мать. – Иди в свою комнату! Диана!

– Это я ещё винов…

– Марш! – свирепо проговорила мать, забирая у Дианы все столовые приборы и тарелку.

«Что должен чувствовать ребёнок, когда его ругают? Когда его ругают несправедливо?». Брела Диана, обиженно заплеталась в комнату, шаркаясь белыми носками о грязный пол. В комнате нет света, специально не включало его, да и незачем… Она отлично помнила, где лежит каждый предмет. Присела на деревянный стул, одиноко стоявший без стола и прочих предметов около кровати. Почему она села на стул? Именно на него? Она всегда садилась на этот стул, когда приходили злые мысли, губительные для человека, а они принесут много боли и страданий.

Слушая звуки дождя и ветра, она одновременно слышала и внутренний голос тоже: «Это так несправедливо, когда тебя унижают на глазах, да, и тем более кому я это говорю? Зачем доказывать это? Этот мир слишком жесток, чтобы доказывать ему всё… всё о чём я думаю, говорю. Просто, мне не нужна ваша поддержка или любовь. Особенно если вы отвернулись от меня, когда мне было плохо и нет я не обижаюсь на сестру или маму, это я оставлю в памяти, как заметку на будущее» – громкий звук и вспышка молнии прервали мысли.

4

Молнию видел весь город, возможно она ударила на «Центральную улицу». Именно на ней жила Нина и там отключили сейчас свет. Но ей не нужно освещение, сидела без него.

– Твою мать! – слышался грубый голос Хантера, доносившийся из гостиной. – Наверное пробки выбило! – пошёл к входной двери, с левого края стены висел щиток, стал копошиться.

Лежала на своей кровати Нина, листая новости в ВК, читая грустные «мудрые» цитаты, хотя по большей части они о любви, но не любовь подсела у неё в голове, а другое. «Это, как большая грусть, ты ощущаешь её теперь всюду». «Почему я ушла так быстро? Даже не объяснила, это я виновата, надо было сразу же сказать. А он что? Даже не пошёл за мной, даже не остановил! Значит, я ему была не нужна», – съедала себя изнутри, глядя на потолок, тяжело моргала слезившимися глазами.

В гостиной зажегся свет. Дверь квартиры громко хлопнула, вошли мать и отец Нины и Хантера. Всегда приходили поздно. Один раз они приходили в 23 часа из-за того, что их задержал начальник на работе. Работали вместе на одной фирме, которая славилась популярностью в Москве. Ездя на машине каждый день в Москву, уставая на протяжении всего дня с раннего утра и до позднего вечера, зачем так себя мучить? А всё для того, чтобы получать больше денег, а в Москве, как не странно, получали зарплату больше, чем в других регионах.

Быстрым движением ладони Нина вытерла давно намокшие глаза; не хотела слушать разные, глупые вопросы от матери.

– Нин, ты чего в потёмках сидишь? – спросила мать, щелкнув выключатель на стене, свет от люстры показался Нине таким ярким, что она сморщила глаза, протянула перед собой руку. – Я звонила недавно Елене Юрьевне. Молодец, что начинаешь год с одними пятёрками, только по химии вчера тройка была, надо исправить, ты же на золотую медаль идти будешь?

«Нине не было в тот момент дела до учёбы, а уж тем более до золотой медали, и дело даже не в Расселе, нет… Если бы вы знали, как тяжело учиться на одни пятёрки, как тяжело переключаться на личную жизнь, как тяжело оставаться в здравом уме и не потерять рассудок».

– Да, – быстро проговорила Нина, шмыгая носом. Мама подошла к Нине поближе, – что?

– Ты что плакала? – Мама вытирала мокрые щеки Нины.

– Мам… – Она зарыдала, сильно закрыла глаза.

Не знала почему заплакала, не знала, что делать: молча, держать в себе весь негатив или избавиться от него, навсегда. «Всегда сложно забыть, что-то. Согласитесь, было бы лучше, если мы могли управлять своими воспоминаниями: оставлять лучшие и стирать плохие, но тогда на каких ошибках мы бы учились?»

– Доча… – говорила мама, сидя на кровати вместе с Ниной, крепко прижимала к себе, потирала руками её хрупкие плечи.

В соседней комнате Хантер смотрел по телевизору любимый американский сериал, что смотрит почти вся школа, отец громко говорил протяжным злым басом, его слышали и Нина, и мама.

– Ты опять начинаешь! – возгласил отец, ударяя кулаком о шкаф, Хантер не обращал внимания, продолжал смотреть телевизор. – Уже одиннадцатый класс! Пора поумнеть! Взяться за ум! Опять распускаешь руки?! Мне уже сказала учительница! Кого вы там избили?! Поддонки!

Глубоко безразлично вздохнул Хантер, но насморк помешал это сделать, хрустя пару раз шеей, глядел таким же безразличным взглядом на отца. Бешеными глазами смотрел на сына, ждал любого ответа.

– Слушай, вот как ты думаешь о своём сыне… поддонок? – Хантер ухмыльнулся, сел поудобнее на диване, так чтобы видеть лицо отца, да сел так, словно перед ним его друг гопник.

«Все слова, движения Хантера такие – он хотел что-то доказать, доказать то, чем он не является вовсе».

– Ты как с отцом разговариваешь?! Щенок!

– Отцом? – глаза Хантера забегали, – уже «отец», не папа?

– Не раздражай меня! – Подходил к Хантеру, встал перед ним. Хантер намного ниже отца. – Теперь видно, только и можешь лезть на маленьких. Я тебе ещё раз говорю! Ещё только посмей! Хоть раз поднять на кого руку!

– И что тогда будет? – Хантер взволнованно взглотнул слюни. – Ты изобьёшь меня?

Отец ударил по спинке дивана у лица Хантера, тот в ужасе закрылся руками.

– Как всегда… трус! И я тебя предупредил!

Тяжёлыми шагами уходил отец встретил мать, быстро вошедшую в комнату. Испуганно глядела на сына, зажато сидевшего, закрывая руками лицо, немного подёргивался толи от страха, толи от трусости, что всегда была в нём.

– Это опять он? – Спросила тихо мать, пытаясь разжать руки сына, вцепившиеся в лицо.

– Да, он опять начинает. Он меня ненавидит.

«Плохой день. Очень плохой день. Но разве это день? Разве это может быть он? Не знаю…

Что может быть лучше, чем валяться на кровати и смотреть на потолок, безмятежно смотреть ни о чём не думать, отдыхать. За такой отдых я бы отдала половину своей жизни. Это единственное место, где подросток может остаться наедине со своими мыслями. А что может быть в голове у подростка? «Наверное там ничего особенного» – подумал взрослый человек. Почему подростков не считают взрослыми? Разве они чем-то отличаются? А так устроен мир, вечно будет кто-то выше, кто будет диктовать правила. А нам диктуют правила взрослые, считающие ребёнка собственностью, которая обязана им жизнью.

А вы спрашивали, чего хотим мы? Может нам не нравиться многое, не нравиться просто потому, что мы имеем своё мнение и право на его высказывание.

Мы всегда боимся сказать, что нам не нравится. Боимся сказать это в лицо людям, требующие их уважать, но хотя не уважавшие нас, подростков. Мы боимся совершить ошибку, так как право на неё мы не имеем. А разве не ошибки делают нас людьми? А ведь кто-то сказал: «Уж простите, такова жизнь и у неё нет инструкции…»

… и не следует сваливать всё на жизнь и на ошибки. А в итоге всё равно крайним остаётся человек. Что же нужно делать? Ну, не знаю… может исправлять, свои ошибки?» – эти мысли остались в дневнике, мучившие голову юной Дианы в тот «семейный» день.

В комнате у Нины и Хантера тихо, в комнате родителей, похоже, начинается скандал. Причём в сопровождении грома и ледяного ливня, не давал Нине сконцентрироваться на домашнем задании. Прикусила ручку в зубах, в голове начали появляться, давно выученные, формулы. Она бы решила пример, но хотела послушать, о чём будут спорить родители. В комнате Хантера темно; он ничего не хотел, а лишь слышать, как мать будет ругать ненавистного Хантером отца.

– Ты опять? – Сказала спокойно мать. – Ты же видишь, каким он стал!

– А как ещё убрать из него эту дурь?! – Злостно провозгласил отец.

– Не таким же способом, ты понимаешь, что это только сделает хуже, что он вернётся на прежнюю тропу.

– И что ты предлагаешь?… а, или не вмешиваться? А? Как тебе?! – Голос становился громче. – Я не позволю! Что бы он причинял вред, обижал людей!

– Довольно! – Дрожащим голосом вскрикнула мать. – Я не собираюсь это обсуждать! Понимаешь, подожди немного, может быть он не будет, может измениться, а так, я сама с ним буду говорить… И! Не смей! Больше! Трогать моего сына!

Молча улыбался, лёжа под пледом Хантер. В его тёмной гримасе прослеживалось упоение; «Нравиться, когда только он остаётся правым во всём, нравиться смотреть, слушать, как все ему ненавистные люди в итоге «платят» за свои ошибки».

Нине всё равно на ссоры родителей, но вот на Хантера ей не всё равно. Жаждала его изменений в лучшую сторону, ушёл от прошлого и начал новую жизнь. «Я его уведу от них. – Задумала Нина. – Я придумаю, как изменить его, я обещаю, что сделаю это». Сильно черканула линию тонкой шариковой ручкой, где она делала домашнее задание, поставила жирную точку, закрыв тетрадь. Сидела за столом, яркий свет от светильника, в форме медвежонка, утомил глаза. Она выключила его, сидела одна в темноте под звуки осеннего ливня.

«Все знают, что на смену даже самому большому, мерзкому ливню всегда приходит солнце, вместе с ним и, возможно, радуга, самое красивое явление природы». На подоконнике, Диана переписывалась с Аланом, как всегда, ничего необычного или нового. Он постоянно писал ей: «Привет… как дела?… что делаешь?… как прошел день?…» и другую подобную банальщину. Много спрашивала его о жизни, но он либо игнорировал, либо просто не отвечал. Знала – он переписывается с многими другими «чёткими», красивыми девчонками, по слухам, с ними гулял. Была ли ревность у Дианы? Была ли обида? Возможно… но она настроена на Алана, как хищник на жертву и в этом случае жертвой будет он сам.

Легко упала на кровать, некоторые голубые кончики волос лезли в лицо; улыбалась… чему? Сама не знала… но это было искренне, без фальша или злых мыслей, так могут улыбаться новорождённые дети. «Спокойной ночи)» – пришло сообщение от Алана. «Пишет ли он мне, только мне, такое? Нет?… Скоро будет писать только мне такое». – раздумывала Диана. В мыслях созревали планы, идеи, как можно заполучить Алана в свои руки.

«Допустим, получу, допустим, буду встречаться, но что дальше? Как можно изменить такого человека? Как внушить ему такое? Вот самое главное! Переучить человека».

«Как всё сложно. – Снова продолжала думать, медленно закрывая светло-карие глаза, что так нравились Эдду. – А ещё эта учёба, которую я уже давно запустила. Будет ругаться мама, как обычно, а кто виноват? Никто не виноват. Почему ты такой красивый? Почему заставляешь думать о тебе? Почему ты не пошлёшь меня, чтобы я отстала от тебя? Нет, ты заставляешь, это делать. Мерзавец… красивый мерзавец. – Потёрла лицо маленькими и гладкими ручками. – Как всё сложно».

Глава 4

1

«Друг всегда поддержит в трудную минуту (только друг). Друг так же будет с тобою честен, всегда при любых обстоятельствах, даже, когда тебе плохо или своего рода проблемы. Друг должен всегда прислушиваться к твоему мнению, не спрашивать лишнего. Ну и друг должен спасать в трудную минуту, это уже, как закон, который должен соблюдать любой друг.

Всё это давно известные факты: «Которые должны соблюдаться… и только так определяется друг» и бла, бла, бла. Но разве человек идеален? Чтобы такое соблюдать. Наверное, все мы привыкли видеть перед собой идеал и к нему стремиться, а кто придумал эти идеалы? Кто сказал, что это они идеальны? Да, порой, идеалы нужны, как цель, ты должен стремиться к ней, но не нужно забывать, это всё: «фантазии», придуманные людьми для диктаторства правил и обязанностей.

Всё это так сложно, так масштабно звучит, но это просто, просто потому, что сталкиваемся каждый день».

Природа мудра; она создала времена года, для обновления каждый год. Задумайтесь, ведь было бы скучно, если круглый год стояло лето или зима, осень, весна. Хорошо, что мы живём в разнообразии, а то бы скукатень.

Холодным утром, настолько холодным, что видны равномерные струйки пара при выдохе, переводя неровное дыхание, бежали трое друзей.

– Эдд… Диана… далеко. – Запыхавшись, говорил Рассел.

– Она… вон бежит, я вижу. – Менее запыхавшись, сказал Эдд.

Пробежали около полутора километра, силы на исходе. С красными щеками, особенно краснее у Рассела, толи от холода, толи от нагрузки; решили остановиться. Увидав впереди старую, деревянную скамейку, задумались отдохнуть там. Пока Эдд и Рассел прогуливались пешком, Диана бежала, не чувствовала всего тела. Стук сердца отдавал в виски, с инсультным грохотом. «На этот раз, хотя бы дыхание не сбилось. Вот, прогресс, хоть какой-то. И как они заставили меня бежать?» – думала Диана, схватившись рукой за лоб, он горячий, в такое холодное ноябрьское утро.

2

Прошёл целый месяц, как Диана учится в новой школе. Обычная школа, с особенными учениками. Месяц она не могла перестать глядеть на Алана, смотрела в непонятного цвета глаза, и карие, и желтые одновременно. Когда был урок химии, Алан пересаживался на первую парту третьего ряда, там она могла обглядеть его полностью, придерживая голову рукой, накручивая на пальцы голубые концы волос, протяжно вздыхая. В школьной столовой Алан всегда садился напротив Дианы, болтая с Куртом или Майклом, сидевшие по бокам; позволяло также наблюдать за ним.

Он всегда улыбался, подмигивал Диане специально. Она терялась в такие моменты, делая милое личико, болтая с Ниной, делала вид – не замечала, и всё равно умудрялась посмотреть на его лицо.

Нина не дура, знала, что Диане «так нравится» Алан. Хотя сама Диана отрицала, говоря: «Нет, ты что?! Он меня привлекает… «внешне». Помнишь? Ты тогда про Рассела то же самое сказала». И на всё эта отговорка, не могла Нина упрекнуть Диану в этом, в последствии может начаться разговор про Рассела.

К слову о Нине и Расселе или просто Нины… и Расселе. Теперь малейший взгляд Рассела в сторону Нины вызывает у неё ступор, желание поскорее спрятаться за Диану. После того самого вечера больше не общались; Нина добавила Рассела в черный список в ВК, а это, между прочим, окончательно оборвало связь между ними. Теперь нет у них не дружбы и ничего другого. Просто одноклассники. Но так ли просто всё закончилось?

Поглядывала на Рассела Нина, он ей нравился, причем продолжал нравиться, скрывала от всех, от Дианы. Знала: Диана постоянно болтает с Расселом, вдруг что-то взболтнёт, и пойдёт под откос всё. Нина хотела с ним поболтать, сильно надеялась, боялась Диана не так поймёт или Рассел. Написала, сидя за своим письменным столом дома, письмо, адресованное Расселу; в письме изложила все мысли, чувства, сожаления, просьбы. Надумывала передать письмо через Диану, опять ничего не вышло. По пути в школу, разорвала его на мелкие кусочки и пустила по ветру… с Расселом покончено.

В школе у Дианы и Нины появилось любимое место – маленькая деревянная скамья на втором этаже. Каждая скамья, стоявшая там, а их приходилось на каждое окно, красиво расписана рисунками. Рисунок скамьи, на которой сидели они – влюблённая пара, стоящая на мосту, туго обнимая друг друга. Смотря на них, Нина не радовалась, как Диана. Воспоминания у неё с мостом, увы, печальны.

– А кто нарисовал их? – Поинтересовалась Диана. – Просто, это так красиво. Я такого ещё никогда не видела. – Трогала кончиками пальцев этот шедевр. – И всё вручную, наверное, много времени потратили.

– Слушай, – отвечала Нина. – Ты первая, кто так говорит про это. Тебе правда понравился этот рисунок?

– Да, очень, я бы так не смогла нарисовать. Да, и тем более всё вручную. А такого я пока что не видела нигде. Сейчас искусство делают машины, там: компьютеры, принтеры, и тому подобное. И ты только представь, что только в вашей школе есть такое, где рисуют живые люди, а не печатают на принтере, где ещё сохранилось, – взялась за голову. – Как её?

– Настоящее искусство? – лениво добавила Нина.

– Вот именно.

Необычно вела себя Диана, самая крошечная мелочь могла удивить её, заставить задуматься о вечном. Она настолько позитивна и подумать: «Диана может по ночам грустить», казалось глупой неправдой.

«А вы не задумывались о том, что человек, отдающий окружающим тепло, позитив, хорошие эмоции, на самом деле болен внутри? Это может показаться странным, но, например, хороший хирург не сможет сделать сам себе операцию, если что-то случится. Психологи, что так разбираются в чужих жизнях и помогают людям, зачастую не могут помочь себе». Так и Диана, отдающая людям позитив, не может дать его самой себе. Людям нравится получать подарки, не задумавшись о том: кто его подарил, каким способом этот подарок оказался у него… А стоило бы задуматься.