Текст книги "Миры отверженных(СИ)"

Автор книги: Кирилл Андреев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Леонтий грозно нахмурился. – Не говори ерунды попусту. Тащите сюда ещё кувшин, я сказал.

Дарион вмешался, чтобы смягчить накалившуюся обстановку. – Нет спасибо, я уже его попробовал, оно весьма недурно.

– Да видел я, как вы пробовали,– только пригубили. Моя Лидия и то выпила больше вашего.

– Нет, Леонтий, спасибо. Завтра очень ответственный день. Надо сохранить ясность и чистоту ума.

– Ну да, ну да, – Леонтий слегка усмехнулся и понимающе закивал головой.

– А к Богу оборотиться никогда не поздно, – продолжил священник. – Так что, я здесь очень вовремя. С вашего позволения, я попрошу Лидию сейчас показать мне, то место, где будет проходить обряд крещения. Но, извините меня, на праздновании языческих божков, я никак не смогу присутствовать. Это противоречит моему сану и моему мировосприятию.

– Хорошо святой отец, поступайте, как знаете, – Леонтий махнул рукой и, взяв кубок, с налитым в него вином, опустошил его.

В это время, пока родители обсуждали с гостем, приготовления к завтрашнему событию, их дочь Тэсия была на заднем дворе, играя с одним из мальчиков-рабов и молодым щенком. Тэсия – своенравная девочка с белыми волосами и голубыми глазами, была любимицей своих родителей, и хотя ей в доме, и так позволялось очень многое, переступить границу сверх дозволенного для неё было не только обычным делом, а основной доминантой упрямого и свободолюбивого характера.

Вот и сейчас, она нарушала все приличия, неформально общаясь и играя с рабом. Хотя совместной игрой, это было назвать довольно трудно. Что щенок, что мальчик, поочередно приносили ей те предметы, что кидала Тэсия. Вернее то, что не приносил щенок, – приносил ей раб. Тэсия злилась, что не всякий предмет вызывал интерес щенка, не готового каждый раз бежать за ним, и все свое раздражение девочка тогда вымещала на его хозяине. Мальчика – мулата, худощавого жилистого телосложения, немного чуть выше своих сверстников, звали Неро. И хотя среди хозяев, не принято было рабов называть по имени, но Тэсия запомнила, как его зовут, потому что как-то услышала, что так называла его мать, также работавшая в их доме, служанкой.

Все эти приготовления к завтрашнему празднику её уже порядком утомили. Зачем ей завтра этот обряд крещения? Вот уж совсем неинтересно. Хорошо, что завтра будут музыканты, и её любимые соревнования по стрельбе из лука, в которых ей очень хотелось поучаствовать. Да и в новом платье, что ей прислали из самого Рима, ей тоже очень хотелось покрасоваться.

Вот и сейчас, заслушав призывы служанки о том, что маленькой госпоже надо укладываться пораньше, ведь завтра будет большой день и надо выспаться, Тэсия приложила палец к губам и приказала Неро молчать, и спрятаться вместе с ней. Желания ложиться спать, не было никакого.

Тэсия строго посмотрела на раба. – А хочешь, я покажу тебе свое тайное секретное место? О нём никто-никто не знает. Только если ты кому-то о нем проболтаешься, – я велю слугам отхлестать тебя до крови.

– А разве Неро когда-нибудь давал повода маленькой госпоже ему не доверять? – с некоторой обидой спросил раб.

– Ладно – ладно, не давал. Ну, хорошо, тогда бежим быстрей к конюшне.

– Но моя госпожа, – рабам, которые не работают в конюшне, – нельзя там находиться. Меня же накажут. Неро и так повезло, что ему дали работу при доме, а не работать в поле, как все.

– Какой же ты трус! Видишь – ты не доверяешь мне, а я тебе готова открыть свой секрет. Я же тебя не выдам.

– Неро не трус, Неро боится за свою мать. Могут наказать и её, а Неро очень любит свою мать, – оправдывался мальчик.

– Так, вообще-то, я тебе приказываю, – сказала холодным тоном, Тэсия. – А, ну, быстро за мной и успокой своего щенка, а то он своим лаем нас всех выдаст. Только ты не беги сразу за мной, а чуть-чуть подожди.

Неро, схватив щенка в охапку, и зажав ему пасть рукой, чуть выждав, побежал за Тэсией к конюшне. Тэсия, забежав внутрь, уже залезла по лестнице под крышу, где сушилось сено, и где хранили мешки с зерном для скотины и, свесившись с края, поманила его рукой к себе. Неро со щенком залез к ней. Они находились под самой крышей конюшни.

Здесь, если залезть на балки под самой крышей, в самом дальнем углу можно было отодвинув пару рядов черепиц, после чего любоваться отличный обзором ночного небосвода. Тэсия часто здесь пряталась от всех и никто, как она думала, не знал об этом её потайном месте. Она любила лежать и смотреть на звездное небо, представляя, что разговаривает с душами людей, ушедших из этого мира. Она очень хорошо помнила тот период жизни, когда они жили всей семьей в гарнизоне, в землях Скифии, что на самом краю Земли. И там, ей однажды поведали легенду, – что все эти светящиеся точки на небосклоне, – это души умерших людей. И они наблюдают за тобой в темное время суток, когда ты особенно беззащитен.

Кто-то охраняет твой сон от злых духов, а кто-то наоборот указывает злым духам твое местоположение. И она любила, разглядывая небосвод, угадывать, какая же это звезда – добрая или злая. Если звездочка горела, как ей казалось, синим цветом или моргала, – значит, это был её ангел – хранитель. И если она увидит своего ангела-хранителя, – то можно было спать спокойно. А если она была другого цвета, – то надо ложиться спать, непременно укрывшись покрывалом, и тогда злые духи не смогут указать дорогу злу, к тебе.

Мама и отец подшучивали над нею, говоря, что все эти звезды всегда одного белого цвета. Тэсия очень злилась и больше на эти темы, старалась с ними не разговаривать. Вот и сегодня, она при первом знакомстве спросила отца Дариона – а что он знает про добрых и злых духов, то священник её резко оборвал, и сказал, что это всё ересь, и где она только могла услышать этот бред язычников? – Да, все души попадают на небо. Но это души праведников, и это никак не эти светящиеся точки на небе.

– Да он не лучше других. Такой же слепой и не видит ничего, – с обидой подумала про себя Тэсия и решила, что лучшим наказанием для Дариона будет, – это её полное игнорирование и его, и всех его глупых советов. Вот поэтому, ей и хотелось непременно сегодня, с кем-нибудь поделиться своей тайной. Ведь сколько можно хранить это в себе, не обсуждая это ни с кем, особенно если ты маленькая десятилетняя девочка? А Неро подходил для этой роли – лучше всего. Он был немногословен, послушен, предан и даже забавен. Он был совсем не похож на свою мать, Луцинию, более темнокожую рабыню, а про отца Неро никто ничего не знал. Вот этой своей немногословностью Неро одновременно и притягивал к себе Тэсию, и одновременно очень раздражал.

Но Тэсия, не в силах сдерживаться, решила всё-таки поведать Неро свой секрет, рассказав ему скифские легенды о духах на небе.

Мальчик, поначалу слушал её больше из уважения, но по мере её рассказа, он очень загорелся, и неожиданно её перебил. – А там может быть мой отец?

Тэсия, весьма смутилась, неожиданным вопросом. – Конечно же. Там же все умершие души, и плохие, и хорошие. А разве твой отец умер? А какой он был – добрый или злой?

– Моя маленькая госпожа, я ничего не знаю о нём. Я никогда его не видел. Мама никогда на эту тему не говорит и запрещает даже упоминать об этом.

– Но хоть какой он был? Кем он был, как выглядел?

У Неро, после всех рассказов Тэсии, против его желания, подкатили невольные слезы к глазам, и он отвернулся, явно желая скрыть это от девочки. – Моя госпожа, нас точно хватятся. И меня и мою маму накажут, если нас найдут здесь. Позвольте мне уже пойти домой?

– Ладно, можешь идти. Только смотри, никому об этом месте не проболтайся. Ты меня понял? Иначе я прикажу, и у тебя отберут твою собаку.

Неро спустился с лестницы, и быстро побежал к своему дому. Благодаря тому, что мальчик и его мама работали при доме, они в отличие от большинства рабов, работающих на полях – имели некоторые привилегии. Они жили, не как все рабы в большом сарае, а в отдельной маленькой комнатке, которая была частью большого сарая, разбитого на маленькие отсеки, в которых и проживала вся домашняя прислуга. Сарай, находился очень близко к хозяйскому дому, чтобы прислуга всегда была наготове, когда её позовут.

Луциния уже была дома. – Ну, и где ты бродишь? Я уже с ног валюсь. Хозяйка нас всех просто загоняла подготовкой к завтрашнему празднику. Вот, я кое-что принесла из кухни. Садись, поешь. Там, на столе, – хлеб, немного сухих фиников и кусочек мяса. Поешь, а я пойду уже лягу, – завтра очень рано вставать.

Неро подскочил к столу, уселся на стул и, схватив хлеб, жадно в него вгрызся. – Мам, а какой был мой отец?

Мать отвернулась, и не глядя на сына, произнесла. – Я сколько раз, просила тебя не говорить со мной на эту тему? Разве я плохая мать и тебе со мной плохо?

Неро, вскочив из-за стола, и подбежал к матери, обняв её. – Мама-мамочка, ну что ты, я тебя так люблю. Просто Тэсия сегодня меня спросила, – а какой был мой отец, хороший или плохой, а я ведь ничего о нём не знаю. Мы когда сегодня играли с ней и Бруно …

Луциния, отстранила от себя сына. – Я сколько раз говорила тебе, чтобы ты был осторожен с хозяевами, и остерегался говорить с маленькой госпожой на любые темы. Ты почему меня не слушаешься?

– Хорошо мамочка, я больше не буду, – пробормотал смущенно Неро и вдруг его взгляд упал на щенка. – Ой, смотри, Бруно залез на стол и хочет стащить мясо с тарелки. Бруно, – ты такой наглый пес.

Мальчик рассмеялся и, схватив щенка, начав его тискать. Бруно лаял, изворачивался, стремясь куснуть мальчика, и в то же время тянулся своей мордой, к миске.

– Да, дам я тебе сейчас, твою кость, дам. Неро снял мясо с кости, и кинул косточку щенку. Пёс схватил косточку и залез под кровать к мальчику, и, урча от удовольствия, принялся ее грызть. Мама с усталой улыбкой следила за этой возней.

– Я уж и сама не знаю, хороший ли был твой отец или злой? Но его нет с нами, Неро, и я тебя прошу, не пытай ты меня больше этими расспросами. И выведи, наконец, поскорей Бруно на улицу, пусть он сделает все свои дела, чтоб нас ночью не будил, и давай ложись уже спать, – завтра у всех нас трудный день.

– Ладно, мам.

Бруно, как будто понял, что речь идёт о нём, выскочил из-под кровати, завилял хвостом, и начал скрестись у двери, просясь на улицу. Неро открыл дверь, и выпустил пса. Щенок тут же радостно помчался к изгороди, явно не скрывая своих намерений. Неро взглянул на небо, и, вспомнив всё, что ему сегодня говорила Тэсия, произнес негромко вслух. – Интересно, а где же ты здесь, папа? А ты будешь меня оберегать, и заботиться обо мне, или я для тебя безразличен? А ты вообще знаешь, что я существую? И почему моя мама не хочет ничего говорить о тебе? Ты разве сделал что-то такое, что она стыдится тебя? А может ты обидел ее?

Небо молчало. Мальчик опустил голову, и начал всматриваться в темноту, выискивая пса. – Бруно, ну где же ты, а ну-ка пошли домой. Ко мне Бруно, ко мне, негодник.

Тэсию укладывали ко сну. Рабыня расчесывала ей волосы, и тут в спальню дочери зашла Лидия. – Ну, как дочка, готовишься к завтрашнему празднику? Ты уже померила платье, которое нам прислали?

– Мам, да мерила уже, мерила. Я тебе сто раз уже говорила об этом сегодня. Мам, а может, не будем завтра крестины делать? Мне что-то не нравится этот Дарион. Завтра же такой праздник в честь Дианы – охотницы будет.

Лидия строго перебила дочку. – Отец Дарион будет твой духовный отец. Все приличные римские семьи имеют духовного отца. Нас и так упрекают, что мы так долго жили среди варваров, и что мы вообще может быть даже не христиане, а и есть те самые настоящие варвары. Ты же не хочешь, чтобы в тебя тыкали пальцем и шептались за твоей спиной? Опала отца рано или поздно закончится, и мы вернёмся в наш городской дом. Видишь, отца уже вызвали в казармы. А я и так полжизни провела неизвестно где, вдали от настоящей жизни. С меня этого всего уже и так достаточно.

– Мам, а разве в Скифии нам было плохо? Лично мне там очень нравилось.

– Тэсия, девочка моя, это потому, что ты почти всю жизнь провела там, а твоя мать происходит из древнего римского рода, и мы всегда были приближенные ко двору василевса. И мы должны быть там снова. А твой отец думает только о военной карьере. Поэтому о твоей судьбе как следует, позаботиться, могу только я. И я слышать ничего не хочу о твоих капризах. Завтра, чтоб слушалась и делала всё, как говорит отец Дарион.

– Всё, хватит ее расчесывать, весь сон её разгоните, – обратилась она к рабыне. – Всё, спи моя дорогая. Лидия поцеловала дочку в лоб, и вышла с рабыней из спальни.

Тэсия лежала и думала. – И зачем она так разоткровенничалась сегодня с этим Неро? Он ведь ещё возьмет и зазнается. Ну, ничего, – уж завтра она ему задаст. Подумаешь, чего себе возомнил, – она с ним и его псом играет, свой секрет ему рассказала, а он всё молчит и молчит. Только и делает, что слушает. Хотя правильно делает, что молчит, если бы болтал много – уж она бы ему показала. И вообще, отберу у него этого пса Бруно, – сразу будет знать. Пусть только попробует завтра не делать так, как она скажет – она именно так и поступит. Тэсия не помнила, как сегодня были «расположены» к ней духи на небе, её глаза слипались, а вставать к окну проверить уже не хотелось, и поэтому она на всякий случай натянула одеяло на голову.

Глава 3

Хильдебальд был чернее тучи, он был крайне зол, и всю свою злость вымещал на своей команде. Военно-транспортное судно вандалов под его командованием держало курс по направлению к Риму.

Все было не так в этом походе, начиная с самой его цели. Вернее, места Хильдебальда в этой цели. Корабль держал путь, не к самому Риму, а чуть южнее его. Гейзерих, правитель вандалов, не взял его в состав основной группы, которая направлялась к самому Риму, и Хильдебальд в числе других, вошел в группу, отдельных дозорно-разведывательных групп, которых отправили по окрестностям и предместьям, вокруг самого Рима. Но Хильдебальду было плевать на других. Почему именно его не взяли с собой в главную точку высадки? Разве он не достоин быть в первых рядах, рядом с правителем? Почему Гейзерих так поступил именно с ним? Это единственное, что сейчас полностью занимало его ум.

Да и сама погода похоже тоже была с главнокомандующим заодно. Даже ветер казалось, издевался над ним. Только стоило выставить парус, как, намечавшийся, было, порыв ветра снова стихал, и приходилось вновь, садиться на весла.

Гейзерих открыто объявил, что воины могут брать все, что увидят, и что смогут увезти их корабли. Но что с этого толку, и что можно взять с деревенщины в той местности, куда он должен высадиться, в то время как в Риме, хранились настоящие богатства. Но богатства, конечно, тут были совершенно не причем. С каких таких пор, он, Хильдебальд, неизменный спутник всех походов Гейзериха, – оказался в числе отверженных? Чем он заслужил всё это?

Мальчишка Промиус, который сейчас торчал на носу корабля и смотрел вдаль, – тоже был невольной причиной злости капитана. Это был его незаконнорожденный сын от одной из его наложниц. Мальчишка боготворил отца, и хотел быть похожим на него. Хильдебальд держал сына в ежовых рукавицах, с самого раннего детства забрав его от матери, и никогда не показывал ему своего, настоящего к нему расположения, сурово воспитывая его, как воина. Промиус, несмотря на свой десяток лет, был очень крепким, весьма ловким и мускулистым мальчиком, и втайне отец очень гордился им, поскольку по характеру сын очень напоминал ему его самого себя, также выросшего бастардом.

Несмотря на все уговоры близких, не брать еще юнца с собой в поход, Хильдебальд твёрдо решил сделать это. Опасности он в этом не видел никакой, ибо римская армия сейчас после смерти полководца Аэция, главнокомандующего убитого василевса Валентиниана, не представляла вообще никакой угрозы, и вся эта экспедиция представлялась ему всего лишь легкой прогулкой, после которой, они привезут богатые дары домой. Это очень подходящий случай показать сыну, что такое военная операция и при этом, не было, почти никакого риска.

И вот каким сейчас примером, он должен быть для него, после того, как его самого, как последнего никудышного воина, не взяли в головной отряд главнокомандующего? Но опасения отца по этому поводу были напрасными. Промиус был слишком далек от интриг и хитросплетения взаимоотношений в мире взрослых, и он был буквально очарован всей атмосферой происходящего. Он, наконец-то с отцом, в самом настоящем походе, и ему выдали меч, пусть и короткий, специально для мальчика, зато это был настоящий меч из железа, а не тот деревянный, с которым ему позволялось тренироваться дома, в Карфагене. Меч был хоть и железный, но ему дали его не заточенным, что сильно огорчило мальчика. Они что думают, что он не понадобится ему? Ну и какой же он, тогда воин с таким тупым мечом, и Промиус тайком от всех, заточил его самостоятельно с обеих сторон.

В общем, несмотря на все эти маленькие недостатки, самое главное, это то, что он сейчас на корабле, рядом со своим отцом. В руках у него настоящий меч, и впереди их ждет блестящая победа. И он обязательно будет героем, таким же, как и его отец, и вряд ли кто-нибудь, более счастлив в этот момент, чем Промиус. Мальчик вытащил меч и начал атаковать своего невидимого врага и весьма сильно увлекся этим виртуальным поединком, войдя в раж.

Вот в этот момент его и увидел отец, и кликнул своего помощника Трира, худощавого долговязого мужчину лет тридцати пяти, бритого налысо и с тонкими поджатыми губами.

– Помощник, а почему у вас на корабле, люди шатаются без дела?

– Капитан, простите, – но у нас все заняты делом.

– Тогда почему я вижу, что у вас на носу стоит бездельник? Ему что, работы никакой не нашли?

Трир увидев мальчика. Тут же сориентировался. – Вас понял, командир. Сейчас же отправлю его чистить в трюм бочки.

– Ну и чего же вы ждете? – в выжидательном тоне спросил Хильдебальд.

– Понял, командир. Трир замялся, не зная, как обратиться к мальчику, но решил выбрать нечто нейтральное и прокричал. – Эй, на носу, а ну, быстро ко мне.

Мальчик, краем уха, услышал какой-то звук и обернулся. Увидев грозное лицо отца и его помощника, Промиус понял, что ему не послышалось, и он тут же, мигом, оказался, возле них. Отец демонстративно отвернулся, своим видом показывая, что его тут нет.

Трир сделал грозное лицо.– А ну, бегом вниз, в трюм. Там найдешь Ольдиха. Поступишь в его распоряжение. Тебе всё понятно? Мальчишка послушно кивнул.

– Тогда бегом исполнять.

Промиус, видя хмурого отца, понял, что лучше ничего не переспрашивать и делать то, что ему приказали. Хотя мальчишка даже был рад, что попал в подчинение к Ольдиху, добродушному увальню средних лет. Ольдих работал при доме Хильдебальда, в качестве помощника по дому. Там помочь, там принести, там починить, в общем, работа при доме, всегда найдется.

У Хильдебальда он был еще со времен взятия Гейзерихом Карфагена в 439 году и с тех пор всегда и везде, был непременным атрибутом среды обитания своего хозяина.

А с тех пор, когда появился на свет Промиус, на Ольдиха возложили также и ответственность няньки-сторожа мальчика и увалень скорее был этому рад, чем недоволен. Наконец-то, можно было увильнуть от тяжелой работы, всегда сославшись на то, что занят своим подопечным. Да и по правде сказать, ему действительно нравился этот мальчишка, и он сам, очень привязался к Промиусу.

Промиус отвечал на эту заботу крепкой дружбой, и если бы кто-нибудь, спросил бы мальчика, – кто его лучший друг, то ответ был бы всегда неизменным, – Ольдих. Настолько крепко мальчик прикипел к толстяку. Ольдих был непременным спутником во всех играх и начинаниях своего опекуна, и, будучи постоянным противником Промиуса в мальчишеских битвах, всегда щадил его самолюбие, поддаваясь ему в этих «схватках».

А еще у Ольдиха, как у друга, было одно прекрасное качество – он умел слушать. Вернее, он почти никогда не перебивал своего собеседника, стараясь не выпячивать себя, и лишний раз не лез в конфликты, если только дело, не касалось хорошего угощения и выпивки. Вот тут лучше бы никому не становиться на его пути. Все это знали, и это было объектом постоянных шуток и нападок на него, а Ольдих был слишком добродушен, чтобы обижаться за это на других. Вот под командование такого субъекта, и попал сейчас Промиус.

Спустившись вниз, мальчик, проходя мимо гребцов, сидящих на веслах, увидел их не слишком добрые взгляды, но не придал этому, никакого значения, ведь и смех и весёлое настроение никогда не были спутниками этого тяжелого каторжного труда, и он прошел дальше, вглубь кормы.

К его удивлению, он застал друга, непривычно ворчливым, и сразу решил начать с шутливого предположения о том, что он знает, почему Ольдих сегодня такой злой. А это всё потому, что он не получил достойный его кусок мяса, который он заслужил своей беззаветной и преданной работой.

– Я бы на твоем месте, не очень бы и веселился, – Ольдих даже не улыбнулся на его шутку. – Ты видел своего отца? Видел, в каком он сейчас состоянии?

Мальчик прекратил улыбаться, и недоумённо посмотрел на друга. – Да, но я думаю, что он злой, потому что третьи сутки нет ветра, и вся команда, очень устала.

Ольдих горестно покачал головой, и жестом показал, чтобы мальчик подошел к нему поближе и заговорил шепотом. – Тут дело совсем в другом. Команда очень недовольна тем, что мы идем по другому маршруту, и, оказывается, мы прибываем не в сам, Рим, а в какую-то глухую деревню. А в Риме, говорят несметно богатств и золота – не то, что в том захолустье, куда мы высадимся. Оттого и команда очень злая, и хочет ослушаться приказа и отправиться к основным силам в Рим, потому что там и будет основной «праздник».

– А папа об этом не знает? Надо же ему сказать об этом. Промиус вскочил, и хотел было уже бежать наверх, но Ольдих схватил его за руку. – Ты куда?

– Наверх, к отцу. Надо же спешить, – уставился на него мальчик.

– Сейчас нельзя. Все всё сразу поймут. Дождись сначала ночи. Потом пойдешь к отцу и всё ему скажешь. Никто и не заподозрит тебя, если ты захочешь на ночь пожелать отцу спокойной ночи.

– Я уже не маленький. Я – воин, и сплю там, где спят все воины, – обиделся Промиус.

– Ладно-ладно, большой уже. Только тогда послушай своего друга. Ты же не хочешь подставить своего отца?

– Не, не хочу, – покорно согласился мальчик, не в силах противостоять грузу доводов.

– Тогда бери нож, и отчищай днище бочки от винного камня.

Промиус сжал губы, взял нож, и начал с ожесточением отскабливать днище бочонка.

Тем временем, на капитанском мостике стояли двое, Хильдебальд и его помощник Трир. – Трир, скажи мне, о чём говорит команда, когда узнала, что мы не направляемся в Рим? Как они отреагировали на это?

– Капитан, я бы соврал, если б сказал, что команда это восприняла с воодушевлением. Ворчат, конечно. Но пока всё под контролем. Я не допущу своеволия и хаоса в команде. Можете на меня положиться. Вечером я им выдам двойную порцию вина, – так что успокоятся и заснут. А судя по наступающим переменам, а я в этом хорошо разбираюсь, то завтра, а возможно, уже сегодня ночью, штиль сменится на ветер. И думаю, что не позднее завтрашнего обеда, мы будем на месте.

– И всё же, Трир, я всё равно не понимаю, – почему Гейзерих так отнесся ко мне? Ты же давно со мной. И меня знаешь. Неужели я заслужил такое отношение? В отличие от всех этих придворных подлиз, которые считают Карфаген своей родиной, я еще не забыл, что главное назначение вандала, – это быть воином.

– Не знаю, командир, но видимо у Гейзериха свои планы. Поговаривают, что с южной стороны, возможно, могут появиться силы, которые могут нанести удар по нашей основной группе, которая высадится в Риме. Ведь если бы вы были главнокомандующим – разве вы бы не также поступили? Поэтому он и выставляет авангард с этой стороны и поставил вас именно сюда, потому что доверяет вам и знает.

– А ты дипломат, – усмехнулся Хильдебальд. – Умеешь поддержать. Хотя я думаю, что всё не совсем так, как ты описываешь. Ладно, Трир. Я доволен твоей работой. Я, в отличие от тебя, в морском деле, не очень-то разбираюсь, поэтому здесь всецело доверяю тебе.

– Спасибо командир. А сейчас, если вы позволите, я пойду и объявлю команде о том, что это именно вы распорядились, выдать удвоенную порцию выпивки. Им будет приятно знать, что командир о них заботится.

– А ты не прост, Трир, – улыбнулся Хильдебальд. – Ступай и сделай так.

Глава 4

Бескрайние монгольские степи. Весна в этом году, опять выдалась ранняя, жаркая и засушливая. Трава, не успевшая, как следует взойти, была уже зелено-желтого цвета, выжигаемая нестерпимым солнцем, и тянулась до самого горизонта. Заяц-толай, выползший из норы в поисках еды, потерял бдительность и не заметил стелящуюся тень по земле. Стремительным броском беркут вонзил ему острые когти, прямо в голову. Проверив, что жертва не шевелится, беркут разбежался и снова поднялся ввысь, принявшись кружить в синей вышине над жертвой. Через какое-то время на горизонте показалась точка, которая по мере приближения приобретала очертания человека, появление которого, видимо и ожидала птица.

Человек подошел к убитому зайцу, присел на одно колено и откинул накидку, закрывающее лицо от слепящего солнца. Взору явилось худое морщинистое волевое лицо седой женщины. Старуха подняла голову кверху и свистом позвала беркута. Ловкими и уверенными сильными движениями, не по годам, она вспорола зайцу живот и выпотрошила все внутренности на землю.

– Ты уж прости меня, Октай, что не даю его тебе, на растерзание, а то ты всю шкуру испортишь.

Старуха отодвинула в сторону беркута всю требуху, и беркут, размахивая крыльями, подскочил к куче и начал жадными рывками раздирать и заглатывать пищу.

Скудная растительность, недостаточная для прокорма скота вынуждала становище кочевников опять сниматься с места, и пускаться в поиски, более плодородных земель. Долгие скитания и переходы с одного скудного места на другое, и так уже третий год подряд.

Можно было, конечно, двинуть в сторону Байгаал-далая – Большой воды, но племя было слишком малочисленно, чтобы оказать хоть какое-то давление, на другие, более удачные племена, чтобы те поделились своим охотничьим ареалом. Поэтому и приходилось выбирать из того, что было в засушливых степях. Вот так они и застряли в двух-трех днях перехода к большой воде.

Уныние, которое было непременным спутником этого племени, на третий год лишений и скитаний уже переполнило чашу терпения, и сменилось непременным желанием найти виновных во всех этих несчастьях. Этим виновным оказалась шаманка Цэрэн, которой и вменили все неудачи и невезение племени, за то, что она, несмотря на все свои камлания и привороты, так и не могла призвать на иссушенную землю, хоть самого маленького дождя.

Её даже хотели прогнать из племени, но поскольку других шаманов в племени не было, – ей было разрешено остаться, но свою юрту она должна была ставить, в некотором отдалении от становища. Цэрэн была крайне нелюдимой, и мало с кем разговаривала без особой необходимости, и поэтому решение, жить отдельно от всех, её даже обрадовало.

Никто не знал, сколько ей лет, и даже вождь племени, помнил её с самого своего детства, как немолодого человека. Единственный человек, с кем она вела себя отлично от всех, была её внучка, хотя в действительности, она не была её родней. Совсем маленькой, ребёнком с вьющимися огненно-рыжими волосами, десять лет назад, её нашли на одном пепелище, посреди разграбленного и сожженного небольшого поселения. Она лежала среди догорающих костровищ, в богато отделанной шкуре, а на шее у нее был амулет с каким-то чудным красивым камнем, и при этом, она не издавала ни звука. Если бы не Октай, севший рядом с ней, все прошли бы мимо неё.

Цэрэн взяла ее к себе, и дала имя Эрдэнэ, в честь этого камня, и с этим амулетом, девочка никогда не расставалась, почитая его как свой оберег. Вот так они и жили обособленно, вдвоем. Вернее втроем. Третьим был Октай, ручной охотничий беркут, которого Цэрэн подобрала молодым с перебитым крылом и выходила его. Вот благодаря этому умелому охотнику, у Цэрэн и Эрдэнэ, никогда не переводилось мясо – то птицы, то степных зайцев, то других мелких грызунов.

Эрдэнэ брала пример со своей бабушки, и тоже старалась, меньше общаться не только с соплеменниками, но и со своими сверстниками, которые норовили обидеть сироту. Но на всякую обиду, нанесенную ей, она обещала обидчикам, рассказать обо всём Цэрэн, и та призовет на их головы злых духов, и это почти всегда действовало безотказно, отваживая особо надоедливых. Эрдэнэ предпочитала общению с людьми, – общение с животными, а также играла с фигурками в виде животных и людей, которые делала её бабушка. Это были тотемы и обереги, которые стояли в любой юрте, и защищали ее, от пришествия злых духов.

Эти тотемы, Цэрэн меняла у своих соплеменников на еду и шкуры. Эрдэнэ, в последний год, подражая бабушке, также принялась, мастерить свои тотемы. Только каждый раз у нее выходили какие-то необычные неведомые животные. То лошади с длинной шеей, то с большими крыльями, то ещё какие-то неведомые создания, – и бабушка очень злилась на неё, за это. Вот и сейчас, когда Цэрэн варила в котелке обед из того самого зайца, подбитого Октаем, Эрдэнэ старательно вырезала какого-то неведомого Шаманке, зверя.

– Ну, где ты видела лошадь с крыльями? Таких же зверей не бывает. Люди не будут брать такие тотемы. Они в них не верят.

– Бабушка, ты просто не знаешь. Есть такие звери, и с длинными шеями и с крыльями, есть. Я не вру.

– Ну, и где ты их видела и откуда ты про них можешь что-то знать?

– Я просто знаю, – Эрдэнэ была непреклонна. – А еще есть такие, с огромными клыками и длинным носом. Они огромные, как самая большая юрта. А ещё есть такие, которые плавают в большой воде, и могут вылезать на берег, и там жить.

– Про этих, с большими клыками, я слышала очень давно. Уже и не упомню, от кого. Может от твоей прапрабабки. Она тоже делала, тотемы, как и мы. Вот, кажется, что я видела у нее такой. Не помню, Эрдэнэ, – давно это было. А вот про рыб, которые выползают из воды и живут на суше, Эрдэнэ прости, но такой сказки я никогда ещё не слышала. Даже в Байгаал-далай, никто никогда их не видел.

Цэрэн видимо представив себе эту картину, рассмеялась, и от смеха села на пол, и долго не могла успокоиться.

Эрдэнэ была настроена миролюбиво. – Можешь сколько угодно, смеяться бабушка, но я их видела в своих снах.

Цэрэн вытирала рукавом слезы от смеха. – Ну, во снах мы можем увидеть и то, что будет, и то, что было на самом деле. Но иногда и такая дурость приснится, что я уж и сама не знаю, как это объяснить. Лучше бы ты сделала фигурку беркута. Вот смотри на Октая, и просто делай таких же, как он. И не делай только ему опять большие крылья, – а то я уже не знаю, что придумывать, когда отдаю это людям.