Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.13"
Автор книги: Кир Булычев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 58 страниц)
Без пяти два на площади появился полицейский командир. За ним двигалась повозка, нагруженная разного цвета и размера мячиками и шариками.
За повозкой шествовали вереницей полицейские, переодетые покупателями. Командир загребал с повозки несколько мячиков, вываливал их на стол продавцу, в обмен безмолвно забирал привезенный товар. Все молчали. Во-первых, с местной полицией не спорят, это закон шоп-туриста, во-вторых, каждый понимал, что любой обмен в пользу гостей. Десять мячиков – это десять солидных предметов из далекого будущего. Каждый можно толкнуть в Вологде долларов за двести как минимум. Поездка окупилась.
Вываливая на столик мячики, командир говорил каждому продавцу одинаково:
– Благодарю за визит. Попрошу в гостиницу, где вас ждет вкусный обед с прохладительными напитками.
Туристы потянулись к автобусу. Они оживленно беседовали и сговаривались в гостинице обменяться товарами, если кому чего не подходит.
Дама с красным ртом уже ждала в автобусе.
– После обеда полчаса личного времени, – сообщила она, – затем экскурсия на кладбище. Для желающих.
– Зачем? – не понял Минц.
– Посмотреть на свое захоронение и захоронения ближайших родственников и соседей.
Удалов закручинился. Ему не хотелось смотреть на свою могилу, но отказаться от визита он не посмел.
– У нас не хватает одного молодого человека, – сказал Минц. – Но вернее всего, он ушел в гостиницу поиграть с мячиком.
– Ничего с ним не случится, – равнодушно ответила дама. – Здесь нет преступности.
Обед оказался сытным, но скучным, недосоленным и пресным. Прохладительные напитки были чуть теплыми, чай – просто теплым.
Потом они поднялись в двойной номер. Удалов вывалил мячики и шарики на кровать.
– Может, не стоит их сейчас оживлять? – спросил Минц. – Если тебе достался слон, то получится трагедия.
– Но на удава я могу полюбоваться? – спросил Удалов.
– Любуйся, – согласился Минц. – Только осторожно.
Удалов стал рассматривать шарики в надежде угадать, какой из них содержит в сложенном виде удава. Даже легонько мял их руками. Шарики были тяжелыми, словно сделанными из каучука. Один прохладнее прочих. Может, в нем змея?
Под дверь в комнату вполз листочек бумаги.
– Смотри, – сказал Корнелий. – Выходят на связь. Может, это Миша Стендаль просит помощи?
– Осторожнее, – предупредил Минц. – Мы в чужой стране.
– В своей, – возразил Удалов. – Но изменившейся.
– И мы знаем о ней не больше, чем о Бангладеш, – сказал Минц.
– Прочтем? – Удалов сделал шаг к листку бумаги.
– Давай, – согласился Минц. – Читай вслух.
Сам отошел к окну и стал выглядывать наружу – но что увидишь с шестого этажа, кроме зеленого парка и пролетающих над землей средств передвижения неясного вида?
Удалов подобрал листок.
– «Могу поговорить за умеренное вознаграждение, – прочел он вслух, – расскажу тайны. Если согласны, то на кладбище у могилы Корнелия Удалова буду стоять за деревом. Доброжелатель».
– Ох не нравится мне это, – сказал Удалов, в сердцах отбрасывая листок, который полетел над кроватью и приземлился в руки Минцу. – И на кладбище я идти не хотел. Какого черта мне смотреть на свою могилу? Мазохизм это какой-то! Ну кто в наши дни смотрит на свои могилы?
– А я пойду, – сказал Минц. – Я думал убежать от них, пройти по улицам, заглянуть тайком в библиотеку. Для этого и шляпу выменял. Чтобы от них не отличаться. Но боюсь, что моя акция была обречена на провал, так как мы буквально окружены их агентами и переодетыми полицейскими. Теперь же у меня проявился просвет. Что у тебя осталось из ценных вещей?
– Янтарное ожерелье, – сказал Удалов. – Я его спрятал.
– А у меня… – Минц залез двумя пальцами в верхний карман пиджака. – Где же мамино колечко? Ага, здесь! И царская десятка! Думаю, за этот ченч мы с тобой узнаем все, что нужно.
– Иди без меня, – упрямился Удалов. – Мне еще пожить хочется.
Но конечно же, Минц его уговорил. В каждом человеке таится любопытство перед лицом собственной смерти. Скажите мне: «Хочешь ли узнать, какого числа и какого года ты помрешь?» – я закричу: «Ни в коем случае! Подарите мне неизвестность!» А тебе скажут: «А подглядеть хочешь?» Ты ничего не ответишь, но, внутренне содрогаясь, пойдешь и станешь подглядывать в скважину.
Удалов сказал себе, что только дойдет до кладбища, погуляет там, посмотрит на могилы соседей – может, даже им поклонится… хоть и это не очень красиво. Живут твои соседи, зла против тебя не таят, а ты цветок несешь к ним на могилу…
Вошел кавказский человек из агентства и велел выходить на экскурсию. Удалов положил в карман мячик с предполагаемым удавом и спустился вниз.
Остальные тоже стояли у автобуса, были они настроены мрачно, бледны и смущены неправильностью своего поведения перед лицом вечности. А когда подошла дама с длинным лицом, неся девять букетиков из искусственных цветов, и раздала их, все брали букетики с благодарностью.
– А где Стендаль? – спросил Удалов. – С ним все в порядке?
– А что может быть не в порядке с молодым человеком, который купается в море любви? – искренне ответила женщина.
– А когда выкупается? – спросил Минц.
– Присоединится к группе.
Залезли в автобус.
Минц велел внимательно смотреть по сторонам, чтобы доложить Академии наук, но Удалов все забывал, потому что мысли возвращались к скорой встрече с собственной кончиной.
Дорога на кладбище вела через городские окраины. Они были различными. Кое-где сохранились старые гуслярские дома, ведь сто лет для хорошего дома – срок небольшой. Кое-где поднимались дома новые. Как ни странно, они производили впечатление запущенности и заброшенности. И народу было немного, и дети не шалили на детских площадках. Может быть, подумал Удалов, эти люди отвезли с утра малышей по детским садикам, а сами углубились в созидательный труд?
Большую лужайку подстригала машина. За то время, пока проезжали мимо, Удалов успел полюбоваться, как она ровно стрижет траву, складывает сено в кубики, а кубики завязывает в пластиковые пакеты. Только Удалов хотел похвалить машину, как заметил, что на следующем газоне стоит такая же машина, сломанная. Сломанная, потому что из ее выходного отверстия до половины высунулся куб сена, но так и не вышел до конца. Словно не состоялись роды. Сено пожелтело, как пожелтели и кубы сена, разбросанные по газону. Некому было их собирать.
– «Только не сжата полоска одна», – сообщил Удалов.
– По моим наблюдениям, – сказал Лев Христофорович, – наш с тобой, можно сказать, родной городок значительно вырос за последние сто лет, но затем пришел в упадок.
– Вы тоже так думаете?
– Посмотри на дорожки. Трава между плит. Посмотри на стены домов. Когда их красили в последний раз? Посмотри на детскую площадку – она заросла крапивой. Сомнений нет – эта цивилизация переживает упадок.
– Но как же тогда их достижения? – спросил Удалов.
– Достижения… А ты уверен, что это достижения современные, а не успехи вчерашнего дня?
Удалов не был уверен.
Автобус остановился у ворот кладбища. Ворота были приоткрыты. Туристам велели слезать и расписаться в книжечке кавказца, что каждый должен фирме «Голден гууз» десять долларов либо в рублевом эквиваленте за посещение кладбища и ознакомление с родными могилами.
Расписывались без спора, и каждый думал: «Черта с два я тебе отдам эти деньги, грабитель проклятый!»
У ворот стоял сторож в черном фраке и конической шляпе.
– Из какого периода прибыли? – спросил он, блеснув глазом из-под шляпы.
– Разве не видишь? – озлобилась женщина с красными губами. – Плановая группа.
– Сейчас проверим.
– А разве не всем сюда можно ходить? – спросил Удалов.
По дорожке навстречу шла местная семья, все в шляпах, очках, с лопаточками и граблями. Сразу понятно, что совершали уход за могилой.
– Туристы из прошлого только в организованном порядке, – ответил сторож. Он отыскал в черной потрепанной книге группу из Великого Гусляра образца августа 1996 года. Но что удивило Удалова – отыскал ее не в конце, а где-то в недрах книги. И до, и после списка шли другие фамилии, другие группы. Можно подумать, что записали гуслярцев весьма заранее. Минц тоже обратил на это внимание.
– Возможно, всё предопределено, – сказал он тихо, – только мы с тобой остаемся лопухами.
Столь крепкое словцо для Минца – исключение. Но он тоже оказался взволнован, и если бы…
– Если бы не информант, – произнес он грустно, – никогда бы на кладбище не поперся.
Эти слова примирили с ним Удалова.
Первой шла женщина с красными губами. Она повторяла:
– Участок тридцать четыре и далее до тридцать восьмого, второй поворот налево, а оттуда направо до большой аллеи.
К счастью, день был приятным, не жарким, солнце катилось к закату, золотые косые лучи резали листву и замирали на верхушках крестов. Сначала кладбище показалось Удалову незнакомым – а оказывается, это ихнее, родное городское кладбище, только безумно разросшееся за последние сто лет.
Через двадцать минут они перешли к погребениям начала двадцать первого века.
Здесь деревья были выше, и стояли они гуще.
В целом там царило запустение, словно некому было заходить сюда с цветами или просто посидеть.
Сначала шли могилки незнакомых людей, потом вдруг… – как удар молнии!
Небольшая плита, каменная, серая – видно, из гранита. На ней надпись:
«Удалов Максим Корнелиевич».
А чуть дальше – как взгляд метнулся! – словно за грибами пошел Удалов – чуть дальше две могилы рядом:
«Удалова Ксения Сергеевна»…
«Ложкин Николай Иванович»…
«Нет, тут я должен быть!»
А неподалеку кто-то завопил как резаный – это был отставной полковник ДОСААФ.
– Брат мой! – кричал он. – Братишка Василий! На кого ты меня оставил!
Этот крик заставил Удалова отрезветь и прийти в себя.
«Ничего особенного, – сказал он себе. – Ксения на самом деле жива, и я к ней вернусь… Но где же место моего погребения? Что случилось со мной?»
– Простите, – Минц обратился к сторожу. – Вы не посмотрите в своем списке, есть ли здесь моя могила? Меня зовут Минцем, профессор Минц, Лев Христофорович.
– Не может быть! – откликнулся сторож. – Неужели мне довелось лично лицезреть нашего знаменитого земляка? Разрешите пожать вашу руку!
Сторож снял коническую шляпу и склонился к руке Минца. Тот смутился, руку вырвал, чтобы старик не смог ее поцеловать.
– Ну что вы, – сказал он, багровея, – я обыкновенный естествоиспытатель. Не более выдающийся, чем Павлов или Менделеев…
На звук его голоса остальные туристы оборачивались, даже забывали о своих могилах.
– О нет! Выше берите, выше, вы наш Фарадей! – громыхал сторож.
– Нет, только не Фарадей! – Почему-то сравнение смутило и даже потрясло Льва Христофоровича. – Я только хотел узнать, где я похоронен?
– В Пантеоне. Разумеется, в Пантеоне Свободной Земли! – сообщил сторож. – Не здесь же, на этом заброшенном провинциальном кладбище…
– А я? – спросил Удалов.
– А вы, простите, кто будете?
– Удалов Корнелий Иванович.
Сторож принялся водить пальцем по странице, перевернул… И Удалов вдруг воспылал странной тщеславной надеждой: сейчас сторож сообщит, что захоронения Корнелия Удалова на этом кладбище не наблюдается, а похоронен он в Галактическом центре в районе звезды Сириус как ведущий во Вселенной специалист по межпланетным отношениям… А разве не так? Разве он не положил жизнь ради дружбы разных цивилизаций?
– Есть Удалов Корнелий Иванович, – обрадовался сторож. – Вон там, за кустами должен пребывать.
Удалов огорчился. Не с чего было огорчаться, а огорчился.
Прошел за куст и увидел свою могилу.
– А когда я умер? – спросил он.
– Ну как вам не стыдно об этом спрашивать? – обиделся сторож. – Мы же все даты заклеили, как только узнали, что путешествие во времени к нам открыто. Неужели мы имеем право выступать в роли Господа Бога?
И тут Удалов понял, что сторож не лжет – под фамилией была наклейка, замазанная под цвет плиты.
Тут, видно, не выдержали нервы у полковника. Он тоже догадался, что самую жгучую тайну от него скрывают, – потому рванулся к своему скромному, с красной звездой над профилем, черно-мраморному памятнику и стал сдирать ногтями наклейку. Но начал не с той стороны – слева. Из-за этого показались цифры даты его рождения, а узнать о смерти турист не успел. Из-за кустов выскочили два милиционера. Видно, ожидали подобного инцидента, поэтому и затаились. Полковнику заломили руки назад и потащили – не грубо, но уверенно – к выходу. Полковник почти не сопротивлялся. Как военный человек он догадался, что бой проигран, но не проиграна кампания.
Остальные стояли и глядели на сражение.
Минц прошептал Удалову:
– Пошли посмотрим дальше.
И они согласно шагнули в кусты.
Их не сразу хватились – сначала надо было утихомирить полковника.
Минц с Удаловым сначала быстро шли по тропинке, потом Минц углядел проход в кустах за старым монументом, с детства знакомым Удалову, только сильно одряхлевшим, который принадлежал жене купца Якимова. Собственный же монумент Якимова был снесен еще в тридцатые годы XX века.
– Ты думаешь, он нас найдет? – спросил Удалов.
– Он должен за нами наблюдать.
– Я и наблюдаю, – сказал кладбищенский сторож. Как-то он успел их обогнать и спрятаться за кустом. – Времени у нас в обрез. Показывайте, что можете предложить.
Минц и Удалов показали остатки сокровищ.
– Мало, – сказал сторож. – Пиджаки тоже отдадите.
– Если ваш рассказ нас заинтересует, – сказал Минц.
– А как же не заинтересовать? – удивился старый сторож. – Я вам готов тайну выдать. Я же головой рискую.
Они присели за памятником, так чтобы их не видно было с дорожки.
Сторож рассматривал трофеи, но отвечал охотно. Хотя неизвестно, насколько правдиво и насколько исчерпывающе.
Первый вопрос Минца прозвучал для Удалова странно:
– Когда появились путешествия во времени, кто их устроил и кому они нужны?
– Путешествие во времени существует только в городе Великий Гусляр, – ответил сторож. – Начались путешествия на той неделе, и не сегодня-завтра их прикроют. А устроили их наши городские власти.
– Почему? Почему их прикроют?
– Потому что путешествия во времени категорически запрещены, и если бы не крайняя нужда, наш город никогда бы не пошел на нарушение вселенского запрета.
– Но путешествовать в будущее нельзя! – повысил голос Минц.
Сторож прижал палец к губам и ответил шепотом:
– А кто сказал, что это путешествие в будущее?
– Я. Потому что еще вчера я жил за сто лет до вас.
– Чепуха. Эти путешествия организованы нами, проводятся нами, значит, они – путешествия из будущего в прошлое, что, как известно, и теоретически, и практически возможно и даже широко практиковалось в городе Великий Гусляр.
– Значит, они только для нас – путешествия в будущее? – повторил Минц. – Славно придумано.
– Так и доложите своему другу президенту Академии наук, – заметил сторож, чуть усмехаясь.
– А это вы откуда знаете?
– Из библиотеки, – смиренно ответил кладбищенский сторож. – Из вашей желтой и продажной прессы. Со страниц ваших газет, сообщивших о якобы имевших место в Великом Гусляре контактах с будущим. Но учтите, что вы будете разоблачены и поставлены на место.
– В это я верю, – сказал Минц. – Так зачем вам нужны путешествия во времени? Зачем было устраивать эти так называемые шоп-туры?
– Для торговли, – коротко ответил сторож, и Удалов понял, что на этот вопрос он почему-то не желает отвечать. Тогда он сам спросил:
– Расскажите, какой у вас общественный строй.
– Нормальный, – сказал старый сторож.
– И в самом деле свобода?
– Своего рода демократия.
– Почему своего рода? – уцепился за сторожа Минц.
– Потому что живем мы небогато, ресурсы, разграбленные вами и вашими детьми, восстанавливаются с трудом, а кое в чем и не восстанавливаются.
– А с нашей помощью вы хотите восстановить?
– Можно и так сказать.
– А эти… агентство «Голден гууз»? – спросил Удалов.
– За деньги на вашей Земле можно сделать многое. Это самое обычное агентство, оно получает процент и честно исполняет свои обязанности.
– И их не удивляет, что они возят людей в будущее?
– Они неплохо работают, – сказал сторож. – Мы ими довольны.
Тут вмешался Минц. Он молчал – видно, формулировал очередной серьезный вопрос, так что сторож, который чувствовал угрозу со стороны лысого толстяка и совершенно не опасался Удалова, сразу насторожился.
– Но можно ли отправиться в более отдаленное будущее? – спросил Лев Христофорович. – Допустим, через двести, триста лет… Ведь там тоже могут потребоваться наши товары?
– Нет, – сказал сторож. – Все наши попытки заглянуть в будущее были прерваны. Там стена.
– Значит, только к вам, в Великий Гусляр, и только сегодня…
– Кстати, – улыбнулся кладбищенский сторож. – Это тоже будет небезынтересно узнать господину президенту Академии наук и всему военно-промышленному комплексу, который, Лев Христофорович, после вашего необдуманного звонка в Москву уже сутки стоит на ушах и не знает – то ли ждать третьей мировой войны, то ли всеобщего и полного разоружения.
– Но этого не будет?
– Ни того, ни другого.
Удалов старался не слышать приближавшиеся с разных сторон крики и шуршание в кустах. Видно, их хватились и искали.
– Минц, – сказал он профессору, – задавай последний вопрос и будем сдаваться – нас уже почти настигли.
– Что вам от нас нужно? – спросил профессор. Он так смотрел на сторожа, словно хотел загипнотизировать его. Но тот укрылся от Минца под своей конической шляпой.
– Ответить я вам не смогу, – сказал он. – Это равносильно выдаче государственной тайны, но вы догадаетесь обо всем через два дня.
– Но намекнете?
– Пиджак отдадите?
Минц начал снимать пиджак.
– Поторапливайтесь, – сказал сторож, – я их нюхом чую! Мои же сотрудники.
Сторож подхватил пиджак, спрятал его под плащ и сказал:
– Отгадку ищите в моей конической шляпе.
И он разразился дьявольским хохотом.
На хохот из кустов выпрыгнули милиционеры, но при виде сторожа вытянулись во фрунт и первый из них сказал:
– Простите, господин генерал-майор, но мы искали шоп-туристов из прошлого.
– Ничего страшного, – с доброй улыбкой ответил генерал-майор, он же кладбищенский сторож, – получайте моих милых гостей, пускай отдыхают и возвращаются к себе домой. Удовлетворенными и обеспеченными всем необходимым. Как вы видите, друзья, мы, к сожалению, не смогли сохранить те дары природы, которые были истрачены, погублены или проиграны вами, но в имитации природы мы достигли больших высот. Все у нас имеется в копиях. Практически все. Иначе бы не выжить…
Сторож грустно засмеялся, и милиционеры вторили ему.
С кладбища заехали в гостиницу, за молодыми людьми.
Те вышли усталые, но довольные, как туристы после похода. Их спутницы – рыжая хохотушка у лысого бритого парня и очаровательная скромница у Миши Стендаля – шли рядом и на полшага сзади, как стреноженные и усмиренные кобылки.
Остальные туристы встретили их шутками, но шутки были незлыми, потому что все были удовлетворены путешествием.
Автобус провожали сторож, переодевшийся в форму генерала милиции, и несколько покупателей в штатском, в том числе бабушка, расставшаяся со своей служанкой Галочкой.
Кавказец сидел за рулем, женщина с алым ртом уселась на свободное место рядом с Удаловым. Тот решил, что и от нее можно узнать чего-нибудь полезное. Для себя и для Академии наук.
– Устали? – спросил он сочувственно.
– Сегодня день был спокойный, – ответила женщина, – без скандала.
– И вас устраивает этот договор?
– С местными властями? Конечно, устраивает, тем более что мы не отчитываемся налоговому управлению.
Удалов смотрел на Стендаля и Галочку. Нежно обнявшись, они сидели по ту сторону прохода. Стендаль учил Галочку петь песню о желтой подводной лодке. Галочка во всем слушалась его. Как грустно сознавать, подумал Удалов, что она – всего-навсего надувная копия человека… И Мише никогда на ней не жениться.
– И надолго у вас контракт? – спросил Удалов у женщины из агентства «Голден гууз».
– Кончается, – призналась женщина. – А жалко. Я сама бы кое-что себе приобрела, но с вами разве успеешь? Как глупо на кладбище ездить…
– Это не вы придумали?
– Это ихний генерал придумал, который сторожем на кладбище служит. Ну тот, с которым вы в кустах шептались. Я думаю, что он нарочно эту экскурсию провел, чтобы с вами пошептаться.
– А вы раньше на кладбище были?
– Вчера. Осваивали площадку.
Удалов вздохнул. Не хотел спрашивать, но язык сам спросил:
– Вы случайно не заметили, в каком году я умру?
– Там уже вчера все было заклеено, – ответила женщина.
– Разумеется, – согласился Удалов.
Все было неправильно. И сторож в чине генерала, и тайные беседы под сенью памятника Якимовой от неутешных детей, и выдача товаров перед обедом – словно кто-то хотел сказать: «Ну, поторговали, а теперь сворачивайте свои игрушки, берите что дают и отправляйтесь домой».
Минц, сидевший сзади, вздохнул так тяжко, что звук донесся до Удалова.
– Тоже так думаешь? – спросил Удалов, обернувшись.
– Как и ты, – сказал Минц.
– И что скажешь президенту?
– Посоветую не вмешиваться, – ответил Минц. – Чувствую, что нам их не достать.
– А что он про шляпу говорил?
– Его слова требуют внимательного анализа, – ответил Минц.
Полковник запел песню «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц». Песня была бравая, военная, может, даже довоенная.
Некоторые стали подпевать. Кавказец, который сидел за рулем, тоже стал подпевать.
Сошли у агентства. Было уже темно.
Удалова охватила тревога.
Нечто чужое, как при инопланетном вторжении, присутствовало в воздухе Великого Гусляра. Пошатывались тени за заборами и кустами, пробежала собака служебной масти, далеко-далеко послышался шум танкового мотора… Когда Удалов с Минцем отошли от агентства шагов на пятьдесят и распрощались на углу с полковником и бритым парнем, который увлекал к своему ложу рыженькую девицу, в щели штакетника блеснул фонарь, уперся лучом в лицо Удалова, затем переметнулся к Минцу.
– Сдаемся, – сказал Удалов. – Конечно же, сдаемся, желательно получить пощаду.
– Получите, – засмеялся президент Академии наук, выходя из-за фонарного столба. Он был в маскхалате, на голове фуражка с государственным гербом. – Как дела, орлы? А то нас тут комары закусали.
– У вас машина есть? – спросил Минц.
Из кустов и из-за забора послышался смех. Возможно, давно уже президенту Академии наук не задавали такого нетактичного вопроса.
– Подожди здесь, сейчас мы закончим операцию, – сказал президент.
– Зачем, Толя? – спросил Минц. – Мы же все выяснили.
– Мне хотелось бы сначала изолировать всех, кто там побывал, а особенно организаторов.
– Организаторы ничего не знают, – ответил Минц. – Работали на проценте. Туристы тем более не виноваты.
– Надо изъять товары, – просто сказал президент.
– Погоди до завтра, Толя, – попросил Минц.
– Но они их пустят…
– Не пустят. Поверь мне, ничего не пустят. Все не так, как ты себе представляешь.
– Ты можешь ошибаться, Лева, а мне уже три раза из Минобороны звонили, из аппарата президента, спать не дают.
В кустах послышался прерывистый звонок.
– Вот видишь, – сказал президент. – Опять волнуются.
– Если ты веришь в мою гениальность, – скромно сказал Минц, – то придется тебе отозвать омоновцев. Пускай отдыхают.
Президент заскрипел зубами.
Потом сказал:
– Выходите, молодцы.
Из разных щелей и укрытий выскочили молодцы в бронежилетах и черных чулках на рожах.
Из-за церкви Параскевы Пятницы выехал бронетранспортер, в который попрыгали черные чулки, а президент Академии наук пригласил Минца в джип «Чероки», который выскочил из недавно выкопанного блиндажа.
– Мы вдвоем с товарищем, – решительно сказал Минц.
– Товарищ погуляет, – ответил президент. – Есть вопросы, которые я не имею права обсуждать даже с лучшими твоими товарищами.
Минц успел перегнуться, высунуться из дверцы и крикнуть Удалову:
– Побеседуй с Мишей Стендалем. Это обязательно! Не упусти Мишу Стендаля.
Удалову хотелось домой. Он устал путешествовать на туристическом автобусе, стоять на базаре и глядеть на собственную могилу с заклеенной датой. Он хотел домой, хотел присесть посреди двора и посмотреть, что в тех мячиках и шариках, которые ему подсунула тамошняя полиция.
Но Удалов не стал возражать. Ведь Минц просит. Да еще так сильно просит, значит, беседа с Мишей Стендалем может открыть глаза на какие-то важные тайны, о которых Удалов по простоте своей не додумался.
Так что Удалов с тоской поглядел вслед красным огонькам джипа и стал ждать.
И ждать пришлось совсем недолго. Через минуту подошел Стендаль. Он вел за руку оробевшую Галочку.
– Что за шум? – спросил он.
– Академия наук интересуется, – ответил Удалов.
Это Стендаля не удивило. Словно Академии наук давно пора было заинтересоваться шоп-турами.
– А мы задержались, – сказал Стендаль. – Мы в подъезде целовались.
– Простите, – сказала Галочка. – Мужчины вашего времени – это просто сладостное открытие!
– Вы меня тоже простите, – ответил Удалов. – Но мне давно уже хочется спросить: вот у вас много разных… извините, надувных женщин и животных. Вас что, выдумывают, в компьютерах выводят или как?
– Или как, – лукаво улыбнулась Галочка. – Честно скажу, все у нас по-честному, все копируется. И даже моя копия существует на самом деле.
– Но можно сделать много копий?
– Разве это так важно?
– Это неважно, – поддержал Галочку Миша. – Я полюбил одну женщину. Только одну. Я ее обнимаю. Я на ней завтра намерен жениться.
– О нет! – вырвалось у Корнелия. – Нельзя же.
– Почему? – спросила Галочка, и голос ее зазвенел, как лист кровельного железа.
– Потому что вы ненастоящая! Вы надувная… Вы кукла, в конце концов.
– А вам не приходило в голову, гражданин Удалов, – сказала Галочка, – что вы тоже надувная кукла? Как вас надули при советской власти, так и забыли выпустить воздух после ее завершения.
– Галочка! – упрекнул невесту Миша.
– Две недели и двадцать лет как Галочка, – ответила надувная девушка из будущего. – И цену человеческой натуре знаю. Вы бы только посмотрели, что у нас расхватывали – шарики с так называемыми надувными женщинами! Потому что все вы стремитесь к дешевым удовольствиям. Если не удастся затащить во двор слона или бегемота, то дайте мне крокодила. Но учтите, что крокодилы кусаются, а мы, надувные куклы, можем подарить страстные ласки, а можем дать пощечину или даже рубануть топором по черепу. Не верите – проверьте! Вы забываете, мой дорогой Корнелий Иванович…
«Откуда она знает, как меня зовут? Неужели это все Миша? Глупый, глупый Миша, ты попал в руки к провокаторше из будущего…»
– Не отворачивайтесь, Корнелий Иванович! Я и мои подруги – детища высокой цивилизации, не вашему пещерному уровню чета. Даже в копиях мы дадим сто очков вперед самой распрекрасной вашей красавице. И учтите, ваш Миша будет со мной счастлив, и я рожу ему немало детей – сколько он захочет. У меня внутри все для этого предусмотрено.
– Вот так-то, Корнелий Иванович, – сказал Миша. – Приглашаю вас завтра на свадьбу.
– Миша!
– Вот именно. Я уже позвонил домой Марии Тихоновне, нашей директорше загса. Она сказала, что ждет нас к двенадцати.
– Не может быть! – удивился Удалов. – Должен быть проверочный срок.
– Мария Тихоновна меня уже пятнадцать лет мечтает на ком-нибудь женить и образумить. Станет ли она рисковать проверочным сроком?
– А документы?
– А документы существуют для того, чтобы их исправлять.
– Адье, – сказала Галочка и умудрилась лизнуть Удалова в щечку. Язык у нее оказался в меру шершавым и в меру мокрым. «А черт их знает, может, и рожать будут… Породу нам улучшат».
– Мы в вашем Гусляре породу улучшим! – крикнула Галочка, обернувшись на ходу. – Хватит рожать кривоногих!
– Это у кого кривоногие? – произнес Удалов.
Подумал: у Максимки ноги как ноги, и вообще у них в семье никто не жаловался. Может, коротковаты немного…
Удалов пошел домой.
У Минца горел свет. Перед подъездом в кустах таились два воина в черных чулках на рожах, но Удалов не стал их замечать. Только сказал им:
– Спокойной ночи, ребята.
Те кашлянули в ответ, в разговор им вступать не положено.
Удалов пошел спать – все равно в темноте трофеи на дворе не испытаешь. А завтра могут и конфисковать. Так что Удалов тщательно запрятал шарики и мячики, включая удава, в нижний ящик Максимкиного письменного стола, которым сын ни разу не пользовался с тех пор, как окончил школу двадцать лет назад.
На столе стояла тарелка и лежала записка:
«Котлета в холодильнике. Ушибла ногу о колокольню. К.».
Удалов решил было, что жена пошутила, и когда ложился, а Ксения заворочалась, забормотала во сне, то спросил:
– А с ногой что?
– Хотела напрямик пролететь в молочный, – сонно ответила Ксения. – Не рассчитала. Но ведь не упала, и то слава богу.
– И то слава богу, – согласился с женой Корнелий.
В доме царила тишина, во всем мире царила тишина, только слышно было, как далеко и таинственно прогревают моторы танки, как дышат в кустах и на крыше военизированные сотрудники Академии наук, а снизу от Минца доносятся голоса. Идет совещание…
Утром все обошлось.
Минцу каким-то образом удалось уговорить президента и сотрудников покинуть город или затаиться так, что их не было слышно и видно.
Удалов проспал и поднялся только в одиннадцать. Он покормился из комбайна, к которому уже стал привыкать, потом спустился к Минцу.
Минц встретил его в халате.
Он спросил:
– Что же ты свои цацки не притащил? Может, испытаем?
– Не хотел при Ксении. А вдруг там девушка?
– Если девушка, отдашь Ксении, пускай на рынок снесет.
– Стыдно девушками торговать. Среди них такие интеллигентные встречаются.
И Удалов рассказал Минцу о вчерашней беседе с Мишей и о приглашении на свадьбу.
– Во сколько свадьба? – спросил Минц.
– В двенадцать.
– Тогда я предлагаю тебе, Корнелий, не спешить с игрушками и трофеями. Сходим на свадьбу, посмотрим, как она пройдет. У меня с ней связаны особые интересы, тем более после твоего рассказа о Галочке.
– Черный костюм надевать? – спросил Удалов.
– Не думаю. Мише приятнее, если свадьба пройдет непринужденно.
Так и не переодевшись, они пошли к загсу, чтобы присутствовать.
Ясно было Удалову, что Минц не случайно повел его на свадьбу, эта свадьба была связана с тайными ночными перемещениями войск в Гусляре, потому он и спросил напрямик:
– Лев, о чем вы с президентом договорились?
– По моим расчетам, все решится через час, – сказал Минц. – И если я прав, то все наши попытки воспользоваться путешествием во времени в интересах государственной безопасности бессмысленны.
– Не понимаю.
– А вот дойдем до загса, поймешь.
Они дошли до желтого государственного особняка без десяти двенадцать, раньше новобрачных.
Но вскоре появились и новобрачные. Галочка была в белом платье. Очаровательна и свежа. У Миши видны синяки под глазами – наверное, очень бурной выдалась предсвадебная ночь.