Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.13"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 58 страниц)

РАЗГОВОР С УБИЙЦЕЙ

По бескрайней степи от самого горизонта волной несся горячий ветер. Со склона холма мне было видно, как, клонясь под ветром, трава показывает изнанку листьев, и от этого вся степь голубела.

Подчиняясь движению ветра, над степью медленно парила большая птица с когтями на концах крыльев. Порой она складывала крылья и бомбой устремлялась к земле, подхватывая выброшенных ветром насекомых.

Ветер взлетел на холм, в лицо пахнуло жаром.

Птица, заметив меня, испуганно взмыла к раскаленному небу.

Я закинул за плечо забарахлившую фотокамеру и решил, что лучше займусь ее починкой вечером, на биваке. Я ведь собирался провести здесь, в верхнем кайнозое, дней восемь. Спешить мне некуда.

Вопрос, который вы можете мне задать и ответ на который у меня готов, очевиден.

Почему я, совершив величайшее открытие в истории человечества, осуществив путешествие во времени, отправился в столь отдаленный период истории нашей планеты? Почему меня не заинтересовали битвы седой старины или эпоха Великих географических открытий? Что потянуло меня в дикие времена, когда разум еще не осчастливил своим появлением эти края?

Отвечаю: меня терзала извечная загадка. Как, когда и почему возник человек?

Умоляю, не надо отсылать меня к пухлым трудам изможденных наукой старцев. У них на все найдется неубедительный ответ. Они знают все закономерности и последовательности. Позвольте же мне им не поверить.

А верил бы, никогда не стал бы тратить семнадцать лучших лет жизни на столь сомнительное и рискованное предприятие.

Но в тот момент все труды и сомнения были позади. Я у цели!

Я иду по широкой степи, ожидая встречи с нашим прошлым.

Но что это? Быть того не может!

…Вслед за полосой ветра ко мне приближался человек, такой маленький издали! Он был одет странно, но просто. Сначала я разглядел одежду, непривычный цвет и покрой. Только потом увидал лицо. Лицо было тоже странным.

Оно было шире, чем у обыкновенного человека, и цвет его был куда более, скажу, теплым. Такое впечатление, что вены проходили слишком близко к кожному покрову. Я попытаюсь описать цвет его глаз. Его глаза были темными, почти черными по краю радужки и светлели к центру, где находился маленький, как точка, совершенно черный зрачок.

Потом я взглянул на его руки.

Он раскрыл ладонь, как бы приветствуя меня, и ладонь была испещрена морщинами и полосами, как ладонь обезьяны, а большой палец – куда больше, чем у людей, – отстоял от четырех остальных. Мне даже показалось, что он не смог бы собрать все пальцы в щепоть.

Через плечо у этого существа висел темный мешок. Простой мешок, если не считать раструба сбоку.

– Здравствуйте! – крикнул он издали. – Как вы сюда попали?

Я подождал, пока он подойдет поближе. Снова поднялся ветер и относил в сторону слова.

– По всему судя, вы не принадлежите нашему миру, – сказал я.

Он остановился неподалеку от меня, снял с плеча мешок и поставил его на траву.

– Естественно, – сказал он. – Я прилетел с другой звезды. А вы? Из будущего?

– Вы правы, – сказал я. – Я изобрел машину времени и потому очутился здесь. А что вас привело на нашу планету?

Следует заметить, что я, зная в принципе о том, что во Вселенной может находиться множество обитаемых миров, в глубине души никогда этому не верил. Уж слишком много случайностей должно было произойти, слишком много объективных факторов соединиться, чтобы возник редкий, хрупкий и, в общем, невероятный в космосе феномен – разумная жизнь.

Но это существо не было плодом моего воображения. В глазах его, выразительных и чужих, светился ум. Холодный и расчетливый.

– Я сожалею, что вы изобрели машину времени, – сказал он. – И сожалею, что вы встретили меня.

– Почему? – Я сразу встревожился. Я понял, что он не шутит. Он искренне сожалеет.

– Я намерен, – сказал он, – изменить будущее этой планеты. И сделаю это. Никто бы не заподозрил. Если бы не ваше прискорбное изобретение.

– Говорите яснее, – сказал я. – Как вы можете изменить будущее, если оно уже свершилось, чему я – доказательство?

– Это выше вашего понимания.

– Вы забываете, что я изобрел машину времени. Следовательно, я не только образован и умен, но и обладаю воображением.

– Мне это ясно, – ответил пришелец. – Иначе бы я не стал с вами разговаривать. Но дело в том, что я намерен изменить ход вашей эволюции. Вы присаживайтесь, здесь сухо.

Мы сели рядом на вершине холма. Со стороны могло бы показаться, что мы – близкие друзья. На самом деле я понимал, что вижу перед собой злейшего врага человечества.

– В этом мешке, – сказал пришелец, – семена растений, присущих нашей флоре. Я намерен рассеять их по этому району вашей планеты. Мои спутники сделают то же самое в других ее областях.

– Зачем?

– Чтобы вытеснить вашу флору.

– Но зачем же?

Пришелец поглядел на меня сверху. Даже сидя, он на голову возвышался надо мной.

– Затем, – сказал он, – чтобы спасти наш род, наше племя.

– Выражайтесь яснее, – попросил я. – Мне непонятно, зачем для спасения своего племени прилетать к нам?

– Я буду искренен с вами, хотя моя искренность вам будет неприятна. Приготовьтесь к худшему.

– Вы говорите, как хирург в больнице о неудавшейся операции, – постарался улыбнуться я. Хотя улыбаться мне не хотелось.

– Удача или неудача операции зависит от точки зрения, – ответил пришелец. – Но моя цель заключается в том, чтобы пациент умер, не родившись и потому не догадавшись, что он умирает.

– Не говорите загадками, – попросил я. Мой собеседник был мне неприятен. Груда мяса, волосы, торчащие из щек и даже из ушей, вывернутые ноздри… Господи, и ведь есть на свете какая-то самка, которая полагает его красивым и называет «моя птичка!».

– Я и не собирался говорить загадками. Мы собираемся исправить историческую ошибку. Наша цивилизация, мудрая и древняя, вынуждена дорого платить за ошибки молодости и увлечения зрелости. Иными словами, наша история – это цепь трагических ошибок, что свойственно, впрочем, любой другой цивилизации. Наши леса сведены, почвы истощены, водоемы безнадежно отравлены. Мы вынуждены существовать в искусственной, химической сфере, мы лишены нормального воздуха и даже нормальных пейзажей. Есть опасность вырождения и окончательной гибели…

– Да, – вздохнул я, – подобные проблемы свойственны и для нас. Мы тоже натворили, простите…

– Теперь уже не натворите, – усмехнулся мой собеседник, раздвинув в усмешке тонкие губы. – Мы позаботимся.

– А что? Что вы намерены сделать? – Страшное, неясное еще подозрение когтями схватило меня за грудь.

– Мы намерены исправить наши ошибки. Но, как вы понимаете, это невозможно сделать, не принеся ничего в жертву. Мы намерены принести в жертву вас.

– Как так?

– Мы избрали вашу планету, так как состав атмосферы, температурный режим и инсоляция здесь примерно соответствуют условиям на нашей планете. И мы решили заселить планету нашими соотечественниками.

– А мы? – глупо спросил я.

– А вас нет.

– Как так нас нет?

– Оглянитесь, мой друг. Можете ли вы найти здесь хоть одного разумного жителя?

– А я?

– Вы – та случайность, которая так замечательно подтверждает правило.

– Но мы потом родимся, я вам это гарантирую!

– Ничего подобного. Вы не родитесь. Мы отправились в прошлое, далекое для вас, но не столь далекое для нас. Мы прилетели на вашу планету. Мы засеем ее семенами наших растений, и через несколько лет они полностью вытеснят ваши травы и кусты.

– Но зачем?

– Чтобы изменить белковый баланс. Наши растения – это пища для наших животных, наши животные станут пищей для наших предков. Мы заново выведем наш род на чистой и пустой планете. Это будут наши потомки, в то же время это будут наши улучшенные варианты.

– А как же мы?

– Господи, ну сколько же нужно повторять! Животные, которые водятся здесь, постепенно вымрут, отравившись нашими растениями. И тогда мы запустим сюда животных, а затем и людей с нашей планеты. Они будут развиваться в естественной атмосфере, они создадут здесь свою цивилизацию. А уж мы позаботимся, чтобы они не совершали ошибок, которые натворили мы сами.

– Нет, я все же не понимаю! А как же мы?

– Но вас не будет! А раз вас не будет, вы не догадаетесь, что вымерли. Так как вы вымрете до того, как появитесь на свет! На этой планете даже предков ваших не появится! Да закройте вы рот, у вас слюна изо рта капает! Стыдно так распускать слюни! Возьмите себя в руки, имейте смелость вымереть достойно!

– Но может, вы просто так привезете своих детишек? Пускай они живут, и мы будем жить? – Я произносил эти слова и понимал, что несу чепуху. Тигр и трепетная лань не могут кушать манную кашу.

А собеседник мне не ответил. Он лишь пожал своими уродливыми плечами.

Более минуты прошло в молчании. Потом пришелец прихлопнул на щеке комара и задумчиво сказал:

– А хорошо, что ваши родственники и не родятся. Наша флора им так враждебна… Они бы вымерли, и, может быть, в мучениях, потому что не сразу.

– А гуманизм? – спросил я.

– Гуманизм? – повторил он без издевки. – Я слышал это слово. А почему вы считаете себя более гуманными, чем мы? Мы не можем изменить биологических законов. Любой вид старается захватить и расширить свою экологическую нишу. И мы по-своему гуманны, потому что разумны. Мы никого не уничтожаем. Вы же не исчезнете. Вы просто не родитесь. Вас нет, не было и не будет.

– И моей жены не будет?

– Она – лишь плод вашего воображения.

– И дети?

– И дети.

– Что же мне делать?

– Полагаю, что лучше всего вам остаться здесь. Пока размножатся наши травы и кустики, пока изменятся воздух и вода, у вас будет время – несколько лет, – чтобы пожить в свое удовольствие. Если, конечно, вам нравится ходить с дубиной и кушать лягушек.

Он издевался надо мной!

Только этой откровенной издевкой можно объяснить мой поступок.

Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я вскочил на ноги.

– Не суетитесь, – сказал пришелец. – Я вас сильнее.

– Но я защищаю судьбу планеты!

– Защищайте. А я пока займусь распылением семян.

Он поднялся и взял мешок с семенами.

– Я вас убью! Честно предупреждаю.

– Вряд ли, – ответил пришелец. – Судя по всему, вы недостаточно агрессивны. Вы из тех, кто выходит на шумные демонстрации и думает, что демонстрации что-то меняют. Но зато вам приятно, вы как бы пережили сексуальный климакс и теперь можно спать.

– Я убью вас, – сообщил я. – Затем я отправлюсь в будущее, соберу сознательных людей, мы вернемся сюда и оторвем вам головы.

– Не получится. Встанут новые бойцы. Мое место займут товарищи по борьбе.

Я лихорадочно думал, чем его убить.

Он был прав – я не склонен к насилию. Шансов победить пришельцев у меня ничтожно мало. Но разве это основание, чтобы отказываться от борьбы?

Я вспомнил, что у меня через плечо висит фотокамера, почему-то вышедшая из строя. Тем более ее не жалко.

Камера была тяжелая, с металлическими уголками.

Я поднял ее и замахнулся.

– Ну-ну, – сказал он, – попрошу без шуток. Вы ведь не умеете убивать, так что с непривычки можете натворить черт знает чего.

Я был неумолим. Мною владело отчаяние. Я должен был убить разумное существо, против чего восставала вся моя натура. Я погнался за ним.

Он бросил мешок, чтобы было легче убегать от меня. Я наступил на мягкую округлость мешка и даже наподдал его ногой. Потом помчался следом. Самое странное, что мы на бегу продолжали говорить.

– Вы у нас были? – кричал я. – Вы нас видели? За что вы нас убиваете? Мы, может быть, лучше вас!

– Я у вас не был! – кричал он в ответ. – И не буду. Вас не существует. Вы – исторический нонсенс. Эта планета будет принадлежать моим братьям!

– Постыдитесь! – кричал я, размахивая фотокамерой. – Мы существуем! Ищите себе пустую планету!

– Вы украли у меня мешок! – кричал он. – Эти семена мы собирали по всей планете! У нас экологический кризис!

Я почти догнал его, но тут он, забежав за скалу, скрылся. Когда я последовал за ним, то увидел, как закрывается люк в небольшом летающем блюдце. Я колотил камерой по борту его корабля, но без результата. Потом он взлетел.

Тогда я побежал обратно. Я хотел найти мешок с семенами и сжечь его. А потом нестись в будущее, в мое время, чтобы поднять всех на ноги, чтобы привести сюда с собой моих друзей и уничтожить этих пришельцев, всех до последнего, как вредных насекомых.

Но сколько их? Вроде бы он говорил что-то о бригаде сеятелей? А кто поверит мне?

Я шел по степи, в которой были разбросаны камни, и старался вспомнить, где же тот пригорок, на котором пришелец оставил смертельный мешок?

Но камни были одинаковыми, пригорки схожими, трава одинаково сгибалась под настойчивыми порывами ветра.

В конце концов я утомился настолько, что мечтал лишь об одном: скорее вернуться домой, отдохнуть, прийти в себя и тогда уж взяться за борьбу с таким странным и безжалостным нашествием.

К счастью, место временного прыжка было отмечено воткнутым в траву шестом с белой тряпкой. Рядом с шестом было углубление, обложенное белыми голышами. Это и есть пункт времени.

Я вступил в центр круга и совершил необходимые действия для начала переброски.

В глазах у меня потемнело.

Я понесся через века и тысячелетия к себе домой.

Вот и мой год.

Я вышел из круга.

Я должен был оказаться в небольшом парке, который окружает мою загородную резиденцию.

Но это был не мой парк!

Я стоял на опушке леса, представлявшего собой нелепую коллекцию странных сине-зеленых растений многометровой высоты с иглами вместо листьев, между ними носились странные насекомые с прозрачными крыльями и длинными тельцами. Воздух пряно и зловеще пахнул чуждыми и ядовитыми ароматами, он буквально источал сладковатый запах смерти.

Если бы я не был уверен в силе своего здравого смысла, если бы я не помнил, к сожалению, разговора с сеятелем-пришельцем, я бы решил, что сошел с ума. Сейчас же я не мог утешить себя забвением или даже сумасшествием.

Безумие, спасительное безумие не было даровано мне небесами!

Но надо что-то делать.

Я пошел по краю леса, отмахиваясь от насекомых. Вместо моего дома появился берег реки, на том берегу высились строения совершенно чуждой для меня архитектуры.

По берегу в мою сторону направлялись два живых существа, происхождение которых не вызвало никаких сомнений в том, что это и есть соотечественники моего недавнего оппонента.

Они победили!

Я трагически опоздал.

Жуткий, жестокий эксперимент, поставленный несколько сотен или миллионов лет назад, удался.

Мой славный мир погиб.

Его не существует.

Нет моей жены, нет моих детей, моих друзей и моей библиотеки!

Два существа подошли ближе.

Одеты они были иначе, чем тот давешний пришелец, но те же жестокие глаза, те же странные кисти конечностей…

Мне от них не убежать. Да и стоит ли бежать?

Я не стал убегать. Куда убежишь в чужом мире?

Один из них был пониже ростом и весьма толст, другой – худой, с густой неопрятной растительностью на голове. Словно множество тонких червячков расплодились над его лбом.

При виде меня эти существа заговорили между собой. Их ротовые отверстия, окруженные отвратительного вида алыми полосками кожи, активно шевелились, но ни единого слова я не разобрал.

Ноги мои подкосились, и я устало рухнул на траву.

Мой путь завершен.

Ну почему я не догнал и не задушил того пришельца? Впрочем, сколько их там было? Сколько надо душить? Десять, сто?

– Что же будем делать? – спросил Корнелий Удалов, опуская на траву корзинку с опятами. – Судя по внешнему виду – инопланетный пришелец. От своих отбился, оголодал. Помрет, пожалуй.

– Не дай бог, Корнелий! – воскликнул Саша Грубин. – Разве можно так говорить о гостях из космоса?

Он склонился к пришельцу – маленькому, худенькому – соломинкой перешибешь, в длинных трусах и свободной рубахе, и произнес:

– Товарищ… Господин хороший, мы вам постараемся помочь. Следуйте за нами.

– Нет, не понимает, – сказал Удалов. – Давай я ему медленно скажу на космолингве, не зря ее учил. Дорогой наш брат по разуму, вы находитесь на Земле, в Вологодской области, в городе Великий Гусляр. Вы среди друзей. Мы вас вылечим и отправим обратно.

– Наверное, была катастрофа, – сказал Грубин. – И он выпал из своей тарелочки. Это бывает. Не жилец…

– Плохо одному в чужом мире, – согласился Удалов. – Надо будет его ко Льву Христофоровичу отвести. Пускай сделает ему анализы и накормит. А то еще отравим невзначай.

– Ты прав, – согласился Грубин. – Отдых ему требуется и диетическое питание. А пока он у нас приходит в себя, мы ему покажем наш город, а если нужно, то и в Москву свозим. Ему, наверное, интересно.

Они подошли к пришельцу и склонились над ним.

Они подошли ко мне вплотную.

Они подхватили меня под локти и потащили в плен.

Вернее всего, у них есть приказание уничтожать без следа любого истинного хозяина этой планеты, прежде чем он их разоблачит.

Но мне все равно.

Я последний.

Я покорно иду к своей гибели…

ЗВЕЗДЫ ЗОВУТ!

На закате, сверкнув в косых лучах солнца, во дворе дома № 16 приземлился антрацитовый вертолет с золотым двуглавым орлом на борту – знак президентской связи.

Детишки, что играли во дворе, разбежались, испугавшись, по углам, но двухметровый фельдъегерь в форме с галунами заметил их и, улыбнувшись, негромко спросил:

– А ну, кто скажет мне, где проживает профессор Лев Христофорович Минц?

Он вынул из верхнего кармана шоколадную конфетку и показал ее детям. Дети наперебой закричали:

– Во второй квартире!

Фельдъегерь кивком поблагодарил детей, спрятал конфету в карман, раскрыл рыжую, давно не крашенную дверь и вошел в дом. На лестнице было темно, потому что опять перегорела лампочка, но фельдъегерь был готов к нестандартным ситуациям и включил фонарик, вмонтированный в козырек фуражки. При ярком свете он отыскал квартиру № 2.

Фельдъегерь позвонил в дверь. Никакого ответа. Он постучал в дверь кулаком, обутым в стальную перчатку. Наконец дверь распахнулась.

В проеме двери стоял пожилой, тугой телом мужчина, настолько лысый, что об его макушку можно было бы наводить опасную бритву. Взгляд мужчины был гневен.

– Сколько можно повторять, – воскликнул он, – что до шестнадцати часов я ежедневно думаю!

С этими словами он попытался закрыть дверь, но фельдъегерь успел вставить обшитый титановым сплавом острый носок сапога в щель, и профессор был вынужден сдаться и отступить.

Комната профессора поразила фельдъегеря неуютом и бедностью.

В комнате умещались кушетка, окруженная бастионами книг, и большой стол, уставленный приборами, заваленный научными журналами и грязной посудой. В комнате не было ни одного предмета настоящей профессорской обстановки. А так как фельдъегерь книг не любил и печатное слово признавал только запечатанным в специальном конверте, то у него возникли сомнения, туда ли он попал.

– Имя! – приказал он. – Фамилия! Отчество!

– А вам кто нужен? – нагло спросил толстяк. – Не бойтесь, говорите, я не кусаюсь.

Фельдъегерь растерялся. Его давно никто не упрекал в трусости. Поэтому он сразу признался:

– У меня конверт для профессора Минца Льва Христофоровича.

– Давайте конверт. – Минц уже уселся за стол, подвинул к себе тарелку с холодной яичницей и принялся пилить ее ножом.

Фельдъегерь все еще колебался. Тогда профессор спросил:

– Расписываться где?

Вопрос убедил фельдъегеря, и он протянул профессору пакет и потом дал расписаться в специальной книжке.

Профессор неуважительно бросил письмо на кипу журналов, но фельдъегерям не положено давать советы адресатам.

Как только дверь за фельдъегерем закрылась, профессор протянул руку за конвертом, ибо не был лишен любопытства, но тут перед его носом в воздухе столкнулись две осы, и Минц занялся подсчетами вероятности такого столкновения. Так что когда через полчаса к Минцу заглянул его сосед Корнелий Иванович Удалов, он застал профессора углубленным в подсчеты, для чего у него был старенький арифмометр «Феникс», которому он доверял больше, чем всем компьютерам Земли.

– Уже шестнадцать двадцать, – сказал Удалов. – Мы с тобой собирались сходить на выставку цветов в парке. Забыл, что ли?

– Я ничего не забываю, – ответил профессор. – Через три минуты я завершу работу над новой теорией столкновений свободно летающих тел и сам буду свободен, как это самое тело.

– Зачем к тебе фельдъегерь заходил? – спросил Удалов. – От Президента, что ли?

Иному может показаться странным спокойствие, с которым обитатели дома № 16 относились к мировой славе профессора Минца. Но в этом не было притворства – Удалов, например, и сам славой не обойден, да и весь Великий Гусляр занимает не последнее место в мировых новостях.

– Давай вскрывай конверт, – сказал Минц, – может, что срочное?

Удалов сломал печать и вытащил лист бумаги.

«Глубокоуважаемый Лев Христофорович! – писал Президент Минцу. – Не откажите в любезности посетить меня в среду, часика в четыре. Заодно и пообедаем, моя жена чудесно готовит котлеты с картошкой. Если соберетесь, возьмите с собой Корнелия Ивановича. Ваш Президент».

– Надо съездить, – сказал Минц, когда Удалов кончил читать письмо. – Не отстанут ведь…

Президент был не один. В кабинете сидели несколько авиационных генералов и академиков. Удалов оробел. Хоть ему приходилось в жизни попадать в разные ситуации, но стесняться он не перестал – в отличие от Минца, который давно уже ничему не удивлялся. Он пожал руку Президенту, поздоровался с академиками и генералами.

Некоторые академики радовались встрече с Минцем, давно исчезнувшим из их поля зрения, а другие завидовали ему и не скрывали неприязни. У нас редко любят гениев.

– Садитесь, – попросил Президент и сам уселся во главе длинного стола. – Разговор предстоит серьезный. Надо поговорить о дальнейших, понимаешь, космических исследованиях.

В кабинете воцарилась тишина.

– Есть у нас, понимаешь, трудности, – продолжал Президент. – Поломки, неполадки, раздается зарубежная критика, кое-кто ставит под сомнение тот факт, что мы, понимаешь, великая держава.

Эти слова вызвали возмущение среди генералов и академиков. Они принялись высказывать возмущение открыто, чтобы Президент их услышал. Президент поднял руку и произнес:

– Не выступайте, все я слышу, все понимаю. И думаю, что мы найдем способы. Не оскудела наша земля талантами. Есть у нас камни за пазухой.

Президент сделал знак референтам, и тут же открылась дверь и ввели юношу лет пятнадцати – худенького, лохматого, с серьгой в ухе, в футболке, джинсах и грязных кроссовках.

Некоторые из присутствовавших не смогли сдержать своего негодования из-за того, что наша молодежь оставляет желать.

– Погодите вы, – рассердился Президент. – В молодежь верить надо, а не подножки подставлять. Подножки подставлять – это каждый умеет. Иди сюда, Сережа, расскажи нашим корифеям, чего ты открыл и обнаружил, пока они по заграницам ездили.

Юноша оказался не таким робким, как того ожидал Корнелий Иванович.

Он вынул из заднего кармана джинсов какую-то считалочку, начал нажимать кнопки. Шум в кабинете утих. Все ждали.

– Объяснить, как произошло открытие, или вкратце? – спросил юноша у Президента.

– А если подробно, мы поймем?

– Боюсь, что нет еще, – смущенно улыбнулся Сережа. – В общем, мне удалось вычислить, что в нашей Галактике есть обитаемые планеты. К сожалению, они находятся довольно далеко. Но я точно знаю их координаты и, если кто захочет, могу показать расчеты.

Всем захотелось возмутиться, но заявление Сережи было настолько неожиданным и наглым, что никто не отыскал нужных слов.

И тут, как назло, поднялся академик Кочубей, ведущий наш астрофизик, и сказал:

– Мальчик занимался в моем кружке при планетарии. Я проверял его расчеты. Ошибки нет.

Вот тогда начались споры и даже крики. Словно Президента не было в комнате. Таким сенсационным было событие.

Пошумели, покричали, потом Президент легонько стукнул ладонью по столу, стол вздрогнул, и академики и генералы вспомнили, где они находятся.

– Хочу заметить, – сказал Президент, – информация совершенно секретная, Сережу мы пока изолировали…

– Вот об этом я и хотел сказать, – вмешался Сережа. – Ну сколько можно! Если б знал, никогда бы такого открытия не делал.

– Эх, юноша, юноша, – заметил академик Беневоленский. – Поработали бы со мной при изобретении водородной бомбы, тогда бы не возмущались.

– Кстати, – добавил генерал-полковник с дьявольской бородкой, – всем присутствующим придется дать подписку о неразглашении.

– Ну это ты, понимаешь, поспешил, – остановил ретивого генерала Президент. – Это мы успеем. А знаешь почему? А вот и не знаешь, раз мигаешь глазами. До нашего брата по разуму еще долететь надо. А ведь не долететь. Сколько у тебя парсеков получается?

– Шесть, – ответил юноша.

– Вот и я говорю, что не долететь. А долететь надо. Я собрал вас, понимаешь, посоветоваться.

С разрешения Президента академики начали допрашивать Сережу с целью унизить его в глазах Президента, тот понимал и посмеивался, генералы тоже стали спрашивать о глупостях вроде военного потенциала наших братьев по разуму, а Удалов крепко задумался.

Он-то отлично знал, что Галактика кишмя кишит разумными цивилизациями, к нам прилетают, Удалова тоже возили на отдаленные планеты. Но это, разумеется, тайна в пределах Великого Гусляра. Сережа до своего открытия дошел самостоятельно. А раз так – скажите, почему Президент вызвал в Москву именно Минца с Удаловым из Великого Гусляра, а не Пупкина с Рабиновичем из Нижнесосенска?

Совещание продолжалось еще часа полтора и не пришло ни к какому результату. Даже если кто и поверил мальчишке, то предложить космическую экспедицию, чтобы утереть нос всем американцам, не смог, нет у России такой возможности.

По прошествии двух часов Президент поблагодарил всех участников. Когда гости стали подниматься, он сказал Минцу:

– Лев Христофорович, останьтесь, и вы, Корнелий Иванович, задержитесь, пожалуйста.

Ежась под злыми взглядами некоторых академиков, Удалов с Минцем задержались. Вскоре они с Президентом остались одни.

– Нет, – сказал Президент, – с нашим народом каши не сваришь. Я так и думал, что ничего они не придумают. Но чтобы до такой степени, то даже я не предполагал. А вы как думаете?

Профессор Минц поскреб блестящую лысину и произнес:

– Не мое дело судить коллег и генералов. Но ваши мысли мне понятны.

– Вот уже лучше! – обрадовался Президент.

– Достаточно сложить два и два, чтобы получилось два в квадрате.

– Надо запомнить, – сказал Президент и записал слова профессора. – Смешной, понимаешь, парадокс.

– Вам принесли координаты иноземной цивилизации, – продолжал Минц, – и вы как государственный человек сделали вывод…

– Я сделал вывод – надо лететь! – сказал Президент.

– Это сегодня единственный способ обогнать Америку и показать всему миру, что Россия остается великой страной.

– Ну молодец, ты – наш старик! – обрадовался Президент. – Продолжай!

– Но я тоже не представляю, каким образом… – начал было Минц, но тут Удалов его перебил:

– Я думаю, что речь идет о минимизации.

– Об этом неудачном опыте?

– Вот именно! – воскликнул Президент. – Зря вы это изобретение выбросили, Лев Христофорович… Зато сейчас оно нам очень пригодится. Если у нас имеется отдаленная цивилизация и если у нас нет денег, чтобы отправить туда космическую экспедицию, то почему бы не уменьшить космонавтов до миниатюрных размеров, и тогда…

– Запасов воздуха и пищи надо в сто раз меньше, вес корабля в сто раз меньше – всего надо в сто раз меньше! – заявил Удалов. – Вы гений.

– О гениальности – это лишнее. У меня есть семья и другие советчики. В коллективе живу, думаем вместе. А решения приходится принимать, понимаешь, в одиночестве. Устал я, ребята. Пошли, что ли, пообедаем. Супруга ждет.

Все приборы для корабля изготавливались на станции юных техников и в Институте борьбы с вредными насекомыми. Мебель и прочие вещи поручено было изготовить фабрике твердой игрушки. Фабрику оцепили автоматчики, прочие организации тоже охранялись.

В Министерстве обороны об операции «Звезды зовут» знали три человека. Зато очень многие знали о параллельной операции «Галактика». На полигоне в Плесецке готовили к старту настоящий гигантский космический корабль, и хоть цель полета держали в тайне, половина населения Земли о ней знала – готовился полет к дальним звездам.

В США эксперты по русским делам категорически заявили, что русская технология и экономика такого запуска не выдержат, а если корабль и пролетит сколько-то там миллионов километров, то он обязательно рассыплется. Так что к звездам все равно полетят американские астронавты. Только надо погодить.

А пока суд да дело, американские агенты и купленные ими мафиозные кланы вели поиски юноши Сережи. Сбились с ног, но найти не смогли, потому что он сдружился с академиком Минцем и уехал с ним на время подготовки экспедиции в Великий Гусляр, где жил на правах внучатого племянника и вел со Львом Христофоровичем бесконечные споры о кибернетике. Старый и юный ученые крепко подружились.

Присутствие Минца пока не требовалось. Дела шли и без него под президентским контролем.

Дети во дворе дома № 16 уже привыкли, что в семь вечера там опускается черный вертолет с золотым гербом России на борту и из него выходит дюжий фельдъегерь, у которого всегда найдется для них конфета.

Наконец – уже осенью, когда трава в городском парке пожухла, а клены стали огненными, – подготовка к экспедиции была завершена.

В Гусляр пришло послание от Президента:

«Удалову и Минцу быть в Плесецке к шести вечера».

На том же фельдъегерском вертолете и вылетели.

На космодроме наших знакомых тут же провели в бункер. Там находился Президент. Нет, не инкогнито, а совершенно официально, так как только он мог помахать рукой улетающим космонавтам.

Президент сидел за простым дубовым столом, который остался в наследство от академика Королева. Справа сидел Генеральный, слева генерал с бородкой под Троцкого. Комиссия принимала доклады служб.

Когда выяснилось, что все службы свое дело сделали и корабль к полету готов, Президент отправился на пресс-конференцию.

Журналистов собралось столько, словно Президент только что взял штурмом Кремль.

В коридоре, в тот момент, когда никого рядом не было, Президент по-товарищески обнял Минца и Удалова и спросил:

– Не передумали?

– Нет, – сказал Минц.

– Средство привезли?

Минц похлопал себя по верхнему карману.

– Инкубационный период проверяли?

– И не раз, вы не волнуйтесь, – сказал Удалов. – Короткий у нас инкубационный период.

Президент поспешил на пресс-конференцию. От двери обернулся и громко прошептал:

– Вся надежда на вас, старики! Если опозоримся, меня скинут, вас на пенсию, если не хуже, а удар по репутации России будет такой, что уже не управиться.

– Не подведем, – заверил Удалов.

В отведенной им комнате они просидели минут двадцать. Работал маленький телевизор. Они смотрели, как Президент отбивается от скептически настроенных журналистов. Настроение было тревожным. Ответственность – громадной.