Текст книги "Великий Гусляр (худ. А. Кожановский)"
Автор книги: Кир Булычев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)
Глава двадцать пятая,
заключительная.
Вечером, перед отъездом домой, когда закончились ликования по поводу избрания Удалова на ответственный пост, а манифестация, карнавальные шествия и концерты самодеятельности уже догорали на улицах, Удаловы уединились у себя в номере.
Ксения зашивала мужу пиджак, порванный во время разоблачения кузнечика. Удалов разбирал бумаги: те, что пригодятся на Земле, откладывал направо, а те, что без надобности, – налево.
– Теперь мне с тобой сладу не будет, – сказала Ксения, откусывая нитку. – Что ни день – в космос, то на заседание, то на совещание.
– Нет, – ответил Удалов. – Пускай сами ко мне приезжают. У меня в стройконторе дел много.
– Будешь, будешь в космос гонять. К своей возлюбленной.
– Она мне не возлюбленная, Ксюша, – возразил Удалов. – Она только выполняла задание.
– А ты и распустил перья.
– Извини.
– Никогда. А то женись на ней, я не возражаю. Поселяйся здесь, занимайся общественной работой, воюй с драконами. Из-за меня небось ни разу с драконами не воевал.
– У нас, кисочка, драконов нет, – напомнил Удалов.
Но голос его был невесел. Какие-то рецидивы страстного увлечения Тулией сохранились. И хотя еще по дороге домой Тулия объяснила Удалову, что испытывает к нему чувство благодарности, чувство дружбы и чувство почтения, но не больше, что теперь она полностью отдастся учебе, чтобы забыть об ужасных и позорных месяцах плена, Удалову трудно было забыть, как Тулия расширяла прекрасные глаза при виде Корнелия и повторяла: «С первого взгляда… и на всю жизнь!»
Неужели, мысленно вздыхал он, некоторые женщины могут так легко и убедительно притворяться? Как трудно поверить… и как не хочется верить.
Удалов искоса взглянул на Ксению и принялся шустрее раскладывать бумаги, опасаясь, как бы, по своему обыкновению, Ксения не прочла его мыслей. Но Ксения прочесть их не успела, потому что в дверь постучали и вошли Белосельский с Тулией. При виде Тулии Ксения поморщилась, Удалов тоже. По разным причинам. Ксении вообще Тулия внешне не нравилась, а Удалову не понравилось, что Тулия шла, положив золотую головку на плечо Николаю, как будто это была для нее самая привычная поза.
– Мы с печальной новостью, – сообщила Тулия.
– Говорите.
Удалов пытался преодолеть в себе остаточную ревность к другу детства. Пора было привыкать. Тулия уже третий день ходила, положив голову на плечо Николаю.
– Пришла телеграмма с дикой планеты. Вождь и дедушка передают привет, желают счастья в личной жизни. Они глядят Прибор и ждут высоких урожаев.
– А что же в этом печального? – спросил Удалов.
– Предсказатель умер. Умер наш Острадам.
– Не может быть! – Удалов отошел к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. – Значит, он был прав в последнем своем предсказании.
– Да. Он проснулся утром в день своей смерти бодрый и совершенно здоровый и сказал, что, видно, ему не удастся умереть от естественных причин. Потом написал записку Удалову, ушел в поле, отыскал дракона и обозвал его жалкой лягушкой.
– Где письмо? – спросил Удалов.
– Вот.
Тулия протянула Удалову небольшую записку. Удалов прочел:
Дорогой Корнелий!
Я вспомнил еще одну деталь из твоего будущего, которую я от тебя скрыл, потому что она указывала на то, что ты останешься жив. А это нарушило бы естественность твоего поведения. Когда я находился во временном водовороте, я видел, что ты не выполнишь годовой план и по инициативе Белосельского тебе будет вынесен выговор в приказе.
Прощай, Корнелий, ты мне полюбился. Если сам не умру, попробую довершить твой бой с драконом. Что-то мне этот дракон неприятен.
Не забудь выслать вождю микроскоп.
Записка была без подписи.
– Все ясно, Острадама погубило тщеславие… И чувство ответственности. – Удалов передал записку Белосельскому, чтобы тот ознакомился.
Белосельский прочел и сказал:
– Все может быть. В конце года посмотрим.
В комнату заглянула уборщица из Атлантиды.
– Ты здесь, Туличка? А то я уже беспокоюсь. Боюсь тебя отпускать даже на полчаса.
– Не беспокойтесь, – произнес Белосельский. – Я возьму на себя заботу о вашей дочери. Она будет в надежных руках.
– Ах да, мамочка, – тем самым ласковым голосом, посылавшим когда-то Удалова на бой, произнесла Тулия. – Мы с Колей решили пожениться.
Ксения сказала:
– Слава богу, что от моего отвязалась.
Уборщица из Атлантиды пошатнулась, собираясь упасть в обморок, и Удалову пришлось броситься за водой. А сам Удалов ничего не сказал, все и так было понятно. Зря он побеждал дракона. Он мог бы победить десятерых чудовищ – все равно красавицы достаются отличникам. Но кто бы догадался, какие они красивые, если бы не было обыкновенных женщин, наших жен, с которыми мы и сравниваем красавиц? К тому же у наших жен есть свои преимущества. И Удалов нежно посмотрел на Ксению.
Дверь снова открылась. В комнату въехала машина, за которой шел, толкая ее, кузнечик. Рядом, помогая ему, шествовал председатель оргкомитета Г-Г.
– Дорогой Корнелий, – проговорил он, пока кузнечик вешал на стену небольшой экран, – из уважения к твоим заслугам перед галактическим населением СОС выкупил у киномагнатов мнемофильм, снятый без твоего ведома синхронным переводчиком Тори на основе твоих воспоминаний.
– Виноват, – сказал кузнечик. – Я уже раскаялся.
– Так как мы полагаем, что даже забытые воспоминания важны для полноты личности, особенно для такой ценной в масштабах Галактики, как личность Корнелия, этот фильм будет продемонстрирован таким образом, что по мере показа его события будут возвращаться в память Удалова, исчезая с пленки.
После этого присутствующие расставили кресла и стали смотреть фильм. Удалов старался на экран не смотреть. Он достал коробочку со скорпиончиком, чудом сохраненную в странствиях и приключениях, и начал кормить его крошками.
Через несколько минут фильм закончился, и кузнечик зажег свет.
– Все, – возвестил он. – Пленка пуста, а воспоминание вернулось к владельцу.
– Я вспомнил, – откликнулся Удалов. – Даже странно, что мог забыть. Это про то, как мы с Ксенией познакомились и как чуть было не расстались.
– Из-за меня, – улыбнулся Белосельский. – Это я был тем верзилой, который тебе угрожал. Но я бы никогда тебя не побил.
– Помню, – сказал Удалов. – К тому времени мы с тобой уже не так дружили, как в детстве.
– Нас с тобой всегда разлучали женщины, – сказал Белосельский, поглаживая плечо прижавшейся к нему Тулии.
– Коля, как тебе не стыдно! – укорила Ксения. – Подождал бы до загса.
– Эх, Тори, Тори! – вздохнул Удалов. – Не принесло тебе богатства предательство. Злые дела никогда не окупаются.
– Знаю, – улыбнулся в ответ кузнечик. – Жизнь меня многому научила. Теперь я зарабатываю на нее честным путем.
– Каким же? – спросил Удалов, который не очень доверял кузнечику.
– Я купил у торговых работников документальный фильм о бое Удалова с драконом. С завтрашнего дня начинается демонстрация во всех кинотеатрах. Билеты раскуплены на год вперед. Рассчитываю без лишней скромности стать миллионером.
– А это не повредит моей репутации? – спросил Удалов, который в последние дни относился к себе куда серьезнее, чем прежде.
– Твоей репутации все на пользу, – честно ответил кузнечик. – Достать тебе билет на премьеру?
– Даже не знаю… – Удалов колебался.
Он взглянул на Тулию, но Тулия смотрела на Колю. Он посмотрел на жену, и Ксения сказала:
– Иди, иди, только домой после этого не возвращайся.
– Прости, Тори, – сказал Удалов. – Не придется мне побывать на премьере. Дела.
И еще раз открылась дверь. Вошел могильщик в новой шляпе и новом балахоне.
– Поздравьте меня, – произнес он. – Я возвращаюсь. Забастовка на моей планете кончилась.
РАССКАЗЫ
Поступили в продажу золотые рыбки
Зоомагазин в городе Великий Гусляр делит скромное помещение с магазином канцпринадлежностей. На двух прилавках под стеклом лежат шариковые авторучки, ученические тетради в клетку, альбом с белой чайкой на синей обложке, кисти щетинковые, охра темная в тюбиках, точилки для карандашей и контурные карты. Третий прилавок, слева от двери, деревянный. На нем пакеты с расфасованным по полкило кормом для канареек, клетка с колесом для белки и небольшие сооружения из камней и цемента с вкрапленными ракушками. Эти сооружения имеют отдаленное сходство с развалинами средневековых замков и ставятся в аквариум, чтобы рыбки чувствовали себя в своей стихии.
Магазин канцпринадлежностей всегда выполняет план. Особенно во время учебного года. Зоомагазину хуже. Зоомагазин живет надеждой на цыплят, инкубаторных цыплят, которых привозят раз в квартал, и тогда очередь за ними выстраивается до самого рынка. В остальные дни у прилавка пусто. И если приходят мальчишки поглазеть на гуппи и мечехвостов в освещенном лампочкой аквариуме в углу, то они этих мечехвостов здесь не покупают. Они покупают их у Кольки длинного, который по субботам дежурит у входа и раскачивает на длинной веревке литровую банку с мальками. В другой руке у него кулек с мотылем.
– Опять он здесь, – говорит Зиночка Вере Яковлевне, продавщице в канцелярском магазине, и пишет требование в область, чтобы прислали мотыля и породистых голубей.
Нельзя сказать, что у Зиночки совсем нет покупателей. Есть несколько человек. Провизор Савич держит канарейку и приходит раз в неделю в конце дня, по пути домой из аптеки. Покупает полкило корма. Забегает иногда Грубин, изобретатель и неудавшийся человек. Он интересуется всякой живностью и лелеет надежду, что рано или поздно в магазин поступит амазонский попугай ара, которого нетрудно научить человеческой речи.
Есть еще один человек, не покупатель, совсем особый случай. Бывший пожарник, инвалид Эрик. Он приходит тихо, встает в углу за аквариумом, пустой рукав заткнут за пояс, обожженная сторона лица отвернута к стенке. Эрика все в городе знают. В позапрошлом году одна бабушка утюг забыла выключить, спать легла. Эрик первым в дом успел, тащил бабушку на свежий воздух, но опоздал – балка сверху рухнула. Вот и стал инвалидом. В двадцать три года. Много было сочувствия со стороны граждан, пенсию Эрику дали по инвалидности, но старую работу пришлось бросить. Он, правда, остался в пожарной команде, сторожем при гараже. Учится левой рукой писать, но слабость у него большая и стеснительность. Даже на улицу выходить не любит.
Эрик приходит в магазин после работы, чаще если плохая погода, прихрамывает (нога у него тоже повреждена), забивается в уголок за аквариум и глядит на Зиночку, в которую он влюблен без взаимности. Да и какая может быть взаимность, если Зиночка хороша собой, пользуется вниманием многих ребят в речном техникуме и сама вздыхает по учителю биологии в первой средней школе. Но Зиночка никогда Эрику плохого слова не скажет.
Третий квартал кончался. Осень на дворе. Зиночка очень надеялась получить хороший товар, потому что в области тоже должны понимать – план сорвется, по головке не погладят.
Зина угадала. 26 сентября день выдался ровный, безветренный. От магазина виден спуск к реке, даже лес на том берегу. По реке, лазурной, в цвет неба, но гуще, тянутся баржи, плоты, катера. Облака медленно плывут по небу, чтобы каждым в отдельности можно полюбоваться. Зиночка товар с ночи получила, самолетом прислали, «Ан-2», пришла на работу пораньше, полюбовалась облаками и вывесила объявление у двери:
ПОСТУПИЛИ В ПРОДАЖУ ЗОЛОТЫЕ РЫБКИ.
Вернулась в магазин. Рыбки за ночь в большом аквариуме ожили, плавали важно, чуть шевелили хвостами. Было их много, десятка два, и они собой являли исключительное зрелище. Ростом невелики, сантиметров десять-пятнадцать, спинки ярко-золотые, а к брюшку розовеют, словно начищенные самоварчики. Глаза крупные, черного цвета, плавники ярко-красные.
И еще прислали из области бидон с мотылем. Зиночка выложила его в ванночку для фотопечати. Мотыль кишел темно-красной массой и все норовил выползти наверх по скользкой белой эмали.
– Ах, – сказала Вера Яковлевна, придя на работу и увидев рыбок. – Такое чудо, даже жалко продавать. Я бы оставила их как инвентарь.
– Все двадцать?
– Ну не все, а половину. Сегодня у тебя большой день намечается.
И тут хлопнула дверь и вошел старик Ложкин, любящий всех поучать. Он прошел прямо к прилавку, постоял, пошевелил губами, взял двумя пальцами щепоть мотыля и сказал:
– Мотыль столичный. Достойный мотыль.
– А как рыбки? – спросила Зиночка.
– Обыкновенный товар, – ответил Ложкин, сохраняя гордую позу. – Китайского происхождения. В Китае эти рыбки в любом бассейне содержатся из декоративных соображений. Миллионами.
– Ну уж не говорите, – обиделась Вера Яковлевна. – Миллионами!
– Литературу специальную надо читать, – сказал старик Ложкин. – Погляди в накладную. Там все сказано.
Зиночка достала накладную.
– Смотрите сами, – сказала она. – Я уж проверяла. Не сказано там ничего про китайское их происхождение. Наши рыбки. Два сорок штука.
– Дороговато, – определил Ложкин, надевая старинное пенсне. – Дай самому убедиться.
Вошел Грубин. Был он высок ростом, растрепан, стремителен и быстр в суждениях.
– Доброе утро, Зиночка, – сказал он. – Доброе утро, Вера Яковлевна. У вас новости?
– Да, – сказала Зиночка.
– А как насчет попугая? Не выполнили моего заказа?
– Нет еще – ищут, наверное.
По правде говоря, Зиночка бразильского попугая ара и не заказывала. Подозревала, что засмеют ее в области с таким заказом.
– Любопытные рыбки, – сказал Грубин. – Характерный золотистый оттенок.
– Для чего характерный? – строго спросил старик Ложкин.
– Для этих, – ответил Грубин. – Ну, я пошел.
– Пустяковый человек, – сказал ему вслед Ложкин. – Нет в накладной их латинского названия.
В магазин заглянул Колька Длинный. Длинным его прозвали, наверное, в насмешку. Был он маленького роста, волосы на лице, несмотря на сорокалетний возраст, у него не росли, и был он похож на большого грудного младенца. В обычные дни Зиночка его в магазин не допускала, выгоняла криком и угрозами. Но сегодня, как увидала в дверях, восторжествовала и громко поизнесла:
– Заходи, частный сектор.
Коля подходил к прилавку осторожно, чувствуя подвох. Пакет с мотылем он зажал под мышкой, а банку с мальками спрятал за спину.
– Я на золотых рыбок только посмотреть, – проговорил он тихо.
– Смотри, жалко, что ли?
Но Коля смотрел не на рыбок. Он смотрел на ванночку с мотылем. Ложкин этот взгляд заметил и сказал:
– Вчетверо меньше государственная цена, чем у кровососов. И мотыль качественнее.
– Ну насчет качественнее – это мы посмотрим, – ответил Коля. И стал пятиться к двери, где налетел спиной на депутацию школьников, сбежавших с урока, лишь слух о золотых рыбках разнесся по городу.
Старик Ложкин покинул магазин через пять минут, сходил домой за банкой и тремя рублями, купил золотую рыбку, а на остальные деньги мотыля. К этому времени приковылял и Эрик. Принес букетик астр и подложил под аквариум – боялся, что Зиночка заметит дар и засмеет. Школьники глазели на рыбок, переговаривались и планировали купить одну рыбку на всех – для живого уголка. Зиночка закинула в аквариум сачок, и Ложкин, пригнувшись, прижав пенсне к стеклу, управлял ее действиями, выбирая лучшую из рыбок.
– Не ту, – говорил он. – Мне такой товар не подсовывайте. Я в рыбах крайне начитан. Левее заноси, левее… Дай-ка я сам.
– Нет уж, – сказала Зиночка. Сегодня она была полной хозяйкой положения. – Вы мне говорите, а я найду, выловлю.
– Нет уж, я сам, – отвечал на это старик Ложкин и тянул к себе сачок за проволочную ручку.
– Перестаньте, гражданин, – вмешался Эрик. – Для вас же стараются.
– Молчать! – обиделся Ложкин. – От больно умного слышу. Кому бы учить, да не тебе.
Старик был несправедлив и говорил обидно. Эрик хотел было возразить, но раздумал и отвернулся к стене.
– Такому человеку я бы вообще рыбок не давала, – возмутилась с другого конца помещения Вера Яковлевна.
Вера Яковлевна держала в руке рейсшину, занеся ее словно для удара наотмашь.
Старик сник, больше не спорил, подставил банку, рыбка осторожно соскользнула в нее с сачка и уткнулась золотым рылом в стекло.
Зиночка отвешивала Ложкину мотыля в молчании, в молчании же приняла деньги и выдала две копейки сдачи, которые старик попытался было оставить на прилавке, но был возвращен от двери громким голосом, подобрал сдачу и еще более сник.
Когда Ложкин вышел на улицу и солнечный луч попал в банку с рыбкой, из банки вылетел встречный луч, еще более яркий, заиграл зайчиками по стеклам домов, и окна стали открываться, и люди стали выглядывать наружу, спрашивая, что случилось. Рыбка плеснула хвостом, водяные брызги полетели на тротуар, и каждая капля тоже сверкала.
Резко затормозил рядом автобус, водитель высунулся наружу и крикнул:
– Что дают, дед?
Ложкин погладил пакетиком мотыля выбритый морщинистый подбородок и ответил с достоинством:
– Только для любителей, для тех, кто понимает.
Ложкин шел домой, смущала его некоторая неловкость от грубости, учиненной им в магазине, но неловкость понемногу исчезала, потому что за Ложкиным шли, сами того не замечая, взволнованные люди, перебрасывались удивленными словами и восхищались золотой красавицей в банке.
– Принес чего? – спросила супруга Ложкина из кухни, не замечая, как светло стало в комнате у нее за спиной. – Небось пол-литра принес?
– Пол-литра чистой воды, – согласился старик. – Пол-литра в банке, и вам того же желаю.
– Нет, – сказала старуха, не оборачиваясь. – Там, на улице, и принял.
– Почему это?
– Чушь несешь.
Старик спорить не стал, раздвинул кактусы на подоконнике, подмигнул канарейкам, которые защебетали ошеломленно, увидев банку, достал запасной аквариум и понес его к крану, на кухню.
– Подвинься, – сказал он супруге. – Дай воды набрать.
Тут супруга поняла, что муж ее не пьяный, и, вытерев руки передником, заглянула в комнату.
– Батюшки! – воскликнула она. – Нам еще золотой рыбки не хватало!
Супруга нагнулась над банкой, а рыбка высунула ей навстречу острое рыльце, приоткрыла рот, будто задыхалась, и сказала негромко:
– Отпустили бы вы меня, товарищи, в речку.
– Чего? – спросила супруга.
– Воздействуйте на мужа, – объяснила рыбка почти шепотом. – Он меня без вашего влияния никогда не отпустит.
– Чего-чего? – спросила супруга.
– Ты с кем это? – удивился старик, возвращаясь в комнату с полным аквариумом.
– И не знаю, – сказала жена. – Не знаю.
– Красивая? – спросил Ложкин.
– Даже и не знаю, – повторила жена. Подумала чуть-чуть и добавила: – Отпустил бы ты ее в речку. Беды не оберешься.
– Ты чего, с ума сошла? Ей же цена два рубля сорок копеек в государственном магазине.
– В государственном? – спросила жена. – Уже дают?
– Дают, да никто не берет. Не понимают. Цена велика. Да разве два сорок для такого сказочного чуда большая цена?
– Коля, – сказала супруга, – я тебе три рубля дам. Четыре и закуски куплю. Ты только отпусти ее. Боюсь я.
– Сумасшедшая баба, – уверился старик. – Сейчас мы ее в аквариум пересадим.
– Отпусти.
– И не подумаю. Я, может быть, ее всю жизнь жду. С Москвой переписывался. Два сорок уплатил.
– Ну как хочешь. – Старуха заплакала и пошла на кухню.
В этот момент нервы у рыбки не выдержали.
– Не уходи! – крикнула она пронзительно. – Еще не все аргументы исчерпаны. Если отпустите, три желания выполню.
Старик был человек крепкий, сухой, но аквариум при этих словах уронил, разбил и стоял по щиколотку в воде.
– Не надо нам ничего! – ответила старуха из кухни. – Ничего не надо. Убирайся в свою реку! От тебя одни неприятности.
– Не-ет, – сказал старик медленно. – Не-е-ет. Это что же получается, разговоры?
– Это я говорю, – ответила рыбка. – И мое слово твердое.
– А как же это может быть? – спросил старик, поджимая промокшую ногу. – Рыбы не говорят.
– Я гибридная, – сообщила рыбка. – Долго рассказывать.
– Изотопы?
– И изотопы тоже.
– Выкинь ее, – настаивала старуха.
– Погоди. Мы сейчас испытаем. Ну-ка, восстанови аквариум в прежнем виде, и чтобы на окне стоял, а в комнате сухо.
– А отпустишь, не обманешь?
– Честное слово, отпущу. Тебя на три желания хватает?
– На три.
– Тогда ты мне аквариум восстанови – если получится, сбегаю в магазин, еще десяток таких куплю. Или, может, ты одна говорящая?
– Нет, все, – призналась рыбка.
– Тогда ставь аквариум.
В комнате произошло мгновенное помутнение воздуха, шум, будто от пролетевшей мимо большой птицы, и тут же на окне возник целый, небитый, полный воды аквариум.
– Идет, – сказал старик. – Нормально.
– Два желания осталось, – напомнила рыбка.
– Тогда мне этот аквариум мал. Приказать, что ли, новый изобразить? Столитровый, с водорослями, а?
Старуха подошла между тем к старику, все еще находясь в состоянии смятения. Теперь же к смятению прибавился новый страх – старик легкомысленный, истратит все желания рыбки, а что, если врет она? Если она такая единственная?
– Стой! – сказала она старику. – Ты сначала других испытай. Других рыбок. Они и в малом аквариуме проживут. Ей же аквариумы строить плевое дело. Нам новый дом с палисадником куда нужнее.
– Ага, – согласился старик. – Это дело, доставай деньги из шкафа, ведро неси. Пока я буду в отлучке, глаз с нее не спускай.
– Так большой аквариум делать или как? – спросила рыбка без особой надежды.
– И не мечтай! – озлился старик. – Хитра больно. В коллективе работать будешь. У меня желаний много – не смотри, что пожилой человек.
Ксения Удалова, соседка сверху, зашла за пять минут до этих слов к Ложкиным за солью. Соль вышла вся. Дверь открыта, соседи – свои люди, чего ж не зайти. И незамеченная весь тот разговор услышала. Старики к ней спиной стояли, а рыбка если ее и заметила, то виду не подала. Ксения Удалова, мать двоих детей, жена начальника стройконторы, отличалась живым умом и ничему не удивлялась. Как тихо вошла, так тихо и ушла, подсчитала, что Ложкиным время понадобится, чтобы ведро с водой взять, деньги достать, выбежала на двор, где Корнелий Удалов, ее муж, по случаю субботы в домино играл под опадающей липой, и крикнула ему командирским голосом:
– Корнелий, ко мне!
– Прости, – сказал Корнелий напарнику. – Отзывают.
– Это конечно, – ответил напарник. – Ты побыстрей только.
– Я сейчас!
Ксения Удалова протянула мужу плохо отмытую банку с наклейкой «Баклажаны», пятерку денег и сказала громким шепотом:
– Беги со всех ног в зоомагазин, покупай двух золотых рыбок!
– Кого покупать? – переспросил Корнелий, послушно беря банку.
– Зо-ло-тых рыбок. И бери покрупнее.
– Зачем?
– Не спрашивать! Бегом – одна нога здесь, другая там, никому ни слова. Воду не расплескай. Ну! А я их задержу.
– Кого?
– Ложкиных.
– Ксаночка, я ровным счетом ничего не понимаю, – сказал Корнелий, и его носик-пуговка сразу вспотел.
– Потом поймешь!
Ксения услышала шаги внутри дома и метнулась туда.
– Куда это тебя? – спросил Саша Грубин, сосед. – Проводить, дружище?
– Проводи, – ответил Удалов все еще в смятении. – Проводи до зоомагазина. Золотых рыбок пойду покупать.
– Быть того не может, – сказал Погосян, партнер по домино. – Твоя Ксения в жизни ничего подобного не совершала. Если только пожарить.
– А ведь и вправду, может, пожарить, – несколько успокоился Удалов. – Пошли.
Они покинули с Грубиным двор, а игроки весело рассмеялись, потому что хорошо знали и Ксению, и мужа ее Корнелия.
Не успели шаги друзей затихнуть в переулке, как в дверях дома вновь показалась Ксения Удалова. Выходила она из них спиной вперед, объемистая спина колыхалась, выдерживала большой напор. И уже видно было, что напор этот производят супруги Ложкины. Ложкин тащил ведро с водой, а старуха помогала ему толкать Ксению.
– И куда это вы так спешите, соседи дорогие? – распевала, ворковала Ксения.
– Пусти, – настаивал старик. – По воду иду.
– По какую же по воду, когда дома водопровод провели?
– Пусти! – кричал старик. – За квасом иду!
– С полным-то ведром? А я хотела у вас соли одолжить.
– И одалживай, меня только пропусти.
– А уж не в зоомагазин ли спешите? – спросила ехидно Ксения.
– Хоть и в зоомагазин, – ответила старуха. – Только нет у тебя права нас задерживать.
– Откуда знаешь? – возмутился старик. – Откуда знаешь? Подслушивала?
– А что подслушивала? Чего подслушивать?
Старик извернулся, чуть не сшиб Ксению и бросился к воротам. Старуха повисла на Удаловой, чтобы остановить ее, метнувшуюся было вслед.
– Ой-ой, – произнес Погосян. – Он тоже за золотой рыбкой побежал. Зачем побежал?
– Жили без золотых рыбок, – ответил ему Кац, – и проживем, мешай кости.
– Ой-ой, – сказал Погосян. – Ксения Удалова настолько хитрая баба, что ужас иногда берет. Смотри-ка, тоже побежала. И старуха Ложкина за ней. Играйте без меня. Я, пожалуй, понимаешь, пойду по городу погуляю.
– Валентин! – крикнула Кацу жена со второго этажа. Она услышала шум на дворе и внимательно к нему прислушивалась. – Валентин, у тебя есть деньги? Дойди до зоомагазина и посмотри, что дают. Может, нам уже не достанется.
Через полторы минуты весь дом в составе тридцати-сорока человек бежал по Пушкинской улице к зоомагазину, кто с банками, кто с бутылками, кто с пластиковыми пакетами, кто просто так, полюбопытствовать.
Когда первые из них подбежали к зоомагазину, перед дверью с надписью «Поступили в продажу золотые рыбки» стояла толпа.
Город Великий Гусляр невелик, и жизнь в нем движется по привычным и установившимся путям. Люди ходят в кино, на работу, в техникум, в библиотеку, и в том нет ничего удивительного. Но стоит случиться чему-то необычайному, как по городу прокатывается волна тревоги и возбуждения. Совсем как в муравейнике, где вести проносятся по всем ходам за долю секунды, потому что у муравьев есть на этот счет шестое чувство. Так вот, Великий Гусляр тоже пронизан шестым чувством. Шестое чувство привело многочисленных любопытных поглядеть на золотых рыбок. Шестое же чувство разрешило их сомнения – покупать или не покупать. Покупать, поняли граждане Гусляра в тот момент, когда в магазин влетели, не совсем еще понимая, зачем они это делают, Удалов с Грубиным и Удалов, запыхавшись, сунул Зиночке пять рублей и сказал:
– Две рыбки золотые заверните, пожалуйста.
– Это вы, Корнелий Иванович? – удивилась Зиночка, которая жила на той же улице, что и Удалов. – Вам Ложкин посоветовал? Вам самца с самочкой?
– Зиночка, не продавай им рыбок, – сказал из-за аквариума инвалид Эрик, который все никак не мог собраться с силами, чтобы покинуть магазин.
– Молодой человек, – прервал его Грубин. – Только из уважения к вашему героическому прошлому я воздерживаюсь от ответа. Зиночка, вот банка, кладите товар.
У Зиночки на глазах были слезы. Она взяла сачок и сунула его в аквариум. Рыбки бросились от него врассыпную.
– Тоже понимают, – проговорил кто-то.
В дверях возникло шевеление – старик Ложкин пытался с ведром пробиться поближе к прилавку.
– Вы не церемоньтесь с ними, – сказал Удалов. – Все равно поджарим.
– Мне дайте, мне! – кричал от двери Ложкин. – Я любитель. Я их жарить не буду!
В общем шуме потонули отдельные возгласы. К Зиночке тянулись руки с зажатыми рублями, и, желая оградить ее от мятежа, Эрик приподнял костыль, стукнул им об пол и крикнул:
– Тишина! Соблюдайте порядок!
И наступила тишина.
И в этой тишине все услышали, что рыбка, высунувшая голову из аквариума, сказала:
– Это совершенное безумие нас жарить. Все равно что уничтожать куриц, несущих золотые яйца. Мы будем жаловаться.
Тишина завладела магазином.
Вторая рыбка подплыла к первой и произнесла:
– Мы должны получить гарантии.
– Какие? – спросил Грубин тонким голосом.
– Три желания на каждую. И ни слова больше. Потом – на свободу.
Наступила пауза.
Потом медленное движение к прилавку, ибо любопытство – сильное чувство и желание посмотреть на настоящих говорящих рыбок влекло людей, как магнит.
Через пять минут все было окончено. В пустом магазине на пустом прилавке стоял пустой аквариум. Вода в нем еще покачивалась. Зиночка тихо плакала, пересчитывая выручку. Эрик все так же стоял в углу и потирал здоровой рукой помятый бок. Потом нагнулся, поднял с пола почти не пострадавший букетик цветов и вновь положил на прилавок.
– Не расстраивайтесь, Зиночка. Может, в следующем квартале снова пришлют. Я только жалею, что мне не досталось. Я бы вам свою отдал.
– Я не об этом, – всхлипнула Зиночка. – Какая-то жадность в людях проснулась. Даже стыдно. И старик Ложкин кричит – мне десять штук, и вообще.
– Я очень жалею, что не смог для вас взять, – повторил Эрик. – До свидания.
Он ушел. Вера Яковлевна, дожидавшаяся, пока никого в магазине не останется, подошла к Зиночке, держа в руке палехскую шкатулку. В шкатулке еле умещались две рыбки.
– Я все-таки купила, – сообщила она. – Ты ведь и не заметила. Я поняла, что, если стоять и ждать, пока это столпотворение продолжается, ничего не достанется. Ведь ты не догадалась хотя бы две-три штуки отложить.
– Куда там, – сказала Зиночка. – Я очень рада, что вы успели. А я и не заметила. Такая свалка – я только деньги принимала и рыбок вылавливала.
– Одна твоя. Деньги мне с получки отдашь.
– Не надо мне, – отказалась Зиночка. – Я и права не имею их взять.
– Тогда я тебе дарю. На день рождения. И не сходи с ума. Кто от счастья отказывается? У тебя даже шубки нет, а зима на носу.
– Нет, нет, ни за что! – И Зиночка заплакала еще горше.
– Чего уж там, – сказала из шкатулки рыбка. – Все равно одному человеку больше трех желаний нельзя загадать. Хоть бы у него сто рыбок было. А шубу тебе надо – я сделаю. Ты какую хочешь – норковую или каракуль?
– Вот и отлично, – проговорила Вера Яковлевна. – Где сачок? Мы ее тебе пересадим. Я очень рада.
– Ну как же можно, – сопротивлялась Зиночка.
В дверь заглянула незнакомая женщина и спросила:
– Рыбки еще остались?
– Кончились, – ответила Вера Яковлевна, прикрывая крышку палехской шкатулки. – Теперь они будут приходить. Закроем магазин? Все равно – какая сегодня торговля?
– Я должна в область, в управление торговли отчет написать, – сказала Зиночка. – Я очень боюсь, что нам товар по ошибке отгрузили.
– Вот и напишешь дома. Пошли.
Зиночка послушалась. Сняла объявление с двери, заперла ее, спрятала выручку. Вера Яковлевна достала еще одну шкатулку и отсадила в нее рыбку для Зиночки. Продавщицы вышли из магазина через заднюю дверь.
– А ты хоть помнишь кого-нибудь, кто рыбок покупал? – спросила Вера Яковлевна.
– Мало кого помню. Ну, сначала, еще до всей этой истории, Ложкин был. И кружок юннатов из средней школы. Потом снова Ложкин. И Савич. И этот длинный из горздрава, и Удалов с Грубиным по штуке. А остальных разве припомнишь?
– Боюсь, – сказала на это Вера Яковлевна, – боюсь, что поздно гадать – результаты скоро будут налицо.
– То есть как так?
– Ты думаешь, что за желания будут?
– Не знаю. Разные. Ну, может, денег попросят…
