Текст книги "Наши в космосе"
Автор книги: Кир Булычев
Соавторы: Александр Громов,Ант Скаландис,Даниэль Клугер,Михаил Тырин,Павел Кузьменко,Андрей Саломатов,Борис Штерн,Александр Етоев,Владимир Хлумов,Станислав Гимадеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
– Господин Марухин, как вы думаете: этот стуффи тоже исчезнет, едва за него возьмутся ученые?
Я ухмыльнулся. Я всегда ухмылялся, когда он задавая подобные вопросы, и отвечал обычно так:
– Спроси что-нибудь полегче, дружище!
Он спрашивал что-нибудь полегче, иногда и сам пускался в рассказы, в общем, мы неплохо провели время. Только однажды он чуть не испортил мне настроение.
– Знаете, – сказал он, почесывая в затылке, – по-моему, я где-то читал года два назад… будто стуффи занесли в Красную книгу. Вы ничего про это не слыхали?
– Что? – В первый момент я опешил. Потом эта мысль показалась мне настолько смешной, что я расхохотался. Питон смутился.
– Может, я путаю… – пробормотал он.
– Я уверен… ха-ха… ты что-то напутал! – смеялся я. – Ерунда! Этого не может быть, Питон! Просто не может быть.
Через два дня после этого мы уже садились на Землю. Я потирал руки в предвкушении, представляя, как мне отвалят десять тыщ «полосатеньких», и довольно поглядывал на клетку со стуффи.
С видом победителя я первым вышел по трапу на бетонный пол космодрома.
Из толпы встречающих вышел человек в темно-зеленой униформе и направился мне навстречу. Парни папаши Риджуэя тем временем выволокли клетку к трапу.
Человек козырнул мне, покосился на стуффи, тихо сидящего в клетке, и сказал:
– Служба Охраны Инопланетной Фауны. Инспектор Биггс. Вы – Федор Марухин, а это стуффи, которого вы поймали? Я правильно понимаю ситуацию?
Я кивнул, чуя неладное.
– Прекрасно. Придется заплатить штраф.
– Какой штраф, инспектор? – изумился я. – Что за чушь? Это мне обязаны заплатить десять тысяч за этого зверя! Я не понимаю!
Инспектор ухмыльнулся.
– Вы обязаны заплатить, господин Марухин. Только не десять, а три тысячи. Охота на стуффи запрещена.
– Как это?… – У меня пересохло во рту. – Когда?…
– Больше двух лет назад, – с сочувствием произнес инспектор. – Правда, никто еще не нарушал этого запрета. Вы – первый в своем роде, платите штраф.
– Какой еще, к дьяволу, запрет? – воскликнул я. – Что за ахинея?
– Нужно читать издающиеся законы, господин Марухин, коли уж вы занимаетесь промыслом инопланетных животных! Два года назад стуффи занесен в Красную книгу и за охоту на него установлен штраф. Так что придется платить.
Я закрыл рот и криво улыбнулся. Мой взгляд упал на толпу встречавших и в мгновение отыскал в ней господина Кассини. Тот съежился и попытался спрятаться за спинами. В ярости я подскочил к нему и схватил за грудки.
– Вы же знали! – закричал я. – Вы не могли не знать! Кассини молчал, опустив глаза и вжав голову в плечи.
– Какого же черта? – Я встряхнул его. – Вы же знали, что ваш заказ незаконный!
– Мы думали, что вы в курсе… – пролепетал Касси ни. – Но раз вы ничего не упомянули… Мы полагали, если вы согласились, то…
– Идиот! – взревел я. – Мои деньги!
Но Кассини был настолько жалок и беспомощен, что я только сплюнул от злости и отпустил его. По всей, видимости, он прогорел ничуть не меньше, чем я.
– Ну, так что? – послышался голос инспектора. – Если вы отказываетесь платить, мне придется задержать вас. Стуффи передается в распоряжение Службы.
– Минутку, инспектор…
С этими словами я залез в корабль и остался наедине со своими мыслями.
Да, плакали мои десять тысяч! А Кассини и его компания – безмозглые кретины. Решили играть в опасные игры, а инспектора прохлопали! Однако три тыщи с меня содрать – не выйдет! Ха-ха! Кишка тонка у этой Службы! Я им устрою концерт! Такой, что шары на лоб вылезут! Не вышло у нас с Мишкой поживиться, так пусть хоть напоследок мир обалдеет, когда узнает про нашу охоту. Долго мы дурачили всех с этой идеей. И деньжат подзаработали – многим и не снилось! Всё думали, когда же нас раскусят. А нам везло. Мы вешали всем лапшу на уши, и все верили. Умора! Но все когда-нибудь кончается. Я не в обиде. Это могло случиться не сейчас, а намного раньше. Ну и пусть! Ну, не получилась наша последняя охота, зато все предшествующие удались на славу, это точно! Что ж, будет вам сюрприз, приготовьтесь!
Когда я выходил из корабля, на моем лице не осталось ни следа огорчения, а, наоборот, сияла злорадная улыбка. Боже, какая их сейчас хватит кондрашка, вот хохма-то!
– Так что вы решили? – сухо осведомился инспектор. – Я попрошу не затягивать дело.
– Черта с два я заплачу вам этот штраф! – ответил я.
– Вы что, хотите документ? – Инспектор разозлился, стал рыться у себя в сумке и наконец вытащил какие-то бумаги. – Вот! Читайте, если не верите! Стуффи находится под охраной закона!
Но я даже не посмотрел на его бумаги.
– И чем же это стуффи так приглянулся закону, а? – поинтересовался я, хитро прищурившись.
– Ну, – несколько замялся инспектор. – Насколько я знаю, ученые предполагают, что это животное обладает какой-то неизвестной формой интеллекта… Поэтому охота на него…
– О-о-о! – произнес я многозначительно и оглядел собравшихся.
Здесь были и люди с корабля, и люди Кассини, и служащие космодрома, и репортеры, и многие другие. Я ухмыльнулся и повернулся к стуффи.
– Ты слышал, Миха? – сказал я, всплеснув руками. – Оказывается, ты находишься под охраной закона!
Стуффи зашевелился, раздалось шипение, и шкура обмякла. В ней образовалась щель, из которой показалась взлохмаченная и небритая Мишкина физиономия.
– Черт подери, Федя! – воскликнул Мишка. – Никогда бы не подумал!
По толпе пронесся замирающий вздох. Инспектор застыл и выронил листки.
– И ты, оказывается, обладаешь неизвестной формой интеллекта! – выдавил я, едва сдерживая смех.
– И мне не придется таинственно исчезать из лаборатории? – Мишка тоже вот-вот готов был прыснуть от хохота.
– Нет, Миш.
– Не придется применять телепортационный эффект?
– Увы, дружище.
На несколько мгновений воцарилась полнейшая тишина.
И тогда мы, не в силах больше сдерживаться, захохотали. Я смеялся, схватившись за живот и припадая то на одно, то на другое колено. Аж в глазах потемнело! Мишка корчился на полу своей клетки, так и не освободившись до конца от буро-зеленой шкуры.
Боже правый! Видели бы вы, как вытянулись у них лица! Вы бы только видели! Ей-богу, только ради этого зрелища стоило слетать на Миланду!
Комар на плечеОни сидели возле опрокинутого бота. Царила тишина, лишь изредка из кабины управления доносились жужжание и писк рации, настроенной на волну корабля. Кругом росли крупные бурые цветы с жесткими листьями и толстыми стеблями. Высоко в безоблачном небе пылало голубое светило.
– Все равно ничего не понимаю… – пробормотал Мордин. – Мы еще с орбиты обнюхали этот паршивый комок. И ничего! Снижались нормально… Ну, приборы же не врут, черт возьми! – разозлился он. – Не было никаких ураганов и землетрясений, не было!
– Но тем не менее, – ухмыльнулся Росков. – Не святой же дух перевернул нашу галошу…
– Ох, не нравится мне здесь! – сказал Мордин. – И далась командиру эта разведка. Формалист! Сиди теперь тут… – Он встал и потянулся.
– Скорее бы корабль сел, а то – скукотища, – сказал Росков.
– По-моему, насчет жизни тут – полный нуль.
– А цветы? – Росков прилег, опершись на руку.
– Ха! Цветы! – воскликнул Мордин. – Разве это цветы?
Он схватил одно растение руками за стебель, рванул его на себя и выдернул вместе с корнем.
– Ну что это? Ни запаха, ничего… – Мордин понюхал цветок и отбросил в сторону.
– А-а-а! – вдруг закричал Росков, вскакивая на ноги и потирая бедро.
– Что? – Но тут Мордин ощутил сквозь подошвы сапог, что почва под ногами стала горячей. От неожиданности он подпрыгнул.
С минуту они ошарашенно глядели под ноги. Постепенно земля остыла.
– Проклятая планета! – воскликнул Мордин. – Я же говорил: здесь чем-то попахивает! Зря нас сюда выслали. Не планета, а какое-то существо! Цветок выдернул, и на тебе…
– Ты думаешь: есть связь? – спросил Росков.
– А нетрудно проверить… – Мордин подскочил к другому цветку и вырвал его из земли. – О, пожалуйста!
Подошвы ног защипало. Росков притопнул.
– На этот раз было значительно горячее! – отметил он.
– Вот-вот! И бот неспроста перевернулся, это уж точно!
– Бот? – задумался Росков. – А ты знаешь, ты натолкнул меня на одну мысль. Глупую, правда, но… А попробуем еще…
Он выдернул большой цветок, достававший ему до пояса.
Они не поняли, что произошло. На плечи и грудь вдруг навалилась какая-то тяжесть, дышать стало очень трудно. Руки, ноги, голова шевелились так, словно находились не в воздухе, а в воде. Это продолжалось не больше минуты, затем все исчезло.
– Нет, хватит экспериментов! – сказал Мордин, вдыхая полной грудью нормальный воздух и ощупывая себя со всех сторон.
– Комары! – внезапно воскликнул Росков. – Я понял…
– Что? – Мордин открыл рот и уставился на него. – Какие комары?
– Я все понял, – сказал Росков. – Сейчас объясню. Представь себе человека, которому на плечо садится комар. Человек его не видит, он только слышит жужжание и чувствует легкое прикосновение комариных лапок. Человек дергает плечом, комар взлетает, но потом садится снова. Комар делает одну попытку за другой, человек пытается тем или иным способом прогнать назойливое насекомое: сдувает, смахивает и так далее… Но вот комар укусил человека. Человеку больно, и он реагирует мгновенно. Один шлепок – и от комара остается мокрое место. И бедный комар так и не успел ничего понять… Дошло?
– Пока нет… – протянул Мордин. – Мне не ясно, к чему ты клонишь…
– Неужели не ясно? Ты подумай… Какова мощность двигателя нашего корабля?
– Постой, постой… Ты хочешь сказать…
– Вот именно! – воскликнул Росков. – Если ты помнишь, в четвертом разделе технического руководства сказано, что на месте взлета и посадки радиус выжженной и перепаханной земли может достигать трехсот метров! Это тебе не бот и не цветок…
У Мордина отвисла челюсть. На хронометры они взглянули почти одновременно.
– Шестой виток уже прошел… – пробормотал Росков.
– Ну и что? – спросил Мордин с опаской.
– Они снижаются… – упавшим голосом сказал Росков.
– С чего ты взял? – с надеждой в голосе спросил Мордин. Он знал, что Росков не станет ничего утверждать голословно, и внутри у него возник нехороший холодок.
– Командир сказал, что шести витков за глаза хватит, – выдавил Росков. – Они снижаются уже сто двадцать две секунды! Слышишь?
Но Мордин не слышал. Он уже бежал к рации.
Николай Гуданец
КовчегПервым долгом, парень, на судне должны быть чистота и полный экологический баланс. Чтоб никто никого не жрал, не обижал, чтобы никто потомством не обзаводился, ясно? Как увидишь этакое безобразие – сразу дуй ко мне, а уж я найду на них управу. Сам в это дело не лезь.
Съесть, может, и не съедят, но покалечить могут.
Да ты садись, не стесняйся. Вон, на тот мешок с кормом.
Звать меня можешь без церемоний – дядюшка Крунк.
Есть, правда, некоторые молокососы, кому надо крепко надрать уши, так они зовут меня старым свистуном. Ты ведь не из таких, верно? Значит, дядюшка Крунк, и точка.
В прошлом месяце у нас тоже был практикант вроде тебя. Штурману с ним возиться было некогда, и парня, само собой, сплавили ко мне в трюм. Помощник из него получился уж больно интеллигентный, то есть, сам понимаешь, никудышный. Не то, чтобы отлынивал, просто норовил не столько работать, сколько соображать. Вместо того, чтоб самому толком продраить трюм, этот паршивец приволок с жилой палубы киберуборщика. Едва зверюшки увидели кибера, с ними приключилась форменная истерика. Щипухи подняли гам, змееглав со страху загадил клетку доверху, а хвостодонт с Ганенбейзе выломал переборку, поймал кибера и съел. Потом ветврач два дня ему брюхо резал автогеном, все искал корабельное имущество. Во-он он, хвостодонт, за террариумом. Ты не бойся, он, пока сытый, вполне смирный.
Значит, никаких киберов. Эта вот штука называется швабра, сынок. Небось, и не видывал никогда? То-то.
Ничего, освоишь, делонехитрое. Если зверюга зубастая, в клетку к ней не лезь, окати из брандспойта пол, и все тут. А вон ту трехглавую скотину, вроде дракона, вообще стороной обходи. Огнем плюется.
Ты, я вижу, парень смирный и понятливый. Это хорошо. Слушайся меня, как родную маму, и самодеятельность мне тут не разводи. Тот практикант, видишь ты, захотел клетки покрасить. Оно вроде неплохо придумано, толькo едва парень влез к гигантскому скунсу с Тамальты, этот зверь его так уделал, что мое почтение. Уж на что я привычный ко всему, и то с души воротило, когда рядом стоял. А сам он прямо-таки купался в одеколоне, и все равно не помогало. Хоть противогаз надевай. Такие дела.
Ты чего трепыхаешься? Чего вскочил, говорю? Ты не волнуйся, это камнедав орет. Скучно ему. Сиди себе спокойно, часок поорет и сам перестанет. Как говаривала моя покойная старуха, на всякий чих не наздравствуешься.
Так о чем бишь я? Ага, вот. Сам я на Ковчеге с первого дня, с тех самых пор, значит, как академик Фуск выдумал эту самую программу спасения редких видов животных.
Была такая планета, Пиритея, и-на ней водилось видимоневидимо разной живности. Ох, как ее изучали – вдоль и поперек, и всяко-разно. На каждую скотинку приходилось по профессору да еще по целой куче диссертантов, не считая студентов с лаборантами. Они бы там до сих пор науку двигали всем нам на радость, да только в один погожий денек врезался в Пиритею здоровущий астероид.
Тряхнуло ее-таки основательно, и полматерика снесло к чертовой бабушке. Это было бы полбеды, но еще и наклон оси к эклиптике поменялся, полярные шапки растаяли, и вышел, значит, на Пиритее самый что ни на есть всемирный потбп. Вот тогда-то Фуск свою программу и предложил. Вывезти оттуда всю живность вместе с фауной и на другой подходящей планете ее поселить.
Академику что, его давным-давно птицеящер съел, и в Главном Космопорте поставили его бюст аккурат напротив закусочной. А мы до сих пор возим всякую нечисть – сначала с Пиритеи, потом с другой планеты, где солнце погасло, потом еще со всяких-разных.
Взять ту же Марианду. Порешил Галактический Совет целиком пустить планету на руду. А мы, значит, подчистую вывозили оттуда биосферу. Эта биосфера у меня вот где сидит. Скажем, забрали мы с Марианды красных термитов. Собирали их, когда они были в спячке– Ну, а в полете мураши взяли да и проснулись. Прогрызли ходы, с полдюжины переборок попортили, добрались до резервного двигателя и сожрали там весь уран. Хорошо еще, до ходового реактора добраться не успели. Мы их, паразитов, жидкимигелием замораживали. А потом еще в капитальном ремонте два месяца прохлаждались.
Или Альмар. Там такая история приключилась, что ты…
Слышал, небось? Неужто нет? Да об этом вся Галактика знат.
Ты чего ежишься? Ну да, запах тут, прямо скажем, не ахти. Некоторые с непривычки в обморок падают. На-ка вот фляжку, отхлебни. Не употребляешь? Ну и зря.
На Альмаре, значит, выращивали капусту. Ох, до чего шикарная капуста была, ну прям-таки с меня ростом! Все шло как по маслу, пока не появились десятиножки.
Эдакие букашки с карандаш величиной. Расплодилось их видимо-невидимо, жрут капусту подчистую, и никакие химикаты их не берут. Тут профессора опять же почесали в затылке и порешили развести на Альмаре широкозобых туканов. Сказано-сделано, развели их тьму-тьмущую, и тогда десятиножкам пришел форменный капут. А заодно и голубым пяденицам. Как только пропали пяденицы, начали дохнуть с голоду четырехкрылые гуськи. Тогда стали истреблять туканов, разводить пядениц и спасать гуськов, потому как от ихнего помета зависел рост дубабовых рощ, в которых водились буравчики, у которых симбиоз с ползучим бородавочником, которым питались хабры. А уж с хабрами шутки плохи. И пошла катавасия.
Как говаривала моя старуха, нос вытащишь – хвост увяз.
Когда начали дохнуть зубодуи, тогда уж стали всю биосферу переселять. Прилетели мы на Ковчеге. Глядь по сторонам – пусто. Вся планета лысая, только какие-то заморыши ковыляют по песочку. Даже до половины трюм не загрузили, так мало живности осталось. Вот и вся тебе капуста.
Ну, значит, так. На тебе швабру, тряпку, ведро. Ежли станет худо, вон там голубой краник. Отверни и подыши кислородом. Уши можешь ватой законопатить.
Я буду в соседнем отсеке, так что не бойся. Особо не прохлаждайся, дела невпроворот. Конечно, прежде всего – мытье, но и за зверюшками поглядывай.
Не приведи господь, ежели они начнут деток заводить.
А то в одном рейсе у нас двуглавая питониха разродилась от камышового дикобраза. Детки стали плодиться дальше.
Чуть не каждый день – новое пополнение. До того живучие гадины оказались, никакая холера их не брала.
В конце концов сняли мы с турели метеоритную пушку, всей командой приволокли в трюм и этих гадов перестреляли, А то бы они сожрали биосферу с двух планет, да и меня впридачу. Пушка теперь тут лежит, на всякий случай. Полезная штука, правда, пользуемся мы ею редко. Без меня ты вообще до нее не касайся, а то из нее обшивку продырявить – раз плюнуть, понял?
Да, еще. Ты, сынок, держись подальше вон от той клетки. Там у нас самые злобные и опасные на всю Галактику твари. Просто чокнутые они, эти двуногие солдатики. Передрались промеж собой и всю свою планету как есть загадили. Теперь вот их осталось всего-навсего три экземпляра. Ты с ними держи ухо востро. Вчера я за кормежкой зазевался, так мне один солдатик чуть верхний щупалец не оторвал.
Ладно, пойду я. Заболтался с тобой, а мне ведь еще хрипуна кормить. Через часок опять зайду – поглядеть, как ты справляешься.
Дядюшка Крунк встал, ухватил щупальцами мешок и выполз в соседний отсек. Практикант взял в клешни швабру и принялся за уборку, стараясь не обращать внимания на клетку с двуногими солдатиками, которые сучили кулаками и хрипло ругались на своем неведомом языке…
Михаил Тырин
ИстуканХлопоты-хлопоты… Петр Алексеевич Жбанков отошел от окна кабинета и сел за стол.
– Хлопоты, – повторил он, но в голосе его, несомненно, прозвучало умиротворение.
Помещик Дрожин, находившийся здесь же, только усмехнулся, колыхнув животиком.
– Убей меня, Петр Алексеевич, не пойму я тебя, – сказал он. – На что оно тебе надо? Сдались тебе эти планеты, скажи пожалуйста! Разве тебе мало домашних забот?
– Да как сказать…
– А нечего и говорить! – убежденно заявил помещик. – Товар к тебе со всего света идет, и чего только нет! Фарфор, шелка, лес корабельный даже! Денег – куры не клюют, так небось? И чего тебя на старости лет дурь проняла?
– Да что ты понимаешь… – нахмурился купец Жбанков. – Коль богатеешь – надо расширяться, и весь сказ.
– Да зачем? Или у тебя хлеб на столе не каждый день?
– Я и говорю, не понимаешь, – махнул рукой купец. – Не в хлебе едином суть. Денежки – они работать должны, а не в чулке пылиться. Иначе не купец я буду, а скряга старый.
– Ну, хорошо. Ну, допускаю, деньги должны работать. Ну и пусть себе здесь работают. Снаряди хотя бы корабли – хоть в Голландию, а хоть и по всем европам сразу. Торговых путей в наш век – тьма-тьмущая. Да вот нет, сдалась тебе эта Луна!
– Не Луна, – с досадой мотнул головой Жбанков. – Не Луна – планеты.
– Ну, планеты. Они небось еще и подальше Луны будут.
– Да уж конечно. – Петр Алексеевич был раздосадован, что старый приятель не желает его понять и поднимает всю задуму на смех. Он снова вскочил к окну: – Да ты погляди, погляди!
– Я уж глядел, – сказал Дрожин, но все же нехотя поднялся, отставив рюмку с наливкой.
– Гляди в окно, говорю, – воскликнул Жбанков, и глаза его в этот момент загорелись. – Такое строительство, что весь свет собрался. Мужиков по деревням собирал, инженеров с разных городов выписывал. Большое-таки дело делаем!
– Вот и шмякнешься ты с Луны прямо со своим большим делом, – снисходительно хмыкнул помещик, глядя сквозь прозрачное, чисто вымытое служанкой стекло.
Петр Алексеевич не врал: дело под окнами происходило и впрямь великое.
Сотни работников, лошадей, повозок окружали исполинскую трубу из не крашенного еще железа, положенную вдоль хозяйского двора. Над двором поднимались дымы, метались искры, разносились голоса работающих. На дальнем конце, возле ямы с водой бабы толкли в чанах селитру с углем. Мальчишки, точно обезьяны, облепили забор, наблюдая невиданные приготовления.
– Устроил цирк для всего города, – пробормотал помещик, неохотно соглашаясь, что перед его глазами имеет место быть поистине великое событие, которое сам он никогда бы не поднял. – Неужто сам на такой-то страсти полетишь?
В дверь постучались, а затем в кабинет вошел, прижимая мятую фуражку в животу, инженер Меринов. Он был худой, желтолицый и весь какой-то сам в себе.
– Заходи, Капитон Сергеевич, – добродушно пригласил Жбанков. – Что ты у дверей жмешься, как кучер на балу.
– Это… – сипло проговорил Меринов и закашлял. – Сто двадцать рублей бы надо.
– Зачем? – насторожился купец.
– Это… – Инженер покряхтел, поправил на носу проволочную оправу. – Стекла двойные ставить надо. Иначе никак.
– Да зачем двойные, ежели они и так толстые?! – возмущенно воскликнул Петр Алексеевич. – Ты, брат, по миру меня пустишь со своими придумками.
Инженер достал желтый платок, высморкался, от чего в голове его что-то хрустнуло.
– Это… Двойные бы надо. Чтоб крепче.
– Ну, что с ним делать? – всплеснул руками Жбанков, обращаясь к помещику.
– То одно ему, то другое, то пятьдесят рублей, то сто, то двести.
– Ему виднее, пожалуй, – заметил Дрожин, пожимая плечами.
– Безопасность, – тихо пробормотал Меринов.
– Безопасность! – передразнил его купец. – Я и сам знаю про безопасность.
Ты мне лучше вот что скажи. – Он покопался в столе и достал порядком истрепанный номер «Ведомостей» за прошлый год. – Вот, слушай. «Готовить снаряд для путешествия к Луне и иным планетам следует таким образом. Взять три бочки, составить их одну над другой, скрепить болтами или скобами. В первую бочку уложить динамиту и всякого прочего пороху, чтоб было чем лететь от Земли. Во второй следует хранить пищевые запасы и багаж, необходимый в дороге. В третьей бочке должен располагаться сам путешествующий. Велите, чтоб горничная поместила туда старых перин и одеял, чтоб смягчить неизбежную при полете тряску и прочие неудобства». Все! Купец отодвинул газету, хлопнув по ней ладонью.
– Все, понимаешь? Три бочки да порох с динамитом. А ты мне: стеклы, трубочки, кнопочки, краники… Приборов каких-то из Германии выписал…
– Из Германии – только двигатель, – тихо сказал инженер, промокая ноздри платком. – Приборы – английские. А газета эта ваша… Пусть бы тот, кто ее написал, сам в таких бочках и летел.
– Дюже ты грамотный, Капитон Сергеевич. – Жбанков сокрушенно вздохнул, глядя в сторону. – Ладно, что с тобой делать… Иди к хозяйке, возьми у ней денег. Скажешь, я велел дать. Смею надеяться, других непредвиденных расходов ждать не придется?
Инженер, который уже повернулся к двери, вновь обратил свой взор на купца.
– Это… – сказал он, и Жбанков чуть побледнел, выпучив глаза. – Железные полосы, что мы заказывали, на двадцать копеек больше вышли за пуд. И еще… это… Рублей бы, так сказать, пятьсот, чтоб такую штуку приладить… Эдакую, знаете, люльку. Если какая авария случится или воздух из снаряда выйдет, вы на той люльке дальше полетите. Безопасность, одним словом…
– Пятьсо-о-от?! – воскликнул Петр Алексеевич, продолжая таращить глаза. – Да какая ж такая безопасность, что пятьсот рублей может стоить?
– Надо бы сделать, одним словом, – заключил Меринов и одел фуражку, намереваясь уходить.
– Иди, иди, – с досадой махнул рукой купец и покачал головой. – Эх, хлопоты…
Тут он заметил, что помещик смотрит на него как бы с некоторым испугом.
– Ты-то чего переживаешь, Дрожин? – кисло проговорил он. – Дай, я тебе наливочки еще добавлю.
– Слышь, Петр Алексеевич, – проговорил Дрожин, тиская в руках свою рюмку, – не летал бы ты сам, а? Пошли лучше приказчика.
– Да что с тобой?
– Видишь, чего человек говорит? И воздух выйти может, и авария, и стекла тонкие… Не летал бы ты!
– Да ну тебя, право. Нашел, что бояться. Летают же другие – и ничего.
– Не летай, – гнул свое помещик.
– Отстань, говорю. Сказать по совести, я бы и не полетел, но… – Жбанков сел, мечтательно уставившись в потолок. – Хочу, знаешь, поглядеть, чего там.
– Эхма! Нашел чего на старости лет захотеть!
– А чего, по-твоему, я хотеть должен? Вроде все при мне уже есть. И дело, и дом свой, и сыновья взрослые… И авторитет. Теперь – что, теперь надо мир увидать. Ну, опять же не без пользы для дела. Заодно и торговлю приподнять.
– Э-эх… – махнул рукой Дрожин. – Мир повидать. Эка невидаль! Я вот, когда в полку еще служил, где только не был. И что?
– А то! Ты зря не думай, я на тебя смотрю и замечаю. Тебя что ни спроси – все ты знаешь, что ни скажи – на все у тебя каламбур готов. А откуда оно взялось? Разве ты в своем поместье полную голову историй набрал? Нет, в полку и набрал.
– Да чего там…
– Ты давай не скромничай! Припомни, как у Агаповых про крокодилов сказывал. Все вокруг тебя только и крутились. А у исправника на приеме, помнишь? Только тебя и слушали, как ты с арапами знался и на слонах за вином ездил.
Помещик хмыкнул, польщенный.
– Ну, положим, арапов ты и здесь посмотреть можешь, – изрек он.
– Эвон! – рассмеялся в ответ Жбанков. – Где ж я на них полюбуюсь? Разве мужиков своих сажей напачкать?
– Да ты не ухмыляйся, а, будь добр, доберись до Петербурга. Да погуляй вдоль заграничных ведомств. Там арапы, почитай, каждый час проходят. Смешно сказать: важные, как гуси, а такие чернющие!
– Ну, уж за этим я в Петербург не поеду. Что я, школяр какой, за басурманами бегать, свистать?
– Дело твое, брат. Подбавь-ка наливочки. А все одно, не летал бы ты сам.
– Сказано, решено.
– А вот посуди: захотелось тебе в дороге, положим, щей похлебать. Как быть?
– Как… Сварить – и все дела.
– Сам варить будешь? Или кухарку с собой возьмешь?
– Ну… Из мужиков хоть один кашеварить сможет, я так думаю.
– Пусть так. А на чем он тебе их варить будет?
– Известное дело: щи завсегда на огне готовили.
– На огне? – Дрожин победно щелкнул пальцами. – Стало быть, и дрова с собой прихватишь? А сколько? Вязанку, две или воз? А куда товар складать станешь?
Петр Алексеевич растерянно моргнул, будучи совсем загнан в тупик таким разговором. Но затем лишь отмахнулся:
– Ну тебя, Дрожин. Мне по торговле соображать надо. А про щи и дрова у меня инженер все знает. Летают же люди и с голоду не мрут.
– Эх, Петр Алексеевич… – вздохнул Дрожин, только головой покачав.
– А в «Ведомостях» сказано, окороков с собой брать и рыбы вяленой, – продолжал оправдываться купец. Дрожин встал, оправил сюртук.
– Хороша у тебя наливочка, Петр Алексеевич, но пора и честь знать.
– Да посиди, – кисло проговорил Жбанков.
– Покорно благодарствую. Однако опасаюсь, без меня в усадьбе мужики вишню пересушат. Вишню я сушу, – пояснил он. – Повезу на продажу. Вишня хорошая в этом году. Не пожелаешь у меня купить?
– А… – махнул рукой купец, – до того ли мне сейчас?
– Как знаешь, Петр Алексеевич. Бывай, значит.
Последние приготовления завершились раньше чем через месяц. Не откладывая дела в долгий ящик, Жбанков велел инженеру готовить снаряд в дорогу немедля.
Вот тут и состоялся у них один своеобразный разговорчик.
– Это… – проговорил инженер и зашелся гулким кашлем.
– Ну? – невозмутимо отвечал купец.
– Я говорю, на неделе уже отчаливать будете, а с кем лететь собрались?
– А тебе что за дело?
– Ничего, просто надобно знать.
– Ну, положим, Гаврюху беру – приказчика. Мужиков возьму, человек пять, в помощники.
– Мужиков… – Меринов тяжело сглотнул. – Должно быть, шибко смекалистые у вас мужики, ежели хотят снаряд от земли поднять и к планетам направить.
– Не пойму я, о чем это ты?
– О том говорю, что снаряд – не упряжка. Его вожжами не постебаешь. Кто, спрашиваю, этой махиной рулить будет?
Купец при этих словах сел как подкошенный. О главном он и не подумал. В самом деле, следовало брать с собой хоть одного ученого человека, чтоб тот смог найти дорогу и разобраться во всех трубочках и гаечках, что накрутил в огромном количестве инженер Меринов.
– Вот те на… – только и сказал Петр Алексеевич. – И что ты сам на такой счет мыслишь?
– Тут и мыслить нечего, – беспечно ответил инженер. – Требуется пилотов выписывать.
– А, ну так выпишем, – с облегчением рассмеялся Жбанков, радуясь, что вопрос разрешается столь просто.
– Из Англии… – нерешительно добавил Меринов. – Я говорю, надо бы пилотов из Англии.
– Ну, можно и из Англии, – осторожно согласился Жбанков. – А что, непременно оттуда?
– Как есть, непременно. Поскольку снаряд по заграничным приборам полетит, то и…
– Ну… ладно, раз такое дело.
– Можно из Германии, – поспешно уточнил Меринов. – Но из Англии дешевле.
– И намного?
– Может, копеек на десять.
– Ну, невелика разница, – усмехнулся купец.
– Как сказать… Ежели пилотов трое будет – а меньше и невозможно, – то в час на них уже и целых тридцать копеек выйдет. День да ночь – двадцать четыре часа, сами изволите помножить. Алететь вам…
– Постой-постой! – выпучил глаза Жбанков. – Ты говоришь, десять копеек в час? В ЧАС?!!
– Да не десять… По полтора рублика в час нынче англичане просят. А немцы – те и поболее.
– Полтора рубля в час! – пролепетал побледневший купец. – Да как же…
Помилуй, Капитон Сергеевич!
– А вы что ж думали? – добродушно усмехнулся инженер и полез за носовым платком.
– Я думал… Ну, может, в день копеек шестьдесят, – растерянно проговорил Петр Алексеевич.
– За шестьдесят копеек извозчика ломового извольте нанимать. Да и тот по нашим временам работать не согласится. А тут – английские пилоты. – Инженер с важностью поднял палец.
– Поди, братец, – торопливо попросил Жбанков, махнув рукой. – Поди на двор. Мне посидеть надо, покумекать.
Когда инженер вышел, Жбанков вскочил и начал возбужденно кружить по кабинету. Известие о заграничных пилотах его поразило. Весь его прожект валился навзничь, как подрубленный. Никаких торговых барышей не хватит, чтоб умерить непомерный аппетит англичан. Однако снаряд уже почти построен и весь город наслышан, что купец Жбанков полетит к планетам. Отменить – потерять и деньги, и уважение. Всякий скажет: «Э-э-э, Жбанков… Что за кисель, а не мужик – весь уезд взбаламутил, деньги потратил, а затем и опростался». Нет, так нельзя. А как тогда?
Петр Алексеевич подошел к окну и посмотрел на гигантский корпус, протянувшийся от колодца до самых конюшен. Он был уже покрашен, и теперь работники выводили на боку большими затейливыми буквами: «Князь Серебряный».
Так купец решил окрестить свой летающий транспорт. Жбанков не желал допустить, что такое грандиозное дело пойдет насмарку. Но и платить непомерные деньги иностранцам не собирался.
Через пару минут он завидел внизу рыжие вихры своего приказчика Гаврюхи и немедля позвал его к себе. Гаврюха – очень молодой, но честный и смекалистый парнишка – быстро поднялся и замер перед купцом в вежливом поклоне.
