Текст книги "Фантастический бестиарий"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

***Индикатор***

Индикатор – небольшое животное, которое может существовать в фантастике, но в сказке ему делать нечего, потому что оно, так же как кустики и камни со второй планеты, появилось на свет благодаря не столько сказочным законам, сколько реалиям мира, в котором господствует телевизор.

Индикатора Алиса увидела на рынке Палапутры, на планете Блук. Там продаются всякие удивительные твари, в том числе склисс – обыкновенная на вид корова с прозрачными, как у стрекозы, крыльями, которая может перелетать с пастбища на пастбище и прилетать на дойку, не замочив ног.

Индикатор был похож на пушистый шарик на ножках – палочках. Размером он меньше белки, но очень полезен для путешественников.

В зависимости от настроения и состояния Индикатор меняет цвет: если он испуган – принимает красный цвет, если доволен – становится белым, а когда его накормишь сахаром – бело – лиловым, полосатым. Индикатор пронырлив, проницателен, может предупредить об опасности раньше, чем она появится.

***Команда двухглавого Юла***

Честно говоря, пришельцев, какими бы удивительными они ни казались, включать в бестиарий не следует, потому что они на своих планетах вовсе не выдуманные существа, ничего в них нет волшебного. Это лишь нам, галактическим провинциалам, они кажутся чудесными.

Команду космического пирата Двухглавого Юла, которая безобразничает в детской фантастической повести С. Ярославцева «Экспедиция в преисподнюю», автор совершенно не намеревался придумывать, а создал сумасшедший дом, скопище мифических злодеев, шабаш нечистой силы, но в антураже современном, космическом, компьютерном.

Итак, предводитель пиратских банд Великий Спрут появляется на пиратском космическом корабле Двухглавого Юла. Бандиты, сами по себе существа экзотические – один представляет собой спрута, а другой носит на обыкновенном туловище две головы – заключают подлую сделку.

– А теперь позволь представить мою команду, – заявил Двухглавый Юл.

– Позволяю, – сказал Великий Спрут.

– Экипаж! Стройся! – взревел Двухглавый Юл.

Вот это был сюрприз. Круглый стол посредине кают – компании изогнулся, сбросил с себя носилки и, обернувшись голенастым ящером, вытянулся перед Двухглавым Юлом. С потолка, храня на теле красно – зеленый шахматный узор, сорвалась разлапистая морская звезда и пристроилась рядом с ящером. Распахнулась дверца холодильника, и мохнатая обезьяна, окутанная облаком пара, выскочила оттуда и встала рядом с морской звездой. И чучело зверушки на холодильнике соскользнуло на пол и замерло подле обезьяны.

– Моя команда! – провозгласил Двухглавый Юл. – Самые отчаянные и хитроумные ребята во всей обозримой Вселенной. Это – Ка, – указал он на ящера. – Может принимать любой облик и прикидываться любым предметом. Это – Ки, – он указал на морскую звезду. – Обладает замечательным даром мимикрии. Способен в две секунды слиться с обстановкой и стать невидимым. Это – Ку, – он показал на обезьяну. – Может сколько угодно долго пробыть в космическом пространстве без всякого скафандра. И наконец… – Он показал на ни на что не похожего малыша. – Это мой малыш Ятуркенженсирхив, шпион, которого ношу с собой.

Пожалуй, можно, если постараться, отыскать в древнегреческом фольклоре семейку, члены которой вкупе будут обладать и внешним видом, и повадками, и способностями экипажа Двухглавого Юла. Можно отыскать оборотня и невидимое существо, а вот понятие вакуума вряд ли что – нибудь сказало древним эллинам, Да и по последующим изысканным действиям и извращенным безобразиям, которыми занимается команда, в древнем мире аналогий не отыскать. Там все же чудовища были попроще манерами и уступали нашим в изобретательности.

***Гремлин***

Говорят, что в каких – то средневековых хрониках они упомянуты. Если так, то о них известно немного. По крайней мере, ни в одном известном мне бестиарии, ни в одной мифологической энциклопедии (за исключением труда К. Королева) о них – ни слова. Хотя название звучит по – старинному.

Впрочем, оно могло произойти от гоблина уже в наши дни. Придумали и сделали вид, что существует давно.

Но в любом случае гремлины сегодня известны, особенно после того, как их популяризировало американское кино, Поэтому я позволю себе считать их вашими современниками. Кирилл Королев относит их появление к Первой мировой войне. Именно с той поры они ответственны за все поломки, аварии и неполадки в машинах и приборах. Начинали гремлины с мотоциклов и велосипедов, а потом дошли до космических кораблей и с ними умчались в будущее.

Почему – то они по натуре луддиты, то есть существа, склонные ненавидеть технику.

Передаю дальше слово Королеву, так как сам не уверен в своих знаниях:

«Внешне они сильнее всего напоминают помесь кролика с бультерьером, ростом около 20 дюймов, одеты обычно в зеленые брюки и красные куртки. У них перепончатые лапы, которыми они ступают очень тихо, почти неслышно. К людям вообще гремлины относятся достаточно дружелюбно, а пакости устраивают скорее из озорства, чем из желания досадить».

Русской аналогии гремлинам я не знаю. Может, потому, что сломать велосипед или космический корабль мы отлично умеем сами, без помощи гремлинов.

Зато своего рода наследники у них появились – это, на мой взгляд, зубастики. Не знаю точно их названия на английском, но появились они в детских американских ужастиках: они представляют собой пасти с заточенными зубами, остальное – приложится. У нас существуют: «Зубастики» просто, «Зубастики-2» и так до бесконечности.

Американское кино плодит резиновых страшилищ бессчетно, но я углубляться в тот мир не хочу. Ограничимся литературой и фольклором.

***Олгой Хорлой***

Следующий шаг к сегодняшнему пониманию выдуманного существа – серьезная фантастика, та, что именуется обычно фантастикой научной. В ней конструирование необыкновенных существ подчиняется несколько иным, чем в сказках или детской фантастике, правилам. Они как бы становятся параллельной реальностью, Даже если они обладают какими – то фантастическими свойствами, весь ход повествования подчеркивает, что ничего фантастического или сказочного в этих свойствах нет. Необычное – есть, как необычна антилопа окапи, похожая сразу на жирафа и зебру и открытая в начале нашего века в центре Африки. Пример тому – чудовище, придуманное Иваном Ефремовым.

Я отлично помню свой день рождения в октябре 1944 года. Мне тогда исполнилось десять лет. Это была круглая дата, и мама смогла достать мне новую книгу, а новых книг, да притом интересных, выходило крайне мало. Скромная книга в бумажной обложке была выпущена издательством «Молодая гвардия». На обложке были нарисованы лесное озеро, скалы вокруг и написано:

«И. Ефремов. «Пять румбов»».

Это была первая книга Ивана Антоновича Ефремова, впоследствии знаменитого писателя, а тогда палеонтолога, путешественника, испытавшего фантастические чувства в своих странствиях и в этом превзошедшего своего великого коллегу геолога В. Обручева. Фантастические романы последнего, во – первых, познавательны, Во – вторых, познавательны, в-третьих, полезны, в то время как книги Ефремова завлекательны, таинственны и несут аромат экзотической тайны, которую автор умел отыскать не только в глубинах Тускароры, но и в якутской тундре.

Примером такого произведения, очарование которого достигается благодаря выверенному сплаву описания экспедиционной обыденности, достоверности каждого движения и слова, нарочитого отказа от того, чтобы подготовить читателя к готовой развернуться драме, стал рассказ «Олгой – Хорхой». Лишь старый монгольский проводник Дархин, подобно пророчице греческой трагедии, все время предостерегает героя, пытается, как в волшебной сказке, повернуть назад, обмануть судьбу, не договаривая до конца, что же грозит маленькой геологической экспедиции.

Ефремов вводит в ткань своего рассказа странное существо из монгольского фольклора – песчаного черня, который таинственным образом может убить путника, не прикасаясь к нему. Автор позволяет читателю одновременно глядеть на этого короткого толстого черня глазами нашего трезвого соотечественника и взором монгола Дархина, видящего в нем роковое чудовище, выходящее за пределы логики и разума, – воплощение смерти.

Кульминация рассказа «Олгой – Хорхой» – встреча героя с мифическим монгольским чудовищем.

«Шофер… вдруг резко затормозил и крикнул мне:

– Смотрите скорее! Что это такое?..

Окошко кабины на минуту заслонил спрыгнувший сверху радист. С ружьем в правой руке он бросился к склону большого бархана. В просвете между двумя буграми был виден низкий и плоский бархан. По его поверхности двигалось что – то живое. Хотя это двигавшееся существо и было очень близко к нам, но мне и шоферу не удалось сразу разглядеть его. Оно двигалось какими – то судорожными толчками, то сгибаясь почти пополам, то судорожно выпрямляясь. Иногда толчки прекращались, и животное попросту катилось по песчаному склону.

– Что за чудо? Колбаса какая – то, – прошептал у меня над ухом шофер, словно боясь спугнуть неведомое существо.

Действительно, у животного не было заметно ни ног, ни даже рта или глаз; правда, последние могли быть незаметны на расстоянии. Больше всего животное походило на обрубок толстой колбасы около метра длиной. Оба конца были тупые, и разобрать, где голова, где хвост, было невозможно. Большой и толстый червяк, неизвестный житель пустыни, извивался на фиолетовом песке. Было что – то отвратительное и в то же время беспомощное в его неловких замедленных движениях. Не будучи знатоком зоологии, я все же сразу сообразил, что перед нами совсем неизвестное животное. В своих путешествиях я часто сталкивался с самыми различными представителями животного мира Монголии, но никогда не слыхал ни о чем похожем на этого громадного червяка.

– Ну и пакостная штука! – воскликнул Гриша. – Бегу ловить, только перчатки надену, а то противно!..»

Пока радист и шофер гонялись за олгой – хорхоем, проснулся старик Дархин и увидел, что происходит. Он схватил побежавшего было вслед за молодыми спутниками автора и так цепко держал его, что тот не успел оказаться рядом с Гришей и Ми шей, когда те настигли червяков (к этому времени появился второй олгой – хорхой).

«… Внезапно червяки свились каждый в кольцо. В тот же момент окраска их из желто – серой, сразу потемнев, стала фиолетово – синей, а на концах ярко – голубой. Без крика, совершенно неожиданно радист рухнул ничком в песок и остался недвижим. Я услышал восклицание шофера, который в то время подбежал к радисту, лежавшему в каких – нибудь четырех метрах от червяков. Секунда – и Гриша так же странно изогнулся и упал на бок».

Когда автор смог вырваться из рук спасавшего его от верной смерти монгола, червяки куда – то исчезли. Молодые спутники были мертвы. «Радист лежал с запрокинутой головой, лицо спокойно. У Гриши, наоборот, лицо было искажено гримасой внезапной и ужасной боли, У обоих лица были синие, будто от удушья».

В конце рассказа автор ищет и предлагает читателю версию того, что случилось: «Все объяснение этого происшествия, какое я мог получить у проводника, да и у всех прочих знатоков Монголии, заключалось в том, что, по очень древним поверьям монголов, в самых безлюдных и безжизненных пустынях обитает животное, называемое «олгой – хорхой»… Олгой – хорхой не попадал в руки ни одному из исследователей отчасти потому, что он живет в безводных песках, отчасти из – за того страха, который питают к нему монголы. Этот страх, как я сам убедился, вполне обоснован: животное убивает на расстоянии и мгновенно. Что это за таинственная сила, которой обладает олгой – хорхой, я не берусь судить. Может быть, это огромной мощности электрический разряд или яд, разбрызгиваемый животным, – я не знаю…»

Возможно, схожее чудовище присутствует в монгольском фольклоре. Я бы отнес олгой – хорхоя к числу тварей, изобретенных писателями. Ефремов внес в мифический мир пустыни трезвость фантаста. Каким бы ни был олгой – хорхой в сказке, никогда версия о возможной электрической природе его защитной системы там возникнуть не могла, так же как подозрительна способность разбрызгивать яд. Это уже версии наших дней, это образ мысли ученого… Если, допустим, о лох – несском чудовище говорится в шотландской сказке, и там оно выступает как дракон или Озерный змей, в отчетах современных исследователей куда естественней встретить слово «плезиозавр».

***Зверушка Боулдена***

Животных, открытых писателями – фантастами на дальних планетах, а то и в недрах Земли, столько, что для описания их потребовалось бы десять таких бестиариев. Следует признать, что многообразие выдуманных существ объясняется множеством различий национальных характеров писателей.

К примеру, в русской и советской фантастической литературе выдуманных животных относительно немного, и вот почему. Так уж повелось, о чем бы ни писал русский писатель, в частности фантаст, он всегда пишет об окружающей его тяжелой действительности. И каким бы изысканным, многоногим, многоруким и многоглазым ни изображался житель планеты Эпсилон, на самом деле это все тот же участковый или сосед по квартире. Внешний вид инопланетянина нас мало беспокоит – вы нам поставьте проблему и намекните на что – нибудь актуальное!

Другое дело американцы! Они уже много лет живут в довольстве и достатке. И на кого ни намекай, ничего от этого не изменится. Зато фантастика там в массе своей развлекательная. Американец берет фантастический роман не для того, чтобы узнать, как плохо живет народ в Калуге и на дальних планетах, а для того, чтобы потешить свой ум, уставший за трудовой день. Неудивительно, что американские фантасты тратят множество усилий на то, чтобы выдумать что – нибудь совсем уж необычное и этим удивить клиента. То Айзек Азимов напишет о трехполой цивилизации, то Саймак поведает о цивилизации волчьей, то Гаррисон расскажет о свирепых комарах, а прочие пять тысяч сочинителей фантазий поведают о повадках драконов.

В заключение приведем примеры из изобретательной американской литературы.

Вот, например, зверушка Боулдена из одноименного рассказа ф. Уоллеса.

Герой рассказа Ли Боулден живет на отдаленной планете и торгует с аборигенами. В одной из поездок он заболевает местной неизлечимой болезнью. Он еще об этом не догадался, но дружески расположенный к нему абориген дарит ему корзинку с маленьким пушистым зверем. «Ростом животное было с небольшую собаку, но походило на изящного миниатюрного медведя с глянцевитым оранжевым мехом».

Боулден заболевает все сильнее, но животное не отходит от него ни на шаг, даже спит рядом. И Боулден начинает понимать, что зверушка каким – то образом помогает ему бороться с болезнью.

Правда, по возвращении на базу Боулден расстается со зверьком, и ему становится все хуже. Земные лекарства ему не помогают. И лишь случайно, когда становится совсем уж худо, Боулден возвращает к себе зверька, тот от него больше не отходит, и вскоре человек одолевает смертельную болезнь.

Оказывается, такие звери живут в каждом поселке аборигенов на той планете. Они могут лечить людей, принимая на себя их болезни, как бы вытягивая из человека всю боль, всю заразу.

С тех пор и возле земных баз создаются небольшие питомники этих зверушек. Но в домах их держать нельзя – если животное будет жить рядом с человеком, оно скоро умрет, не выдержав всего, что носит в себе каждый человек. Потому этих животных держат за пределами баз, и лишь в самых тяжелых случаях люди берут их домой.

Возможно, в мифологии древних греков существует некое животное, которое может принять на себя чужую боль. Но ни в одном фольклоре нет рассказа о том, как человек в ответ на это действие отказывается от дружбы, чтобы не повредить животному.

***Черепаха Сэм***

Я знаю несколько американских рассказов, в которых некая группа животных либо живых существ планеты, долины, острова является на самом деле единым сложным организмом. И отдельно бегающие, даже враждующие (для постороннего наблюдателя) и совершенно несхожие существа – на самом деле молекулы единого тела, которое в момент опасности может отторгнуть агрессора. Об этом писал Саймак, об этом Дж. Шмиц написал рассказ «Сбалансированная экология».

Понимание биоценоза как единого целого может существовать только в сознании современного человека, для которого типичны мысли: «Наш мир един, все живое связано невидимыми нитями, и уничтожая реки, погубив леса, мы убиваем этим животных в тундре».

…На отдаленной планете существует роща Алмазных деревьев. Таких рощ там немало, но эта роща – самая большая, и деревья в ней, отличающиеся сказочно крепкой и ценной древесиной, самые высокие и здоровые. При роще есть ферма, из поколения в поколение семья фермеров ухаживает за рощей и ее обитателями, и, проводя рубки леса, люди стараются сделать так, чтобы от вырубок роще становилось лучше.

Но вот на ферме появляются богатые дельцы с другой планеты, готовые заплатить владельцам фермы любые деньги за право вырубить рощу – им срочно нужна алмазная древесина.

Драматический разговор слушают дети – Ильф и Орис, которые прибыли к дому на черепахе Сэме. Сэм так велик, так стар, что дети ездят на нем, уютно умещаясь между створками панциря возле основания шеи.

Следом за детьми к дому прибежали и местные зверьки – Врунишка Лу и Габи – быстрые малыши, которые запоминают, не понимая, любое слово, сказанное рядом с ними, и готовы передать их друзьям.

От них дети узнали, что покупатели, отчаявшись получить согласие от фермеров на уничтожение рощи, решили усыпить стариков и мошенническим путем перевести ферму на детей, от имени которых и заняться рубкой. Дети попадают в руки дельцам, и им с трудом удается убежать.

Когда дельцы бросились с пистолетами по роще за детьми, чтобы пристрелить их, оказалось, каждое дерево, каждый зверь и каждое насекомое в роще восстало против агрессоров.

Один из дельцов неосторожно пробежал близко от черепахи Сэма, приняв его за вершину скалы, и Сэм мгновенно схватил лапами его голову и раздавил, как орех. Спрятанная в земле росянка заманила в ловушку и проглотила второго дельца, третьего поймала Зеленая паутина. Затем под аэрокаром, который привез дельцов, образовалась трясина и затянула его. И ничто уже не напоминало о том, что здесь только что были визитеры. Алмазная роща успокоилась – она спасла себя и своих друзей. Черепаха Сэм – могла спокойно заснуть…

***Кадавр Выбегалы***

Каждую книгу следует завершить.

Достойно.

Внушительным аккордом.

Я думаю, что сделать это можно, обратившись к повести Стругацких «Понедельник начинается в субботу».

Просто чудо, что эта книга успела выйти в самый последний момент хрущевской «оттепели». Иначе ей бы ждать начала восьмидесятых, когда идеологическая удавка в дряхлых руках чуть ослабла. Впрочем, с 1966 по 1979 год, тринадцать лет, книга не выходила и как бы не существовала нигде, кроме как на черном книжном рынке.

Мое ощущение свежей радости от той книги было усилено рисунками Евгения Мигунова. Для меня «Понедельник» так и остался в памяти именно с этими рисунками, и Мигунов, в свою очередь, для многих почитателей Стругацких связан с этой книгой.

И я убежден, что, когда в последующие годы Стругацких поносили за поздние повести, страшнее всего был «Понедельник», так как ни один дряхлый режим не терпит, когда над ним смеются. У меня есть знакомый, известный художник. Всю жизнь он читает одну книгу. Дочитал, начал снова. Книга эта – «История Тома Джонса найденыша». Достойная книга.

Я поймал себя на мысли, что схож с моим приятелем.

Не раз уже по настроению или по делу открывал «Понедельник начинается в субботу» и пропадал на несколько часов, пока не прочитывал первую великолепную часть книги.

О ней и речь в нашем бестиарии.

Стругацкие создали в «Понедельнике» двойной мир. Первый – это город Соловец, в котором сконцентрировано волшебство, то ли потому, что оно исходит от Института Чародейства и Волшебства, то ли наоборот, институт возник в Соловце, так как иного, лучшего места сами его основатели отыскать не смогли.

Именно в силу этой двойственности фантастические существа, которых встречаешь в повести, либо живут в Соловце, вне института, либо имеют к институту прямое отношение и сидят в его камерах и клетках, либо по нему разгуливают.

«Внешние» создания несут на себе следы русского фольклора, пропущенного в основном сквозь призму пушкинского воображения. То есть пушкинский сказочный дуб – центр микрокосма, говорящий кот, русалка, что сидит на ветвях, а также щука в колодце и Наина Киевна, истолкованные современно, увиденные глазами младшего научного сотрудника, от этого обретают новые черты, не снившиеся и Пушкину. Если у нас есть «кот ученый», то Стругацкие предлагают нам задуматься, а что за речь и что за сказки мы услышим, познакомившись с котом.

Это мы узнаем.

Говорящая сказочная щука также делится с нами, то есть с Сашей, своими проблемами. Лишь русалка свесила с дерева акулий хвост и молчит. Правда, там еще возникает и сухая рыбья чешуя, но не сказано, русалочья ли она. Правда, как вы знаете, со Стругацкими я не согласен. Нет у русалок хвостов, о чем я имел честь сообщать. И уж тем более не может быть акульих хвостов – откуда быть таким хвостам в мирных отечественных водоемах?

В мире существ, пришедших из сказки русской, есть и еще один, хоть почти и не названный по имени, обитатель. Это – Змей – Горыныч, которого по Соловцу провозят в цистерне пожарные на испытания.

Ясно, что он огнедышащий, иначе зачем понадобились пожарные?

Змей – Горыныч посредник между миром Соловца и миром института.

На ночном дежурстве в здании института Привалов контролирует подведомственное хозяйство, и обнаруживается, что фантастические твари института по происхождению разноплеменные. Например, нам демонстрируют вполне теоретических «демонов Максвелла». Но и абстракцию можно увидеть забавной: «В фосфоресцирующем тумане маячили два макродемона Максвелла. Демоны играли в самую схоластическую из игр – в орлянку. Они занимались этим все свободное время, огромные, вялые, неописуемо нелепые, более всего похожие на колонии вируса полиомиелита под электронным микроскопом, одетые в поношенные ливреи».

Дальнейший обход института при вел новогоднего дежурного Привалова в вестибюль. Там на люстрах и в капителях колонн водились нетопыри и летучие собаки. Ну ладно бы водились, но в борьбе с попытками хозяйственников их извести ядами они «мутировали, среди них появлялись поющие и разговаривающие штаммы, потомки наиболее древних родов питались теперь исключительно пиретрумом, смешанным с хлорофосом…».

Я не уверен, что мутации реальных зверей достойны места в нашем бестиарии, но мутации, заставляющие петь и говорить, пожалуй, показывают, что мы имеем дело с новыми видами и классами бестий. Так что упомянуть о них я имею право.

Еще одно из описанных в этом труде существ, а именно – домовой, в институте НИИЧАВО тоже водится. Это домовой Тихон. «Славный серенький домовик из Рязанской области… Рисовал он превосходно, в стиле Бидструпа, и славился среди местных домовых рассудительностью и трезвым поведением».

Для читателей младших поколений я хотел бы напомнить, что Бидструп – это не фантастическое существо, а художник – коммунист из Дании, популярный у нас лет тридцать назад, потому что плохо рисовал забавные картинки – комиксы, не забывая о классовом долге. Издавали его большей частью в ГДР.

Настоящие древнегреческие страшилки обитали в подвале, в виварии, надзирателем которого был пожилой «реабилитированный» вурдалак Альфред. Кстати, там же Саша потом встретит и двух «нереабилитированных» вурдалаков. Вурдалаков я по здравом рассуждении в книжку включать не стал, так как они – простые мертвецы, упыри, кровососы, к животному миру отношения не имеющие. Что же имели в виду Стругацкие под «реабилитированным вурдалаком», ума не приложу.

В вольерах вивария содержались наши герои.

Там была вольера с гарпиями, «проводившими нас мутными со сна глазами», клетка с «Лернейской гидрой, угрюмой и неразговорчивой в это время года». «…Гекатонхейры, сторукие и пятидесятиголовые братья – близнецы, первенцы Неба и Земли, помещались в обширной бетонированной пещере, забранной толстыми железными прутьями. Гиес и Котг спали, свернувшись в узлы, из которых торчали синие бритые головы с закрытыми глазами и волосатые расслабленные руки. Бриарей маялся. Он сидел на корточках, прижавшись к решетке и выставив в проход руку с больным пальцем, придерживал ее семью другими руками, Остальными девяносто двумя руками он держался за прутья и подпирал головы».

Саша Привалов вправил вывихнутый палец. Бриарей ухмыльнулся всеми пятьюдесятью ртами.

Надо признать, что Стругацкие допустили изящную вольность. И я, чтобы вы до конца дней не оставались в заблуждении, скажу, что гекатонхейры описаны красочно и правильно, да вот в Соловце их не было. Они служат. Эти отвратительные великаны обитают в Аиде, царстве мертвых, где стерегут низверженных титанов. И если они хоть на минутку отвлекутся, всему человечеству несдобровать.

Но главным чудом той новогодней ночи было появление в институте, в отделе Амвросия Выбегаллы, кадавра, модели человека, неудовлетворенного желудочно.

Слово «кадавр», которым так легко оперируют авторы, встречается у нас очень редко и то, скорее всего, у медиков в анекдотах. Ни у Даля, ни у Ожегова, ни в энциклопедии вы такого слова не найдете. Но его можно обнаружить, заглянув во французский или английский толковый словарь, где для кадавра дается лишь одно определение: «труп».

Так кадавр Выбегаллы – не труп, а существо, животное, в облике самого Выбегаллы, которое может думать лишь о жратве, которое пожирает все, что дают и до чего может дотянуться, Но в конце концов, несмотря на торжество Выбегаллы, кадавр лопается по всем швам, наполняя лабораторию полупереваренной селедкой, которой его кормили.

Пожалуй, на этом взрыве в Институте Чародейства и Волшебства можно закончить обозрение фантастических существ, что никак не исчерпывает их числа и многообразия.

Боюсь, что и это издание завершив, я не остановлюсь и буду при случае выписывать или вырезать вести о незнакомых мне тварях. Процесс это бесконечный.