Текст книги "Фантастика 1980"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Александр Куприн,Ольга Ларионова,Андрей Балабуха,Михаил Пухов,Владимир Михановский,Андрей Дмитрук,Спартак Ахметов,Юрий Медведев,Владимир Рыбин,Альберт Валентинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

– По-моему, они сблизились.

– Да куда уж ближе. Чуть не склеились!

Когда кратер скрылся из виду, на экран вновь наползли бесконечные холмы. Вен отвернулся от мерцающего прямоугольника и посмотрел на Горта. Под глазами Вена явственно обозначились мешки – свидетельство бессонной ночи.

– Я все время думаю, – тихо сказал Вен. – Не совершаем ли мы трагическую ошибку?

– Потише, – сказал Горт, оглянувшись.

– Вдруг это все серьезно? – продолжал Вен. – Что, если это не мираж и не случайные вихревые образования, как кажется тебе и мне, а нечто важное? Может быть, тогда необходимо немедленно…

– Посадить «Валенту»? – подсказал Горт.

– Да.

– А ты представляешь, что это будет означать? Для всех. И для тебя, в частности.

– Мы не имеем права хранить все это в тайне.

– Если мы сядем, то тем самым добровольно похороним себя, – негромко сказал Горт. – Похороним в прошлом. Это, надеюсь, ты понимаешь?

Вен вплотную подошел к Горту.

– И все-таки… несмотря ни на что… мы должны рассказать остальным, – сказал Вен. – Мы не имеем права. Понимаешь? Не имеем права скрывать.

– Наверно, ты прав, – вздохнул Горт. – Я тоже это понял. – Оба одновременно посмотрели на хронометр, поблескивающий в центре пульта.

– Кратер появится через двенадцать минут, – сказал Вен и потянулся к видеофону.

– Погоди, – остановил его Горт. – Охота тебе оказаться посмешищем? Я предлагаю вот что: давай понаблюдаем за шарами еще раз. Один-единственный раз. Если они на этот раз не исчезнут – тогда можно оповещать экипаж, а там уже как капитан решит.

– Хорошо, – сказал Вен. – Еще один раз.

Если бы второй штурман и астробиолог корабля знали, что потеряет человечество из-за их медлительности! Возможно, если бы экипаж «Валенты» принял срочные меры, беду можно было бы предотвратить. Возможно… Впрочем, рассуждения на тему «что было бы, если бы» вряд ли обладают большой ценностью.

Когда центральный мозг Серебристого шара спохватился, было уже слишком поздно. Регулятор температуры вышел из строя, и наладить его было невозможно. Каждая из миллиардов клеток, составляющих организм Серебристого шара, взбунтовалась, и гибель каждой из них была равносильна гибели целого мира – настолько огромную информацию несла каждая клетка.

С повышением температуры жидкий гелий начал превращаться в газ. Газ не находил себе выхода, и давление внутри Серебристого шара катастрофически повышалось.

– Вот они. Оба!.. – Как ни странно, Горт уловил в голосе Вена радость.

– Клянусь космосом, Серебристый вырос раз в десять, – сказал Горт. В душе он смирился уже с тем, что вместе с «Валентой» нырнет в глубокое прошлое. И когда корабль – усталая рыбина – вынырнет у благословенной Земли, Горт уже не встретит на ней ту, которая дороже всего на свете…

– Стрела и колос! – крикнул Вен.

Но Горт видел и без него. Сияющие эмблемы отчетливо красовались и на Розовом и на Серебристом шарах.

Стрела – символ вечной устремленности вперед, к звездам, к неизведанным тайнам, к новым мирам, где человека встретят – непременно встретят! – братья по разуму…

Колос – символ расцвета Солнечной, в которой утвердилось справедливое и свободное общество землян…

Гибель неизбежна – это Серебристый понял в неуловимые доли секунды. Надо сообщить Розовому шару – пусть отлетит подальше. Но как ему сообщить? Не поймет. А времени больше нет. Выход один – самому напасть как можно быстрее, пока еще двигательная система подчиняется центральному мозгу.

– Ну вот, теперь они в пятнашки решили поиграть! – невесело усмехнулся Горт.

Серебристый шар, раздувшийся до невероятных размеров, вылетел из кратера и теперь несся над красной равниной, похожей на застывшее море, он агрессивно мчался на Розовый шар.

Серебристый сиял, как маленькое солнце, так что смотреть было больно.

Еще несколько секунд – и они столкнутся.

– Давай, – сказал Горт.

Вен протянул руку к авральной кнопке.

В тот же миг ослепительная вспышка захлестнула обзорный экран. Безымянную планету потряс взрыв. Он был беззвучен, как все, что происходит в вакууме, и тем зловещее выглядел.

Просторная рубка быстро стала тесной. Люди столпились у экрана, наблюдая за белым султаном, протянувшимся высоко в зенит.

Видимость прояснилась. Потревоженная пыль быстро оседала. Еще какое-то время на экране можно было наблюдать пологую впадину, образовавшуюся на месте взрыва.

Странный рассказ Вена и Горта никто не принял всерьез, тем более что в долгом полете «Валенты» уже бывали случаи галлюцинации. Короче говоря, медицинский отсек не пустовал в последние дни пребывания корабля на замкнутой орбите…

«Дюзы починили. Пользуясь вынужденной задержкой, исследовали с орбиты единственную планету звезды Эпсилон Эридана. Признаков жизни нет».

Капитан задумался. Встретит ли когда-нибудь человечество братьев по разуму? Или людям суждено долгие тысячелетия жить в одиночестве?

Капитан поправил на висках клеммы и дополнил биозапись еще одной фразой: «На упомянутой планете отмечаю остаточную вулканическую деятельность».

Затем капитан пригнулся к мембране и сказал: – Всем, всем! Приготовить корабль к орбитальному старту!

* * *

Обладая мгновенной реакцией, Розовый шар в момент гибели Серебристого шара сумел передать на планету Семи Солнц несколько отрывочных радиограмм, сам он остался кружиться возле Эпсилон Эридана, которая вскоре покрылась изумрудной краской – расцвела. Лучшие умы Лимены не сумели доискаться в этом смысла. Председатель совета ученых догадывался, что, возможно, обрывки фраз, полученных от Розового шара, если их расшифровать, могли бы пролить свет на историю цивилизации, одно было ясно: многое в космосе развивается по неведомым законам.

Не один лименянский ученый пытался истолковать тексты: «Город – скопление большого числа индивидуумов на малом участке поверхности планеты при одновременном наличии огромных свободных пространств».

«Музыка – набор акустических колебаний различных частот, влияющих на психику индивидуума».

«Война – взаимное уничтожение организованных особей с целью доказательства своей правоты».

«Пища – энергия звезды, однако потребляемая не в виде излучения, а через посредство злаков, корнеплодов, животных, в основном же синтетическая».

«Танцы – ритмичные движения особей, чаще всего группирующихся попарно».

Было и еще несколько обрывков, столь же непонятных.

Поскольку все усилия расшифровать странные тексты ни к чему не привели, лименяне пришли к выводу, что, по всей вероятности, логическая система розового посланца нарушилась вследствие больших перегрузок.

Поэтому было решено приступить к созданию нового, более совершенного посланца, но направить его не к Эпсилон Эридана, а в район Голубой планеты, обращающейся вокруг большого желтого светила. Но вероятность удачи и здесь была чрезвычайно мала. Эта звезда была расположена на самой окраине далекой галактики, имевшей сплюснутую форму…

Игорь Подколзин
Инспектор полиции
Рассказ

У Джона Кребса, инспектора полиции центрального района города, очень болела голова. Он ходил по маленькому, неуютному, пропахшему мастикой для натирки полов кабинету, слегка постанывая, потирая средним и безымянным пальцами ноющие виски.

События последних дней начисто выбили его из привычной, как хорошо наезженная проселочная дорога, колеи. За двадцать пять лет государственной службы он никогда не сталкивался ни с чем подобным.

Время от времени он останавливался у низенького, на круглых растопыренных ножках журнального столика, на котором в беспорядке валялись пухлые, растрепанные пачки газет.

Вчера у инспектора состоялся далеко нелицеприятный и весьма определенный разговор с большим начальством. Нет, на него никто не кричал. Но без обиняков дали понять, что сейчас, когда до выборов всего месяц, его, Кребса, судьба висит на волоске. Оппозиция использует события для захвата голосов обывателей. И если он, инспектор, в округе которого творятся такие неслыханные доныне преступления, через две недели не обнаружит и не передаст суду виновников, его принесут в жертву политике.

Кребс подошел к письменному столу, снял телефонную трубку и срывающимся с диска пальцем набрал номер.

– Контора Грега? – Он переложил трубку, ставшую влажной от потной ладони, в другую руку. – Это инспектор Кребс, здравствуйте. Мне нужен Том. В отпуске? Он мне необходим. Да, да, именно необходим. Найдите его, пожалуйста, и сообщите – он нужен мне, Кребсу, как воздух. Спасибо.

* * *

Здание аэровокзала напоминало огромный голубоватый брусок льда, поставленный на длинные круглые и тонкие колонны-подпорки. Тучи сплошь закрывали небо. Еле-еле моросил дождь.

Том Грег благодарно улыбнулся молоденькой стюардессе, поднял короткий воротник плаща, легко сбежал по пологому трапу и по выложенной разноцветной плиткой мокрой дорожке направился к широкой стеклянной двери с яркой неоновой надписью: «Добро пожаловать в наш прекрасный город». Миновав турникет, он пересек холл и, нащупав в кармане десять центов, сунул голову в похожую на приклеенную к стене прозрачную плексигласовую раковину – кабину телефона-автомата. Грег набрал номер и несколько секунд спустя услышал знакомый глуховатый и родной голос: – Кребс.

– Здравствуйте, это Том. Что тут у вас стряслось? Надеюсь, ничего страшного с семьей? Я звоню с аэродрома. Где мы встретимся?

– Добрый вечер, Том. Очень рад, что ты приехал. Извини, пришлось побеспокоить, дело серьезное, а времени нет.

– Чепуха. Мне уже начинал надоедать отдых, и я, наверное, и так прикатил бы через недельку, а то и раньше. Где и когда мы встретимся? Как дела дома?

Кребс молчал.

– Может быть, у тебя? – неуверенно произнес Кребс.

– Отлично. Я еду домой, буду там минут через тридцать – тридцать пять, вы тоже выезжайте. До свидания. – Грег повесил трубку. Да, случилось действительно что-то из рук вон выходящее, если старик даже не поинтересовался его здоровьем.

Он подхватил мягкий полосатый чемоданчик с «молнией» и втиснулся в говорливый поток выходящих на квадратную, обсаженную серебристыми елями, блестевшую влажным асфальтом площадь.

Он свернул налево и быстрым шагом припустил к стоянке такси.

Машина тронулась, сделала большой круг, выскочила на широкую автостраду и понеслась к сияющему вдали огнями городу.

Через десять минут машина остановилась у небольшого четырехэтажного дома, окрашенного по штукатурке коричневой краской.

Том вылез из такси, расправил помявшийся плащ, расплатился, подхватил чемодан и побежал к подъезду. Он был рад, что сейчас увидит своего названого отца. Том ворвался в квартиру и с восторженным возгласом бросился к сидящему на диване человеку. Тот поднялся навстречу и протянул руки. Грег на миг замер. До чего же изменился Кребс! Голова стала совершенно белой. Он похудел. На лбу резче-обозначились складки. Глаза потускнели, он выглядел больным или смертельно усталым.

– Да что с вами? – воскликнул Грег.

– Плохо, мальчик, плохо. – Кребс положил свои большие руки ему на плечи. – Очень плохо. Давай присядем.

– Хорошо. Присаживайтесь, Я приготовлю кофе. Принесу шлепанцы.

Кребс снял мундир, сунул ноги в подставленные Томом тапочки, слегка постукивая горлышком бутылки о край рюмки, налил себе коньяк, выпил, облизнув губы и, отхлебнув из чашки горячий кофе, поставил ее на столик.

– Разговор, как я уже тебе говорил, предстоит долгий. Постарайся не перебивать меня, иначе я собьюсь. Мне понадобилась твоя помощь. Помощь криминалиста, сыщика, детектива и человека, которому я полностью во всем могу доверять. Да, да, не удивляйся, пожалуйста. И если уж я, бывший комиссар, один из лучших когда-то комиссаров, пришел за помощью, значит, действительно дело дрянь. Мне известно – ты с отпуска не читаешь газет, а тем более находясь далеко за океаном. Поэтому слушай. Все началось дней десять назад, в субботу. Если мне не изменяет память – сейчас это бы было неудивительно, – ты как раз только что улетел на Гавайи.

– Совершенно точно, – подтвердил Том. – Я проводил Джин и днем уже порхал в воздухе.

– Так вот. Я сидел, как обычно, дома, когда позвонил дежурный и передал приказ немедленно прибыть к собору Благодарения, ибо там, как он сказал, творится что-то неописуемое. Приближаясь к собору, я увидел огромную возбужденную толпу. Нет, это не была демонстрация, сборище хулиганов или что-либо подобное. Никаких флагов, плакатов, камней и пустых бутылок. Толпа зевак – лучше не назовешь. У подъезда впритык стояли полицейские и санитарные машины. Повсюду масса наших ребят – в форме и штатском. Как только я выскочил из автомобиля, ко мне подбежал младший инспектор Брайс. Если бы ты его видел! Этот безусловно храбрый человек был бел как молоко, трясся и заикался. Да, да, заикался. Ты только представь – заикающийся гигант Брайс. Он, сбиваясь, доложил мне следующее: в церкви состоялось бракосочетание известного мультимиллионера, короля химической промышленности, знаменитого Дика Робинсона и Кристины Хупер. Все было подготовлено по самому высшему классу. Среди друзей и знакомых, почтивших своим присутствием столь важную церемонию, находилось много весьма влиятельных особ нашего города, десятки журналистов, фото-, кино-, радио– и телерепортеров. И вот, когда наступил самый торжественный момент, в храме погас свет. Правда, он почти тотчас вспыхнул снова. Но по мне лучше бы он и не зажигался вовсе. – Кребс взял бутылку и налил коньяк, опять горлышко, предательски выдавая дрожь пальцев, стучало по рюмке. – Как только стало светло, ты даже не можешь вообразить, что там творилось. Боже мой!

– И что же там было? – спросил Том.

– Ни-че-го, – отчеканил Кребс и прикрыл на миг веки.

– То есть как ничего?

– Представь себе: на них ничего не было. На женихе, невесте, гостях и прочих. Они стояли, вернее метались, голые, в чем мать родила. Кто-то раздел их за те мгновения, покуда было темно. В церкви началась паника, некоторых в суматохе изрядно помяли, а иных и совсем задавили. Это был настоящий бедлам. Орали люди, орали полицейские, орали журналисты. Кто-то истерично хохотал, кто-то выл, кто-то исступленно чихал. Занимались своим делом фотографы и операторы телевидения, уж они-то погрели на этом руки. С огромным трудом удалось навести относительный порядок. На следующий день газеты пестрели броскими заголовками и пикантными, если можно так сказать, снимками. Разразился скандал, какого еще не видывал город. Оппозиция захлебнулась от восторга – уж такой шанс перед баллотировкой упустить нельзя.

Они несколько минут сидели молча. Затем Кребс опять потянулся к бутылке и тихо, почти шепотом произнес:

– Но на этом не кончилось. Как бы не так. Спустя два дня то же повторилось на выставке декоративных цветов, организованной этой самой Хупер, теперь уже миссис Робинсон. В павильоне экзотических растений одиннадцать человек – среди них восемь женщин – снова расстались со своей одеждой. Пресса визжала от восторга, заполняя прилавки киоскеров специальными выпусками и фотоприложениями. Оппозиция, наверное, ставила сотни свечей этим гангстерам, столь удачно и своевременно пришедшим им на помощь.

– Подождите, а не могли они это подстроить сами, кто-то из их рядов? Из тех, кто претендует на посты в новом правительстве?

– Я тоже сначала подумал так, – ответил Кребс. – Это было бы вполне закономерно. Но одно обстоятельство смешало мне все карты. Если о двух предыдущих происшествиях я информирован через других лиц, то третьему был свидетелем сам. Да, да, настоящим свидетелем с начала и до конца. – Он осушил одним махом рюмку и, вытерев губы ладонью, сказал: – Позавчера. В театре-варьете «Голубые тени». Излишне напоминать – всю полицию после этих событий поставили на ноги, шпиков, филеров. Даже вызвали несколько воинских подразделений: Всех инспекторов разослали в наиболее оживленные места, где обычно коротают досуг сливки общества и богатеи. Я очутился в варьете. Был в штатском, сидел в ложе осветителей, справа от сцены. Представление шло как обычно – все было нормально. На сцене три десятка девчонок исполняли бойкий танец. Опять погас свет. Правда, это никого не встревожило и не насторожило – все так и должно было следовать по ходу действия.

Вспыхнул свет.

– Я смотрел на сцену – ты знаешь, я не одобряю подобных зрелищ, но по долгу службы наблюдаю. Музыка гремела, а девахи не плясали. Да, мой милый. Они подошли к самой рампе и захлебывались от смеха. Гоготали во всю глотку, буквально ломались пополам и тыкали пальчиками в зал. Я взглянул туда и тоже захохотал, хотя, поверь, уж мне-то было никак не до смеха. Все смахивало на то, что зрители и актеры поменялись ролями. Первые два ряда – самые дорогие места – были сплошь заполнены голыми людьми. Они дергались, визжали, лезли под кресла, пытались чем возможно прикрыться. Это, я тебе скажу, была небывалая картина. Джаз наигрывал что-то очень быстрое, на сцене ржали артистки, а в партере мельтешили, не зная куда податься, обнаженные люди.

– Но почему же именно этот случай смешал все ваши карты и отвел обвинение от оппозиции? – спросил Том. – Мне думается, он их только укрепил.

– Да потому, что среди пострадавших находилась половина тех самых оппозиционеров и даже их лидер. Извини меня, конечно, в политике для достижения цели и все средства сойдут, однако выставлять себя на всеобщее обозрение в таком непотребном виде, тем более на смех, вряд ли решится даже самый оголтелый карьерист. Вот такие дела. – Он потер ладони и взглянул на Тома. – Что ты мне ответишь?

– Странный вопрос, отец. Я сейчас же начну расследование. Дело необычайное, но то, что творят одни, разоблачают другие. В различного рода дьявольщину я не верю. Не мог бы ты мне подробнее сообщить о всем происшедшем?

– В этом нет необходимости. Завтра утром я пришлю тебе с надежным человеком копии всех материалов по этому проклятому делу. Абсолютно все. – Он встал. – Сейчас мне надо идти домой.

Как сквозь вату в ушах, до Грега донеслись звуки шагов по лестнице, хлопок входной двери. Он медленно повернулся и побрел в комнату, на душе было пусто и тоскливо, как на похоронах или после посещения лечебницы, в которой находится близкий тебе неизлечимо больной человек.

Оставшись один, Том долго, в глубоком раздумье сидел в кресле. Что же это за банда, избравшая себе столь оригинальное амплуа массового раздевания, орудующая с таким блеском и такая неуловимая?

Том встал, подошел к письменному столу, открыл крайний ящик и из самого дальнего угла вынул маленькую картонную, коробочку, в которых обычно обывательницы хранят недорогие безделушки. В ней лежал серебряный доллар. Монета почти ничем не отличалась от миллионов себе подобных, если бы не одна небольшая деталь: в том месте, где стояла цифра, обозначающая номинал, виднелись три глубокие, длиной в четыре миллиметра, бороздки. Грег достал монету. Он вспомнил тот злополучный день, когда она попала к нему.

Это случилось весной, после суда над бандой Майка Черепа.

Суд этот, как палка о двух концах, с одной стороны, обернулся для Грега моральным триумфом, а с другой – крахом всех надежд-и успехов на поприще государственной службы. После оглашения приговора, по которому знаменитый Майк, к своему несказанному удивлению, вместо ада, а ему, несомненно, предназначалась дорога именно туда, направился благодаря Грегу в тюрьму, и на весьма незначительный срок, к Тому протиснулся ничем не примечательный человек. Чернявый, худосочный, с серым, болезненным лицом, скромно одетый. Тому даже показалось, что он его где-то видел или кого-то тот ему напоминал.

Но незнакомец представился сам – брат Майка. И протянул, улыбаясь, ему, тогда еще полицейскому, серебряный доллар, сказав при этом: мы ваши вечные должники, будет худо, поможем – монета пропуск всюду, где известно наше имя.

Грег еще раз подбросил доллар на ладони. Как он уцелел? Ведь тогда, в трагическую ночь в казино, он мог его истратить, так как твердо решил никогда не прибегать к услугам уголовников. А вот поди ж ты, теперь он пригодился.

Том спрятал монету в карман пиджака, прошел в спальню, вынул из тумбочки пистолет, осмотрел его, сунул в задний карман брюк, надел плащ, захлопнул за собой дверь и сбежал по лестнице вниз.

Автомобиль понесся по поблескивающему шоссе, словно финишные ленточки, разрезая желтые полосы света от фонарей на асфальте. Миновав центр, развернулся и осторожно въехал в узкий переулок между двумя стенами высоких темных домов.

По мере того как машина продвигалась вперед, становилось все темнее и малолюднее. Наконец перед небольшой аркой Том сделал знак притормозить. Он расплатился и вышел, автомобиль тотчас, рыкнув двигателем, тронулся с места и исчез за углом.

Кругом полная тишь и темень. Пересилив себя, он неторопливым шагом направился к темной, глубокой, как огромная труба, арке. Пройдя ее, он очутился в квадратном каменном дворе-колодце. Том опять осмотрелся по сторонам. Ни души. Он пересек двор по диагонали и остановился против ниши в стене, в конце ее была небольшая, но массивная дверь, на ней висел плоский синий почтовый ящик. Отодвинув его в сторону, он нажал на маленькую кнопку, утопленную в круглом, размером с банку из-под гуталина, вырезе. Том подождал ровно минуту и нажал еще три раза подряд. За дверью послышалась возня. Прошелестел отодвигаемый засов, в замке щелкнул ключ, и дверь приоткрылась. В образовавшейся щели показалась голова человека. Том молча протянул монету. Открывший пристально окинул цепким взглядом Грега и посторонился, пропуская его внутрь.

Том вошел. Дверь тотчас закрылась, человек задвинул засов, и сейчас же в узком коридорчике вспыхнул свет. За своей спиной, почти вплотную, Грег чувствовал дыхание стоящего сзади. А прямо перед ним, загораживая проход и уставившись в глаза Тому, возвышалась фигура второго. Никто не говорил ни слова. Грег опять показал доллар. Верзила взял его в руки, повертел и поднес к самому лицу, точно нюхал. Затем шагнул к Тому и немного хрипловатым, но сравнительно приятным, совершенно не гармонирующим с его внешностью, голосом произнес: – Поднимите, пожалуйста, руки, мистер.

Том поднял руки. Незнакомец обшарил его сверху вниз.

– Следуйте за мной. – Он, немного сутулясь, чуть не задевая широкими плечами стены, пошел по узкому коридору.

Кабинет был просторным, почти квадратной формы, без окон. По стенам стояли мягкие темно-зеленого цвета кресла.

В углу телевизор и небольшой бар с холодильником. Справа полированный коричневый столик, на нем телефон, а в кресле тщедушный брюнет с бледным до синевы лицом, с резко выпирающими скулами и провалившимися щеками, рядом с ним на низеньком диванчике сидели еще двое в строгих черных костюмах и белых рубашках с галстуками. Чернявый поднялся навстречу Грегу и протянул вперед обе руки.

– Вот это сюрприз. – Он как-то тихо-тихо захихикал, словно прошелестели страницы книги. – Откровенно говоря, я не ожидал, что вы когда-нибудь придете, мистер Грег, уж очень вы были щепетильны.

Это и был знаменитый Майк Череп. Том отметил, что он почти не изменился, разве стал чуть-чуть полнее – раньше вообще был худ как скелет.

– Здравствуйте, Майк. – Грег пожал протянутую руку.

– Садитесь. На остальных не обращайте внимания, считайте – их нет.

Но Том обратил внимание. Второй, тот, что сидел слева, был не кто иной, как Дылда. Он обрюзг, под глазами нависли отечные мешки, оттопырилась нижняя губа, вылезли еще больше и без того редкие волосы. Его было трудно узнать, но Грег запомнил негодяя на всю жизнь.

Как наяву перед Грегом промелькнул бросившийся на бандита Косой и девочка, зажавшая ручонкой выколотый глаз. Он даже услышал ее жалобный вскрик и исступленный вопль Косого.

– Не предлагаю вам спрыснуть встречу. Вы же не пьете, – зашелестел смехом Майк. – Что привело вас ко мне?

– Самые недавние события. Вы читали газеты? Происшествия последних дней заинтересовали меня. Уж вам-то, должно быть, известно, что происходит, – это же ваши владения. Мне необходимо, жизненно необходимо выяснить, кто так виртуозно ухитряется освобождать людей от их одеяний?

– Пять минут назад мы беседовали на эту тему. – Майк сделал жест в сторону застывших как манекены людей. – Мы бы сами щедро заплатили тому, кто объяснил бы нам, властелинам округа, что творится в нашей же вотчине. – Глаза Майка стали злыми, оскалились крупные желтые зубы, он уже не улыбался. – Если мы найдем этих каналий, не сомневайтесь – им не поздоровится. Это не наши. Единственно, чем они поживились, – драгоценностями, разными колье, брошками, кулончиками, но они не раздевали и не взяли ни одной шмотки, даже носового платка. Скажу больше, я уже связывался с коллегами из других районов, они в полном неведении. Скажу еще больше (я помню, что вы сделали для меня), наши трюкачи в этой области заявляют: то, что происходит, сделать простому смертному нельзя.

– Вы можете идти, – он кивнул партнерам. – Через полчасика ты, Дылда, – Том отметил, что бывшее прозвище главаря так и прилипло к нему, – пойдешь куда мы условились. Я встречусь с тобой позже.

Двое поднялись и покинули кабинет.

Майк подождал, когда за его друзьями закрылась дверь, встал и приблизился к Грегу.

– Я брошу вам небольшую, совсем небольшую зацепочку. Постарайтесь покопаться в делишках Дика Робинсона. Нюхом чую – именно в его алхимию ведут все дороги. Понятно?

– Спасибо, Майк, – сказал, вставая, Грег. – Можете на меня надеяться, я не проболтаюсь и в то же время последую вашему совету. Спасибо.

– Не за что. Дайте монету.

Том протянул доллар, Майк вынул изящный перочинный ножик с перламутровой инкрустацией на рукоятке и зачеркнул крестиком одну зарубку.

– У нас как в детской сказке о трех желаниях, – засмеялся он. – Монету с тремя надрезами мы даем как высшую награду. У вас осталось еще два. Будет плохо – приходите, всегда рад помочь. – Он похлопал Грега по плечу и подтолкнул к двери. – Ступайте, Грег. До свидания.

– Прощайте, Майк. – Том пожал протянутую бандитом руку и покинул кабинет.

Девушка провела его до выхода, ему вернули оружие и выпустили на улицу.

Проход, соединяющий двор с переулком, напоминал длинный, темный и узкий туннель.

Грег помнил: Майк приказал Дылде куда-то отправиться спустя полчаса, но он не знал, будет тот один или еще с кем, пойдет этой дорогой или другим путем, а может, разговор касался вообще встречи в помещении – ему это не было известно, но он решил подождать и встал за мусорным баком.

Ждать пришлось недолго. В глубине двора хлопнула дверь, кто-то выругался, очевидно, споткнувшись, затем раздались уверенные и твердые шаги, несомненно мужские.

Том осторожно, затаив дыхание, выглянул из своего укрытия.

На сером фоне проема он увидел четкий силуэт долговязой фигуры. Это был Дылда.

Дылда проскочил от него в каких-нибудь двух-трех метрах, Тому даже почудился запах крепкого мужского одеколона и табака. Он перешагнул через бак, выхватил пистолет и навскидку выстрелил в затылок бандита.

Грохнуло очень громко, Грег, вздрогнув, присел и пожалел, что забыл навинтить на ствол глушитель. Звук заметался в каменном туннеле, слегка заложило уши, от запаха пороха запершило в горле.

Дылда, даже не вскрикнув, рухнул лицом вниз, на землю.

Грег огляделся и, не выпуская оружия из рук, опрометью бросился из-под арки. На улице было тихо.

* * *

Домой Том возвратился поздно. Настроение было препротивное, но совет, данный Майком, вселил в него надежду – среди мрака, окутавшего это загадочное дело, засветился, словно светлячок в дремучем лесу, крошечный огонек.

Он намеревался назавтра побывать на местах происшествий: в церкви, в помещении, где происходила выставка цветов, и в театре.

Дома Том появился, не чувствуя ног от усталости, после полудня. Как он и ожидал, поездка, осмотр и беседа с несколькими на редкость бестолковыми и болтливыми свидетелями, дали очень мало, но все же кое-что удалось разузнать. Большинство очевидцев – а это были самые разные люди не только по характеру, но и общественному положению – в результате сводили весь разговор к присутствию каких-то сверхъестественных явлений.

На кухне, вытащив из холодильника расфасованные припасы, он быстренько приготовил еду. Из пакета с замороженным овощным супом, двух готовых нежно-розовых бифштексов и банки пива получился неплохой обед.

Когда он закладывал грязную посуду в мойку, в передней раздался звонок. Том, положив тарелки на кухонный столик, вытер руки полотенцем и побежал открывать.

На пороге стоял полицейский с большим серым, перетянутым шпагатом и опечатанным сургучными печатями пакетом.

Увидев Грега, он, почтительно откашлявшись, спросил:

– Мистер Грег?

– Да, это я, – ответил Том.

– Простите, пожалуйста, удостоверение, если не затруднит.

Том вернулся в комнату, вынул из кармана висевшего на спинке стула пиджака визитную карточку и отнес ее полицейскому.

– Все правильно. – Полисмен протянул ему пакет. – От инспектора Кребса. Извините еще раз. Всего вам доброго.

Длинные гудки в трубке нудно навевали сон. Он начал уже терять терпение, когда там, где-то далеко, низкий, чуть заспанный мужской голос недовольно произнес:

– Я слушаю.

– Извините, Кинг, я, наверное, разбудил вас, это Грег.

– Разбудили, ну да ладно, все равно пора вставать. Слушаю вас, шеф. – Голос постепенно зазвучал бодрее.

– Мне необходимо немедленно досье на Дика Робинсона.

– Химика?

– Да.

* * *

Наступил вечер. Хватит. Том отложил шариковую ручку, провел ладонями по лицу и потянулся в кресле, выгнув спину так, что затрещали позвонки. Теперь он мог привести все свои и чужие наблюдения в какую-то более-менее стройную систему и, хотя бы эскизно, в первом приближении, определить направление своих дальнейших поисков.

Дональд Робинсон, родные и особенно близкие друзья звали его Дик, родился на юге в очень богатой семье. Единственный сын владельца нескольких заводов по производству химических удобрений. Рос, как и все дети его круга, не зная ни в чем отказа.

В восемнадцать лет поступил в университет, где занимался на химико-физическом факультете. Успехами похвастаться не мог. Здесь сблизился, а впоследствии и подружился с сыном одного из профессоров медицины Робертом Смайлсом, которого все звали Роем, – одногодком Дика, серьезным, вдумчивым и способным студентом, единственным, кто получал особую стипендию. В этом месте Том сделал пометку в блокноте – уточнить, не тот ли это Р. Смайлс, статью которого о генной инженерии, о работе над «запрограммированными людьми» цитировал ему когда-то Бартлет.

Трудно сказать, кто на кого больше влиял, скорее всего это было обоюдно, так как в дальнейшем и у того и у другого произошло постепенно «сглаживание углов»: Дик начал отходить от обычных студенческих проделок и «шалостей», а Рой приобщаться к ним. Скоро молодые люди стали почти неразлучны, появилось что-то похожее на дружбу, несмотря на явное, даже бросающееся в глаза различие характеров. В конце концов в оригинальных студенческих работах Смайлса все чаще и чаще стало появляться имя Робинсона, сначала в роли помощника или ассистента, а затем и соавтора. Отмечалось: Смайлс параллельно с основным посещал и биологический факультет, где тоже проявил отменные успехи и способности.