Текст книги "Фантастика 1980"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Александр Куприн,Ольга Ларионова,Андрей Балабуха,Михаил Пухов,Владимир Михановский,Андрей Дмитрук,Спартак Ахметов,Юрий Медведев,Владимир Рыбин,Альберт Валентинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Кир Булычев
Чичако в пустыне
Рассказ

Осенью в Пустыне наступает пора внезапных, злых, ледяных пыльных бурь. Осенью новичкам не следует удаляться от базы. Даже если неделю стоит тишь. Буря обязательно случится. И чем дольше затишье, тем злее буря. И уж конечно, лишайники Ступенчатого каньона, какими бы редкими и желанными они ни были, не стоят того, чтобы на седьмой день затишья садиться в легкий флаер и нестись к каньону. Рассчитывая вернуться к обеду, так, чтобы никто на базе не заметил твоего отсутствия.

…Регина постучала обломанным ногтем по циферблату. Если верить приборам, кислород в резервном баллоне кончается и регенерационная система работает на голодном пайке. Регина до отказа открыла вентиль. «Не экономьте собственную жизнь, молодые люди», – как говорил профессор… как его звали?

Такой маленький, седой, и уши торчат?

По принципам, разработанным в художественной литературе, ты должна сейчас вылезти из этой тесной пещерки, встретить лицом пыльную пургу и, клонясь навстречу ветру, из последних сил брести к цели. Упасть в ста метрах от нее и красиво погибнуть. Но этот путь исключался, так как Регина совершенно не представляла, где цель, и не хотела красиво погибать.

Она полетела к каньону, чтобы доказать геологам, что ее не-зря к ним прислали. Куда это годится – уже год их просят добыть эти лишайники и отправить на Первую – от силы два часа работы, но у них не доходят руки. То дела, то снега, то бури. А запрет, который они наложили на ее самостоятельные действия, объяснялся, как решила Регина, комплексом вины.

Неловко получается, если приезжая девушка сделает то, чего вы не собрались сделать за год.

Дальше все проходило в лучших традициях. Буря, начавшаяся как справедливое возмездие ослушнице. Прекрасная незнакомка, бредущая с сумкой лишайников неизвестно куда.

Какие-то холмы и обрывы, встающие на пути. И, в конце концов, яма, где можно завершить свой скорбный путь. Где флаер, где база, куда брести из последних сил – неизвестно.

Можно было бы всплакнуть. Но это лишний расход влаги. Влагу следует беречь. Регина подумала, что рациональность крепко впиталась ей в кровь. Какая-нибудь Красная Шапочка, заблудившись в лесу и опасаясь встречи с Серым Волком, могла безбоязненно дать волю слезам, не задумываясь о расходе влаги. А впрочем, что ей за дело до влаги? Все равно никто не успеет ее найти и спасти. Дышать уже почти нечем…

В желтой стене пыли, затянувшей отверстие пещеры, показалась темная фигура. В лицо ударил слишком яркий луч фонаря. Регина обрадовалась, что, не успела заплакать, и попыталась встать, чтобы достойно встретить своего спасителя, но воздуха совсем не осталось, и она, хватая ртом его жалкие остатки, упала на руки мужчине.

…Как сквозь звенящий туман донесся голос:

– Самоубийца.

Это не было осуждением. Это была констатация факта.

Регина пыталась сказать, чтобы он отдал ей свой резервный баллон. Но, видно, спаситель и сам догадался.

Было похоже на то, как выныриваешь из глубины, – воздуха уже нет, кажется, вот-вот вдохнешь воду – а вместо этого весь свежий воздух Земли влетает тебе в легкие. Успела.

– Спасибо, – прошептала Регина.

– Не за что, – сказал спаситель. – Я позволил себе подключить ваш же запасной баллон. У вас оставалось кислорода часов на десять.

– Но ведь я смотрела…

– Какое умение устроить трагедию на пустом месте, – заметил спаситель.

Разглядеть его Регина не могла. Она сказала: – Уберите фонарь. – Наверно, в ее голосе прозвучало раздражение. Нелепо быть щенком, которого тычут носом в лужу.

Луч фонаря сдвинулся в сторону, уперся в стену пещерки.

– Можно идти, – сказал спаситель. – Держитесь за меня. Мой вездеход в лощине. Для лучшего эффекта вам стоило бы выключить аварийный передатчик. Раньше, чем через сто лет, В эту дыру никто бы не заглянул.

Регина непроизвольно взглянула на кнопку передатчика.

Она глубоко вздохнула. Пожалуй, нет смысла исповедоваться спасителю в том, что передатчик она не включала. Он работал только потому, что она час назад упала в овраг и так неудачно…

– Пошли, – сказала Регина.

В вездеходе он сразу уселся впереди и, включая мотор, предупредил: – Не снимайте шлем. Кабина не герметизирована. Некогда добраться до базы и разобраться, в чем дело. Потерпите еще десять минут.

Профиль у него был острый, крупный, словно у ворона.

И брови слишком густые, черные.

– Разве вы меня не отвезете на базу?

– Не добраться, – сказал спаситель. – Переждете бурю на моем посту.

Он включил рацию и связался с базой.

– Нашел, – сказал он. – Без особого труда. Можете давать отбой.

Рация забормотала что-то в ответ. Регина смотрела в иллюминатор на желтый, непрозрачный занавес пыли.

Тон у него был насмешливый, снисходительный. Тон бывалого следопыта. Чичако, подумала Регина. Я – чичако. Такие не выживали на Клондайке.

Спаситель выключил связь и впервые обернулся к Регине.

Его брови были изломлены посредине, а глаза оказались очень светлыми. В фас он не был похож на ворона, скорее на Мефистофеля.

– Они спрашивают, не нужен ли врач. Я ответил отрицательно. Я не ошибся?

– Вы не ошиблись.

– Ну и отлично. Держитесь крепче. Будет качать.

Это было вежливым преуменьшением. Вездеход не качало.

Его подбрасывало, мотало, чуть не опрокидывало. Регина большую часть пути провела в подвешенном состоянии, порой взлетая к потолку кабины. Хорошо еще, что здесь небольшое притяжение – движешься сравнительно медленно.

Наконец вездеход остановился. Спаситель выскочил первым и протянул Регине руку в блестящей, жесткой перчатке.

Словно схватил клещами.

Сделав шаг, Регина обернулась – вездеход уже казался призраком, отделенным несколькими слоями летящей кисеи.

Когда они раздевались в микроскопическом тамбуре поста, спаситель сказал:

– Вы правильно сделали, что потерялись в начале бури. Сейчас вас труднее найти.

Мелкая пыль висела в воздухе.

– Погодите несколько минут, – продолжал спаситель, а то мы напустим полный пост пыли. Приборы ее не любят. Кстати, раз уж мы теперь будем жить вместе, как вас зовут?

– Регина.

– Очень приятно. Станислав.

Пыль нехотя оседала на пол и на стены, щекотала в ноздрях.

– Потерпите, – сказал Станислав без улыбки, заметив, что гостья сморщила нос. – Чихнете внутри. А то поднимете тучу. Почешите переносицу. Говорят, помогает.

И такова сила убеждения: Регина послушно почесала переносицу, хоть это и не помогло. Пришлось снова ждать, пока; усядется пыль, спаситель молчал, хотя Регина ожидала выговора за то, что чесала переносицу не по правилам.

Внутри все было, как и следовало. Порядок почти монастырский. Она представила себе, как этот Станислав все свободное время бродит с тряпочкой по двум тесным комнаткам к туалету поста и вытирает пыль с приборов и мебели. Хотя мебели было мало. Две типовые откидывающиеся койки в жилом отсеке, два стола. Один рабочий, другой у мойки, кухонный, он же обеденный.

– Знаете, как делать душ? – спросил Станислав.

– У нас такие же курятники, – сказала Регина.

Мефистофельские брови картинно приподнялись.

– Мы типовые посты курятниками зовем, – сказала Регина, краснея. Как будто ее уличили в детской шалости. Может, сказать ему, что «курятник» – неологизм профессора Вегенера? Ни в коем случае.

Станислав извлек из стенного шкафчика полотенце.

– Мыло в тюбике на полочке, – сказал он. – Там же и щетка для волос.

Ну и терзается он сейчас! Его любимое чистое полотенце!

Его обожаемая щетка для волос! Его драгоценный тюбик с мылом…

Регина задернула пластиковую занавесочку, присоединила шланг к крану.

– За занавеской раздался многозначительный кашель.

– Что случилось? – В голосе Регины звучал металл.

– Может, вам нужно…

Рука Станислава появилась из-за занавески. Он протягивал – даже сразу не сообразила – мужское белье. Чистое, как и все в этом курятнике.

– Спасибо, не надо, – сказал Регина, безуспешно стараясь придать голосу строгость. – Надеюсь, что буря к ночи прекратится и за мной пришлют флаер.

– Белье лежит в правом верхнем ящике, – сказал Станислав. – Буря сегодня не прекратится. Постарайтесь не очень разбрызгивать воду. Живу на замкнутой системе. Должны были подвезти бак, но вот буря…

Станислав успел быстро приготовить обед. Раздобыл откуда-то два высоких бокала, протер до блеска, тонко порезал картошку. Регина вытирала волосы и смотрела, как лучи солнца, прорываясь сквозь завесу пыли и влетая в окно, искрились на стенках бокалов. Индивидуальность дома, сошедшего с конвейера, воплощается лишь в мелочах. Бокалы были первой медалью. Картинка на стене – резкий пустынный пейзаж – второй.

Обычно здешние жители старались повесить на видном месте изображения березок или прохладных озер. Станислав был не сентиментален.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, ставя на стол шипящую сковородку с яичницей. Редчайшее угощение. Регина могла это оценить.

– Как будто и не выходила на улицу.

Господи, он извлек откуда-то белую сорочку. Представляете, притащил сюда, через половину Галактики, белую сорочку.

– И давно вы здесь? – спросил Станислав голосом вежливого хозяина. Оказывается, он умеет принимать гостей.

– В Пустыне? Третий день. Я работаю на Первой базе.

Он больше не иронизировал. Регина подумала, что у него очень приятно вьются волосы.

– Вы задумались? – спросил Станислав.

– Нет. Ничего. У нас там океан, скалы, брызги до самой базы долетают. И видно километров за десять. Вы не были на Первой базе?

– Нет, никогда. Я тут почти безвылазно, четвертый месяц. Вот кончу через две недели серию опытов, может быть, побываю и у вас. Хотя вряд ли. Меня ждут на Ваяле.

– Я тоже полечу на Ваялу. Не знаю, скоро ли? Наверно, здесь одному очень скучно?

– Мне некогда скучать. Скука – это занятие для бездельников.

– Я не так выразилась. Я хотела сказать – грустно.

Станислав улыбнулся. Пожал плечами.

– Вы ешьте, а то остынет.

У него были красивые кисти рук. Сухие, с длинными плоскими пяльцами.

– Простите, – сказал Регина, – что я заставила вас выбираться в такую бурю.

– Вы же не нарочно заблудились, – сказал Станислав.

Видно, это было единственное оправдание для нее, которое он смог изобрести.

Мирная атмосфера чаепития в гостях – вот уж чего Регина час назад подозревать не могла. Во всем виновата она одна.

Зачем винить геолога, который вынужден был бросать свои дела и разыскивать в пустыне чичако?

– Вы геолог? – спросила Регина.

– Да. Ваги чай покрепче?

И чай у него был душистый. И настоящий фарфоровый чайник для заварки.

Сам хозяин к чаю почти не прикоснулся. Да и яичницу не ел.

– Я не люблю апельсинов, – сказала Регина.

– Не понял.

– Я читала как-то исторический роман. Там была бедная семья, и мать говорила детям: «Я не люблю апельсинов». Ну, чтобы им больше досталось.

– А я в самом деле не люблю яичницу, – сказал Станислав. – Держите яйца для гостей?

– Дом всегда должен быть готов к приему гостей.

Для него это дом. И все курятники, палатки, пещеры, где ему приходится жить, – все это дом. Бывают же на свете люди, которые умеют придать любому жилью нормальный человеческий вид.

– Возникает новая проблема, – сказал Станислав. – Вам ведь здесь придется ночевать.

– Но, может быть, еще…

– Я уверен в буре. Она вас не выпустит.

Регина понимала, что он прав. Буря разошлась так, что от ее порывов вздрагивали стены вросшего в скалу курятника.

– Так в чем же проблема? – сухо спросила Регина. – У вас есть свободная койка.

– Понимаете, – Станислав смотрел ей в глаза серьезно, словно собирался предложить ей руку и сердце, – обычно я сплю на нижней койке, и я даже привык к этому. Но если вам лучше внизу, я перенесу свое белье наверх.

– И в этом вся проблема?

– Разумеется, – сказал Станислав.

Он собрал со стола и принялся мыть посуду.

– Давайте я вам помогу, – сказала Регина. – И это сделаю лучше.

– Вы гостья, – сказал Станислав. – Кроме того, я не понимаю, почему вы умеете мыть посуду лучше, чем я? Вы специально этому учились?

Он не шутил. Он просто интересовался.

– Нет, – засмеялась Регина. – Я следую традиции.

– Вы не ответили мне о койке, – сказал Станислав.

– Я очень люблю спать наверху, – сказала Регина.

– Этим вы сняли с моих плеч большую проблему, – сказал Станислав. – Я открою вам правду – я боюсь спать наверху. Боюсь упасть.

И опять непонятно – шутит или слишком серьезен. Где у него грань между юмором и наивностью?

– Я не упаду, – в тон ему ответила Регина.

– Если вы не возражаете, я бы теперь немного поработал, – сказал Станислав.

– Разумеется. У вас не найдется какой-нибудь женской работы для меня?

– Что вы имеет в виду под женской работой?

– Штопка, шитье, стирка…

– Вон там, на полке, последние номера «Биологического вестника Ваялы». Вы их, наверно, еще не видели.

– Нет. Вы их привезли с собой?

– Полистайте. – Наверно, это лучший вид женской работы.

Регина рассеянно проглядывала номера журнала, беззастенчиво исчерченные, с восклицательными знаками на полях, с загнутыми углами страниц…

– Вы интересуетесь и биологией?

– Умеренно, – сказал Станислав. – Это плоды деятельности моего брата. Он работает на Ваяле, прилетал ко мне и оставил.

– Тогда понятно, – сказала Регина. – Не в вашем характере так обращаться с журналами.

– Это не зависит от характера, – возразил Станислав. – Брату так удобнее.

– Но не вам.

– Не мне.

Семейная сцена, подумала вдруг Регина. Он за рабочим столом, она в кресле. За окнами буря, бессильная нарушить уют и спокойствие… И что за чепуха лезет в голову?

– Хотите, я вас постригу?

– Что?

Станислав не сразу смог переключиться – видно, предложение пришлось некстати.

Покачал головой.

– Если будет нужно, – сказал он, – сам справлюсь. Вам скучно?

Регина хотела было согласиться, но тут же вспомнила, как Станислав относится к скуке.

– Нет, что вы, – сказала она. – Где моя сумка с лишайниками? Наверно, от них ничего не осталось.

– Я ее поставил в тамбуре. Достать?

– Не надо. Я вам постараюсь больше не мешать.

– Мешайте, – сказал Станислав. – Я ничего не имею против. Мне приятно, что вы ко мне пришли.

К вечеру буря внезапно прекратилась. Станислав сказал, что надо выйти поглядеть, надежно ли стоит вездеход.

– Вы отвезете меня? – спросила Регина.

– Нет. Через час, а может раньше, буря разыграется куда сильнее. Мы сейчас с вами попали в глаз тайфуна. Вам приходилось слышать о таком?

– Это самый центр бури? Глаз тайфуна – это почему-то связано у меня с Конрадом, Эдгаром По…

– Ветер в снастях, сломана грот-мачта, во втором трюме помпы не справляются с течью…

– Правильно. А можно с вами выйти наружу?

– Я буду рад. Только позвольте мне самому проверить ваши баллоны.

– Вы злопамятный.

– Я осторожный.

Они сидели на большом плоском камне у входа в пост. Было очень тихо, лишь над низинами висела, никак не могла улечься сизая в вечернем воздухе пыль. Блики заходящего солнца скользили по округлому забралу шлема и, попадая в серые глаза Станислава, превращали зрачки в маленькие круглые прозрачные озера.

Он сказал:

– Когда я получил известие с базы, что вы потерялись в моем районе, то сначала рассердился. Извините, но именно так: рассердился. Ну как же можно взять легкий флаер и отправиться в Пустыню, когда в любой момент может начаться буря? А буря такая, что по доброй воле я бы и на сто метров от поста не отошел… Нет, я рассказываю не затем, чтобы вызвать в вас раскаяние. Наоборот, я виноват в том, что был груб. А потом вы пришли ко мне, и я обрадовался тому, что вы здесь.

Солнце исчезло за краем стены пыли, стало темно. Порыв ветра подхватил горсть песка и кинул его в лицо Регине. Песчинки взвизгнули, царапая забрало шлема.

– Пора прятаться, – сказал Станислав и протянул ей руку.

Регина поняла, что ждала этого. Чтобы он протянул ей руку. Она не могла почувствовать теплоту его ладони, но это не так важно…

В тамбуре, ставя на полку шлем, Регина спросила:

– Вы любите свою работу?

– Вряд ли это вопрос любви или нелюбви, – сказал Станислав. – Но, очевидно, я получаю удовлетворение от процесса исследования.

– И от результатов?

Его лицо было совсем близко. В полутьме тамбура глаза были светлее кожи. Регина непроизвольно подняла руку и дотронулась кончиками пальцев до щеки Станислава.

Его глаза расширились удивленно.

– Простите, – сказала Регина. – Я нечаянно.

– Нечаянно?

Он улыбнулся. И добавил: – Я думал, что испачкал щеку. Или вы соринку сняли…

– Считайте, что соринку.

Регина бросила на полку перчатки.

– Ужином занимаюсь я, – сказала она. – Могу я за вами поухаживать?

– Вряд ли, – сказал Станислав, открывая внутреннюю дверь. – Это неразумно. Мне легче самому сделать ужин, чем рассказывать, где что лежит.

И конечно, он настоял на своем.

Ночью Регина долго не могла заснуть.

Маленькая каютка – спальный отсек, – казалось, плыла по бурному морю. Если приложить к стене ладонь, то ощутишь, как бьются о стену волны песка и ветра. С верхней койки виден освещенный прямоугольник двери и угол стола, за которым работает Станислав. Вот он откинул голову, переворачивает страницу, поднялась рука, поправила лампу. Вот он взглянул в сторону Регины – он не видит ее, не знает, что встретился с ней глазами. Прислушивается, спит ли она. Окликнуть его? Зачем? А может быть, он догадается, придет, скажет ей «спокойной ночи», можно будет опустить руку и найти в темноте его пальцы… Он снова отвернулся, подвинул к себе спектрограф. Он не придет пожелать ей спокойной ночи, разве это принято, когда у тебя случайный гость, заблудившийся чичако, который исчезнет вместе с бурей? Последняя мысль вдруг разозлила Регину неравноправием чувств. Не думай глупостей, приказала она себе и отвернулась к стене. Но пока не заснула, старалась представить себе, что сейчас делает Станислав.

Проснулась она поздно. Станислав не стал ее будить.

– Выспались? – спросил он, услышав, что она соскочила с койки.

За иллюминаторами несется желтая мгла. Круглые часы над рабочим столом показывают 11.34. Регина задержалась в жилом отсеке, вспоминая, где щетка для волос, – меньше всего на свете ей хотелось появляться перед Станиславом взъерошенной, как щенок после драки. Но щетка лежит у мойки, в том отсеке…

Широкая ладонь Станислава возникла в дверном проеме.

На ладони лежала щетка.

Станислав сказал из-за двери:

– Я пойду приберу в тамбуре. Вернусь через десять минут.

Чтобы к этому времени вы были в полном порядке и готовы завтракать. Вы едите манную кашу?

– Ем! Обожаю! – сказала Регина, принимая щетку и со сладкой безнадежностью понимая, что безумно, безнадежно влюблена в этого вежливого сухаря…

– А потом что? – Стас закурил, и Станислав, не любивший табачного дыма кашлянул, разгоняя дым перед лицом.

– Она прожила у меня в курятнике еще два дня. Вернее, два с половиной дня.

– Кончилась буря?

– Нет. Мимо шел большой вездеход. Они завернули к нам и взяли Регину.

– И что она сказала на прощание?

– Ничего. Она вежливо попрощалась. Как и принято. Поблагодарила меня за гостеприимство.

– И все?

– Она была сердита на меня.

– Почему?

– Мне кажется, в глубине души она полагала, что я нарочно вызвал вездеход, чтобы отделаться от нее.

– А ты вызывал вездеход?

– Нет, я тут совершенно ни при чем. Но если бы я мог вызвать его, я бы это сделал. Так что ее догадки были недалеки от истины.

– Ты испугался?..

– Мне было жалко девочку.

– Она не девочка. Она взрослый человек. Ей подошло время полюбить. И тут попался ты. Не очень красивый, но вполне самостоятельный мужчина, притом спаситель. Ты же не проявлял никакой инициативы: безотказный капкан.

– Не старайся показаться циником.

– Я не стараюсь. Это не цинизм, брат. Это констатация факта. Вполне вероятно, что, увидь она тебя здесь, на Ваяле, прошла бы мимо, не обратив внимания. Таких мужчин, как мы, здесь тысячи.

– Она бывала на Ваяле, она выросла на Земле. Но полюбила меня.

– Она о тебе уже забыла.

– Нет.

Станислав достал письмо, протянул его брату.

Стас развернул его и заметил:

– Банальный почерк..

– Не в почерке дело, – терпеливо сказал Станислав.

Стас небрежно пробежал глазами строчки, перевернул лист на другую сторону – не написано ли там чего-нибудь.

– Что ж, – сказал он наконец, – очень трогательно.

– И все?

– Что же еще я могу сказать? Не я внушал ей эти чувства.

– Ты шутишь?

– Нет, я серьезен.

– Порой я не знаю, когда ты шутишь, а когда серьезен. Я видел ее глаза, когда мы прощались. Она писала искренне.

– Ни на минуту в этом не сомневаюсь. Да и не мои сомнения тебя тревожат.

– Нет, не они. Но, клянусь тебе, я не предпринял никаких шагов для того, чтобы…

– Соблазнить ее?

– На этот раз ты шутишь.

– Шучу.

Станислав поднялся с кресла и подошел к окну. Там копьями поднимались небоскребы Ваялы, на фоне большого красного солнца роем мошкары мельтешили флаеры. Станислав приблизил лицо к стеклу, глядя вниз, в пропасть улицы.

– Послушай, брат, – сказал Стас. – Ты бессилен ей помочь. И, клянусь тебе, пройдет неделя, месяц, она утешится, она молода и обо всем забудет. Пусть же тебя не мучат угрызения совести. Я повторяю: ей пришло время полюбить, и ты вовремя попался ей на пути.

– Ты не видел ее, – сказал Станислав. – Она очень милая и умная. Она искренняя. Мне очень жаль ее.

– Иному на твоем месте я предложил бы на ней жениться.

– Опять шутишь?

Станислав резко обернулся. Густые черные брови сошлись к переносице одной изломанной черной линией.

– Ты сердишься, Цезарь, – сказал Стас. – Значит, ты не прав.

– Ты должен увидеть ее, – сказал Станислав.

– Я ждал этой просьбы.

Брови Стаса сошлись в такую же черную изломанную линию.

Те же серые глаза с секунду выдерживали взгляд андроида, метнулись в сторону, рука с длинными плоскими пальцами отыскала на столе пачку сигарет.

– Не кури, – сказал Станислав. – Я не люблю этого. Мне вредно..

– Ты унаследовал мои достоинства, но знаешь, чего тебе не хватает, чтобы стать человеком?

– Знаю. Слышал. Недостатков.

– Я повторяюсь.

– Да. Порой я задумываюсь о жестокости людей. Нет, не отдельных индивидуумов, а людей в целом. Я понимаю, что, создавая андроида, вы идете по пути наименьшего сопротивления – максимальное дублирование оригинала. Замечательного, выдающегося оригинала. И забываете о недостатках. Забываете о том, что я не только неполноценен, но и настолько совершенен, что сознаю свою неполноценность. Мне претит тщеславие биоконструкторов. Я должен быть примитивнее. Биоробот, и все тут. Робот, от слова «работать».

– Станислав, не пытайся быть несправедливым к людям.

– Почему я несправедлив?

– Потому что ты человек.

– Андроид. Почти человек, притом без недостатков.

– Хорошо, андроид. Возьми письмо обратно. Оно адресовано тебе.

– Неужели ты до сих пор не понял, что не мне, а тебе. Я же не могу испытывать любви…

– А ты задумывался, как близка к любви жалость?

– Жалость – функция мозга. Это доступно даже моему, наполовину электронному, мозгу. – Стас погасил сигарету.

– Она пишет, что ждет тебя…

– Да.

– Хотя бы на минуту…

– Да.

– У входа в зоопарк…

– Да.

– А на сколько процентов твоя филиппика против жестокого человечества была театральным представлением?

– Не более чем на десять процентов, – улыбнулся Станислав. – Не более. И не хмурься, брат. Я не лгу. Это мне не по зубам.

– Ну уж что-что…

Станислав сказал:

– Она будет там через десять минут. Ты только успеешь дойти до зоопарка.

– Как ты все рассчитал, – сказал Стас. – Я бы не смог.

– У тебя нет нужды заставлять свой оригинал действовать по-человечески.

– Как я ее узнаю?

– Она тебя сама узнает.

– И все-таки?

– Твое сердце тебе подскажет.

– Твое ведь не подсказало?

– Оно не могло подсказать. Оно почти синтетическое. Зато я функционирую надежнее тебя. Как почка? Побаливает?

– Чуть-чуть.

– Трансплантация займет три дня.

– У меня нет этих трех дней.

– Я тебя заменю. Я в ближайшую неделю свободен.

Стас накинул куртку.

– Нет, – Станислав подошел к нему, – возьми мою.

– Ты боишься, что она меня не узнает?

– Ей приятнее будет увидеть меня… то есть тебя в старой куртке.

– Ну и знаток женского сердца!

Стас открыл дверь в коридор. И остановился.

– Слушай, а что я ей скажу?

– Извинись, что был занят… ну, скажи что-нибудь. Можешь даже разочаровать ее в нас. Только не обижай.

– Жалеешь?

– Иди-иди. Я бы на твоем месте не колебался.

– Регина?

– Да, да, Регина. У нее светлые волосы, прямые светлые…

Стас пошел к лифту.

Станислав сел в кресло, рассеянно вытащил из пачки сигарету. Посмотрел на нее, словно не мог сообразить, что делать с этой штукой, потом сунул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой. Закашлялся и расплющил сигарету в пепельнице.

– Берегите составные части, – пробурчал он чьим-то чужим голосом. – Они вам дадены не для баловства.

Он посмотрел на часы.

Стас уже у входа в зоопарк.

Станислав снова поднялся, подошел к окну и, упершись лбом в стекло, смотрел вниз и направо, в темную зелень парковой зоны. Словно мог разглядеть кого-то за три километра. Ничего он, конечно, не увидел. Вернулся к столу, раскурил еще одну сигарету и затянулся. А когда откашлялся – затянулся еще раз.