Текст книги "Чудо-мальчик"

Автор книги: Ким Су

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Ким Ён Су
Чудо-мальчик

ВСПОМИНАЯ 1984 ГОД, КОГДА ВСЕ ЗВЕЗДЫ ВСЕЛЕННОЙ ЗАСТЫЛИ НА МИГ

В год, когда мне исполнилось пятнадцать лет, я узнал, что даже время может остановиться. Если бы я сказал, что понимаю под словами «время может остановиться», люди, наверно, подумали бы, что я сошел с ума. Поэтому, пожалуй, я поступил разумно, промолчав.

Когда остановившееся время снова начало течь и я наконец, открыл глаза, то первыми из моего рта вырвались слова: «Ложка согнулась». Так, по крайней мере, мне сказали впоследствии. Эти слова, переданные медсестрой палаты интенсивной терапии толпе журналистов, ожидавших за дверью, были напечатаны на следующий день на страницах всех газет – в разделе про общественную жизнь.

В одной статье написали, что спустя неделю, после того, как я впал в кому и с точки зрения медицины стал считаться мертвецом, произошло чудо: я воскрес через десять минут, после того как люди из всех слоев общества во главе с господином Президентом и его супругой прочли искреннюю молитву о моем выздоровлении. Слова о ложке появились в конце статьи. Автор заметки анализировал то, что я сказал сразу после своего воскрешения, и высказывал предположения о том, с каким сильным патриотическим чувством покойный Ким Ги Сок ринулся навстречу автомобилю подозреваемого.

Я не помнил, как произносил те слова, но я, кажется, знал, почему произнес их. 1984 год начался с показа передачи «Доброе утро, мистер Оруэлл», которую вел основатель видеоарта Пэк Нам Чжун[1]1
  Американский художник южнокорейского происхождения, которому приписывают изобретение видеоарта. Это произошло в первый день нового, 1984 года. – Здесь и далее примеч. переводчика.


[Закрыть]. В шоу, которое первого января благодаря спутниковой станции вещания смогли увидеть жители Нью-Йорка, Парижа и Сеула, он показал более чем двадцати пяти миллионам телезрителей всего мира, что наша Земля похожа на маленькую горошину. Осенью того же года Корею[2]2
  Здесь и далее, если не оговорено особо, под Кореей подразумевается республика Южная Корея.


[Закрыть] посетил израильский экстрасенс Ури Геллер. KBS[3]3
  Корейская широковещательная станция.


[Закрыть] выпустила на экраны его шоу, где он, под пристальным взором большой аудитории, силой мысли согнул ложку и починил сломанные часы. Эти два человека продемонстрировали нам – один с помощью радиоволн, другой психокинеза, – в каком удивительном мире мы живем. Потом настала моя очередь показывать чудеса.

Своим воскрешением я доказал людям, что они сами могут сотворить чудо, если объединятся сердцами и искренне пожелают чего-то. Я могу подтвердить, что все написанное в той статье было абсолютной правдой. Ведь люди по всей стране на самом деле всем сердцем желали одного: чтобы я ожил. Название той статьи было «Чудо-мальчик пробуждает надежду». С тех пор меня стали называть «чудо-мальчик».

Человеком, сделавшим из меня «чудо-мальчика», был полковник Квон. Обычно люди обращались к нему «господин полковник», но стоило ему отвернуться, как они начинали звать его «кротом». Это был мужчина примерно сорока пяти лет, приятной внешности, с длинными волосами. В отличие от других военных он носил темные солнцезащитные очки, с которыми не расставался даже ночью, и всегда ходил в гражданской одежде. С благородными морщинами на лице, он иногда походил на двуличного лидера элиты корейского общества, два лица которого слились словно части двойного подбородка.

Таким было первое лицо, что я увидел, выйдя из комы, поэтому я мог легко догадаться, как будет протекать моя новая жизнь. Полковник с притворно заботливым видом гладил меня по лбу, утешая, и его едва доносившийся до меня голос неизвестно почему проникал до самой глубины моей души.

– Ты теперь стал символом надежды для всех жителей страны. Так что перестань плакать. Когда высохнут слезы, вспомни обезьяну из зоопарка. Каждый день мимо нее проходит множество людей. Но она висит на ветке, раскачиваясь, и просто разглядывает идущих мимо посетителей. Представь себе, что ты – та обезьяна. Если представил, то о событиях, случившихся с тобой, подумай как о людях, прошедших мимо тебя. В конце концов, все пройдет. Плачешь ты или смеешься – не имеет никакого значения. В нашем мире слезы – это всего лишь жидкость, очищающая глаза от попавшей в них пыли.

В момент, когда я вышел из комы, все вокруг казалось мне странным. Я не понимал, где я сейчас нахожусь, кто этот человек, жив ли я, почему обезьяна висит на ветке дерева, куда идут люди, но прежде всего я не знал: почему у меня безостановочно текут слезы?

– Что значит «я стал символом надежды»? – тихо спросил я. Я лежал на кровати, моя голова была забинтована, в нос вставлена кислородная трубка, а из сильно опухших глаз продолжали литься слезы.

– Это значит, что ты стал похож на тигренка Ходори[4]4
  Тигренок Ходори был официальным талисманом Олимпийских игр в Сеуле в 1988 году.


[Закрыть]. Он был талисманом олимпийских игр в Сеуле в 1988 году. Помнишь, он все время улыбался, вращая санмо – ленту, закрепленную на тулье его шляпы? Поскольку ты теперь тоже стал талисманом, то должен всегда улыбаться, как тигренок Ходори, а не плакать. Только тогда сможешь вселять в людей надежду. Если у тебя не будет силы, как же они будут черпать ее? Этому миру нужна надежда, потому что в нем слишком много бессильных людей. Знаешь ли ты, что они сделали ради тебя? Общая сумма денег, собранная по всей стране, пока ты лежал в коме, на сегодняшний день превысила двести миллионов вон[5]5
  Название корейских денег. На момент перевода 1 доллар США был равен 1100 вон.


[Закрыть]. Появилась даже одна фирма, выпускающая бойлеры[6]6
  Водонагревающее устройство в системе теплоснабжения и горячего водоснабжения.


[Закрыть], которая обязалась оплатить весь срок твоего обучения в университете. Кроме нее были также и другие фирмы по выпуску бойлеров, предложившие не только заплатить за твое обучение в университете, но и обеспечить тебя работой после его окончания. Теперь ты, наверно, можешь осознать, насколько большие надежды люди связывают с тобой.

«Почему это были фирмы по выпуску бойлеров?» – мелькнуло у меня в голове. Однако в то время меня это не сильно интересовало. Вместо этого я спросил:

– Почему мне не позволили умереть?

– В нашей стране ценится свобода, но это не значит, что здесь тебе позволят спокойно умереть просто потому, что ты того желаешь. Если хочешь послать открытку с благодарностью за свое спасение, то отправь ее в Чхонхвадэ[7]7
  Название корейской президентской резиденции.


[Закрыть]. Господин Президент особенно интересовался твоим здоровьем. Каждый день в вечерних девятичасовых новостях сначала сообщали информацию о состоянии твоего здоровья, и господин Президент даже уступал ради этого эфирное время своего выступления. Он сказал, что известие о твоем чудесном воскрешении можно использовать во благо родины. Его слова запали мне в душу.

– Разве это можно считать чудом? Где же была моя родина раньше? Она объявилась только сейчас и собирается использовать меня, хотя я нахожусь в таком состоянии. Да и вообще, как она намеревается это сделать? Я вижу, в мире все в порядке. Раз в девятичасовых новостях не о чем больше говорить… – бормотал я в бреду, пьяный от лекарств.

– Ты человек, который своим примером показал людям нашей страны, что, объединив свои сердца, они могут преодолеть любые трудности и сотворить чудо. Ты – доказательство чуда, поэтому наша страна будет оберегать тебя.

– Разве то, что я попал в аварию, с трудом выжил, но остался один, без отца, можно считать свидетельством чуда? – возразил я.

Полковник Квон перестал гладить мой лоб и, нахмурившись, внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Ты как-то странно говоришь.

Испугавшись его глаз, скрытых за черными солнцезащитными очками, я снова заплакал.

– До сих пор никто не сообщал тебе, что выжил ты один. Скажи, как ты узнал об этом?

– Неважно, – ответил я, – сказал мне кто-то или нет, я могу узнать все, что касается него. Потому что моя семья – это мой отец.

– У меня тоже есть сын, но он… даже если я умру, он, наверно, ничего не подозревая, будет беззаботно гонять мяч. Я признаю, что твое положение печально, но причина того, что с тобой так хорошо обращаются, не в нем. Такое отношение ты заслужил благодаря своему отцу, который совершил подвиг подобно врачу Ан Чжун Гыну[8]8
  Патриот Ан Чжын Гын – член корейского движения за независимость, который в октябре 1909 года застрелил в Харбине японского генерал-губернатора Кореи Ито Хиробуми, одного из инициаторов оккупации Кореи. Убийство было фактором, способствующим аннексии Японией Кореи в 1910 году.


[Закрыть]. Ты сын патриота страны, достойного похвалы. Поэтому, победив смерть, ты стал символом вновь родившейся надежды.

«Если это так, – пронеслось у меня в голове, – то мне придется вращать ленту на тулье шляпы, но как это сделать, когда на шею наложен гипс?» Когда полковник Квон заговорил об отце, мне показалось, что у меня в груди вспыхнул огонь.

– В будущем твоя жизнь, вероятно, сильно изменится. Неважно, какие перемены произойдут в ней, ясно одно: она будет намного лучше, чем та, что ты вел в доме вечно пьяного отца. Ты сможешь делать такие вещи, какие не мог представить даже в своих фантазиях. Я знаю, что у тебя для этого достаточно способностей. Взамен ты должен верить мне, как верил своему отцу, и слушаться меня. Ты меня понял? А я в свою очередь с этого момента буду считать тебя своим сыном.

Еще до того, как он закончил говорить, я начал громко плакать. На этот раз я не просто плакал, а размахивал руками, бил ногами и пинал простыню. Я вытащил из носа кислородную трубку и сорвал с руки пластырь, приклеенный на место внутривенного укола. Полковник Квон придавил рукой мою грудь. Из интерфона, прикрепленного у изголовья, раздался голос: «Что случилось?» Полковник Квон, склонившись к нему, что-то произнес, но его голос утонул в моих криках. Я орал:

– Не знаю! Я ничего не знаю! Где мой отец? Я готов с этой минуты вам верить и слушаться вас, только приведите моего отца. Приведите быстрее! Почему меня вернули? Скорее…

Я успел прокричать только это, потому что полковник Квон большим пальцем правой руки сильно надавил мне на солнечное сплетение. У меня сдавило грудь, я бессильно замер, словно активно бивший в барабан игрушечный заяц, из которого вдруг вытащили батарейку. На мгновенье мне показалось, что я умираю, но горячие слезы, по-прежнему лившиеся по щекам, говорили, что я еще жив.

Если быть откровенным, то еще в тот момент, когда в палату вошел полковник Квон, я уже знал, как умер мой отец. Скорее всего, во время лобового столкновения двух машин руль вдавился в его грудь и его ребра сломались, словно стебли сорго[9]9
  Род однолетних и многолетних травянистых растений семейства злаков.


[Закрыть]. Сломанные ребра и их осколки, превратившись в острые иглы, разорвали его сердце, легкие и кишечник.

Меня вдруг охватило такое чувство, словно я брожу в больничной одежде в огромном парке среди толпы людей и наблюдаю, как в ночном небе с громкими хлопками разлетаются искры от праздничного фейерверка. Я понял, что непрерывно льющиеся слезы были отзвуком внезапно нахлынувшего чувства одиночества.

* * *

Я так много плакал, потому что был сыном своего отца. Как говорил полковник Квон, мой вечно пьяный отец, стоило ему захмелеть, начинал плакать. Когда я вспоминаю, как он, не желая показывать свою слабость, пытался скрыть от меня свое пьянство, мне становится смешно до колик.

Сначала мой отец казался мне самым замечательным человеком на свете. Я хочу сказать, что так оно и было, но только до тех пор, пока он не выпивал бутылку сочжу [10]10
  Корейская рисовая водка. Сегодня ее крепость достигает в среднем 20 градусов. Из истории известно, что в отдельных провинциях ее крепость достигала 45 градусов и выше.


[Закрыть]. После этого у него улучшалось настроение и он начинал говорить о своих мечтах. Тогда я тоже, стараясь не отставать от него, рассказывал о своих желаниях. Так мы стали обмениваться рассказами о том, чего бы нам хотелось, и однажды это превратилось в игру, которой наслаждались мы оба.

В этой игре мы выигрывали в олимпийской лотерее сто миллионов вон, вступали в ряды питчеров знаменитой бейсбольной команды «ОВ Bears», проехав через всю Азию, добирались до Парижа на автомобиле «Дэу Леман», надев кроссовки «Найк», пробегали дистанцию в тысячу метров быстрее, чем за 2 минуты 30 секунд, и многое другое. Особенностью игры было то, что мы с отцом мечтали только о таких вещах, которые, казалось, никогда не могли бы случиться в реальной жизни. Но, как утверждал отец, даже у тех желаний, которые кажутся абсолютно неисполнимыми, если постоянно говорить о них, постепенно повышается вероятность осуществления. В этих словах была доля правды, потому что спустя какое-то время мы уже не обсуждали свои желания, а, словно люди, у которых они исполнились, мучились тем, что купить на сто миллионов вон или как написать свое имя, чтобы подпись смотрелась как автограф настоящего профессионального спортсмена.

Со стороны, в глазах других людей, возможно, мы выглядели богачами, которые наелись супа, сваренного из кимчхи[11]11
  Под кимчхи подразумевают квашеную китайскую капусту, которую в странах СНГ называют корейской, приправленную красным перцем, луком, чесноком и т. д.


[Закрыть], но фактически мы были богаты лишь на словах. Одним из моих желаний было – пойти в Сеульский Гранд-парк, открывшийся в мае, и посмотреть там шоу дельфинов. Но, боясь, что отец скажет: «Это нарушение правил. В этом желании нет ничего неосуществимого, поэтому его нельзя считать желанием», я не стал ничего говорить. Конечно, он подумал бы, что я хотел просто посмотреть шоу дельфинов, но все обстояло не так. Единственное, о чем я тогда мечтал, это чтобы рядом со мной сидели мать и отец. Я считал, что такое желание было более чем настоящим.

Когда я начинал говорить о матери, отец смотрел на меня с таким ошеломленным выражением лица, словно совершенно забыл ее. «Ты знаешь, почему я начал пить?» – спрашивал он меня в таких случаях. «Как я могу знать то, – недоумевал я каждый раз, когда он задавал этот вопрос, – что хранится глубоко в его душе?» – но вслух я говорил: «Почему?» Дождавшись вопроса, он тут же невпопад отвечал: «Я хорошо знал ее, но забыл». Но однажды он признался, что все-таки помнил ее. Это случилось в тот раз, когда он спросил меня: а знаю ли я, какой была мать? «Ведь я начал пить, чтобы забыть одно лицо», – сказал он. Я сразу догадался, кому оно принадлежало.

Мой отец был замечательным человеком, который мог сделать для сына все, чтобы тот вырос настоящим человеком. Однако всякий раз, выпив бутылку сочжу, он открывал крышку новой. Наверно, как бы он ни пытался забыть то лицо, оно вновь и вновь всплывало перед ним. Я не расспрашивал его о причине, но теперь, когда я задумываюсь об этом, то склоняюсь к мысли, что, похоже, так оно и было.

Когда отец вдребезги напивался, он превращался в самого беспомощного мужчину в мире. В детстве, пока я не окончил третий класс начальной школы, пьяный отец обнимал меня и плакал, и я, прижавшись к нему, тоже заливался слезами. Я плакал даже не оттого, что мне было грустно, а оттого что моя грусть становилась тем сильнее, чем больше я плакал.

Что касается матери, то с самого моего рождения она была для меня почти призраком. Мне сказали, что она умерла сразу после того, как произвела меня на свет. После смерти матери не осталось ни одной фотографии с ее изображением. Поэтому отец был единственным, кто помнил ее лицо, и, для того чтобы забыть его, он каждый день пил сочжу.

По свидетельству родственников, когда отец с видом полностью опустившегося, потерянного человека вернулся к себе на родину, он привел с собой только одного ребенка. Я вырос, сося грудь деревенских тетушек, поэтому в повседневной жизни у меня не возникало тоски по матери. Но когда я расстраивался из-за пьяного отца, то всегда думал о ней. Для меня мысль о матери была связана с некой душевной болью. В глубине сердца я понимал, что, если бы она была жива, то, скорее всего, она обнимала и утешала бы отца, а не меня. Хотя если бы она была жива, то он, конечно, не пил бы столько, пытаясь забыть ее.

Отец в любое время года ежедневно выпивал как минимум три бутылки сочжу. Так продолжалось, пока однажды, в то время как он ходил в туалет, я не стащил остатки его выпивки. В тот раз я залил их себе в рот, упал на пол и, лежа там, думал, до чего же быстро вращается Земля. Что до отца, то для него третья бутылка была похожа на таинственное лекарство, приготовленное доктором Джекилом, потому что, покончив с ней, он менялся на глазах, словно мистер Хайд[12]12
  Герои книги шотландского писателя Роберта Стивенсона «Странный случай доктора Джекила и мистера Хайда», которая была впервые опубликована в 1886 году в Лондоне.


[Закрыть].

Опьянев, он становился жестоким и страшным, часто кричал, что устал от самого себя, и у него уже нет сил жить, и что для меня будет лучше, если он немедленно умрет. Затем, опьянев еще сильнее и разгорячившись, он вытаскивал из шкафа небольшой флакон размером с большой палец. Он кричал, что во флаконе находится яд. Тогда я не мог понять, почему отец жил, храня такую страшную вещь, но сейчас, когда я оглядываюсь назад, меня не оставляет странная мысль о том, что, возможно, именно благодаря тому флакону с ядом он и мог жить. Как ни парадоксально это звучит, он, вероятно, жил, решив вынести столько страданий, сколько сумеет, поскольку знал, что, проглотив тот яд, может мгновенно умереть и прекратить мучения.

Когда отец напивался до бесчувственного состояния, он становился совершенно беспомощным, и в такие моменты у него был вид человека, готового принять роковое решение. В подобные минуты у меня не оставалось даже времени подумать, насколько глупо выглядит мое поведение. Ни о чем не спрашивая, я просто вцеплялся в его руку, в которой он держал флакон с ядом, так чтобы он не мог его передвинуть, и с криком: «Папа, не умирай!» вставал перед ним на колени и тер ладони друг о друга[13]13
  В корейской культуре, когда умоляют простить, чувствуя вину, или просят о трудновыполнимом желании, встают на колени и трут ладони друг о друга.


[Закрыть], умоляя его не пить.

В нашей комнате поднимался шум, и тогда хозяин дома рывком открывал дверь и, перемежая свою речь руганью и проклятиями, орал отцу: «Заткнись! Если хочешь умереть, выпей наконец крысиный яд и сдохни!» Когда отец так напивался, именно этот человек обзывал его бродячей собакой, слоняющейся в переулке, это он давал мне, ученику шестого класса, совет – не приближаться к отцу, и это он говорил, что у него есть хорошая идея, как одним ударом избавить отца от плохой привычки пить.

Только когда отец увидел, как я, послушавшись глупого совета хозяина дома и напившись, расставался со своим скудным ужином, он пришел в себя. После того случая, хлебнув лишнего, он уже не грозился, что хочет немедленно умереть, а лишь пил водку и, тяжело вздыхая, говорил мне, что мы с ним самые одинокие, печальные и жалкие люди на свете.

У отца была передвижная лавка – синий однотонный грузовик, покрытый вмятинами, словно скомканный лист бумаги. В нем он в течение всего года продавал разнообразные фрукты и ягоды. Отец торговал целый день, и только около десяти часов вечера, когда по улицам бродили одни лишь пьяницы, еле державшиеся на ногах, он обычно готовился закрывать лавку.

В ту роковую ночь, о которой рассказывал полковник Квон, подгадав время, я пошел помогать ему – укладывать непроданные яблоки, груши и другие фрукты обратно в ящики. Класть надо было осторожно, чтобы не побить фрукты, поэтому я, невольно вздыхая, бережно переносил их в ящики. Заметивший это отец тут же пресек все мои вздохи, заявив, что и у фруктов есть уши. Из-за того что приходилось быть аккуратным, дело продвигалось медленно, и я еле управился за двадцать минут.

– Что это сейчас находится в руке школьника, которому не нравилось держать даже карандаш? – шутливо спросил отец, заводя машину и трогаясь с места.

Не понимая, к чему он это говорит, я посмотрел на него, а затем перевел взгляд на ложку в своей руке.

– А, это? – сказал я, сообразив, о чем он спрашивает. – Сегодня по телевизору выступал экстрасенс Ури Геллер. Когда он со словами «Согнись, согнись» потер пальцем ложку, она внезапно на глазах у всех резко изогнулась. Оказывается, силой мысли можно сгибать предметы – такую способность человека называют психокинезом.

– По телевизору, – уверенным тоном начал отец, – в основном передают одно вранье. Так что, что бы там ни показывали, никогда не верь. Это все обман.

– Как бы у него получилось обмануть, – недоверчиво спросил я, – если внимательно смотрели не один или два человека, а люди всей страны? И это еще не все! Говорят, что, если сконцентрироваться, можно сделать так, что из руки, – тут я показал отцу свою ладонь, – будет исходить энергия. Удивительно, на какие вещи она способна: ведь даже просто пальцами согнуть ложку не так-то легко.

С этими словами я нажал сильнее, и ложка немного изменила свою форму. На мгновенье мне показалось, что если я приложу чуть больше силы, то смогу согнуть ее так же, как это сделал Ури Геллер.

– Может, тебе одолжить немного моей суперсилы? – пошутил отец и засмеялся. – Ну, чтобы ты смог с легкостью согнуть ее.

– Самое важное здесь, что к ложке только слегка прикасались, а согнули ее лишь силой мысли. Мыслью! Ури Геллер согнул ее лишь силой мысли. Сломанные часы он тоже починил силой мысли. А еще он сказал, что если попрактиковаться, то любой сможет сделать это. Интересно, это правда или нет? – спросил я отца.

– Ну, – сказал он, продолжая смеяться, – для этого не надо практиковаться, если есть деньги, то все можно сделать. Если обладаешь такими необычными способностями, их стоит использовать, например, чтобы угадать выигрышные номера олимпийского лотерейного билета. А чего ты добьешься, согнув обычную ложку?

Выехав с рынка, он покатил по широкой улице. Ночная дорога была пустынной.

– Вы говорите, что с помощью денег можно все сделать, но это не так, – возразил я отцу. – Ведь как бы ты ни был богат, невозможно отправиться в прошлое. А мне хочется отправиться туда, – заметил я и, схватив ложку левой рукой, стал мягко поглаживать перемычку большим и указательным пальцем правой руки. «Ложка ведь не станет смеяться надо мной?» – пронеслось у меня в голове.

– Почему юноша, которому едва исполнилось пятнадцать, хочет попасть в прошлое, точно взрослый мужчина, у которого на то есть множество тайных причин? – улыбаясь, полюбопытствовал отец.

– Мне бы хотелось оказаться в том времени, когда я должен был родиться, – ответил я со всей серьезностью. – Разве вам неинтересно? Мне вот очень интересно. Например, где вы были тогда, с кем и что делали?

Отец, перестав улыбаться, несколько раз притворно кашлянул, словно поперхнулся. Я сделал вид, что не заметил этого, и, сконцентрировавшись на ложке, стал мысленно произносить: «Сгибайся, сгибайся».

– Ну, что может быть такого интересного в прошлом? – сказал отец, оправившись от моего неожиданного вопроса. – Я уже тогда, наверно, дружил с сочжу. Ну что, когда приедем домой, пропустишь со мной рюмку, а?

– Я завязал, больше не пью.

– Только тогда, – наставительным тоном произнес отец, – когда пил по-настоящему, имеешь право говорить, что завязал. Должен сказать, что пил ты совершенно неправильно. Я научу, как надо пить, чтобы потом тебя не рвало; ну что, пропустим по рюмке, а?

– Хватит об этом. Это самая отвратительная вещь из всех, которым я мог бы научиться…

– Если научишься пить, – тут отец громко захохотал, – мы станем самыми близкими друзьями на всю жизнь…

Подняв голову, я сердито посмотрел на хохочущего отца. Ночная улица, вдоль которой мы ехали, была темной, потому что горело мало уличных фонарей, но улыбающееся лицо отца резко выделялось на этом фоне. Огоньки, видневшиеся в окнах темных домов горной деревушки, проносившейся мимо, мерцали, словно все звезды Млечного Пути, собранные вместе. В этом свете отец был похож на астронавта, пересекающего Млечный Путь. На астронавта, от хохота которого сотрясалась вся Вселенная.

– Знаете, я хотел спросить о статье, которую вы недавно читали, – обратился я к отцу и, склонив голову, снова сосредоточился на ложке.

В тот день, когда я пришел помочь ему, он листал записную книжку при свете карбидной лампы. Это была большая – размером с учебник – записная книжка, куда он заносил события прошедшего дня или вклеивал статьи, вырезанные из газет и журналов. Исписав одну книжку, он покупал новую и выводил на ее обложке китайские иероглифы [14]14
  В переводе на русский язык означает «Памятные записи».


[Закрыть] Когда я спросил его, что эти иероглифы означают, он объяснил мне, что их можно перевести как «Записи о событиях, которые нельзя забывать». В тот день он прочитал мне из записной книжки статью под названием «Сеульский Гранд-парк – „Место ссылки животных“, где в течение одиннадцати месяцев погибли двести тридцать семь пингвинов».

В этой статье говорилось, что к пятнадцатому мая в Сеульском Гранд-парке, известном широким разнообразием видов животных, содержащихся там, из-за небрежного обращения и плохого состояния окружающей среды погибли двести тридцать семь пингвинов. Они погибли в течение одиннадцати месяцев, начиная с октября прошлого года, когда они были привезены из-за рубежа и доставлены в Сеульский Гранд-парк.

Погибшие животные являлись представителями вида длиннохвостых антарктических пингвинов-джентльменов[15]15
  Один из видов антарктических пингвинов. Слово «чженту» – производное от португальского gentio, что означает «джентльмен». Возможно, что пингвина назвали так, глядя на его раскраску, которая напоминает черно-белый фрак.


[Закрыть]. Первые пингвины этой редкой породы были импортированы в октябре прошлого года в количестве пяти особей. Первого мая прошлого года, еще до открытия Сеульского Гранд-парка, умерли три пингвина, а затем погибли и оставшиеся два, не выдержав жаркой и душной погоды. Также двадцатого числа прошлого месяца погиб любимец детей орангутанг. Он подрался с другими орангутангами и утонул, захлебнувшись водой из канавы, прорытой вокруг клетки.

– Что такого было в той статье, что вы даже решили ее вырезать?

– В прошлом я знал одного человека, который сказал мне, что слово «оранг» на малазийском означает «человек», а «утанг» – «лес», поэтому слово «орангутанг» переводится как «человек, живущий в лесу». Я сохранил заметку для того, чтобы не забыть его, – ответил отец.

– Значит, вы вырезали статью не из-за орангутанга. Да, – заметил я шутливо, – лесные люди наверняка были огорчены. Тот ваш знакомый, видимо, был очень хорошим человеком.

– Как ты это понял?

– Вы же как-то сказали, что чужую доброту будете помнить даже после смерти. Значит, тот человек был действительно добрым, раз вы его не забываете. А что еще есть там, в вашей записной книжке?

– Еще я записал вещи, которые могут произойти со мной в Царстве Небесном.

– Например?

– Например, хм… что там я записал? – Отец улыбнулся. – Например, я хотел бы закрутить страстный роман с девушкой и умереть.

– Но ведь в Царстве Небесном невозможно умереть! – недоуменно возразил я.

– Что это за Царство Небесное, – все еще улыбаясь, сказал отец, – если в нем человек не может умереть, когда захочет?

– О чем это вы сейчас? Хотите поиграть со мной в игру желаний?

– Хорошо, назови свое желание.

– Тогда я тоже хочу завязать страстный роман с девушкой.

Отец фыркнул:

– Любая девушка, как бы молода она ни была, для тебя будет старовата. В таких отношениях ты только пострадаешь. – Он снова улыбнулся. – Как насчет школьницы?

– Какая разница? В любом случае вы и я говорим о событиях, которые никогда не произойдут.

– Почему ты так думаешь? Я же вдовец. Мое желание может осуществиться. Ладно, давай продолжим. Я хочу с той девушкой, о которой только что говорил, переплыть на яхте Тихий океан. – Сказав это, отец запел:

 
Когда в ясный весенний день
Дядя Слон на сухом листе
Пересекал Тихий океан…
 

В тот момент я ненавидел отца с его песней о девушке.

– Давайте в воскресенье сходим в Сеульский Гранд-парк, – предложил я, пытаясь перебить его и заставить замолчать, – и посмотрим шоу дельфинов.

Отец, делая вид, что не слышал меня, не прекращал петь:

 
Девушка-кит, увидев его,
Сразу влюбилась в него…
 

– Я хочу пойти туда вместе с вами и мамой, держа вас за руки, – сказал я, не поднимая головы и сфокусировав внимание на ложке.

Отец перестал петь. Стоило мне произнести эту фразу, как я тут же пожалел об этом. Я подумал, что не должен был так говорить, но слова уже вылетели изо рта. Ощущая раскаяние, я все равно продолжал старательно тереть ложку. Кожа на кончиках пальцев покраснела.

– Вот действительно желание, которое не исполнить… – растерянно пробормотал отец.

Это случилось в тот самый момент. Я начал чувствовать странное тепло в кончике указательного пальца. Перемычка ложки начала медленно изгибаться. Мои глаза широко раскрылись от удивления. Тогда я полностью сосредоточился на ощущении в пальце, поэтому до сих пор не уверен, что потом говорил отец. Он, кажется, сказал: «Твоя мама, понимаешь…» или «О, почему тот человек…». В любом случае точно помню я только то, что ложка, словно по волшебству, начала изгибаться. В тот миг сильнее волнения, охватившего меня от осознания, что я все-таки согнул ложку силой мысли, было ощущение того, как по всему телу забегали мурашки.

– А-а-а!.. – завопил я изо всех сил. – Папа, на это… Папа! Папа! – громко звал я отца, глядя, как у меня на глазах ломается перемычка ложки.

Но к тому времени было уже поздно. Только один раз. Только один раз с момента моего рождения я упустил шанс сказать отцу, что ему нельзя умирать. Его лицо, которое я видел в тот миг в последний раз, походило на лицо астронавта, уходящего по ночной дороге в сторону уличных огней.

* * *

Прошло несколько дней, и я был вынужден признаться себе, что те желания, которые мы по очереди загадывали с отцом, теперь уже никогда не исполнятся. В те дни мысль о том, что пока я, как дурак, всерьез пытался заставить работать силу мысли, мой отец умирал, вызывала во мне такую жалость к себе, что боль от нее невозможно было терпеть. От силы мысли не было никакой пользы.

Я теперь стал сиротой. Когда полковник Квон принес верхнюю часть сломанной ложки, пояснив, что нашел ее в грузовике, мне захотелось выбросить ее подальше в окно, но я не смог так поступить. Ведь передо мной лежала вещь, с которой были связаны последние воспоминания об отце.

Полковник Квон сказал, что в автомобиле, с которым столкнулся наш с отцом грузовик, ехал вооруженный шпион. То был странный и глупый шпион: он жил на окраине Сеула и работал котельщиком, пока однажды по непонятным причинам не взял пистолет с глушителем, вошел в местный ресторан и убил его владельца. Затем, неизвестно почему, он ворвался в салон красоты, находившийся по соседству, и три раза выстрелил в одну из сотрудниц, тяжело ранив ее. Когда на ее крик прибежал хозяин обувного магазина, шпион, угрожая ему пистолетом, попытался его задушить, но, получив удар ногой, упал на спину. Поднявшись, он выскочил на улицу, преградил дорогу проезжавшему мимо малотоннажному грузовику «Бонго»[16]16
  Малотоннажный автомобиль «Бонго» южнокорейской фирмы КИА.


[Закрыть], и, вытащив из него водителя, умчался в сторону центра города. Закончив рассказ на этом моменте, полковник Квон, все это время следивший за выражением моего лица, сдвинув вверх свои солнцезащитные очки, добавил, чтобы я не стеснялся и спрашивал, если есть трудные для понимания места.

– Я не все понимаю, – признался я.

– Да, это объяснимо. В этом мире происходит много такого, что сложно понять, – пробормотал полковник Квон, обращаясь не то ко мне, не то к себе.

– Я не понимаю, – повторил я, – почему шпион стрелял только во владельца ресторана и в сотрудницу салона красоты?

– Согласно результатам следствия, проведенного Объединенным отделом расследований, шпион, видимо, был заслан к нам с севера с заданием убить владельца ресторана. То, что даже рядовой гражданин может стать террористической целью, очень хорошо показывает, насколько жестоки люди, живущие под гнетом северокорейского марионеточного режима.

Отчего-то мне показалось, что мой вопрос не понравился полковнику Квону.

– Если его заслали, чтобы убить владельца ресторана, то ему следовало бы бежать сразу после убийства, – рассуждал я, искренне не понимая действий шпиона. – Так почему он не сделал этого, а зачем-то пошел в близлежащий салон красоты и напал на сотрудницу?