Текст книги "У лорда неприятности"
Автор книги: Кейти Макалистер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Гарри хватанул ртом воздух – сладкие губки Плам сомкнулись на втором соске, начали нежно посасывать и потягивать, и Гарри показалось, что сейчас он действительно запылает огнем.
– Хватит, – хрипло шепнул он, пытаясь вывернуться, чтобы наконец-то вонзиться в нее.
– Еще нет, – ответила Плам, снова толкнув его на кровать. – Я не закончила. Я еще не рассмотрела тебя. Ты так хорошо сложен. Я хочу тебя потрогать. Хочу ощутить. Хочу поцеловать так, как ты целовал меня. Хочу почувствовать тебя на вкус, муж мой. Тебе это понравится?
На этом вопросе мозг Гарри перестал функционировать. Гарри не мог говорить, не мог думать, мог только смотреть на нее широко распахнутыми, безумными, полными надежды глазами и энергично кивать. Плам улыбнулась, и эта улыбка заставила его сильно напрячь и сжать ноги, чтобы не излить свое семя прямо в ту же секунду. И тут Плам наклонила голову и поцеловала его в живот. Гарри застонал от наслаждения.
– Ты такой твердый, Гарри, – везде, кроме живота. Я уже говорила, как сильно люблю твой живот? – Плам начала целовать тонкую полоску волос, бегущую вниз по животу. – И ноги твои люблю. У тебя бедра как у наездника – длинные мышцы и красивая форма.
Он стиснул зубы. Плам целовала бедро, сомкнув пальцы на двух мягких шарах у него между ног. Они мгновенно сжались, предвкушая новые прикосновения, наслаждаясь тем, как она легонько царапала ногтями нежную плоть.
– Святые небеса, – простонал Гарри, напрягшись каждой мышцей и ожидая новых прикосновений. Плам тепло дышала ему на кожу. Теперь настал его черед вцепиться в простыню, сминая ее между пальцами, чтобы удержаться, не схватить Плам и не вонзиться в нее, объявляя ее своей.
Она прикоснулась пальцем к самому кончику естества, размазывая выступившую там жидкость.
– Мне кажется, не так уж приятно, когда он такой твердый, муж мой. А ты просто пылаешь – я чувствую, как отсюда исходит жар. Мне и в голову не приходило, что можно быть таким знойным, но ты распален и все же кожа здесь нежная как бархат. Твой огонь похож на тот, что пылает во мне. Ты заставляешь меня гореть еще сильнее.
– Святая Женевьева, Плам, ты превратишь меня в зверя! – выдохнул Гарри, не чувствуя больше ничего, кроме восторга, который она в нем разбудила.
– Когда я трогаю тебя, у меня внутри все дрожит. У тебя тоже? Тебе это нравится?
Гарри откинул голову назад, толчками вонзаясь в ее ладонь, не в силах удержаться, не сознавая ничего, кроме восторга, который она ему дарила. Из его горла вырвался клокочущий звук – Плам опять склонилась над ним, разметав волосы по бедрам, будто пролились чернила, и снова начала дразнить языком самое чувствительное место. Гарри дернулся дважды, трижды и ликующе взревел, достигнув пика.
– Ой, мамочки! – через несколько секунд произнесла Плам. Гарри, слегка вздрагивая, лежал на кровати, слишком изможденный, чтобы открыть глаза. Он знал, что увидит, когда все же сумеет их открыть, и щеки его при этой мысли порозовели. Плам сделала то, чего не удавалось до сих пор ни одной женщине: он окончательно оскотинился.
– Как интересно. Я раньше никогда не видела, как это происходит. Очень познавательно.
Гарри почувствовал, как качнулась кровать, приоткрыл один глаз и увидел, что его жена босиком шлепает к умывальнику. Ее длинные волосы чуть покачивались прямо над очаровательной попой. Она намочила салфетку, вернулась обратно к кровати и стала смывать все с Гарри с такой нежностью, что он едва не возбудился снова. Его щеки от заботы Плам покраснели еще сильнее, и Гарри искренне обрадовался, когда она закончила и отнесла салфетку на место. Он знал, что должен сделать теперь, но все его инстинкты кричали об обратном. Это нечестно и неправильно – почему он должен просить прощения за естественную реакцию? Ведь виновата только Плам, это она совратила его руками и губами. Он хотел сделать все как положено, но она настояла на своем, а он, как джентльмен, конечно же, позволил ей это. А теперь, пожалуйста!
Теперь ему придется извиняться перед женой за свой эгоизм, хотя на самом деле только она виновата в том, что он утратил над собой контроль!
– Приношу свои извинения, мадам, – выдавил Гарри и лег на бок, повернувшись к ней спиной.
– Извинения? За что?
Боже милостивый, она что, хочет, чтобы ему стало еще хуже?
– Приношу свои извинения за необдуманный поступок.
– За какой необдуманный поступок? – удивилась Плам. Она взяла его за бедро и слегка потянула к себе, но Гарри не шелохнулся. Он не будет на нее смотреть, он, наверное, никогда больше в своей (теперь такой жалкой) жизни не сможет на нее посмотреть. – Гарри? Ты на меня сердишься? Я причинила тебе боль? Мне казалось, что тебе нравилось. Что я сделала не так? Хочешь, я снова тебя потрогаю?
Гарри, выдохнув, застонал и дернулся, едва пальцы жены снова сомкнулись на его естестве. Он все еще был возбужден, все еще хотел погрузиться в ее тепло. Он хотел видеть, как ее глаза затуманиваются страстью, как она достигает пика, хотел почувствовать, как она изгибается и мечется под ним, пока он ее заполняет. Гарри передернулся от усилия удержать себя в руках, а ее ладонь уже снова исследовала его, ласкала и гладила, доводя до полного возбуждения.
– Гарри? – Она жарко дохнула ему в ухо. – Я рада, что смогла доставить тебе удовольствие. Я же почувствовала, как сильно тебе это понравилось, и тоже была счастлива. Может быть, мы снова разделим эту радость?
Мышцы Гарри задрожали, и выбор был сделан. Он перевернулся, прижав ее своим телом, раздвинул ей ноги и устроился у входа.
– Посмотри на меня, Плам, – потребовал он, прижимаясь к ее теплу. Она приглашающе приподняла бедра, ресницы ее затрепетали, и глаза открылись. – Я хочу смотреть на тебя, когда буду овладевать тобой. Я хочу видеть, как твои глаза наполнятся страстью, когда я буду глубоко входить в тебя. Хочу видеть, как ты теряешь голову, когда я вонзаюсь в тебя. Хочу видеть, как ты задыхаешься от наслаждения. Хочу видеть тебя, свою жену.
Он медленно вошел в нее, и его душа запела от счастья, а ее тело приглашающе растянулось. Ее мышцы крепко удерживали его и неохотно отпускали, когда он выходил. Он двигался в ритме, который выбрала Плам, ее бедра ударялись о его, ее губы слились с его, когда он наклонил голову, чтобы глотнуть ее сладости. Она вцепилась в его плечи, и ее ногти вонзались в них, а с губ срывались негромкие восторженные стоны, без слов побуждая его двигаться быстрее, вонзаться глубже и сильнее. Ее руки скользили по его спине к ягодицам, прижимая все крепче, крепче. Он рычал, стремясь отдалить собственный пик до тех пор, пока не приведет на вершину ее, он отказывал себе, наслаждаясь ее криками восторга. Он хватал ртом воздух, удерживаясь от желания немедленно излиться в нее, он хотел, чтобы ее пламя питало и разжигало его собственное, приводя его на вершину, какой он никогда не знал раньше. Ее руки скользнули по его спине, ноги обвили талию, и Плам укусила его за шею.
– Всемилостивый святой Петр! – вскричала Плам, принимая его еще глубже. – Я люблю тебя, Гарри! Ты моя жизнь, моя плоть и кровь, ты мое все! Боже милостивый, как я тебя люблю!
И когда ее внутренние мышцы сжались вокруг него, Гарри словно вобрал в себя ее восторг и с усилием, которое походило на чудо, выскользнул из ее тела за миг до того, как излил семя. Ее слова эхом отдавались в его ушах, заполняли, делали их двоих единым целым, соединяли с ней так, как он и представить не мог. Изливаясь на ее бедра, он выкрикнул ее имя и в тот момент понял, что не сможет без нее жить. Она была его возвращением домой, его надежной гаванью, и глубоко внутри он знал, что его душа неразрывно связана с ее, что они переплелись навеки и ничто в мире не сможет их теперь разъединить. Плам была его единственной истинной любовью.
Глава 9
Плам была несчастлива.
О, она знала, что у нее никаких оснований для несчастья – все, о чем она когда-либо мечтала, ей преподнесли буквально на тарелочке: мужа, доброго человека, в которого она, кажется, влюбилась; пятерых детей – пусть не совсем таких, каких она представляла себе, воображая идеальную семью, но все же славных ребятишек… относительно славных ребятишек; дом и безопасность. Она больше ни в чем не нуждалась и не бедствовала, но, несмотря на все эти благословенные плюсы, которые она мысленно перечисляла, прижавшись к груди мужа (его негромкий рокочущий храп ерошил ей волосы), Плам была несчастлива.
И чувствовала себя исключительно неблагодарной, когда думала о причине, которая делала ее такой несчастной, – ее материнские таланты ничуть не впечатляли Гарри. От его объяснения – мол, он не хочет, чтобы она умерла родами, – Плам небрежно отмахнулась. Просто Гарри очень добрый человек и не хотел смущать ее в присутствии Том и Темпла, признавшись, что считает ее плохой матерью.
– Я неблагодарная, – шептала она, проводя пальцем по бицепсу Гарри. – Что с того, если даже он и не считает меня такой же хорошей матерью, какой была его первая жена? Дел права: материнство – это еще не все. У меня есть и другие качества и таланты. И моя жизнь не вращается вокруг материнства. Я личность, и нечего меня судить по способности выносить и вырастить ребенка. Я – это я, Плам. И этого должно быть достаточно.
«Храбрые слова, – раздражающе насмешливым тоном сказал ей внутренний голос. – Но правда в том, что ты хочешь быть матерью, ты всегда этого хотела. Семья – вот чего ты жаждала всю свою взрослую жизнь, и теперь она у тебя есть, а ты несчастлива».
Плам велела своему внутреннему голосу пойти прогуляться куда подальше и решила, что нужно перестать жалеть себя, а вместо этого надо доказать, что она сможет стать превосходной матерью как уже имеющимся детям Гарри, так и тем, которых надеялась родить.
Одна мысль привела к другой, и вот уже пальцы Плам поглаживали руку Гарри, его бок, его бедро. Она прекрасно понимала, почему вчера ночью Гарри излился не в нее, но была слишком захвачена страстью и осознанием своей любви к нему, чтобы умолять подарить ей ребенка. Она ничего не сказала, пока он нежно отмывал ее, потому что не хотела испортить теплое чувство, пришедшее к ней, когда Гарри снова лег в постель, прижал ее к себе, а руки и ноги у них переплелись так, словно их тела уже невозможно разъединить.
Плам опустила голову и сердито посмотрела на ту часть Гарри, которая была причиной всех ее бедствий.
– Ты даже не красивый. Правду сказать, ты даже выглядишь немного смешным.
Он пошевелился (весь Гарри), и его естество начало твердеть и увеличиваться прямо у нее на глазах.
– Выглядит смешным? – В голосе Гарри прозвучало раздражение. Плам посмотрела на его очаровательный живот и улыбнулась. – Ничего себе высказывание жены наутро после первой брачной ночи.
Она поцеловала его в грудь, склонила голову и улыбнулась.
– Я не хотела тебя обидеть, муж мой, но признай сам, что эта часть мужской анатомии довольно… комична.
Глаза Гарри расширились, ноздри затрепетали.
– Мой член не комичен! Это в высшей степени прекрасный образец своего вида!
– Гарри, прости, если я тебя обидела, но я просто не могу удержаться – он выглядит… забавно. Сам посмотри! – Они посмотрели вместе. «Образец» закачался. – Ну, видишь? Он багрово-красный, и еще эта глупая кожица, которая двигается взад и вперед, как пурпурный козырек на шлеме.
– Плам, – громко дыша, произнес Гарри, – прекрати высмеивать мой член. Он не комичный и выглядит вовсе не забавно. Он мужественный. Он пульсирует энергией. Сила – вот что он олицетворяет. Чтоб ты знала, женщины по всему миру теряют голову при его виде. И от всех тех женщин, кого он ублажил, я не слышал ничего, кроме хвалы и благодарностей.
Хихиканье Плам оборвалось, сменившись мертвой тишиной. Она прищурилась.
– О, в самом деле? Женщины по всему миру?
– Легионы женщин будут счастливы под присягой дать письменные показания, подтверждающие абсолютно незабавную природу моего члена, – продолжал Гарри. – Это величественное, мужественное свидетельство акта любви; воин, если хочешь…
– Воин любви в пурпурном шлеме, – фыркнула Плам, мысленно посылая к дьяволу всех тех женщин, что разделяли этот акт с Гарри. – Ты высказываешься, как в худших образцах прозы, муж мой. Я же не сказала, что он не приносит величайшее наслаждение…
– Ты насмехалась! Высмеивала его!
– Я не насмехалась…
– Поразительно, что ты не разнесла в клочки мою уверенность в себе, – заявил Гарри, уложив Плам на спину. – Собственно, полагаю, что теперь ты просто обязана доказать моему члену и мне, что ты все еще веришь в него. В меня. В нас.
– Женщины по всему миру? – уточнила Плам, чувствуя, как тает ее тело под прикосновениями Гарри. – Письменные показания под присягой?
Он чмокнул ее в кончик носа.
– Возможно, я слегка преувеличил.
– Очень на это надеюсь, – ответила Плам, обвивая ногами его поясницу, и застонала, потому что он завладел ее ртом. Он быстро и жарко дышал ей в губы, но сердце его колотилось гораздо быстрее. Гарри посасывал ее нижнюю губу, и Плам подумала, что сейчас заплачет от наслаждения. Он поцеловал уголки рта, без слов требуя, чтобы ее губы приоткрылись, и она подумала, что сейчас лишится чувств. Его язык погрузился в ее рот, сметая перед собой все препятствия, пробуя ее на вкус, дразня, поглаживая ее язык, и она подумала, что вот-вот умрет. Но когда он стал посасывать язык, когда убедил ее начать исследовать его рот, когда она услышала его страстный стон, то поняла, что находится в раю. Плам прижала его к себе, притянула голову ближе, пытаясь одновременно испробовать его на вкус, наполнить его, слиться с ним воедино. Все ее чувства поплыли – слишком много, слишком быстро, слишком возбужденно, слишком бесконтрольно; но все это уже ничего не значило. Плам выгнулась дугой, когда Гарри погрузил язык в ее рот, и начала негромко всхлипывать от удовольствия.
Гарри услышал эти звуки и потерял остатки самообладания, удерживавшие его оттого, чтобы не вонзиться в нее.
– Клянусь святым Петром, Плам! Я всего лишь мужчина! Я не в силах удержаться от такого соблазна.
Плам заморгала. Глаза ее затуманились желанием, кожа пылала от страсти. Она понимала, что он что-то говорит, но смысл его слов до нее не доходил.
– Зачем эти разговоры? Не время для болтовни, Гарри. Пора заняться любовью.
– Прекрати! – скомандовал он, когда она беспокойно завозилась, соблазнительно потираясь об него. – Не двигайся, не целуй меня, не дыши! Просто лежи смирно, и тогда я, возможно, сумею не опозориться во второй раз. – Он наклонился и начал губами ласкать ее грудь. Плам вытащила из-под него одну ногу и обвила ею икру Гарри.
Он отпрянул с такой скоростью, будто ему выстрелили в спину, буквально пожирая глазами ее тело. Его взгляд был таким пылающим, что Плам могла бы поклясться – она его ощущает.
– Такая мягкая, – хрипло произнес он, глядя на нее. – Куда бы я ни посмотрел – белоснежная блестящая кожа, настоящее игровое поле восхитительной плоти, и все это мое, мое.
Плам не удержалась и рассмеялась. Гарри посмотрел на нее так, словно хотел ликующе потереть руки.
– Да, я твоя, вся твоя. Вопрос только в одном – что ты собираешься со всем этим делать?
– Хочу везде тебя потрогать, хочу вкусить тебя, хочу глубоко погрузиться в твой шелк и раствориться в твоем жаре.
Плам провела ладонями по его рукам.
– И что тебе мешает?
Гарри издал какой-то неопределенный звук.
– Я джентльмен. Выбирай – чего ты хочешь сначала: потрогать, вкусить или погрузиться? – Его голос звучал хрипло, скрипуче и отдавался где-то глубоко внутри Плам.
Гарри снова поцеловал ее, крепко, требовательно: его поцелуи возвещали, что никакой пощады не будет.
– Решай, только быстро. Еще чуть-чуть, и я… гм… в общем, времени почти нет.
– Мм. Может быть, тебе как-нибудь помочь? – Плам вывернулась из-под него и толкнула мужа на спину. – Какая превосходная возможность для «Стипль-чеза»!
И оседлала его бедра. Гарри смотрел на нее с изумленным восторгом. Плам улыбнулась.
– Ты совершенно прав, Гарри.
– Да, разумеется, я прав. Гм. А насчет чего?
Она протянула руку и потрогала его. Гарри застонал.
– Ты горячий и твердый и такой бархатно-гладкий и вовсе не забавный. Больше не забавный.
Он схватил ее за запястье, прекратив исследование.
– Ради всего святого, Плам, только не сейчас! Ты что, хочешь, чтобы все кончилось? – Его голос звучал так, словно был из гравия – одни твердые, скрипящие углы. Плам улыбнулась и скользнула на коленях вперед.
– Во время стипль-чеза жокей (это я) полностью подчиняет себе жеребца. Это ты, – добавила она на случай, если Гарри не понял. – Жокей отвечает за то, чтобы жеребец не выдохся до конца скачки.
Она скользнула еще чуть вперед, и глаза Гарри широко распахнулись.
– В стипль-чезе главное – рассчитать время. Скачку выигрывает неторопливый, но упорный.
Гарри смотрел на нее, потеряв дар речи, и на его шее бешено колотился пульс.
– Я выяснила, что, откладывая наслаждение, растягивая сладкую пытку, мы можем десятикратно усилить заключительный миг восторга.
Она скользнула вниз, вдоль его бедра. Ее тело напряглось в предвкушении.
– Стократно.
Гарри с надеждой заскулил – Плам двинулась вверх.
– Ты… ты… – Их общая влага обеспечила восхитительное трение-трение, сворачивающееся в тугие кольца где-то внутри, и Плам очень широко распахнула глаза, устраиваясь прямо по центру. Она заглянула в карие глаза Гарри, глаза, говорившие куда громче, чем любые слова, глаза, сказавшие ей, как сильно он ее хочет и вожделеет, и, счастливо всхлипнув оттого, что наконец-то нашла его, идеального мужчину, с которым можно разделить жизнь, она прихватила зубами его нижнюю губу и вдруг резко опустилась вниз. – Тысячекратно!
– Святой Петр и все святые! – выдохнул Гарри, когда она опустилась, придерживая его за плечи и слегка задыхаясь.
Плам на секундочку закрыла глаза, чтобы насладиться тем, как глубоко он оказался в ней, но тут же снова открыла – ее муж вдруг издал задушенный, странный звук. Его пальцы впились в ее бедра, крепко удерживая, не давая шевельнуться так, как она хотела двигаться. Плам ощутила, как мышцы охватили его естество и так крепко сжали, что из горла Гарри вырвались хриплые стоны подлинного мужского наслаждения. Его голова откинулась назад, на подушку, глаза впились в ее лицо, но Плам могла бы поклясться, что они ничего не видят. Кроме того, Гарри перестал дышать.
– Гарри? Муж мой! – Она наклонилась вперед, чтобы похлопать его по щекам, но невольно замерла – очень уж приятно оказалось скользить вдоль его твердого естества. Грудь Гарри приподнялась раз, потом другой. Плам села обратно, вобрав его в себя, и от удовольствия сощурилась. Она крепко вцепилась Гарри в плечи, пальцами впиваясь в его мышцы. Гарри под ней задрожал. Плам приподнялась, прижалась лбом к его лбу и медленно, дюйм за дюймом, стала садиться.
– Жеребцы во время стипль-чеза, – произнесла она, в качестве эксперимента пошевелила внутренними мышцами и медленно понимающе улыбнулась, услышав ответный рык Гарри, – могут бежать очень долго, если задать им правильный темп.
Похоже, у Гарри было совсем другое мнение. В тот момент, когда она нашла ритм, исторгавший из его груди непрерывные гортанные стоны, Гарри вдруг повернулся так, что Плам снова оказалась под ним, обхватив ногами его бедра, и вонзился в нее так глубоко, что она подумала – сейчас он пронзит ей сердце.
– Ты моя! – властно прорычал Гарри. Плам не обращала внимания на то, что он ведет себя как примитивный мужчина-собственник. Ее волновало только одно – он ее! Весь, целиком ее!
– Моя! – снова воскликнул он, кажется, желая услышать от нее какой-то ответ, но Плам была не в силах говорить. Это восхитительное напряжение, пружина, скручивающаяся внутри, становилась все туже, заставив ее полностью потерять самообладание. Плам высоко подняла бедра, обхватив его ногами за спину, принимая еще глубже, покусывая его шею. Пружина начинала раскручиваться, и Плам понятия не имела, когда это закончится.
– Моя жена! – простонал Гарри, снова и снова вонзаясь в нее. Плам, всхлипывая, понесла какую-то чепуху, забормотала какие-то ничего не значащие слова, выплескивая свои чувства и сливаясь с Гарри воедино. Две их души запылали перед ее глазами как костер, и она выкрикнула его имя, прорыдала его, а он внезапно вышел из нее и прокричал свои слова восторга, уткнувшись в ее шею и изливаясь ей на живот.
– Думаю…ты… выиграл… эту… скачку… – выдохнула Плам ему в плечо, продолжая крепко обнимать.
– Чертовски точно, выиграл, – ответил он, уткнувшись ей в шею. Голос у него дрожал. – Правда, ты немножко помогла, – добавил он и посмотрел ей в лицо.
Сил улыбнуться у Плам не осталось. Честно говоря, у нее вообще ни на что не осталось сил, даже на то, чтобы запротестовать из-за того, что он опять вышел раньше. Она знала, причины этого нелепого поступка никак не связаны с ее собственным удовольствием, но и понимала, что ей придется удвоить свои усилия, чтобы доказать Гарри – она достойна стать матерью их еще не родившимся детям. С точки зрения физиологии времени у нее осталось не так уж и много. Сейчас или никогда.
– И я выбираю сейчас, – негромко произнесла она, найдя в себе немного сил, чтобы повернуть голову и взглянуть на мужа.
Грудь Гарри быстро вздымалась и опускалась – он пытался восстановить дыхание, кожа его блестела от пота, глаза были закрыты. Он приподнял руку, словно хотел возразить, но она безжизненно упала на кровать.
– О, сейчас даже речи быть не может, жена. Ты меня убила. Я труп. Покойник. Позже, может быть, через годик-другой, когда я приду в себя после этого коварного способа убийства, выбранного тобой, чтобы уничтожить мое бедное мужское тело, мы поговорим о моем воскрешении, но не сейчас. Сейчас это невозможно. «Сейчас» для меня просто не существует. Видишь? Меня больше нет.
Плам простыней вытерла живот, перекатилась на бок и подперла голову рукой.
– Но говорить ты можешь. – Она испустила притворно печальный вздох. – Должно быть, я сделала что-то неправильно, раз ты можешь говорить. В следующий раз придется постараться лучше. Я поставлю перед собой новую цель в жизни, Гарри, – доработать это. И не сомневаюсь – стоит немножко попрактиковаться, и у меня все получится.
Он закатил глаза.
– Если ты доработаешь, то наверняка убьешь меня.
– Льстец, – сказала Плам и улеглась на его влажную грудь.
– А откуда ты знаешь про «Стипль-чез»? – спросил он спустя несколько минут.
К этому Плам была готова. Не желая признаваться в авторстве «Руководства», она тем не менее решила, что Том была права насчет готовности Гарри к подобным экспериментам, и можно намекнуть, что есть такое руководство для супругов. Суть только в том, чтобы сказать ему правду, не говоря слишком много.
– «Стипль-чез» – один из способов, описанных в «Руководстве по супружеской гимнастике».
Гарри приоткрыл один глаз.
– Ты его читала?
– Да, я его читала. – И очень часто за последние несколько лет, хотя бы ради того, чтобы напоминать себе, чем занимаются на брачном ложе. Она так давно не имела никакого опыта в этих делах…
– Ага. Я надеялся дать тебе его почитать чуть позже, после того как мы… гм… немного привыкнем друг к другу, но очень хорошо, что ты уже знакома с этой книгой. Надо полагать, тебе ее дал первый муж?
Плам очень тщательно подбирала слова.
– Да, именно он несет ответственность за то, что я ее прочитала.
Гарри что-то неразборчиво буркнул и снова закрыл глаза, крепко обняв обмякшую Плам. Так, одно препятствие пройдено. Все постепенно уладится. Просто должно уладиться. Нужно только хорошенько все обдумать.
– Моя жизнь скоро окончательно рухнет, ты ведь знаешь об этом? – спросила Плам четыре недели спустя.
К несчастью, спросила она это у Эдны, своей робкой горничной. За прошедшие недели Эдна сделала большие успехи, во всяком случае, уже не крестилась всякий раз, как ее хозяйка открывала рот, но все еще слегка дергалась, когда Плам давала волю необычным мыслям, возникавшим у нее в голове.
– Но, мэм, это очень красивое платье, – сказала Эдна, озадаченно глядя, как Плам хмурится, рассматривая свое отражение в зеркале. – И цвет вам очень идет. Не думаю, что оно разрушит вашу жизнь.
– Я вовсе не это имела в виду, хотя нужно признать, что Гарри отлично разбирается в цвете – намного лучше, чем я. – Плам перестала хмуриться и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Богатый винный цвет муарового платья прекрасно оттенял ее темные волосы, а покрой, хотя лиф был поднят чуть выше, чем она привыкла, выгодно подчеркивал достоинства фигуры. – Он к нам очень добр. Привез сюда мадам Синклер, чтобы она обновила гардероб мне и Том. И конечно, Эдна, это очень красивое платье, но факт остается фактом – несмотря на десять новых платьев, шесть сорочек, три бальных наряда, две амазонки, несчитанное количество чулок и перчаток, моя жизнь скоро рухнет.
Эдна издала невнятный звук, вернее, писк, и Плам плотно сжала губы, проглотив остаток своей жалобы. Эдна и так выглядела настороженно. И меньше всего Плам хотелось, чтобы горничная сбежала, не закончив прическу.
Четверть часа спустя Плам отпустила Эдну и пошла на поиски мужа. Сегодня наступил судный день. Ее судный день.
– Доброе утро, Том. Ты не видела Гарри?
Том остановилась на самом верху лестницы. Шедшие вслед за ней лакеи послушно замерли сзади.
– Кажется, он пошел работать над своим проектом.
Плам покусала нижнюю губу.
– О.
– Он насвистывал и улыбался, – услужливо подсказала Том.
– Да? – Плам слегка покраснела, совсем чуть-чуть, так, только щеки немного порозовели. Приходилось признать, что, хотя определенную часть ее жизни можно было бы улучшить, интимные отношения с Гарри были просто идеальными. Он проявлял огромный энтузиазм, стремясь проделать все упражнения, представленные в «Руководстве», и даже показал ей несколько, изобретенных им самим. В дополнение к ночным занятиям Гарри будил ее каждое утро, демонстрируя свою выносливость и изобретательность. Ничего удивительного, что он улыбался. У нее тоже рот частенько расплывался до ушей.
– Да, – подтвердила Том, глядя на нее чересчур проницательно. Плам изо всех сил постаралась улыбнуться слишком самодовольно. – Темпл говорит, что уже несколько лет не видел Гарри таким счастливым – после смерти первой леди Росс. Он говорит, все потому, что ты умеешь доставлять ему удовольствие.
– Темпл ведет себя очень дерзко. – Плам покраснела сильнее. – А куда это ты направляешься с большой сеткой и лестницей?
– Летучие мыши, – лаконично пояснила Том, весело улыбнулась и продолжила подъем по лестнице. Плам отошла в сторону, чтобы пропустить лакеев. Она пыталась решить – то ли пойти прямо в берлогу Гарри, то ли сначала проверить детей. Тут приходилось выбирать меньшее из двух зол: дети постоянно затевали какие-то каверзы, обычно что-нибудь такое, что гарантированно выставляло ее в дурном свете перед их отцом, а разговор с Гарри… Плам глубоко вздохнула и стала спускаться вниз, в холл. Она любила Гарри. Она его очень любила, больше, чем вообще когда-либо любила мужчину, но после того, что случилось вчера ночью, пришло время рассказать ему правду. Или хотя бы ее часть, касающуюся Чарлза. Уж это она просто обязана рассказать.
– Доброе утро, леди Росс. Вы выглядите так же очаровательно, как одна из чайных роз в саду.
Обычно Плам очень нравились комплименты Темпла, хотя она прекрасно понимала, что его одобрение больше заслужено тем, что она заставила Гарри убраться в кабинете, чем всем прочим, что она сделала для своего мужа, но сегодня утром ей придется раскрыть отвратительный секрет. Дежурные комплименты подождут. Плам прикусила губу.
– Гарри работает?
– Да. Сегодня утром из Роузхилла прибыли еще два ящика. Он их разбирает.
Будь все проклято. Последние две недели в дом постоянно прибывают коробки с бумагами, и появление каждой новой коробки возвещает, что Гарри отрезан от внешнего мира до самого ужина, а в столовую он приходит, спотыкаясь от усталости. Плам просто умирала от желания узнать, над чем же таким он работает, но Гарри сказал ей только одно – он проясняет какой-то эпизод из своего прошлого для одного министра. Она не хотела совать нос в его дела, но мысль о том, что он не доверяет ей, здорово изводила. Ирония ситуации от Плам не ускользнула, ведь она тоже не доверяла ему своих секретов, и от этого терзания становились только мучительнее. И лишь то, что она была очень занята, пытаясь привести хоть в какой-то порядок дом, прислугу и детей – и это не говоря о ежедневных примерках с модисткой, которую привез Гарри, о выборе обоев и краски, об осмотре мебели (что-то выбросить, что-то перетянуть), о набегах на чердак в поисках скрытых сокровищ, которые потом можно будет расставить по дому, и о сотне других важных дел, – удерживало ее от того, чтобы надавить на Гарри и заставить рассказать побольше о своей работе.
– Темпл… – Плам посмотрела на дверь, ведущую в кабинет Гарри, и снова обратила свое внимание на стоявшего перед ней секретаря. – Что это, собственно, за проект, которым так занят Гарри?
Взгляд Темпла переместился на стену у нее за спиной.
– Не могу знать, мэм.
– Конечно, можете. Гарри вам все рассказывает. Вы просто не хотите мне сказать?
Темпл немного наклонил голову, признавая, что так оно и есть.
– Я не люблю секреты, Темпл, – заявила Плам, стараясь не думать о том, что не имеет права говорить так самоуверенно, и оправдывая свое раздражение воспоминанием о некоторых мужских тайнах. Право же, их секреты бывают очень губительными. – Гарри сказал, что его работа как-то связана с одним событием в прошлом. Что это за событие?
– Об этом вам лучше спросить его светлость, мэм.
Плам позволила себе испустить один из трех разрешенных ею на день вздохов и повернулась к двери, которая вела в святая святых Гарри..
– Вы меня разочаровали, Темпл. Очень разочаровали.
– Искренне скорблю об этом.
– Я ожидала от вас большего.
Темпл опустил голову, словно его переполнила скорбь.
– Я думала, мы друзья. А друзья, как вам известно, рассказывают друг другу все, в особенности если это касается очень любимого человека.
Темпл ни капли не раскаялся.
– В самом деле, мэм? Я запомню это на будущее.
Бесполезно. Она не сумеет устыдить его так, чтобы он выдал ей секрет Гарри, и в каком-то смысле Плам восхищалась твердостью Темпла. Она прекрасно понимала, как рискованно секретарю распространяться о подробностях, не предназначенных для общего сведения. Сделав глубокий вздох, она коротко стукнула в дверь кабинета и сразу же вошла. Там все еще было темно и сумрачно, но, во всяком случае, чисто, и сверкающие стекла пропускали чуть больше солнечного света. Сегодня окна были распахнуты, в кабинете витал запах высохшей на солнце земли и свежескошенной травы, доносилось отдаленное мычание коров, а щебет птиц напоминал о том, каким чудесным может быть лето. Если бы только Плам сумела выманить Гарри наружу, чтобы насладиться дивной погодой!
