Текст книги "Клетка для мятежника"

Автор книги: Кейт Якоби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Глава 35

Кровь.

Кровь повсюду. Восхитительная, сладкая кровь, взывающая к нему. Он чувствовал ее запах, она была везде – в воздухе, на полу, пропитывала одежду этой суки и этого святотатца-священника.

– Убрать его! Убрать мать девочки! Отведите ее в соседнюю комнату и свяжите так, чтобы она еле могла дышать. Ею я займусь, когда освобожусь. Подай мне шар! Вот так. Поверни девочку, чтобы кровь текла на шар. А теперь осторожно вытащи клинок из сердца. Медленно! Проклятие, ты все испортишь! Вот, вот. Пусть течет понемногу, иначе шар не успеет все впитать. А ты найди бадейку, деревянную, большую. Собери простыни и одежду и попытайся выжать из них как можно больше крови. Не потеряй ни капли!

Нэша трясло, запах крови кружил ему голову. Эликсир! Панацея от боли, которая внезапно охватила все его тело.

Так она все-таки осмелилась: убила его дитя, чтобы лишить его целительной крови. Де Массе прятал их обеих все эти годы, строил за его спиной козни, чтобы лишить его предназначения, которое обещала ему его собственная кровь.

Кровь, кровь... Такая влекущая, все еще теплая, темно-красной струйкой текущая на пористую поверхность шара, блистающая, радующая все чувства, соблазнительная, неотразимая...

– Уведите священника. И выкиньте отсюда мебель. Пусть в комнате останется только кровать. Когда выпустите из девочки всю кровь, уничтожьте и ее тоже. Труп сожгите. Я хочу, чтобы от него ничего не осталось. И согрейте воды. Я вымоюсь и буду готов к тому моменту, когда вы закончите.

Столько лег... Сто тридцать четыре, если быть точным. Это не та кровь, о которой говорилось в пророчестве, но все же она кровь от крови его, и этого достаточно. Он омолодится, получит еще столетие полнокровной жизни. У него будет больше колдовской силы, чем у десяти повелителей Даззира. Да, силы. Теперь он сможет взять все, что пожелает.

Союзница будет принадлежать ему – и на этот раз Враг не сумеет его остановить.

Ветер пригибал верхушки деревьев, срывал с них сухие листья, клонил к земле ветви, словно оплакивая погибшее дитя, страдающую мать, священника, который сделал больше, чем хотел, но все же недостаточно.

Годфри не мог заставить себя открыть глаза. Он просто позволил вытащить себя из коттеджа и привязать к стволу ближайшего дерева, заткнув рот кляпом. Годфри знал: им займутся позже.

Понял ли Нэш, кто он такой? Потрудился ли хоть взглянуть на него?

Ужасная уверенность переполняла Годфри. Де Массе не солгал, но смерть его была напрасной, а Годфри... Годфри потерпел неудачу. Ему следовало рассечь горло и вены или отравить девочку. Почему де Массе об этом не подумал? Он ведь был воином. Только они с Валеной считали, что время в их распоряжении будет. Еще несколько минут – и этого хватило бы. Полчаса – и Нэш проиграл бы.

Годфри потерпел неудачу из-за того, что медлил, задавал вопросы, хотя и не сомневался в ответах, – просто потому, что стремился оттянуть казавшееся ему омерзительным деяние. Исповедаться он никогда не сможет, не сможет явить на свет божий всю глубину своего греха: он был повинен не только в убийстве, но и в добровольном промедлении. Первые дни его в сане епископа, навсегда оскверненные провалом – и как человека, и как священника.

Значит, Нэш получит кровь, которая ему нужна. Годфри станет оплакивать Люсару до того момента, когда Ангел Тьмы отнимет у него жизнь. А потом Люсаре предстоит вечно лить слезы...

Зажмурившись, чтобы не видеть света, которого раньше он так жаждал, Годфри не увидел приблизившегося к нему человека; он только ощутил, как острый клинок разрезал связывавшие его веревки. Он расправил плечи, радуясь приближающемуся концу, но кинжал не поразил его, а кляп изо рта был вынут.

– Скорее, Годфри, откройте глаза! У меня меньше минуты на то, чтобы увезти вас, прежде чем они заметят.

Пораженный, Годфри смотрел в мрачное и решительное лицо человека, которого он когда-то называл другом.

– Осберт! Но как...

– Нет времени. Все ответы – потом. Скорее, я привел вашего коня. – Осберт увлек Годфри прочь от коттеджа, в чащу деревьев, вниз по склону... Скоро ничто не напоминало о близости человеческого жилья, кроме дыма из трубы, уносимого яростным ветром.

Годфри не удержался бы на ногах, но Осберт обхватил его за плечи и поддерживал, не позволяя упасть. Годфри не находил, что сказать своему спутнику, пока они не оказались рядом с конями, но когда Осберт попытался помочь ему сесть в седло, Годфри помедлил.

– Подождите! Леди Валена... Я не могу ее бросить...

– Годфри, если вы туда вернетесь, вас убьют не задумываясь. Это же колдуны, люди Нэша! Мы должны бежать, пока они заняты своим черным делом. Если мы успеем вернуться в столицу и сумеем скрыть ваше отсутствие, Нэш может не вспомнить, что это были именно вы: возможно, он не узнал вас в лицо...

Годфри коснулся рукой груди Осберта, ощутил под пальцами быстрые удары полного страха сердца. Помимо воли он улыбнулся, и слезы снова наполнили его глаза – на этот раз не по причине горя.

– Вы приехали сюда... ради меня?

Осберт сглотнул, потом поднял голову и кивнул.

– Если он поймает нас обоих, мой смелый поступок будет напрасен. Так что, пожалуйста, Годфри, не могли бы мы поторопиться?

Вскочив в седло, Годфри посмотрел в сторону дома, но за деревьями ничего не увидел. Ему ничего не оставалось, как последовать за своим другом, все глубже и глубже в лес, кружным путем к столице, обещавшей им безопасность.

Первая волна обрушилась на него более жестоко, чем когда-либо раньше. Ему показалось, что он застонал, но уверен он не был. В комнате было слишком темно, слишком тихо... Только он, шар и голый пол под ним. Нагой, он свернуло, лежа на боку, прижимая к себе шар, не желая еще слишком сильно ощутить его действие.

Потом накатила вторая волна, и Нэш закричал. Боль была острой, как от удара кинжала, который и даровал ему так много крови. Да, кровь хороша... Его собственная и Валены. Ребенок был зачат, еще когда он был на вершине могущества, да и Валена обладала силой – непредсказуемой, но значительной. За это он ее и выбрал, а вовсе не за красоту.

А красива она была, да и сейчас остается; такая красота остается в памяти мужчины еще долго после того, как он убил женщину.

Он всегда знал, что в конце концов она его предаст. Просто d последние восемь лет он почти не вспоминал о Валене, уверенный, что она вернулась в Карахам с де Массе.

Впрочем, де Массе большую часть времени проводил в Люсаре...

Им было нетрудно скрывать от него девочку – слишком долго он страдал от увечий. И хотя Нэш выбрал Валену как замену Союзнице – на случай, если ему не удастся ту заполучить, – он на самом деле не видел в ней такого уж приобретения... и вот теперь он чувствовал, как ошибался. Ребенок, рожденный Союзницей от Ангела Тьмы, даровал бы ему бессмертие, но эта кровь...

Нэш охнул, когда его накрыло третьей волной, превратив его мышцы в студень, лишив зрения и слуха.

Чтобы впитать все это, потребуется три дня.

Еще три дня, и он станет неуязвимым. Боль была невысокой ценой за такое.

Его вдохи и выдохи совпадали с пульсацией обжигающего предмета, который он прижимал к груди. В собственном его теле, сотрясая его, билось, казалось, несколько сердец. Удары одного отдавались в ушах, удары других заставляли трещать кости.

Тончайшие невидимые нити протянулись из его тела наружу, все дальше и дальше, пронизали исчезнувшие стены дома, непроглядную ночь, переплелись с деревьями, стоявшими вокруг как на часах, проникли в сырую землю.

Он был теперь связан со всем – деревьями, землей, водой, огнем. Каждый удар сердца, каждое содрогание, каждый гулкий удар пустого колокола, которым он стал, посылали по нитям вибрацию в деревья, землю, воду, огонь.

Со всем, со всем он был связан.

Головокружение, опьянение... Он катался по доскам пола, с трудом, казалось, выдерживающим его вес, не мечтая больше ни о чем, ко чувствуя так много... Его тело пожирало пламя, он бился в лихорадке силы, вожделения, амбиций, успеха.

Он сиял в ночи, которой не существовало. Он не мог ни совладать с силой, кидать ей пищу, ни воспротивиться... Муки все продолжались и продолжались.

* * *

Все, что он мог видеть, были высокие языки пламени; пламя охватывало небеса и землю, впивалось в его плоть длинными когтями. Он горел, сгорал заживо. Его кожа пузырилась, чернела, обугливалась, сползала клочьями, огонь лился ему з рот, одновременно восхитительный и удушающий, заполнял все его существо, выплескивался из глаз и ушей, превращал его кости в невесомый белый пепел, уносимый потоками пламени.

Судорога согнула его тело пополам. Потом другая. Невидимые пальцы стиснули его горло, лишая воздуха. Новая судорога подбросила его вверх, и он с треском упал на пол, чтобы отдышаться и дожить до следующей.

Каждый шаг, каждый момент все больше приближали его к цели.

Даровали силу.

Нечто возникало вокруг, окружало стенами, защищающими от стихий, которые больше не имели над ним власти.

Шар царапал, колол, кусал его кожу, как ядовитые зубы гадюки, высасывал силу из его костей.

Так вот что она сделала! Она отравила собственное дитя, чтобы он не смог воспользоваться кровью девочки... да, как и де Массе, чтобы и его кровью не смог он воспользоваться...

Его тело таяло, пламя проникало все глубже, поднимало над полом, наполняло блаженством...

Ах, как прекрасно!..

Он помнил выражение лица своего отца, помнил черты, знакомые и ненавистные, помнил шрамы, которые так никогда и не исчезли, потому что тот не осмелился использовать кровь малахи для своего возрождения. Год за годом он следил за ним, помогал ему, учился, высасывал из него знания. Лесть, забавы, удовольствия... его отцу никогда не приходило в голову, что с такими трудами зачатый сын в конце концов перережет ему горло, чтобы воспользоваться кровью, которую он столько лет насыщал силой.

Удивление жертвы никогда не казалось Нэшу таким трогательным.

И неудача тоже. Его отец пестовал мечту, как и дед, и прадед, и прапрадед... до самого Баязита Едикальского, того самого, кто создал Слово Уничтожения, чей сын участвовал в сотворении Ключа, а потом убил отца.

Это была почтенная традиция, передаваемая из поколения в поколение: сын убивал родителя, если только тот не успевал убить сына раньше.

Череда колдунов, передающих мечту по наследству, хотя лишь немногие из них обладали умениями, необходимыми для достижения цели. Баязит породил идею, но только его далекому потомку Кардану выпала судьба осуществить предназначение его рода.

У пророчества была цель. Оно многому научило Кардана: научило тому, что страх влияет лишь на поступки его врагов, что с его могуществом сравнится лишь его собственное воображение, что история – всего лишь уже однажды пройденный путь.

И в первую очередь оно научило его беспощадности.

Его тело – член за членом – начало извиваться, вздрагивая от боли. Кожа чесалась, но он был беспомощен: пальцев у него не было – их сожгло пламя. Он обхватил себя руками и ощутил на груди шар, раздирающий обожженную кожу, давящий ужасной тяжестью.

И тут все прекратилось.

Его ступни, колени, бедра, живот, руки – все онемело; единственное место, сохранившее хоть какую-то чувствительность, было там, где лежал шар, уничтожавший его, возрождавший и снова уничтожавший.

Вдруг ощущения стали к нему возвращаться. Сначала медленно, потом все быстрее. Он взмыл вверх, напряг мышцы, согнул суставы, готовясь двигаться, начать все заново, достичь успеха.

Теперь ничто не могло его остановить. Ему не был страшен ни Враг, ни Союзница, ни даже их ребенок, если они все же были связаны Узами и зачали его. Пророчество лгало. Он мог добиться всего, чего захотел бы.

Он лежал неподвижно и прислушивался к шару. Он видел перед собой лица отца, деда, прадеда... всех остальных. Да, история – путь, который однажды уже был пройден, но только никто из них не зашел так далеко, как он.

И вот теперь он здоров, обновлен... жив.

Полон силы.

Нэш открыл глаза.

Глава 36

Он бежал – совсем как в собственном кошмарном сне. Он бежал по извивающимся узким проходам Анклава, жители которого – кроме него – спали. За ним гналась тень Нэша... нет, это был не Нэш, а демон, да, демон, который сейчас изливался из его глаз, кончиков пальцев, который дышал пламенем, сжигая воздух, высасывая из него жизнь, и от него нигде не было спасения, потому что Роберт нес его в себе. Демон родился здесь, это Ключ был виноват, он создал демона – так она сказала... Демон родился, когда Ключ сообщил Роберту пророчество, которое было слишком тяжело для него, когда Роберт обнаружил, что не может совместить требование пророчества и собственные желания... Этого никогда не должно было случиться, Роберт не должен был и пытаться противиться пророчеству, потому что все время терпел неудачи, а люди умирали... Она сказала, что демон убивает его... и он верил, он доверял ей... О боги, она была права – демон убивает, убивает его...

Он тяжело налетел на дверь, ловя ртом воздух, и вцепился в нее, стараясь удержаться на ногах. Пальцы одной руки угрожающе сжались в кулак, а другой он отчаянно шарил в поисках ручки. Шатаясь, он слепо тыкался, налетая на мебель, в поисках еще одной двери. Пальцы его не слушались, казалось, они старели раньше, чем остальное тело. Наконец-то! Он распахнул вторую дверь и упал на колени, ослепленный неожиданной вспышкой света. Быстрый испуганный шепот принес ему странное облегчение.

– О боги, Роберт! Что ты сделан? Что ты сделал?

Он поднял глаза, но не увидел ничего. Тьма в собственной душе застилала его зрение.

– Помоги мне, – прошептал он, пугаясь своего голоса. – Пожалуйста, Дженни, помоги мне.

Дженн поспешно откинула одеяло, вскочила на ноги и опустилась на колени рядом с Робертом. Глаза его дико блуждали, как у слепца, лицо так налилось кровью, что стало почти черным. Новым взмахом руки Дженн зажгла еще две свечи, чтобы лучше видеть, однако на самом деле то, что предстало ее глазам, не могло быть освещено огнем.

– Роберт, что случилось?

Он обхватил себя руками и стал раскачиваться взад и вперед, словно пытаясь удержать что-то, что рвалось из него наружу.

– Роберт, не молчи, прошу тебя! – Дженн так ясно видела черного извивающегося демона, сжигающего Роберта изнутри, как соломинку. Проклятие, как мог он позволить демону захватить такую власть! Почему сам ничего не предпринял... хотя было ли это в его силах? Роберт никогда не мог понять, какое зло таит в себе демон, он мог лишь с трудом сдерживать его.

А теперь его власть над демоном почти иссякла.

Но что может она сделать? Она обладает взглядом целителя, но такое исцелить нельзя... Роберту нужен кто-то более искусный.

– Я разбужу Арли. Он сумеет тебе помочь.

Роберт выбросил вперед руку и стиснул запястье Дженн.

– Нет. Ты. Только ты. Ты... знаешь.

Его глаза смотрели теперь на Дженн тем самым грозным, властным взглядом, который когда-то заставлял трепетать закаленных воинов. На Дженн он оказал такое же действие.

– Только ты, – тихо повторил Роберт, почти не шевеля губами. – Мне... больно.

Дженн беспомощно заморгала, услышав такое признание. У нее не было времени, чтобы найти слова, которые облегчили бы его страдания. Все слова она уже истратила в прошлый раз... но теперь все иначе: теперь мстительный демон пытается убить Роберта.

Она поспешно обхватила руками лицо Роберта, заставляя его смотреть ей в глаза.

– Роберт, скажи мне, что творится у тебя внутри! Скажи мне, что ты чувствуешь.

– Помоги мне...

– Я помогу, но ты должен мне доверять. А теперь скажи мне, что происходит. Я могу видеть только то, что делает демон. Причины я не вижу. Как все началось?

– Кошмар... Кэш. Наша схватка. Шан Мосе.

– Ты помнишь свой бой с Нэшем? – Роберт кивнул и попытался закрыть глаза, словно их жгло. Дженн позволила ему это, но ладони не убрала. – Что еще? Тебе все время снится один и тот же сон?

– Да. Нет. Я не смогу... Я... Демон – зло, а я... все время терплю поражение. Моя вина. Белла, Лоренс... ты. Ты. Я бросил тебя. В лесу. Бросил тебя, потому что... потому что... должен был спасти Эндрю.

– И ты решил, что помог пророчеству свершиться?

– Да! – Глаза Роберта открылись, в них светилось облегчение оттого, что она поняла. Но она всегда понимала его... В этом-то и была трагедия. Она была рождена, чтобы понимать его, а он – чтобы понимать ее.

Вот, например, его сила... Огромная сила, с которой не сравнится ничья ни в Анклаве, ни за его пределами. Эта сила всегда была в руках демона, порожденного девятилетним мальчиком, которому была назначена судьба разрушителя. Зная свою судьбу, Роберт снова и снова брал на себя ответственность, брал на себя вину, и это делало демона все сильнее.

Выбор, который ему пришлось сделать в лесу, превратил в реальность кошмар, преследующий его с девяти лет, и демон вознамерился заставить Роберта дорого заплатить за свою неудачу.

Роберт был в ужасе.

Дженн тоже была в ужасе, но она точно знала, что нужно делать: она ради них обоих давно должна была это сделать...

Она села перед Робертом, на касаясь его, но достаточно близко, чтобы в случае необходимости подхватить. Он молча следил за ней, все еще раскачиваясь и обхватив себя руками, чтобы удержать боль внутри.

В его глазах был страх, раскаяние... тьма. Если она ошибется, ее неудача заставит пророчество сбыться... И он убьет ее, потому что не сможет остановить себя.

– Роберт, я хочу, чтобы ты точно выполнил все, что я скажу, – тихо начала Дженн, не сводя с Роберта глаз. – Я хочу, чтобы ты выпустил демона на свободу.

– Нет! – Роберт в ужасе отшатнулся. – Нет!

– Ты должен! Прошу тебя, Роберт, выпусти его! Я с ним справлюсь.

– Нет! Никогда! – И он снова обхватил себя руками и зажмурился, чтобы не видеть Дженн.

Нет, никогда он не сможет выпустить демона на свободу – не сможет, пока она тут, перед ним, так что демон ее уничтожит! Разве не это ему снилось? Разве не об этом говорило пророчество? О том, что ярость будет им управлять, как демон, и он убьет ее... Как может она просить о таком? Он пришел к ней за помощью, а она...

Боги, как же больно... его тошнит, голова кружится так, что невозможно сказать, где верх, где низ... только он уже лежит на полу, так что не упадет...

– Роберт! Послушай меня! Ты должен это сделать. Ты должен выпустить демона на свободу!

– Нет.

Дженн подползла ближе, он ощущал ее тепло, чувствовал ее дыхание на своем лице.

– Слушай, что я скажу, глупец! Ты должен это сделать. И ты должен примириться с пророчеством. Ты не можешь больше ему противиться! Борьба тебя убивает. Прошу тебя, прекрати! Ты нужен нам живым. Перестань сражаться с собой и сразись с Нэшем! Пожалуйста, Роберт! Просто прими пророчество. Отпусти демона. Я могу с ним совладать, как это все время делал ты. Пожалуйста, Роберт, умоляю тебя. Дай волю ярости.

– Нет! – Роберт попытался отстраниться, но неожиданно Дженн снова сжала ладонями его лицо, и Роберт открыл глаза. Синяя глубина ее глаз увлекла его в единственное место, где он когда-либо чувствовал умиротворение.

Дженн поцеловала его. Крепко. Долго. Увлекая его в глубину, пока он не растворился в этом синем взгляде, яростном и пристальном, бдительном и беспощадном.

«Дай ему волю, Роберт. Прими свою судьбу, как я принимаю свою».

Мир вокруг Роберта закачался, и демон рванулся к свободе. Поцелуй Дженн лишил Роберта возможности сопротивляться.

И тьму расколола молния.

Демон с ревом обрушился на нее, могучий и непокорный. Он рвал ее на части, оставляя нетронутой. Он сковал ее, но и освободил. Ослепляющая боль не помешала Дженн поразиться его страшной силе. Силе Роберта, который потратил жизнь на обуздание такой мощи, его несгибаемой воле в противостоянии тому, что он больше всего ненавидел. И еще он сделал так много для свободы своей страны, для Анклава, для своей семьи. Для нее, Дженн.

И хотя волна тьмы заливала ее, как и Роберта, она сумела отстраниться от боли, потому что это была не ее боль. Она могла разделять страдание, но не позволяла ему ее уничтожить.

Дженн съежилась на полу, по ее лицу текли слезы. Она дрожала, но оставалась невредимой. Как и Анклав.

– Дженн! Дженн! Скажи мне что-нибудь! Ты ранена? Дженни, пожалуйста!

Руки Роберта гладили ее лицо, поддерживали, приподнимали, чтобы она смогла удобно опереться о кровать. Дженн с улыбкой пыталась вытереть слезы, но ее руки все еще слишком сильно дрожали.

– Прости, я не хотела тебя напугать. Я просто не ожидала... Дженн подняла глаза, собираясь успокоить Роберта, но умолкла, увидев цвет его глаз. Сияющая зелень, которая всегда так ее восхищала, вернулась. Дженн заглянула глубже, туда, где обитал демон.

Он исчез. Дженн не могла обнаружить и следов чудовища.

Однако такое она уже однажды видела: в тот день, когда Роберт утратил власть над демоном и произнес Слово Уничтожения в Элайте.

В тот день, когда родился Эндрю...

Только тогда он утратил власть... А сейчас, когда он отпустил демона по доброй воле, будет ли все иначе? Роберт все еще встревожено хмурился.

– Ты не ранена? Нигде? Может быть, я...

– Нет, я ничуть не пострадала. Честно. Просто все еще потрясена.

– Я принесу тебе вина. Где?..

– На столике у постели кружка, которую я не допила. Роберт стремительно повернулся, схватил кружку и поднес к губам Дженн.

– Тебе лучше?

– Спасибо.

– Я принесу еще.

– Нет, подожди. – Дженн схватила его за руку, заставив его повернуться к себе лицом. – Как насчет тебя? Что ты чувствуешь?

Роберт отвел глаза. Он оглянулся на дверь, потом посмотрел на свои руки, потом наконец взглянул на Дженн. Несколько мгновений он оставался совершенно неподвижен, Дженн слышала только его дыхание. Когда его рука поднялась, чтобы вытереть ее слезы, Дженн ощутила внутреннюю дрожь. Она ведь поцеловала его! Поцеловала, зная, что это сделает их связь неразрывной, заставит его...

– Я должен знать, Дженни, – прошептал Роберт. Глаза его снова потемнели и блестели странным блеском. – Прости, но я должен знать, чтобы...

Времени на то, чтобы ответить, он ей не дал. Роберт наклонился, сжав в ладонях ее лицо, чтобы она не могла отвернуться, не могла больше притворяться, не могла лгать...

Этот поцелуй так отличался от того, другого... В лесу он что-то ей навязывал, заставлял ее расплатиться за что-то... Теперь же она чувствовала его нежность и сердечную боль, зрелость и желание. Нет, солгать она не могла.

Ее руки помимо воли обвились вокруг его шеи, он, не раздумывая, прижал ее к себе. Дженн соскользнула на пол, увлекая его с собой, чувствуя теплоту и страсть, которые только Роберт мог ей подарить.

В этот момент Дженн казалось, что раны ее давно зажили. Ома откинулась назад, ловя ртом воздух, потом спрятала лицо на плече Роберта, чтобы он не видел ее румянца, ее ответной страсти, всепоглощающего облегчения от того, что он снова с ней.

– Ты все-таки любишь меня, – прошептал Роберт, касаясь губами ее волос. В голосе его звучали радость и изумление. – Ты все-таки любишь меня.

Он поцеловал ее снова, на этот раз более долгим поцелуем, словно нуждался в подтверждении чего-то, потом отстранился и посмотрел на Дженн новыми глазами и медленно покачал головой. В голосе Роберта прозвучали стальные нотки: он не потерпел бы возражений ни единым словом:

– Никогда больше, Дженн. Ты слышишь? Никогда больше между нами не должно быть лжи – ради чего бы то ни было. Я этого не потерплю. Ты меня слышишь? Я люблю тебя, и ты любишь меня. Вот и все!

Дженн сама не знала, хочет ли она смеяться или плакать, поэтому стала делать то и другое одновременно. Цепи, которыми она сковала себя, упали, и она чувствовала легкость, едва ли не способность летать. Но как могла она обещать ему такое, не рассказав, чей сын Эндрю? Смогут ли они сохранить это чувство умиротворенности, если она не даст обещания, которого от нее ждет Роберт? И сможет ли она дать такое обещание, сделав единственное исключение – Эндрю? Позволит ли ей совесть?

Один взгляд на Роберта дал ей ответ на этот вопрос.

– Больше никакой лжи, Роберт. Но... но ты же знаешь, что ничего не изменится. Я по-прежнему... соединена с Ключом.

– Какова бы ни была твоя связь с Ключом, для меня все меняется. О Ключе мы побеспокоимся, когда он станет для нас проблемой. – С этими словами Роберт сел сам и помог подняться Дженн.

Но спросить она должна... от этого никуда не денешься.

– Что насчет пророчества?

Взгляд Роберта стал тревожным, но остался чистосердечным; больше он от Дженн ничего не скрывал.

– Я... я ведь ничего не могу изменить, верно? Я вот что имею в виду... я провел годы, пытаясь побороть пророчество, найти лазейку, узнать больше, чтобы помешать ему осуществиться. И ничего не изменилось – только люди умирали, пока я...

– Нет! – Дженн стиснула руку Роберта. – Если между нами не должно больше быть лжи, Роберт, тогда ты должен прекратить... Иначе демон снова начнет расти!

На лице Роберта отразились противоречивые чувства. Он заморгал, словно пытаясь прогнать какую-то неуместную эмоцию, и одновременно расплылся в улыбке.

– Хорошо. Как скажешь.

– Так все-таки что насчет пророчества? Ответил Роберт неохотно.

– Я просто не могу... принять такой судьбы. – Он взглянул на их соединенные руки. – Мне необходимо продолжать верить, что я каким-то образом смогу воспротивиться пророчеству.

– Но если не сможешь?

На лице Роберта отразилась мука; сейчас он казался таким уязвимым...

– Думаю, мы уже знаем, что случится. Мне очень жаль, Дженни, я не могу...

Дженн приложила палец к его губам, чтобы не дать договорить.

– Не позволяй пророчеству быть вопросом. Пусть оно станет ответом. В любом случае не приписывай себе вины – ради нас обоих.

Роберт улыбнулся, и от этой улыбки сердце Дженн растаяло. Роберт сунул руку за пазуху и вытащил старинную книгу. Странно почтительным жестом он положил ее на циновку перед собой, потом сделал глубокий вдох и поднял глаза на Дженн.

– Я знаю, что ты соединена с Ключом, и помню, как говорил, что не могу больше тебе доверять, но... вряд ли я когда-нибудь переставал тебе верить. Так что...

– Так что?

Роберт засмеялся, словно не мог поверить в то, что делает.

– Так что это – тебе.

– Мне? Книга?

– Да, тебе, – ответил Роберт, внезапно сделавшись очень серьезным. – Думаю, это всегда предназначалось тебе. Я просто раньше не понимал... И это не книга. Это Калике.

* * *

Когда дверь хлопнула в первый раз, Эндрю подпрыгнул в постели; сердце его заколотилось, тень какого-то сна все еще тревожила его. Затем еще одна дверь открылась и закрылась, и мальчик услышал голоса Роберта и матери. Это никак не улучшило настроения Эндрю: они ведь враги, они едва разговаривали друг с другом всю дорогу до Анклава. Но все-таки Эндрю вылез из постели, сполоснул лицо и оделся, хотя вставать было еще рано.

Потом, стараясь не шуметь, прошел в гостиную, хотя оттуда ему ничего не было слышно.

Сначала Эндрю хотел постучать в дверь Дженн, но тут же передумал. Может быть, они и не друзья, но Роберт никогда не причинит Дженн вреда. В этом Эндрю был уверен – он хорошо помнил, как ухаживал Роберт за раненой Дженн. Поэтому Эндрю подошел к камину, сгреб угли, подкинул торфа и принялся дуть, чтобы огонь разгорелся. Поставив на огонь котелок с водой для чая, он достал свежий хлеб, принесенный накануне Мартой, копченый окорок и любимый сыр Дженн. Занимаясь этими делами, Эндрю все время старался оставаться лицом к двери – на всякий случай.

Поэтому он не оказался захвачен врасплох, когда дверь распахнулась и появились Роберт с Дженн, оба одетые, оба совершенно не сонные и очень удивившиеся, когда обнаружили Эндрю у стола с чайником в руках.

– Ты, наверное, разбудил его, Роберт.

– Правда?

– Нуда, когда ворвался в мою комнату.

– Ох... – Роберт улыбнулся Эндрю. – Прошу прощения. Больше такого не случится, обещаю. – С этими словами он поспешно повернулся к Дженн, словно пытаясь что-то скрыть. – Сейчас я... закончу одевание, разбужу Финлея и через несколько минут вернусь. Ты не...

Дженн просто посмеялась над ним, как часто смеялась, когда Эндрю начинал говорить глупости.

– Со мной все будет в порядке. К тому времени, когда ты вернешься, мы приготовим завтрак. Иди.

– Хорошо. – Роберт двинулся к двери, потом помедлил, положив руку на ручку, и оглянулся на Эндрю.

Мальчик вскинул обе руки.

– Нет! Я не хочу больше ни загадок, ни испытаний.

– Я только однажды предложил тебе испытание...

– Не важно. – Эндрю понимал, что еще не готов к противостоянию, но видел его неизбежность. – Если вы... если вы хотите, чтобы я сделал хоть что-нибудь...

– О чем ты? – тихо и очень серьезно спросил Роберт.

– Вы должны пообещать, что не станете пытаться... сделать меня врагом моей матери. Такое для меня невозможно. Прошу прощения.

– Просишь прощения? – Брови Роберта поползли вверх. – Что ж, прекрасно. Я хочу сказать – прекрасно не то, что ты просишь прощения, а то, что готов решать, на чьей ты стороне. Замечательно. Чудесно. А теперь я хочу задать тебе один вопрос.

– Вот как? Какой? – У Эндрю от облегчения даже закружилась голова: подобной реакции от Роберта он не ожидал. Однако следующие слова того стерли улыбку с губ мальчика.

– Поможешь ли ты мне избавиться от Нэша и Кенрика? Эндрю испытал шок, потом подумал, что ослышался.

– Вы... вы спрашиваете меня?

– Да, – серьезно ответил Роберт, – я спрашиваю тебя. Эндрю не знал, что сказать.

– Ноя...

– Подумай. Поговорим мы позже. – Роберт широко улыбнулся Дженн и исчез, осторожно закрыв за собой дверь.

Пораженный, Эндрю повернулся к матери, которая подошла к нему со слезами на глазах.

– Что случилось?

– Ничего, – пробормотала Дженн, обнимая сына. – И спасибо тебе. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна.

– Ох... – прошептал Эндрю, тоже обнимая мать. День еще только начинался, а уже случилось столько всего, что он чувствовал полную растерянность. – На скольких человек готовить завтрак?

На столе валялись крошки хлеба, сырные корки, яблочная кожура, ножи, стояли полупустые кружки. Роберт, не заботясь о порядке и чистоте, просто сгреб все в сторону; Финлей вытер руки о штаны, и Дженн положила перед ним книгу.

– Так это и есть Калике? – благоговейно прошептал Финлей, жаждая и не смея коснуться книги. – Он выглядит таким...

– Безобидным? – улыбнулся Роберт, возвращаясь на свое место на другом конце стола. – Так и я подумал. Но вспомни: когда мы нашли серебряный стержень, мы тоже так говорили. Траксис твердо решил сделать все, чтобы Калике никогда не попал не в те руки.

– Ты хочешь сказать, что наши руки – те? Роберт усмехнулся.

– Я не пытался его открыть. Я не знаю, что нужно для этого сделать. Надеюсь, Ключ просветит Дженн.

Финлей оглянулся на Эндрю; на лице мальчика застыло зачарованное выражение: перед ним раскрывалась такая тайна... Финлей испытывал те же чувства, хотя их разделяло больше двадцати лет.