Текст книги "Флэшбэк"

Автор книги: Кейт Лондон (Логан)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Кейт Лондон
Флэшбэк

Пролог

– Нет, дорогая, думаю, это не самая хорошая идея.

Трина Эверли поняла, что ее дочь намерена сражаться за осуществление своего замысла. Рейчел была прирожденным бойцом, и если она принимала решение вступить в бой, то в полемике демонстрировала независимость, логику, последовательность и настойчивость.

Двенадцатилетняя Рейчел вздернула подбородок, давая Трине понять, что борьба будет нелегкой.

Рейчел держала за руку девочку годом старше ее, худую, испуганную и растерянную; Рейчел привела ее домой из школы. Один только вид девочки вызывал у Трины жалость, но у нее и без того забот было по горло – две дочери, на образование которых требовались деньги. Жизнь только-только наладилась: появилась постоянная работа, и дохода, если экономить, хватало, только чтобы оплачивать счета.

Рейчел, в комбинезоне, с тоненькими косичками, подпрыгивавшими в такт речи, возбужденно спросила:

– Мама, почему ты не можешь удочерить Мэлори? Ты просто не думала об этом, правда? Но это же логично – обзавестись еще одной дочерью. Мы можем делиться одеждой, ведь еще одна девочка – это не мальчик. И третий иждивенец позволит сэкономить на налогах. Я помогу ей освоиться в доме, расскажу, как мы делаем уборку, стираем, словом, как ведем хозяйство. С тремя девочками – Джадой, Мэлори и мной – тебе не придется работать ни по дому, ни во дворе. Мы распределим обязанности, будем ухаживать за лужайкой, мыть машину, а ты будешь приходить домой и отдыхать. У тебя появится больше сил для работы… Мама, я ведь не глупости какие-нибудь предлагаю, это же разумно, согласись. Ведь говорят же, чем больше рук, тем меньше работы.

Трина покачала головой. Рейчел, будучи на два года старше, была ответственнее своей сестренки Джады. Все деньги Трины уходили на то, чтобы накормить, обуть и одеть дочерей, обеспечить им нормальную жизнь в собственном доме. Дом она купила, трудясь на нескольких работах и в остававшееся свободное время играя в бильярд.

Трина родила Рейчел в девятнадцать, а в двадцать один год, когда она была беременна Джадой, муж бросил ее. Трина страшно боялась, как бы болезнь или несчастный случай не унесли ее малышек или органы опеки не забрали у нее детей вследствие ее материнской несостоятельности. Этот страх до сих пор жил в ее сердце.

Она много работала, девочки чем могли помогали ей, и теперь они втроем жили в хорошем доме на берегу океана; во дворе девочкам поставили качели, Трина купила им велосипеды. И вот уже Рейчел, умница и отличница, нацелилась поступать в колледж, и хотя стоимость обучения ужасала Трину, она была исполнена решимости поддержать дочь.

Ее сердце разрывалось от жалости к Мэлори, которую Рейчел просила удочерить. Мэлори – рыжие кудряшки и веснушки на носу – была очень худой и бледной, платьице поношенное и слишком тесное для растущей девочки. Всем своим видом она просто кричала, что ей требуется улучшенное питание и забота… но прежде всего – любовь. Трина направилась к холодильнику, достала продукты и сделала девочке бутерброд.

– Мэлори, нам с Рейчел нужно поговорить, а ты пока съешь вот этот бутерброд. Молока хочешь?

Заметив, что девочка боится при ней есть, Трина отрезала большой кусок шоколадного торта и сказала:

– Рейчел сама испекла этот торт и обидится, если ты его не съешь.

«Почему я не могу удочерить эту бедняжку? Какие у меня есть аргументы?» – спрашивала себя Трина, готовясь к полемике с Рейчел, которая, отстаивая свою позицию, соображала быстро и четко. «Почему я не могу, Рейчел? Потому что мне с таким трудом удалось обеспечить финансовую стабильность нашей семьи, купить дом, получить работу, и тебе, как старшей моей дочери, пришлось много помогать мне».

Трина закрыла дверь прачечной и повернулась к Рейчел, которая, подпрыгнув, уселась на сушилку. На лице дочери появилось хорошо знакомое выражение напряженного ожидания, ее карие глаза потемнели, и вся она напряглась в ожидании.

– Рейчел, мы не можем сделать этого, – начала Трина. – Мэлори – не щенок, которого можно просто принести в дом.

– Да, она, как и я, девочка, и мы ей нужны. Мама, тебе бы понравилось, если бы кто-нибудь выгнал меня на улицу? Ты же знаешь, что может случиться с девочкой, оставленной без должного присмотра. Опасность подстерегает ее на каждом шагу.

У Трины сжато горло: дочь затронула самое больное. Трина взяла полотенце и начала его сворачивать, ей нужно было собраться с мыслями.

– Дорогая, я знаю, у тебя доброе сердце, но я мать-одиночка. Я не уверена, что мне разрешат удочерить Мэлори.

– Ребенку в первую очередь нужна любовь. Джада и я будем любить ее, и ты тоже. Я знаю, что надо делать… Прежде чем спросить у Мэлори, хочет ли она с нами жить, я все разузнала. Я не собиралась обещать ей того, чего мы не в силах сделать. Ты же сама все время повторяешь: нужно вначале узнать, а потом продавать.

Детское лицо Рейчел было не просто взволнованным, оно выражало непреклонную решимость, которую так хорошо знала Трина. В постоянной борьбе за существование ее дочь очень рано повзрослела и иногда рассуждала даже слишком по-взрослому. Когда Рейчел вступала в полемику, в ее словах была логика, четкая и несокрушимая.

– Во-первых, тебе потребуются рекомендации. Это не трудно. У тебя много хороших знакомых, и ты каждое воскресенье ходишь в церковь. Ты можешь попросить священника написать рекомендательное письмо. У тебя хороший дом, и ты почти полностью выплатила за него и за машину кредит, то есть ты имеешь средства и возможность воспитывать трех девочек. А с тремя помощницами у тебя появится больше сил, и ты сможешь с еще большей энергией продавать подержанные автомобили и расширять клиентуру. Посмотри на Джаду и на меня, мы здоровы, у нас ухоженный вид. Это доказывает, что ты заботливая мать. И, мама, никто не умеет так хорошо добиваться поставленной цели, как ты.

«Моя дочь делает это лучше меня…» – подумала Трина. Она чувствовала, что начинает уступать.

– Не преувеличивай!

Рейчел наклонилась и положила руку на плечо матери – старый прием торгового агента, который она усвоила, наблюдая за тем, как мать продает подержанные автомобили.

– Мама, ты справишься с этим. Ты – боец, так все говорят. Люди уважают тебя, потому что ты боролась за сохранение нашей семьи, и теперь посмотри, что мы имеем… Детали – вот в чем ты особенно сильна. Ты умная и добрая. И ты знаешь, где и как нужно надавить, чтобы добиться цели. Ты образцовая мать, которая может взять на воспитание еще одного ребенка, – решительно закончила Рейчел.

«Все детали последовательно выстроены, можно завершать торговую сделку», – подумала Трина, и гордость за прекрасные способности дочери перевесила боязнь финансовой ответственности, эмоции и страх взять в дом еще одного ребенка. Ничто не могло поколебать решимости Трины дать дочерям образование, а значит, и жизнь, лучшую, чем у нее. Она, беременная, вышла замуж в восемнадцать, а в двадцать два осталась одна с двумя детьми на руках.

– Хорошо, – продолжила Рейчел, – ты ничего не знаешь о Мэлори. Но ее опекуны не будут возражать, если она останется у нас на время. Думаю, их это вполне устроит. Нам, конечно, будет сложнее, но мы дадим тебе время привыкнуть к этой идее. Мы не станем приставать и торопить с удочерением. А я поработаю над ее успеваемостью. Она отстает – я тебе сразу это говорю, – и все потому, что ее семья постоянно переезжала с места на место, а не потому, что она глупая или ленивая. Давай договоримся: я займусь этим, а…

Трина чувствовала себя так, словно прямо на нее несся грузовой поезд.

– Подожди, Рейчел. Я еще не дала своего согласия.

– Мама, а что, если бы я оказалась на ее месте? Разве ты не хотела бы, чтобы нашлись добрые люди, которые накормили бы меня и окружили заботой?

Сердце Трины переполняла гордость, но здравый смысл заставлял быть осмотрительной. От последнего заявления Рейчел у нее вновь перехватило дыхание.

– Рейчел, я подумаю об этом, это все, что я могу тебе сейчас обещать.

– Мама, ты сможешь удочерить ее! – радостно воскликнула Рейчел, спрыгивая с сушилки и обнимая мать. – Я знаю, ты сможешь. У нас все получится, ведь правда, мама?

– Не надо так обнадеживать себя… и Мэлори. Пока я обещаю только одно: я подумаю об этом, – осторожно сказала Трина, но она уже знала: стоит ей взяться за дело, Мэлори останется с ними…

Глава первая

Когда-то давным-давно жили-были три…

Рейчел Эверли необходимо было увидеть место, где умерла ее сестра. Она ухватилась за перила лестницы, ведущей на второй этаж. Первая ступенька скрипнула, словно предупреждая о незаконном вторжении в чужие владения.

– Жили-были три сестры… А сейчас, Мэлори, черт тебя побери, нас осталось только двое. И потому у меня есть полное право сердиться.

Был конец марта. Поздним вечером на первом этаже бильярдной «Девять шаров» царили полумрак и тишина. Ветер с воем носился по улицам Нептун-Лендинга. Скрипели, раскачиваясь, вывески на Атлантис-стрит. Солоноватый туман побережья штата Орегон окутывал Рейчел; волны накатывали и разбивались об острые черные скалы, казалось, это доносится издалека биение сердца Тихого океана.

Близость к океану делала Нептун-Лендинг привлекательным для состоятельных людей, которые строили здесь фешенебельные дома. Берег был усеян ими: роскошные особняки и дорогие кондоминиумы с клубами, бассейнами и теннисными кортами.

Атлантис-стрит, удаленная от шикарного делового центра, находилась в старой, исторической части города, совсем рядом с береговой линией. Стройные ряды деревьев тянулись по обеим сторонам улицы и дарили тень домам, которые были построены лет сто назад, а ныне перепланированы под гостиницы для приема туристов. В тумане свет уличных фонарей блеклыми пятнами ложился на влажные кирпичи, которыми была вымощена улица, – наследие, оставленное первыми богатыми семьями, поселившимися в Нептун-Лендинге. Когда-то по этой улице ездили запряженные лошадьми экипажи, громко стуча по мостовой, а сейчас лишь густой туман бесшумно стлался по тихим улицам старой части города.

Сквозь туман смутно проступали лишь два объекта: вывеска кондитерской «Конфеты» и горящая розовым вывеска «Гадалка Наташа». Туман поглотил менее яркие вывески магазина экологически чистых продуктов, салонов красоты и спа-салонов, разместившихся в элегантных двухэтажных домах.

Рейчел с сестрами выросли в Нептун-Лендинге, по этим самым улицам они когда-то мчались на велосипедах к океану собирать ракушки на песчаном берегу.

Она окинула взглядом автостоянку у бильярдной. В последние годы владелица не уделяла клубу должного внимания, бильярдная Мэлори перестала пользоваться популярностью и уже не приносила дохода. Сейчас стоянка была пуста, а когда-то здесь красовались роскошные автомобили и джипы, принадлежавшие постоянным посетителям дорогой бильярдной «Девять шаров». В домах большинства этих людей стояли бильярдные столы эксклюзивной ручной работы, но клуб «Девять шаров» представлял собой место, где можно было не только поиграть, но и расслабиться. Несмотря на окружавшие этот клуб сплетни, некоторые женщины приезжали сюда в часы «только для женщин», чтобы отдохнуть в атмосфере, отличной от атмосферы баров, где царят пиво, табачный дым и где много шумных парней.

Владелица бильярдной жила в квартире, расположенной над игровым залом. В последние годы любители сплетен пытались подсчитать, сколько же мужчин поднималось вот по этой самой лестнице, чтобы переспать с хозяйкой «Девяти шаров» и городской шлюхой – сестрой Рейчел.

Рейчел закрыла глаза и увидела Мэлори – испуганная, одетая в обноски тринадцатилетняя девочка и… весело смеющийся подросток, врывающийся в жизнь с широко распахнутыми глазами.

Сегодня Мэлори похоронили. Ей было тридцать четыре года.

У Рейчел по щекам медленно потекли слезы.

– Мэлори, я могла помочь тебе. Почему ты не позволила мне этого сделать?

Она подняла голову и посмотрела на ступеньки, ведущие к двери квартиры. Квадрат окна на двери – серебристое стекло, влажное от тумана, – холодно поблескивал в свете уличных фонарей.

Превозмогая душевную муку, Рейчел заставила себя подняться по ступенькам, с каждым шагом ее рука все крепче хваталась за перила. На небольшой лестничной площадке она остановилась и посмотрела вниз, ей хотелось убежать. Она боялась узнать тайну, которую скрывала квартира Мэлори, и этот страх гнал ее прочь.

«Рейчел, я не хочу видеть тебя в своем доме! – разъяренно кричала в телефонную трубку Мэлори еще месяц назад. – Это мой дом, только мой, и в нем нет места для мисс Совершенство. Мне не нужна помощь доброй самаритянки. Твоя мать удочерила меня, дочь шлюхи, и ничего хорошего из меня не получилось. Ты ведь так думаешь? Считай, что все ваши усилия были потрачены впустую. Отстань от меня!»

С того дня, как вынесли тело, в квартиру никто не заходил. «Тело, что-то безликое и холодное», – подумала Рейчел. Дрожащими руками она вставила в замочную скважину ключ, повернула, дверь открылась. Внутри было сыро и холодно, в нос ударил затхлый запах прокуренного помещения; именно здесь Мэлори решила свести счеты с жизнью. Но почему?

Рейчел вошла в гостиную, закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной. Она слушала вой ветра. Постепенно ее мягко окутал аромат ванили, так любимый Мэлори, он, словно радушная хозяйка, приглашал Рейчел… Пахнущая ванилью, милая, добрая – такой была ее сестра всего несколько лет назад.

– Когда-то давным-давно жили-были…

Жили-были три сестры – Рейчел, Мэлори и Джада.

Они любили друг друга и делились секретами. А потом Мэлори ушла в тень, отдалилась, появлялась только на семейных торжествах, которые ни под каким предлогом нельзя было пропустить. И теперь ее нет, а Рейчел осталась с тяжестью на сердце… Горе, раздражение и любовь – как сложно удержать равновесие в этом вихре чувств. Рейчел была в отчаянии, она чувствовала себя беспомощной.

– «Мама, Рейчел, Джада, я люблю вас». Мэлори, жестоко писать такое в предсмертной записке. Я зла на тебя. Я поддержала бы тебя, если бы ты ко мне обратилась. Ты могла мне все рассказать. Но нет, ты просто взяла и лишила себя жизни. А ты подумала о маме, которая любила тебя, как родную дочь? А о Джаде ты подумала? Она сейчас рыдает дома, в той самой комнате, где мы жили втроем. Черт тебя подери, Мэлори!

Рейчел казалось, что она слышит, как Мэлори дразнит ее своим низким, густым голосом: «Ай-ай-ай, хорошие девочки не ругаются».

Почудилось, будто запах ванили усилился.

– Еще как ругаются, и для того есть причина – твое самоубийство, Мэлори.

Рейчел не была в этой квартире несколько лет: Мэлори ясно дала понять – «вход воспрещен». Расхаживая большими шагами по комнатам, Рейчел все острее чувствовала горе и растерянность. Обстановка – темная, тяжелая, больше подходящая мужчине, нежели женщине. Мэлори и не скрывала, что ее посещали мужчины, которые приходили ночью, а уходили утром, оставляя хорошее вознаграждение…

«Я заработала этот дом, – однажды раздраженно сказала Мэлори. – Он мой, куплен и оплачен муками, о которых ты, девочка из Нью-Йорка, даже не подозреваешь».

Тяжелые темно-бордовые портьеры с золоченой окантовкой смягчали очертания темно-коричневой мебели, рядом с большим кожаным креслом стоял хьюмидор.

Рейчел задержалась у музыкального центра. Мэлори очень внимательно относилась к музыке, всегда выбирала ту, которая соответствовала ее настроению. Рейчел нажала кнопку, и хрипловатые приятные звуки ритм-н-блюза наполнили комнату – идеальный аккомпанемент для смерти. Музыка, как биение живого сердца, разрывала плотность тишины… Я буду с тобой вечно, пока бьются о берег волны, пока кружат в небе голуби, пока цветут розы, пока не остановится время… я буду с тобой вечно… в том далеком «завтра»…

Песня невыносимо терзала душу, и Рейчел выключила проигрыватель. Прошла в кухню, принялась зачем-то открывать и закрывать дверцы шкафов, выдвигать и задвигать ящики. Тарелок было немного, все разные, несколько дешевых столовых приборов, кастрюли, сковородки, прочая кухонная утварь – все покрывала пыль, здесь давно ничем не пользовались. Рейчел машинально сполоснула кофеварку и поставила ее на место. В холодильнике было пусто, только в морозилке лежало несколько упаковок замороженных обедов.

Ящики шкафов в спальне были перерыты, картина с изображением Лувра висела чуть косо.

– Мэлори, ты мечтала увидеть «Мону Лизу». Ты хотела поехать в Париж – и уже никогда не сможешь этого сделать. А о нас ты подумала? Видишь, Мэлори, до чего ты меня довела? Я разговариваю с пустотой. Я сердита на тебя, и мне плевать, что все это выглядит абсурдно.

Рейчел ясно представила, как Мэлори выдохнула дым и усталым голосом ответила: «Ну, сестричка, у каждого в жизни бывают горькие минуты. Что теперь собираешься делать? Догонишь и отругаешь?»

– Все остришь, – прошептала Рейчел.

Большая кровать в спальне, на которой умерла Мэлори, была слегка смята, должно быть, здесь сидел полицейский или детектив, выслушивая чьи-то показания и занося их в блокнот…

– Где ты, Мэлори? Где та девочка, которую я знала? Это не ты, не ты, – горячо шептала Рейчел, оглядывая спальню.

Зеркальные дверцы платяного шкафа, косметика на туалетном столике: цвета холодные, с перламутровым блеском. В просторной ванной на полке у раковины косметика Мэлори смешивалась с мужскими туалетными принадлежностями. «Я люблю тебя, Кайл. Спасибо», – было написано красной губной помадой на зеркале.

Кайл… Рейчел нахмурилась, все ее тело напряглось. Много лет назад, а если точнее, когда ей было двадцать, Кайл Скэнлон переехал жить в их город. У него был ярко-красный спортивный автомобиль, который он потом продал, чтобы купить долю в какой-то захудалой авторемонтной мастерской. В двадцать лет, когда Рейчел училась в колледже, высокий и крепкий Кайл ей очень не нравился. Он носил длинные волосы и баки, а узкие, обтягивающие джинсы были вечно перепачканы машинным маслом. Своим независимым, самоуверенным видом он ясно давал понять, что ему совершенно безразлично, что она или кто другой о нем думают. Мэлори тогда был двадцать один год, она нашла Кайла неотразимым, и у них завязались длительные отношения. Сейчас Кайлу было тридцать пять, бакенбарды исчезли, он обосновался в Нептун-Лендинге с непринужденностью, которая раздражала Рейчел.

– Лучше бы ты его никогда не встречала, Мэлори, и все было бы по-другому, – прошептала Рейчел.

«Я люблю тебя, Кайл…» – было написано красной губной помадой на зеркале знакомым аккуратным почерком Мэлори. Рейчел задумалась. Тщательно нанесенный макияж не мог скрыть горя, тенями легшего под ее карими глазами. Несколько прядей прямых, длиной до плеч волос из-за ветра выбились из-под ободка, который удерживал волосы откинутыми назад, открывая простое лицо, раздраженное и бледное от эмоций, с плотно сжатыми от душевной боли губами. Рейчел казалось, что сквозь зеркало она смотрит на женщину, оставившую это признание, – на сестру.

Почему Мэлори покончила с собой? Почему отвернулась от семьи? Похоже, все ответы кроются в одном имени…

Кайл. Она написала Кайлу. За что она его благодарила? За то, что он погубил ее? Рейчел, которая редко злилась, сейчас была в ярости: она считала причастным к самоубийству Мэлори Кайла Скэнлона.

– Она умерла из-за тебя.

Рейчел быстро прошла мимо кровати: не хотела, чтобы ее воображение оживило картину смерти сестры: Мэлори запивает шампанским горсть таблеток и пишет короткую предсмертную записку приемной семье. В гостиной Рейчел принялась изучать содержимое мини-бара: коллекция разноцветных бутылок с ликерами, разнокалиберные бокалы на верхней полке.

Она медленно провела рукой по длинному черному футляру, где хранился кий Мэлори – подарок Трины. Рейчел непроизвольно открыла футляр, там лежал сборный кий ручной работы, украшенный инкрустацией. Она собрала кий, поражаясь его идеальному состоянию и новому наконечнику. Если уж не за собой, то за кием Мэлори очень хорошо ухаживала.

– Ладно, последние несколько лет меня сюда не приглашали. Ты определенно не хотела меня здесь видеть. Да, конечно, мы встречались в мамином доме или еще где-то, но только не здесь. Почему? Ты должна объяснить это, Мэлори! Почему, черт возьми, твоя квартира превратилась в какую-то запретную зону?

Я по-прежнему здесь, глупышка. Для тебя я всегда буду здесь.

Казалось, шепот Мэлори эхом растворился во влажном, душном полумраке. Рейчел даже замерла, прислушиваясь, настолько он показался ей реальным…

По Атлантис-стрит с воем носился ветер, раскачиваясь, скрипела деревянная вывеска «Девять шаров», медленно полз мусоровоз, грохотали опустошаемые мусорные баки. Металлический трезвон свидетельствовал о том, что ветер подхватил один из баков и покатил его по мостовой.

Мусоровоз приехал позже обычного; сегодня его хозяин, Томми Джеймс, был на похоронах Мэлори…

Злость уступила место боли. Рейчел опустилась в большое, мягкое кресло и, обхватив себя руками, пнула стоявшую рядом тахту.

– Я не хочу думать о том, что здесь происходило, кто был здесь с тобой и чем вы занимались. Я полюбила тебя в тот самый момент, когда ты вошла в наш класс. И я просила маму удочерить не просто вызывающую жалость, обездоленную бродяжку, брошенную родителями. Ты была моей сестрой, такой же родной, как и Джада. Почему ты не рассказала мне о своих проблемах? В конце концов, мы могли бы вместе их решить.

Нужно было чаще приезжать домой, стараться больше времени проводить с Мэлори.

В последние годы Мэлори начала больше пить и сильно изменилась, стала резкой, циничной, холодной. И вместе с тем ее переполняли отчаяние и страх. Казалось, страх преследовал ее постоянно. Иногда она смотрела на Рейчел так, словно хотела рассказать какую-то ужасную тайну.

Сестры делятся секретами, не правда ли? Чего же так сильно боялась Мэлори? Что же мучило ее, раз она нашла спасение в смерти?

– Все так нехорошо получилось, Мэлори. Я многим тебе обязана, и теперь я должна вернуть долг – как-то это надо сделать. Ты сыграла со мной злую шутку – оставила в должниках, – сдавленным из-за спазма в горле голосом прошептала Рейчел. – И я готова вернуть долг и прошу тебя: не уходи, побудь здесь, пока я этого не сделаю.

«Ты мне ничего не должна, детка», – как-то давно сказала ей Мэлори.

– Ты же знаешь, должна, черт тебя побери, должна! И я верну тебе долг, будь он неладен.

Мгновенно злость сменилась печалью.

– Ты никогда не играла открыто, Мэлори. Я люблю тебя…

Желая поскорее покинуть пугающую пустотой квартиру, Рейчел рывком открыла входную дверь и на пороге столкнулась с человеком, лица которого не было видно из-за падавшей на него тени и воротника, высоко поднятого для защиты от ветра и холодного тумана. «Это, наверное, один из ее…» Нет, это был Шейн Темплтон, священник, проводивший погребальную церемонию. Он чуть повернул голову, и ветер тут же взъерошил его мягкие волосы. Священник пригладил их и тихо произнес:

– Я видел, как вы вошли в дом. У нас не было возможности поговорить, и я подумал, может быть, вы нуждаетесь в поддержке, и мы могли бы побеседовать здесь, где Мэлори жила и где так неправедно оборвалась ее жизнь.

– Я… да, входите.

– Но вы ведь уже уходите, и я не хочу вас задерживать. Мы можем пообщаться как-нибудь в другой раз. Знаете, Мэлори приходила ко мне за советом.

– Мне об этом ничего не известно, но я бы хотела узнать подробности о жизни Мэлори, отец Темплтон.

– Пожалуйста, называйте меня по имени, так будет удобнее. Жаль, что мы раньше никогда не встречались, ваша сестра гордилась вами и так много рассказывала о ваших успехах. – Шейн прошел в гостиную, и Рейчел закрыла дверь. – Холодно сегодня.

– И в доме холодно. – Она щелкнула выключателем и при свете смогла внимательно рассмотреть лицо Шейна: худое, тонкое, с пухлыми, четко очерченными губами. – Расскажите мне о Мэлори, как вы с ней познакомились. Последние два года она… мы с ней немного отдалились друг от друга.

Шейну Темплтону было около сорока, высокий, сухопарый, в длинном темном пальто, из-под ворота которого виднелась бордовая водолазка. Каштановые волосы были зачесаны набок и открывали бледный лоб, который делал его узкое лицо более округлым. Темплтон оглядел гостиную и взглянул Рейчел прямо в глаза.

– Я пытался понять ее. Пытался объяснить, что любовь придет к ней, как только она откроет для нее сердце. Ваша сестра была чудесным человеком, с богатым внутренним миром. Очень сильная, пока…

– Я знаю.

– Ее биологические родители были алкоголиками. Вы знали об этом?

Эта новость очень удивила Рейчел.

– Нет, не знала. Она не рассказывала о своем детстве, то есть о том, как жила до того, как мама удочерила ее. Мы знали только, что ей не уделяли должного внимания.

Внезапно Темплтон заговорил очень резко, взгляд его горел.

– Еще ребенком она познала много страданий, ей приходилось голодать, в доме всегда было грязно. Я слушал ее и чувствовал свою абсолютную беспомощность. Мне хотелось как-то утешить Мэлори.

Голос Темплтона зазвучал теперь мелодично и мягко, лицо осветилось нежностью. Голубые глаза подобрели и сейчас контрастно выделялись на лице с резкими чертами и орлиным носом, губы смягчило сострадание.

– Мне казалось, что во время наших бесед я делился с ней сердечным теплом, в котором она так нуждалась. Конечно, этого было недостаточно… Я надеялся. Она была таким милым человеком.

– Мама и Джада говорили, что какое-то время Мэлори помогала в церкви.

Шейн остановил взгляд на изображении Лувра, подошел и поправил висевшую косо рамку.

– Я подарил ей эту репродукцию, чтобы, глядя на нее, она могла отвлечься от жизненных проблем, иметь стимул в жизни, мечтать о путешествии. Чудесная страна, я имею в виду Францию… Я пытался подружить Мэлори с другими прихожанками, но ей всегда что-то мешало, какие-то внутренние комплексы, которые затрудняли ее общение с людьми. Она уважала вашу семью и очень вас всех любила.

Темплтон обвел взглядом гостиную.

– Да, здесь довольно прохладно. Мэлори согревала дом своим присутствием. Вы чувствуете, что она все еще здесь? Близким иногда так кажется, потом горе ослабевает, и связь окончательно разрывается…

– Я думаю, наша связь с Мэлори не разорвется. Она моя сестра, и я любила ее.

– Ее трудно было не любить, такая теплая и дружелюбная… Я дал ей Библию, простите, не сочтите за оскорбление, но я хотел бы забрать ее, как память о женщине, которая пыталась изменить свою жизнь к лучшему. Она будет источником вдохновения для заблудших душ.

Рейчел коснулась плеча Темплтона и с удивлением почувствовала, что он дрожит.

– Я благодарна вам за то, что вы поддерживали Мэлори. Я не знаю, где у нее что лежит, но, если я найду Библию, я верну ее вам.

– Часто люди, охваченные горем после потери близкого человека, нуждаются в помощи. Так позвольте мне помочь вам. Меня трудно удивить, но Мэлори вела себя так, словно хотела шокировать меня. – Темплтон улыбнулся и положил свою руку на руку Рейчел. Его рука была белой и мягкой, под стать его внешности ученого. – Я буду рад оказать помощь вашей семье, если возникнет необходимость, так что, пожалуйста, звоните.

После ухода Темплтона Рейчел вновь уловила тонкий аромат ванили, который так нравился Мэлори до того, как она перешла на более тяжелые и резкие запахи.

– Мэлори? – еле слышно позвала Рейчел.

Она тряхнула головой – ее сестра умерла, и, несомненно, горе повлияло на ее эмоциональное состояние, как верно заметил Шейн.

Рейчел закрыла глаза и услышала отзвуки веселого детского смеха. Она видела Мэлори – девочку с тонкими ножками и ручками, бегущую по пляжу. Вот она ныряет в волны, потом поворачивается и смотрит, бросая вызов Джаде и Рейчел, всем своим видом призывая и их окунуться в ледяную воду.

Окинув взглядом обстановку гостиной, Рейчел мгновенно убедилась, что та девочка исчезла навсегда, задолго до смерти Мэлори.

Да, Рейчел чувствовала присутствие сестры.

– Ты ведь не собираешься уходить? Я еще не со всем тут разобралась… – сердито начала она.

А затем тихо, с трудом Рейчел прошептала:

– Мэлори? Ты ведь еще здесь?

Да, детка.

Рейчел нахмурилась, до этого она была слишком возбуждена, теперь ей вдруг стало жутко в квартире сестры. Несмотря на возникшие в последние годы сложности в их отношениях, Рейчел была привязана к Мэлори. Голос и сказанные Мэлори фразы все еще звучали в ее голове, перемешиваясь с обрывочными картинами из прошлого.

Рейчел тихо выругалась, хотя никто не мог ее слышать, кроме стен квартиры, в которой жила сестра.

Тишина обступила Рейчел, плотная, вязкая, отныне она будет разделять ее и Мэлори вечно.

– Ты мне нужна, Мэлори. А тебя больше нет. И это сводит меня с ума.

Рейчел обхватила себя руками:

– Жили-были три сестры… Почему так не могло быть всегда?

Слова последнего разговора с Мэлори эхом звенели в голове: «Все меняется, милая. Знаешь, мы живем не в сказочной стране… Мы с тобой разные. Ты – ориентированная на успех, стремящаяся вверх, не признающая никаких преград девушка. Вот кто ты, если ты этого до сих пор не знала. А я… я родилась на дне, там и останусь навсегда. Ты не можешь изменить меня, как никто не может переубедить тебя, если уж ты решила делать что-то так, а не иначе. Я восхищаюсь тобой, правда восхищаюсь. Моя сестра многого в жизни достигла».

– Я любила тебя. Разве это ничего не значит? – требовала Рейчел ответа у холодной, пустой комнаты. Однако вопрос растворился в тишине…