Текст книги "Проклятые башни"

Автор книги: Кейт Форсит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

Кланы Мак-Фоганов и Мак-Кьюиннов многие столетия враждовали, и Айен мог предполагать, что действиями его матери руководит желание навредить Мак-Кьюиннам. Но ему не передалась ее всепоглощающая ненависть; по сути, все вышло совсем наоборот. После двух месяцев сражений бок о бок с Лахланом Айен с крылатым ри стали близкими друзьями. Они были примерно одного возраста, оба недавно женились, и у обоих были новорожденные сыновья. Оба унаследовали магическую силу вместе с благородным именем и правом на власть и остро осознавали ответственность, которую это наследие на них налагало. И, возможно, самое главное обстоятельство, сблизившее их больше всего, состояло в том, что оба были очень застенчивы: Лахлан – поскольку долгие годы прожил в облике калеки, а Айен – из-за своего заикания.

Изолт и Эльфрида, однако, подругами не стали, несмотря на сходный возраст и жизненные обстоятельства. Банри презирала кротость и покорность Эльфриды, и ей нередко приходилось брать себя в руки, чтобы не выказать свое раздражение. Роды у Эльфриды были нелегкими, и ей понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и восстановить силы, тогда как Изолт не находила себе места, злясь на правила приличия, которые удерживали ее в Блэйргоури, в то время как Лахлан уехал на войну. Хотя она и любила своего крылатого малыша, но все равно никак не могла взять в толк, почему наличие маленького ребенка должно мешать ей сражаться бок о бок с мужем. Она знала, что подобные взгляды шокировали и вызывали недовольство многих лордов, поэтому попыталась обуздать нетерпение и обратить свою энергию на планирование походов и организацию питания и вооружения такой большой армии.

Весть о том, что дочь Майи Бронвин оказалась в руках Реншо Безжалостного, очень встревожила Изолт. Она отказывалась верить в предательство Изабо, о котором настойчиво твердил Лахлан.

Финли Бесстрашный отправился по следу Реншо, и все надеялись, что ему удастся разузнать, как Главный Искатель заполучил маленькую банприоннсу. Это было опасное задание, ибо бывший Главный Искатель бежал на юго-восток, прямо в сердце территории, захваченной Яркими Солдатами. В ожидании хоть каких-нибудь сведений Мегэн мучилась беспокойством за безопасность Изабо и Бронвин, часто пытаясь связаться с молодой ученицей через хрустальный шар. Но в нем она видела одни лишь клубящиеся облака, и это ее очень смущало.

– Я не могу ничего понять, – однажды утром сказала она Изолт, меряя шагами пол королевских покоев в Крепости Блэйргоури. – Печать, скрывавшую третий глаза Изабо, я сняла еще в прошлом году и должна была бы без труда связаться с ней. То есть, если, конечно, она не находится невообразимо далеко или не скрыта от меня какими-нибудь магическими средствами. – Мегэн сжала свои узловатые руки, и Гита успокаивающе ткнулся ей в шею.

Эльфрида с сочувствием посмотрела на старую ведьму. Она сидела на полу и играла со своим сыном, пока Сьюки пыталась переодеть Доннкана – нелегкая задача, если учитывать, что малыш как раз начал пробовать свои крылья.

Мегэн вздохнула.

– Жаль, что она так сбежала. Ей следовало довериться мне, я позаботилась бы о девочке. Ну да ладно, если мы доберемся до Дан-Идена, я смогу использовать для поисков магический пруд в Башне Благословенных Полей. Надеюсь, что она в безопасности.

– Может быть, Финли скоро вернется с новостями о Реншо, и мы узнаем, попала ли ваша сестра в плен или стала союзницей Красных Стражей, – сказал Гвилим.

– Лахлан все еще уверен, что Изабо перебежала к нашим врагам, – заметила Изолт, поднимая глаза от своих записей.

Латифа сидела рядом с ней, помогая подсчитать, сколько провианта нужно закупить, прежде чем Серые Плащи снова пойдут на Блессем. Лицо старой кухарки расстроенно сморщилось, и она возразила:

– Я в это не верю. Изабо не предала бы Шабаш!

– Нет, она не такая, – решительно сказала Мегэн. – Лахлан должен это знать. Глупый мальчишка, он так и не забыл, что Изабо спасла его от Оула, поэтому вечно обвиняет ее во всех смертных грехах. Может, Изабо и импульсивна, но она не предательница. Изолт, между вами всегда была сильная связь. Ты не можешь сказать, где твоя сестра?

Тонкие медно-рыжие брови Изолт сошлись на переносице.

– Ей не больно, это точно. Я уверена, что почувствовала бы, если бы ее ранили или убили. Я не могу сказать, где она находится. Все, что я чувствую, это одиночество и печаль. Где бы Изабо ни была, вряд ли она счастлива.

Изабо медленно пробиралась через заросли шиповника, обрывая грозди ягод и складывая их в мешочек на поясе. Через каждые несколько шагов ей приходилось отрубать длинные зеленые побеги, расчищая себе дорогу. Хотя светило солнце, было холодно, и Изабо накинула на плечи старый плед.

Ее лицо было бледным и печальным, а под глазами залегли темные тени. Время от времени девушка вздыхала, с усталым безразличием оглядываясь вокруг, прежде чем заставить себя продолжать работу. Позади виднелась разрушенная, поросшая мхом у основания арка из серого камня, обрамлявшая квадрат недавно вскопанной и засеянной земли. За ней возвышалась стена, множество камней которой раскрошились или вывалились. Вся арка и стена были оплетены длинными ветвями шиповника, ощетинившегося грозными шипами. Там и сям тугие бутоны уже начали превращаться в розы, чьи белые лепестки были окаймлены красным, точно их окунули в кровь.

Прошло уже почти три месяца с тех пор, как Лазарь по Старому Пути примчал сюда цепляющуюся за его спину Изабо и Бронвин. Когда дракон спустился с небес, чтобы посмотреть на них, гнедой жеребец помчался вперед с еще большей скоростью и по магической дороге добрался до второго кольца из пылающих колонн, точно такого же, как тот, что окружал Пруд Двух Лун. Изабо, прижавшись влажной щекой к шее Лазаря, еле дышала, в таком напряжении были ее сердце и легкие. Их окружала мерцающая пелена серебристо-зеленого огня, и Изабо плакала, чувствуя, как она обжигает кожу. Потом жеребец вырвался из огненного туннеля, и они оказались в круге из древних камней. Не в силах больше держаться, Изабо соскользнула с конской спины и упала на колени в снег, слыша отдающиеся эхом пронзительные вопли малышки.

Прошло немало времени, прежде чем она пришла в себя. Отвязав малышку и прижав ее к плечу, она изумленно оглядела горизонт. Во всех направлениях тянулись заснеженные луга и леса, над которыми возвышались зубчатые горные вершины. Два огромных изогнутых пика утыкались в небо, точно скрюченные пальцы. Морозный воздух обжигал легкие. Хмельной, точно терновое вино, он ударил ей в голову, и сердце у нее учащенно забилось. Хотя небо на востоке только начало слабо светиться, они каким-то образом очутились высоко в горах, так высоко, что от резкого перепада давления у Изабо закружилась голова. Она села обратно в снег, пережидая приступ дурноты, потом медленно поднялась на ноги. Над ней нависали два пика, невероятно похожие на узкую вершину Драконьего Когтя, и Изабо охватило какое-то странное чувство нереальности окружающего мира. Казалось невозможным, что всего лишь за одну ночь они проделали такой большой путь, и все же форма двух пиков была столь тревожно знакомой, что Изабо оставалось лишь потрясенно смотреть на них и верить. Они были в Проклятой Долине, по другую сторону Драконьего Когтя от укромной долины, где она когда-то жила с Мегэн. Это был Тирлетан, собственная страна Изабо.

Гнедой жеребец стоял неподвижно, понурив голову. Его бока ходили ходуном, от них шел пар, тонкие ноги дрожали, и Изабо положила малышку на свою шаль, чтобы обтереть его. Она чувствовала слабость и головокружение, но превозмогла свою дурноту, потому что прежде всего следовало позаботиться о коне. Лазарь снова спас ее, и она знала, как опасен морозный воздух в его разгоряченном и изнуренном состоянии. Призвав на помощь свою колдовскую силу, она растопила снег в оловянной миске, напоила его и укутала своим пледом. Потом подняла недовольную малышку, чьи пеленки уже промокли насквозь. Необходимо было как можно скорее найти какой-нибудь приют и развести огонь, чтобы переодеть и покормить плачущую девочку, и всем немного обогреться.

Она беспомощно оглядывалась по сторонам, когда вдруг заметила стройную белую фигуру, летящую к ним по светлеющему небу. Изабо прикрыла глаза ладонью и смотрела на нее с изумлением и радостью. Это была женщина с длинными серебристыми волосами, которые плыли за ней, точно венчальная вуаль банри. Она летела легко и быстро, как снежный гусь, вытянув перед собой руки, и ее тонкое платье трепетало на морозном ветру. Глаза Изабо расширились, узнавая, и женщина с легкой грацией опустилась в снег.

– Ишбель! – воскликнула Изабо и протянула к ней руки, чувствуя, как глаза защипало от слез. Она видела свою мать всего один раз и тогда еще ничего не знала об их родстве. Счастье затопило ее – наконец-то они могли встретиться как мать и дочь и наверстать эти долгие шестнадцать потерянных лет.

Но Ишбель, казалось, едва заметила ее. Она сделала несколько неверных шагов по направлению к жеребцу, который поднял голову и протяжно заржал.

– Хан’гарад? – прошептала Ишбель. – Нет, не может быть!

Жеребец затанцевал, тряся рыжей гривой. Ишбель умоляюще протянула к нему руки, а потом, к ужасу Изабо, пошатнулась и упала на землю.

Рыжий жеребец подошел к лежащей женщине, тычась в нее носом и осторожно касаясь губами ее щеки. Потом он развернулся к Изабо и, глядя на нее огромными темными глазами, сказал: Помоги ей! Пожалуйста, дочка, помоги ей.

Изабо вздохнула, вспоминая этот день, потом отрубила последние колючие ветви и очутилась на берегу озера. Волны с тихим плеском подбегали к самым ее ногам. Она наклонилась и, набрав в горсть воды, поднесла ее ко рту. Вода была пресной и очень холодной. Изабо выпила все до капли и оглядела спокойную гладь озера, в которой отражались Проклятые Вершины, возвышающиеся на другой его стороне. По берегу гуляли Ишбель и гнедой жеребец, и ее рука ерошила его гриву. Изабо снова вздохнула и села на землю, глядя на них и опустив босые ноги в воду.

Когда Ишбель спустилась с неба, а потом упала без чувств, первые минуты прошли словно в каком-то ошеломляющем круговороте. После ужаса и изнеможения прошедшей долгой ночи и отчаянного побега по Старому Пути это для Изабо было уже чересчур. Она просто опустилась на колени рядом с матерью, переводя взгляд с ее бледного отрешенного лица на не находящего себе места жеребца. Озираясь вокруг безумным взглядом, Изабо поняла, что действительно находится в Проклятой Долине. Изолт описала ей это место с его пиками-близнецами, рекой и озером и двойной Башней, скрытой в сердце колючей чащи. Изабо видела черную замерзшую поверхность озера, уходящую вдаль от подножья холма, и его противоположный берег, заросший густым шиповником. Над голым по-зимнему лесом вздымались две высокие башни, и Изабо решила, что сможет в них найти убежище.

Но сначала необходимо было отдохнуть, поесть и позаботиться о маленькой банприоннсе, поэтому она укрыла спящую колдунью одеялами, набрала хвороста и сварила горшок каши, которую они разделили с малышкой. К тому времени, как они поели, над гребнями гор собрались тяжелые дождевые тучи, и ветер начал крепчать. Изабо поспешно сделала из сучьев грубые салазки, скрепив их веревкой из своей сумки и покрыв одеялами и пледом. Когда ей наконец удалось переложить туда бесчувственное тело своей матери, и запрячь жеребца, она дрожала от усталости.

Но ее тяжелый путь только начинался. Солнце уже давно зашло, когда усталая процессия в конце концов дотащилась по снегу до опушки леса. В полдень на них обрушился буран, и Изабо непременно заблудилась бы в рое кружащихся снежинок, если бы не свет, горевший в окнах одной из Башен. Каждый раз, когда колени готовы были подломиться под ней и ноги отказывались идти, стоило лишь задержаться взглядом на этом маячке, и она чувствовала прилив свежих сил. Изабо понимала, что все они умрут, если она поддастся непреодолимому желанию заснуть под этим мягким снежным покрывалом.

И все же они могли так и не отыскать дорогу через колючую чащу, если бы встревоженный Фельд не искал в темноте Ишбель. Это он зажег свет во всех комнатах Башни, чтобы помочь ведьме найти дорогу домой, а когда буря усилилась, вышел в морозную ночь с фонарем в руке, выкрикивая ее имя.

Изабо так устала, что еле передвигала ноги, вцепившись в веревку, которой привязала салазки к Лазарю. Его ржание заставило Изабо очнуться, и она подняла заледеневшее лицо, оглядываясь вокруг. Увидев колеблющийся огонек, она из последних сил хрипло закричала.

Старый колдун поспешил к ним, и свет от высоко поднятого фонаря придавал его морщинистому лицу с всклокоченной бородой какой-то странный демонический вид.

– Клянусь Бородой Кентавра! – воскликнул он. – Изолт, это ты? Что ты здесь делаешь?

Свет фонаря упал на салазки, где под толстой снежной шапкой лежали Ишбель и Бронвин. Фельд снова охнул, но все-таки взял себя в руки и вывел замерзшую группку к Башням Роз и Шипов; там он кормил путников и позаботился о них не хуже, чем мать о своем новорожденном ребенке. Вскоре он разглядел, что эта перепачканная с головы до ног молодая женщина – не Изолт, но так ничего и не понял из ее сбивчивых объяснений.

– Не беспокойся об этом сейчас, девочка, – ласково сказал он. – Давай я отведу тебя в теплую постель и принесу горячего поссета, чтобы ты согрелась, а рассказы оставим на завтра. Не беспокойся о коне, я позабочусь о нем, обещаю, и о малышке тоже.

Старый колдун отнес Ишбель обратно в ее комнату. Изабо пошла с ним, не в силах отвести глаз от бледного лица спящей матери. Когда они дошли до комнаты Ишбель, в которой не было никакой мебели, Фельд просто отпустил ее, и она всплыла в воздух, а серебристые пряди волос окутали ее хрупкую фигурку мягким коконом. Невероятно длинные, они щекотали лицо и шею Изабо, и когда она одной рукой отмахнулась от них, поплыли обратно и обвились вокруг спящей женщины. Ишбель вздохнула и подложила руки под худую щеку.

– Хан’гарад, – пробормотала она, потом повернулась и уютно улеглась в гнездо из своих серебристых волос.

Первые две недели своего пребывания в долине Изабо приходила к матери каждый день и просто смотрела на нее. Она легко приспособилась к однообразию жизни в башне, уходя на поиски еды в долину, вскапывая землю и сажая растения в садике, ухаживая за малышкой и читая книги, которые нашла в библиотеке, где Фельд проводил большую часть времени. Такая жизнь очень походила на ту, что она вела с Мегэн в их укромной долине, и это только обостряло чувство нереальности, как будто время и пространство сдвинулись и она снова была маленькой девочкой, жаждущей любви и приключений.

Изабо оказалось почти невозможно постичь тот факт, что она находилась здесь, в Башнях Роз и Шипов, вместе со своей давно потерянной матерью, которая снова погрузилась в глубины зачарованного сна. Еще труднее было поверить, что гнедой жеребец, который унес ее так далеко и таким странным способом, на самом деле оказался ее отцом, томящимся в теле коня, точно так же, как Лахлан когда-то был заперт в теле дрозда.

Несмотря на то, что это объяснило бы очень многие вещи, удивлявшие ее в Лазаре – их мгновенно установившееся взаимопонимание и постепенно усиливающуюся связь, его отчаянные слова, звучавшие, пусть и не так много раз, у нее в мозгу, его способность путешествовать по Старым Путям – ее разум просто отказывался принять такое объяснение. Снова и снова Изабо пыталась убедить себя, но ее сердце только начинало биться быстрее, а ладони покрывались потом. Она заглядывала в темные блестящие глаза жеребца и умоляла его как-то подтвердить это, но он просто отскакивал прочь, тряся гривой, а когда пыталась поговорить с ним мысленным голосом – лишь тыкался в нее мягким носом, негромко фыркая. Она повторяла себе, что Лазарь – потомок Энгарара, одного из шести жеребцов, которых Кьюинн Львиное Сердце взял с собой в Великий Переход, но каждый раз вспоминала, что это сказала Майя, а ей доверять не стоило.

Наступил Кандлемас, нарушив монотонное течение их жизни, а с ним и семнадцатый день рождения Изабо. День выдался холодным и дождливым, и озера было почти не видно в густом тумане. Глядя в окно и кутаясь в плед, Изабо тихонько напевала:

Коль ясен и светел будет Кандлемас,

Зима возвратится к нам еще раз.

А если с небес прольются дожди,

В этом году ее больше не жди.

Она криво усмехнулась, повторив тихонько:

– В этом году ее больше не жди.

Эти слова наполнили ее сердце тоской, а глаза – слезами. Столько всего произошло за год с ее прошлого дня рождения! Она пронесла Ключ Шабаша через всю страну, потеряла два пальца левой руки в пыточных камерах Оула, была шпионкой повстанцев в собственном дворце Майи Колдуньи. Она провела Изолт и Лахлана по лабиринту Пруда Двух Лун и видела, как луны поглотили друг друга. Она смотрела, как Лодестар погружали в колдовские воды пруда, и сама нырнула в него, спасая маленькую банприоннсу. Она узнала, что и сама была банприоннсой, наследницей Башен Роз и Шипов, и нашла своих потерянных мать и отца.

Боль, колючая и холодная, точно осколок льда, пронзила ее. Мать не удостоила ее даже взглядом. Изабо мечтала воссоединиться с ней, с тех самых пор, как узнала, что Ишбель жива, но та смотрела лишь на гнедого жеребца. И что за жестокая насмешка судьбы найти своего отца – заключенным в теле лошади. Это было даже хуже, чем вообще не знать, жив он или умер. Он слишком долго был жеребцом, и Изабо очень опасалась, что в нем уже совсем ничего не осталось от человека. Она знала, что Лахлану было очень нелегко снова привыкнуть к жизни в человеческом облике, а ведь он провел в теле дрозда всего лишь четыре года. Каково же будет Хан’гараду, который был конем семнадцать лет?

Совершая вместе с Фельдом обряды Кандлемаса, Изабо пыталась отогнать мрачные мысли. Когда они закончили, старый колдун ласково потрепал ее по плечу, поздравил с днем рождения и вернулся в свою огромную темную библиотеку, заставленную книгами тысячелетней давности, чудесным образом сохранившимися в сухом холодном воздухе гор.

Остаток дня Изабо провела в одиночестве, переходя из одной пыльной и затянутой паутиной комнаты в другую со спящей малышкой на руках. В отличие от других Башен, которые видела Изабо, древнюю красоту этих зданий уничтожил не огонь, а века запустения. Во многих комнатах до сих пор сохранилась мебель, но гобелены на стенах истлели до такой степени, что рассыпались от одного прикосновения, а древесина, прогрызенная древоточцами, стала хрупкой, словно яичная скорлупа. В подушках поселились крысы и мыши, и все было покрыто пометом белых сов.

Часто внезапное касание мягких крыльев так пугало Изабо, что она еле удерживалась, чтобы не вскрикнуть. В Башнях сов гнездилось множество – огромные белые буранные совы, достаточно большие, чтобы схватить Бронвин и проглотить ее целиком; белоснежные рогатые совы, не дававшие крысам и мышам бесконтрольно размножаться, и крошечные карликовые совы, питающиеся мотыльками и пауками. Их странные отдающиеся в ушах крики звенели в Башнях по ночам, когда они летали по темным залам в поисках добычи. Днем большинство из них спало на стропилах, спрятав голову под крыло и нахохлившись. Изабо приходилось следить за тем, чтобы не наступить на их катышки, усеивавшие пол, причем некоторые из них были больше ее кулака.

Она спустилась по широкой винтовой лестнице на нижний этаж и вошла в просторный тронный зал. За окнами так густо разрослась ежевика, что все утопало в зеленоватом сумраке, и в комнате было почти так же темно, как ночью. Лишь необыкновенно острое зрение позволяло Изабо видеть пыльные клочья паутины, свисающие со сводчатого потолка и прилипающие к рукавам, когда приходилось отводить их руками. Она стояла перед двумя высокими тронами, глядя на герб, вырезанный на камне над ними, и видела уже знакомые ей розы и шипы, переплетающиеся под стилизованной фигурой дракона с поднятыми крыльями и занесенными когтями. Под гербом было знамя с девизом клана Мак-Фэйгенов, написанном на латыни. Хотя Изабо не могла читать на древнем языке, она знала от Фельда, что означают эти слова.

– «Те, кто хотят сорвать розу, должны не бояться шипов», – повторила она и печально огляделась. На миг ей показалось, что она видит зал таким, каким он, наверное, был когда-то – полным людей, разговаривающих, смеющихся и танцующих. Менестрели играли веселую музыку; гобелены были пышными я яркими, а молодой мужчина жонглировал бельфрутами, которые взял из вазы на буфете. На троне справа восседал старик, закинувший поседевшую рыжую голову назад и расхохотавшийся, прежде чем протянуть руку и передвинуть коня на красно-белой шахматной доске. Мало похожая на человека женщина, с которой он играл, отбросила со лба белую гриву и пожала плечами, признавая поражение, а он наклонился и поцеловал ее длинные суставчатые пальцы.

Потом Изабо услышала крики и топот бегущих людей. Она увидела старую женщину с безумно всклокоченными длинными рыжими волосами, тронутыми обильной сединой, и с кинжалом в руке; увидела, как кинжал поднимается и падает, поднимается и падает… Кровь потекла по резному дереву трона, заполняя желобки и разлетаясь брызгами по камням.

Через миг видение померкло. Изабо заморгала и огляделась: вокруг лишь сумрачные арки, изорванные гобелены и тяжелые пыльные клочья паутины. Она поежилась, обняв себя за плечи, и развернулась, собираясь уйти. Какой-то предмет у подножия тронов привлек ее внимание, она нагнулась и подняла его, обтерев о юбку. Это оказалась шахматная фигура – конь, искусно вырезанный из сердолика, с рубинами, вставленными в глазницы.

Пошарив в пыли, Изабо нашла мраморную королеву и сердоликовую ладью, а потом задела ногой шахматную доску, разломанную пополам и валяющуюся у ступенек тронов. Она удивленно собрала все предметы вместе, и на миг ей снова послышались отчаянные крики. Суеверно вздрогнув, она положила шахматные фигурки в карман и поспешила прочь из населенного призраками тронного зала.

Но, похоже, каждая комната и каждый зал в старых Башнях могли рассказать историю скорби и безумия, и Изабо бродила по ним долгие часы, все глубже и глубже погружаясь в уныние, пока не обнаружила, что плачет. Таково было ее королевское наследие – этот разрушенный и покрытый паутиной замок, заброшенный сотни лет назад. Такова была ее гордая история.

Она присела на ступеньку, глядя на обветшалую роскошь, и задумалась, что же стало с тем блестящим будущим, которое представлялось ей в мечтах. Она была искалечена, одинока, обречена на добровольное изгнание из круга своих друзей и не имела никакого будущего, кроме перспективы всю жизнь быть нянькой и служанкой при ребенке, который даже не был ее собственным.

Запищала Бронвин, и Изабо встала на ноги, пытаясь отогнать плохое настроение. Они обе замерзли и проголодались, и она довольно уныло подумала об их пустом погребе. В этом году придется отмечать день рождения без праздничного угощения. Она представила торжества, которые должны были проходить в Лукерсирее в честь Изолт, и почувствовала укол зависти. А ведь ты могла остаться и быть с ними на празднике , сказала она себе и попыталась заглушить мысль, которая тотчас же пришла следом, хотя все равно он был бы в честь Банри Изолт, а не в мою.

Внезапно ее охватил гнев. Изабо подумала о матери, спящей в гнезде из волос. Семнадцать лет назад Ишбель родила своих дочерей, и лишь драконы были рядом, чтобы облегчить ей муки страха и боли. Это произошло через неделю после Дня Предательства, и Ишбель избежала сожжения в Башне Двух Лун, пролетев полстраны, чтобы отыскать народ своего возлюбленного. Терзаемая родовыми муками, она рухнула на землю и погибла бы, если бы драконы не подхватили ее и не отнесли в безопасное место. Родив девочек-близнецов, Ишбель впала в свой сверхъестественный сон и проспала семнадцать долгих лет.

Кипя от гнева, Изабо взлетела по величественной винтовой лестнице и распахнула дверь в комнату матери. Ишбель парила в воздухе, немыслимо бледная, и даже в ее губах не было ни кровинки. На миг Изабо утратила свою решимость, но потом пробралась сквозь кокон белых волос и энергично потрясла мать. В конце концов глаза Ишбель медленно открылись и она непонимающе огляделась.

– Пора вставать! – закричала Изабо. – Хватит, ты уже выспалась.

Ишбель взглянула на нее и зевнула, потом потянулась, подняв руки над головой. Ее глаза, такие же ярко-голубые, как и глаза Изабо, снова начали закрываться. Изабо затрясла ее еще сильнее.

– Ты должна проснуться!

В глазах женщины медленно забрезжила какая-то мысль.

– Изолт?

Изабо чуть не разрыдалась от досады.

– Нет, это я, Изабо! Неужели ты не можешь различить нас, своих родных дочерей? Мегэн вот может, а ведь она даже не наша мать. Ты не должна была засыпать так надолго.

– Изабо, – тихо сказала Ишбель и снова зевнула. – Что ты здесь делаешь? – Она оглядела каменные стены, окружающие ее, и ее глаза наполнились слезами. – Мне снилось, что я нашла вашего отца, но он ужасно изменился… ужасно изменился. – Ее нежные губы задрожали и она закричала: – Хан’гарад, почему ты не отвечаешь мне?

Изабо открыла было рот, собираясь ответить сухо: «Потому что он превратился в коня», – но тут же закрыла его, не в силах произнести эти слова. Она посмотрела на худое бледное лицо и сказала ласково:

– Мама, тебе пора уже проснуться. Прошло семнадцать лет. Ты должна смириться с реальностью того, что произошло. Мы, твои дочери, нуждаемся в тебе. Пожалуйста, не спи больше.

Ишбель протерла мокрые глаза кулаками, сказав жалобно:

– Ты не понимаешь…

– Нет, понимаю, правда, понимаю. Я знаю, что ты любила нашего отца и до сих пор оплакиваешь его. Он здесь, но не такой, каким ты его знала, и я думаю, что больше никогда таким не будет. Майя заколдовала его, и он до сих пор под ее заклятием.

– Так это был не сон, – ответила Ишбель, содрогнувшись. – Нет, я не могу этого вынести! Он не мог стать конем! Это слишком ужасно! Только не мой Хан’гарад!

– Думаю, Майя сочла это забавным, – криво усмехнувшись, сказала Изабо.

Ишбель снова содрогнулась и прикрыла глаза руками.

– Нет, нет, – забормотала она.

Изабо схватила ее за плечи и снова тряхнула.

– Не смей больше спать! – предупредила она. – Я никогда не прощу тебя, если ты заснешь еще на семнадцать лет. Просыпайся и позволь мне покормить тебя. Ты такая худая и холодная.

– Я должна увидеть Хан’гарада, я должна убедиться, что это правда, – пробормотала Ишбель. – Где он?

Так Ишбель проснулась. Хотя каждое утро Изабо боялась обнаружить ее снова погрузившейся в зачарованный сон, она каждый раз просыпалась, ела завтрак, который готовила для нее Изабо, а потом гуляла на озере с гнедым жеребцом, стараясь восстановить взаимопонимание. Изабо часто заставала ее рыдающей, прижавшись к рыжему боку или смотрящей в его большие темные глаза, настойчиво пытаясь поговорить с ним. Иногда Хан’гарад отвечал несколькими мысленно произнесенными словами; но чаще он просто тряс гривой и ржал. Вероятно, лишь грозящая опасность могла расшевелить человека, скрывающегося глубоко внутри.

Шли недели, и Ишбель, казалось, смирилась с судьбой своего возлюбленного. Проводя почти все дневные часы с жеребцом, вечерами она оставалась с Фельдом и Изабо, и молодая ведьма начала, наконец, налаживать отношения со своей матерью.

Дни удлинялись, приближалось лето, и Изабо обрела какое-то подобие покоя. Ее дни были так заняты поисками еды и заботами о маленькой Бронвин, что она почти забыла, что Эйлианан охвачен войной. У Фельда было небольшое стадо коз, которые паслись в заросшем саду, так что у них не было недостатка в молоке и сыре, а каждые несколько недель Хан’кобаны оставляли на краю долины кучу кореньев, зерна и овощей – что-то вроде дани. Фельд сказал, что так повелось с тех самых пор, как он пришел в Башни Роз и Шипов, чтобы заботиться об Ишбель. Он рассказал: когда в Башнях жила Изолт, она охотилась и готовила для них пищу, сам же он вечно забывал поесть. Раз или два в день он пытался накормить Ишбель жидкой кашей, которую варил из диких злаков, оставленных Хан’кобанами, но она, как правило, проглатывала лишь несколько ложек, прежде чем отвернуть от него спящее лицо.

Теперь Ишбель проснулась и снова ела с аппетитом, и Изабо с удовольствием готовила для всех. К счастью, была весна, и долина изобиловала всевозможными травами, грибами, кореньями, ранними ягодами и листвой. Ученица ведьмы нашла дупло, где жили дикие пчелы, и уговорила их перелететь в новый улей, поставленный в саду. Многие обнаруженные ею травы и овощи она пересадила в ту часть сада, которую очистила от сорняков и шиповника, и семена еще многих растений собирала, чтобы посадить позднее, когда земля будет хорошо прогрета солнцем. Главной проблемой Изабо было найти соль, чтобы добавлять ее в воду для купания Бронвин. Фэйрги были морскими жителями и умирали, если слишком долго находились вне соленой воды. В Лукерсирее недостатка в соли не было. Она являлась одной из главных статей экспорта в Клахане и использовалась для вяления рыбы, соления овощей, дубления шкур и изготовления стекла и эмалированных украшений. Среди аристократок даже стало модным принимать ванны с солью в подражание Майе, поэтому ее продавали на рынках в маленьких холщовых мешочках, подмешивая туда розовые лепестки или душистые травы. Но в Тирлетане не было соляных озер, а море находилось за многие сотни миль. Убегая, Изабо прихватила мешок с солью, но запас подходил к концу, и она беспокоилась, что будет делать, когда мешок совсем опустеет. Она предполагала, что озеро у подножия Башен, как множество озер в горных районах, может быть богато солями и минералами, но теперь знала, что оно было таким же чистым и пресным, как и озеро в их укромной долине.

Изабо нахмурилась, поболтав в воде ногами и разбив безмятежное отражение белых и красных роз. Она отвернулась от Лазаря и Ишбель, все еще гулявших на другом берегу, и загляделась на пики-близнецы Драконьего Когтя.

Высоко над остроконечными вершинами, сияя в солнечных лучах яркой медью, парил дракон. У Изабо инстинктивно свело мышцы живота, сердце бешено заколотилось. Она вытащила из ледяной воды закоченевшие ноги и обтерла их краем пледа.

По пути обратно в Башни Изабо обдумывала свою проблему. Если она в самое ближайшее время не найдет источник соли, Бронвин заболеет и умрет. Единственным решением, которое видела Изабо, было перебраться вместе с Бронвин назад в укромную долину. Там глубоко под горой было подземное озеро, где извилистыми колоннами росли сталактиты и сталагмиты, а вода была горькой. Изабо очень надеялась, что купание в его богатых минералами водах поможет Бронвин избежать обезвоживания и лихорадки. В противном случае ей не оставалось ничего другого, как отправиться обратно к побережью, и как можно быстрее; не для того она спасала Бронвин от опасности в Лукерсирее, чтобы тут же поставить ее в гораздо более угрожающую ее жизни ситуацию.